Борьба и жизнь: интервью с Сильвией Федеричи

Сильвия Федеричи родилась в Парме, Италия. В настоящий момент живёт в Бруклине, Нью-Йорк. Является профессоркой университета Хофстра.  Сильвия Федеричи - соосновательница Феминистского Коллектива (1972) и Комитета за Академическую Свободу в Африке (1990). Авторка книг Revolution at Point Zero (2012) и Caliban and the Witch: Women, the Body, and Primitive Accumulation (2004). Одна из основоположниц итальянского автономизма и автономистского феминизма. Наиболее известная работа Федеричи, «Калибан и ведьма: Женщины, тело и первоначальное накопление» (Caliban and the Witch: Women, the Body and Primitive Accumulation), расширяет труд Леопольдины Фортунати (Leopoldina Fortunati). В нем она оспаривает идею Карла Маркса о том, что первоначальное накопление капитала — это необходимый предшественник капитализма. Вместо этого она утверждает, что первоначальное накопление — это фундаментальная характеристика самого капитализма, что для сохранения себя самого капитализм требует постоянного вливания экспроприированного капитала.

Федеричи связывает эту экспроприацию с женским неоплачиваемым трудом, связанным с общественным воспроизводством и другими функциями, она формулирует это как “историческое условие подъема капиталистической экономики, основанной на наемном труде”. В связи с этим она обозначает историческую борьбу за общее и борьбу за коммунализм. Вместо взгляда на капитализм как на освободительную победу над феодализмом Федеричи понимает подъем капитализма как реакционное движение против поднимающегося коммунализма, пытающееся удержать социальный договор.

Интервью было взято во время конференции Subversive Forum в Загребе  Кьярой Бонгфоли в мае 2013 года.

 

К.Б: Я хотела бы начать, если вы не возражаете, с вашей личной истории и с того, как появилась группа "Зарплата за работу по дому" ("Wages for Housework") [1]. Когда именно вы переехали в США и каким образом была создана ваша группа в Италии, Великобритании и США?

C.Ф: Я переехала в США в 1967 году. Там я стала участвовать в студенческом движении, а затем после 1969 я участвовала в некоторых женских учебных группах и феминистских организациях, таких как "Женский Залоговый Фонд" ("Women’s Bail Fund") - нью-йоркская организация, которая помогала женщинам, находящимся в тюрьме, с залогами. Где-то в 1971 году, в Нью-Йорке, я начала взаимодействовать с покинувшими Италию товарищами, вовлечёнными в издательство операистских журналов, таких как La Classe. Они были крайне заинтересованы в новых движениях, таких как "Рабочая власть" ("Potere Operaio") и "Борьба продолжается" ("Lotta Continua"), мы решили начать переводить некоторые материалы. Прежде всего мы сосредоточились на антологии итальянских текстов, над этим мы начали работать в 1971 году. Наша группа перевела множество эссе Тронти, Серхио Болонье и других. Таким образом я познакомилась с "Женской властью и ниспровержением общества" ("Potere femminile e sovversione sociale") . Она в тот момент состояла в "Феминистской борьбе" ("Lotta Femminista"), и только недавно опубликовала свой труд. Я была в восторге от этой работы и подумала: «Это она! Это и есть та феминистская точка зрения, которая мне нужна".

Летом 1972 года я отправилась в Италию, там я поехала на встречу к Марии; в тот момент проходил крупный феминистский сбор в Падуе. Через несколько дней после этой встречи мы приняли решение основать активистскую группу "Международный Феминистский Коллектив" ( "International Feminist Collective"). В коллектив вошли женщины из разных стран, взявшие на себя обязательство начать кампанию с требованием оплаты домашнего труда в своих странах. Мы сформировали международную сеть с группами в Италии, Англии, Германии, США и Канаде, которые впоследствии дали нам большое количество материала и опыта. В течение нескольких лет мы организовывали кампании за оплату домашнего труда, а также международные встречи, в которых мы обсуждали планирование нашей кампании, о том как участвовать в борьбе, теоретически и практически вырабатывали свою позицию. Мы обсуждали вопросы организации, какую литературу печатать и каким образом должен происходить обмен знаниями. Моё участие в этой кампании продолжалось до конца 1977 года. Меня вдохновляет, что сорок лет спустя к вопросу оплаты работы по дому существует большой интерес. В семидесятые годы наша позиция находилась под ударом многих феминисток и левых. Сегодня я вижу обратное. Я присутствовала на ряде конференций по историческому материализму, и заметила, что вопрос воспроизводства[2] стал важным компонентом точки зрения марксистского феминизма. Я думаю, что изменения, которые произошли в организации труда в связи с реструктуризацией мировой экономики в последние три-четыре десятилетия, породили новый тип понимания феминистской стратегии помимо освобождения через оплату труда.

К.Б: Почему, на ваш взгляд, необходима критика капитализма с точки зрения воспроизводства?

С.Ф: Такой подход позволяет нам переосмыслить капитализм в целом. Когда вы смотрите на вопрос воспроизводства, вы видите нечто фундаментальное в капиталистической организации труда. Вы видите, что капитализм вынужден как система девальвировать репродуктивный труд. Вы видите, что в истории капитализма некоторые модели постоянно возвращаются. И рабство, и обесценивание женского труда уходят своими экономическими корнями в капиталистическую необходимость снижения стоимости производства рабочего класса как работников. Капитализм нуждается в сокращении затрат на воспроизводство жизни, организации работы и реакреации рабочей силы. Капитализм присваивает себе природные ресурсы просто так, и точно таким же образом он присваивает работу порабощённых им людей и женский репродуктивный труд. В этот момент приходит понимание антикапиталистической позиции: мы видим, что сексизм и расизм являются комплексным явлением и структурной необходимостью капиталистической системы. Не может существовать капитализма без какой-либо формы расизма или сексизма. Именно поэтому, независимо от того, в какой вид борьбы мы вовлечены, мы должны начать создавать альтернативу капитализму. В женском движении, в борьбе за оплату работы по воспроизводству, мы увидели это. Например, мы увидели, что существуют различные способы организации борьбы вокруг ухода за детьми. Мы можем бороться с позиции освобождения своего времени для наемного труда или мы можем бороться с позиции, что сам по себе уход за детьми уже является работой и нам не нужна ещё одна. Эта борьба не должна освободить наше время для дополнительной работы, но должна освободить нас от работы как таковой. Организация самого процесса ухода за ребенком также поднимает вопрос о том, какому новому поколению мы хотим дать жизнь. Это не просто вопрос создания парковочных мест для автомобилистов с детьми. Мы расширяем горизонты нашей борьбы и представляем каким может быть общество будущего, вместо того, чтобы оставаться ограниченными капиталистической точкой зрения, где мы обмениваем один тип работы на другой, не нарушая круга капиталистического накопления.

К.Б: В ваших работах есть сильная критика идеи женской эмансипации через труд, который был частью марксистской и либеральной феминистской традиции. Почему вы думаете, что концепция эмансипации через труд ограничена?

С.Ф: Я думаю, что она ограничена по многим причинам. Прежде всего эта концепция ограничена капиталистическим определением труда: в ней труд и оплачиваемый труд приравниваются, как будто существует только единственная форма эксплуатации и антикапиталистической борьбы. Говоря о домашней работе как о неоплачиваемом труде мы открываем новое понимание труда: поле капиталистической эксплуатации и борьбы с ней гораздо шире, чем принято считать. Подобная критика есть ни что иное, как критика, с которой движение за права чернокожих  и антиколониальное движение обращались к ортодоксальным марксистским левым. Рабство согласно этой критике есть один из столпов капиталистического накопления. Также важен вопрос стратегии и организации движения. Женщины присоединились к оплачиваемой рабочей силе именно в тот момент, когда рабочие места переживали массированную атаку аутсорсингом и прекаризацией труда. Поэтому включение женщин в ряды оплачиваемой рабочей силы не было великой победой. К концу семидесятых годов, работа была переведена в , профсоюзы начали свою борьбу с самого начала, отбросив все завоевания рабочих. Таким образом, для феминистского движения концентрация на организации вокруг рабочего места стала стратегической ошибкой.

Я, конечно, не имею ввиду то, что женщины не должны были стать наёмными работницами. Но всё это выглядит совсем иначе, когда становится политической стратегией. В Соединенных Штатах это означало, что борьба в вопросе воспроизводства была заброшена. Вся борьба была нацелена на создание женских организаций с целью получения равной оплаты за равный труд. Но что же произошло? Мы присоединились к рабочей силе, но не смогли поменять характер организации труда. Например, очень мало рабочих мест, где каким-либо образом учтён уход за детьми. Мы не изменили организацию своей работы, потому что мы стали рабочей силой с позиции слабых. Борьба в сфере воспроизводства вместо всего этого могла бы привести к политической рекомпозиции среди женщин. Но к середине 70-х борьба в сфере воспроизводства была заброшена, по крайней мере, в Соединенных Штатах. Феминистское движение настолько боялось подорвать свое требование о равенстве, что даже не боролось за декретные отпуска. И как результат: в настоящий момент их нет в США. Мы должны были бороться по всем направлениям. Когда же дело дошло до Верховного суда, многие феминистки не хотели вступать в это противостояние, потому как считали, что, если просить о "привилегиях", то нельзя просить о равенстве. Они не видели того, что декретный отпуск -- никакая не привилегия: мы не должны притворяться мужчинами для того, чтобы к нам относились, как к людям.

К.Б: В ваших работах вы пишете о сообществах по уходу - это то, что я считаю очень важным. В вашей книге "Революция в нулевой точке" ("Revolution at Point Zero"), например, есть прекрасный раздел, в котором рассмотрено старение и уход за пожилыми людьми. Можете ли вы сказать что-то больше о проблеме ухода за детьми и пожилыми, и как эта проблема может позволить нам переосмыслить политическую борьбу в целом?

С.Ф: Вопрос общего [3] и сообществ ухода очень важен. Мы начали эту дискуссию чуть больше 10 лет назад в Нью-Йорке, на пике движения антиглобализации. В то время, после контр-саммита в Сиэтле, мы были наполнены энтузиазмом. Тысячи людей действовали вместе в Сиэтле и Монреале, но вскоре все начало разваливаться. Молодые активисты начали задаваться вопросом организации движения. Они чувствовали, что все эти масштабные мобилизации оставили множество людей за бортом. Например, есть люди с заболеваниями, которые не обладают нужной степенью мобильности для таких мероприятий. У других есть семейные обязанности, они должны заботиться о маленьких детях или пожилых родственниках. Мне кажется, что это было движение, в котором только "наиболее приспособленные" могли принять участие -- то есть те, у кого есть возможность обсуждать вопросы вплоть до полуночи, те, у кого нет маленьких детей или их есть куда пристроить, когда проходит митинг. Поэтому мы и начали говорить о создании движения, которое могло бы воспроизводить себя, не разделяя нашу борьбу и нашу повседневную жизнь.

Результатом этих обсуждений стал ряд небольших книг и зинов, рефлексирующих на тему самообеспечения в движении и создания сетей взаимной поддержки. Мы начали переосмысливать понятие взаимопомощи, которое было присуще анархистскому движению в 20 и 30 годы ХХ века и коммунистическому движению на рубеже веков, ещё до создания социальных государств. В то время все внимание было направлено на рабочие организации: это были профсоюзы, которые обеспечивали рабочим пенсии, компенсации за несчастные случаи и т.д. Таким образом профсоюзы были сильно связаны с локальными сообществами, и, когда наступал час борьбы, эти сообщества были едины в ней с рабочими. Сегодня подобных сообществ нет, по крайней мере в большинстве городских центров Соединенных Штатов (и не только Штатов -- прим. пер). Поэтому мы должны воссоздать солидарность, мы должны воссоздать социальную структуру наших городов и мы должны создать новую основу для нашей борьбы. Мы должны создать автономные формы воспроизводства так, чтобы они стали базисом для нашего сопротивления. Если мы серьезно относимся к построению антикапиталистической борьбы, мы также должны спросить себя: какое общество мы хотим создать? Мы должны экспериментировать с новыми формами кооперации.

Вопрос организации воспроизводства в духе кооперации особенно важен, потому как мы не можем произвести индустриализацию репродуктивного труда, по крайней мере, наиболее трудоемкие его аспекты, относящиеся к уходу за ребенком. Это моя критика Маркса и левых, мечтающих об обществе, где машины будут делать всю работу. Машины не могут заботиться о детях.  Существует огромный объем работы, который не может быть технологизирован. Поэтому единственный способ организовать его -- это сделать этот труд общественным. Атомизация и индивидуализация репродуктивного труда убивает нас. Идея организации сообществ по уходу имеет множество сторон: выживание и прообраз нового общества, сопротивление и реконструкция социальной фабрики [4]. Это новые отношения, новые формы сотрудничества, с помощью которых мы обретаем право решать, как должен быть организован процесс воспроизводства. Движение “Оккупай” вдохновило молодых людей, многие из них никогда не были политически активны раньше, и их самый важный опыт во время оккупаций заключался в воспроизводстве движения на началах самоорганизации. Это был большой эксперимент в области кооперативного воспроизводства, который длился несколько месяцев: была организована работа дворников, группа по кухне, библиотека, инфогруппа, агитгруппа. Это был уникальный опыт. Он дал людям понять, что это значит жить в обществе, в котором вы не одиноки, в котором ваша повседневная жизнь заключается в сотрудничестве во всех сферах. И поэтому, даже после того, как палаточные городки были демонтированы, борьба продолжилась. В качестве примера можно привести . Другой пример наследников Оккупая -- движение .

К.Б: Еще один момент, который вы затрагиваете в "Революции в Нулевой Точке" -- это институционализация и кооптация феминистского движения в последние тридцать лет. Не могли бы вы рассказать что-то об этом?

С.Ф: Я часто сравниваю ту роль, которую сыграла Организация Объединенных Наций в отношении феминистского движения с той ролью, которую она сыграла в отношении антиколониального движения. Поместив себя во главе процесса деколонизации, ООН утвердила его вектор в интересах международного капитала и США, подобное случилось и с женским движением. Вмешательство ООН в феминистскую политику изменило феминистскую повестку таким образом, что она стала совместной с неолиберальной программой. Как только стало ясно, что роль посредника между женщинами и капиталом, которую мужчины играли в капиталистической системе, находится в кризисе, ООН вмешивается и создаёт новые структуры и институты. Массовое включение женщин в наемный труд поместило женщин в куда более прямое отношение с капиталом. И это потребовало изменений в институциональной структуре. С одной стороны работа ООН и НПО реструктурировала феминистскую повестку, исключив из нее всё, что не могло быть взято под контроль; а с другой стороны деятельность этих организаций помогла правительствам обнаружить эту новую прямую связь между женщинами и капиталом. В результате в течение десяти- пятнадцати лет феминистское движение всё больше и больше теряло свою автономию. Год за годом, начиная с Мехико в 1975 году и заканчивая Пекином в 1995 году, феминистки организовывали свою деятельность вокруг конференций ООН.

Международные учреждения и неправительственные организации подрывают не только автономию женского движения, но и автономию миллионов женщин, которые пытаются организовать свою жизнь вне рынка. Например, они продвигают идею микрокредитов для женщин в Африке и Азии, которые живут натуральным хозяйством, после чего женщины оказываются должны банкам. НПО стали ударными войсками микрокредитов - извращенной программы, продвигаемой Всемирным банком и Организацией Объединенных Наций в качестве средства расширения прав и возможностей женщин. На самом деле это средство заставить женщин работать больше и выжимать из их работы больше денег, причём из женщин, которые итак живут на грани выживания. И всё это вместо того, чтобы строить сети взаимопомощи. Феминистская группа Мухерес Креандо ("Mujeres Creando") в Боливии выпустила мощный отчёт "Бедность - это большой бизнес" (“La Pobreza es un gran negocio”), который показал, что микрофинансирование имеет более высокую процентную ставку, чем любой другой кредит -- 20% - 30%. Почему? Потому что, как они говорят, кредитование бедных людей является весьма трудоемким, нужно много работы, чтобы выяснить, что есть у бедных людей. Банки нанимают сотрудников, чтобы те проехали много миль, пришли в дома женщин, которые берут кредиты, и увидели, что есть в их садах. У них есть курица и несколько горшков. В Бангладеш кредиторы забирают горшки. В этих горшках варится рис, а кредиторы их забирают, это является большим унижением, и, как результат, некоторые женщины идут на самоубийство.

Ламия Карим написала книгу об этом явлении -- "Микрофинансирование и недовольство" ("Micro-finance and its Discontents") (2011). Она посвящена Гремин Банку в Бангладеш, а также НПО, которые участвовали в популяризации микрокредитов. В Бангладеш это приняло крайне жёсткие формы: если женщина не может платить, другие женщины и сотрудники НПО приходят к ней в дом и угрожают: "Если ты не заплатишь, то мы сломаем твой ​​дом". Первое, что они делают, это демонтируют жестяную крышу, потому как её можно продать -- в итоге дом остаётся совсем без крыши. Затем они забирают горшки, после этого у женщин уже ничего не остаётся. Всё основано на коллективном контроле. Это сделано для того, чтобы каждая женщина контролировала других, заставляя их погасить кредит, потому как за него они несут коллективную ответственность. Исследовательница Джулия Эльячар, авторка книги Markets of Dispossession: NGOs, Economic Development, and the State in Cairo (2005) описывает, каким образом банки и НПО освоили тактику "шейминга", выяснив, как нужно "позорить" людей, чтобы те погашали кредиты, ведь в различных культурах существуют разные категории стыда. Они хотели узнать, как применить шейминг, чтобы заставить женщин платить по кредитам.

Таким образом за этой концепцией "прав и возможностей" скрывается идея, что только доступ к деньгам дает вам власть. Женщины, которые ранее жили натуральным хозяйством, оказываются под контролем денежных отношений. Многое из этого связано с отделением женщин от земли, ведь в мире ещё много аграрных стран. Подсобное хозяйство даёт людям силу, потому как в стране, где заработная плата чрезвычайно низка, а уровень безработицы очень высок, факт того, что есть участок земли, дающий некоторую автономию, позволяет людям произвести еду, а значит выжить и избежать наихудших форм эксплуатации. Но такие международные финансовые учреждения, как Всемирный банк, хотят покончить с этой автономией. В своих статьях я уже не раз писала, что современная эпоха возвращается к охоте на ведьм в различных частях мира -- начиная с Африки и заканчивая Папуа. Многое связано с этим процессом. В ответ на обнищание, которое создала глобализация, женщины занимают земли в сельских и городских районах. Они противостоят приватизации земли, воды и продаже деревьев. Всё это является частью борьбы, которая и определит, что ценно на самом деле, а что нет.

 

[1] Под работой по дому и домашней работой (“Housework”) здесь понимается широкий спектр неоплачиваемого труда, который проходит за пределами рабочего места: это и работа по дому в её узком понимании, репродуктивный труд, труд по уходу и т.д.



[2] Воспроизводство -- непрерывно продолжающийся (незатухающий, бесконечно повторяемый) процесс производства благ, по ходу которого возобновляются (воспроизводятся) и жизненные средства, и их производители (человек как потребитель и как рабочая сила), и производственные отношения между участниками этого общественного процесса.

 

[3] Общее или общественное (The Commons) -- филофская категория, вокруг которой строится борьба разных движений за лучший мир. Для теоретиков автономизма общее в настоящий момент -- это борьба против прекаризации труда, борьба за воплощение радикального демократического эксперимента и борьба против международных финансовых институтов: МВФ, ЕЦБ, ВТО и т.д.

[4] Автономисты рассматривали общество как “социальную фабрику”. Подобно конвеерным операциям, здесь существует разделение труда как в пространстве, так и во времени. Мужчины работают на заводе, а женщины в этот момент заняты неоплачиваемым трудом по воспроизводству.
 

Перевод: тов. bezmotivnik

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Антти Раутиайнен

Ветеран анархического и антифашистского движения Украины Максим Буткевич уже больше чем полтора года находится в плену. Анархисты о нем могли бы писать больше, и мой текст о нем тоже сильно опоздал. Но и помочь ему можно немногим. Послушать на Spotify После полномасштабного вторжения России в...

1 месяц назад
Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

1 месяц назад
2

Свободные новости