История либертарного сопротивления. О настоящем человеке. Памяти Петра Петровича Сиуды

Для многих из нас, участников анархического движения, общественная активность – эпизод в биографии, несколько порций адреналина, пара часов в милицейском отделении, пяток красивых фраз из радикального журнала, возможность выглядеть «крутым» в своих и чужих глазах, ступенька между несмышленым тинейджерством и взрослой солидностью. Но есть и те, кто и сегодня платят за свои убеждения самую дорогую цену – здоровье и саму жизнь. 15 лет назад погиб Петр Петрович Сиуда. Его имя не должно быть забыто нынешними анархистами.

Впервые я увидел его на одном из собраний неформалов в начале 1988 года. Он выделялся своим видом и возрастом на фоне окружающих (мало кому из нас было за двадцать). А тут – взрослый, основательный, почти пожилой дядечка. Сначала он долго сидел, слушал, а потом взял слово. Не помню точно, что он говорил тогда – кажется, о необходимости всем объединится для борьбы против партократии. Запомнилась выстраданность, убежденность и резкость его тона (при отсутствии фразерства и позерства) – без оглядки на тогдашнюю «политкорректность» и рамки дозволенной свыше «гласности». В те же дни я впервые услышал от него про Новочеркасские события 1962 года. События, бульдозером переехавшие и поломавшие его жизнь, определившие его судьбу – судьбу рабочего парня, которому было не намного больше, чем мне в 1988 году.

Петр Петрович Сиуда родился 13 декабря 1937 года в семье старого революционера – большевика с 1903 года Петра Ильича Сиуды (1877-1938). В том же году его отец был арестован и вскоре убит в застенках ростовского НКВД. Мать – Марфа Сиуда – надолго оказалась в сталинских концлагерях, а маленький Петя с братьями скитался по детдомам. По-видимому, тогда и сформировались такие черты его личности как смелость, стойкость и порядочность. Когда Петра Петровича забрали в армию, «наверху» как раз осуждали «антипартийную группу Маленкова, Кагановича и Молотова». Петр на собрании возмущенно заявил, что людей нельзя судить заочно – и был отправлен из войск связи в стройбат. Однако, жизненные удары не сломили, а закалили его характер.

1 июня 1962 года в Новочеркасске вспыхнуло рабочее восстание против коммунистического режима. Оно было вызвано как повышением цен на продукты питания, так и барским, унизительным отношением «советских» чиновников к трудящимся. Рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗа), на котором двадцатичетырехлетний Петр Сиуда работал слесарем-сборщиком, остановили работу, прогнали с предприятия начальство и милицию, заблокировали проходящую рядом железную дорогу, изготовили плакаты, требующие социальной справедливости, и начали митинг. Подобные волнения происходили в те дни во многих городах страны – в Муроме, Александрове, Днепродзержинске и других - но о них, конечно, не было ничего известно. На митинге раздались призывы к насильственным действиям. Петр Сиуда выступил перед рабочими с козырька тоннеля, призывая продолжать забастовку, сохранять выдержку, организованность, послать делегатов на другие заводы, а на следующий день идти в город демонстрацией, выработав и предъявив власти общие требования рабочих. Однако принять участие в последующих событиях новочеркасской трагедии (второго июня демонстрация завершилась чудовищным расстрелом и гибелью десятков людей) юному революционеру не было суждено: на рассвете он, как активист рабочих выступлений, был арестован. И потянулись долгие дни заключения. Началась умелая «обработка» и шантаж со стороны палачей режима. Однажды на допросе в Ростове следователь показал ему следственное дело его отца. Впоследствии Петр Петрович с горькой иронией писал: «Получается, именно застенки Ростовского КГБ против нашей воли были превращены для отца, матери и меня в «дом родной». Проклятье устроителям этого дома!».

Сначала Петру грозил расстрел (семь человек, признанных наиболее активными «подстрекателями», были расстреляны по приговору суда). Но тут помогла его мать – написала письмо партийному боссу-долгожителю Анастасу Микояну, давно знавшему отца Петра Петровича – и тот вмешался. Отношение следователей к Сиуде изменилось: от него требовали теперь «всего лишь» покаяться, признать новочеркасское восстание преступлением, а свое участие в нем – ошибкой. За такое признание ему обещали легкое наказание и, возможно, даже сдержали бы это обещание. Однако, писал позднее Сиуда: «К этому времени я узнал уже о страшной трагедии в Новочеркасске. Отступничество уже было невозможно. Ведь это я призывал к продолжению забастовки и демонстрации и полностью осознавал свою ответственность перед погибшими. Отступничество было бы мерзейшим предательством. Я отказался от получения воли такой ценой». Однако вынести одиночку и нравственные страдания молодому парню было невыносимо – он предпринял попытку самоубийства. Надзиратели помешали ему, и Сиуду поместили вместе с другими, арестованными по новочеркасскому делу. Суд дал неуступчивому рабочему двенадцать лет лишения свободы.

На зоне Сиуда проявил такие свои замечательные качества, как исключительное чувство собственного достоинства, солидарность с товарищами, осознание необходимости (во имя павших и живущих) сохранить и передать память о новочеркасском восстании – смертельный упрек правящей системе, вдохновляющий пример для борцов за свободу. Он писал: «Я долгие месяцы и годы провел в камерах следственного изолятора КГБ, Новочеркасской тюрьмы, в концлагере с активными участниками последующих (после его ареста – П.Р.) событий новочеркасской трагедии. Я непременно стремился восстановить по крупицам ход событий. Проверял и перепроверял, сопоставлял каждый факт, мельчайшие подробности. Поэтому могу ручаться за точность изложения». Так из множества бесед, разговоров, изучения немногих доступных документов рождалась героическая и страшная картина событий 1-2 июня 1962 года. Два дня свободы, два дня восстания, рабочий класс, поднявшийся с колен и – чудовищная жестокость власти, множество погибших, многие десятки раненых и посаженных – вот плата за мятеж. Этот режим, как и все деспотические режимы, опирался на страх, насилие и беспамятство. Несогласных – уничтожить, думающих – заставить перестать думать, помнящих – заставить забыть, молчать и бояться! Но Сиуда не желал ни бояться, ни молчать, ни бездействовать. Жертва и сын жертв коммунистического режима, потомственный революционер, он был по природе борцом, хранителем исторической памяти, свидетелем и обличителем на процессе истории. Находясь в лагере, он вместе со своими товарищами вел каждодневную борьбу за человеческое достоинство: «Мы сумели добиться увольнения из органов МВД зверствовавшего опера из концлагерной спецчасти, добиться открытия вечерней школы с преподавателем из заключенных. В то же время мы не были покорно внемлющими на оболванивающих политзанятиях. Однажды замполит майор не выдержал и, вызвав меня в кабинет, запретил впредь присутствовать на них».

В 1966 году, после падения Хрущева, посаженных новочеркасцев постепенно досрочно освободили. Сиуду, как наиболее непреклонного, - одним из последних. Всю жизнь рядом с Петром Петровичем, поддерживая его всеми силами, были две поистине героические женщины: мать Марфа (отчества, увы, не знаю) и жена Эмма Ивановна. Верные друзья, помощницы, отважные и самоотверженные. Они помогали ему не пасть духом в самых чудовищных ситуациях.

Всю свою последующую жизнь Петр Сиуда посвятил сохранению и распространению памяти о новочеркасских событиях 1962 года, которая, как он справедливо полагал, является не просто долгом перед павшими и делом совести, но и орудием в борьбе за рабочую революцию. В отличие от многих жертв ленинско-сталинско-хрущевского режима, униженно просящих у наследников этого режима о реабилитации и материальных благах лично для себя, Сиуда выступал не за себя, а за всех, не только за восстановление правды о прошлом, но за изменение настоящего и будущего, не за «шкурные интересы», а за принцип. И, как всегда, не щадил себя и не оглядывался на то, что дозволено начальством. В одном из обращений Петр Петрович писал: «Если не будут реабилитированы жертвы Новочеркасской трагедии и участники выступлений трудящихся, то власть имущие чиновники оставят за собой право вновь и вновь против трудящихся, групп общества, при их выступлениях в защиту своих прав и свобод, бросать войска, органы насилия, право подавлять их танками, огнестрельным оружием». Сиуда выступал за полную открытость в этом вопросе, за осуждение (хотя бы моральное) преступников и восстановление памяти о героях и жертвах восстания. Отчетливо запали ему в душу откровенные слова, сказанные однажды в лагере одним чекистом: «КГБ – это не родная матушка, а вооруженный отряд партии!». Он не раз повторял письменно и устно в общении с нами эти зловещие слова.

В 1979 году, когда советские войска вторглись в Афганистан, Сиуда не стал молчать. Он написал письма с протестом в Верховный Совет СССР и в ЦК КПСС. Поразительно, но в рабской и молчащей стране он вел себя как свободный человек – ибо был им. Власти были в недоумении – что делать? Скажем, протестовавшего против интервенции академика Сахарова пришлось сослать в Горький – но то был известный всему миру академик и диссидент. С Сиудой обошлись проще: подкараулили на улице ночью и долго били ногами по голове, устроив тяжелое сотрясение мозга. Жена, притащив его на себе домой, еле выходила.

Но вот наступили перестроечные времена – и правда о Новочеркасске 1962 года оказалась востребованной. Пятидесятилетний, больной человек – Петр Петрович – точно юноша, развил огромную активность. Его жизненный опыт, знания, серьезность, несгибаемость, самоотверженность, воинствующий идеализм, колоритный «народный» язык, честность и принципиальность производили сильное впечатление на окружающих. Казалось, что этот хрупкий, пожилой человек не знает ни возраста, ни страха, ни усталости. Он один заменял в общественном движении целую маленькую армию. Помню, как он поразил меня при первом знакомстве. А Александр Шубин, один из основателей возрождающегося анархического движения в СССР конца 1980-х годов, вспоминал о Сиуде: «Нас вдохновляла эта работоспособность и самоотверженность, доходящая до аскетизма». И в самом деле, о себе он не думал, за себя не боялся. На что и как он жил? Трудно сказать. Быт его был вполне спартанским. И при всем том фанатиком он не был, сохраняя трогательную человечность, уважение и внимание к живым людям. Меня, например, он ласково и иронично всегда называл «тезка». Все силы он отдавал борьбе за правду, за социальную революцию. Почти всю свою жизнь Петр Петрович называл и считал себя истинным, беспартийным большевиком (в память об отце?) и боролся против КПСС и партократического государства. Лишь в самом конце своей жизни – в 1989-1990 годах, отчасти под влиянием общения с нами – анархистами из Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС), а до того – клуба «Община», и, может быть, под влиянием происходящего в стране, он осознал себя анархо-синдикалистом, вступил в КАС.

Будучи вдвое-втрое старше нас, юных анархистов, и являясь в наших глазах живой легендой революционного рабочего движения, Петр Петрович никогда не ставал в менторскую позу «учителя жизни»: он признавал лишь абсолютно равноправные, дружеские отношения. Его авторитет был чрезвычайно высок, но сам он никогда не пользовался этим. Он прощал человеческие слабости и идейные несогласия, не прощая только трусости и двуличия. Помню, он приехал в Москву в начале мая 1989 года, когда происходил первый съезд КАС, но на съезд не попал. Накануне на Арбате открылся «Фестиваль независимой печати» (он проходил в форме несанкционированной раздачи и продажи самиздата), и милицией были арестованы несколько человек – среди них и Сиуда. Так, наш первый, полуподпольный, съезд он встретил в милицейском участке.

Многочисленные письма, поездки, обращения, выступления на митингах и собраниях, сбор и распространение исторических свидетельств, изготовление (на машинке) и распространение множества листовок – такой была непредставимо кипучая жизнь Сиуды в 1988 - начале 1990 года. Исторический свидетель, оратор, организатор рабочего синдикалистского движения на юге страны, обличитель режима, критик КПСС, либеральных сил («Демократического Союза»), националистов («Памяти»), неосталинистов – во всех этих амплуа выступал Петр Петрович. Его голос был хорошо слышан в сумятице общественной борьбы. За считанные месяцы, по собственному признанию, Сиуда изготовил и распространил несколько тысяч листовок тридцати наименований, разослал сотни писем, способствовал созданию многих общественных и рабочих инициатив. В КАС привели его неприятие как диктатуры КПСС, так и рыночных реформ. Отрицание как государственного чиновничества и полицейского государства, так и капитализма, борьба за освобождение рабочих из-под ига всех диктатур, привели Сиуду в ряды анархо-синдикалистов – движения, ориентированного на свободу, самоуправление и социальную справедливость. В феврале 1989 года Сиуда писал в одном из своих писем: «Я предельно отрицательно отношусь к КПСС, утверждаю, что она не только ничего общего не имеет с Октябрем, большевизмом-ленинизмом, но и преступна в отношении них». Для того времени эта позиция была радикальной и выстраданной, но позднее она корректировалась Сиудой в сторону более критического отношения к большевизму.

Правда о новочеркасских событиях 1962 года, привнесенная Сиудой в накаленную и неопределенную идейную атмосферу 1988 года, произвела эффект разорвавшейся бомбы, разом поставив большевистский «пролетарский» режим в один ряд с палачом рабочих Николаем Кровавым. Спецвыпуск «Общины» - ведущего анархического журнала перестройки - целиком посвященный этим событиям и составленный по материалам Сиуды, вышел (на машинках – в виде пачек папиросной бумаги) фантастическим для самиздата тиражом в двести экземпляров и мгновенно разошелся по неформальным группам. Информация проникла и в «большую» печать. Стали появляться статьи, позднее – сниматься фильмы. Кровавая драма 1962 года стала, благодаря подвижничеству Петра Петровича Сиуды, фактом общественного сознания, одним из важных аргументов в общественных дискуссиях. Распространяя информацию о событиях 1962 года, направляя «наверх» обращения с требованием реабилитации жертв этих событий, Сиуда продолжал свое расследование. В самом конце жизни он пытался ответить на один из самых жутких вопросов: куда делись десятки раненых людей, которые, вскоре после расстрела второго июня, вдруг разом исчезли из больниц и госпиталей города? Вероятно, именно приближение к ответу на этот вопрос стоило Петру Петровичу жизни. Накануне гибели он говорил, что нашел следы захоронений этих людей и даже общался с бульдозеристом, заживо закапывавшим их в землю.

Другой темой, активно волновавшей Сиуду, была борьба с формирующимися в СССР в 1989-1990 годах полуподпольными неосталинистскими организациями. В конце 1988 года он писал: «Сегодня приходится констатировать факт реального становления и развития неосталинизма». Неосталинизма, связанного со спецслужбами и властями, активно проникающего в рабочее движение. Изучение этой тревожной тенденции и бескомпромиссную борьбу с ней Петр Петрович считал своей важной задачей.

Еще одним центральным направлением его борьбы была организация рабочего движения, активная листовочная кампания. Тысячи листовок размножались и распространялись им и его товарищами. Так, 2 января 1989 года на проходной НЭВЗа (того самого!) Сиуда и его друзья раздали две с половиной сотни листовок. Все эти направления деятельности: распространение правды о событиях 1962 года, борьба с неосталинистами, националистами, либералами, беспощадная критика КПСС и ее «псарни» (по его выражению) – КГБ, создание рабочего движения, поиск активистов-единомышленников в разных городах, выступления на митингах, конференциях и в печати (в «Общине», например, регулярно печатались его материалы: помимо спецвыпуска о Новочеркасске (июнь 1988 года), в номерах 22, 25, 27), колоссальная переписка – все это было для Сиуды разными сторонами одного революционного дела. Борьбой за правду, за справедливость, за свободу.

В одной из статей в «Общине» (13 декабря 1988 года, №22) Сиуда писал: «Каждый должен быть готовым в первую очередь жертвовать и рисковать, но ни в коем случае не жертвовать и не рисковать другими». Сам он привык к риску. Он был слишком заметен, слишком неуступчив, неудобен – и для новой власти, и для палачей 1962 года, и для спецслужб, и для неосталинистов. Ему не раз угрожали – но, разумеется, безуспешно. Его не казнили в 1962-м, не добили в 1979 году. В третий раз били наверняка. «Петя, тебя грохнут», - предупреждала его жена в начале 1990-го года. «До 28-й годовщины не доживешь», - вторили ей «неизвестные доброжелатели» по телефону. И слово свое сдержали.

5 мая 1990 года Петр Петрович Сиуда был найден умирающим ночью на улице Новочеркасска в луже крови. Обстоятельства его гибели не оставляют сомнений – это было продуманное убийство, за которым, вероятно, стояли «органы». Вскрытие тела проводилось втайне от семьи и от независимых экспертов, при закрытых дверях. Результаты официальной медицинской экспертизы были явно фальсифицированы. На теле были обнаружены следы насилия. Исчез дипломат с важными документами, который был при Петре Петровиче в ту ночь. Такой финал, наверное, был предопределен.

Что было потом? Лидеры КАС из Москвы летали на похороны в Новочеркасск, был небольшой митинг у проходной НЭВЗа, слабые требования «общественности» разобраться. Но кто и с кем будет разбираться? Мы, группа московских анархистов, посетивших Польшу летом 1990-го года, писали на асфальте перед советским консульством в Гданьске на трех языках злые, но бессильные слова: «КГБ – убийца!». Были угрозы жене Петра Петровича, Эмме Ивановне, убить и ее. Поспешно прятались убийцами «концы в воду». Запугивались свидетели (и их удалось запугать).

К несчастью, мне мало удалось пообщаться с Петром Петровичем – это было всегда по делу – во время его недолгих наездов в Москву в 1988-1990 годах. И, конечно, я много важного не знаю о нем. Но знаю одно – главное. В наше время неподлинности и фальши можно быть настоящим человеком. Можно быть воином в поле, даже если ты один. Можно не бояться и не молчать, когда все боятся и набирают в рот воды. Можно говорить правду, когда все лгут. Можно быть свободным и в лагере. Расплата за это – жизнь. Закончу словами из старой революционной песни, наверняка, пришедшимися бы по вкусу Петру Петровичу:

Если ж погибнуть придется
В тюрьмах и шахтах сырых,
Дело всегда отзовется
На поколеньях живых.

Петр Рябов


Авторские колонки

Антти Раутиайнен

Haukuin huhtikuussa vasemmistopopulismia, ja tein samalla kaksi ennustusta. Näistä ensimmäinen, eli ennustus Vasemmistoliiton vaalivoitosta meni pieleen. Puolustuksekseni voin sanoa, että jotkut lukemani gallupit ennakoivat Vasemmistoliitolle lisäpaikkoja....

8 years ago
Антти Раутиайнен

Ukrainan poliittinen tilanne on monimutkainen. Tilannetta mutkistavat entisestään uskonnolliset jakolinjat maan sisällä. Millainen asema uskonnoilla on Ukrainan kriisissä? Ukrainan kirkko on historian kuluessa jakaantunut moniin osiin, koska ortodoksikirkon suhde...

8 years ago
1