Привет, дорогие мои друзья, товарищи и все те, кому небезразлично продолжение «краснодарской» эпопеи. Сейчас пишу по прошествии судебного шоу, итогом которого стал мой заезд в очередную тюрьму этого города СИЗО 48/1. Поскольку судебные слушания были открытыми, многие очевидцы наблюдали полное разложение этого уголовного дела № 112/17 — слышно было, как трещат «белые нитки». Непшикуев в очередной раз изменил свои показания (теперь он уже не собирался администрацию Кондрата взрывать, а так повзрывать - вообще); Рандина, переведенная в разряд свидетелей, показала, что какой-то пакет (в котором потом оказались злополучные гранаты) получила у меня дома от каких-то моих знакомых — она их не помнит, так как была в нетрезвом состоянии, а я (Лариса) в это время спала; свидетель Платонов дал показания о давлении на него со стороны работников ФСБ и следователя Осипенко… м все в таком духе. Предъявлялись вещдоки из моей квартиры: паяльники, проводки, кофемолка, пузырек размером с мизинец с грязными стенками — именно в нем грозные эксперты обнаружили 2 гр. ВВ (соскребли)… Мне в лом описывать весь этот цирк — пусть это сделают очевидцы процесса — москвичи и краснодарцы, приходившие поддержать меня.

Приходилось много и не всегда приятно общаться со СМИ. Вначале я не желала делать этого, однако, вплоть до суда после окончания следствия ФСБ продолжало травлю моей семьи; угрозы в отношении матери и отчима, обыски у дальних родственников, попытки «прилепить» разного рода «висяки» мужу — Илье Романову, допросы и слежка за адвокатом Маркеловым. Параллельно, как я и предполагала в предыдущем своем письме силовики начали «шерстить» леворадикалов. Именно потому, что вся эта мусороподобная мразь напоминает тараканов, разбегающихся в свои норки при свете, и я пошла на общение с журналистами, стремясь высветить подлую подноготную ФСБ, их методы и показать, что есть в этом мире то, что они не в силах ни запугать, ни раздавить. Кроме того, я открыто заявляла и объясняла свои анархо-коммунистические идеи. На воле, вместе со всеми собранными мною материалами по «краснодарскому делу», все это отражено в черновике моего последнего слова. Люди, хранящие все эти бумаги, надеюсь опубликуют его вместе с этим письмом.

«Правовым и демократическим» итогом стал приговор: мне 4 года колонии общего режима, Непшикуеву — 3 года. Вот, кстати, хороший урок для будущих «активно сотрудничающих» со следствием непшикуевых. Что касается меня, то достаточно слез моих близких и либерально-демократических соплей. Мне же нужно выживать и физически, и нравственно, — тем самым, продолжая бороться.

После заключения под стражу в зале суда в 14 часов до позднего вечера сидела с конвоем в воронке за воротами городского СИЗО — тюрьма не хотела меня принимать, так как не имеют права принимать беременных после 28 недель (на тот момент у меня было 32). Конвой уже собрался отвезти меня переночевать в 1-й линейный отдел, утром везти в Усть-Лабинск на зону № 3 — чему я очень обрадовалась, т.к. очень мне не хотелось в тюремные стены опять. Однако позвонил какой-то крутой краснодарский «силовик» — некто полковник Афанасьев - и личным приказом заставил тюремных врачей дать разрешение на прием меня в СИЗО в нарушение инструкций. Так что сейчас пишу вам с тюремной больнички с хаты № 5. Сначала былоне без конфликтов со смотрящей за хатой, однако через пару дней все нормализовалось — я стараюсь не пороть косяков, но и не позволяла надавить на себя. Сейчас живу на хорошем месте — нижняя шконка за общаковым столом. Подогрели меня на третий день мои товарищи, так что и хожу не зачуханная — ведь из суда я приехала без ничего. Хата наша дорожная, так что спать приходится очень мало, принимаем и передаем тюремную почту: «мульки» — письма и «бандюки» — бандероли между камерами и корпуса. В хате есть одна душевнобольная, она постоянно в истерике, ходит под себя, может не спать по двое суток. Всем приходится с нею возиться, остальные здесь уже по 2-й ходке, поэтому в целом в камере порядок; розовых нет, дежурим по очереди, грев на общак передаем добровольно — кто сколько может. Жизнь тут более свободная, чем на ФСБешных тюрьмах — кормушки открыты, везде проходят дороги, на прогулках перекликаются, сообщение идет и через хозобслугу (это хозработники тюрьмы из числа осужденных). Мужики нас понемногу подогревают — всегда есть чай, сигареты, конфеты. В то же время ежедневно вижу, как вокруг люди гниют от рака, гангрены, сепсиса. Лекарств нет, врачи такие, что не умеют кровь из вены брать, прогулки 20-30 минут, люди задыхаются в хатах.

Тех, кто сидит на тюрьмах СМИ, мусора и политики рисуют социальным дном и уголовниками, псевдолевые интеллигентствующие нытики — люмпенами. Но именно здесь находится тот самый народ наш — угнетенный и оскорбленный. Все бывшие и теперешние работяги, которых лишили всех прав, работы, зарплаты; и сегодня они вынуждены идти на мелкий криминал, чтобы прокормить свои семьи, своих детей. Да, здесь жесткие и даже жестокие правила жизни, но здесь и настоящая взаимовыручка и взаимопомощь — когда одни зеки отдают свои лекарства тем, кому еще хуже и у кого ничего и никого нет; когда солидарно бойкотируют беспредел администрации и т.д.

Те же, кто никогда не был един со своим народом, не испытывал общие горести и беды, никогда не почувствует классовой ненависти, никогда не осознают необходимости ответного, революционного насилия. Прикормленные властью или рафинированные эстеты могут только болтать об абстрактном гуманизме и свободах и правах личности, даже не понимая, что это такое и что не будет конца беспредельному издевательству и уничтожению людей, пока не будет разрушена система государственного террора. Но разрушение системы насилия невозможно без физического уничтожения всех развращенных и вскормленных этой системой: политиков, силовиков, мусоров и прочей сволочи, потому что сами они никогда не отдадут вожделенную власть добровольно. Я пишу эти строки — не просто пишу, я прожила, прострадала, прочувствовала это — весь ужас, который несет в себе каждый облеченный «полномочиями» любого ранга, другому, обычному человеку.

Я знаю, что в анархическом и даже вообще «левом» движении подобные идеи найдут отклик в меньшинстве; более того, знаю, что в достаточной степени даже те, кто занимается «левозащитой», списывают такие взгляды на какие-то мои… комплексы неполноценности; другие же вообще отводят мне роль «провокатора» среди «добропорядочных», «приемлемых» левых. Бог с ним — я иду своей собственной колеей, живу надеждой, что «левые» обретут-таки социальные корни, и все больше будет у нас людей, чья жизнь и судьба неразрывно будут связаны и с революционными процессами в обществе, и с собственным народом.

Рассчитываю на помещение этого письма и «последнего слова» на сайт, на публикацию — можно в частях.
Прошу также распространить и мое второе письмо из СИЗО ФСБ вместе с большой статьей — это все как-то зависло у …