МИХАИЛ МАГИД. За Советы без коммунистов!

 

АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОЕ ПОВСТАНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

  Кризис большевизма и военного коммунизма

  

  В восстании против коалиции правых социалистов и буржуазных группировок во главе с Керенским в октябре 1917 г. участвовали различные группы - не только большевики, но также левые эсеры, максималисты и анархисты. Однако сразу после победы валявшаяся на улице власть была подобрана и монополизирована радикальными социал-демократами - большевистской партией.

  Весной-летом 1918 г. большевистской власти удалось нанести решающий удар по своим противникам слева - народным движениям за самоуправление и леворадикальным течениям. Промышленность была огосударствлена. Развитая система потребительских кооперативов, которая охватывала миллионы людей и в значительной мере организовывала обмен между городом и деревней, была разбита и заменена государственными органами, а те оказались совершенно не в состоянии справиться с этой задачей. Централистский государственный аппарат не мог удовлетворить даже самые элементарные потребности населения; он вверг страну в почти непрекращающийся кризис снабжения и открыл двери спекуляции и коррупции.

   Когда весной 1918 года группа немецкой буржуазии попробовала завязать торговые отношения с “Советской” Россией, они попросили представителей Совнаркома поподробнее рассказать о принципах советской экономической политики и после получения соответствующей информации сказали: “Знаете, то, что у вас проектируется, проводится и у нас. Это вы называете “коммунизмом”, а у нас это называется государственным контролем”. Той же весной Ленин призывал: “учиться государственному капитализму у немцев, всеми силами перенимать его, не жалея диктаторских приемов для того, что бы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства”.

   Однако, осуществление на практике немецкого варианта "военно-государственного монополистического капитализма" прекрытого большевистским “коммунистическим” флером столкнулось с большими трудностями.

  Массированное ограбление крестьянства в ходе так называемой “продразверзтки”, когда отряды большевизированных рабочих и матросов отбирали у крестьян продовольствие, не привело к улучшению условий жизни в городах – изъятое грабежом продовольствие попадало в руки чиновников – всевозможных комиссаров и уполномоченных – и, либо гнило на складах, либо сбывалось ими втридорога, через спекулянтов. Под крылом могущественной ЧК расцвели спекулянты, делившиеся со своими покровителями из спецслужб доходами, и все это на фоне нарастающей нищеты трудового народа (ревизор Наркомата госконтроля Б.Майзель докладывал Ленину в 1920 г, что органы ВЧК повсюду вступают в соглашения со спекулянтами и что многие обыски и аресты осуществляются ими исключительно в целях наживы – такая большевистская форма рэкета). Управляемая чиновниками промышленность разваливалась, в том числе в следствие гигантского бюрократизма (об этом писал даже Ленин). Но этими мерами политика большевиков в деревне не ограничилась. Вокруг промышленных предприятий, расположенных в сельской местности и в некоторых больших поместьях стали создаваться совхозы – государственные предприятия под началом бывших помещиков или капиталистов вместе с новыми <коммунистическими> комиссарами, на которых крестьяне вынуждены были вкалывать от зари до зари под дулами винтовок. Фактически это была новое издание крепостного права.

  Большевистская партия, выступившая в 1917 г. как "партия революции", стремительно превратилась в "партию порядка", заботясь не о дальнейшем развитии революционной самодеятельности масс, а о привилегиях для своей верхушки. Партия стала оплотом бюрократов и карьеристов. В Москве, к примеру, число рабочих среди членов местных парторганизаций упало до 1/4.

  Вопреки расхожему представлению, большевистская политика эпохи гражданской войны (так называемый "военный коммунизм") отнюдь не был системой социального равенства. В его рамках были введены 27 зарплатных категорий, которые находили свое отражение в снабжении продовольствием и иным необходимым для жизни вещами. И это обстоятельство так же вызывало недовольство огромной части населения.

  "Недисциплинированному" рабочему классу была, по существу, объявлена война. Большевики ввели на производстве систему единоначалия и "милитаризации труда": за "прогул" и плохую работу полагались штрафы. Работники были фактически прикреплены к рабочим местам. Многие бывшие фабриканты вернулись на руководящие посты в промышленности как "специалисты", а руководители производства получили диктаторские полномочия.

  Советы, возникавшие когда-то как стихийные органы рабочего самоуправления, были, подобно профсоюзам и фабзавкомам, превращены в часть государственной машины, в "приводные ремни" и проводника воли большевистской партии. Из них были вычищены все оппозиционные элементы. Это вполне соответствовало логике централизованного управления страной, как единой фабрикой. Именно такую "фабричную" логику Ленин отстаивал в своей работе “Государство и Революция”, когда он брал за образец социалистического производства... прусскую государственную почту!

  Советы – их роль и происхождение

  

   Идея советов была изначально выдвинута самими рабочими, а не партиями, во время революции 1905 года. Тогда по всей стране было избрано множество стачечных комитетов, которыми руководили (в отличии от некоторых современных стачек) не оплачиваемые функционеры-чинуши из ФНПР или парткомычи из КПРФ, а делегаты общих собраний трудовых коллективов. Стачкомы, получившие название СОВЕТЫ, не ограничивались, однако, забастовками, но стремились взять под контроль управление общественной жизнью российских городов. Все партии в то время, включая и большевиков, отнеслись к этой идее более чем прохладно. Ведь партийцы, считающие себя “авангардом”, руководящей и направляющей силой общества всегда презирают рабочих и крестьян, считая их быдлом, не способным к самостоятельной защите своих прав. А потому, партийцы всех мастей никогда не доверяли собственно массовым самостоятельным инициативам пролетариата. Но, поскольку, идея советов приобрела огромную популярность среди рабочих, партии попытались перехватить инициативу и возглавить советы, то есть захватить советсткое движение изнутри.

   Основой системы советов изначально было делегирование, императивный мандат, выдававшийся собранием трудового коллектива или сельской общины делегату. И именно поэтому, партийный принцип вообще противоречит аутентично-советскому приципу (и в этом была слабость русской революции, ее двойственность). Во всяком случае, делегат совета должен быть подотчетен, прежде всего, избравшему его суверенному общему собранию и обязан действовать в жестких рамках наказа общего собрания, которое его может отозвать в любой момент, в случае невыполнения наказа. Однако ни большевики, ни все прочие партии, за исключением левых эсеров, никогда не считали советы самостоятельной структурой и никогда не признавали за трудовым народом право на управление самим собой. Первое радикальное нарушение права отзыва и делегирования, совершенное партией большевиков, датируется январем 1918 года. Большевики запретили отзыв делегатов советов рабочими питерских заводов из Петросовета, так как влияние их партии в городе стало падать. В дальнейшем подобная политика приобрела всеобщий характер. Вот как, например, описывает ситуациию в Туле, 1918 году один из местных большевистских руководителей Копылов: “После перехода власти к Совету начинается крутой перелом в настроении рабочих. Большевистские депутаты начинают отзываться один за другим, и вскоре общее положение приняло довольно безотрадный вид… Пришлось приостановить перевыборы, где они состоялись не в нашу пользу”. В процессе увольнения пришлого, неквалифицированного элемента “на заводах сложилось прочное кулацко-контрреволюционное ядро” - так Копылов характеризует кадровых, высококвалифицированных тульских рабочих-металлистов.

   Другие партии, эсеры и меньшевики, тоже занимались подобными вещами, достаточно почитать записки о революции Суханова или любые другие источники. Политика эсеровско-меньшевистского большинства в Петросовете летом-осенью 1917 года, не может быть охарактеризовано иначе, как сплошная череда грязных трюков и манипуляций. Интересную позицию занимали, в ходе революциии 1917-1921 гг. эсеры-максималисты (Союз Социалистов-Революционеров Максималистов – ССРМ - никогда не считал себя партией). Фактически, они были единственной леворадикальной группой, поддержавшей идею беспартийных рабочих собраний, весной 1918 года – Собраний Уполномоченных, хотя ненавидели эсэров и меньшевиков, имевших влияние в СУ. При этом они настаивали на том, что принцип выборности в СУ должен быть территориально-производственным, а не партийным, и что кем бы ни был делегат, он должен был бы отчитываться прежде всего перед коллективом, его избравшим, а не перед партией. Поэтому максималисты были сторонниками постоянного функционирования съездов советов (а не роспуска их, с заменой исполкомами советов), активизации фабричного самоуправления, сельского коммунитаризма и т.д. Но влияние антивождистских и антипартийных социально-революционных групп было невелико, большинство же работников долгое время не осознавало всю губительность сложившейся ситуации и хотя люди пытались наладить советскую систему самоуправления, они продолжали доверять партиям, которые бессовестно их обманывали. Этот обман окончательно стал ясен большинству крестьян и работников только к 1921 году, когда страна уже была истощена гражданской войной. К этому моменту большинство трудящихся осознало, что большевикам нечего предложить стране, кроме голода, лжи и репрессий.

   Следует отметить, что идея свободных от партий советов (то есть, подлинных советов), первоначально выдвинутая заводскими рабочими еще в 1905 году, в 1917-18 гг стала весьма популярна среди крестьян. Более того, в большевистских источниках с 1919 года отмечается, что эта идея становилась все более популярной среди крестьянства, несмотря на растущую антипатию к большевикам. В советах общинное крестьянство увидело близкую к идеалу форму самоуправления, орган управления, основанный на делегировании ему полномочий сельским сходом и отчетный, прежде всего, перед ним, а не перед центральным правительством или парламентом.

  

  Третья революция

  

  Рабочие и крестьяне и представители трудовой интеллигенции сопротивлялись большевистскому государственному капитализму, хотя их выступления жестоко подавлялись вооруженной силой и тайной полицией ЧК в рамках политики "красного террора". Анархисты, эсеры-максималисты и левые эсеры-активисты ответили вооруженным сопротивлением на разгоны и перетасовку Советов, конфискацию социализированных домов в городах, разгром сельских коммун, удушение автономного рабочего движения. Так, в октябре 1919 года объединенному отряду анархистов подполья и левых эсеров удалось уничтожить здание московского комитета большевистской партии, где были убиты или ранены многие большевистские чиновники.

  В стране разгоралось пламя крестьянских войн. В 1918 году имели место большие крестьянские восстания в Курской, Рязанской и ряде других губерний. В марте 1919 года против большевиков восстали крестьяне Поволжья. Осенью 20 го года прокатилась волна крестьянских мятежей по Западной Сибири (“Роговщина”, “Народная Повстанческая Армия” на Алтае, Вьюнско-Колыванский мятеж и т.д.), где, так же, подавляющее большинство участников высказалось за создание свободных советов. Разгоралось пламя махновщины – анархистского движения украинского крестьянства. В тамбовской губернии развертывалось повстанческое крестьянское движение, во главе с талантливым, но весьма авторитарным полевым командиром Антоновым. Наконец, в феврале 1921 г. началось знаменитое западно-сибирское восстание со 100-тысячной крестьянской армией. Почти повсеместно крестьяне выдвигали лозунги свободных советов и кооперации, повсюду создавались вольные крестьянские профсоюзы (Союзы Трудового Крестьянства - СТК). Большевики отмечали в своих документах, что постепенно росла способность крупнейшего трудового класса – крестьянства к самоорганизации, идея советов постепенно приобретала для крестьян все большее значение, в то время как антипатии к партии большевиков росли.

  Когда в общине или коммуне ликвидируют наемный труд, когда кооператив заменяет торговлю прямыми коллективными договорами между производителями, это нормально, с точки зрения самоуправляемого социалистического развития, ибо это является непосредственным шагом к созданию либертарного общества, основанного на возможности людей управлять своей жизнью индивидуально, в тех вопросах, которые касаются только их личности и коллективно и солидарно с другими людьми, в тех вопросах, которые касаются общества. Однако, большевистская политика, вводившая госкапитализм, привела к тому, что у крестьянина забирали продукцию, разрушали его кооператив, заменяли кооперацию централизованным госраспределением и еще практически ничего не давали взамен, обрекая его на смерть. Полученные в обмен на изъятое продовольствие расписки, на получение товаров городской промышленности (фактически - деньги), давали крестьянину мизерную компенсацию, к тому же их почти невозможно было реализовать. Запретить крестьянину продавать продукцию в условиях капитализма, значило обречь его на смерть, как если запретить рабочему продавать труд (обрекая его на безработицу и голод) или как если позволить ему продавать труд только одному монополисту - государству. В этих условиях требования свободного обмена произведенной продукцией или свободной торговли выдвигавшиеся восставшими крестьянами, означали право самостоятельно распоряжаться результатами своего труда и противостоять самой зверской государственно-капиталистической эксплуатации.

  Вокруг требований свободной торговли, в годы революции, существует обычно некоторая путаница. Марксисты-ленинцы заявляют, что само по себе это требование является буржуазным. Сочувствующие правым историки-рыночники говорят то же самое. Однако, важно отметить, что требования свободной торговли в условиях военного коммунизма были не более буржуазными, чем, скажем, требования рабочих поднять им зарплату. Подобно тому, как труженник города - наемный рабочий или служащий – всегда вел борьбу за повышение зарплаты и улучшение условий труда (то есть пытался продать свою рабочую силу подороже, заставив предпринимателя или государство, владевшее фабрикой, раскошелиться на прибавку к жалованию или на улучшение условий труда), так и самостоятельный труженник деревни (а к таковым относилось в то время подавляющее большинство крестьян), связанный с себе подобными общинным или кооперативным самоуправлением и не использующий ни наемную рабочую силу, ни процентную эксплуатацию, вел борьбу за право самостоятельно реализовывать произведенную им продукцию (так как не мог быть удовлетворен ничтожной компенсацией, предоставляемой ему государством), без чего он не имел физической возможности выжить. Сами по себе эти требования трудящихся не выходили за рамки капиталистической системы, но, подобно тому, как в борьбе работников промышленности создавались самоуправляемые профсоюзы и фабзавкомы, в ходе борьбы крестьянства формировались новые социальные движения – СТК и вольные советы. Более того. В сочетании с кооперацией и коммунитаризмом в деревне и с социализированными фабриками в городах, они могли бы (подобно фабзавкомам или профсоюзам) со временем стать основой некапиталистического способа производства – общественной формации, основаной не на производстве товара, а на удовлетворении потребностей общества, формулируемых и реализуемых через систему самоуправлений. Интересно, что даже близкое к правым эсером антоновское движение (едва ли не единственное из всех крупных крестьянских восстаний, поднявшего лозунг демократического парламента - Учредительного собрания) требовало “свободы торговли через кооперацию”, иначе говоря, крестьянские движения были заинтересованы в свободном распоряжении произведенной продукцией ПО СОГЛАСОВАНИЮ С ОРГАНАМИ САМОУПРАВЛЕНИЯ И ЧЕРЕЗ НИХ. Показательно, что и СТК рассматривались крестьянами не только как политические и профсоюзные структуры, но и как организации предназначенные для “организации справедливого обмена продукцией между городом и деревней” (см. “Русская деревня глазами ОГПУ 1923-1929 гг”). То есть крестьяне не были сторонниками “свободного рынка”, а скорее выступали за иные, более гармоничные формы распределения.

  Кооперация, институты которой активно развивались в дореволюционный период, была формой обмена и производства, которая защищала общиное трудовое крестьянство от спекуляций и процентной кабалы, от атомистического буржуазного разложения и конкуренции. Самостоятельные труженники деревни, связанные между собой общинными отношениями, в основе которых лежали уравнительные переделы земли, общие сельские сходы, принимавшие ответственные решения, представления о равенстве и о том, что земля ничья и принадлежит всем, как воздух, а право пользования ею дает только труд, еще до революции сумели создать разветвленную систему потребительской, торгово-закупочной, кредитной или производственной кооперации, огромные кооперативные союзы действовали до 1918 года и в городах. Конечно, в условиях рыночной, товарно-ориентированной и государственнической общественной системы, кооперативы не могли быть полностью самоуправляемыми объединениями. В их рамках неизбежно возникало разделение труда между менеджментом (аппаратом центральных кооперативных учреждений) и рядовыми участниками движения на местах, кроме того, работа в условиях рынка неизбежно развивала в людях дух потребительства, рвачества и конкуренции. В этом смысле природа кооперации была двойственной. Но базисные кооперативы, контролируемые на местах их общими собраниями могли бы стать, в условиях успешного социально-революционного процесса в деревне и в городе, экономической основой либертарной общественной системы (подобно тому, как сельсоветы, контролируемые сельским сходом, и рабочие советы в городах могли бы стать ее политической основой).

  В ходе развития повстанческих антибольшевистских движений появился новый лозунг: лозунг "третьей революции". Теперь народу предстояло смести "комиссародержавие" - большевиков, которые, как прежде силы Временного правительства, превратились в помеху на пути углубления и дальнейшего развития революции.

  Третьей революции суждено (и, увы, не суждено) было стать завершающим этапом того великого народного движения, которое началось в России в феврале 1917 года, а может и еще раньше, во время рабочих и крестьянских выступлений в 1905 году. Эту революцию можно охарактеризовать как революцию всеобщего самоуправления, передачу реального управления из рук самодержавия и партийных бюрократий непосредственно в руки самих работников: рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции, то есть всех тех, кто зарабатывал себе на жизнь собственным трудом и не присваивал себе результаты чужого труда. Это предстояло сделать через различные формы самоуправления. Таковыми формами были советы и фабзавкомы, созданные городскими рабочими и общинным крестьянством, производственные и потребительские кооперативы, Союзы Трудового Крестьянства. Одни группы сторонников Третьей революции, подобно анархо-коммунистам, делали ставку, прежде всего на крестьянские коммуны в деревне (их было создано по всей стране великое множество, особенно в Саратовской и Самарской губерниях) и фабзавкомы на городских предприятиях. Другие, например левые эсеры, считали, что будущий самоуправляющийся социалистический строй будет основан на советах, независимых профсоюзах и кооперативах. Левые эсеры разработали проект синдикально-кооперативной федерации, в рамках которой предполагалось, что профсоюзы возьмут на себя управление промышленностью, а через потребительские кооперативы будет осуществляться распределение произведенной продукции, и таким образом экономическая система будет планировать свое развитие, исходя из реальных потребностей людей, сформулированный и согласованных общими собраниями потреб-кооперативов. С другой стороны, они указывали на исключительную роль советов, которым, по мнению ПЛСР, надлежало осуществлять политическое управление страной, развивать и организовывать территориальную (коммунальную) инфраструктуру и осуществлять оборонные функции. Отсюда левоэсеровская формула “Трудовой республики Советов”, в основе которой будет лежать “комбинированный строй Советов, профессиональных и кооперативных союзов”. Промежуточную позицию занимали максималисты, с одной стороны делавшие ставку на сельский коммунитаризм, а с другой - опиравшиеся на идею вольных беспартийных советов. Однако, все эти группы, высказывали лишь свое частное мнение, окончательное же слово оставалось за самим трудовым народом. Скорее всего, жизнь не отвергала бы ни одну из созданных самими людьми форм самоуправления, но (в случае успеха Третьей революции) утвердила бы общественный строй, связанные с их синтезом и гармоничным сосуществованием и взаимодействием.

  Антибольшевистское повстанчество было основной силой, которая потенциально могла бы воплотить в жизнь идеи третьей революции, разрушив большевистское государство. Прежде всего, речь идет, конечно, о повстанческом крестьянском движении, хотя имели место и рабочие восстания. Однако именно крестьянское движение было наиболее массовым и, видимо, наименее контролируемым политическими партиями. Важно отметить, что никакого “крестьянского сепаратизма” третья революция не знала – крестьяне-повстанцы не были настроены против городов вообще, а напротив обычно подчеркивали в своих лозунгах, что освобождение может быть только всеобщим. Иначе и не могло быть, ведь русская деревня в начале века была теснейшим образом связана с работой городской промышленности, получала от нее сельскохозяйственные машины, инструменты текстильные изделия, давала в обмен продовольствие. В условиях развитого обмена между городом и деревней и постепенного технического развития последней (в рамках кредитной кооперации крестьяне в складчину приобретали сложные машины и эксплуатировали их совместно – эта форма кооперации охватывала миллионы хозяйств и использовала наиболее передовые технологии) не могло быть и речи о реальном противопоставлении деревни и города. Более того: эпицентрами восстаний часто становились большие села, где имелись развитые связи с городом и элементы промышленности – фактически небольшие города. К таким полугородам относилось Гуляй-Поле (6 тысяч жителей), Колывань (10 тысяч жителей), большие поволжские или западно-сибирские села, крупнейшие сельские общины в Тамбовской губернии. Конечно, все это вовсе не означает, что повстанческое антибольшевистское движение было совершенно свободно от партийных или авторитарных иллюзий, от конформизма и местечковости. Если бы это было так, оно бы не потерпело поражение.

  Мы можем сегодня лишь повторить мысль анархиста Аршинова, заметившего, что всякое массовое общественной движение, возникшее в условиях капитализма не может быть чисто либертарным (анархо-коммунистическим). Но, заметим от себя, оно может вдохновляться изначально здоровыми импульсами и нести в себе элементы либертарного общественного устройства и мышления – семена, из которых, со временем, в случае успеха, могут вырасти многоцветные сады.

  В этой статье мы не будем говорить о махновщине, так как эта тема достаточно подробно освещена в современной литературе, а мы надеемся коснуться ее в будущем. Речь пойдет главным образом о наиболее крупных восстаниях на территории России.

  

  Чапанная Война в Поволжье

  

   Одним из наиболее ярких проявлений стремления трудящихся масс к советскому самоуправления и свободе, стала Чапанная Война в Поволжье. Антибольшевистское восстание, известное под именем “Чапанная Война” (от крестьянской одежды “чапан”- кафтан) началось в Среднем Поволжье, в Самарской и Симбирской губерниях 2-3 марта 1919 го года. В нем приняло участие, по даннам доклада председателя спецкомиссии по расследованию причин восстания, видного большевика П.Г. Смидовича, до 150.000 бойцов и оно быстро охватило территорию с общим населением более миллиона человек. Вероятно, это было крупнейшее крестьянское восстание в истории России и одно из самых крупных в мировой истории. К сожалению повстанцы имели на вооружении только несколькот сотен ружей и несколько пулеметов, подавляющее большинство вооружено было только топорами или самодельными пиками. Поэтому, как отмечалось в отчете комиссии, несмотря на “численный превес, централизованность и большую организованность всего движения”, оно было обречено на поражение. Тем не менее восставшие сумели установить свой контроль над большой территорией и взять Ставрополь.

   Это восстание, как и многие другие имело два основных источника. Первый- это крестьянская община- архаическая форма самоуправления и регулирования общественной жизни. В следствие капиталистического развития и более активного вовлечения крестьян в товарную экономику, что сопровождалось и постепенным отказом от самопроизводства, община подверглась разложению, небольшая часть крестьян богатела, превращаясь в сельскую буржуазию, и стала применять различные формы эксплуатации (наемный труд, ростовщичество), другая часть наоборот превратилась в бедняков, некоторые из которых вынужденны были стать батраками. Однако большинство крестьян (60-80%) оставались самостоятельными производителями, с собственным индивидуальным хозяйством. Это срединное крестьянство, более других связанное с общинными устоями активно сопротивлялось как буржуазному развитию и разложению (с помощью кооперативов, бывших альтернативой частно-собственническому развитию) так и государству (с помощью создания синдикатов- Союзов Трудового Крестьянства). Именно срединное крестьянство стало основной движущей силой и ядром антибольшевистского повстанческого движения.

   Второй источник и движущая сила восстания - Союзы Трудового Крестьянства – политические и экономические организации крестьян, созданные еще во время революции 1905-1907 годов базисным крестьянским движением. Сложно определить эти союзы как исключительно политизированные структуры или как исключительно профсоюзы, озабоченные борьбой за улучшение материального положения людей, или как аналоги кооперативов по реализации и обмену продукцией с городом. Скорее всего они были и тем, и другим, и третьим, чем-то в духе революционного синдикализма. Попытки создание и развития СТК предпринимались и в ходе революции 1917-1921 гг. и даже позднее, в 20 е годы (в 1927 году только органами ОГПУ было зафиксировано 2000 случаев агитации и попыток создания СТК). Важно отметить, что СТК никогда не контролировались ни одной политической партией, хотя в них активно работали различные группы левых и правых с-р.

   Следует добавить, так же, что в 1918 году Самарская губерния была зоной активных действий максималистов. В деревнях здесь в тот момент активно росло и развивалось коммунарское крестьянское движение. Возможно это обстоятельство так же оказало определенное влияние на повстанческое движение, но это нуждается в дополнительном изучении.

   Конечно крестьяне Поволжья имели множество конкретных причин для восстания. Среди них прежде всего стоит отметить Продразверстку- насильственное изъятие большевистскими спецотрядами продовольствия в деревне, для нужд города (прежде всего для нужд военной промышленности- в это время 2/3 всей работающей промышленности обслуживали не интересы трудового населения, а потребности Красной Армии в оружии). Кроме того, среди этих причин государственное насилие, подавление прав и свобод, превращение советов в механизмы целиком подконтрольные коммунистической партии, куда крестьяне более не могли выбирать, кого хотели, красный террор, и так же притеснение религии- публичное уничтожение икон. Наконец Поволжье было в этот момент прифронтовой полосой между красными и белыми, там осуществлялась поголовная мобилизация в Красную армию, которой крестьяне, не желавшие ни красных, ни белых, отчаяно сопротивлялись.

   В течение нескольких дней повстанцы сумели создать новую социальную, политическую и военную структуру- это кажется немыслимым сегодня для нас, людей живущих в атомизированном индустриально-капиталистическом обществе. Перво-наперво была сформирована Народно-Крестьянская армия. Во всех деревнях и уездах были созданы ее штабы и другие органы координации. Повстанцы сами выбирали командиров, из числа тех крестьян, которые прошли первую мировую войну и имели боевой опыт. Были повсеместно переизбраны советы, из них выкинули зажравшихся комисcаров и избрали делегатов, отчетных перед сельским сходом - общим собранием села. Был избран новый совет Ставрополя и так же Исполнительный комитет Совета. Был налажен выпуск новой газеты - “Известия Ставропольского Исполкома”. О чем же писали в этой газете повстанцы?

   Они писали, что не хотят восстановления дореволюционных капиталистических порядков и не хотят большевистской диктатуры. Единственная цель восстания прекратить грабительскую продразверстку и защитить советскую власть от “присосавшихся к ней, под прикрытием коммунизма, паразитов”. Восстание, говорилось в Известиях, направленно не против власти советов, а против “власти тиранов, убийц и грабителей- коммунистов и анархистов и других, которые избивают людей плетьми, убивают их, отбирают последний хлеб и скот, уничтожают иконы.” и т.д. Почему в этот ряд попали анархисты? Ответ очевиден- местные анархисты сотрудничали с большевиками и, таким образом, оказались в числе “тиранов”. Хороший аргумент для сторонников пресловутого “левого единства”! Что касается влияния политических партий на ход восстания, то имело место влияние левых с.р.- либертарного крыла народнического движения, но оно было незначительным.

   Востание было жестоко подавленно Красной армии и карательными отрядами ЧК в течение марта, тысячи крестьян погибли. Однако Поволжье продолжало оставться неспокойной территорией. Весной 1920 года восстали крестьяне Уфимской губернии. В “Вилочном восстании” объдинившем русские, татарские, башкирские, немецкие и латышские села (в этом районе было много немецких и латышских колонистов) приняло участие до 40 тысяч человек. Однако и это восстание, о вооружении которого достаточно красноречиво говорит его название, было подавлено.

   В 1921-1923 годах свыше двух миллионов человек- мужчин, женщин и детей- погибли от голода- следствия продразверстки. Поволжье является зоной рискованного земледелия, здесь раз в несколько лет случается засуха и поэтому крестьяне вынуждены были держать огромные запасы зерна и продовольствия. Большевики отлично это знали. Но для большевиков, вообще не считавшие крестьян полноценными людьми, здесь и не было никакой проблемы. Они изъяли все, что можно было изъять… случился засушливый сезон… и два миллиона человек погибли. Это преступление Ленина и Троцкого стало такой же частью мировой истории, как Гулаг, Освенцим и Хиросима.

  

  Западно-сибирское восстание

  

   В числе великих народных движений в XX ом столетии особое место занимает западно-сибирское восстание 1921 года. Не только по причине огромной численности повстанцев (свыше 100.000 человек) и не только по причине охвата им колоссальных территорий, но, и прежде всего, как яркий пример выработки массовым движением собственной политической и социальной программы ВОПРЕКИ идеям партий, принимавших активное участие в событиях.

   Всю осень 1920 го года сибирское большевистское руководство усиленными темпами выкачивало хлеб. В Ишимском уезде, который стал позднее эпицентром восстания дошло до того, что у крестьян был отобран весь семенной хлебный фонд, так что, по словам большевизированного “анархиста” Якова Майерса, фактически руководившего в этом уезде разверсткой в декабре 20 го года, хлеба “не осталось даже для обсеменения одной десятины”. Этот член американской Федерации Анархистов и ЦК ИРМ – синдикалистского профсоюза - Индустриальные Рабочие Мира, ставший горячим сторонником “единства с большевиками”, был одним из самых циничных и жестоких руководителей местного большевистского режима. Вообще продразверстка в Тюменской губернии была тотальной, именно поэтому губерния стала главным очагом восстания. Пассивность крестьян, оказавшаяся лишь затишьем перед бурей, ввела большевистских вождей в заблуждение, они даже отменили (4 декабря) военное положение в Сибири (постановлением сибирского ревкома). Однако, первого февраля 1921 года предсибревкома Смирнов телеграфировал в Москву, что “крестьяне-коммунисты ненадежны, а местами открыто выступают против разверстки. Во главе начавшегося восстания, по его мнению, стоял крестьянский союз и Смирнов полагал, что “крестьяне-коммунисты могут с ними соединиться”. Он не ошибся, крестяне - коммунисты и некомунисты, члены союзов трудового крестьянства, демобилизованные красноармейцы, члены охотничьих артелей и маслодельческих кооперативов, объединились в могучее повстанческое движение, надежно перекрывшее источники сибирского хлеба.

   В Сибири формально отсутствовала общинная система. Фактически, однако, важным для существования сельского общества институтом, как показал ход восстания, оставался сельский сход, именно он, как это было и во время чапанной войны, организовывал штабы повстанческой армии, переизбирал советы. Функции взаимопомощи и коллективного пользования орудиями производства взяли на себя, еще в дореволюционное время, кооперативы и артели, ставшие по мнению эсеровских экономистов “суррогатами общины”. Так, сибирская маслодельческая кооперация действовала еще в дореволюционное время столь успешно, что практически вытеснила с рынка частных производителей (см. исследования Чаянова).

   Идея советов пустила в Сибири особенно крепкие корни. Огромные богатые сибирские села (иногда в несколько тысяч жителей) были сильно удалены от городов и друг от друга. Хотя они и были зависимы от обмена с городами, все же степень их экономической и социальной самостоятельности была выше, чем где-либо еще. Подобное положение способствовало выработке у крестьян навыков самоорганизации и взаимопомощи. Они меньше других нуждались во власти центрального правительства, так как не видели от него существенной помощи, ни в царское, ни в большевистское время, а только поборы и издевательства (об этом писали потом, после восстания 1921 года и сами большеки) и потому научились решать многие свои проблемы самостоятельно. По оценке чекистов, в советах (без коммунистов) крестьянство Сибири увидело способ децентрализованного управления, что было для него в высшей степени важно (но не полной автаркии, она в этих условиях была невозможна).

   В особом положении оказались в условиях продразверстки те, кто жил охотой охотничьих артелей. Обычно они продавали пушнину, либо выменивали ее на хлеб и другие продукты. Однако, в условиях разверстки они полностью лишились такой возможности. Поскольку члены этих артелей обычно не имели собственного хозяйства, они в буквальном смысле слова, остались без хлеба. Если же они пытались приностить из леса дичь, то она конфисковывалась продотрядами, вместе с другим продовольствием. Большевики, впрочем, не учли того обстоятельства, что эти люди были вооружены, а так же знали тайгу как свои пять пальцев, то есть являлись идеальным контингентом для паритизанской войны.

   Таким образом и в Сибири сложились условия для воплощения в жизнь идей третьей революции, основанных на кооперативном, профсоюзном, артельном и советском самоуправлении. Как и в ходе чапанной войны, главными лозунгами повстанцев стали СОВЕТЫ БЕЗ КОММУНИСТОВ, ОТМЕНА РАЗВЕРСТКИ, ПРАВО СВОБОДНО РАСПОРЯЖАТЬСЯ ХЛЕБОМ.

   Подобно восстаниям в других районах России, западно-сибирское восстание началось, как свидетельствуют документы, с массовых сходов сельских обществ, пытавшихся вернуть захваченный властями хлеб, освободить арестованных. Затем движение приняло характер повстанческого сопротивления. В феврале-апреле 1921 года повстанческие отряды и соединения действовали на огромной территории Западной Сибири, Зауралья и Казахстана. Была сформирована народно-повстанческая армия (НПА), во главе которой становились обычно местные инициативные люди, имевшие опыт военных действий и пользующиеся доверием у местного населения. Их социальный статус, как отмечают современные исследователи восстания, при этом не играл роли. “Мы не идем против советской власти крестьян и рабочих, ибо мы вполне убеждены, что советская власть – действительная власть, стоящая на защите интересов трудового народа. Мы идем против тех коммунистов, которые выгребли у нас хлеб, до последнего зерна… Товарищи крестьяне, присоединяйтесь к восставшим товарищам, формируйтесь в отряды и выступайте против грабителей и поработителей человеческих прав – коммунистов, приведших вас к голоду и разрушивших ваше хозяйство” – говорилось в воззваниях повстанцев. Повсеместно переизбирались местные сельсоветы, которые отныне должны были быть отчетны перед сельским сходом. Cохранились такие вот обращения работников волостного исполкома в новый сельсовет одной из сибирских деревень: “Просим объявить населению вашего общества, что, в виду изменения положения власти, члены Орловского исполкома, служившие раньше, т.е. при власти коммунистов, заслуживают ли доверие граждан остаться в исполкоме. Просьба дать объяснение. Мы, т.е. бывшие работники исполкома, всецело хотим повиноваться власти уважаемого нами народа”. В восстании активное участие приняли женщины, в некоторых случаях были созданы женские повстанческие отряды. Были созданы, наряду с новыми сельсоветами и своеобразные женские органы управления – женские комендатуры, функции которых пока не изучены.

   В ночь с 20 на 21 февраля отряды повстанцев заняли Тобольск, где началось формирование региональных структур самоуправления. Уже 27 февраля был избран и начал работу крестьянский-городской совет - КГС, в который вошло около 70 ти делегатов. От каждой волости уезда 2 депутата, избираемые волостным съездом, “на который каждое сельское общество данной волости посылает не менее одного представителя на каждые 100 душ населения” (что доказывает, что каждое село воспринималась повстанцами как самостоятельная общественная единица) и от города Тобольск 18 депутатов, по одному от каждого из 18 избирательных районов города (голосование могло быть как тайным, так и открытым). Кроме того, в КГС вошли представители городских профсоюзов. Депутаты могли быть отозваны в любой момент по решению общего собрания пославших их граждан. КГС должен был осуществлять управление жизнью на всей территории, находящейся под контролем повстанцев, ведать административными, финансовыми, законодательными, военными вопросами. Однако власть на местах принадлежала, фактически, местным сельсоветам, отрядам местной самообороны милиционного типа. Интересно, что в отличии от большевиков, повстанцы, не отменили, ссылаясь на чрезвычайное положение, а наоборот ввели свободу слова и печати, свободно действовали профсоюзые, политические, общественные организации. “ Коммунисты говорят вам, что восстали не крестьяне с мозолистыми руками, а остатки колчаковской банды, которые хотят возвратить плети и задушить свободу… Не верьте им крестьяне-братья – говорилось в возвании главного штаба НПА к красноармейцам – Ведь вы сами знаете, что у нас отобрали весь хлеб в первую разверстку. Но и этого показалось коммунистам мало. Они отобрали и весь семенной хлеб и ссыпали по амбарам, где и гноят его. Они остригли шубы у нас и овец, в зимнее время, которые теперь замерзают… Народ.. все терпит и пухнет с голоду… Мы, крестьяне, хотим, чтоб человек стал человеком, чтобы всем жилось свободно. Мы хотим восстановить рабоче-крестьянскую советскую власть из честных, любящих свою опозоренную, оплеванную, многострадальную родину. Коммунисты говорят, что советская власть не может быть без коммунизма (в данном случае под словом “коммунизм” понимается власть партии коммунистов – прим.ред.). Почему? Разве мы не можем выбрать советы беспартийных, тех, кто были с народом заедино и страдали за него? Что дали нам коммунисты? Они обещали нам чуть ли не райскую жизнь, обещали свободу во всех отношениях, но, взяв в руки власть, они дали нам тюрьмы и казни, они издевались над нами, а мы молча гнули спины. Но ведь всякому терпению бывает конец, и мы, крестьяне, отдавши коммунистам все добытое потом от земли, решили: лучше умереть от пули и штыка коммуниста, чем умирать медленной мучительной голодной смертью или гнить в тюрьме. Братья-красноармейцы, опомнитесь!!! Идите к нам, бейте своих комиссаров и коммунистов, и мы окончим братоубийство, установим свою рабоче-крестьянскую власть, станем у станков, возьмем сохи, бороны и заживем мирным трудом…” Очевидно, что этот документ, вышедший из главного штаба повтанцев написан простой крестьянской рукой и в нем провозглашено главное – установление подлинной власти советов, передача функций управления подконтрольным “сельскому обществу” БЕСПАРТИЙНЫМ советам.

   “До сих пор, все-таки коммунисты не хотят понять, - говорилось в другом воззвании главного штаба НПА, - или с умыслом пишут, что восстал не народ, которому невтерпежь стало жить, а будто бы восстали какие-то генералы, офицеры-золотопогонники, меньшевики и эсеры. Они все еще до сих пор скрывают, что восстал весь народ, который они считают серой безответной скотиной. Коммунисты все еще считают, что народ можно только обирать, грабить и расстреливать и что народ не способен встать на защиту своих человеческих прав. Мы, восставший народ, хорошо знаем, за что мы идем и чего мы добиваемся… Мы объединились все воедино: и русские, и татары, и крестьяне, и рабочие, и горожане. Мы все одинаково обижены. И остяки и самоеды с луками и стрелами преследуют общего врага, разбежавшегося по урманам и болотам. Мы добиваемся настоящей советской власти, а не власти коммунистической, которая до сих пор была под видом советской. Мы хотим, чтобы свободно дышалось, чтобы… каждый мог выполнять ту работу, какую он хочет, чтобы мог свободно распоряжаться своим имуществом, чтобы никто не имел право отбирать то, что нажито тяжелым трудом, чтобы каждый мог свободно распоряжаться тем, что он заработал своими трудовыми руками. Мы хотим, чтобы каждый человек верил, во что он хочет: православный по-своему, татарин – по-своему, и чтобы нас всех не заставили силком верить в коммуну… Здесь, в Тобольске мы уже избрали уездный крестьянско-городской совет… Волости избрали своих уполномоченных без всякого принуждения… выбрали тех людей, которых население знало и которым доверяло. Коммунисты насильно заставляли выбирать коммунистов, которых население не знало, которые грабили это же население. В своих волостях мы переизбрали также новые советы на новых началах. И когда мы отчистим от коммунистов всю губернию, народ выберет губернский совет, а когда наши войска соединятся с остальными партизанами других губерний – выберем сибирский совет…”

   Надо отметить, что в этом восстании приняли участие правые эсеры, некоторые из них были избраны в КГС. Однако стронники демократической республики и учредительного собрания, ничего не смогли сделать с советами, повернуть лозунги восставших не удалось. Срединное трудовое крестьянство, бывшее опорой и основной движущей силой восстания, твердо этому противодействовало. Эта линия ярко проявилось еще в антибольшевистских востаниях в Сибири в 20 м году (например, во Вьюнско-Колыванском восстании), когда попытки монархистов и правых эсэров, участвоваших в востаниях, поднять парламентские или монархические лозунги встречали жестское противодействие основной повстанческой массы. Показательно, что в феврале-мае 1921 го года эсеры в Западной Сибири просто не решались вести агитацию за свой фетиш – учредилку, в эпицентре восстания. Справедливости ради отметим, что на переферии восстания у отдельных отрядов встречались лозунги в поддержку учредилки. Но везде, где движение принимало массовый и организованный характер, выдвигались идеи “чистой советской власти”. Крестьянство в своей основной массе не желало иметь каких-то нахлебников, управляющих им по-мимо его собственной воли, отвергало органически чуждые ему и бесполезные институты демократического парламентаризма. Это и было проявлением способности людей мыслить самостоятельно. Конечно, в реальной жизни на нас всегда влияют какие-то внешние факторы и это нормально. Ненормально, когда мы отказываемся думать самостоятельно и слепо доверяем лозунгам, выдвинутым НЕ НАМИ.

   В целом, нельзя сказать, что все действия и лозунги повстанцев были либертарны, в частности, слишком большие функции пытался взять на себя КГС, проводились мобилизации в НПА. В восстании были и антисемитские лозунги, хотя они не доминировали в движении. В газете повстанцев, выходившей в Тобольске, нередко публиковали свои статьи правые эсеры, где они могли, например, призывать к “восстановлению частной промышленности в городах”.

   Впрочем, в реальности, вряд ли повстанцы в считанные дни смогли бы собрать стотысячную армию, не будь на то согласия сельских обществ, а кроме того, часть повстанческих соединений комплектовалась на чисто добровольческой милиционной и территориальной основе и действовала исключительно вблизи от своих сел. Попытки же проводить мобилизацию в селах, нежелавших ее, неизбежно и быстро проваливались, насильственно мобилизованные крестьяне разбегались по домам в течение нескольких дней (см. “За советы без коммунистов” 2000 г, Новосибирск). Что до антисемитизма, которого в полной мере не избежала ни одна из массовых организаций времен гражданской войны (включая, отнюдь не в последнюю очередь, большевистскую Красную армию, ответственную за десятки кровавых погромов на Украине, в Южной России и в Польше), то КГС выпустил специальные воззвания, направленные против “черносотенной пропаганды, разжигаемой купечеством”. Небольшая еврейская община Тобольска не подвергалась в дни восстания ни погромам, ни гонениям, во всяком случае даже большевики (преувеличивавшие значение антисемитизма в рядах повстанцев) не приводят в своих документах никаких фактических свидетельств обратного. Что же касается влияния партии эсеров, с ее идеями частной промышленности и учредиловки, на ход восстания, то не стоит его переоценивать, как это было показано выше. Вообще, по мнению современных исследователей (Шишкин, Третьяков), восстание носило преимущественно стихийный характер и в целом не контролировалось ни одной политической партией. Можно отметить, что движение имело мощный самоуправленческий потенциал, который мог бы быть реализован в случае успеха восстания.

   Однако, третья революция в Сибири потерпела поражение. Хотя здесь крестьяне-повстанцы были вооружены значительно лучше, чем в ходе чапанной войны, они сильно уступали правительственным большевистским войскам в вооружении. Кроме того, введение НЭПа привело большинство крестьянства к мысли о компромисе с большевистской властью, и хотя вооруженное сопротивление в Западной Сибири продолжалось до начала 1922 года, основные силы повстанцев были рассеяны весной-летом 21 го.

  

  Антибольшевистское рабочее движение

  

  Стихийные рабочие стачки и бунты с требованием улучшения продовольственного снабжения начались уже зимой 1918 г. Летом 1918 года поднялось рабочее движение, организованное “параллельными советами”, так называемыми Собраниями Уполномоченных (СУ) и “беспартийными рабочими конференциями”, созданными самими рабочими, которые уже не видели смысла участвовать в выборах в официальные, большевизированные советы. Оно охватило Питер, Москву, Тулу, Харьков, ряд других промышленных районов. Хотя в этом движении играли ведущую роль правые эсеры и меньшевики, оно, все же, несло в себе освободительный потенциал, связанный с рабочей самоорганизацией. Движение было раздавлено большевистским государством с помощью массовых арестов активистов летом 18 го года. При этом, правда, крупное рабочее восстание вспыхнуло в городах Ижевск и Воткинск. Но здесь, хотя большинство рабочих выступило за вольные советы, правые эсеры и меньшевики постепенно сумели взять на себя руководство движением, создали КОМУЧ - правительство Прикамья. Осенью 1918 года движение потерпело поражение от большевиков.

  Вторая волна рабочего движения поднялась весной 1919 года. Всеобщая забастовка потрясла Питер в марте 1919 го, накануне VIII го съезда РКП (б). Прекратил работу десятитысячный коллектив Путиловского завода, который, под влиянием левоэсеровской агитации поднял лозунг свободных советов, потребовал свободы слова, печати и собраний, ликвидации ЧК и объявил большевиков “предателями революции”. Забастовки под аналогичными лозунгами прошли и в Москве. Огромная волна забастовок, где, так же, активную роль играли левые эсеры, прокатилась по Уралу.

  Пока значительная часть территории страны еще контролировалась открытой "белой" контрреволюцией, большевистская власть еще могла сдерживать народные движения протеста, поскольку воспринималась многими слева от нее как "меньшее зло". Однако, к началу 1921 г. в ходе гражданской войны в России белые были, в основном, разгромлены. Но экономическое положение оставалось катастрофическим; народ голодал. Лишь отчасти в этом была повинна война; но немалая часть вины лежала на деспотической политике правящей большевистской партии. Она превратилась в неограниченную властительницу страны.

  Недовольство политикой большевистских вождей охватило и Балтийский флот. Комиссар Зорин сообщал, что только за январь 1921 г. из партии вышли более 5 тысяч матросов. В феврале конференция членов партии Балтфлота вынесла резолюцию, в которой констатировался "отрыв парторганизации от масс" и ее превращение в "бюрократический инструмент, который потерял всякий авторитет в массах..., удушает всякую местную инициативу". Участники конференции потребовали, чтобы партийная организация сменила свои принципы и "коренным образом демократизировалась".

  В самой большевистской партии под влиянием тяжелого кризиса появилось оппозиционное течение ("рабочая оппозиция"), участники которого требовали большего самоуправления для рабочих. Большинство, сгруппировавшееся вокруг Ленина и Зиновьева, не исключало возможности, как выразился "красный генерал" Фрунзе, изгнать оппозицию "пулеметами".

  Тем временем, рабочий класс был все менее склонен мириться с партийной диктатурой и ее политикой. Петроградские предприятия бурлили. Поднялась очередная, третья волна антибольшевистского рабочего движения. Недовольство было вызвано, в первую очередь, плохим продовольственным положением. В феврале 1921 г. хлебный рацион был сокращен до 1/2 фунта, несмотря на крайне холодную зиму, практически не было топлива. Из-за нехватки топлива некоторые заводы остановились; Петроградский Совет во главе с Зиновьевым постановил временно закрыть их и перевести рабочих на половинный рацион. В то же самое время стало известно, что члены партии на предприятиях получили новые порции одежды и обуви, в то время как остальные должны были по-прежнему ходить в лохмотьях. Такое явное и откровенное неравенство вызвало взрыв негодования. Трудовые коллективы закрываемых предприятий созвали собрание, но оно было запрещено властями. В этих условиях 22 февраля вспыхнула первая стихийная стачка на Трубецкой фабрике. Требования бастующих были вполне умеренными: увеличение продовольственного рациона и распределение имеющегося запаса обуви. Однако Петросовет категорически отказался вести переговоры. Против бастующих были брошены отряды "красных курсантов", которые открыли огонь в воздух. В знак протеста к забастовке присоединились еще 5 фабрик. Планировалась массовая демонстрация, но она была предотвращена конными отрядами красноармейцев.

  27 февраля стачка распространилась еще больше, и власти ввели в Петрограде чрезвычайное положение. Сформированный Зиновьевым "Комитет обороны" приказал бастующим немедленно вернуться на работу. Петросовет , вернее орган партийной большевистской власти, носящий это имя, поступил так, как поступают все капиталисты, будь они частными или государственными: он объявил локаут бастующих рабочих, что практически обрекало их на голодную смерть! Однако на следующий день, 28 февраля, стачка продолжала расширяться. К ней примкнул Путиловский завод. Столкнувшись с жесткой реакцией большевистских властей, забастовка стала все больше приобретать политический характер. Появились листовки, критикующие запрет собраний трудовых коллективов, плакаты с требованием прав и свобод, включая свободные выборы в профсоюзы и Советы. Город, как это становится ясно из записки Тухачевского (см.ниже), находился на грани восстания. Тогда Зиновьев заявил, что речь идет о заговоре меньшевиков и эсеров.

  Поскольку угрозы уже не помогали, чекисты начали массовые аресты бастующих рабочих. Ожесточение населения все нарастало; власти уже не могли рассчитывать на лояльность петроградского гарнизона и вызвали отборные части из провинции; 1 марта было введено осадное положение, за забастовку полагалась смертная казнь. Тем самым большевистский режим объявил открытую войну рабочему классу Питера. Контрреволюционное подполье пыталось использовать создавшее положение и выпустило ряд листовок, в том числе антисемитского и погромного характера. Но контрреволюционерам не удалось оказать на бастующих сколько-нибудь заметного влияния.

  Бастовавшие рабочие оказались в очень трудном положении: продуктов не было, Питер был окружен войсками и изолирован от остальной стране и они не могли рассчитывать на поддержку извне, против них была развернута истеричная массовая кампания: их обвиняли в том, что они "контрреволюционеры" и "антиобщественные элементы". И тут на помощь им попытались прийти матросы и рабочие расположенного по соседству Кронштадта.

  

  Кронштадское восстание

  

  Морская крепость Кронштадт была основана в начале 18 века Петром I. Она расположена на острове Котлин, в 30 километрах от Петрограда, в Финском заливе. Там расположена главная база российского Балтийского флота. Помимо главного острова с базой, инфраструктурой, арсеналом, доками и укреплениями, к базе относятся еще 20 укрепленных островов. Зимой Финский залив замерзает, лед держится с ноября по апрель. В 1921 г. сам Кронштадт занимал примерно треть острова Котлин. Население состояло из моряков Балтфлота, солдат гарнизона, нескольких тысяч рабочих верфей, офицеров, служащих, ремесленников и т.д. - всего около 50 тысяч человек.

  К 1921 г. Кронштадт уже обладал богатой революционной традицией. В октябре 1905 и июле 1906 гг. моряки Балтфлота восставали против царского режима. В 1917 г. Кронштадт был одним из оплотов революции; большевистский лидер Троцкий назвал кронштадтских моряков "гордостью и славой русской революции". В 1917-1918 гг. в городе существовала "Кронштадтская коммуна": революция зашла здесь много дальше, чем в соседнем Петрограде, почти все предприятия были социализированы (а не национализированы), то есть переданы в руки самоуправляемых рабочих ассоциаций и Кронштадского Совета. Вот как описывал тогдашнее положение в Кронштадте М.Брушвит - докладчик на 2 съезде партии левых эсеров весной 1918 г.: "У нас социализировано все в Кронштадте, все, что только можно социализировать. У нас частных предприятий нет совершенно, причем эта социализация происходила... при противодействии большевиков. У нас большевики в Совете в меньшинстве, и доходили они до оппозиции, покидали зал заседания... Социализировано у нас все, начиная с социализации домов, земли... Кроме того, забраны все кинематографы. Луначарский пробовал возражать против этого, но ничего не вышло. Взяты торговые предприятия... Часть торговых предприятий еще остается в руках частных лиц, но закупка вся производится Центральным продовольственным комитетом, и уже закупленные ЦПК товары даются для распродажи в частные предприятия, потому что продовольственный комитет не может нанять столько служащих, чтобы продавать из своих лавок. Но частные предприятия должны продавать по твердым ценам, получая в свою пользу 10-15% за все, причем помимо этих лавок ничего в Кронштадте купить нельзя... С осени открыты 44 школы с бесплатным обучением, книжные магазины при школах, в которых обучаются все ребятишки Кронштадта...". Брушвит предлагал рапространить Кронштадтский опыт на всю Россию. В Совете ни одна партия не имела большинства; были представлены левые эсеры, максималисты, большевики и анархисты. Но позднее большевики захватили власть в городе, воспользовавшись тем, что наиболее революционные матросы отправились на фронты гражданской войны. На город была распространена обычная государственно-капиталистическая и террористическая практика "военного коммунизма".

  28 февраля 1921 г. в Кронштадте распространились слухи о стачках в Петрограде. Взволнованные матросы приняли решение послать в город делегацию, чтобы получить информацию из первых рук. Возвратившись, делегаты выступили с отчетом перед командами кораблей "Петропавловск" и "Севастополь". На собрании команд была принята резолюцию протеста и солидарности с бастующими. На следующий день было намечено открытое собрание на Якорной площади. В этом собрании 1 марта приняли участие более 16 тысяч моряков, красноармейцев и рабочих; они заслушали отчет делегации, вернувшейся из Петрограда. Собравшиеся стали выражать негодование действиями властей против питерских рабочих. Представители режима - председатель ВЦИК Калинин и комиссар флота Кузьмин - заявили, что забастовки в Питере и резолюция моряков "Петропавловска" и "Севастополя" "контрреволюционны". Однако их речи были отвергнуты. Участники высказались за власть Советов, но против большевистской бюрократии. Они одобрили резолюцию, принятую раннее командами 2 упомянутых кораблей. В этом документе содержится, собственно говоря, программа-минимум всего кронштадтского выступления. Вот чего требовали моряки:

  

  "1. Поскольку нынешние Советы более не отражают волю рабочих и крестьян, немедленно провести новые, тайные выборы и для избирательной кампании предоставить полную свободу агитации среди рабочих и солдат;

  2. Предоставить свободу слова и печати рабочим и крестьянам, а также всем анархистским и лево-социалистическим партиям;

  3. Гарантировать свободу собраний и коалиций всем профсоюзам и крестьянским организациям;

  4. Созвать надпартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов Петербурга, Кронштадта и Петербургской губернии, которая должна состояться самое позднее 10 марта 1921 г.;

  5. Освободить всех политических заключенных, принадлежащих к социалистическим партиям, и освободить их заключения всех рабочих, крестьян и матросов, которые были арестованы в связи с рабочими и крестьянскими волнениями;

  6. Для проверки дел остальных заключенных тюрем и концлагерей избрать ревизионную комиссию;

  7. Ликвидировать все политотделы, поскольку ни одна партия не вправе претендовать на особые привилегии для распространения своих идей или на финансовую помощь для этого со стороны правительства; вместо этого образовать комиссии по вопросам культуры и воспитания, которые должны быть избраны на местах и финансироваться правительством;

  8. Немедленно распустить все заградительные отряды;

  9. Установить равные размеры продовольственного рациона для всех работающих, за исключением тех, чей труд особо опасен с медицинской точки зрения;

  10. Ликвидировать специальные коммунистические отделы во всех формированиях Красной Армии и коммунистические охранные группы на предприятиях и заменить их, где это необходимо, соединениями, которые должны будут выделяться самой армией, а на предприятиях - образовываться самими рабочими;

  11. Предоставить крестьянам полную свободу распоряжаться своей землей, а также право иметь свой скот, при условии, что они обходятся своими собственными средствами, то есть не нанимая рабочую силу;

  12. Просить всех солдат, матросов и курсантов поддержать наши требования;

  13. Позаботиться о том, чтобы эти решения были распространены в печати;

  14. Назначить разъездную контрольную комиссию;

  15. Допустить свободу кустарного производства, если оно не основано на эксплуатации чужой рабочей силы".

  

   Как видим, речь идет о программе, в которой нет ничего контрреволюционного или капиталистического. Большинство ее пунктов касается восстановления прав и свобод для трудящихся и замены однопартийной диктатуры строем свободно избранных Советов. Экономические требования не направлены на приватизацию экономики, а оговаривают свободу индивидуальной трудовой деятельности без эксплуатации наемного труда.

  Приняв резолюцию, матросы Кронштадта рассчитывали на соглашение с властями. Подобно парижским коммунарам, они допустили ошибку, не двинувшись немедленно на Петроград. Время было упущено. Надежды на миролюбие комиссаров, как и следовало ожидать, оказались беспочвенными. Для большевиков их власть была куда важнее любого социализма!

  Большевистские вожди не собирались вступать в переговоры с красным Кронштадтом. Вместо этого они принялись распространять ложь о том, что город и база захвачены "белыми" во главе с генералом Козловским. Все это, разумеется, было чистой демагогией. Никаких белых в Кронштадте не было. Старик Козловский, бывший генерал, был военным специалистом, начальником артиллерии, причем его назначил лично нарком по военным и морским делам Троцкий. Это был самый обычный военспец, каких было очень много в Красной Армии. Никакого влияния на матросов и рабочих он не имел и политикой не занимался. Несколько позже, 15 марта, сам Ленин, выступая на Х съезде большевистской партии, признал, что белых в Кронштадте нет. “Там не хотят ни белых, ни нашей власти”, - заявил он.

  2 марта в Кронштадте состоялось собрание 300 делегатов от населения. Его участники подтвердили резолюции, принятые накануне. Комиссар Кузьмин выступил с наглой речью, угрожая бунтовщикам войной и всяческими карами. Стало известно, что накануне он распорядился тайно вывезти из города все запасы продовольствия и амуниции. Это вызвало такое негодование, что его немедленно арестовали, чтобы не дать ему обречь город на голодную смерть. Но кронштадтцы не были настроены кровожадно: на следующий день его выпустили. Что касается большинства рядовых коммунистов Кронштадта, то они скорее поддержали выступление своих товарищей. Их делегаты на собрании голосовали вместе с остальными. Впоследствии в "Известиях" восставшего Кронштадта были опубликованы письма и заявления сотен коммунистов, заявлявших о своем выходе из обюрократившейся партии, ответившей репрессиями на справедливые требования трудового народа. Те же, кто продолжал считать себя членами компартии, призывали ее к покаянию и к поддержке требований революционного Кронштадта. В ходе последующих событий было временно задержано лишь некоторое число большевистских активистов, которые вели подрывную работу; никто не был расстрелян.

  Собрание избрало 30 делегатов для поездки в Петроград для переговоров о мирном окончании забастовок. А большевистские власти уже перешли к репрессиям. В Ораниенбауме чекисты арестовали нескольких матросов из Кронштадта. Возмущенные морские летчики Ораниенбаума единодушно заявили о поддержке Кронштадта и избрали ревком. Однако, опасаясь кровопролития, они отклонили предложение о вооружении. За эту ошибку они дорого заплатили на следующий день.

  3 марта кронштадтская делегация, прибывшая в Петроград, была арестована ЧК и брошена в тюрьму. Переговоры были сорваны. Декрет Ленина и Троцкого обвинил кронштадтцев в антисоветском мятеже. Начался сбор элитных частей, которые должны были быть брошены против Кронштадта. В губернии вводилось военное положение. В Ораниенбауме чекисты арестовали делегацию морских летчиков, собиравшихся на переговоры в Кронштадт; позднее в город вошли войска и подавили движение безоружных матросов; 45 человек были расстреляны, их жены и близкие взяты в заложники. Против Кронштадта была размещена артиллерия.

  Между тем, кронштадтцы приступили к формированию органа самоуправления и руководства выступлением. На конференции делегатов от корабельных команд, армейских частей, государственных учреждений, профсоюзов и фабрик 3 марта должен был решаться вопрос о перевыборах в Совет. Но после получения информации о подготовке большевистского нападения на город был избран Временный ревком (ВРК) из 15 человек. В основном, это были матросы и рабочие - только один служащий и один помощник врача. Председателем был избран матрос Петриченко. Среди членов ВРК не было известных активистов какой-либо политической партии.

  На следующий день обстановка продолжала обостряться. В форте Красная Горка (к востоку от Ораниенбаума) вспыхнули волнения; моряки высказались на своих собраниях в поддержку требований Кронштадта. В городок были срочно введены лояльные большевикам войска. В Петрограде вновь оживилось забастовочное движение. Началась стачка на "Цигеле" и на Балтийском заводе. Контролируемый большевиками Петросовет утвердил ультиматум, адресованный Кронштадту и бастующим рабочим. Критиков лишали слова. Тем временем, в Кронштадте налаживалась новая жизнь. ВРК призвал "Революционную тройку бюро профсоюзов" в течении трех дней провести перевыборы руководящих органов всех профсоюзов и избрать Совет профсоюзов, который должен был стать высшим органом рабочих Кронштадта и действовать в постоянном контакте с ВРК.

  Столкнувшись с ростом народного движения, большевистские власти решились на видимость уступок. В надежде сбить накал забастовочного движения, 5 марта петроградское руководство согласилось распустить большевистские спецчасти по охране порядка в Петроградской губернии и разрешить некоторым рабочим органам направить делегации в деревне для приобретения продовольствия. Одновременно в Петрограде была развернута настоящая охота за находившимися в городе кронштадтскими матросами: их арестовывали и содержали как заложников. Одновременно был направлен второй ультиматум Кронштадту с требованием капитуляции за подписью председателя РВС Троцкого и главкома Каменева. Троцкий издал также приказ, содержавший знаменитую угрозу в адрес "славы русской революции": "Мы перестреляем вас, как куропаток!". Над Кронштадтом с воздуха разбрасывались листовки с требованием капитуляции, полные беспочвенных обвинений и лжи.

  В ответ на большевистские обвинения и ложь, радиостанция Кронштадта распространила 5 марта заявление "Всем, всем, всем", в котором разъяснялись цели выступления. В нем, в частности, говорилось: "Мы свергли у себя коммунистический Совет, и ВРК в ближайшие дни проведет в новый Совет, который, будучи свободно избранным, будет отражать волю всего трудящегося населения и гарнизона, а не маленькой кучки обезумевших коммунистов. Наше дело правое: мы за власть Советов, а не партий, за свободно избранное представительство трудящихся... Вся власть в Кронштадте находится исключительно в руках революционных матросов, красноармейцев и рабочих...".

  6 марта власти продолжали лихорадочно стягивать войска и размещать их напротив Кронштадта. Это были спецчасти, многие из которых переводили из весьма отдаленных районов, включая Сибирь. С другой стороны, часть солдат и моряков из Петроградского гарнизона и Ораниенбаума были переведены на Юг, к Черному морю, подальше от бунтующего Кронштадта. Власти ужесточили режим чрезвычайного положения, запретив гражданам выходить на улицу после 7 часов вечера и - под угрозой стрельбы без предупреждения - собираться в количестве более 5 человек. На бастующих фабриках продолжались массовые аресты. В Ораниенбауме ЧК казнила членов местного ВРК. На следующий день, 7 марта большевистская артиллерия открыла огонь по Кронштадту, но восставшим удалось с помощью ответного огня уничтожить батареи Сестрорецка и Лисьего Носа. Позднее обстрел возобновился из Красной Горки, в ответ заговорили пушки боевого корабля "Севастополь".

  Военное положение Кронштадта было тяжелым. Гарнизон насчитывал примерно 12-14 тысяч человек, в том числе 10 тысяч матросов, однако они были разбросаны по многим укрепленным островам. Поскольку Нева и залив замерзли, город и крепость были легко доступны для атаки по льду. Ледоколов в Кронштадте не было, а военные корабли вмерзли в лед и не могли передвигаться. Снабжение города по воде было невозможно, не говоря уже о том, что правительства соседних стран не горели желанием помогать "красному Кронштадту". Большинство укреплений и орудий крепости были обращены не к внутренней стороне залива, а к открытому морю и мало чем могли защитить ее от нападения со стороны берега. Тем не менее, кронштадтцы не теряли надежды. Они рассчитывали на то, что трудовой народ поднимется на защиту преданных большевиками лозунгов 1917 года. К тому же шла весна, лед мог вскоре растаять, и тогда корабли могли направиться на Петроград и решить исход дела в пользу взбунтовавшегося Кронштадта. Это заставляло спешить и большевистскую власть, уже покачнувшуюся под ударами крестьянских восстаний.

  8 марта в Москве открылся Х съезд большевистской партии. На нем Ленину и Зиновьеву удалось одержать полную победу. Был объявлен запрет фракций. Более 300 делегатов отправились в Петроград, чтобы лично участвовать в подавлении Кронштадта. Среди них было немало членов "рабочей оппозиции", которые пытались таким образом смыть обвинение Ленина в том, что их лозунги близки кронштадтским.

  В тот же день правительственные части перешли в наступление на Кронштадт. Большевистские части, замаскированные в белые одежды, с огромными потерями взяли лежащий к северу от Котлина форт Љ7. За ними стояли чекистские заградительные отряды с пулеметами, готовые стрелять в тех, кто не повинуется приказу о нападении. Однако кронштадтцы нанесли ответный удар и выбили большевистские части. В заявлении ВРК Љ8, распространенном по радио, указывалось: "Мы не хотели проливать братскую кровь и не сделали ни единого выстрела, пока нас к этому не вынудили. Мы должны были защищать правое дело трудового народа и вынуждены были открыть ответный огонь. Нам пришлось стрелять в наших собственных братьев, которые были посланы на верную смерть коммунистами, обжирающимися за счет народа. А в это самое время их вожди Троцкий, Зиновьев и другие сидели в теплых, освещенных комнатах, в мягких креслах в царских дворцах и обдумывали, как еще быстрее и лучше пролить кровь восставшего Кронштадта".

  Воззвания и призывы кронштадтцев возымели свое действие. Часть наступавших перешла на сторону восстания. В последующие дни не раз вспыхивали бунты во время атак на Кронштадт. Так, взбунтовалась, например, вся 79 бригада, солдаты которой собрали собрание, чтобы обсудить требования Кронштадта. В 93 бригаде проходили дискуссии, отмечалось множество случаев дезертирства и перехода на сторону восставших. Власти увеличили число политкомиссаров; командование учредило специальные суды, расстреливавшие непокорных. Политкомиссар Угланов в докладе вынужден был признать: "Мы вынуждены были отойти и отказаться от дальнейших атак, потому что части находились в состоянии сильной деморализации. Армия не в состоянии повторить нападение на форты... Боевая мораль курсантов очень плоха. Преобладают следующая позиция: они требуют информации о целях кронштадтцев и хотят послать делегатов к восставшим, чтобы вступить с ними в переговоры".

  В бессильной ярости большевистское командование распорядилось бомбить Кронштадт с воздуха. Начались беспорядочные авиабомбежки, унесшие множество человеческих жизней.

  Открытый военный конфликт с большевистским режимом не мог не побудить Кронштадт яснее высказаться о своих целях и намерениях.

  Была ли у стихийно восставшего Кронштадта своя программа? Прежде всего, следует иметь в виду, что это было широкое народное движение, в котором не было гегемонии какого-либо идейного течения. Оно отражало настроения и чаяния масс, а не какой-либо разработанный проект общественного устройства. Восставшие были простыми матросами, солдатами и рабочими, а не идеологами. Но все же, анализируя документы Кронштадта, можно сделать вывод о том, что намерения и планы участников восстания выходили за рамки минимальной программы требований, адресованной большевистским властям в конце февраля.

  Прежде всего, кронштадтцы выступали за продолжение мировой революции. Об этом свидетельствует переданное по радио обращение ВРК к работницам всего мира в Международный женский день 8 марта 1921 г. В нем, в частности, говорилось: "Среди грома пушек, среди взрывающихся снарядов, которые обрушивают на нас враги трудового народа - коммунисты, мы, кронштадтцы, шлем вам, работницы всего мира, наш братский привет. Мы приветствуем вас из восставшего красного Кронштадта, из царства свободы. Пусть наши враги пытаются уничтожить нас. Мы сильны, мы непобедимы. Мы желаем вам, чтобы вы как можно скорее добились освобождения от любой формы угнетения и насилия. Да здравствуют свободные революционные работницы! Да здравствует мировая социальная революция!".

  Такова была, условно скажем, международная программа Кронштадтского восстания. Что касается ситуации в России, то здесь кронштадтцы публично высказали свою приверженность идее "Третьей революции". В радиообращении к населению России от 8 марта в связи с началом боевых действий ВРК заявил, что борьба идет против "мнимого рабоче-крестьянского правительства", "против господства коммунистов, чтобы восстановить подлинную власть Советов". "Трудящиеся мира должны знать, - говорилось в обращении, - что мы, защитники власти Советов, заботимся о завоеваниях социальной революции".

  В тот же день в "Известиях ВРК" появилась программная статья "За что мы боремся". Она настолько важна, что, вероятно, имеет смысл привести ее целиком. Говорит мятежный Кронштадт:

  "Когда рабочий класс привел к успеху Октябрьскую революцию, он надеялся достичь своего освобождения. Но результатом стало еще большее порабощение человеческой личности. Власть полицейского монархизма перешла в руки коммунистических проныр, принесших трудящимся вместо свободы постоянный страх перед камерой пыток ЧК, зверства которой намного превзошли зверства жандармского управления царского режима. После многих боев и жертв трудящиеся Советской России получили лишь удары штыков, пули и грубые окрики чекистских опричников. Славный герб рабочего государства - серп и молот - коммунистическое правительство заменило на деле штыком и тюремной решеткой, чтобы обеспечить спокойную, беззаботную жизнь новой бюрократии, коммунистическим комиссарам и чиновникам. Но наиболее позорно и преступно моральное порабощение коммунистами: они не останавливаются даже перед внутренним миром трудящихся, но заставляют их думать так же, как они. С помощью государственных профсоюзов они приковали рабочих к их станкам и тем самым превратили труд не в радость, а в новое рабство. На протесты крестьян, которые нашли свое отражение в стихийных восстаниях, и протесты рабочих, побуждаемых к стачкам уже самими условиями своей жизни, они отвечали массовыми расстрелами и кровожадностью, оставившей далеко позади даже царских генералов. Трудящаяся Россия, первая поднявшая красное знамя освобождения труда, была залита кровью тех, кто был замучен до смерти во славу коммунистического господства. В этом море крове коммунисты потопили все великие и сияющие обещания и лозунги рабочей революции. Все яснее становилось, что теперь очевидно, а именно то, что РКП отнюдь не выступает за трудящихся, как она это утверждает. Интересы трудового народа чужды ей, и однажды придя к власти, она заботится только о том, чтобы не потерять ее вновь, и для этого годятся любые средства: клевета, насилие, обман, убийство и месть членам семей восставших.

  Терпению трудящихся пришел конец. В борьбе с угнетением и насилием то тут, то там в стране вспыхивало пламя восстания. Начались рабочие стачки, но большевистские шпики не дремали и приняли все меры к тому, чтобы предотвратить и подавить неминуемую Третью революцию. Тем не менее, эта революция пришла и будет осуществлена руками трудящихся. Генералы коммунизма поняли, что народ поднялся, потому что убедился в том, что они предали идеи социализма. Но хотя они опасаются за свою шкуру и знают, что нигде не смогут укрыться от гнева трудящихся, они все-таки пытаются с помощью своих опричников запугать восставших арестами, расстрелами и другими зверствами. Но жизнь под игом коммунистической диктатуры стала страшнее смерти.

  Восставший трудовой народ понял, что в борьбе с коммунистами и восстановленным ими крепостничеством нельзя останавливаться на полпути. Нужно идти до конца. Они делают вид, что пошли на уступки: они ликвидируют контрольные отделы в Петроградской губернии, и 10 миллионов золотых рублей выделены для покупки продовольствия за границей. Но не надо обманываться: за этой уловкой скрывается железный кулак господина, диктатора. Который выжидает лишь восстановления спокойствия для того, чтобы стократно отомстить за свои уступки. Нет, среднего пути быть не может. Победить или умереть! Красный Кронштадт, ужас контрреволюционеров справа и слева, служит тому примером.

  Здесь совершился новый великий революционный поворот. Здесь было поднято знамя восстания за освобождение от длящейся уже 3 года тирании коммунистов, которая затмила три века монархического ига. Здесь, в Кронштадте был заложен краеугольный камень Третьей революции, которая снимет с трудящихся масс последние цепи, разобьет их и откроет новую широкую дорогу к творческой деятельности в духе социализма. Эта новая революция всколыхнет также трудящиеся массы на Востоке и на Западе, поскольку подаст пример нового социалистического строительства в противовес бюрократическому коммунистическому "творчеству". Она убедит трудящиеся массы за рубежом в том, что все, совершавшееся у нас до сих пор от имени рабочих и крестьян, не было социализмом.

  Первый шаг был сделан без единого выстрела, без кровопролития. Трудящимся не требуется проливать кровь. Они будут проливать кровь только в том случае, если им придется защищаться. Несмотря на все возмутительные действия коммунистов, у нас довольно самообладания, чтобы ограничиться их исключением из общественной жизни, с тем чтобы они не мешали революционной работе своей злокозненной, лживой агитацией.

  Рабочие и крестьяне неудержимо идут вперед. Они оставили позади себя Учредилку с ее буржуазным строем. Точно так же они оставят позади диктатуру коммунистической партии с ее ЧК и ее государственным капитализмом, которые смертельной петлей легли на шею трудящихся масс и грозили окончательно удушить их. Совершаемое теперь преобразование даст трудящимся возможность установить, наконец, свободно избранные Советы, которые работают без насильственного давления со стороны одной партии, и превратить государственные профсоюзы в свободные объединения рабочих, крестьян и творческой интеллигенции. Полицейская дубинка коммунистического самодержавия окончательно сломана".

  Справедливости ради, отметим, что Кронштадское восстание не было совершенно свободно от авторитарных и националистических идей. Например, судя по воспоминаниям анархиста Беркмана, многие повстанцы до самого последнего момента отказывались открыто критиковать Ленина, полагая, что он болен, не контролирует ситуацию в стране и не несет ответственности за текущую политику. Или, что он плохо информирован о реальном положении вещей, а раз так, то может принять и сторону восставших. Безусловно, такие аргументы сильно попахивают верой в справедливого царя и свидетельствуют о неизжитости монархических и авторитарных мифов в общественном сознании. Важно так же отметить, что в Кронштадте имели место антисемитские настроения.

  Впрочем, подобные настроения не доминировали. В различных документах, статьях и заявлениях, опубликованных в "Известиях ВРК", не раз повторяется: кронштадтцы не хотят возвращения к старым, дореволюционным, буржуазным порядкам, не желают ни "белых", ни Учредительного собрания и намерены после своей победы воспрепятствовать тому, чтобы плодами свержения большевистской власти воспользовалась контрреволюция. Они понимали свое выступление как начало третьего этапа революции: "Волнения рабочих и восстания крестьян свидетельствовали о том, что их терпение подходит к концу. Восстание трудящихся приближалось. Наступил момент, когда комиссародержавие должно было быть свергнуто. Как бдительный страж завоеваний социальной революции, Кронштадт не проспал этот момент. Уже во время Февральской и Октябрьской революций он стоял в первых рядах. Теперь он первым поднял знамя восстания Третьей революции трудящихся. Самодержавие пало. Учредительное собрание кануло в царство преданий. Развалится и комиссародержавие. Время подлинной власти трудящихся, власти Советов пришло".

  Кронштадтцы заявляли, что не считают социализмом то, что делали большевики, называя их политику "государственным капитализмом", "государственным социализмом", "комиссародержавием", "новым самодержавием" и т.д. Троцкий не случайно сравнивался в их документах с Малютой Скуратовым и царским палачом Треповым. Кронштадтцы критиковал бюрократическое засилье, неравенство и привилегии при распределении в пользу большевистских чиновников, прикрепление рабочих к государственным заводам, огосударствление профсоюзов. Что касается положения в деревне, то они выступили с резким осуждением того, что называли "новым крепостным правом" - изъятия земель у крестьянских общин в пользу государства как "нового помещика" в виде совхозов и госхозов, изъятия хлеба и т.д. Все эти беды будут устранены при подлинно социалистическом строе вольных Советов, избранных снизу самими трудящимися, которые на местах прекрасно знают сами тех людей, которых они выбирают. Речь шла не о выборах по партийным спискам, а об избрании конкретных делегатов, пользующихся доверием рабочих и крестьян. Важное место в новой социалистической системе должно было отводиться профсоюзам. 9 марта была в дискуссионном порядке опубликована статья "Преобразование профсоюзов" за подписью С.Фокина, в которой говорилось о том, что большевики лишили профсоюзы собственной инициативы и роли в экономико-кооперативном и культурном строительстве Республике, поскольку в том случае, если бы они смогли выполнить эту роль, "весь порядок централизованного строительства коммунистов неминуемо рассыпался бы". После свержения большевиков, говорилось в статье, "социалистическая Советская республика станет сильной только в том случае, если руководство ею будет принадлежать трудящимся классам в облике обновленных профсоюзов".

  Разумеется, все это было неприемлемо для большевистской власти. Войска, которыми руководили Троцкий и Тухачевский, интенсифицировали атаки. В этой связи стоит привести мнение Тухачевского, высказанное им в записке Ленину в ответ на призывы последнего сформировать из питерских рабочих милицию для порьбы с повстанцами: " Если бы дело сводилось к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно ненадежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам… На западном фронте я также видел неважное настроение рабочих… И если провести мобилизацию в рабочем районе, даже таком, как Петроградский, то никто не может гарантировать, что в тяжелую минуту рабочие не повернут против Советской власти. По крайней мере сейчас я не могу взять из Петрограда бригады курсантов, т.к. город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать”.

  9-10 марта на штурм были брошены новые части. Как и накануне, замаскированные в белые одежды, они пытались атаковать Кронштадт или, по крайней мере, некоторые форты, однако были остановлены огнем кронштадтской артиллерии. Многие из нападавших погибли, когда лед стал трескаться под взрывами. Продвинуться к крепости им нигде не удалось. Около 1 тысячи нападавших перешли на сторону восставших. 10 марта в Петрограде около 100 учащихся морской школы отказались выступить против Кронштадта и были отданы под трибунал. Десятки солдат, которых гнали против Кронштадта, стреляли сами в себя, чтобы получить возможность покинуть фронт.

  С 11 по 15 марта атаки повторялись по тому же самому образцу. Но в то время как большевистское командование имело возможность бросать в атаку все новые и новые части, в Кронштадте стали нарастать признаки усталости. В постоянном напряжении, без сна, под непрерывным обстрелом, защитники медленно теряли свои силы. Что еще важнее, надежда на всеобщее восстание в Петрограде не оправдалась. Голодающее, мерзнущее и затерроризированное население "Северной столицы" осталось пассивным зрителем происходящей вооруженной схватки.

  16 марта большевистские части начали решающий штурм. Троцкий, Тухачевский и армейский штаб, состоявший главным образом из бывших царских генералов и офицеров, перебросил в Петроград новые части со всех концов страны. Нелояльные соединения отправлялись к Черному морю или на польскую границу. Наконец, после многочасовой бомбардировки эти части по льду ворвались в Кронштадт с трех сторон. Защитники, рассредоточенные по фортам, были застигнуты врасплох в тумане зимней ночи. На рассвете ряд фортов уже пал. Через самое уязвимое место - Петроградские ворота - нападавшие ворвались в город. Но еще целых 2 дня - вплоть до поздней ночи 18 марта - население продолжало оказывать ожесточенное сопротивление. Руководивший штурмом крепости Тухачевский рассказывал: “Я был 5 лет на войне, но я не могу припомнить, чтобы когда-либо наблюдал такую кровавую резню. Это не было больше сражением. Это был ад. Матросы бились как дикие звери. Откуда у них бралась сила для такой боевой ярости, не могу сказать. Каждый дом, который они занимали, приходилось брать штурмом. Целая рота боролась полный час, чтобы взять один единственный дом, но когда его, наконец, брали, то оказывалось, что в доме было всего 2-3 солдата с одним пулеметом. Они казались полумертвыми, но пыхтя, вытаскивали пистолеты, начинали отстреливаться со словами: “ Мало уложили вас, жуликов!”

   В этот день, в годовщину провозглашения Парижской Коммуны, был потоплен в крови последний оплот Русской революции. В Кронштадте воцарился большевистский террор с массовыми расстрелами на месте. И еще долгие недели чекисты по ночам казнили свои жертвы. Нескольким тысячам жителям города удалось по льду бежать в соседнюю Финляндию.

  Число жертв Кронштадта точно неизвестно. Некоторые данные о жертвах среди нападавших дают списки петроградских больниц. В них значатся 4127 раненых и 527 убитых. Никто не считал число солдат, замерзших во льду, утонувших в воде или расстрелянных за неповиновение.

  Сколько людей погибло в Кронштадте, мы, вероятно, так никогда и не узнаем. Озверевшие победители после падения крепости расстреливали без разбора, так погибли сотни или даже тысячи. 15 тысяч моряков Балтийского флота в той или иной мере подверглись репрессиям или чисткам, многие были сосланы в Сибирь или на Соловки.

  

  ЭПИЛОГ

  

  С 8 по 16 марта 1921 г. в Москве проходил Х съезд большевистской партии. На нем под влиянием народных восстаний была провозглашена радикальная смена курса. Но реформы НЭПа, введенные большевиками, имели мало общего с тем, чего требовали борцы за Третью революцию. Право распоряжаться частью произведенной продукции, данное крестьянам, и погасившее на какое-то время их недовольство, не было дополненно развитием разнообразных общественных самоуправлений в сфере обмена и производства, которые представляли реальную опасность для большевистской диктатуры уже самим фактом своего существования, СВОЕЙ НЕЗАВИСИМОСТЬЮ. Единственная из таких форм – кооперация - развивалась в 20 е годы уродливо и однобоко, под неусыпным гнетом государства, в условиях террора ОГПУ и при отсутствии возможности для рядовых участников кооперативного движения принимать суверенные решения на всех уровнях. Правления большинства кооперативных союзов теперь контролировались коммунистами, которых было практически невозможно сместить с занимаемых ими постов, хотя кооперативы на местах могли по-прежнему контролироваться общими собраниями их членов. В результате кооперативное движение к концу 20 х годов превратилось в получастное-полугосударственное учреждение, основанное на эксплуатации и корупции. НЭП стал сочетанием элементов пресловутого “свободного рынка” с массированным государственным вмешательством в экономическую и общественную жизнь.

  Элементы самоуправления были дарованы большевиками сельской общине, вернее выбиты повстанческими движениями крестьян. "Земельные Общества" были легитимированы в 1922 году, а ликвидированы официально в 1930 м. Это и была община, с коллективным пользованием и управление землей, с входившими в нее кооперативами, с обширным коллективным инвентарем (мельницы, маслобойки, семенные фонды, избы-читальни, школы, бани) кассой взаимопомощи, куда крестьяне платили сами специальный налог- значительную часть своих доходов. ЗО было юридическим лицом, с основным органом принятия решений- сельским сходом (с участием лиц обоих полов от 18 лет), и с правом передела земли и даже с правом возбуждения исков. В ее веденьи находилось 95,4% земель крестьянского пользования РСФСР ( Земельный кодекс РСФСР, принятый в 1922 г). Однако, с 1922 года большевики пытались ограничить переделы земли (но фактически они, видимо, иногда проводились) . Кроме того, большевики ограничили права общины сельсоветом - органом и инструментом государственной власти, куда, общее собрание мира не могло теперь, выбирать кого хотело. Там сидели партийные чиновники, активно вмешивающиеся в управление деревней, на всех уровнях, например запрещали переделы земли, что вело к постепенному развитию классового расслоения в деревни. Таким образом в 20 е годы в деревне сложилось своеобразное “полуторо-властие” (по аналогии с двоевластием), основанное на сосуществовании взаимоисключающих социальных элементов: деспотического государства, монопольно управляемого одной партией и осуществлявшего индустриально-капиталистическую модернизацию, и сельской общины, пользовавшейся известными правами и полномочиями, но строго ограниченной в них.

   Правые большевики (Бухарин, Рыков) и примкнувшая к ним, на некоторое время, фракция Сталина делали упор на создание в деревне крепких товарно-ориентированных хозяйств. Поэтому они старались запретить переделы земли в общине. Кроме того в деревне в 20 е годы разрешалось использовать наемный труд, который пыталась там ликвидировать революция 1917-1921 гг. Фактически это было продолжением линии Столыпина на разрушение общины и развитием частно-собственнических рыночных отношений, только более тонкими методами и под другим идеологическим знаменем. В городах установке на развитие капитализма, направляемого государством, соответствовал так называемый “режим экономии на производстве” – система все усиливающейся эксплуатации рабочего класса.

   Что касается левых большевиков - троцкистов, то они вообще считали все происходящее буржуазным перерождением и требовали возврата к военному коммунизму. Что в итоге и произошло при их активнейшем участии. В 1928-1930 гг 2\3 троцкистов и почти все их руководство перешли на сторону Сталина и получило высокие посты в аппарате наркомата тяжелой промышленности. Сталин знал, что в деле индустриализации эти кадры незаменимы (когда они выполнили свою задачу, он их уничтожил – во время чисток 1937 года).

   С 1928 года начался откат к новой форме военного коммунизма – к сталинской коллективизации и индустриализации, и на российские города и села опустился ужас массового террора. Большевистский режим, по словам левого эсера Исаака Штейнберга, все время колебался между двумя полюсами: "Он знает или военный "коммунизм" эпохи войны, или рыночный нэповский "коммунизм" мирного времени. Но он в испуге шарахается от третьего пути социалистической революции: демократической и социалистической самоуправляющейся Республики Советов". Однако, этот третий путь был неплохо известен общинному крестьянству и части городских рабочих. По крупным промышленным центрам страны прокатились забастовки. Троцкистские “опозиционеры” отмечали, что, например, в Питере многие рабочие охвачены антиправительственными настроениями. По стране прокатилась волна забастовок. Снова разгорелась страшная борьба в деревне - 3,5 миллиона крестьян приняли участие в 13.754 восстаниях и бунтах против коллективизации. Грандиозное повстанческое и протестное движение вновь, как и в 1921 году, накрыло огромные территории в фервале-марте 1930 го года, в какой-то момент только на Украине восстаниями было охвачено около 1000 населенных пунктов. В некоторых местах снова, был поднят лозунг третьей революции “за советы без коммунистов”. В Западной Сибири, на Дону, в некоторых районах Украины уже формировались альтернативные органы новой (и подлиной) власти советов, основанной на решениях суверенного сельского схода. Но, как и в 1921 году, крестьянская община не смогла довести борьбу до конца и разрушить государство в ходе подлинно-советской, анархисткой революции. Сказалось отсутствие оружия, но, прежде всего, то обстоятельство, что как и в 1921 году основная масса крестьянства отказалась от борьбы, после того, как власти пошли на частичные уступки (тогда, в 1921 ввели НЭП и дали частичные полномочия сельской общине, теперь, в 1930 м, после знаменитой статьи Сталина “Головокружение от успехов” разрешили крестьянам выходить из колхозов). Дальнейшие события со всей очевидность продемонстрировали ошибочность такой тактики и правильность лозунга “Земля и Воля”, где обе составляющие в равной степени необходимы. Контр-наступление сельской общины сменилось новым наступлением государства, с насильственным загоном крестьян в колхозы и массовыми репрессиями. Крестьянство отступило, а потом отступление сменилось массовой гибелью и бегством в города. Военный коммунизм с его “красным террором”, подавлением общественных свобод и двумя миллионами поволжских крестьян, убитых искусственным голодом в 1921-1922 гг, оказался лишь прелюдией к еще более масштабной трагедии, опустошившей страну в 30 е – 50 е годы.