ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Приступая к этой книге, читателю прежде всего важно знать, с какого рода работой он имеет дело: с серьезным ли и добросовестным исследо­ванием — или же с фантастическим и безответственным вымыслом? Мо­жет ли он отнестись к автору с доверием — по крайней мере, в области сообщаемых фактов, данных и материалов? Достаточно ли беспристрастен автор, и не искажает ли он истину — в оправдание своей идеи, в вящее посрамление идей противника?

Вопросы далеко не праздные.

К источникам о махновском движении следует подходить с величай­шей осмотрительностью. Читатель поймет это, если вдумается в некоторые характерные особенности движения.

С одной стороны, махновщина — явление громадного размаха, величия и значения, развернувшееся с исключительной силой, сыгравшее в судь­бах революции колоссальную и чрезвычайно сложную роль, выдержавшее титаническую борьбу со всеми видами реакции и не один раз спасавшее революцию от разгрома, — явление необычайно богатое яркими, красоч­ными эпизодами и заставившее говорить о нем, интересоваться им не толь­ко в России, но и за ее пределами. При этом махновщина возбудила к себе в самых различных лагерях — и реакционных, и революционных — самые разнообразные чувства: начиная от жгучей ненависти и вражды, переходя к недоумению и, далее, к недоверчивому и подозрительному от­ношению и кончая чувством глубочайшей симпатии и восхищения. Что же касается монополизировавших революцию коммунистической партии и «советской» власти, то с ними махновщина вынуждена была, после долгих перипетий, вступить — как и с реакцией — в ожесточенное единоборство, причем нанесла и партии, и власти ряд ощутимых физических и мораль­ных ударов. Наконец, личность самого Махно — сложная, яркая и силь­ная, как и все движение, — также привлекла к себе всеобщее внимание, вызывая в одних простое любопытство и недоумение, в других — тупое негодование или бессмысленный страх, в третьих — непримиримую не­нависть, а в четвертых — беззаветную любовь...

Естественно, что махновщина побуждает браться за перо многих «пове­ствователей», толкаемых всякого рода соображениями, ничего общего не имеющими ни с подлинным знанием дела, ни с живым стремлением поде­литься этим знанием, беспристрастно изложить и осветить предмет, зафик­сировать и предоставить в распоряжение будущего историка точный материал. Одних заставляет хвататься за перо политический расчет: потреб­ность оправдать и укрепить свою позицию, втоптав в грязь и оклеветав враждебное движение и его деятелей. Другие считают своим долгом просто лишний раз лягнуть недоступное их пониманию, напугавшее или потревожившее их явление. Третьих поощряют — легенда, создавшаяся вокруг дви­жения, сенсационность темы, острый интерес к ней со стороны «широкой публики», соблазнительная возможность заработать несколькими страница­ми романа. Четвертых, наконец, разбирает просто журналистский зуд.

Так нагромождаются «материалы», способные внести в представления читателя лишь бесконечную путаницу и отнять у него всякую возможность дойти до правды¹.

С другой стороны, движение, при всем своем местном размахе, рядом обстоятельств вынуждено было развиваться в атмосфере известной замк­нутости и отчужденности.

Будучи чисто низовым движением широких народных масс, чуждых всякому стремлению к параду, блеску; господству и славе; возникнув на окраине России, вдали от крупных центров; развертываясь в известном ограниченном районе, в условиях отрезанности не только от всего мира, но даже от других областей России, — движение, в его существенных, глубинных чертах, осталось мало известным за его пределами. Протекая почти все время в невероятно тяжелой и напряженной боевой обстановке; окруженное со всех сторон врагами, почти не имея друзей из других — нетрудовых — сфер; беспощадно подавляемое правящей партией и заглу­шаемое кровавым треском ее государственной деятельности; потеряв до­брых 90% своих лучших и активнейших участников; не имея ни времени, ни возможности, ни даже особой потребности фиксировать, накоплять и передавать потомству свои дела, слова и думы, — движение оставило по себе мало живых, непосредственных следов и памятников. Его фактиче­ская сторона проходила незапечатленной. Его документы не распростра­нялись широко и не сохранялись. Поэтому оно до сих пор в огромной степени скрыто от глаз постороннего, от взора исследователя. До его сущ­ности нелегко добраться. Подобно тому, как остаются навсегда безвестны­ми тысячи скромных отдельных героев революционных эпох, и махновскому движению грозило остаться в значительной мере безвестной героической эпопеей украинских тружеников. До сего дня вся богатейшая фактическая и документальная стороны этой эпопеи пребывают под спу­дом. И если бы судьбе не угодно было сохранить в живых нескольких участников движения, основательно знающих его и способных рассказать о нем правду, оно, действительно, осталось бы нерассказанным...

Такое положение вещей ставит серьезного читателя и историка в чрез­вычайно трудное положение: в необходимость самому, без всякой помощи — не только без прямых руководящих данных, но и без малейшего указания на то, где такие данные можно достать, — критически разби­раться в исключительно пестрых и противоречивых источниках, работах и материалах.

Вот почему необходимо помочь читателю сразу же отделить пшеницу от плевел, зерно от шелухи. Вот почему важно сразу же установить, может ли он пользоваться данной работой как здоровым и чистым источником. Вот почему вопрос об авторе и о характере его труда приобретает, s дан­ном случае, столь существенное значение.

Я взял на себя смелость написать предисловие к книге и осветить в предисловии эти вопросы, так как волею судьбы принадлежу к тем не­многим уцелевшим участникам махновского движения, которые, в доста­точной для того степени, знакомы и с самим движением, и с автором книги, и, наконец, с теми условиями, в которых эта книга создавалась.

1- Не говоря о множестве мелких газетных статей, разбросанных по различным органам России и заграницы и обнаруживающих либо недюжинные клеветнические способности, либо невероятную литературную беззастенчивость их авторов, сущест­вуют уже и более или менее крупные работы, претендующие на известное идейное или историческое значение, но являющиеся, в действительности, или сознательным извращением истины, или просто нелепыми баснями. Укажем, например, на книж­ку большевика Я. Яковлева «Русский Анархизм в Великой Русской Революции» (вышла в нескольких — русских и заграничных — изданиях), — книжку, пред­ставляющую сплошной поток извращений и прямой лжи. Или отметим большую и весьма претенциозную статью некоего Герасименко в историко-литературном сбор­нике «Историк и современник» (изд. Олега Дьякова и К°., книга III, Берлин 1922, стр. 151, статья «Махно»), — статью, в которой рассказываются такие небылицы, что стыдно становится и за «автора», и за «сборник». Мы должны также отметить, что и в анархической прессе, в общем и целом подходящей к махновскому движе­нию серьезно, вдумчиво и честно, с совершенно иных сторон и с иными целями, чем все вышеупомянутые «авторы», имеется немало ошибок и неточностей, вызы­ваемых тем обстоятельством, что авторы сами не участвовали в движении непос­редственно, не подходили к нему близко и писали о нем исключительно понаслышке: по некоторым печатным материалам, по рассказам и впечатлениям других лиц. [См., напр., брошюру П.Руденко «На Украине (повстанчество и анар­хическое движение)», переизданную Рабочей Издат. Группой в Респ. Аргентине в марте 1922 г.; статью из журнала «Вольный Труд», органа Питерской Федерации Анархистских Групп, окт. 1919 г. В статью и брошюру вкрались грубые погрешности, объясняемые тем, что автор не принимал непосредственного участия в повстанческом движении, не переживал конкретно его сложных перипетий].

***

Предварительно позволю себе небольшую оговорку.

Меня могут спросить (и действительно часто спрашивают), почему я сам не пишу о махновском движении? По многим соображениям. Оста­новлюсь на некоторых из них.

К изложению событий, к задаче освещения махновского движения на­до подходить во всеоружии сведений, сосредоточенно и строго. Тема эта требует длительной, напряженной и всесторонней работы. А такая работа была для меня до сих пор, по многим причинам, невозможна. Вот почему, прежде всего, я считал необходимым воздержаться пока от этой темы.

Махновская эпопея слишком серьезна, величественна и трагична, слишком обильно полита кровью ее участников, слишком глубока, сложна и своеобразна, чтобы можно было позволить себе судить и писать о ней «легко», — например, на основании одних только рассказов и противоре­чивых показаний разных лиц. Излагать ее по документам — тоже не со­всем наше дело, так как сами по себе документы — вещь мертвая, далеко не всегда и не полно отражающая живую жизнь. Писать по документам — дело будущих историков, перед которыми, кроме документов, не окажется уже больше никакого иного материала. Современники должны относиться строже и к делу, и к себе, ибо именно с них история много спросит. Они должны воздерживаться от суждения и повествования о подобных со­бытиях, поскольку не были их непосредственными участниками. И дол­жны не так набрасываться на рассказы и документы с целью «писать историю», как стремиться запечатлеть личный опыт, поскольку они его имели. В противном случае они рискуют оставить в тени или, — что еще хуже, — исказить самую сущность, живую душу событий и ввести чита­теля и историка в большое заблуждение. Конечно, и их непосредственный опыт может страдать погрешностями и неточностями. Но в данном случае это обстоятельство не имеет значения. Они дадут подлинную, живую картину и сущность событий, вот что — главное. Сопоставив их рассказ с документами и иными данными, легко отбросить второстепенные ошибки. Вот почему повествование участника и очевидца событий особенно важно. Чем полнее и глубже был личный опыт, тем более важна и спешна такая работа. Если к тому же этот участник сам обладает и документами, и рассказами других участников, то его повествование приобретает перво­разрядное значение.

Мне предстоит говорить о махновщине в свое время, в своем месте и в своем освещении. Но я не могу писать полную историю махновского движения именно потому, что не могу претендовать на полное, подробное и всестороннее знание предмета. Я провел в самом движении около полу­года, — от августа 1919 по январь 1920 г., — то есть наблюдал его далеко не на всем его протяжении. С Махно я встретился впервые тогда же, в августе 1919 г. Я совершенно потерял из вида и движение, и Махно, бу­дучи арестован в январе 1920 г., и соприкоснулся еще раз с тем и другим лишь на две недели в ноябре того же года во время договора Махно с советской властью. С тех пор я снова потерял движение из виду. Таким образом, хотя я многое перевидал, пережил и передумал в этом движении, но мое непосредственное знакомство с ним было неполным.

И вот, на вопрос о том, почему я не пишу о махновщине, я не раз отвечал, что имеется более сильный, чем я, в этом отношении.

Под этим более сильным я и разумел автора предлагаемой работы.

Я знал о его постоянной деятельности в движении. В 1919 г. мы ра­ботали там вместе. Я знал также, что им тщательно собираются материалы по движению. Знал, что он усиленно пишет его полную историю. Знал, наконец, что книга эта уже написана и что автор готовится издать ее за границей. И я считал, что прежде всего другого должна появиться в свет именно эта работа — полная история махновщины, написанная челове­ком, соединяющим в себе и постоянного участника движения, и облада­теля богатой сокровищницей материалов.

Многие до сих пор искренне убеждены, что Махно — «обыкновенный бандит» и погромщик, увлекший за собой темную и падкую до грабежа, разложенную войной солдатско-крестьянскую массу. Многие по сей день считают Махно «авантюристом», веря злостным и нелепым сказкам о том, что он «открывал фронт» Деникину, «братался» с Петлюрой, «объединялся» с Врангелем... С легкой руки большевиков, многие все еще повторяют кле­вету, будто Махно «возглавлял контрреволюционное кулацкое движение» и будто «анархизм» Махно — лишь наивная выдумка некоторых анархистов, искусно использованная им в своих целях... Но Деникин, Петлюра, Вран­гель — это лишь яркие военные эпизоды: за них хватаются и нагромож­дают горы лжи. Борьба с контрреволюционными генералами далеко не исчерпывает махновщину. Сущность же махновского движения, его внут­реннее содержание, его органические черты остаются, вообще говоря, со­вершенно неизвестными.

Небольшими разрозненными статьями, отрывочными заметками, частичными работами — такого положения вещей не изменить. В отно­шении такого крупного и сложного явления, как махновщина, подобные статьи и работы дают слишком мало, не освещают картину в целом и тонут в море печатного слова почти без следа. Для того, чтобы нанести хороший удар всем сказкам и положить начало серьезному интересу и ознакомлению с предметом, необходимо в первую очередь дать о нем более или менее цельную, исчерпывающую работу, после чего можно с пользой перейти к отдельным вопросам, к частностям и деталям.

Именно такой цельной работой является настоящая книга. И ее ав­тор ~ более, чем кто-либо, — был призван выполнить ее. Можно лишь пожалеть о том, что, в силу ряда неблагоприятных обстоятельств, этот труд выходит в свет со значительным опозданием¹.

1 - До его появления автор — в целях скорейшего ознакомления иностранных товарищей и рабочих с некоторыми фактами махновщины – напечатал в заграничных газетах 2 статьи: «Нестор Махно» и «Махновщина и антисемитизм».

***

Знаменательно, что быть первым историком махновского движения вы­пало на долю рабочему. Этот факт — не простая случайность. На протя­жении всего своего существования движение и идейно, и организационно обслуживалось теми силами, которые смогла выдвинуть сама рабоче-кре­стьянская масса. Интеллигентного, теоретически образованного элемента в нем, вообще говоря, не было. Все время оно было предоставлено самому себе. И первого историка, теоретически обосновывающего и освещающего движение, оно выдвигает из своей же среды.

Автор, Петр Андреевич Аршинов, сын фабричною рабочего г. Екате-ринослава и сам рабочий, слесарь по профессии, упорным личным трудом добился известного образования. В 1904 году, 17-ти лет, он примыкает к революционному движению. В 1905-м, работая в качестве слесаря в же­лезнодорожных мастерских г. Кизил-Арвата (Средняя Азия), он вступает в местную организацию партии большевиков. В ней он быстро начинает играть активную роль, став одним из руководителей и редакторов местного нелегального революционного органа рабочих «Молот». (Этот орган обслу­живал всю Средне-Азиатскую железную дорогу и имел большое значение в революционном движении рабочих этой магистрали). В 1906 г., пресле­дуемый местной полицией, Аршинов покидает Среднюю Азию и переез­жает на Украину, в г. Екатеринослав. Здесь он становится анархистом и уже как таковой продолжает вести революционную работу среди екатери-нославских рабочих (гл. обр. на заводе Шодуара). Причиной перехода его к анархизму послужил минимализм большевиков, который, по убеждению Аршинова, не отвечал подлинным устремлениям рабочих и послужил, со­вместно с минимализмом остальных политических партий, причиной по­ражения революции 1905—06 гг. В анархизме Аршинов нашел, по его собственным словам, собирание, запечатление свободно-равенственных стремлений и чаяний трудящихся.

В 1906—07 гг., когда царское правительство охватило всю Россию сетью военно-полевых судов, широкая массовая работа стала совершенно невозможной. Аршинов отдает дань исключительной обстановке и своему боевому темпераменту: раз за разом он совершает несколько террористи­ческих актов.

23 декабря 1906 г. в рабочем поселке Амур близ Екатеринослава он с несколькими товарищами взрывает полицейский участок. (При взрыве погибло три казачьих офицера, пристава и стражники из карательного отряда). Благодаря тщательной организации этого акта ни Аршинов, ни его товарищи не были раскрыты полицией.

7 марта 1907 г. Аршинов стреляет в начальника главных железнодо­рожных мастерских г. Александровска, Василенко. Вина последнего перед рабочим классом состояла в том, что он отдал под военный суд за Алек­сандровское вооруженное восстание в декабре 1905 г. свыше 100 человек рабочих, из которых многие на основании показаний Василенко были осуждены на казнь или на долгосрочную каторгу. Кроме того, и до этого случая и после него Василенко проявлял себя как активный и безжало­стный угнетатель рабочих. Аршинов по собственной инициативе, но в со­ответствии с общим настроением рабочих масс, сурово расправился с этим врагом трудящихся, застрелив его близ мастерских на глазах мно­гочисленных рабочих. На этом акте Аршинов был схвачен полицией, же­стоко избит и через два дня, в порядке военно-полевого суда, приговорен к казни через повешение. Однако в центре приведение приговора в ис­полнение приостановили, найдя, что дело Аршинова по закону должно раз­бираться не военно-полевым, а военно-окружным судом. Эта отсрочка казни дала Аршинову возможность бежать. Побег был совершен из Алек­сандровской тюрьмы в ночь на 22 апреля 1907 г., во время пасхальной заутрени, когда заключенных вывели в тюремную церковь. Смелым набе­гом нескольких товарищей с воли тюремная стража, охранявшая заклю­ченных в церкви, была застигнута врасплох и перебита. Всем заключенным предоставлена была возможность бежать. Вместе с Аршино-вым тогда бежало свыше 15 человек.

После этого Аршинов проводит около 2-х лет за границей, главным образом во Франции, но в 1909 г. возвращается в Россию, где в течение 1,5 лет в нелегальных условиях ведет пропагандистскую и организацион­ную работу по анархизму среди рабочих.

В 1910 г. он, переправляя из Австрии в Россию транспорт оружия и анархической литературы, был арестован на границе австрийскими вла­стями и заключен в тюрьму в гор. Тарнополе. Просидев здесь около года, он, по требованию русского правительства, за совершенные террористиче­ские акты передается русским властям в Москву и приговаривается Мо­сковской судебной палатой к 20-ти годам каторжных работ.

Каторгу Аршинов отбывал в Москве, в Бутырках.

Здесь он впервые (в 1911 г.) встретился с юным Нестором Махно, который был, за террористические же акты, осужден (в 1910 г.) на бес­срочную каторгу и который заочно знал Аршинова еще раньше по работе на юге. Оставаясь во время пребывания в тюрьме в товарищеских отно­шениях, они оба вышли из заключения в дни революции, в первых числах марта 1917 г.

Махно по освобождении уехал для революционной работы на Украину, в родное Гуляй-Поле. Аршинов остался в Москве, приняв энергичное уча­стие в работе Московской Федерации Анархистских Групп.

Когда после оккупации Украины австро-германцами Махно летом 1918 г. приехал на время в Москву посоветоваться с товарищами о поло­жении дел, он жил вместе с Аршиновым. Здесь они познакомились ближе и горячо обсуждали вопросы революции и анархизма. Уезжая через 3-4 недели обратно на Украину, Махно договорился с Аршиновым поддер­живать постоянную связь. Он обещал не забывать Москву, при случае помогать движению денежно. Говорили о необходимости поставить жур­нал... Слово свое Махно сдержал: он выслал в Москву денег (по незави­сящим обстоятельствам, последние до Аршинова не дошли) и не раз писал Аршинову. В письмах он звал последнего работать на Украину, ждал и сердился, что тот не едет.

Через некоторое время Махно неожиданно загремел на столбцах газет как вождь довольно сильного партизанского отряда.

В апреле 1919г., в самом начале развития махновского движения, Аршинов приезжает в Гуляй-Поле и с этого момента пребывает почти безвыездно в районе махновщины, вплоть до разгрома 1921 г. Здесь он ведет главным образом культурнопросветительную и организационную работу: одно время руководит культ.-просв, отделом, редактирует газету повстанцев «Путь к Свободе» и т.д. Отлучается он из района лишь летом 1920 г. в связи с разгромом движения. В это время у него пропадает готовившаяся к печати рукопись по истории движения. После отлучки ему лишь с боль­шим трудом удается вернуться в осажденный со всех сторон (белыми и красными) район, где он затем и остается до начала 1921 г.

В начале 1921 г., после того, как движение подвергается со стороны советской власти третьему жестокому разгрому¹, Аршинов уезжает из рай­она с определенным поручением: довести до конца работу по истории махновского движения. Работу эту он ведет и на этот раз благополучно заканчивает в чрезвычайно тяжелых условиях жизни — частью еще на Украине, частью в Москве.

Таким образом, автор настоящей книги является лицом более, чем кто-либо, компетентным в данной области. Он знал Нестора Махно задолго до описываемых событий и близко наблюдал его на всем их протяжении, в самые различные моменты. Он знал также всех выдающихся участников движения. Он сам был активным участником событий, сам переживал их полное величия и трагизма развитие. Ему более, чем кому-либо, была ясна сокровенная сущность махновщины — ее идейные и организационные ис­кания, устремления и чаяния. Он видел титаническую борьбу ее с насе­давшими на нее со всех сторон враждебными силами. Как рабочий, он глубоко проникся подлинным духом движения — могучим, освещаемым анархической идеей, стремлением трудовых масс взять свою судьбу и строительство новой жизни на деле в свои руки. Как рабочий интелли­гентный, он сумел глубоко продумать существо движения и отчетливо про­тивопоставить это существо идеологии других сил, движений и направлений. Наконец, он тщательно знакомился со всей документальной стороной движения. Он как никто мог критически отнестись ко всем рас­сказам и материалам, мог отделить в движении существенное от неваж­ного, характерное от ничтожного, основное от второстепенного.

Все это дало ему возможность, несмотря на целый ряд неблагоприят­ных условий, на неоднократную пропажу рукописи, материалов и доку­ментов, — осмыслить и ярко осветить один из своеобразнейших и значительнейших эпизодов русской революции.

1 - Во время этого разгрома, в момент нападения кавалерийской дивизии «чер­вонного казачества», Аршинов — не в первый раз — едва спасся от смерти. На его глазах были зарублены близкие товарищи, не успевшие уклониться от удара казацкой шашки.

***

Что сказать об отдельных сторонах этой работы? Нам кажется, что данная книга сама достаточно говорит о себе.

Подчеркнем прежде всего, что она писалась с исключительной при­дирчивостью к точности изложения. Ни один сколько-нибудь сомнитель­ный факт не вошел в нее. Наоборот, множество интересных и характерных эпизодов и деталей, имевших место, были опущены автором в целях сжа­тости.

Опущены были также некоторые моменты, черты или целые события, ввиду невозможности подкрепления их точными данными.

Пропажа целого ряда характернейших документов вообще сильно ото­звалась на работе. Последняя, по счету четвертая, потеря вместе с руко­писью ценнейших материалов до такой степени угнетала автора, что, по его признанию, он некоторое время колебался начинать работу сызнова. И лишь сознание необходимости дать хотя и неполный, но цельный очерк махновщины заставило его снова взяться за перо.

Разумеется, дальнейшая работа по истории махновского движения дол­жна быть расширена и пополнена новыми данными. Движение это на­столько обширно, глубоко и своеобразно, что еще не так скоро получит свою полную оценку. Настоящая книга является лишь первым серьезным вкладом в дело изучения одного из крупнейших и поучительнейших ре­волюционных движений в истории.

***

Против некоторых принципиальных положений автора можно спорить. Но они не являются основным элементом книги и потому не развиты до конца. Отметим, что своеобразная оценка автором большевизма как иду­щей на смену буржуазии новой господской касты, сознательно стремя­щейся к экономическому и политическому господству над трудящимися массами, представляет немалый интерес.

***

Сущность махновщины выявлена в работе как нельзя более выпукло. При этом самый термин «махновщина» приобретает под пером автора чрезвычайно широкий, почти нарицательный смысл. В этот термин автор вкладывает понятие об особом, совершенно своеобразном и самостоятель­ном революционном и классовом движении трудящихся, постепенно осоз­нающем себя и выходящем на широкую арену исторического действия. Автор считает махновщину одним из первых и замечательнейших прояв­лений этого нового движения и противопоставляет ее как таковую другим силам и движениям в революции. Тем самым подчеркивается случайность термина «махновщина». Движение существовало бы и без Махно, так как существовали бы те живые силы, живые массы, которые это движение создали и развернули и которые выдвинули Махно лишь как своего та­лантливого боевого руководителя. Сущность движения осталась бы та же, хотя название его было бы другим, а его идейная окраска выявилась бы с иной (меньшей или большей) отчетливостью.

Личность и роль самого Махно оттенены в работе весьма ярко.

Отношение движения к различным враждебным силам — к контрре­волюции, к большевизму — обрисованы исчерпывающе. Страницы, посвя­щенные различным моментам героической борьбы махновщины с этими силами, захватывают и потрясают.

***

Чрезвычайно интересный вопрос о взаимоотношениях между махнов­щиной и анархизмом недостаточно разработан автором. Высказано общее и основное положение, что анархисты в целом, точнее, анархические «верхи», остались в стороне от движения: по выражению автора – «проспали» его. Автор объясняет это явление главным образом тем обстоятельством, что известный слой анархистов в большой степени заражен «партийностью- _ пагубным стремлением руководить массами, их организациями и движениями. Отсюда — непонимание этими анархистами действитель­но самостоятельных массовых движений, возникающих помимо их и тре­бующих от них лишь искренней и самоотверженной идейной помощи. Отсюда же — их предубежденное и пренебрежительное, по существу, от­ношение к таким движениям. Но такого утверждения и объяснения недо­статочно. Следовало бы расширить и углубить эту тему. Среди анархистов имелось к махновщине троякого рода отношение: во-первых — определенно скептическое, во-вторых — среднее, и в-третьих — определенно положи­тельное. Автор принадлежит, несомненно, к этому последнему течению. Но его позиция может быть оспариваема, и ему следовало бы поэтому развить вопрос более основательно. Правда, данная тема не относится к существу его книги. И, с другой стороны, изложенные им на протяжении этой книги факты в значительной степени сами по себе подкрепляют его положение... Надо надеяться, что поднятый им вопрос получит на стра­ницах анархической печати дальнейшую разработку и что всестороннее обсуждение ею приведет к ценным для анархического движения выводам.

Нечего и говорить о том, что все сказки о бандитизме, об антисеми­тизме и других якобы присущих махновскому движению темных явлениях должны с появлением этой книги сойти на нет.

Если махновщина — как и всякое дело рук человеческих — имела свои тени, свои ошибки, свои уклоны, свои отрицательные стороны, то они, по свидетельству автора, были, сравнительно с великой положитель­ной сущностью движения, настолько мелки, ничтожны, что о них странно было бы особо говорить. При малейшей возможности свободного творче­ского развития движения они были бы без всякого затруднения изжиты.

В работе достаточно ярко оттенено, с какой простотой и легкостью, с какой естественностью движение перешагнуло через ряд предрассудков — национальных, религиозных и иных. Этот факт чрезвычайно характерен: он лишний раз показывает, на какие достижения — и как легко — способны одушевленные решительным революционным сдвигом трудовые массы, если они, действительно, сами творят свою революцию, если им предоставлена подлинная и полная свобода исканий, свобода действий. Пути их не­ограниченны — если только сознательно не загораживать эти пути.

Но самым крупным и важным в настоящей работе мы признаем сле­дующее:

1) В противовес многим, считавшим и до сих пор еще считающим махновщину лишь своеобразным военным эпизодом — удалой партизан­щиной, несущей в себе все минусы, все созидательное бесплодие военщи­ны (а многие строили именно на этом обстоятельстве свое отрицательное

развертывает он перед нами картину свободного, глубоко идейного, — хотя и очень краткого, — творческого и организационного движения широких трудовых масс, формирующих свою, тесно спаянную с ними, военную силу лишь в целях необходимой обороны своей революции и своей сво­боды. Этим разбит очень распространенный предрассудок в отношении махновщины.

Характерно, что в серьезный упрек махновщине автор ставит как раз некоторое пренебрежение военно-стратегической стороной дела. В главе об ошибках махновцев он выражает уверенность в том, что, если бы по­следние вовремя организовали серьезную охрану возможно более широких границ района, — вся революция на Украине, а затем и вообще, могла бы развернуться совершенно иначе. Если автор прав, то в этом отношении судьбу махновщины можно сблизить с судьбой других революционных движений прошлого, в которых военные промахи также сыграли роковую роль. Во всяком случае, мы обращаем сугубое внимание читателя на этот пункт, дающий повод к очень полезным размышлениям.

2) Ярко оттенена полная самостоятельность движения: сознательно и энергично отстаиваемая независимость его от каких бы то ни было на­вязывающих себя извне сил.

3) Определенно и точно установлено отношение большевизма и совет­ской власти к такому явлению, как махновщина. Нанесен сокрушительный удар всем выдумкам и оправданиям большевиков. Вскрыты до полной на­готы все их преступные махинации, вся их ложь, вся их контрреволюци­онная  сущность.  Хотелось  бы   поставить эпиграфом  к  соответствующей части книги слова, сорвавшиеся когда-то у начальника секретно-оператив­ного отдела ВЧК Самсонова (в тюрьме, при вызове меня «следователем» к допросу). На мое замечание о том, что поступок большевиков по отно­шению к Махно в момент договора с ним является поступком предатель­ским,   Самсонов   живо   возразил:   «Вы   считаете   это   предательством?   А по-нашему, это показывает лишь, что мы — умелые государственные по­литики: когда Махно был нам нужен, мы сумели его использовать; а когда он стал не нужен, мы сумели его ликвидировать».

4) Многие искренние революционеры считают анархизм идеалистиче­ской фантазией и оправдывают большевизм как единственно возможную, неизбежную и необходимую в развитии мировой социальной революции реальность, закрепляющую известный этап этой революции. Отрицатель­ные стороны большевизма представляются таким образом несущественны­ми и находят себе историческое оправдание.

Настоящая книга наносит этому взгляду смертельный удар. Она на­глядно устанавливает два кардинальных пункта: 1) анархические устрем­ления выявились в русской революции, поскольку последняя стала подлинной самостоятельной революцией трудовых масс не как «вредная утопия фантазеров», но как реальнейшее, конкретное революционное дви­жение этих масс; 2) как таковое, оно было сознательно, жестоко и подло подавлено большевизмом.

Изложенные в этой книге факты ясно показывают, что «реальность» большевизма по существу та же, что реальность царизма. Эти факты кон­кретно и ярко подтверждают и противопоставляют этой «реальности» глу­бокую верность и реальность анархизма как единственной подлинно революционной идеологии труда, и снимают с большевизма всякую тень исторического оправдания.

5) Книга дает богатый материал для переоценки анархистами многих своих ценностей. Она наталкивается на некоторые новые вопросы; она развертывает ряд фактов, способствующих более отчетливому решению кое-каких не новых вопросов; она, наконец, подтверждает некоторые, основа­тельно забытые истины, которые очень полезно еще и еще раз пересмотреть и передумать.

***

Еще одно замечание.

Хотя данная книга написана анархистом, но интерес и значение ее, несомненно, выходят далеко за пределы того или иного определенного кру­га читателей.

Для многих она явится полным и неожиданным откровением. Многим она откроет глаза на совершающиеся кругом события. Многим осветит эти события новым светом.

Не только всякий грамотный рабочий или крестьянин, не только вся­кий революционер, но и каждый мыслящий и интересующийся окружа­ющим человек должен внимательно прочесть эту книгу, должен продумать вытекающие из нее выводы и отдать себе ясный отчет в том, чему она учит.

Теперь, когда жизнь чревата событиями, и мир насыщен борьбой; те­перь, когда революция стучится в каждые двери, готовая так или иначе увлечь в свой вихрь каждого смертного; теперь, когда во всю ширь раз­вертывается великая тяжба — не только между трудом и капиталом, между миром отжившим и миром нарождающимся, но и между приверженцами различных путей борьбы и строительства; теперь, когда большевизм гро­мыхает по земле, требуя крови за свое предательство революции, насили­ем, обманом и подкупом вербуя себе сторонников; когда Махно, тоскуя в Варшавской тюрьме, может быть утешен только тем, что идеи, за которые он боролся, не умирают, но ширятся и растут, — теперь каждая книга, освещающая пути революционной борьбы, должна быть настольной книгой в каждом доме.

Анархизм — не привилегия избранных, а глубокое и широкое учение и мировоззрение, с которым в наши дни должен быть знаком всякий.

Пусть читатель не станет анархистом. Но пусть не случится с ним того, что случилось с одним стариком-профессором, попавшим случайно на анархическую лекцию. Взволнованный до слез, он говорил после лек­ции собравшимся вокруг него слушателям: «Вот я, профессор, дожил до седых волос и до сих пор ничего не знал об этом замечательном, пре­красном учении... И мне — стыдно...»

Пусть читатель никогда не будет анархистом: быть анархистом — не обязательно. Но знать анархизм — надо.

Май 1923 г.

Волин.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Махновщина — колоссальное явление русской действительности. По глубине и разнообразию идей она превосходит все известные нам само­бытные движения трудящихся. Фактический материал у нее огромный, но в условиях теперешней — коммунистической — действительности не­чего и думать собрать весь материал для освещения движения. Это — дело последующих лет.

Работа по истории махновского движения предпринималась мною че­тыре раза. Для этого тщательно собирался весь материал, относящийся к движению. Но все четыре раза работа, доведенная до середины, пропа­дала вместе с материалами. Дважды она пропала на фронте, в боевой обстановке, а два раза — на квартирах во время обысков. Особенно ценный материал пропал в январе 1921 г. в г. Харькове. В нем было собрано все, что имелось на фронте, в махновском лагере и в личных архивах Махно: \ записки Махно, содержавшие большой фактический материал, больший- ' ство изданий и документов движения, комплект газеты «Путь к Свободе», подробные биографические данные ответственных участников движения. Собрать в короткое время хотя бы часть пропавшего не представлялось возможным. Поэтому настоящая работа велась при отсутствии многих, крайне необходимых материалов. С другой стороны, она производилась первое время в обстановке боев, а после — в очень неблагоприятных поли­цейских условиях русской действительности, когда ее приходилось писать так, как в царской каторге заключенные писали записки друг другу, т.е. где-нибудь в углу или спрятавшись за стол, с вечной опаской, как бы не накрыло начальство.

Вследствие этого работа носит спешный характер, имеет много про­белов. Окружающая действительность требует, однако, чтобы работа по истории движения была выпущена хотя бы и в таком неполном виде. Сле­довательно, она не является исчерпывающей, а лишь начальной и будет иметь дальнейшую разработку и продолжение. Но для этого необходимо собирание материалов, относящихся к движению. Просьба ко всем това- \ рищам, имеющим что-либо из этого материала, передать его автору.

***

В этом предисловии я желаю сказать несколько слов заграничным товарищам-рабочим. Многие из них, приезжая в Россию на те или иные конгрессы, видят русскую действительность из казенных рук. Они обхо­дят заводы Петрограда, Москвы и других городов и знакомятся с положением в них на основе данных правительственной партии или родственных ей политических групп. Такое знакомство с русской действительностью не имеет ценности. Приезжающим гостям всегда пока-ывают жизнь, далекую от действительности. Возьмем следующий при-В 1912 или 1913 году один амстердамский ученый (кажется, Израель Ван-Кан) приехал в Россию для ознакомления с русской тюрь­мой и каторгой. Царское правительство предоставило ему возможность осмотреть тюрьмы Петрограда, Москвы и иных городов. Профессор хо­дил по камерам, знакомился с положением заключенных, разговаривал с ними. Несмотря на это и на то, что он вступил в нелегальную связь с некоторыми политическими каторжанами (Минор и др.), в русской тюрьме он в общем не увидел больше того, что ему желало показать само тюремное начальство; и то, что было специфически в русской каторге, осталось для него неизвестным. Вот в положение такого Из-раеля Ван-Кана попадают все заграничные товарищи-рабочие, приезжа­ющие в Россию и думающие в короткий срок, на основании данных правительственной партии или соперничающих с ней политических де­ятелей, познакомиться с русской жизнью. Они неизбежно будут делать грубые ошибки.

Чтобы прощупать русскую действительность, необходимо пойти или в деревню в качестве простого работника-земледельца, или на фабрику — в качестве рабочего, получать экономический и политический паек, вы­даваемый коммунистической властью народу, требовать священных прав труда, а когда их не дают, — бороться за них, и бороться революци­онно, ибо революция есть высшее право труда; и лишь тогда подлинная, не показная русская действительность заглянет такому смельчаку пря­мо в лицо. И тогда для него не покажется неожиданной история, рас­сказанная в этой книге. Он с ужасом и потрясением увидит, что в России сейчас, как и везде, распинается великая правда трудящихся, и ему понятен будет героизм махновского движения, защищающего эту правду.

Мне думается, что всякий вдумчивый пролетарий, заботящийся о судьбах своего класса, согласится, что только так и следует знако­миться с русской — и со всякой иной — жизнью. Все же то, что до сих пор обыкновенно практиковалось в России в целях изучения ее дей­ствительности заграничными делегациями, — вздор, самообман, загра­ничный пикник, пустая трата времени.

Москва, апрель 1921 г.

P.S. — Считаю приятным товарищеским долгом, от себя и от ос­тальных участников движения, высказать благодарность всем организа­циям и товарищам, помогшим или стремившимся помочь делу издания книги: федерации анархо-коммунистических групп Северной Америки, итальянским и болгарским товарищам.

Май 1923 г.

Глава первая. ДЕМОКРАТИЯ И ТРУДОВЫЕ МАССЫ В РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Мы не знаем ни одной революции в мировой истории, когда бы ее — революцию — вел в своих интересах сам трудовой народ, т.е. городские рабочие и бедное, не эксплуатирующее чужого труда крестьянство. Несмотря на то, что во всех крупных революциях главною силою были рабочие и крестьяне, приносившие неисчис­лимые жертвы во имя торжества их, — руководителями, идеоло­гами и организаторами форм и целей революции неизменно бывали не рабочие и крестьяне, а сторонний, чуждый им элемент, обык­новенно элемент средний, колеблющийся между господствующим классом отмирающей эпохи и пролетариатом города и деревни.

Этот элемент всегда зарождался и вырастал на почве распада старого строя, старой системы государственности, производимого постоянным движением к свободе порабощенных масс. Благодаря своим классовым особенностям, своим претензиям на власть в го­сударстве он в отношении отмирающего политического режима за­нимал революционную позицию, легко становился вождем порабощенного труда, вождем революционных движений масс. Но, организуя революцию, ведя ее под флагом кровных интересов ра­бочих и крестьян, этот элемент всегда преследовал свои узкогруп­повые или сословные интересы и всю революцию стремился использовать в целях утверждения своего господского положения в стране. Так было во время английской революции. Так было во время великой французской революции. Так было во французской и германской революциях 1848 года. Так было в целом ряде иных революций, когда пролетариат города и деревни, борясь за свободу, истекал кровью, а плодами его жертв и усилий распоряжались вож­ди, политики разных названий, разрабатывавшие за спиной народа задачи и цели революции применительно к интересам своих групп.

Во время великой французской революции трудящиеся принес­ли колоссальные усилия и жертвы во имя ее торжества. Но разве политические деятели этой революции были сынами пролетариата и боролись за его идеи — равенство и свободу? Ничуть не бывало. Дантон, Робеспьер, Камилл Дэмулен и ряд других владык рево­люции были кровными представителями тогдашней либеральной буржуазии. Они боролись за определенный буржуазный тип обще­ственных отношений, ничего общего не имевший с революционны­ми идеями равенства и свободы народных масс Франции 18-го века.

А ведь они считались и до сих пор считаются общепризнанными вождями всей великой революции. И разве после французской ре­волюции 1848 года рабочий класс, отдавший революции три месяца героических усилий, нужды, лишений и жертв, получил «социаль­ную республику», как обещали ему руководители революции? От них он получил социальное порабощение и массовое избиение, рас­стрел 50-ти тысяч рабочих Парижа, когда последние попытались восстать против обманувших их руководителей.

Рабочим и крестьянам во всех прошлых революциях удавалось лишь наметить свои устремления, создать лишь свое течение, которое всегда извращалось и затем ликвидировалось более умны­ми, более хитрыми, более знающими вождями революции. Самое большее, чего трудящиеся достигали в этих революциях, — это незначительной подачки, в форме ли права на собрания, союзы, печать, или — в форме права избирать себе правительство; да и то эта подачка, как правило, изымалась, как только новая власть закреплялась вполне. После этого жизнь масс направлялась в русло прежнего бесправия, эксплуатации, обмана.

Лишь в таких низовых движениях масс, как бунт Разина или как революционные повстания (от укр. повстання — восстание. прим. изд.) крестьян и рабочих наших лет, на­род бывал хозяином движения, давая ему свою форму и содер­жание. Но эти движения, встречаемые обыкновенно хулой и проклятиями всего «мыслящего» человечества, еще никогда не по­беждали, и они по своему содержанию и форме резко отличаются от революций, руководимых политическими группами и партиями.

Наша русская революция является, несомненно, пока что по­литической революцией, осуществляющей силами народа не народ­ные интересы. Основным фактом этой революции, на фоне величайших жертв, страданий и революционных усилий рабочих и крестьян, является захват политической власти промежуточной группой, так называемой социалистической революционной интел­лигенцией — социалистической демократией.

0 социалистической интеллигенции — русской и международной — писали много. Обыкновенно ее хвалили, называя носитель­ницей высших человеческих идеалов, поборницей вечной правды. Реже ее бранили. Но все, написанное о ней, — и хорошее и ху­дое, — имеет один существенный недостаток: тот именно, что она сама себя определяла, сама себя хвалила или бранила. Для неза­висимого ума рабочих и крестьян это совершенно неубедительно и не может иметь никакого значения в отношениях между нею и народом. Последний в этих отношениях будет считаться только с фактами. Реальным, неопровержимым фактом в жизни социали­стической интеллигенции является тот, что она всегда пользовалась привилегированным социальным положением. Живя в привилегиях, интеллигенция стала привилегированной не только социально, но и психологически. Все ее духовные устремления, — то, что назы­вается «общественным идеалом», — неизбежно несут в себе дух сословных привилегий. Мы находим его на протяжении всего об­щественного развития интеллигенции. Если мы возьмем эпоху де­кабристов как начало революционного движения интеллигенции, то, переходя последовательно через все этапы этого движения — народничество, народовольчество, марксизм и вообще социализм во всех его разветвлениях, — мы всюду находим этот ярко выражен­ный дух сословных привилегий.

Как бы ни был высок общественный идеал по своей внешности, но раз он несет в себе привилегии, за которые народ должен будет платить своим трудом и своими правами, он не есть уже полная правда. А общественный идеал, не представляющий народу полную правду, является ложью для него. Вот именно такой ложью яв­ляется для народа вся идеология социалистической интеллигенции и она сама. Этот факт предопределяет все во взаимоотношениях народа и интеллигенции. Народ никогда не забудет и не простит того, что за счет его подневольного труда и бесправия известная общественная группа устраивала себе социальные привилегии и старалась эти привилегии перенести для себя в общество будущего.

Народ — одно, а демократия и ее социалистическая идеоло­гия — другое, исподволь и лукаво подходящее к народу. Конечно, отдельные героические натуры, подобно Софье Перовской, стояли выше низменных привилегий, присущих социализму, но потому только, что представляли собою явление не классово-демократиче­ское, а психологическое или этическое. Они — цветы жизни, ук­рашение рода человеческого. Загоревшись страстью правды, они целиком шли на служение народу и своим красивым существова­нием еще более оттеняли фальшивый характер социалистической идеологии. Народ никогда не забудет их и вечно будет носить в своем сердце великую любовь к ним.

Смутные политические искания русской интеллигенции 1825 го­да сложились через полстолетия в законченную социалистическую государственную систему, а она сама — в отчетливую обществен­но-экономическую группу: социалистическую демократию. Отноше­ния между нею и народом определились окончательно: народ идет к гражданскому и хозяйственному самоуправлению; демократия стремится к власти над ним. Связь между ними может держаться лишь путем хитрости, обмана и насилия, но никоим образом не естественно, в силу общности интересов. Они — враждебны друг другу.

Сама государственная идея, идея принудительного управления массами, всегда была достоянием тех индивидов, в которых чувство равенства отсутствует и господствует инстинкт эгоизма и для ко­торых человеческая масса — сырой материал, лишенный воли, инициативы и сознания, неспособный к актам общественного са­моуправления.

Всегда эта идея была достоянием господских привилегированных групп, стоящих вне трудового народа, — патриарших сословий, военной касты, дворянства, духовенства, торговой и промышленной буржуазии и т.д.

Не случайностью является то, что современный социализм ока­зался ревнивым служителем этой идеи: он есть идеология новой господской касты. Если мы присмотримся внимательно к носителям и проповедникам государственного социализма, то увидим, что каждый из них преисполнен централистических устремлений, каж­дый из них смотрит на себя, прежде всего, как на центр, управ­ляющий и повелевающий массами. Эта психологическая черта государственного социализма и его носителей есть прямое продол­жение психологии прежних, уже вымерших или вымирающих гос­подских групп.

Вторым основным фактом нашей революции является тот, что ра­бочие и трудовое крестьянство остаются в прежнем положении «ра­бочих классов», — производителей, управляемых свыше властью.

Все теперешнее так называемое социалистическое строительст­во, производимое в России, весь государственный аппарат управ­ления страною, создание новых социально-политических отношений — все это, прежде всего, является ничем иным, как сооружением нового классового господства над производителями, установлением новой социалистической власти над ними. План это­го строительства и этого господства в течение десятков лет разра­батывался и подготовлялся вождями социалистической демократии и до русской революции был известен под названием коллективиз­ма. Сейчас он называется советской системой.

Он впервые проводится в жизнь на почве революционного дви­жения рабочих и крестьян России. Это — первая попытка социа­листической демократии утвердить свое государственное господство в стране силою революции. Как первая попытка, предпринятая притом лишь частью демократии, — правда, наиболее активной, наиболее инициативной и наиболее революционной ее частью, ее левым коммунистическим флангом, — этот опыт своей не­ожиданностью для широкой демократической массы, своими рез­кими формами, расколол первое время саму демократию на несколько враждующих между собою групп. Некоторые из этих групп (меньшевики, эсеры и проч.) считали преждевременным и рискованным введение в настоящее время коммунизма в России. Они продолжали надеяться достичь государственного господства в стране так называемым законным парламентским путем: полу­чением большинства мест в парламенте посредством подачи за них голосов рабочими и крестьянами. На почве этого расхождения они вступили в спор со своими собратьями слева — коммунистами. Но спор этот является временным, случайным и несерьезным. Он по­рожден недоразумением, непониманием широкой, более робкой ча­стью демократии смысла политического переворота, совершаемого большевиками. Как только последняя увидит, что коммунистиче­ская система не только не несет ей ничего плохого, но, наоборот, открывает ей прекрасные места в новом государстве, — все споры между отдельными враждующими группами демократии отпадут сами собой, и последняя целиком пойдет под руководством единой коммунистической партии.

И уже сейчас мы замечаем некоторое «просветление» демокра­тии в этом смысле. Целый ряд групп и партий, у нас и за границей, примыкают к «советской платформе». Огромные политические пар­тии разных стран, на днях бывшие воротилами во II Интернаци­онале и враждовавшие оттуда с большевизмом, собираются теперь в лоно коммунистического интернационала и подходят к рабочему классу с коммунистическим знаменем, с «диктатурой пролетариата» на устах.

Но подобно предыдущим великим революциям, в которых бо­ролись рабочие и крестьяне, и наша революция запечатлела ряд самобытных устремлений трудящихся в их борьбе за свободу и равенство, наметила основные течения их в революции. Одним из таких течений, наиболее мощным и ярким, является махновщина. В продолжение трех лет она героически пробивала путь в револю­ции, которым бы трудящиеся России подошли к цели своих веко­вых устремлений — свободе и независимости. Несмотря на ожесточеннейшие попытки коммунистической власти задушить это течение, извратить и опоганить его, оно продолжало расти, жить и развиваться, борясь на нескольких фронтах гражданской войны, нанося подчас серьезные удары своим врагам и подымая надежды на революцию у рабочих и крестьян Великороссии, Сибири и Кав­каза. Факт успешного развития махновщины объясняется тем, что часть русских рабочих и крестьян была в некоторой степени зна­кома с историей революций других народов и с революционными движениями своих праотцев, могла опереться на их опыт. Кроме того, трудящиеся выдвинули из своей среды лиц, сумевших оты­скать, сформулировать и остановить внимание масс на наиболее существенных и основных сторонах их революционного движения, противопоставить эти стороны политическим достижениям демок­ратии и с достоинством, упорством и талантливостью защищать их.

Прежде чем перейти непосредственно к истории махновского движения, необходимо отметить следующее. Русскую революцию часто называют «октябрьской*. При этом смешивают два отдельных явления: те лозунги, под которыми масса совершала переворот, и результаты этого переворота.

Октябрьское движение масс 1917 года шло под лозунгами: «Фаб­рики рабочим! Земля крестьянам!». В этом коротком, но глубоком по своему смыслу лозунге содержалась вся социально-революционная программа масс: низвержение капитализма, наемного труда, государ­ственного порабощения и организация новой жизни на началах само­управления производителей. На самом деле эту программу октябрьский переворот в жизнь не воплотил. Капитализм не разру­шен, а реформирован. Наемный труд и эксплуатация производителей остались в прежней силе. А новый государственный аппарат сдавил волю трудящихся не меньше, чем ее давило государство помещиков и частных капиталистов. Таким образом, русскую революцию можно назвать «октябрьской» в определенном узком смысле — в смысле осу­ществления в ней целей и задач коммунистической партии.

Октябрьский переворот является лишь этапом в общем ходе русской революции, подобно тому, как февраль-март 1917 года бы­ли тоже не более, как этапом нашей революции. Революционными силами октябрьского движения воспользовалась коммунистическая партия в своих планах и целях. Но всей нашей революции этот акт не представляет. Общее русло ее вмещает целый ряд других течений, не останавливающихся на октябре, а идущих дальше, к осуществлению исторических задач рабочих и крестьян — их тру­дового, равенственного безгосударственного общежития. И тепереш­ний длительный и затвердевший уже октябрь несомненно должен дать место следующему народному этапу революции. В противном случае революция, как и все предыдущие, окажется лишь сменой власти.

Глава вторая. ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ В ВЕЛИКОРОССИИ И НА УКРАИНЕ

Для уяснения хода русской революции необходимо остановиться на пропаганде и развитии революционных идей среди рабочих и крестьян в период времени от 1900 до 1917 г. и на значении ок­тябрьского переворота в Великороссии и на Украине.

Начиная с 1900-05 гг., революционная пропаганда среди рабо­чих и крестьян велась представителями двух учений: государствен­ного социализма и анархизма. Но государственный социализм проповедовался несколькими прекрасно организованными демокра­тическими партиями — большевиками, меньшевиками, социали­стами-революционерами и рядом родственных им политических течений. Анархизм же располагал немногими малочисленными группами, притом недостаточно ясно представлявшими себе свои задачи в революции. Поле политической проповеди и поли­тического воспитания целиком почти завоевала демократия. В духе своих политических программ и идеалов она воспитывала массы. Завоевание демократической республики было очередной задачей ее; политическая революция — средством осуществления этой за­дачи.

Анархизм, наоборот, отвергал демократию как одну из форм государственности, отвергал политическую революцию как средство ее утверждения. Задачей дня рабочих и крестьян он считал лишь социальную революцию и к ней звал массы. Это было единственное учение, проповедовавшее полное разрушение капитализма во имя свободного безгосударственного общества трудящихся. Но, распола­гая крайне малым числом работников и не имея в то же время конкретной программы завтрашнего дня, анархизм не смог широко распространиться и укрепиться в массах как определенная соци­ально-политическая теория их. Тем не менее, благодаря тому, что он подходил к самым важным сторонам жизни порабощенных масс, никогда не лицемерил с ними, учил их борьбе за непосредственное свое дело и уменью умирать за него, — благодаря этому он в самой гуще трудящихся создал галерею борцов и мучеников за социальную революцию, а идеи его выдержали испытание много­летней царской реакцией и сохранились в душе отдельных город­ских и деревенских тружеников как их социально-политический идеал.

Социализм, будучи кровным детищем демократии, всегда рас­полагал огромными интеллектуальными силами. Студенчество, про­фессора, врачи, адвокаты, журналисты и т.д. были или патентованными марксистами, или в громадной степени сочувству­ющими марксизму. Благодаря своим многочисленным силам, иску­шенным в политике, социализму всегда удавалось держать при себе значительную часть рабочих, хотя он и звал их на борьбу за не­понятные и подозрительные идеалы демократии.

Все-таки в момент революции 1917 г. классовый интерес и классовый инстинкт воспреобладали и повлекли рабочих непосред­ственно к их целям — на завоевание земли, фабрик, заводов.

Когда этот уклон обозначился в массах — а он обозначился еще задолго до революции 1917 года, — часть марксистов, именно левое крыло их — большевики, — быстро покинули свою откры­тую буржуазно-демократическую позицию, выбросили лозунги при­менительно к требованиям трудящихся и пошли в дни революции за бунтующей массой, стремясь овладеть ее движением. И опять-таки, благодаря значительным интеллигентным силам, составляв­шим ряды большевизма, а также социалистическим лозунгам, подкупавшим массы, им это удалось.

Мы уже сказали выше, что октябрьский переворот совершался под двумя лозунгами: «Фабрики рабочим! Земля крестьянам!». Тру­дящиеся вкладывали в эти лозунги простой смысл, без коммента­риев, — т.е. все фабрично-заводское хозяйство страны революция должна передать непосредственному управлению рабочих, землю и земельное хозяйство — крестьянам. Дух справедливости и само­стоятельности, вложенный в эти лозунги, настолько захватил мас­сы, что значительная, наиболее активная часть их готова была на другой день переворота начать строительство жизни на основе этих лозунгов. В ряде городов профессиональные союзы и фабрично-за­водские комитеты приступили к переводу предприятий и товаров в свое ведение, к удалению предпринимателей, к самостоятельному проведению тарифов и т.д. Но все эти шаги встретили железное противодействие со стороны ставшей уже государственной комму­нистической партии.

Последняя, идя плечо в плечо с революционной массой, под­хватывая крайние, нередко анархические лозунги ее, резко изме­нила свою деятельность, как только коалиционное правительство было низвергнуто и власть перешла к ней. Отныне для нее рево­люция, как массовое движение трудящихся под лозунгами октября, закончилась. Основной враг трудящихся — промышленная и зе­мельная буржуазия — разбит. Период разрушения, преодоления сил капиталистического режима закончился; начался период ком­мунистического строительства, возведения пролетарского здания. Поэтому революция может идти теперь только через органы госу­дарства. Продление же прежнего состояния страны, когда рабочие продолжают командовать с улицы, с фабрик и заводов, а крестьяне совсем не видят новой власти, пытаясь наладить свою жизнь не­зависимо от нее, носит в себе опасные последствия, может дезор­ганизовать государственную роль партии. Поэтому всему должен быть положен конец всеми возможными средствами — вплоть до государственного насилия.

Таков был поворот в деятельности коммунистической партии, как только она стала у власти.

С этого момента она упорно стала противодействовать всяким массовым социалистическим начинаниям рабочих и крестьян. Ко­нечно, этот переворот в революции и этот бюрократический план ее дальнейшего развития были слишком наглым шагом партии, обязанной своим положением только трудящимся. Во всем этом было много самозванства. Но такова была логика положения, за­нимаемого в революции коммунистической партией, что иначе она поступить не могла. Впрочем, так поступила бы всякая поли­тическая партия, ищущая в революции диктатуры и господства в стране. До октября революцией пытался командовать правый фланг демократии — меньшевики и эсеры. Их отличие в революции от большевиков состоит лишь в том, что они не успели или не сумели сорганизовать своей власти и зажать массы в своих руках.

* * *

Рассмотрим теперь, как была принята трудящимися Украины и Великороссии диктатура коммунистической партии, ее запрет на дальнейшее развитие революции вне органов государства. Револю­ция для трудящихся Великороссии и Украины была единой, но большевистское огосударствление революции было принято не оди­наково. На Украине хуже, нежели в Великороссии. Начнем с Ве­ликороссии.

И до революции, и во время революции коммунистическая пар­тия вела здесь усиленную работу среди городских рабочих. В пе­риод царизма она, будучи левым крылом социал-демократии, пыталась организовать их на почве борьбы за демократическую республику, подготовляя из них надежную армию в борьбе за свои идеалы.

После низвержения царизма в феврале-марте 1917 г. для ра­бочих и крестьян настало острое, не терпящее промедления время. В лице временного правительства они видели определенного врага себе. Поэтому они не ждали, а революционным порядком стали осуществлять свои права — сначала на восьмичасовой рабочий День, потом на органы производства и потребления и на землю. Во всем этом коммунистическая партия явилась для них прекрас­ным организованным союзником. Правда, она преследовала этим союзом свои цели, но массы этого не знали, а видели факт, что коммунистическая партия вместе с ними борется против капиталистического режима. Последняя всю силу своих организаций, весь политический организационный опыт, лучших своих работников направила в гущу рабочего класса и в армию. Она напрягла все свои силы, чтобы сгруппировать массы вокруг своих лозунгов, де­магогически заигрывая на наболевших вопросах порабощенного! труда, подхватывая лозунги крестьян о земле, рабочих о вольном труде и толкая их на решительное столкновение с коалиционным правительством. Изо дня в день коммунистическая партия была в рядах рабочего класса, ведя вместе с ним неустанную борьбу про­тив буржуазии, и довела ее до октябрьских дней. Поэтому рабочие Великороссии привыкли видеть в ней своего энергичного соратника в революционной борьбе. Это обстоятельство и то, что рабочий класс России почти не имел своих классовых революционных организаций, был организационно распылен, позволили партии легко взять руководство событиями в свои руки. И когда коалиционное правительство было свергнуто рабочим классом Петрограда и Мо­сквы, власть просто перешла к большевикам, как руководителям переворота.

После этого коммунистическая партия всю свою энергию на­правила на организацию твердой власти и на ликвидацию массовых движений рабочих и крестьян, продолжавших в разных местах страны добиваться основных целей революции прямым действием. Благодаря огромному влиянию, приобретенному ею за дооктябрь­ский период, это ей удалось без особого труда. Правда, коммуни­стической партии неоднократно приходилось — сейчас же после захвата ею власти — душить первые шаги рабочих организаций, пытавшихся начать производство в своих предприятиях на началах трудового равенства. И не один десяток деревень, не одна тысяча крестьян были разгромлены за непослушание и попытки обойтись без комвласти. Правда, в Москве и ряде других городов компартия, ликвидируя в середине апреля 1918 г. анархические организации, а после — организации левых соц.-революционеров, вынуждена пустить в ход пулеметы и орудия, раскрывая этим самым двери гражданской войне слева. Но в общем, благодаря известному по­слеоктябрьскому кратковременному доверию рабочих Великороссии к большевикам, последним удалось легко и быстро взять массы в свои руки и приостановить развитие рабоче-крестьянской револю­ции, заменив ее государственными мероприятиями партии. На этом революция в Великороссии остановилась.

Иначе проходили дооктябрьский и октябрьский периоды на Ук­раине. Коммунистическая партия не имела здесь и десятой доли тех организованных партийных сил, которыми располагала в Ве­ликороссии. Влияние ее здесь на рабочих и крестьян всегда было ничтожным. Октябрьский переворот произошел здесь значительно позже — в ноябре, декабре следующего года. До этого на Украине была власть местной национальной буржуазии — петлюровцев. В отношении ее большевики действовали не революционным, а главным образом военным порядком. В Великороссии переход власти советам сразу же означал переход ее к коммунистической партии. Здесь же благодаря бессилию и непопулярности партии переход власти советам означал совершенно другое. Советы были собрани­ями выборных рабочих без реальной силы подчинить массы себе, фактической силой чувствовали себя рабочие на заводах и кресть­яне в деревнях. Но эта сила была распылена, неорганизованна и в любой момент могла подпасть под диктатуру какой-либо крепко спаянной партии.

За все время революционной борьбы рабочий класс и кресть­янство Украины не привыкли видеть около себя такого постоянного и непреклонного опекуна, каким была коммунистическая партия в Великороссии. Поэтому здесь в гораздо большей степени накопился известный душевный простор, который непременно должен был сказаться в дни революционных движений масс.

Другой, еще более важной стороной в жизни украинского кре­стьянства и рабочих (местных, а не пришлых) были традиции вольницы, сохранившиеся на Украине от давно прошедших времен. Как ни старался царский режим со времен Екатерины II вытравить в украинском народе всякий след вольницы — наследия бранной эпохи XIV-XVI веков и запорожской сечи, — особенная любовь к независимости в нем все-таки сохранилась в значительной степени до наших дней и в современном украинском крестьянстве сказалась упорным сопротивлением всяким властям, стремившимся подчи­нить его себе.

Таким образом, революционное движение на Украине сопро­вождалось двумя условиями, не имевшимися в Великороссии: от­сутствием сильной организованной политической партии и наличием духа вольницы, исторически присущим украинскому тру­женику. Это неминуемо должно было сказаться на всем характере украинской революции. И на самом деле, в то время, когда в Великороссии революция была без особого труда введена в рамки коммунистического государства, на Украине это огосударствление шло очень туго, советский аппарат создавался механически, глав­ным образом военным порядком. А рядом с этим продолжало раз­виваться самостоятельное движение масс, преимущественно крестьянских. Оно зародилось еще при власти демократической ре­спублики петлюровцев и, ища свой путь, постепенно развивалось. Больше того — корнями своими это движение уходило к самим основам русской революции. Оно отчетливо наметилось еще с пер­вых дней февральского переворота. Это было движение низов тру­дящихся, стремившихся уничтожить рабскую экономическую систему и создать вместо нее новую — на базе обобществления средств и орудий труда и трудового пользования землей.

Выше мы отметили, как во имя этого рабочие изгоняли с фабрик и заводов их собственников и руководство производством пе­редавали своим органам — профсоюзам, фабрично-заводским комитетам или специально созданным рабочим управлениям. Кре­стьяне же отбирали землю у помещиков и кулаков и обращали ее

в строго трудовое пользование, намечая таким образом совершено новый тип земельного хозяйства.

Эта практика революционного действия рабочих и крестьян раз­вивалась почти беспрепятственно в течение всего первого года ре­волюции и создавала здоровую, вполне определенную линию революционного поведения масс.

И всякий раз, когда та или иная политическая группа, захватив­шая власть, пыталась разбить эту линию революционного поведения трудящихся, последние неизменно вступали в революционную оппо­зицию этим попыткам, так или иначе боролись с ними.

Таким образом, революционное движение трудящихся к социаль­ной независимости, начавшееся с первых дней революции, не зами­рало ни при одной власти, бывшей на Украине. Не умерло оно и при большевизме, который после октябрьского переворота стал вводить в стране свою единодержавную государственную систему.

Что же характерно для этого движения?

Недоверие ко всем нетрудовым группам общества; желание до­стичь в революции своих подлинно классовых интересов, завоевать независимость труда.

Ведь как коммунистическая партия ни мудрствовала, доказы­вая, что она является мозгом рабочего класса, что ее власть есть власть рабочих и крестьян, — всякому не утратившему классового чутья и классового сознания рабочему и крестьянину было ясно, что трудящиеся города и деревни оттесняются от своего дела в революции, что власть берет их под свой надзор, отнимает у них право на независимость и на какое бы то ни было самоуправление.

Стремление к полному самоуправлению трудящихся — вот что стало основой начавшегося в глубине масс движения. Множеством путей и случаев мысль их постоянно направлялась к этому. Госу­дарственная деятельность коммунистической партии беспощадно убивала это стремление. Но именно деятельность самоуверенной, не терпящей возражения партии подталкивала трудящихся на по­иск своих форм и своего пути.

Движение первое время ограничивалось игнорированием новой власти и самочинными действиями крестьян в области захвата по­мещичьих земель и инвентаря. Неожиданная оккупация Украины австро-германцами поставила трудящихся в совершенно новую об­становку и дала толчок ускоренному развитию их движения.

Глава третья. РЕВОЛЮЦИОННОЕ ПОВСТАНЧЕСТВО НА УКРАИНЕ. — МАХНО

Брест-Литовский договор, заключенный большевиками с гер­манским императорским правительством, открыл настежь ворота Украины для австро-германцев. Последние вошли в нее полными хозяевами. Они наложили свою руку не только на военную, но и на политическую и хозяйственную жизнь страны. Целью их было - пограбить страну продовольственно. Чтобы достигнуть этого возможно полнее и безболезненнее для себя, они возродили в стра­не свергнутую народом власть помещиков и дворян, поставив над ним единодержавную власть гетмана Скоропадского. Войска же, оккупировавшие Украину, были обмануты своим офицерством, ко­торое постоянно кормило их ложью о русской революции. Поло­жение в России и на Украине им представляли как разгул диких слепых сил, разрушающих порядок в стране и терроризирующих все честное трудовое население. Этим в них разжигали вражду ко всем бунтующим крестьянам и рабочим, создавая таким образом почву для возмутительного и прямо разбойного поведения австро-германской армии в революционной стране.

Продовольственный грабеж Украины, начатый австро-герман­цами при всемерной помощи правительства Скоропадского, был бесконечно велик и безобразен. Вывозили все — хлеб, скот, пти­цу, яйца, сырье и т.д., — и все это в таких размерах, с кото­рыми еле справлялся транспорт. Словно попав на гигантские продовольственные склады, обреченные на расхищение, австрийцы и германцы торопились забрать как можно больше, грузили поезд за поездом, сотни, тысячи поездов, и вывозили к себе. Там, где крестьянство противилось этому грабежу, пыталось не отдавать свое трудовое добро, его подвергали репрессиям, шомполовали и расстреливали.

Оккупация Украины австро-германцами составляет мрачную страницу в истории ее революции. Помимо открытого военного гра­бежа и насилия оккупантов, она сопровождалась еще черной по­мещичьей реакцией. Гетманский режим — это полный возврат к прошлому, уничтожение всех революционных завоеваний крестьян и рабочих. Эта новая обстановка дала громадный толчок к уско­ренному развитию того движения, которое намечалось в крестьян­стве еще раньше, при петлюровцах и большевиках. Всюду, главным образом в деревнях, пошли ожесточеннейшие акты восстания про­тив помещиков и австро-германских властей. С этого началось но­вое революционное движение крестьян Украины, ставшее потом известным под именем революционного повстанчества. Некото­рые объясняют происхождение революционного повстанчества иск­лючительно фактом австро-германской оккупации и режимом гетмана. Это объяснение не полно и поэтому не верно. Повстан­чество имеет корни в обстановке и основе русской революции, яв­ляется попыткой трудящихся довести революцию до конца — к реальному освобождению и господству труда. Австро-германцы и реакция помещиков лишь ускорили проявление этого движения.

Движение быстро приняло широкие размеры. Всюду крестьян­ство поднималось на помещиков, убивало или изгоняло их, забирая себе землю и имущество, не щадя при этом и австро-германских насильников. Ответом на это были беспощадные репрессии немец­ких и гетманских властей. Крестьян бунтующих сел массами рас­стреливали, шомполовали, сжигая их хозяйства. В короткий срок сотни сел и деревень подверглись неистовой расправе военно-по­мещичьей касты. Это было в июне, июле и августе 1918 года. Тогда крестьянство, упорно не желавшее покориться властям, на­чало действовать партизанским способом. Словно силою невидимых организаций, оно, почти одновременно во многих местах страны, создало множество партизанских отрядов, начавших действовать военными набегами на помещиков, их охрану и представителей власти.

Обыкновенно эти партизанские отряды, состоявшие из 20-50-100 человек конных, хорошо вооруженных крестьян, делали быс­трый, неожиданный в данной местности налет на помещичью усадьбу, на государственную стражу, перебивали всех врагов кре­стьян и исчезали. Каждый помещик, преследовавший крестьян, и его верные слуги были на учете у партизан и ежедневно могли быть убиты. Каждый милиционер, каждый немецкий офицер были обречены партизанами на верную смерть. Акты эти, ежедневно производимые в разных концах страны, били помещичью контрре­волюцию по живому, подготовляя неминуемую ее гибель и победу крестьянства. Мы должны отметить здесь, что как широкие, не­подготовленные, принимавшие стихийный характер общедеревен­ские повстания крестьян, так и партизанские их действия велись исключительно самими крестьянами, без какой бы то ни было по­литической организации. В течение всего периода борьбы с гетма­ном и помещиками, даже в самые тяжелые моменты этой борьбы, крестьянство, без всякой посторонней помощи и участия, сражалось со своим организованным, вооруженным и ожесточенным врагом. Это, как мы увидим дальше, имело громадное влияние на характер всего революционною повстанчества. Основной чертой повстанче­ского движения там, где оно сохранило чисто классовый характер и не попало под влияние партийного или националистического эле­мента, было революционное самоуправление народа. Партизаны гордились им и видели в борьбе за народную свободу свое великое призвание. Ожесточенные репрессии помещичьей контрреволюции не остановили движения, а наоборот — расширили и сделали его повсеместным. Крестьяне сплачивались; сам ход движения прибли­жал их к единому плану революционных действий. Конечно, в масштабе всей Украины крестьянство ни разу не объединилось в общую группу, действующую под единым руководством. О таком объединении можно говорить лишь в смысле единства революци­онного духа. Практически же, организационно, крестьянство объ­единялось по районам путем слияния отдельных партизанских отрядов. Такое объединение — как только повстания участились, а репрессии приняли ожесточенный и организованный характер — стало неотложным делом отрядов. На юге Украины инициативу объединения проявил гуляй-польский район. Там оно происходило не только с целью самозащиты крестьянства, но, главным образом, для всеобщей борьбы с помещичьей контрреволюцией. Объединение это преследовало также цель создать из революционного крестьян­ства реальную организованную силу, которая могла бы бороться с любой контрреволюцией и отстоять свободу и территорию револю­ционного народа.

Наиважнейшую роль в деле этого объединения и общего раз­вития революционного повстанчества на юге Украины сыграл по­встанческий отряд, руководимый местным крестьянином Нестором Махно. Со времени зарождения повстанчества и до момента его высшего напряжения, когда крестьянство победило помещиков, Махно играл в движении исключительную роль. Наиболее герои­ческие события повстанческого движения связаны с его именем. Затем, когда повстанчество восторжествовало над контрреволюцией Скоропадского, а району стала угрожать опасность со стороны Де­никина, Махно стал в центре объединения миллионов крестьян на территории нескольких губерний. Это был период формирования общественно-политического облика повстанчества Украины, выяв­ления его исторических задач. Ибо не везде повстанчество сохра­нило свою революционную народную сущность, верность интересам своего класса. В то время как на юге Украины оно подняло черное знамя анархизма и пошло по пути безвластия и самоуправления трудящихся, в западной и северо-западной части Украины оно, по свержении гетмана, попало под влияние чуждых и враждебных ему элементов — демократических националистов (петлюровцев). В те­чение двух с лишним лет часть повстанцев западной Украины слу­жила опорой петлюровцам, которые под национальным стягом преследовали интересы местной либеральной буржуазии. Повстан­ческое движение крестьян Киевской, Волынской, Подольской и ча­сти Полтавской губерний, хотя и имело общие с остальным повстанчеством корни, в своем последующем развитии не смогло определить собственных исторических задач, подпало под руковод­ство врагов труда и стало, таким образом, слепым орудием в их руках.

Совершенно в ином направлении развивалось революционное повстанчество юга Украины. Оно резко отмежевалось от нетрудо­вых элементов современного общества, от национальных, религи­озных, политических и иных предрассудков рабского строя, встало на почву реальных требований своего класса — пролетариев города и деревни — и во имя этих требований повело суровую войну с многочисленными врагами труда.

МАХНО

Мы уже сказали, что громадную, исключительную роль в ор­ганизации и развитии крестьянского повстания юга Украины играл Махно. Проследим его повстанческую деятельность первого пери­ода, т.е. до свержения гетманщины. Предварительно дадим о нем краткие биографические сведения.

Махно Нестор Иванович — крестьянин, родившийся 27 октября 1889 г. и выросший в селе Гуляй-Поле Александровского уезда Екатеринославской губернии, сын бедной крестьянской семьи. На одиннадцатом месяце жизни он лишился отца, оставшись, вместе с четырьмя маленькими братьями, на руках матери. Уже с семи лет, по причине особенной бедности семьи, он работал подпаском — пас коров и овец крестьян своего села. Восьми лет поступил я местную начальную школу, причем зимой учился, а летом пасту­шил. Окончив школу, двенадцатилетним мальчиком он отправился на заработки. Работал в экономиях немецких кулаков и в имениях помещиков в качестве простого чернорабочего. Уже тогда, будучи четырнадцати-пятнадцатилетним юношей, он питал сильную ненависть к эксплуататорам-хозяевам и мечтал о том, как бы он по­считался с ними за себя и за других, если бы был в силах. Посла он работал литейщиком на заводе в своем селе.

До шестнадцати лет он не соприкасался с политическим миром. Его революционные и социальные воззрения складывались в не­большом кругу односельчан, таких же пролетариев-крестьян, как он сам. Революция 1905 года сразу выбила его из этого небольшого круга, поставив в поток широких революционных событий и дей­ствий. В это время он был семнадцатилетним юношей, полным революционного энтузиазма, готовым на любые действия ради освобождения трудящихся. После ближайшего знакомства с политическими организациями он решительно вступает в ряды анархистов-коммунистов и становится с этого момента неустанным борцом за социальную революцию.

Русский анархизм того времени имел перед собою две конкрет­ные задачи: 1 — раскрыть тот политический обман, в который социалистические партии, во главе с марксистами, пытались ввести трудящихся, и 2 — указать рабочим и крестьянам путь социальной революции. В пределах этих задач Махно нашел себе обширное поле деятельности, принимая участие во многих опаснейших мо­ментах анархической борьбы.

В 1908 году он попадает в руки царского суда, который за участие в анархических сообществах и террористических актах приговаривает его к повешению, замененному затем, ввиду его несовершеннолетия, бессрочной каторгой. Всю каторгу Махно отбывал в Московской центральной пересыльной тюрьме (Бутырках). Как ни тяжела и безнадежна была жизнь на каторге, Махно, тем не менее, постарался широко использовать свое пребывание на ней в целях самообразования и проявил в этом отношении крайнюю; настойчивость. Он изучил русскую грамматику, занимался математикой, русской литературой, историей культуры и политической экономией. Каторга, собственно, была единственной школой, где Махно почерпнул исторические и политические знания, послужив­шие ему огромным подспорьем в последующей его революционной! деятельности. Жизнь, факты жизни были другой школой, научив­шей его узнавать людей и общественные события.

На каторге, будучи еще совсем молодым, Махно подорвал свое здоровье. Упорный, не могущий примириться с полным бесправием личности, которому подвергался всякий осужденный на каторгу, он всегда спорил с тюремным начальством и очень часто сидел за; это по холодным карцерам, нажив себе таким образом туберкулез легких. За «неодобрительное поведение» он в течение 9-ти лет, до последнего дня заключения, пробыл закованным по рукам и ногам, пока, наконец, восстанием московского пролетариата не был осво­божден 2 марта 1917 года наряду с остальными политическими заключенными.

По выходе из заключения Махно немедленно возвращается в Гуляй-Поле, где многочисленное крестьянство встретило его с осо­бенным сочувствием. Он являлся на все село единственным поли­тическим каторжанином, возвращенным революцией домой, и невольно стал поэтому предметом теплого отношения крестьян. Те­перь это был не просто молодой, мало подготовленный юноша, а законченный опытный борец, с сильными волевыми устремлениями и с определенным планом социальной борьбы.

По прибытии в Гуляй-Поле он немедленно отдается революци­онной работе, стараясь прежде всего организовать крестьян своего и окрестных сел: создает профессиональный союз крестьян-батра­ков, организовывает трудовую коммуну и местный крестьянский совет. Он был вдохновлен главной своей задачей — сплотить и организовать все крестьянство настолько прочно, чтобы оно могло раз и навсегда выгнать всю «расу» крепостников-управителей и само строить свою жизнь. И он, продвигаясь в этом направлении, вел организационную работу среди крестьян, но не как проповед­ник, а как практический борец, стараясь сплачивать трудящихся, вскрывая обман, угнетение и несправедливость рабского строя. В период керенщины и октябрьских дней он был председателем рай­онного крестьянского союза, земельного комитета, профессиональ­ного союза металлистов и деревообделочников и, наконец, председателем гуляй-польского Совета крестьян и рабочих.

В середине августа 1917 г., в качестве председателя Совета, он собрал всех помещиков и собственников района, отобрал у них документы о количестве находившихся в их владении земли и ин­вентаря и произвел точный учет всего этого имущества. Затем он сделал доклад — сначала на собрании волостного совета, а потом на районном съезде. В своем докладе он предложил, чтобы поме­щики и кулаки пользовались землей наравне с трудовым кресть­янством. Районный съезд, по его предложению, постановил: оставить кулакам и помещикам по трудовой норме земли, а также живого и мертвого инвентаря. По примеру гуляй-польского района, такие постановления были вынесены на многих уездных съездах крестьян Екатеринославской, Таврической, Полтавской, Харьков­ской и других губерний.

За это время Махно в своем районе стал душою крестьянских Движений, отнимавших у помещиков землю, имущество, а где надо было — и жизнь. Этим он нажил себе смертельных врагов в лице местных землевладельцев, богачей и буржуазных организаций.

В момент оккупации Украины австро-германцами Махно, по поручению гуляй-польского революционного комитета, создал для борьбы с немцами и Центральной радой батальоны крестьян и рабочих, с которыми в боевом порядке отступал на Таганрог, Ростов и Царицын. В то время местная буржуазия, окрепшая с приходом австро-германцев, уже за ним охотилась, и ему пришлось скрыться. В отместку украинские и немецкие военные власти сожгли дом его матери и расстреляли его старшего брата Емельяна, инвалида войны.

В июне 1918 года Махно прибыл в Москву, чтобы посовето­ваться с некоторыми старыми работниками анархизма относительно направления и характера деятельности среди украинского кресть­янства. Однако у анархистов, оказавшихся в этот период русской революции крайне неустойчивыми и слабыми, он удовлетворивших бы его советов и указаний не нашел и поехал на Украину, руко­водствуясь только собственными соображениями.

Давно уже у него зрела мысль: организовать многочисленное крестьянство как самостоятельную историческую силу, выявить ве­ками накопленную в нем революционную энергию и всю эту ги­гантскую мощь обрушить на современный крепостнический строй. Теперь этот момент подошел. Находясь в Москве и читая сообще­ния газет о многочисленных актах повстания украинских крестьян, он волновался, делался сам не свой и с большими душевными стра­даниями переживал каждый лишний день в Москве. Наконец, на­спех, с помощью старого своего товарища по идее и по каторге, он собрался и поехал на Украину, в свой гуляй-польский район. Это было в июле 1918 года. Ехать пришлось с большим трудом, строго законспирировавшись, чтобы в том или ином месте не по­пасть в руки гетманских агентов. И в самом деле, в одном месте Махно чуть не погиб, будучи схвачен немецкими властями с че­моданом анархической литературы. Его спас один знакомый, гу­ляй-польский еврей-обыватель, потративший большую сумму денег на его освобождение. По дороге на Украину он получил предло­жение от большевиков взять для подпольной революционной дея­тельности определенный район Украины и вести там работу от их имени. Нечего, конечно, и говорить, что Махно не стал даже обсуждать это предложение, стремясь к цели, прямо противополож­ной большевистской.

Махно вновь в гуляй-польском районе; на этот раз с беспово­ротной решимостью или погибнуть, или добиться победы кресть­янства, но не уходить более из своего района. Весть о его возвращении быстро пролетела из села в село. Он же, со своей стороны, не замедлил выступить перед широким крестьянством от­крыто — на митингах и печатно, — зовя его к решительным дей­ствиям против гетманщины и панства, резко подчеркивая, что теперь трудящиеся не должны упускать судьбу из своих рук. Гром­кий и волевой призыв его в несколько недель облетел десятки сел и волостей, подготавливая массы к великим событиям.

Сам Махно приступил к действиям сейчас же. Первая задача, стоявшая перед ним, — создать военно-революционный отряд до­статочной силы, который гарантировал бы свободу агитации и про­паганды в селах и деревнях и который приступил бы к партизанским операциям. Отряд этот был создан в короткий срок, и деревнях имелось достаточно великолепного боевого элемента, готового к действиям. Но была острая необходимость в хорошем организаторе. Таковым явился Махно. Обязанностями его отряда было: а) вести самую энергичную пропагандистскую и организа­ционную работу среди крестьянства и б) самую беспощадную пар­тизанскую борьбу с врагами крестьянства. В основу партизанских действий был положен принцип, по которому всякий помещик, преследовавший крестьян, всякий вартовой (милиционер) (по укр. варта — стража — стражник, охранник прим. изд.), всякий офицер русской или немецкой службы как злейшие враги кресть­янства и его свободы должны только уничтожаться. Кроме того, по принципу партизанства, предавался смерти каждый, причастный к угнетению бедного крестьянства и рабочих, к попранию их до­стоинства или к ограблению их труда и имущества.

За две-три недели действий отряд этот стал предметом ужаса не только для местной буржуазии, но и для австро-германских властей. Район военно-революционных действий Махно имел ог­ромный — от Лозовой до Бердянска, Мариуполя и Таганрога, и от Луганска и Гришина до Екатеринослава, Александровска и Ме­литополя. Быстрота передвижения была особенностью его тактики. Благодаря обширности района и быстрым передвижениям он всегда как снег на голову появлялся в том месте, где его меньше всего ждали, и в короткий срок прошел огнем и мечом по всем приста­нищам местной буржуазии. Все те, кто за последние два-три месяца гетманщины успели обосноваться в старых дворянских гнездах, кто пользовался бесправием крестьян, грабя их труд и землю, кто на­чальствовал над ними, вдруг оказались под беспощадной, неумо­лимой рукой Махно и его партизан. Быстрые как вихрь, не знающие страха и жалости к врагам, налетали они на помещичью усадьбу, вырубали всех бывших на учете врагов крестьянства и исчезали. А на другой день Махно делал налет уже на расстоянии ста с лишним верст от этой усадьбы на какое-либо большое село, вырубал там всю варту, офицеров, помещиков и исчезал, не дав времени опомниться стоявшим под боком немецким войскам и со­образить, что произошло по соседству с ними. На следующий день он вновь более чем за сто верст от этого села расправлялся с каким-нибудь мадьярским карательным отрядом, усмирявшим кре­стьян, или вешал вартовых.

Варта всполошилась. Всполошились австро-германские власти. Они выслали ряд батальонов для разгрома и поимки Махно. Но тщетно. Великолепные кавалеристы, наездники с детских лет, при­том имеющие по дороге переменных лошадей, Махно со своими партизанами оказались совершенно неуловимыми, делая в сутки переходы, абсолютно невозможные для обычной кавалерийской ча­сти. И неоднократно, словно насмехаясь и издеваясь над против­ником, Махно появлялся то в центре Гуляй-Поля, то в Пологах, где всегда были расположены большие части австро-германцев, то в других местах скопления войск, перебивал попадавшихся ему под руку офицеров и невредимый исчезал — через полчаса всякий след его терялся. Или же в то время, когда, казалось, по горячим следам должны были окружить его в определенном селе, он с не­большим отрядом партизан, переодетый в форму варты, пробирался в самую гущу неприятеля, разузнавал планы и расположение противника, затем ехал с каким-нибудь отрядом, выделенным «для; поимки Махно», — и по дороге уничтожал этот отряд.

По отношению к австро-германским и мадьярским войскам общим правилом партизан было уничтожать офицерство, пленных же солдат распускать, предлагая им идти на родину, рассказывать там, что делают украинские крестьяне, и работать на пользу социальной революции. Их при этом снабжали литературой, а иногда: и деньгами. Лишь солдат, уличенных в насилии над крестьянами, предавали казни. Такое отношение к пленным имело определенное революционизирующее влияние на солдат.

В этот период своей повстанческой деятельности Махно являлся не только организатором и вождем крестьянства, но в такой же степени грозным народным мстителем. За короткий период его пер­вого партизанского выступления сотни помещичьих гнезд были уничтожены, тысячи активных врагов и угнетателей народа — без­жалостно раздавлены. Его смелый и решительный образ действий, быстрота появления и исчезновения, неуловимость при разного рода обстоятельствах превратили его в легендарную личность, окружен­ную любовью и гордостью крестьян и страхом и ненавистью бур­жуазии. В его поступках было, действительно, много легендарного, совершенного его удивительной смелостью, его упрямой волей, проницательностью и здоровым мужицким юмором.

Но этими качествами личность Махно не исчерпывается.

Его боевой дух, партизанские выступления первого периода являлись лишь начальными проявлениями громадного военного и организаторского таланта. Махно неустанно собирал митинги во всех многочисленных селах района, делал на них доклады о за­дачах момента, о социальной революции, о трудовом, ни от кого не зависимом общежитии крестьян как цели настоящего повста-ния. Писал об этом листки, воззвания к крестьянам, рабочим, к австрийским и германским солдатам, к казакам Дона и Кубани и т.д.

— «Умереть или победить — вот что стоит перед крестьянством; Украины в настоящий исторический момент. Но все умереть мы не можем, нас слишком много, мы — человечество; следовательно, мы победим. Но победим не затем, чтобы, по примеру прошлых лет, передать свою судьбу новому начальству, а затем, чтобы взять ее в свои руки и строить свою жизнь своей волей, своей правдой» (Из первых призывов Махно). Таков голос Махно к широкому крестьянству. И в скором времени он становится центром, объеди-, няющим повстанческие массы. Почти в каждом селе крестьяне со- здают свои подпольные местные группы, связываются с Махно, во всем его поддерживают и руководствуются его указаниями. Партизанские отряды, существовавшие ранее и вновь возника­ющие, стали сливаться с его отрядом, стремясь достигнуть единства действий. Необходимость единства действий и общего руководства сознавалась всюду, и всюду партизаны-революционеры признавали, что лучше всего это единство будет достигнуто в лице Махно. К этому заключению пришли такие большие и самостоятельные от­ряды, как отряд Куриленко, оперировавший в бердянском районе, отряд Щуся и отряд Петренко-Платонова, оперировавшие в дибривском и гришинском районах. Все они по собственной инициа­тиве стали составными частями отряда Махно. Таким образом, слияние партизанских отрядов юга Украины в одну повстанческую армию произошло естественно, в силу требований обстановки и голоса масс.

К этому же времени, в сентябре 1918 г., Махно получил на­звание «батьки» — вождя революционного повстанчества Украины. Это произошло при следующих обстоятельствах. Местные помещи­ки, попрятавшиеся в больших центрах, кулаки и немецкие власти решили во что бы то ни стало уничтожить Махно и его отряд. Помещики создали особый добровольческий отряд из своих и из кулацких сынков специально для борьбы с Махно. 30 сентября этот отряд совместно с австро-германцами окружил Махно в районе Б. Михайловки, поставив на всех путях сильные воинские части. У Махно в этот момент было 30 партизан и один пулемет. Ему при­шлось отступать и лавировать между многочисленными врагами. Попав в Дибривский лес, Махно оказался в очень затруднительном положении. Пути отступления были заняты врагом. Пробиться от­рядом было невозможно, а спасаться поодиночке было недостойно революционных повстанцев. Да никто из отряда и не согласился бы в этот момент оставить своего руководителя. После некоторого раздумья Махно решил на другой день идти обратно на село Б. Михайловку (Дибривки). Выбравшись из лесу, партизаны встрети­ли нескольких крестьянок, спешивших предупредить их о том, что в Дибривках великая сила неприятеля и что им надо торопиться пробраться на другую сторону. Сообщение это не остановило Махно и его партизан. Они, удерживаемые плачущими женщинами, все-таки двинулись на Б. Михайловку. Подъехав осторожно к селу, Махно сам с несколькими товарищами из отряда пошел на разведку и увидел на церковной площади большое становище неприятеля, десятки пулеметов, сотни оседланных лошадей и кавалеристов, рас­положенных группами. Со слов крестьян они узнали, что в селе находится батальон австрийцев и помещичий отряд. Отступать бы­ло некуда. Тогда Махно, с присущей ему твердостью и решитель­ностью, обратился к своему отряду со словами: — «Ну, друзья! Вот здесь-то мы все должны умереть сейчас...» Это была серьезная минута, полная душевного подъема и решимости. Все 30 человек видели перед собой только один путь — путь на врага, численно­стью около тысячи хорошо вооруженных бойцов, и все сознавали, что это означает для них конец. Все были взволнованы, но не потеряли мужества. И вот в эту минуту один из партизан отряда, Щусь, обратись к Махно, сказал: «Отныне ты над нами всеми будь батькой, а мы клянемся умереть с тобою в рядах повстанчества».

Здесь же весь отряд клятвенно постановил никогда не покидать рядов повстанчества, а Махно считать общим батькой всего революционного повстанчества. Затем двинулись в наступление. Щуся с отрядом в 5-7 человек была дана задача заехать в сторону и ударить неприятеля в бок. Сам Махно с остальными пошел в лоб ему. При громком «ура» партизаны стремительно бросились на вра­га, врезались в самую середину его, действуя шашками, винтовками и револьверами. Нападение произвело ошеломляющее действие. Ничего не ожидавший противник сразу был опрокинут и начал панически бежать, спасаясь кучками и в одиночку, бросая оружие, пулеметы и лошадей. Не давая времени опомниться ему, учесть силы напавших и перейти в контрнаступление, повстанцы гнали его разрозненными кучками, рубя на всем скаку. Часть особого помещичьего отряда забежала в реку Волчью, где была пере­топлена вышедшими на побоище местными крестьянами. Поражение неприятеля было полное.

Местное крестьянство и съехавшиеся отряды повстанцев-рево­люционеров торжественно приветствовали героев. С полным еди­нодушием было принято здесь постановление считать Махно батькой всего революционного повстанчества Украины.

Два дня спустя Б. Михайловка была обложена массою австро-германских войск и отрядами помещиков и кулаков, стянувшимися со всего района. Около 5-го октября немецкие войска начали об­стреливать село усиленным артиллерийским огнем и, когда оно было достаточно разрушено снарядами, ввели в него пехотные ча­сти и кулацкие отряды, начавшие производить экзекуции и под­жегшие село со всех сторон. Два дня горела Б. Михайловка, и два дня в ней производилась неистовая расправа кулаков и немецких войск над бедным крестьянством.

Факт этот еще больше сплотил крестьянство района и еще выше поднял его в революционном отношении.

Широкое крестьянство, основное население сел и деревень, не входило, конечно, в отряды на положении партизан, но тем не менее находилось в самой близкой связи с отрядами. Оно содержало их продовольствием, доставляло лошадей и фураж, носило пищу в лес, когда это надо было, собирало и передавало партизанам все сведения о передвижениях противника, а при случае большими массами примыкало к отрядам, стремясь общими силами осущест­вить определенную революционную задачу, воевало плечо в плечо с ними в течение двух-трех дней, а затем возвращалось к своему хозяйству.

Характерно в этом отношении занятие Гуляй-Поля партизанами уже накануне падения гетмана и разложения австро-германских войск. Махно занял его небольшим отрядом. Стоявшие в Пологах австрийцы выслали туда свои войска. В течение дня Махно оста­вался без поддержки и был вынужден оставить село. Но с вечера к нему вышли на помощь несколько сот крестьян-гуляйпольцев, с которыми можно было держаться против целой австрийской части. На рассвете крестьяне разошлись по своим домам, опасаясь пре­дательства со стороны какого-либо односельчанина, могущего ви­деть их днем в партизанском отряде. И на весь день Махно, из-за численного превосходства противника, вновь вынужден был оста­вить село. Вечером он вновь перешел в наступление, оповещенный крестьянами о том, что, как только стемнеет, они выйдут ему помогать. Вновь отобрал село, выгнав из него с помощью местных жителей австрийцев. В течение 3-4 дней Гуляй-Поле переходило из рук в руки, пока, наконец, не было окончательно закреплено за повстанцами-крестьянами.

Такая живая связь широкого крестьянства с военно-революци­онными отрядами Махно была повсеместной. Она имела очень важ­ное значение, придавая революционному повстанчеству размах и характер общекрестьянского движения.

Глава четвертая. ПАДЕНИЕ ГЕТМАНА. — ПЕТЛЮРОВЩИНА. — БОЛЬШЕВИЗМ

Помещичья контрреволюция на Украине, в лице гетманщины, была безусловно явлением искусственным, насажденным насиль­но германским и австрийским империализмом. Ни одного дня украинские помещики и капиталисты не продержались бы на Украине в бурном 1918 году, не будучи поддерживаемы силой немецкой армии. По приблизительному подсчету, в австро-гер­манских и мадьярских войсках, оккупировавших Украину, было не менее полумиллиона солдат. Возможно, что и более. Вся эта масса войск была планомерно распределена по Украине, притом в большом количестве там, где район был более революционный и бурный. Оккупационные войска с первого же дня вторжения на Украину стали рьяно охранять контрреволюцию; в отношении же трудового крестьянства вели себя как победители в стране побежденных.

Таким образом, на протяжении всего периода контрреволюции украинскому крестьянству пришлось бороться не только с ней, но и с массой австро-немецких войск. Но и при этой опоре контрре­волюция не могла ни разу твердо стать на ноги, а с развитием крестьянскою повстания начала постепенно разлагаться. Разлага­лись, конечно, от толчков этого повстания и австро-германские войска. Когда же последние, под дуновением революционного по­встанчества, с одной стороны, и под влиянием политических пере­воротов в Австрии и Германии — с другой, перестали соответствовать своему назначению и стали отзываться на родину, вся украинская контрреволюция оказалась повисшей в воздухе. Дни и минуты ее жизни были сочтены. При этом слабость и трусость ее оказались настолько велики, что она не решалась даже оказать хоть какое-либо сопротивление. Гетман просто сбежал в наиболее безопасные от крестьянскою повстания места — туда, от куда его искусственно вызвал к жизни германский империализм. А еще раньше гетмана разбежались помещики.

С этого момента на Украине начинают действовать три основ­ные, крайне отличные друг от друга общественные силы — пет­люровщина, большевизм и махновщина. Каждая из них, с течением времени, вступила в непримиримо враждебные отношения с двумя другими. Для более точного изображения лица махновского дви­жения нам следует сказать несколько слов о классовой и социаль­ной природе петлюровщины. Это — движение национальной украинской буржуазии, стремящейся утвердить в стране свое по­литическое и экономическое господство. По-видимому, образцом политического устройства страны для нее является республика Франции или Швейцарии. Движение это в настоящее время ни­сколько не является социальным, а исключительно политическим и националистическим. Те обещания улучшить социальный быт трудящихся, которые имеются в программе его, являются, собст­венно, данью революционному времени, флагом, под которым легче достигнуть своей цели.

Еще с первых дней мартовской революции 1917 года перед либеральной украинской буржуазией встал волнующий ее вопрос о национальном отделении от России. Широкие круги кулачества, либеральная интеллигенции, образованная часть украинцев прим­кнули к этому делу, положив начало политическому самостийническому¹ движению. Руководители движения сразу же обратили серьезное внимание на солдатские массы украинцев, бывшие на фронте и в тылу. Их стали организовывать по национальному при­знаку в особые украинские полки.

В мае 1917 года руководителями движения был организован военный съезд, выделивший из себя генеральный военный комитет, который стал руководящим органом всего движения. После этот комитет был переименован в Раду². В дальнейшем, в ноябре 1917 г., на общеукраинском съезде была сконструирована и утверждена в качестве парламента украинской демократической республики Цен­тральная Рада. А ровно через месяц «универсалом» этой Рады была провозглашена самостоятельность и независимость украинской де­мократической республики. Таким образом, в период керенщины на Украине создалась новая самостийническая государственность, начавшая закрепляться по всей стране в качестве господствующей силы. Это была петлюровщина, получившая свое название от име­ни Семена Петлюры — одного из активных руководителей движе­ния.

Развитие и закрепление на Украине петлюровщины в качестве государственной силы явилось ударом для большевизма, взявшего уже власть в Великороссии и распространявшего ее на Украину. Положение большевизма в Великороссии без всей Украины оказа­лось бы довольно затруднительным для него даже на первое время. Поэтому большевики поспешно двинули свои войска на Киев. С 11 по 25 января 1918 г. Киев был ареной ожесточенной борьбы между петлюровцами и большевиками. 25 января большевики за­няли Киев, начав затем распространять оттуда свою власть на всю Украину. Петлюровское правительство и политические деятели движения эвакуировались в западную часть страны, протестуя от­туда против занятия Украины оккупационной властью большеви­ков.

Последние, однако, продержались в этот раз на Украине не­долго — 2-3 месяца — и в марте-апреле 1918 г. ушли в Велико-россию, оставив Украину оккупационной армии австро-германцев. Этим воспользовались петлюровцы: их правительство, в лице Цен­тральной Рады и кабинета министров, возвратилось в Киев на свои места. Из названия государства на этот раз убрали слово «демок­ратическая», оно стало называться «Украинской народной респуб­ликой». Конечно, правительство этой республики, как всякое правительство, опиралось прежде всего на войска и при въезде в Киев совершенно не спрашивало у народа, нужно ли оно ему или нет. Оно, пользуясь случаем, просто въехало в страну, объявив себя национальным правительством. Доказательством этому слу­жила прежде всего сила штыка.

Однако и на этот раз петлюровцам не пришлось долго быть во главе государства. Для австро-германских властей, оккупировавших Украину, оказалось лучше иметь дело с прежними господами Ук­раины — генералами и помещиками, нежели с петлюровцами. Они поэтому очень просто, на основании своих военных сил, удалили правительство петлюровской республики, заменив его единодер­жавным правительством гетмана Скоропадского. С этого момента начинается помещичье-генеральская реакция на Украине. В отно­шении этой реакции петлюровцы заняли политически революци­онную позицию. Они ждут теперь крушения ее, чтобы вновь встать во главе государства. Сам Петлюра подвергся тюремному заклю­чению, а затем вынужден был уйти с политической арены. Но уже подходил конец контрреволюции гетмана, начинался ее развал под ударами повсеместного крестьянского повстания. Чувствуя это, пет­люровцы, еще до полного падения гетмана, начали организовывать свою власть в разных местах Украины и формировать войска. Об­становка чрезвычайно благоприятствовала этому. Крестьянство ки­пело и бурлило, сотни тысяч стихийных повстанцев ждали только первого призыва, чтобы пойти на гетманскую власть. Еще гетман находился в Киеве, а ряд крупных городов юга Украины были в Руках петлюровцев. Там же — в провинциях — был учрежден Центральный орган петлюровской власти — Директория. Петлюровцы спешили расширить и закрепить свою власть, пользуясь отсутствием на Украине других сильных претендентов на нее, главным образом отсутствием большевиков. В декабре 1918 года Скоропадский сбежал, и в это же время в Киев въехала петлюровская Директория во главе с Петлюрой и прочими чинами правительства народной республики.

Подъем среди масс населения был огромный. Петлюровцы постарались поставить себя в центре этого подъема в качестве национальных борцов. В короткий срок их власть охватила большую часть Украины. Лишь на юге, в районе крестьянского мах-новского движения, они не имели успеха, наоборот — встретили сопротивление и даже получили серьезные удары. Во всех же крупных центрах страны петлюровцы торжествовали, горделиво вывесив свой стяг. Господство самостийнической украинской буржуазии начало как будто налаживаться. Но это оказалось за­блуждением.

Еще не успела новая власть встать прочно на ноги, как вокруг нее пошло разложение, вызванное классовыми противоречиями. Миллионы крестьян и рабочих, оказавшихся в дни свержения царя в сфере влияния и руководства петлюровцев, начали массами уходить от них, стремясь найти опору своим народным интересам и устремлениям. Основная масса разбрелась по селам и деревням, заняв там враждебные позиции в отношении новой власти. Многие ушли в революционные повстанческие отряды махновцев с лозунгами борьбы против идей и власти петлюров­цев. Последние, таким образом, самим ходом событий так же бы­стро обезоруживались, как неожиданно и быстро они было вооружились. Их идея буржуазной самостийности, буржуазного единства нации, смогла продержаться среди революционного на­рода всего несколько часов. Горячее дыхание народной революции сожгло эту ложную идею, поставив носителей ее в беспомощное положение. А в это время с севера быстро шел воинствующий большевизм, искушенный в приемах классовой агитации и про­никнутый твердым решением овладеть на Украине властью. Ровно через месяц после въезда петлюровской директории в Киев туда вошли большевистские войска. С этого момента в большей части Украины вновь устанавливается коммунистическая власть боль­шевиков.

1 - самостийническое (от укр. самостийный — самостоятельный, независи­мый) — мировоззрение и широкое политическое движение, боровшееся за создание независимого украинского государства (прим. изд.)

2 - рада (укр.) — совет (прим. изд.)

БОЛЬШЕВИЗМ. ЕГО КЛАССОВАЯ ПРИРОДА

В главе 1-й мы уже сказали, что все так называемое социали­стическое строительство, весь государственный советский аппарат  управления страною, новые общественно-политические отноше­ния, — все, что проводится большевизмом в русской революции, является не чем иным, как осуществлением кровных интересов социалистической демократии, утверждением ее классового господства в стране. Крестьяне и рабочие, имя которых миллионы раз произносится всуе на протяжении всей русской революции, являются лишь мостом, по которому пробирается к власти новая кас­та — четвертое господское сословие.

Во время русской революции 1905 г. это сословие потерпело поражение. Достигнув руководства над рабочим движением, оно тогда намеревалось осуществлять свои идеи проторенным поли­тическим путем, начиная со всем известной программы-минимум. Предполагалось на первое время низвергнуть царский режим и ввести в стране республиканский образ правления. И затем при­ступать к завоеванию власти в государстве парламентским путем, как это делается демократией в государствах Западной Европы и Америки. Как известно, в России в 1905 г. этот план демок­ратии потерпел полную неудачу, не встретив необходимой поддер­жки со стороны рабочих и крестьян. Ошибочно некоторые объясняют поражение революции 1905 года мощной и грубой си­лой царизма. Причины этого поражения лежат глубже — в самом характере революции.

Еще в 1900-03 гг. волна массовых экономических забастовок прокатилась по югу России, захватила север и иные части ее. Движение пока что не формулировало отчетливо своих задач, но характер его — классовый, социальный — сказался сразу. Со­циалистическая демократия вошла в это движение извне, стре­мясь направить его на путь чисто политической борьбы. Благодаря своим многочисленным, прекрасно организованным пар­тиям, захватившим все поле политической проповеди, ей удалось вытравить из движения живые социальные лозунги, заменив их политическими лозунгами демократии. Под ними шла революция 1905 года. Но именно потому, что революция шла под чуждыми народу политическими лозунгами, она потерпела поражение. Из­гнав из революции социальные элементы, социальную программу трудящихся, демократия тем самым обескровила революцию, убив могучий порыв к ней народа. Революция 1905 года не удалась не потому, что царизм оказался слишком силен, а потому, что она, ввиду своего узкополитического характера, не могла поднять большие массы народа. Она подняла лишь часть городского про­летариата; крестьянство же во всей своей массе едва шевельну­лось. Царизм, пошедший было на уступки, быстро оправился, когда увидел настоящее положение дел, и разгромил половинча­тую революцию. Революционная демократия, руководившая дви­жением, разбежалась по заграницам. Но такой урок, как разгром революции, не мог пройти бесследно для нее. Его здраво учел большевизм — левое крыло демократии. Он увидел, что о чисто политической революции в России не может быть и речи, что массы волнует прежде всего вопрос социальный и что победонос­ная революция в России возможна лишь как социальное движе­ние рабочих и крестьян, направленное к ниспровержению и политического и экономического режима современного строя. Им­периалистическая война 1914—1917 гг. лишь усилила и закрепила такое направление революции. Она, обнажив истинное лицо де­мократии, показала, что монархия стоит демократии, а демократия стоит монархии; что та и другая проявили себя одинаковыми хищниками и убийцами народных масс. Если и до этой войны в России уже не было никаких оснований для чисто политической революции, то империалистическая война убила саму идею такой революции.

По всему миру огненной полосой давно прошел великий раздел, разбивший современное общество на два основных враждебных друг другу лагеря: капитал и труд, — и сгладивший политические различия отдельных государств-эксплуататоров. Ниспровержение капитала как основы рабства — вот мысль, которой единственно живут массы, как только они обращают свои взоры к революции. К политическим переворотам прошлых лет они абсолютно равно­душны. Таково лицо действительности в России. Таково же оно в Западной Европе и Америке. Не видеть и не учитывать этого — значит непоправимо отстать от жизни.

Большевизм учел эту сторону действительности и быстро пере­строил свою политическую программу. Он увидел грядущую мас­совую революцию в России, направленную на подрыв самих устоев современного общества: земельного, промышленного и торгового ка­питала, — увидел обреченный класс собственников города и деревни и сделал свои выводы: раз это так, раз могучий социальный взрыв в России неминуем, то демократия должна осуществлять свои исторические задачи при помощи этого взрыва. Она должна воспользоваться революционными силами народа, стать во главе их при низвержении буржуазии, захватить государственную власть и строить здание своего господства на основах государственного социализма. Это и проделал с успехом большевизм в момент до­октябрьского и октябрьского революционного движения масс. Вся его дальнейшая деятельность в обстановке русской революции будет лишь осуществлением в деталях государственного господства де­мократии.

Несомненно, большевизм — историческое явление не только русского, но и международного значения. Он — выразитель не только социального, но и психологического типа. Он выдвинул многочисленную группу лиц — цепких, властных, чуждых какой бы то ни было общественной и моральной сентиментальщины и не останавливающихся ни перед какими средствами в борьбе за свое торжество. И он же выдвинул соответствующего этой группе руководителя. Ленин не только вождь партии — он, что значительно важнее, вождь определенного психологического типа людей. В нем наиболее совершенно и могуче проявлен этот тип, по нем сверяется отбор и идет группировка боевых наступательных сил мировой демократии. Основной чертой психологии большевизма является утверждение своей воли путем насильственного устранения воли всех остальных, абсолютное подавление личности, низведение ее до не­одушевленного предмета. В этих чертах нетрудно узнать древнюю господскую породу людей. И действительно, во всей русской революции большевизм проявляет себя исключительно властническими жестами. В нем нет и тени того, что составит основную черту будущей подлинно социальной революции трудящихся — жажды работать, работать, не жалея рук, плеч и спины, работать до последних сил, до самозабвения во имя народного блага. Все его усилия, подчас огромные и упорные, свелись к созданию властнических органов, которые в отношении народа являются старой на­чальнической угрозой и окриком.

Остановимся несколько на тех преобразованиях, которые боль­шевизм ввел в жизнь рабочих и крестьян, сообразно со своей ком­мунистической идеологией.

Национализация промышленности, земли, городских жилищ, торговли и избирательное право для рабочих и крестьян — вот основы чисто большевистского коммунизма. Конкретно «национа­лизация» вылилась в абсолютное огосударствление всех форм на­родной жизни. Не только промышленность, транспорт, образование, органы продовольствия и т.д. сделались собственностью государства, но весь рабочий класс, каждый рабочий в отдельности, его труд и энергия; даже профессиональные и кооперативные организации ра­бочих и крестьян были огосударствлены. Государство — все, от­дельный рабочий — ничто. Это главная заповедь большевизма. Но государство олицетворяется чиновниками, и фактически они явля­ются всем, рабочий класс — ничем.

Национализация промышленности, вырвав рабочих из рук от­дельных капиталистов, отдала их в более цепкие руки одного вез­десущего хозяина-капиталиста — государства. Отношения между рабочим и этим новым хозяином те же, что были раньше между трудом и капиталом, с той лишь разницей, что коммунистический хозяин — государство — не только эксплуатирует трудящихся, но и карает их сам, так как обе эти функции — эксплуатация и наказание — совмещены в нем одном. Наемничество осталось в прежнем нетронутом виде, приняв характер государственной обязанности. Профессиональные союзы утратили все свои естест­венные права, превратившись в органы полицейского надзора над рабочими массами. Выработка тарифов, размер заработной платы, прием и увольнение рабочих, общее руководство предприятиями, распорядок внутри их и т.д., — все это составляет неотъемлемое право партии, ее органов или ее агентов. Роль же профсоюзов в этом и во всех прочих областях производства — чисто обря­довая: они должны поставить свои подписи под готовыми и не могущими быть опротестованными или измененными постановле­ниями партии.

Ясно, что во всем этом мы имеем дело просто с заменой час­тного капитализма капитализмом государственным. Коммунистиче­ская национализация промышленности представляет собою новый тип производственных отношений, при котором экономическое раб­ство, экономическая зависимость рабочего класса концентрируется в одном кулаке — в государстве. Это по существу нисколько не меняет положение рабочего класса к лучшему. Всеобщая трудовая повинность (для рабочих, конечно) и милитаризация труда — вот Дух национализированной фабрики. Приведем пример. В августе 1918 г. рабочие бывшей прохоровской мануфактуры в Москве, на почве недостаточной оплаты их труда и полицейского режима на фабрике, начали волноваться и угрожали бунтом. Они устроили несколько собраний на предприятии, разогнали заводской комитет, являвшийся партийной ячейкой, и взяли в счет платы за свою работу часть выработанной ими мануфактуры. Члены центрального! правления союза текстильщиков после того, как рабочая масса не пожелала с ними разговаривать, рассудили дело так: поведение прохоровских рабочих набрасывает тень на авторитет советской! власти; более резкое выступление этих рабочих опозорит советскую власть в глазах рабочих других предприятий; этого нельзя допу­стить, а потому прохоровскую мануфактуру следует закрыть, рабочих распустить, на фабрике подготовить комиссию, которая! организовала бы твердый режим, и уже затем набирать новые кадры рабочих. Так и поступили. Спрашивается, кто же эти люди, три-четыре человека, так свободно распорядившиеся судьбой мно­готысячной рабочей массы? Были ли они поставлены на свои посты массой и наделены ею такой большой властью? Ничуть не бывало. Их назначила партия, и в этом их могущество. Приведенный при­мер — один из тысячи. В нем как в капле воды отражается пра­вовое положение рабочего класса в национализированном производстве.

Что же остается рабочим и их организациям? Очень узенькая полочка — право подавать голоса за того или иного депутата в советы, всецело подчиненные партии.

В деревне положение трудящихся и того хуже. Крестьяне пользуются землей бывших помещиков, князей и иных собствен­ников. Но это благо им дала не коммунистическая власть, а ре­волюция. Они десятки лет рвались к земле, и в 1917 году, еще до сформирования советской власти, они уже завладели ею. Если большевизм шел вместе с крестьянами в захвате помещичьих зе­мель, то только потому, что победить земельную буржуазию, его соперника, иначе нельзя было. Но никоим образом из этого не следует, что грядущая коммунистическая власть собиралась на­делить крестьян землею. Как раз наоборот. Идеалом этой власти является организация единого земельного хозяйства, принадлежа­щего все тому же господину — государству. Советские земельные хозяйства, обрабатываемые наемными рабочими и крестьянами, — вот образец, по которому комвласть стремится построить государственное земледелие по всей стране. Об этом очень ясно и просто вожди большевизма высказались значительно позже первых дней революции. В № 13 «Коммунистического Интернационала», в резолюции по аграрному вопросу (стр. 2435-2445, рус. ' изд.) даны подробные указания об организации государственно­го земледелия. В той же резолюции сказано, что к организации земледелия (т.е. государственно-капиталистического) надо под­ходить с громадной осторожностью и постепенностью. Это вполне понятно. Резкий перевод десятков миллионов крестьян из по- ложения самостоятельных хозяев в положение наемников государства вызовет опасную бурю, могущую привести коммунисти­ческое государство к катастрофе. Конкретное строительство ком-власти в деревне в настоящем свелось исключительно к насильственному вывозу из сел и деревень продовольствия и сырья и к борьбе с крестьянскими движениями, создавшимися на этой почве.

Политические права крестьянства. Они заключаются в обяза­тельном создании сельских и волостных советов, всецело подчи­ненных партии. Больше никаких прав за крестьянами нет. Многомиллионное крестьянство любой губернии, положенное на ча­шу политических весов, будет перетянуто любым губернским ко­митетом партии. Короче, вместо прав мы констатируем самое вопиющее бесправие крестьян.

Государственный советский аппарат создан таким образом, что все руководящие нити этого аппарата находятся в руках демокра­тии, ложно выдающей себя за авангард пролетариата. В какую бы область государственного управления мы ни обратились, всюду на руководящих местах мы находим все того же неизменного, везде­сущего демократа.

Кто руководит всеми газетами, журналами и прочими издани­ями,? Люди политики, выходцы из привилегированной среды.

Кто пишет и руководит в таких центральных изданиях, пре­тендующих на руководство мировым пролетариатом, как «Изве­стия» ВЦИКа, «Коммунистический Интернационал» или орган центрального комитета партии? Исключительно группы строго по­добранных интеллигентов-демократов.

А кем руководятся политические органы, созданные, как ука­зывает само название, не для целей труда, а для политики, для господства? В чьих руках находится центральный комитет партии, «Совнарком», «ВЦИК» и т.д.? Всецело в руках тех, кто вырос на политике, в стороне от труда, и кто имя про­летариата произносит так, как неверующий поп произносит пу­стое имя бога. И в их же руках находятся все хозяйственные органы страны, начиная с Совнархоза и кончая более мелкими главками и центрами.

Мы видим, таким образом, всю социальную группу демократии, занимающей главные руководящие места в государстве.

История человечества не знает примера, когда бы определенная социальная группа, имеющая свои классовые интересы и свой клас­совый путь, приходила к трудящимся с целью помочь им. Нет, всегда такие группы приходят к народу с целью прибрать его к своим рукам. Группа демократии не составляет исключения в этом всеобщем социальном законе. Наоборот — самым полным и закон­ченным образом она подтверждает его.

Если в коммунистическом государстве на некоторых руководя­щих постах находятся рабочие, то ведь это только на пользу раб­скому строю: они придают иллюзию народности демократической власти и имеют цементирующее, скрепляющее значение в возво­димом господском здании социалистической демократии. Роль их второстепенная, главным образом исполнительная. Притом за счет остальной подневольной массы они пользуются привилегиями и вербуются из так называемых «сознательных рабочих», без критики приемлющих основы марксизма и социалистическое движение интеллигенции.

Рабочие и крестьяне в коммунистическом государстве социально порабощены, экономически ограблены, политически бесправны. Но это еще не все. Встав на путь всеобщего огосударствления, боль­шевизм неминуемо должен был наложить свою руку и на духовную жизнь трудящихся. И действительно, трудно найти страну, где бы мысль трудящихся была так абсолютно подавлена, как в комму­нистическом государстве. Под предлогом борьбы с буржуазными и контрреволюционными идеями уничтожена вся пресса некоммунистического исповедания, хотя бы эта пресса издавалась и поддерживалась широкими массами пролетариата. Никто не может вслух высказывать своих мыслей. Подобно тому, как общественно-хозяй­ственную жизнь страны большевизм распланировал согласно своей программе, так и духовную жизнь народа он вогнал в рамки этой программы. Живое поле народной мысли, народного искательства превращено в мрачную казарму партийной муштровки и учебы. Мысль и душа пролетариата посажены в партийную школу. Всякое стремление заглянуть за стену этой школы объявляется вредным, контрреволюционным.

Но и это еще не все. Такое искажение революции и ее перспектив, какое внес большевизм своей диктатурой, не могло пройти без протестов со стороны масс и без усилий с их стороны бороться с таким искажением. Но эти протесты привели не к ослаблению политического гнета, а к укреплению его. Открылась длительная полоса правительственного террора, превратившая всю Россию в сплошную гигантскую тюрьму, где страх стал добродетелью, ложь — обязанностью. Придавленные политическим гнетом, уст­рашаемые террором власти, лгут взрослые, лгут учащиеся-подростки, лгут дети 5-7 лет.

Возникает вопрос: почему же в коммунистическом государстве создалось такое невозможное положение — социальное, поли­тическое и моральное? Неужели социалистическая демократия ху­же своей предшественницы — капиталистической буржуазии? Неужели она не хочет допустить даже те обманные свободы, которыми буржуазия Европы и Америки сохраняет видимость равновесия в своих государствах? Дело здесь в ином. Хотя класс демократии и имеет свое самостоятельное бытие, материально он до последнего момента был беден, вернее нищ. В связи с этим, с первых дней своего политического выступления, он не мог найти в себе того единства и всеобщности, которые даются господствую­щим классам их привилегированным материальным положением. Демократия выдвинула лишь боевой партийный отряд в лице ком­мунистической партии, и этот отряд вынужден был в течение трех с лишним лет обходиться своими силами в громадном деле постро­ения новой государственности. Не имея естественной опоры ни в одном из классов современного общества: ни в рабочих, ни в крестьянах, ни в дворянстве, ни в буржуазии (а сама демократия, экономически не организованная, не могла идти в счет), — ком­мунистическая партия естественно прибегла к террору и режиму всеобщего порабощения.

При рассмотрении террористической политики большевизма в России становится понятным, почему коммунистическая власть так открыто и поспешно размножает и закрепляет в лице компартии, верхов чиновничества и командного состава армии новую буржу­азию. Последняя необходима ей как естественная почва, питающая ее живыми соками, как постоянная классовая опора в борьбе с трудовыми массами.

Все отмеченное нами коммунистическое строительство, несу­щее рабство рабочим и крестьянам, мы объясняем не ошибками и заблуждением большевизма, а сознательным его стремлением к порабощению масс, его господской эксплуататорской сущно­стью.

Спрашивается, в силу чего, однако, этой чуждой и враждебной трудовым массам группе удалось достигнуть руководства револю­ционными силами народа, пробраться от его имени к власти, ук­репить свое господство.

Этому две причины — распыленное, неорганизованное состоя­ние масс в дни революции и обман их лозунгами социализма.

Существовавшие до 1917 года профессиональные организации рабочих и крестьян значительно отстали от кипучего революцион­ного настроения последних. Революционный разлив масс вышел далеко за пределы этих организаций, он перерос их и оставил позади. Рабочие и крестьяне стали перед лицом развернувшейся социальной революции всей своей необъятной массой, не имея не­обходимой опоры и руководства в своих классовых организациях. А бок о бок с ними действовала прекрасно организованная социа­листическая партия (большевики). Вместе с рабочими и крестья­нами она принимала прямое участие в ниспровержении промышленной и земельной буржуазии, звала к этому массы, уве­ряя, что эта революция будет социальной — последней — рево­люцией, ведущей порабощенных в свободное царство социализма и коммунизма. Для широких масс, не искушенных в политике, это казалось очевидной истиной. Участие же коммунистической партии в разгроме капиталистического режима породило огромное доверие к ней. Слой работников умственного труда, являющийся носителем идеалов демократии, был всегда настолько тонок и невелик, что массы никогда не знали о его существовании в целом, как об оп­ределенной экономической категории. Они поэтому в момент низ­вержения буржуазии не видели никого, кроме самих себя, кто бы мог занять место последней. На самом же деле это место целиком занял их случайный и обманчивый руководитель — большевизм, искушенный в политической демагогии.

Эксплуатируя без зазрения совести революционные устремления рабочих и крестьян к свободе, равенству и социальной независимости, большевизм с тонким мастерством подменил их идеей советской власти.

Во многих местах революционной России в первые дни октяб­рьского переворота трудящиеся идею советской власти приняли как идею их местного общественно-экономического самоуправления.

Благодаря огромной энергии и демагогическому смешению ре­волюционной идеи трудящихся со своей политически властнической идеей большевизм приблизил к себе массы и широко использовал их доверие.

Беда масс была в том, что они приняли учение социализма и коммунизма цельно и просто, так, как народ всегда принимает идеи правды, справедливости и добра. Между тем в этих учениях1 правда являлась лишь внешней приманкой, красивым, волнующим душу народа обещанием. Главное же в них, как и в прочих государственных системах, является захват и закабаление народных сил и народного труда небольшой, но хорошо организованной груп­пой тунеядцев.

В вихре совершавшихся в России и на Украине событий, в массе политических, военных и иных операций факт восхождения к вла­сти новой эксплуататорской группы первое время не улавливался отчетливо широкой народной массой. Потому что самый факт этот для своего окончательного завершения требует несколько лет вре­мени. Он, кроме того, растянут в пространстве и искусно прячется заинтересованной группой. Нужно известное время, чтобы он стал открытым для широких масс.

Во время великой французской революции, когда решительно был разрушен феодализм — монархия королей и дворян, — массы думали, что это великое разрушение они делают во имя своей свободы и что руководящие политические партии являются в этом деле не более, как их друзьями и помощниками. Лишь по проше­ствии нескольких лет трудовой народ, осмотревшись, увидел, что произошла только смена властей, что место дворян и короля заняло новое господское эксплуататорское сословие — промышленная и торговая буржуазия. Такие исторические факты всегда требуют из­вестного времени, чтобы стать открытыми и понятными широким массам.

* * *

В общих чертах мы представили политическую и социальную сущность большевизма, его действительное нутро. За первые пол­тора года своей диктатуры в России он вполне его выявил. Оно стало ясным вначале для отдельных групп рабочих и крестьян, а затем и для широких масс. И вот эта молодая, полная властнических желаний сила после крушения гетмана вновь устремляется на Украину с непреклонным решением овладеть в ней властью во что бы то ни стало.

Во время скоропадчины большевики в самой Украине не имели достаточно сил, которые смогли бы организовать немедленный захват власти в момент падения гетмана¹. Почти все силы их были в Великороссии, и они оттуда наблюдали за Украиной, подстерегая момент, когда можно будет двинуться в нее и провозгласить свою власть. Там же, в Великороссии, в городе Курске, проживало их заранее приготовленное правительство, в лице Пятакова, Квиринга и других. Но как зорко ни следили они за Украиной, им не удалось попасть туда в момент свержения Скоропадского, благодаря чему власть первыми захватили петлюровцы. Но это же обстоятельство тем энергичнее заставило их действовать в военном порядке. Ат­мосфера была революционной, обстановка до крайности перепутана массовым повстанческим движением крестьян. В этих условиях шесть недель времени, выигранных петлюровцами, могли потонуть в ходе событий. Надо лишь спешить действовать. И большевики спешили с действиями.

И в то время, когда их сидевшее в Курске правительство пе­реехало в Харьков, впервые освобожденный и занятый повстан­ческим отрядом анархиста Череднякова², и приступило там к созданию центра гражданской власти, дивизии их продвигались по освободившимся уже районам в глубь Украины и в военном порядке учреждали органы коммунистической власти. Мы сказа­ли — освободившиеся районы. Действительно, все пространство Украины от Курской губернии до Азовского и Черного морей бы­ло уже освобождено от гетманской власти революционными по­встанческими отрядами крестьян. С падением гетмана эти отряды частью разбрелись по деревням, а частью ушли к побережью Азовского моря, откуда надвигалась уже новая контрреволюция генерала Деникина.

В большей части Украины большевики приходили на готовое. Там же, где они сталкивались с петлюровцами, они разбивали по­следних военной силой и занимали их места. Решающее столкно­вение большевиков с петлюровцами произошло в районе Киева, который с момента въезда туда Директории стал центром поли­тической деятельности петлюровцев, средоточием их войск. В конце января 1919 года большевики повели генеральное наступление на Киев. В начале февраля Киев был занят ими. Правительство на­родной украинской республики отступило, по обыкновению, на западные границы Украины. Государственная власть оказалась  у большевиков.

Следует отметить при этом, что как там, где большевики боем занимали местности, изгоняя из них петлюровцев, так  там, где район был свободен и крестьянство жило само, коммунистическая власть устанавливалась военным порядком. Советы рабочих и крестьян, якобы создавшие эту власть, появились задним числом, после того, как власть уже укрепилась. До них были партийные политические ревкомы. А до ревкомов были просто во­енные дивизии.

1 - Правда, в период гетманщины большевики пытались иметь партизанские от­ряды своего типа, которые вели бы работу по директивам партии. Таковым являлся отряд Колосова в Павлоградском районе. Но отряды эти были крайне редки, они потонули в общей повстанческой массе, шедшей независимым от партии путем. И Даже эти редкие партийного типа отряды заразились общим духом революционного повстанчества. Отряд Колосова свою повстанческую деятельность не противопостав­лял махновщине, часто работая совместно с Махно.

2 - Чередняков, крестьянин-анархист, объявленный вскоре большевистскими вла­стями вне закона, влился со своим отрядом в общую повстанческую армию Махно, сражался на приазовском фронте против генерала Деникина. При вторжении деникинцев в гуляй-польский район в начале июня 1919 года попал в плен и получил свыше 300 плетей. Бежал. Летом 1919 года он вновь попался деникинцам в Полтавской губернии и был расстрелян ими.

Глава пятая. МАХНОВЩИНА

Революционное повстанческое движение крестьян и рабочих Ук­раины имело вначале характер бушующего моря. По всему не­объятному бассейну Украины массы бурлили, шли к боям восстанию. Они убивали зарвавшихся помещиков, представителе власти, изгоняли их из пределов своей среды. Господствовала раз­рушительная сторона движения. Положительная сторона как бы отсутствовала. Ясного определенного плана строительства свободной жизни крестьян и рабочих движение еще не указывало. Но постепенно, в процессе своего развития, оно выявляло и оформляло свое лицо. С момента объединения большинства повстанческих потоке под руководством Махно оно приобрело единство, нашло свой твердый остов, хребет. Начиная с этого момента оно становится вполне законченным, ярко выраженным социальным движением, имеющим свою определенную идеологию и свой план строительства народной жизни. Это — наиболее могучий, высший период революционного повстанчества, махновщина.

Характерными, специфическими сторонами этого движения яв­ляются: глубокое недоверие к нетрудовым или привилегированны* группам общества; недоверчивое отношение к политическим партиям; отрицание диктатуры над народом какой бы то ни было организации; отрицание принципа государственности; полное самоуправление трудящихся у себя на местах. Конкретной и начальной формой этого самоуправления будут вольные трудовые советы крестьянских и рабочих организаций. «Вольные» в них означает то, что они должны быть совершенно независимы от какой бы то ни было центральной власти, входя в общую хозяйственную систем) на основах равенства. «Трудовые» означает то, что они должны строиться на базисе труда, включать в себя только тружеников, их интересам и воле служить, не давая никакого места в себ политическим организациям. (См. «Общие положения махновцев о Вольном Совете рабочих и крестьянских организаций»). Таков знамя, с которым махновщина выступила на арену социальной борьбы. Махновщина зародилась в бурную пору украинской действи­тельности, летом 1918 года, когда все крестьянство кипело повстанием. С первых дней своего зарождения и до последнего времени ей ни одного дня не пришлось быть в мирной обстановке. В силу этого ее рост и развитие пошли особенным, двойным путем — путем внедрения в широкие массы основных идей ее и путем на­растания и укрепления военных сил. С момента объединения всех военно-революционных отрядов в одну армию последняя стала еди­ной революционной армией масс. Боевая обстановка Украины по­служила причиной того, что все лучшие организационные силы движения влились в армию. Последняя невольно стала одновре­менно и вооруженной самоохраной крестьян, и вождем всего их движения, их революционным авангардом. Она развила наступле­ние на помещичью контрреволюцию, разрабатывала план этого на­ступления, давала лозунги момента. Никогда она при этом не была самодовлеющей силой. Всегда воспринимала революционные идеи широких масс, охраняла их интересы. И массы крестьянства, со своей стороны, считали ее главным руководящим органом во всех случаях своей жизни¹.

Отношение махновщины к государственной власти, к поли­тическим партиям, к непроизводящим группам становилось и от­ношением крестьянства ко всему этому. И наоборот — интересы беднейшего крестьянства и рабочих, их боли и думы становились интересами, болями и думами махновщины. Так, при взаимном воздействии, шло развитие махновского движения, ставшего вскоре огромным социальным явлением русской жизни.

1 - Характерными в этом отношении являются следующие случаи того времени. Неоднократно крестьяне разных сел Приазовья задерживали продовольственные по-езда и проверяли документы. Если при этом из штаба армии махновцев бумаг не оказывалось, то поезда задерживались в ожидании разъяснения от махновцев. Не-Редко также на призывы большевистских организаций — подвозить для государства хлеб по твердым ценам, крестьяне многих мест просто заявляли, что если на это °Удет согласие организации махновцев, то они хлеб дадут. массами стекалась к Махно. В это время армия его состояла ужа из нескольких полков пехоты и кавалерии при одной батарее а множестве пулеметов.

* * *

В октябре и ноябре 1918 года отряды Махно повели повсеме­стное наступление на гетманскую контрреволюцию. К этому вре­мени войска австро-германцев под влиянием происшедших на их родине политических событий были достаточно разложены, утра­тили свою энергию и силу. Этим воспользовался Махно. Он всту­пил в договорные, нейтральные отношения с теми частями этих войск, которых коснулся дух революции. Такие части легко под­давались разоружению, чем махновцы пользовались, вооружаясь за их счет. Где не удавалось ладить с австро-германцами добром, Мах­но боями вытеснял их из района. С упорным трехдневным боем было занято им в последний раз Гуляй-Поле. В нем он оконча­тельно закрепился и организовал основной штаб армии. Всюду чув­ствовался близкий конец гетмана, и крестьянская молодежь

Войск гетмана в районе не было. Государственная варта разбе­жалась при виде необычайного роста повстанческой армии. Последняя осталась одна в громадном районе. Но гетман еще держался в Киеве. Тогда Махно двинулся со своими частями к северу, занял узловые станции Чаплине, Гришино, Синельниково, дошел до Пав4 лограда и свернул затем на запад в сторону Екатеринослава. В этом районе он столкнулся с петлюровскими властями.

Петлюровцы, захватившие власть в целом ряде городов, почи­тали себя подлинными хозяевами страны. Из множества крестьян! ских отрядов они сформировали свое войско, затем объявили повсеместную мобилизацию в целях создания регулярной государ­ственной армии. Махновское движение они сочли эпизодом в общей украинской революции и надеялись втянуть его в сферу своего влияния и руководства. Они послали Махно ряд политических вош росов: о том, как он смотрит на петлюровщину и на власть по­следней, как представляет себе политическое устройство Украины, не находит ли он желательным и полезным работать совместно с ними в деле создания независимой Украины. Ответ Махно и его штаба был краток. Петлюровщина, по их мнению, есть движение украинской национальной буржуазии, с которой им, крестьянам и революционерам, совсем не по пути. Украина должна быть постро­ена на принципе труда и независимости крестьян и рабочих от всякой политической власти. Не объединение, а лишь борьба может; быть между народным движением махновщиной и буржуазным дви­жением петлюровщиной.

Вскоре после этого Махно идет на Екатеринослав для из­гнания оттуда петлюровской власти. У последней там были зна­чительные военные силы. Кроме того, защищенные Днепром, петлюровцы могли оказаться неуязвимыми в этом городе. Отряды Махно стали в Нижне-Днепровске. Там же находился и городской комитет партии коммунистов-большевиков, располагав-! ший местными вооруженными силами. Личность Махно в эта время была известна по всему округу, как личность заслужен­ного революционера-героя и талантливого военного руководителя. Комитет коммунистов-большевиков предложил ему взять на себя командование их рабочими и партийными отрядами. Это пред­ложение Махно принял.

Как часто с ним бывало раньше и впоследствии, он прибег к военной хитрости. Нагрузив состав поезда своими войсками, он пустил его, под видом рабочего поезда, через днепровский мост прямо в город. Риск был огромный. Узнай петлюровцы про эту хитрость за несколько минут до остановки поезда, они могли бы! его целиком полонить. Но этот же риск прокладывал махновцам путь к победе. Поезд въехал прямо на городской вокзал, где революционные войска неожиданно выгрузились, заняли станцию в ближайшую часть города. В самом городе произошло ожесточенноесражение, окончившееся поражением петлюровцев. Однако через несколько дней вследствие недостаточной бдительности гарнизона махновцев город пришлось вновь сдать петлюровцам, подошедшим новыми силами со стороны Запорожья. При отступлении, в Ниж­не-Днепровске, на Махно дважды производилось покушение. Оба раза подброшенные бомбы не разорвались. Армия махновцев от­ступила в район Синельникова. С этого момента на северо-запад­ной границе махновского района создался фронт между махновцами и петлюровцами. Однако войска последних, состоявшие в большин­стве из крестьян-повстанцев и насильно мобилизованных, стали быстро разлагаться при соприкосновении с махновцами. И в скором времени фронт был ликвидирован. Громадные тысячеверстные про­странства были освобождены от всяких властей и войск.

* * *

Государственники боятся свободного народа. Они утверждают, что народ без власти потеряет якорь общественности, рассыплется и одичает. Это, конечно, вздор. Он говорится бездельниками, лю­бителями власти и чужих трудов или слепыми мыслителями бур­жуазного общества. Освобождение народа действительно означает вырождение и одичание, но не народа, а тех, кто благодаря власти и привилегиям живет трудом рук его, соком его сердца. На примере русской революции мы видим, как тысячи семейств из привилеги­рованного сословия — чистых, сытых и холеных — пришли к упадку и одичанию. Революция отняла у них прислугу, и они через месяц-два покрылись грязью, запаршивели. Освобождение народа ведет к одичанию тех, кто вырос на его рабстве. Народ же с момента полной свободы лишь начинает жить и усиленно раз­виваться. Крестьянство гуляй-польского района как нельзя лучше показало это. В течение шести с лишним месяцев — с ноября 1918 по июнь 1919 г. — оно жило без всякой внешней политической власти и не только не утратило общественной связи в своей среде, но, наоборот, выдвинуло новую, более высокую форму обществен­ности — свободную трудовую коммуну и свободные советы трудя­щихся.

По изгнании из района помещиков земля оказалась в руках крестьянства. Однако многие из крестьян сознавали, что на этом дело еще не кончается, что недостаточно захватить клок земли и успокоиться на нем. Суровая жизнь говорила, что со всех сторон их подстерегают враги, и учила держаться вместе. В ряде мест стали проявляться попытки организовать общественную жизнь ком­мунально. Несмотря на враждебное отношение крестьян к казен­ным коммунам, во многих местах гуляй-польского района возникли крестьянские коммуны с названием «трудовая» и «свободная». Так, при селе Покровском была первая свободная покровская коммуна имени Розы Люксембург. Участники ее были сплошная «голота». Вначале в нее входило несколько десятков человек, а потом дошло До трехсот и более. Коммуна эта была создана местным беднейшим крестьянством, и ее название, посвященное памяти Розы Люксем­бург, указывает на отсутствие в организаторах ее какого бы то ни было партийною духа. Крестьяне с народной простотой и велико­душием почтили память неизвестной для них революционерки, му­ченически погибшей в революционной борьбе. Внутренняя же жизнь коммуны не имела ничего общего с тем учением, за которое боролась Люксембург. Она была построена на безвластных началах. Со своим развитием и ростом она начала оказывать большое вли­яние на местное крестьянство. Коммунистическая власть пробовала было вмешаться во внутреннюю жизнь коммуны, но не была до- пущена туда. Коммуна определенно назвала себя свободной, тру­довой, чуждой всякой власти¹.

В семи верстах от Гуляй-Поля, в бывшей помещичьей эконо­мии, была коммуна, объединявшая гуляй-польскую бедноту. Коми муна эта называлась просто коммуной № 1 гуляй-польскшв крестьян. Верстах в двадцати от нее находились коммуна № 2 l коммуна № 3. В ряде других мест возникли коммуны бедняков. Конечно, их было немного, они объединяли значительное мень­шинство населения, — главным образом тех, кто не имел своих прочных удобных хозяйств. Но ценным в них было то, что они возникли по почину самих крестьян-бедняков. Работа махновцев проявилась здесь лишь постольку, поскольку махновцы вообще ве­ли в районе пропаганду свободных коммун.

Коммуны создавались не по примеру, не на почве каприза, а исключительно на почве насущных потребностей крестьян, бывших, до революции ни с чем и приступивших после победы к органи­зации своих хозяйств на общинном начале. Это не были искусст­венные коммуны коммунистической партии, в которых обыкновенно работает случайно подобранный элемент, зря перево­дящий семена и землю, пользующийся всемерной поддержкой го­сударства и живущий, таким образом, трудом того народа, которого он собирается поучать труду. Это были действительно трудовые коммуны крестьян, выросших на труде и ценящих свое и чужое трудолюбие. В них крестьяне прежде всего работали, стараясь обес­печить себя ежедневным пропитанием. Кроме того, каждый нахо­дил в них необходимую моральную и физическую опору. Коммуны основывались на принципах товарищества и братства. Все — и мужчины, и женщины, и подростки — обязаны были равно тру­диться по мере своих сил. Организационные работы поручались одному, двум товарищам, которые, выполнив их, трудились потом наравне с остальными членами коммуны. Несомненно, коммуны имели эти черты потому, что возникли в трудовой среде и что развитие их шло естественным путем.

Однако ростки свободного коммунизма далеко не составляли всего общественно-хозяйственного строительства крестьян. Наобо­рот — эти ростки только пробивались. Независимо от этого, по­литическая обстановка требовала от крестьян общих усилий и общего напряжения в другой, смежной области. Необходимо было достигнуть единения не только в пределах того или иного села, но и в пределах целых уездов и губерний, входящих в состав осво­бодившегося района. Необходимо было достигнуть и решения воп­росов, общих для всего района. Для этого необходимо было создание соответствующих органов. И крестьяне не замедлили со­здать их. Районные съезды крестьян, рабочих и повстанцев стали такими органами. Этих съездов за время свободы района состоялось три. На них крестьянство успело сплотиться, осмотреться вокруг, определить стоявшие перед ним хозяйственные и политические за­дачи. На первом же районном съезде, происходившем 23 января 1919 года в с. Б. Михайловка, крестьяне обратили главное свое внимание на опасность петлюровщины и деникинщины.

Петлюровцы организовывали в стране новую государственность. Под обманным лозунгом защиты страны они проводили повсеме­стную мобилизацию, затягивая таким образом революционный на­род в узел нового рабства. Революционное крестьянство всего Приазовья решило энергично бороться с этой опасностью. Оно со­здало несколько отрядов и комиссий и послало их в район петлю­ровской директории с целью разъяснять там широким массам всю ложь новой демократической власти, призвать массы к неповино­вению этой власти, к бойкоту объявленной ею мобилизации и к продолжению повстания до свержения этой власти.

Деникинцы представляли собою еще большую опасность свобод­ному району. Они шли войной вообще на русскую революцию во всех ее видах и представляли собою один из потоков той общей контрреволюции, которая ставила себе целью восстановление раз­рушенной монархии. Эта контрреволюция вышла на свет божий, как только после низвержения царизма дворянское сословие мало-мальски пришло в себя и осмотрелось. Генералы Корнилов, Кале­дин, Краснов, Алексеев, Колчак и Деникин — это все вожди одной и той же общей монархической контрреволюции в России. Они — живые куски низвергнутой монархии. Хотя многие из них и при­бегали к демократическим лозунгам, шли под флагом учредитель­ного собрания, однако делали это только по тактическим соображениям. Отдавая дань времени, они надеялись таким образом успешнее пройти первые шаги по восстановлению монархии. Какой бы то ни было республиканский дух был им абсолютно чужд.

Второй районный съезд крестьян, рабочих и повстанцев собрался через три недели после первого; именно — 12 февраля 1919 года в с. Гуляй-Поле. На этом съезде всесторонне был обсужден вопрос °б опасности, надвигавшейся на свободный район со стороны контр­революции Деникина. Армия последнего состояла из отборного контрреволюционного элемента — кадрового офицерства и старого казачества. Крестьяне прекрасно знали, как будет решаться спор между ними и этой армией. Поэтому они немедленно приняли меры для усиления своей самоохраны. Повстанческая армия мах­новцев имела к этому времени в своих рядах около 20 тысяч бой­цов-добровольцев. Многие из них были крайне переутомлены и истрепаны, участвуя в течение 5-6 месяцев в беспрерывных боях. Между тем деникинцы быстро усиливались и нависали над свобод­ным районом огромной опасностью. Ввиду этого второй съезд кре­стьян, рабочих и повстанцев постановил организовать добровольную уравнительную мобилизацию по району за 10 лет. Мобилизация предполагалась добровольной, основанной на совести и добром пожелании каждого. Постановление съезда о ней имело лишь тот смысл, что съезд своим авторитетом подчеркивал не­обходимость пополнить повстанческую армию свежими бойцами². «Уравнительная» в этой мобилизации означало то, что крестьяне разных сел и волостей брали на себя обязанность поддерживать армию бойцами на равных приблизительно основаниях.

Как только среди крестьян были распространены резолюции съезда о добровольной мобилизации, каждое село стало слать в Гуляй-Поле массы свежих добровольцев, изъявивших желание идти на деникинский фронт. Определилась огромная цифра таких бой­цов. Между тем в районе не было вооружения, из-за чего не уда­лось вовремя сформировать новые повстанческие части. Это роковым образом отозвалось на судьбе района во время общего наступления деникинцев в июне 1919 года. Но об этом речь ниже.

Для общего руководства борьбой с петлюровцами и деникинца-ми, а также для задач внутренней общественной связи, информа­ции и отчета, для проведения в жизнь разнообразных постановлений съездов на втором съезде был создан Районный Во­енно-революционный Совет крестьян, рабочих и повстанцев. В него вошли представители 32 волостей Екатеринославской и Тавриче­ской губерний и от повстанческих частей. Он охватывал всю ме­стность свободного района, ведал, по поручению съездов, всеми делами общественно-политического и военного характера и являлся как бы высшим органом всего движения. Но он ни в малейшей степени не был органом властным. Он получил только исполни­тельную функцию. Роль его — выполнять наказы и постановления съездов рабочих и крестьян. В любую минуту он мог быть распущен тем же съездом, то есть прекратить свое существование.

С образованием Районного Совета общественная деятельно в районе пошла интенсивнее. Во всех селах поднимались и реша­лись вопросы, общие для всего района. Главными вопросами были: военный, продовольственный и вопрос местного самоуправления. Мы говорили уже о военных мерах, предпринятых крестьянами в связи с обстановкой момента и местности. Продовольственный воп­рос в полном масштабе — для всего населения района — пока не решался. Решение его в таком объеме предполагалось на 4 район­ном съезде крестьян, рабочих, повстанцев и красноармейцев, со­зывавшемся на 15 июня 1919 г., но объявленном советской властью вне закона. Об этом — ниже. Что же касается повстанческой ар­мии, то содержание ее крестьянство брало на себя. В Гуляй-Поле был организован центральный отдел снабжения армии, куда с раз­ных концов доставлялись продовольствие и фураж, направляемые затем оттуда на фронт.

В отношении органов общественного управления крестьяне и рабочие всего района держались идеи Вольных Трудовых Советов. В отличие от политических советов большевиков и прочих социа­листов, вольные советы крестьян и рабочих должны быть органами общественно-экономического самоуправления. Каждый такой совет является исполнителем воли местных тружеников и их организа­ций. Между собою советы вступают в необходимую связь, образуя высшие — в хозяйственном и территориальном отношении — ор­ганы народного самоуправления.

Однако повсеместная боевая обстановка района крайне затруд­няла создание этих органов, и в своем чистом виде организация их ни разу не была доведена до конца.

Общие положения о Вольном Совете крестьян и рабочих удалось впервые отпечатать лишь в 1920 году. До этого же в «Декларации» реввоенсовета армии махновцев, в главе о Вольном Советском строе, были даны общие начала трудовых советов крестьян и ра­бочих.

Мы видим, таким образом, как широкое крестьянство и часть рабочих, освободившись от режима гетмана и других властей, вдум­чиво и деловито подошли к громадному делу построения новой жизни; как они, будучи в окружении разнообразных враждебных сил, здраво и верно принимали меры защиты от них своего оза­ренного лучом свободы района. Возникновение ряда свободных тру­довых коммун, стремление создать органы общественного и экономического самоуправления являлись первыми шагами кресть­ян и рабочих в построении их свободной и независимой жизни. Нет никакого сомнения в том, что вся масса трудящихся, оставаясь свободной, пошла бы по этому пути, внесла бы в свое строительство много здорового, самобытного и мудрого, соорудив тем самым фун­дамент подлинно свободного трудового общества.

Но на район уже надвигался исконный враг труда и свободы — власть. С севера двигалась государственная армия коммунистов-большевиков, с юго-востока — армия генерала Деникина.

Первыми пришли деникинцы. Еще в период борьбы крестьян с гетманом и в особенности в первые дни низвержения его, с Дона и Кубани просочились на Украину отдельные партизанские контр­революционные отряды генерала Шкуро и подошли к Пологам и Гуляй-Полю. Это была первая угроза освободившемуся району со стороны новой контрреволюции. Естественно, армия повстанцев-махновцев повернула свои силы в эту сторону. К этому времещ она состояла из нескольких полков пехоты и нескольких полков кавалерии, прекрасно организованных. Пехота в армии махновцев представляла собою исключительное, своеобразное явление. Вся она, подобно коннице, передвигалась на лошадях, но не верхом, а в легких рессорных экипажах, называемых на юге Украины «та­чанками». Выстроившись в ряд или в два ряда, эта пехота двигалась обыкновенно быстрой рысью вместе с конницей, делая в среднем по 60-70 верст в день, а когда надо было, — и по 90-100 верст.

Деникин, рассчитывая на запутанную украинскую обстановку, на борьбу петлюровской директории с большевиками, надеялся без особого труда занять большую часть Украины и поставить свой фронт, по крайней мере, первое время, — за северными пределами Екатеринославской губернии. Но он неожиданно наткнулся на упорную, хорошо организованную армию повстанцев-махновцев. После нескольких боев деникинские отряды стали отступать обрат­но в направлении Дона и Азовского моря. В короткий срок все пространство от Полог и до моря было освобождено от них. Мах-новские части заняли ряд важных узловых станций и города Бер­дянск и Мариуполь. Начиная с этого времени (январь 1919 г.), здесь создался первый противоденикинский фронт, — фронт, на котором махновская армия в течение шести месяцев сдерживала поток контрреволюции, лившийся с Кавказа. Он растянулся затем на сто с лишним верст, от Мариуполя по направлению на восток и северо-восток.

Борьба на этом фронте приняла упорный, ожесточенный харак­тер. Деникинцы, подражая махновцам, стали прибегать к парти­занскому способу действий. Отдельными конными отрядами они врывались в глубокий тыл района, производили там разрушения, пожарища и смерть, исчезали и вновь неожиданно появлялись уже в другом месте, производя подобное же разрушение. От этих на­бегов страдало исключительно трудовое оседлое население. Ему мстили за поддержку повстанческой армии, за несочувствие дени-кинцам, стараясь таким способом вызвать в нем реакцию против революции. Страдало от этих набегов также еврейское население, издавна живущее в приазовском районе самостоятельными колони­ями. Евреев отряды Деникина громили при каждом своем набеге, стараясь искусственно вызвать антисемитское движение, которое бы создало благоприятную почву для вторжения их на Украину. В этих контрреволюционных набегах особенно проявил себя гене­рал Шкуро.

Однако в течение четырех с лишним месяцев деникинцы, не­смотря на отборный состав войск и ожесточенность нападений, не смогли осилить повстанческие войска, преисполненные революци­онного огня и не менее деникинцев искусные в партизанской войне. Наоборот, очень часто генералу Шкуро приходилось попадать под такие удары повстанческих полков, что лишь отступление на 80-120 верст к Таганрогу и Ростову спасало его от полной катастрофы. У стен Таганрога махновцы были в это время не менее 5-6 раз.

Ожесточение и ненависть деникинских офицеров в отношении мах­новцев принимали невероятные формы. Пленных махновцев они подвергали различным истязаниям, рвали снарядами, и были слу­чаи, когда сжигали их на листах раскаленного железа³.

Во время этой упорной четырехмесячной борьбы военный та­лант Махно ярко проявился. Славу талантливого полководца за ним признали и его враги — деникинцы. Это, конечно, нисколько не помешало генералу Деникину обещать полмиллиона рублей то­му, кто убьет Махно.

Революционное повстанчество было попыткой народных масс воплотить в жизнь неосуществленные замыслы русской революции. Оно являлось органическим продолжением массового движения ра­бочих и крестьян в октябре 1917 года и было проникнуто единством цели с этим движением и глубочайшим духом братства между тру­дящимися всех национальностей и областей.

Отметим следующий характерный факт. В начале 1919 года повстанцы-махновцы после ряда боев отбросили деникинские вой­ска к Азовскому морю, захватив у них около 100 вагонов хлеба в зерне. Первой мыслью Махно и штаба повстанческой армии было — послать все захваченные продовольственные трофеи го­лодающим рабочим Москвы и Петрограда. Широкая повстанческая масса восторженно приветствовала эту мысль. Хлеб, в количестве около 100 вагонов, был доставлен в Петроград и Москву в со­провождении махновской делегации, горячо принятой Московским Советом.

1 – 9-10-го июня 1919 года, во время общего похода большевиков на махнов-ский район, коммуна эта была разгромлена большевистскими войсками. Тов. Кирь-яков и другие руководители коммуны были объявлены вне закона. Пришедшие затем через несколько дней в с. Покровское деникинцы совершенно уничтожили коммуну, а Кирьяков, выдающийся местный революционер-крестьянин, был публично рас­стрелян ими.

2 - Некоторые члены армии, а также некоторые крестьяне толковали после эт мобилизацию как обязательную для каждого, входящего в указанные 10 лет. По мнению, постановление съезда, отражавшего волю трудящихся всего района, дам будучи выражено в форме пожелания, должно быть выполнено полностью. Это ошибка и заблуждение отдельных лиц. Постановление съезда о мобилизации име лишь смысл повсеместного призыва идти добровольно в армию.

3 - См. «Путь к Свободе» №№ 2-3.

* * *

Большевики пришли в район махновщины значительно позже деникинцев. Повстанцы-махновцы дрались с последними уже в те­чение трех месяцев, выгнали их из своего района и провели линию фронта восточнее Мариуполя. Лишь после этого в Синельникове пришла первая дивизия большевиков во главе с Дыбенко.

Сам Махно и революционное повстанчество были для больше­виков неизвестностью. До этого в коммунистической прессе — мо­сковской и провинциальной — о Махно писали как об отважном повстанце, много обещающем в будущем. Его борьба, сначала с гетманом Скоропадским, затем с Петлюрой и Деникиным, заранее расположила в его пользу видных вождей большевизма. Им каза­лось несомненным, что революционные отрады махновцев, драв­шиеся против стольких разнообразных контрреволюций на Украине, вольются в красную армию. Поэтому они, не познако­мившись с Махно на месте, заранее восхваляли его, предоставляя Для этого столбцы своих столичных газет. В духе этих восхвалений произошла первая встреча большевистского военного командования с Махно (март 1919 г.). Ему немедленно было предложено войти со своими отрадами в красную армию в целях одоления Деникина общими силами. Идейные и политические особенности революци­онного повстанчества считались вполне естественными, не могущи­ми никоим образом препятствовать объединению на почве общего дела. Они остаются неприкосновенными.

Махно и штаб повстанческой армии прекрасно видели, что приход к ним коммунистической власти несет с собою новую уг­розу свободному району; что это — вестник гражданской войны с другого конца. Но этой войны ни Махно, ни штаб армии, ки районный совет не хотели. Она могла гибельно отразиться на судьбе всей украинской революции. Главным образом, принима­лось во внимание то, что с Дона и Кубани шла сорганизовав­шаяся откровенная контрреволюция, с которой мог быть только один разговор — разговор оружием. Опасность ее с каждым днем разрасталась. У повстанцев была надежда, что борьба с больше­виками ограничится идейной областью. В этом случае они были абсолютно спокойны за свой район, так как сила революционных идей, революционное чутье и недоверчивость крестьян к посто­ронним явились бы лучшими защитниками района. Общее мнение руководителей повстанчества было то, что все свои силы следует направить против монархической контрреволюции, и уже после ее ликвидации обратиться к идейным расхождениям с большеви­ками. В таком смысле состоялось объединение армии махновцев с красной армией. Ниже мы увидим, что руководители махнов­щины ошиблись, надеясь найти в большевиках только идейных противников. Они упустили из вида, что имеют дело с наиболее законченными насильниками-государственниками. Но ошибки, ес­ли они не приводят к гибели, полезны. И данная ошибка пошла впрок махновцам.

Повстанческая армия вошла в состав красной армии на следу­ющих основаниях: а) внутренний распорядок ее остается прежний; б) она принимает политических комиссаров, назначаемых Комвластью; в) она подчиняется высшему красному командованию лишь в оперативном отношении; г) армия с противоденикинского фронта никуда не уводится; д) армия получает военное снаряжение и содержание наравне с частями красной армии; е) армия продолжает называться Революционной Повстанческой, сохраняя при себе чер­ные знамена.

Армия повстанцев-махновцев была построена на трех основных принципах — на добровольчестве, выборном начале и на самодис­циплине.

Добровольчество означало то, что армия состоит лишь из ре­волюционных, добровольно вошедших в нее бойцов.

Выборное начало означало то, что командиры всех частей ар­мии, члены штаба и совета армии и вообще все лица, занимающие ответственные посты в армии, должны быть избираемы или утвер­ждаемы повстанцами соответствующих частей или собраниями всех частей армии.

Самодисциплина означала то, что все правила армейской дисциплины вырабатывались избранными комиссиями повстанцев, утверждались общими собраниями армейских частей и соблюда­лись под строгой ответственностью каждого повстанца и коман­дира.

При вхождении в красную армию все эти основания сохрани­лись в махновской армии. Она получила вначале название третьей бригады, затем была переименована в Первую Революционно-По­встанческую Украинскую дивизию, а еще позже получила название «Революционной Повстанческой армии Украины (махновцев)». Политическая сторона в соглашении отсутствовала. Соглашение было исключительно военным. Благодаря этому жизнь района, его общественное и революционное развитие продолжали идти преж­ним путем — т.е. путем самодеятельности трудящихся, не допу­скавших в район никакой внешней власти. Ниже мы увидим, что это послужило единственной причиной вооруженного нападения большевиков на этот район.

Со времени образования районного совета — февраль 1919 г. — район прочно объединился. Идея вольных трудовых советов достигла отдаленных сел района. В создавшейся обста­новке крестьяне медленно подходили к организации этих сове­тов, но всюду они прочно держались за их идею, чувствуя, что они стоят на здоровой почве, на которой только и возможно строительство их свободного общежития. В то же время в районе зрело понимание необходимости непосредственного союза с ра­бочими ближайших городов. Эта связь должна была, минуя го­сударственные органы, идти прямо в рабочую городскую массу, на предприятия, в профессиональные организации рабочих. Она была необходима для укрепления и дальнейшего развития ре­волюции. В районе сознавали, что такая связь поведет к борьбе с государственной партией, которая не уступит так просто своей власти над массами. Но это не казалось большой опасностью, так как объединенные крестьяне и рабочие легко умиротворили бы любую власть. А главное, иных форм союза с рабочими, кроме прямых, ведущих к отставке власти и вызывающих ее сопротивление, и быть не могло. Именно в таком союзе де­ревни с городом и заключалась возможность укрепления и даль­нейшего развития революции. «Рабочий, подай руку», — вот голос гуляй-польских крестьян-революционеров, обращенный к городу. Такой подход со стороны крестьян освободившегося рай­она был единственно разумным. У себя они были абсолютно свободны; собой и продуктом своего труда распоряжались само­стоятельно. Естественно, они хотели видеть в таком же поло­жении городских рабочих и, подходя к ним, конечно, миновали всякого рода политические, государственные и иные непроизво­дящие организации, от которых они успели вдоволь натерпеться  прошлом. В то же время они желали, чтобы и рабочий так *е непосредственно подошел к ним.

Вот как ставился в районе вопрос о связи с городскими рабо­чими. Он повсеместно распространялся и обсуждался, становясь ло­зунгом дня повстанческого района. .

Понятно, что при таких лозунгах крестьян политические партии не могли иметь никакого успеха в районе. Когда они выступали в нем с планами государственного строительства, их встречали обык­новенно холодно, нередко с насмешками, как людей, пришедших со своим уставом в чужое хозяйство. Коммунистическая власть начавшая с разных сторон проникать в район, оказалась действи­тельно чужим лицом в нем.

Первое время она надеялась растворить махновщину в рядах большевизма. Это оказалось пустой затеей. Повстанческая масса упорно шла своим путем. Государственные органы большевиков она целиком игнорировала. Разгон чрезвычайных комиссий вооружен­ной рукой крестьян был обычным явлением. В самом Гуляй-Поле власть ни разу не решилась организовать ни одного своего учреждения. В других местах эти учреждения являлись причиною кровавых столкновений между населением и властью. Положение дл« нее в районе создалось очень тяжелое.

Тогда большевики повели организованную борьбу с махновщи­ной и как с идеей, и как с социальным движением.

Выступила прежде всего их печать. Она стала упорно называть махновское движение кулацким, его лозунги — контрреволюцион­ными, его действия — вредными для революции.

Угрозы начали сыпаться по адресу руководителей махновщины и со столбцов газет, и со стороны центральных властей. Район определенно стал блокироваться. Всех направлявшихся в Гуляй-Поле или из него революционных работников стали хватать по дороге. Снабжение повстанческой армии снарядами и патронами сократилось в 5-6 раз. От всего этого веяло недобрым.

На 10 апреля 1919 года Военно-Революционный Совет назначил третий районный съезд крестьян, рабочих и повстанцев. Съезд дол­жен был определить задачи момента и дальнейшее направление революционной жизни района. На съезд съехались делегаты от 71 волостей, представившие массу в 2 с лишним миллиона человек. Работа его прошла крайне оживленно. К сожалению, у нас нет под руками работ съезда. Из них можно было бы видеть, как на­родная масса осторожно и пытливо искала своих путей в револю­ции, своих форм жизни. Под конец своих работ съезд получил телеграмму начальника дивизии Дыбенко, в которой организаторы съезда объявлялись вне закона, а самый съезд — контрреволюци­онным.

Это было первым открытым покушением большевиков на сво­бодный район. Весь съезд великолепно понял смысл его и вынес в резолюции негодующий протест против этого покушения. Протест съезда тут же был отпечатан и распространен по району среди крестьян и рабочих. А несколько дней спустя Военно-Революцион­ный Совет района дал достойный ответ коммунистической власти: (в лице Дыбенко), указав, чем является Гуляй-Польский район в революции и кто в действительности делает контрреволюционное дело. Этот ответ типично представляет одну и другую сторону, &, мы печатаем его целиком. Вот он:

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЛИ?¹

«Тов.» Дыбенко объявил созданный в с. Гуляй-Поле на 10 апр. с.г. съезд контрреволюционным, а организаторов такового — вне закона, к которым должны быть применены, по его словам, самые суровые репрессивные меры. Приводим дословно его телеграмму:

«Из Новоалексеевки № 283, 10 числа 22 ч. 45 мин. По нахож­дении, т-щу Батько Махно, штаб дивизии Александровск. Копия Волноваха, Мариуполь, по нахождению т-щу Махно. Копия Гу-ляй-Польскому Совету:

Всякие съезда, созванные от имени распущенного, согласно мо­его приказа, военно-революционного штаба, считаются явно контр­революционными и организаторы таковых будут подвергнуты самым репрессивным мерам вплоть до объявления вне закона. При­казываю немедленно принять меры к недопущению подобных яв­лений. Начдив Дыбенко.»

Но, прежде чем объявить съезд контрреволюционным, «тов.» Дыбенко не потрудился узнать: от чьего имени и для чего созы­вался таковой, и благодаря этому он объявляет, что съезд созывался от имени распущенного Гуляй-Польского Военно-революционного штабы, а на самом деле таковой созван Исполнительным Комите­том Военно-революционного Совета. Поэтому последний, как ви­новник созыва съезда, не знает, считает ли его «тов.» Дыбенко вне закона.

Если да, то позвольте «Вашу Высокопоставленную» личность познакомить с тем, кто и для чего созывал этот (по вашему явно контрреволюционный) съезд, и тогда, может быть, вам не будет он таким страшным, как вы его рисуете.

Съезд, как сказано выше, созывался Исполкомом Военно-рево­люционного Совета Гуляй-Польского района на 10 апреля в с. Гу­ляй-Поле (как центральное село). Назывался третьим районным Гуляй-Польским съездом. Созывался для указания дальнейшего на­правления деятельности Военно-революционного Совета. (Видите, «тов.» Дыбенко, уже три таких «контрреволюционных» съезда бы­ло). Но вопрос: — откуда взялся и для чего создан районный Во­енно-революционный Совет? Если вы, «тов.» Дыбенко, не знаете, то мы вас познакомим. Районный Военно-революционный Совет образован согласно резолюции второго съезда, бывшего в с. Гуляй-Поле 12 февраля с.г. (видите, как давно, когда вас здесь еще не было), для того, чтобы организовать фронтовиков и провести до­бровольную мобилизацию, так как вокруг были кадеты, а повстан­ческих отрядов, составленных из первых добровольцев, недостаточно было для того, чтобы занять широкий фронт. Совет­ских войск в нашем районе никаких не было, да от них население района и не ждало большой помощи, а считало своим долгом са­мозащиту. Вот для этого-то и был образован Военно-революцион­ный Совет Гуляй-Польского района, куда, согласно резолюции второго съезда, вошло по одному представителю от волости, а все­го — 32 человека от волостей Екатеринославской и Таврической губ.

О созданном Военно-революционном Совете разъяснение будет ниже, а теперь у нас создался вопрос: откуда взялся, кто созвал второй районный съезд; от кого было разрешение, и объявлен ли тот, кто созвал его, вне закона, а если нет, то почему? Второй районный съезд в с. Гуляй-Поле созван инициативной группой из пяти человек, избранных на первом съезде. Второй съезд состоялся 12-го февраля с.г., и к великому удивлению созвавшие его не были объявлены вне закона, так как в то время не было такого героя,; который бы дерзнул на права народа, добытые собственной кровью. Теперь опять перед нами вопрос: откуда взялся и кто созвал первый районный съезд, не объявлен ли тот вне закона, а если нет, то почему? Вы, «тов.» Дыбенко, как видно, молоды в революционном движении на Украине и вас нам приходится знакомить с самым началом революционного движения на Украине. Ну, что же, мы познакомим, а вы, познакомившись, быть может, исправитесь не­много.

Первый районный съезд был 23 января с.г. в первом повстан­ческом лагере в с. Б. Михайловке из представителей от волостей, близко находившихся к фронту. В то время советские войска были где-то далеко-далеко. В то время район был отрезан от всего мира: с одной стороны кадетами², а с другой — петлюровцами, и в это время лишь одни повстанческие отряды, во главе с батько-Махно и Щусем, наносили удар за ударом кадетам и петлюровцам. В селах и деревнях организации и общественные учреждения были не однообразны по названию. В одном селе был Совет, в другом — Народная Управа, в третьем — Военно-революционный Штаб, в четвертом — Земская Управа и пр. и пр., но дух был у всех революционный, и для укрепления фронта, для установления че­го-либо однообразного в районе и был созван съезд.

Его никто не созывал, он сам по себе съехался с согласия на­селения. На съезде возник вопрос о том, чтобы вырвать из армии Петлюры своих братьев, насильно мобилизованных, и для этого была избрана делегация из пяти человек, которым был дан наказ проехать через штаб батько-Махно и др., где будет нужно, в армию украинской директории (имени Петлюры), дабы заявить своим братьям мобилизованным, что их обманули и что им следует оттуда уйти. Этой же делегации было поручено, по возвращении ее об­ратно, собрать более обширный съезд для организации всего очи­щенного от контрреволюционных банд района, для создания более могучего фронта. Делегаты, возвратившись, созвали второй район­ный съезд вне всяких партий, власти и закона, ибо вы, «тов.» Дыбенко, и подобные вам законники, в то время находились да­леко-далеко, а герои, вожди повстанческого движения, к власти над народом, который собственными руками разорвал цепи рабства, не стремились, а потому и съезд не был объявлен контрреволюци­онным, а созвавшие его — вне закона.

Вернемся к районному Совету. С появлением Военно-револю­ционного совета Гуляй-Польского района в свет, в район проры­вается советская власть. Но ведь с появлением советской власти районный Совет не имел права оставить дела невыполненными, согласно вынесенной резолюции на втором съезде. Он должен был выполнить данный ему съездом наказ, ничуть не уклоняясь в сто­рону, ибо Военно-революционный Совет не есть приказывающий, а только исполнительный орган. И он продолжал работать по мере своих сил, и работа была только в революционном направлении. Постепенно советская власть стала оказывать препятствия в работе Военно-революционного Совета, а комиссары и проч. ставленники советской власти на Военно-революционный Совет стали смотреть, как на контрреволюционную организацию. И вот члены Совета решили созвать третий районный съезд на 10 апреля в с. Гуляй-Поле, для указания дальнейшего направления деятельности Совета, или, может быть, съезд найдет нужным ликвидировать его. И съезд собрался. На съезд съехались не контрреволюционеры, а те, кто первые подняли знамя восстания на Украине, знамя социальной революции, для согласованности общей борьбы со всеми угнетате­лями. На съезд явились представители от 72 волостей разных уез­дов и губерний и от нескольких воинских частей и нашли, что Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района необходим и пополнили его исполком, поручив ему провести в районе добро­вольную уравнительную мобилизацию. Съезд не мало удивлялся телеграмме «тов.» Дыбенко, объявлявшему съезд «контрреволюци­онным», в то время, когда этот район первый поднял знамя вос­стания, и на телеграмму вынес горячий протест.

Вот перед нами картина, «тов.» Дыбенко, которая должна Вам открыть глаза. Опомнитесь! Подумайте! Имеете ли вы, один чело­век, право объявлять с лишком миллион народа контрреволюцио­нерами, который своими мозолистыми руками сбросил цепи рабства и теперь сам, по своему усмотрению, строит свою жизнь?

Нет! Если вы истинный революционер, вы должны помогать ему в борьбе с угнетателями, в строительстве новой свободной жизни.

Могут-ли существовать законы нескольких человек, заявляю­щих себя революционерами, дающие право объявлять более рево­люционный народ вне закона? (Исполком Совета олицетворяет собою всю массу народа).

Допустимо-ли и благоразумно-ли вводить законы насилия в стране того народа, который только что сбросил всех законников и всякие законы?

Существует-ли такой закон, по которому революционер имел бы право применять самые суровые меры наказания к той рево­люционной массе, за которую он борется, и за то, что народная масса без разрешения взяла то хорошее, — свободу и равенство, — что революционер обещал?

Может ли народная революционная масса молчать тогда, когда революционер отбирает у нее добытую ею свободу?

Следует ли по закону революции расстреливать делегата за то, что он стоит за проведение в жизнь данного ему наказа избравшей его революционной массы?

Чьи интересы должен революционер защищать: партии или того народа, который своею кровью двигает революцию?

Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района стоит вне зависимости и влияния всяких партий, а только народа, из­бравшего его. А потому его обязанность проводить в жизнь то, что поручил ему избравший его народ и не препятствовать всем левым социалистическим партиям проповедовать свои идеи. А потому, ес­ли большевистская идея среди трудящихся будет иметь успех, то Военно-революционный Совет, с точки зрения большевиков орга­низация явно контрреволюционная, заменится другой, «более» ре­волюционной большевистской организацией. А покамест не мешайте нам, не насилуйте нас.

Если вы, «тов.» Дыбенко, и подобные вам, будете вести в даль­нейшем такую политику, как раньше, и если думаете, что она хороша и добросовестна, то тогда уж продолжайте свои грязные делишки. Объявляйте вне закона всех инициаторов районных съез­дов и тех съездов, которые созывались тогда, когда вы и ваша партия сидели в Курске. Объявляйте контрреволюционерами всех, кто первые подняли знамя восстания, знамя социальной революции на Украине и везде пошли без вашего позволения, в точности не по вашей программе, а взяли левее. Объявите вне закона и всех тех, которые послали своих представителей на районные съезды, признанные вами контрреволюционными. Объявите вне закона и всех павших борцов, которые без вашего позволения приняли уча­стие в повстанческом движении за освобождение всего трудового народа. Объявляйте все революционные съезды, собравшиеся без вашего разрешения, контрреволюционными и незаконными, но знайте, что правда силу побеждает и Совет не откажется, несмотря на угрозы, от выполнения возложенных на него обязанностей, ибо он на это не имеет никакого права и не имеет права узурпировать права народа.

Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района:

Председатель:

Чернокнижный, тов. пред-ля Коган,

секретарь Карабет.

Члены: Коваль, Петренко, Доценко и др.

После этого вопрос о махновщине в высших большевистских сферах ставится резко и определенно. Официальная пресса, и до того писавшая о махновском движении в извращенном виде, стала теперь систематически поносить его, умышленно ложно припи­сывая ему всякий вздор, гадости и преступления. Следующий пример достаточно рисует большевиков в этом отношении. В конце апреля или начале мая 1919 г. генерал Шкуро, одураченный одним пленным махновцем, прислал Махно письмо, в котором, восхваляя самобытный военный талант его и сокрушаясь, что этот талант пошел по ложному революционному пути, предлагал ему объединиться с армией деникинцев во имя спасения русского на­рода. Революционеры-повстанцы, читавшие это письмо у себя на широком заседании, немало смеялись наивности и тупости контр­революционного генерала, не знакомого даже с азбукой револю­ции в России и на Украине. Они передали письмо в свою газету «Путь к Свободе» для напечатания и для осмеяния его. Письмо, в сопровождении насмешек, целиком было отпечатано в № 3 га­зеты «Путь к Свободе». Что же делают коммунисты-большевики? Они берут это письмо из махновской газеты, перепечатывают в своих газетах и с чудовищным бесстыдством заявляют, что это письмо перехвачено ими по дороге, что между Махно и Шкуро идут переговоры о союзе, и что этот союз уже состоялся. Соб­ственно, вся идейная борьба большевиков с махновщиной прохо­дила в такой форме.

1 - Орфография и стиль документов передаются без изменений (прим. изд.)

2 – деникинцами.

* * *

Со середины апреля 1919 г. повстанческий район тщательно ис­следуется высшими чинами коммунистического правительства. 29 апреля в Гуляй-Поле приезжает командующий южного фронта Ан­тонов с целью познакомиться с самим Махно, махновским фронтом и настроением повстанчества. А 4-5 мая туда же приехал чрезвы­чайный уполномоченный Совета Обороны республики Л. Каменев с чинами харьковского правительства. Въезд Каменева в Гуляй-Поле был внешне дружественный, не оставлял желать ничего луч­шего. Он приветствовал собравшихся крестьян и повстанцев, как героев, своими усилиями освободивших район от гетмана, отстояв­ших его от Петлюры и Деникина. Казалось, революционная само­деятельность крестьян нашла в лице Каменева своего пылкого восхвалителя. Однако в официальной беседе с Махно, членами штаба и районного совета Каменев повел речь далеко не в духе сочувствия самодеятельности трудящихся. Был поставлен вопрос о районном Военно-революционном Совете. Существование этого со­вета при советской власти Каменев нашел абсолютно недопустимым и предложил распустить его.

Как и должно ожидать от государственника, Каменев спутал Два различных органа — Военно-революционный Совет респуб­лики, создаваемый правительственной партией, и Военно-револю­ционный Совет трудовой массы, созданный ею непосредственно, в качестве ее исполнительного органа. Первый совет, действитель­но, может быть распущен очень просто — приказом центрального комитета партии; но второй совет никем не может быть распу­щен, кроме самой массы, создавшей его. Распустить его, помимо массы, может только контрреволюционная сила, но никак не ре­волюционеры.

В таком смысле был дан ответ Каменеву. Ответ оказался до­вольно неприятным, вызвавшим жаркие споры. Несмотря на это, уезжая, Каменев, подобно Антонову, горячо распрощался с мах­новцами, высказал благодарность и всякие пожелания, расцеловал­ся с Махно, уверяя, что с махновцами, как с подлинными революционерами, у большевиков всегда найдется общий язык, что с ними можно работать и должно работать совместно.

Были ли приезды большевистских наркомов в Гуляй-Поле действительно такими дружественными, как это можно было ду­мать по их горячим пожеланиям, или за внешней дружествен­ностью наркомов уже тогда пряталась их непримиримая вражда к повстанческому району? Вернее последнее. Развернувшиеся в скором времени события в районе показали, что в большеви­стском мире давно зрела мысль о военном походе на незави­симое повстанчество. Приезд Антонова и Каменева в Гуляй-Поле можно рассматривать как тщательную разведку большевиков пе­ред их нападением на район. После этих посещений ничто не изменилось в отношении большевиков к махновщине. Их аги­тационная кампания в прессе не только не ослабела, но на­оборот — усилилась. Измышления, одно другого постыднее в гнуснее, не переставали выпускаться ими по адресу махновцев. Все показывало, что большевики стремятся подготовить мнение рабочих и красноармейцев к готовящемуся ими вооруженному нападению на вольный район. Месяцем раньше с их стороны была сделана попытка убить Махно из-за угла. Командир одного полка Падалка, подкупленный большевиками, взял на себя их «поручение»: напасть со стороны Покровского на Гуляй-Поле, когда там будет Махно, захватить его и штаб. Заговор был обнаружен самим Махно, когда он находился в Бердянске и через несколько минут должен был ехать в Гуляй-Поле. Его удалось предотвратить только потому, что под рукой у Махно оказался аэроплан, на котором он успел пролететь расстояние от Бердянска до Гуляй-Поля в два часа с минутами. Органи­заторы заговора были врасплох схвачены и казнены.

Неоднократно от товарищей, работавших в большевистских уч­реждениях, Махно получал предостережения — ни в коем случае не ехать по вызову ни в Екатеринослав, ни в Харьков, ибо каждый официальный вызов будет означать ловушку, готовящую ему смерть. Словом, всякий новый день говорил о том, что спор об идейном влиянии в украинской революции большевики не сегод­ня-завтра будут решать оружием. Мятеж Григорьева неожиданно заставил их внешне и на некоторое время изменить свое отношение к махновщине.

Глава шестая МАХНОВЩИНА (продолжение)

Мятеж Григорьева. — Первое нападение большевиков на Гуляй-Поле

12 мая 1919 г. в основной штаб махновцев, стоявший в Гуляй-Поле, пришла телеграмма следующего содержания:

Гуляй-Поле, батько-Махно по нахождению.

«Изменник Григорьев предал фронт. Не исполнив боевого при­каза, он повернул оружие. Подошел решительный момент — или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или на деле откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сооб­щите расположение ваших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верю в честь революционеров — вашу, Аршинова, Веретельникова и др. Каменев, № 277. Реввоен-контролер Лобье.»

Штаб в своем расширенном составе, с участием представи­телей Военно-революционного Совета, немедленно обсудил теле­грамму, сообщающую о событии, и само событие и пришел к следующему заключению. Григорьев — бывший царский офицер; накануне свержения гетмана он находился в рядах петлюровцев, руководя большими повстанческими отрядами, бывшими в рас­поряжении петлюровских властей. В дни разложения петлюров­ской армии, происшедшего под влиянием классовых противоречий, Григорьев со всеми своими частями перешел на сторону большевиков, пришедших к этому времени из централь­ной России, и стал действовать с ними против петлюровцев, сохранив за своими частями известную автономию и свободу действий. В Херсонской губернии сыграл значительную роль в ликвидации петлюровской власти. Занял Одессу. Затем до по­следнего времени держал фронт повстанческими отрядами в на­правлении Бессарабии.

Повстанческие отряды Григорьева и в организационном, а глав­ное — в идейном отношении значительно отстали от махновского повстанческого района. Они не развивались, оставаясь все время в первоначальной стадии своего роста. В начале всеобщего повстания они были проникнуты революционным духом, но в самих себе и крестьянской среде, откуда вышли, они не отыскали тех истори­ческих задач труда и того яркого социального знамени, которые были у махновцев. Несмотря на высокий революционный подъем этих отрядов, они имели неустойчивый, далеко не определенный социальный идеал, в связи с чем подпадали под руководство то петлюровцев, то Григорьева, то большевиков.

Сам Григорьев никогда не был революционером. В его по­ведении, когда он состоял в рядах петлюровцев, а затем в рядах красной армии, было много авантюристического. Он был пре­имущественно простым воякой, которому стихия народного по-встания неожиданно раскрыла простор. Физиономия его имела чрезвычайно пестрый вид: в нем была и доля сочувствия за­битому крестьянству, и властничество, и атаманское озорство, и национализм, и антисемитизм. Что заставило его выступить против большевиков? Для штаба махновцев это было неизвест­ностью. Имелись данные о том, что сами большевики спрово­цировали его на выступление, дабы ликвидировать его автономные повстанческие отряды, которые хотя и не пресле­довали самостоятельных революционных целей, как махновцы, но по своей форме и содержанию были все-таки враждебны идее большевизма. Как бы то ни было, но движение Григорьева про­тив большевиков являлось в глазах махновцев не революцион­ным, не трудовым, а лишь военным, политическим, заслуживающим полного презрения с их стороны. Это особенно стало ясным, когда Григорьев выпустил свой «Универсал», пред­ставлявший собою проповедь национальной вражды между тру­дящимися. Единственное во всем движении, достойное, по мнению махновцев, внимания и сожаления, — это повстанче­ские массы, увлеченные Григорьевым обманным путем в поли­тическую авантюру.

Таково заключение, к которому пришли махновцы, обсудив григорьевское движение. И в соответствии с этим штаб армии начал реагировать на событие. Прежде всего было сделано следующее распоряжение по фронту:

«Мариуполь. Полевой штаб армии махновцев. Копия всем на­чальникам боевых участков, всем командирам полков, баталионов, рот и взводов. Предписываю прочесть во всех частях войск имени батько-Махно. Копия Харьков Чрезвычайному Уполномоченному Совета Обороны Каменеву.

Предпринять самые энергичные меры к сохранению фронта. Ни в коем случае недопустимо ослабление внешнего фронта револю­ции. Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас ослабить фронт, где белогвар­дейцы стремятся прорваться и поработить народ. До тех пор, пока мы не победим общего врага в лице белого Дона, пока определенно и твердо не ощутим завоеванную своими руками и штыками сво­боду, мы останемся на своем фронте, борясь за свободу народа, но ни в коем случае не за власть, не за подлость политических шар­латанов.

Комбриг Батько-Махно. Члены штаба (подписи).»

Одновременно с этим штаб послал в ответ Каменеву следующую телеграмму:

«Харьков. Особоуполномоченному Совета обороны республики Каменеву. Копия Мариуполь. Полевой штаб.

По получении от вас и от Рощина¹ телеграфного известия о Григорьеве, мною немедленно дано было распоряжение — держать фронт неизменно верно, не уступая ни одной пяди из занимаемых позиций Деникину и прочей контрреволюционной своре и выпол­няя свой революционный долг перед рабочими и крестьянами Рос­сии и всего мира. В свою очередь заявляю вам, что я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия, в лице ваших комиссариатов и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением. Если Григорьев рас­крыл фронт и двинул войска для захвата власти, то это — пре­ступная авантюра и измена народной революции, и я широко опубликую свое мнение в этом смысле. Но сейчас у меня нет точных данных о Григорьеве и о движении, с ним связанном; я не знаю, что он делает и с какими целями; поэтому выпускать против него воззвание воздержусь до получения о нем более ясных данных. Как революционер-анархист, заявляю, что никоим образом не могу поддерживать захват власти Григорьевым или кем бы то ни было; буду по прежнему с товарищами-повстанцами гнать деникинские банды, стараясь в то же время, чтобы освобождаемый нами тыл покрывался свободными рабоче-крестьянскими соедине­ниями, имеющими всю полноту власти у самих себя; и в этом отношении такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и комиссариаты, проводящие партийную диктатуру — насилие да­же в отношении анархических объединений и анархической печати, встретят в нас энергичных противников.

Комбриг Батько-Махно.

Члены штаба (подписи).

Преде. Культ-Просв. Отд. Аршинов.»

1 - Одновременно с телеграммой Л. Каменева была получена на имя Махно те­леграмма от Гроссмана-Рощина (советского анархиста), говорившая о том же со­бытии.

В то же время из представителей штаба и Военно-революцион­ного Совета была организована комиссия и направлена в район григорьевского движения с целью разоблачить Григорьева в глазах повстанцев и звать последних под революционное знамя махнов­щины. Григорьев же, заняв Александрию, Знаменку, Елисаветград, подошел к Екатеринославу, чем вызвал большую тревогу у ком­мунистической власти, бывшей в Харькове. Последняя с опасением посматривала в сторону гуляй-польского района. Каждый слух от­туда, каждая телеграмма Махно с жадностью ловились и печата­лись в советской прессе. Конечно, эти опасения были ничем иным, как плодом невежества советских правительственных чиновников, Допускавших мысль, что революционер-анархист Махно вдруг вы­ступит против них совместно с Григорьевым. Махновщина всегда

держалась принципиальных позиций, руководствовалась идеалами социальной революции, идеалами безвластного трудового общежи­тия. Она поэтому никогда не могла объединиться с отдельными противоболыпевистскими выступлениями на том только основании, что и сама махновщина шла против большевизма. Наоборот движение, подобное григорьевскому, создавало лишнюю угрозу сво­боде трудящихся и поэтому являлось таким же враждебным мах­новщине, как и большевизм. И на самом деле, на протяжении всего своего существования махновщина ни с одним противоболь-шевистским движением не объединялась, а боролась с одинаковым героизмом и жертвами как с большевизмом, так и с петлюровцами, Григорьевым, Деникиным, Врангелем, считая все эти движения стремлением властнических групп к порабощению и эксплуатации трудовых масс. Даже попытки некоторых левоэсеровских групп к совместной борьбе с большевиками были отвергнуты на том осно­вании, что левоэсеровщина, как политическое движение, есть в сущности тот же большевизм, то есть государственное порабощение народа социалистической демократией.

Сам Григорьев во время своего мятежа несколько раз пытался связаться с Махно. Но из всех его телеграмм в Гуляй-Поле дошла лишь одна, следующего содержания:

«Батько! Чего ты смотришь на коммунистов? Бей их. Атаман Григорьев.»

Телеграмма эта осталась, конечно, без ответа, а через два-три дня штаб, при участии представителей воинских частей с повстан­ческого фронта, вынес окончательное осуждение Григорьеву, вы­пустив против него отдельное воззвание. Вот оно:

КТО ТАКОЙ ГРИГОРЬЕВ?

«Братья трудящиеся! Когда мы год тому назад выступили на путь беспощадной борьбы с германо-австрийским нашествием, с гетманщиной, а затем с петлюровщиной и деникинщиной, — мы ясно отдавали себе отчет в этой борьбе и с первого же дня мы пошли под знаменем, на котором написано: освобож­дение трудящихся есть дело самих трудящихся. Эта борьба при­вела нас к многочисленным победам глубокого смысла — мы изгнали германцев, сбросили гетмана, не дали утвердиться мел­кобуржуазному царству Петлюры и приступили к созидательной работе на освобожденной нами земле. Одновременно с этим мы постоянно предупреждали широкие массы народа о том, чтобы они зорко следили за тем, что делается вокруг них; что мно­гочисленные хищники рыскают кругом, высматривая только удобный момент, когда бы они могли захватить власть и ук­репиться на народной спине. Сейчас объявился новый хищник в лице атамана Григорьева, который, каркая народу о его бед­ствиях, труде и угнетении, несет на самом деле старый раз­бойничий порядок, при котором труд народа будет порабощен,

бедствия его возрастут, неволя закрепится, права упадут. Об­ратимся к самому атаману Григорьеву.

Григорьев старый царский офицер. В первые дни украинской революции он сражался за Петлюру против советского строя, затем перебежал на сторону советской власти, а теперь выступил и про­тив советской власти, и против революции вообще. Что говорит Григорьев? С первых слов своего «Универсала» он говорит, что Украиной управляют люди, распявшие Христа, и люди, пришедшие из «московской обжорки». Братья! разве вы не слышите в этих словах мрачного призыва к еврейскому погрому? Разве вы не чув­ствуете стремление атамана Григорьева порвать живую братскую связь революционной Украины с революционной Россией? Григорь­ев говорит о мозолистых руках, о святом труженике и т.п. Но кто теперь не говорит о святом труде, о благе народа? И белогвардей­цы, насилующие нас и наши земли, говорят, что они борются за трудовой народ. Но мы знаем, какое они благо дают народу, когда прибирают его к своим рукам.

Григорьев говорит, что он борется против комиссаров, за по­длинную власть советов. А в том же самом «Универсале» он пишет: «Я, атаман Григорьев... вот вам мой приказ — избирайте своих комиссаров». И далее, заявляя, что он против пролития крови, Григорьев в том же «Универсале» объявляет мобилизацию и рас­сылает гонцов на Харьков, на Киев и пишет: «Приказ мой прошу исполнить, все остальное сделаю сам». — Что это? Подлинная власть народа? Но ведь и царь Николай считал свою власть по­длинною властью народа. Или атаман Григорьев думает, что его приказы не будут властью над народом и что его комиссары не будут комиссарами, а будут ангелами? Братья! Чувствуете ли вы, как шайка авантюристов, натравливая вас друг на друга, мутит ваши революционные ряды и старается незаметно за вашей спиной и при помощи ваших рук сесть вам на шею? Остерегайтесь! Пре­датель Григорьев, нанесший революции большой удар внутри, в то же время подымает на ноги буржуазию. Воспользовавшись его по­громным движением, уже стремятся прорваться к нам внутрь из Галиции Петлюра, а с Дона — Деникин. Горе будет украинскому народу, если он сразу же не пресечет все эти внутренние и внеш­ние авантюры.

Братья крестьяне, рабочие и повстанцы! Многие из вас будут задаваться вопросом, — как же быть с теми многими повстанцами, которые честно сражались за революцию, а теперь, благодаря пре­дательству Григорьева, очутились в его позорных рядах? Считать ли их контрреволюционерами? нет. Эти товарищи являются жер­твой обмана. Мы уверены, что здоровое чутье революционеров под­скажет им, что Григорьев обманул их и они уйдут от него вновь под знамена революции.

Мы должны здесь сказать, что причины, создавшие все движе­ние Григорьева, заключаются не только в самом Григорьеве, но в большей степени в том беспорядке, который установился у нас на Украине последнее время. Со времени пришествия большевиков у

нас установилась диктатура их партии. Как партия государствен­ная, партия большевиков всюду настроила государственные органы для управления революционным народом. Все должно подчиниться им и жить под их бдительным оком! Всякое сопротивление, протест или даже самостоятельное начинание душились чрезвычайными ко­миссиями. В добавок все эти органы составлены из лиц, далеких от труда и от революции. Таким образом, создавалось положение, при котором весь трудовой и революционный народ попал под над­зор и управление людей чуждых трудящимся, склонных к произ­волу и насилию над ними. Так проявилась диктатура партии коммунистов-большевиков. Это создало в массах озлобление, про­тест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался Григорьев в своей авантюре. Григорьев предатель революции и враг народа, но партия коммунистов-большевиков яв­ляется не меньшим врагом труда. Своей безответственной дикта­турой она создала в массах озлобление, которым сегодня воспользовался Григорьев, а завтра воспользуется какой-либо дру­гой авантюрист. Поэтому изобличая атамана Григорьева в преда­тельстве революции, мы в то же время требуем к ответу коммунистическую партию за григорьевское движение.

Мы снова напоминаем трудовому народу, что избавление от окружающего его гнета, насилия и нищеты народ может достигнуть только своими народными усилиями. Никакая смена властей не поможет ему в этом. Только через свои свободные рабоче-кресть­янские организации трудящиеся могут достичь берегов социальной революции — полной свободы и подлинного равенства. Смерть и гибель предателям и врагам народа! Долой национальную вражду! Долой провокаторов! Да здравствует всеобщая сплоченность рабо­чих и крестьян! Да здравствует всемирная свободная трудовая ком­муна!

Подписали: Коллегия штаба дивизии войск имени Батько-Мах-но. Члены Коллегии: Батька-Махно, А. Чубенко, Михалев-Пав­ленко, Л. Ольховик, И. М. Чучко, Е. Карпенко, М. Пузанов, В. Шаровский, П. Аршинов, Б. Веретельников.

Присоединились: Члены Исполкома Совета раб. крестьян, и кр.-арм. депутатов г. Александровска: Преде. Уездного Исполкома Анд-рющенко, Завед. отд. Упр. Шпора, Завед. отд. Гаврилов, Член горисполкома политком А. Бондарь.»

Обращение это было в громадном количестве экземпляров рас­пространено среди крестьян и на фронте и отпечатано особо в главном органе повстанцев-махновцев «Путь к Свободе» и в анар­хической газете «Набат».

Григорьевская авантюра так же быстро пошла ко дну, как бы­стро она всплыла на поверхность. Она привела к нескольким ев­рейским погромам, из которых один — в г. Елисаветграде — имел огромные размеры. В результате широкие повстанческие массы бы­стро отошли от Григорьева. Крестьянство не могло его поддерживать, ибо видело в нем пустоту. Григорьев остался с отрядом в несколько тысяч человек, укрепившись в Александрийском уезде Херсонской губернии. Тем не менее, эта авантюра причинила до­статочно тревог большевикам. Но как только для них стала ясна позиция гуляй-польского района, они облегченно и уверенно вздох­нули. Советская власть стала всюду трубить об отрицательном от­ношении махновцев к григорьевскому мятежу. Она стремилась использовать позицию махновцев в целях широкой агитации про­тив Григорьева. Имя Махно не сходило со столбцов советской прес­сы. Телеграммы его перепечатывались. Его величали подлинным стражем рабоче-крестьянской революции. Им даже пугали Григорь­ева, сочинив историю, что Григорьев со всех сторон окружен вой­сками Махно и будет пленен им или до основания уничтожен.

Однако все это хвалебное отношение к Махно было лицемер­ным и продолжалось недолго. Лишь только опасность со стороны Григорьева миновала, началась прежняя агитация большевиков против махновщины. Приехавший к этому времени на Украину Троцкий задал тон этой агитации. Повстанчество якобы есть дви­жение богатых кулаков, стремящихся утвердить в стране свою власть. Все разговоры махновцев и анархистов о безвластном об­щежитии трудящихся есть не более, чем хитрость с их стороны. На самом же деле и махновцы, и анархисты стремятся к своей анархической власти, которая есть власть богатых кулаков (газета «В Пути» № 51, статья Троцкого «Махновщина»). Одновременно с этой заведомо лживой агитацией блокада района усилилась до чрезвычайности. С большими трудностями удавалось пробираться в него тем рабочим-революционерам, которых симпатии к неза­висимому и гордому району влекли из далеких мест России — из Иваново-Вознесенска, Москвы, Петрограда, с Волги, Урала и Сибири. Доставка патронов и необходимого снаряжения, ежеднев­но расходуемых на фронте, прекратилась совсем. Еще за две не­дели до этого, в момент григорьевского мятежа, в Гуляй-Поле приезжал из Харькова Гроссман-Рощин, и ему было представлено тяжелое положение фронта из-за отсутствия патронов и снарядов. Представление это было горячо принято Рощиным, взявшим на себя обязанность хлопотать в Харькове о немедленной высылке на фронт необходимого снаряжения. После этого прошло более двух недель, патроны не присылались, положение фронта стано­вилось катастрофическим. И это в такое время, когда деникинцы неимоверно усилились на фронте полками кубанских пластунов и кавказскими формированиями.

Отдавали ли себе большевики отчет в том, что они делают, и в том, каковы будут последствия их дел в осложнявшейся укра­инской обстановке?

Отчет в своих действиях они, конечно, отдавали себе. Тактику блокады они вели в целях низведения к нулю военной силы района. С безоружным легче бороться, чем с вооруженным. Повстанчество без патронов, связанное притом тяжелым деникинским фронтом, легче будет обезоружено, чем то же повстанчество, имеющее пат-

роны. Но в то же самое время большевики не отдавали себе ни­какого отчета в обстановке всего донецкого района. Деникинский фронт и деникинские силы были для них полной неизвестностью. Неизвестны были и ближайшие планы Деникина. А между тем на Дону, Кубани и Кавказе были сформированы громадные, хорошо обученные военные части для генерального похода на революцию. Встретив в течение первых четырех месяцев упорное сопротивление гуляй-польского района, деникинцы ни в каком другом месте не могли уже серьезно развивать своего наступления, так как этот район представлял собою серьезную угрозу левому флангу их дви­жения на север. Все четырехмесячные ожесточенные попытки ге­нерала Шкуро не устранили эту угрозу. Тем с большей энергией они подготовились ко второй кампании, которая с мая 1919 г. была проведена в громадных, неожиданных даже для махновцев, разме­рах. Всего этого большевики не знали, вернее не хотели знать, отдавшись целиком идее борьбы с махновщиной.

На свободный район, а вместе с ним и на всю украинскую революцию, опасность надвигалась, таким образом, с двух сторон. Тогда Гуляй-Польский Военно-революционный Совет, учитывая всю создавшуюся обстановку, решил созвать экстренный окружной съезд крестьян, рабочих, повстанцев и красноармейцев от губерний: Екатеринославской, Харьковской, Таврической, Херсонской и До­нецкой. Съезд должен был учесть создавшееся в округе положение ввиду надвинувшейся смертельной опасности деникинской контр­революции и ввиду беспомощности советской власти предпринять что-либо для предотвращения этой опасности; он должен был оп­ределить задачи и практические мероприятия трудящихся в связи с создавшейся обстановкой.

Вот текст обращения по этому поводу Военно-Революционного Совета к трудящимся Украины:

ОБЪЯВЛЕНИЕ О СОЗЫВЕ ЧЕТВЕРТОГО ЭКСТРЕННОГО СЪЕЗДА КРЕСТЬЯНСКИХ, РАБОЧИХ И ПОВСТАНЧЕСКИХ ДЕЛЕГАТОВ

Телеграмма № 416.

Всем исполкомам: уездным, волостным и сельским Екатеринос­лавской, Таврической губерний и рядом расположенных с ними уездов, волостей и сел; всем повстанческим частям первой укра­инской повстанческой дивизии имени батько-Махно и красноар­мейским частям, расположенным в районе данной местности. Всем. Всем. Всем.

«Исполком Военно-революционного Совета, в заседании своем 30 мая, обсудив создавшееся положение на фронте, в связи с на­ступлением белогвардейских банд, и принимая во внимание обще­политическое и экономическое положение советской власти, находит, что выход из создавшегося положения может быть указан только самими трудящимися массами, а не отдельными лицами и партиями. На основании этого исполком В.-Р.Совета гуляй-поль­ского района постановил: созвать экстренный съезд гуляй-польского района на 15 июня (нов.ст.) 1919 г. в с. Гуляй-Поле. Норма пред­ставительства: 1) крестьяне и рабочие от трех тысяч населения выбирают одного делегата. 2) Повстанцы и красноармейцы деле­гируют по одному делегату от каждой отдельной части (полка, дивизиона и т.п.) 3) от штабов: дивизии батько-Махно — 2 деле­гата, и бригад — по одному делегату. 4) От уездных исполкомов по 1 представителю от каждой фракции. 5) Уездные партийные организации, стоящие на платформе советского строя, делеги­руют по одному представителю.

Примечание: а) выборы делегатов от трудовых крестьян и ра­бочих должны происходить на общих сельских, волостных, завод­ских и фабричных собраниях; б) отнюдь не отдельными собраниями членов советов и фабрично-заводских комитетов; в) за отсутствием в распоряжении Военно-Рев. Совета наличных средств, посылаемые делегаты должны снабжаться необходимыми продуктами и средст­вами на местах.

Повестка дня: а) доклад Исполкома Военно-Революционного Совета и с мест; б) текущий момент; в) цель, значение и задачи районного Гуляй-Польского Совета крестьянских, рабочих, по­встанческих и красноармейских Делегатов; г) реорганизация рай­онного военно-революцион. совета; д) постановка военного дела в районе; е) продовольственный вопрос; ж) земельный вопрос; з) фи­нансовый вопрос; и) о союзах трудового крестьянства и рабочих; к) об охране общественного порядка; л) об установлении правосу­дия в районе; м) текущие дела.

Исполком Военно-Революционного Совета. Гуляй-Поле, 31 мая 1919 г.»

С момента этого воззвания начался общий военный поход боль­шевиков на Гуляйполыцину.

В то время, когда повстанческие войска гибли под напором ка­зачьих лавин, большевики несколькими полками вторглись в по­встанческие села с северной — тыловой — стороны, хватали и казнили на местах отдельных повстанческих работников, разруша­ли коммуны района или аналогичные организации. Несомненно, решающую роль в этом походе сыграл Троцкий, приехавший к этому времени на Украину. Нетрудно догадаться, какие порывы зародились в его душе, когда он с некоторого расстояния увидел свободный район, услышал речи народа, живущего непосредственно и сознательно не замечающего новую власть, прочел газеты этого народа, в которых простым, безбоязненным языком называли его только государственным чиновником. Он, грозивший «железной метлой» всему анархизму в России, мог испытать при виде всего этого лишь чувство дикого, слепого раздражения, свойственного государственникам его типа. Целый ряд его приказов, направлен­ных против махновщины, дышит этим чувством.

С развязностью, не знающей границ, Троцкий приступил к лик­видации махновского движения.

Прежде всего, в ответ на воззвание Гуляй-польского Военно-Революционного Совета, он выпустил следующий приказ:

ПРИКАЗ № 1824 РЕВОЛЮЦИОННОГО ВОЕННОГО СОВЕТА РЕСПУБЛИКИ. 4 ИЮНЯ 1919 ГОДА. Г.ХАРЬКОВ

Всем военным комиссарам и исполкомам Александровского, Ма­риупольского, Бердянского, Бахмутского, Павлоградского и Херсон­ского уездов.

На 15 июня исполком Гуляй-Поля совместно со штабом бригады Махно пытается созвать советский и повстанческий съезд от уез­дов — Александровского, Мариупольского, Бердянского, Мелито­польского, Бахмутского и Павлоградского. Означенный съезд целиком направлен против советской власти на Украине и против организации юж. фронта, в состав которого входит бригада Махно. Результатом съезда может быть только новый безобразный мятеж в духе григорьевского и открытие фронта белогвардейцам, перед которыми бригада Махно неизменно отступает в силу неспособно­сти, преступности и предательства своих командиров.

Означенный съезд запрещается и ни в коем случае не может быть допущен.

Все рабоче-крестьянское население должно быть предупреждено устно и печатно о том, что участие в съезде будет рассматриваться, как государственная измена по отношению к советской республике и советскому фронту.

Все делегаты на означенный съезд должны подвергаться незамедлительному аресту и представляться в военно-революционный трибунал 14-ой, бывшей 2-ой, украинской армии.

Распространителей воззваний Махно и гуляй-польского исполкома арестовывать.

Настоящий приказ вводится в действие по телеграфу и должен быть широко распространен на местах, вывешен на всех публичных местах и вручен представителям волостных и сельских исполкомов, всем вообще представителям советской власти, а также командирам и комиссарам частей.

1

Председатель реввоенсовета республики Троцкий. Главнокомандующий Вацетис. Член реввоенсовета республики Аралов. Харьковский окрвоенком Кошкарев.

Документ классический. Каждому, занимающемуся изучением истории русской революции, следовало бы наизусть заучить его. Но с какой зоркостью и проникновением гуляй-польские кре­стьяне-революционеры еще за месяц-полтора до этого в своем знаменитом ответе Дыбенко, помещенном выше, предвосхитили

весь этот приказ! Они в упор ставили большевикам следующие вопросы:

—           «Могут ли существовать законы нескольких человек, заявляющих себя революционерами, дающие право объявлять более революционный народ вне закона?»

Параграф 2-й приказа Троцкого с точностью отвечает, что та­кие законы могут существовать и что одним из них является этот приказ.

—           «Существует ли такой закон, — спрашивают далее гуляй-польцы, — по которому революционер имел бы право применять самые суровые меры наказания к той революционной массе, за которую он борется, и за то, что народная масса без разрешения взяла то хорошее — свободу и равенство, — что революционер обещал?»

Тот же 2-й пункт приказа Троцкого отвечает на это утверди­тельно: приказ в этом пункте заранее объявляет все рабоче-кре­стьянское население государственными изменниками, в случае если оно осмелится принять участие в своем свободном съезде.

—           «Следует ли по закону революции расстреливать делегата за то, что он стоит за проведение в жизнь данного ему наказа из­ бравшей его революционной массы?»

Пункты 3 и 4 приказа Троцкого говорят, что не только деле­гатов, защищающих наказ революционной массы, но и делегатов, только что выбранных и не имеющих еще на руках никаких на­казов революционной массы, должно арестовывать и расстреливать (представить в военно-революционный трибунал армии — это зна­чит расстрелять, что и было сделано, например, с Костиным, По­луниным, Добролюбовым и другими, доставленными в трибунал армии по обвинению в обсуждении воззвания Гуляй-Польского Во­енно-Революционного Совета).

Весь приказ представляет собою такую оголенную узурпацию прав трудящихся, что приведенных комментариев к нему доста­точно.

Виновником всех гуляй-польских явлений, всех революционных мероприятий района Троцкий, по заведенному шаблону, счел Мах­но. Он даже не постарался рассмотреть, что съезд созывался не штабом бригады Махно и не исполкомом Гуляй-Поля, а совершенно независимым от них органом — Военно-Революционным Советом Района. Характерно, что уже в этом приказе Троцкий пытается заронить идею о предательстве махновских командиров, «неизмен­но отступающих перед белогвардейцами». Через несколько дней он и вся коммунистическая пресса будут трубить о раскрытии мах­новцами фронта Деникину.

Мы уже знаем, что этот фронт создан был усилиями и жер­твами исключительно самих крестьян-повстанцев. Он был рожден в героический момент их жизни — в момент освобождения рай­она от всяких властей и поставлен был на юго-востоке, как бди­тельный часовой и защитник их свободы. В течение шести с лишним месяцев повстанцы-революционеры сдерживали на нем один из сильнейших потоков монархической контрреволюции, принесли в жертву несколько тысяч лучших своих сынов, моби­лизовали все свои силы внутри района и готовились до конца отстаивать свою свободу от перешедшей в генеральное наступле­ние контрреволюции. До какой степени фронт этот был главным образом повстанческим, даже самое последнее время, показывает приведенная выше телеграмма Л.Каменева, присланная в Гуляй-Поле по поводу григорьевского мятежа. В ней он — чрезвычай­ный уполномоченный Москвы — обращается к Махно с запросом: указать ему расположение повстанческих частей на деникинском фронте. Ясно, что с таким запросом он обратился к Махно только потому, что в Харькове, где он находился в то время, он не мог получить необходимых ему сведений даже от военного ко­миссариата или командующего фронтом. Несомненно, еще мень­шее представление о южном противоденикинском фронте имел Троцкий, приехавший на Украину, когда последняя с разных кон­цов уже охватывалась контрреволюционными пожарищами. Но Троцкому надо было иметь формальное оправдание своему пре­ступному походу на революционный народ, и он с чудовищным цинизмом и наглостью заявил, что созываемый на 15 июня съезд крестьян, рабочих и повстанцев направлен целиком против ор­ганизации южного фронта. Получилось следующее: крестьяне и повстанцы прилагают все усилия для укрепления южного фронта, призывают всех способных носить оружие спешить добровольцами на противоденикинский фронт (резолюция II районного съезда от 12 февраля 1919 г. о добровольной уравнительной мобилизации за 10 лет) и в то же время эти же самые крестьяне и повстанцы организуют тайный заговор против своего же фронта. Можно ду­мать, что такие утверждения исходят от душевно нездоровых лю­дей. Нет, это — утверждения здоровых людей, но привыкших относиться к народу с безграничным цинизмом.

На приведенный приказ Троцкого, который советская власть не прислала в штаб армии махновцев, и о котором махновцы узнали случайно, два или три дня спустя, Махно немедленно ответил те­леграммой, в которой заявлял о желании своем уйти с командного поста ввиду создавшегося невозможно-нелепого положения. Текста этой телеграммы, к сожалению, у нас не имеется.

Приказ Троцкого вводился в действие по телеграфу. Все пун­кты его большевики военным порядком воплощали в жизнь. Со­брания рабочих александровских мастерских, обсуждавших воззвание В.-Р.Совета гуляй-польского района, были разогнаны силой и поставлены вне закона. Крестьянам грозили просто рас­стрелом и веревкой. В разных местах района был схвачен ряд лиц — Костин, Полунин, Добролюбов и др. Их обвинили в рас­пространении воззваний Военно-Рев. Совета и казнили Шемяки­ным судом военно-революционного трибунала. Помимо этого приказа, Троцкий издал ряд приказов по войскам красной армии, призывая последнюю к уничтожению махновщины в самом ее корне. И, кроме того, им был дан тайный приказ, предписывавший схватить во что бы то ни стало Махно, членов штаба, куль­турных работников движения и передать их суду военно-револю­ционного трибунала, т.е. казнить.

По свидетельству одного ответственного лица, командовавшего несколькими красноармейскими дивизиями, а также ряда других лиц. занимавших в то время у большевиков высокие военные по­сты, политика Троцкого в отношении махновщины была выражена им приблизительно в следующей форме: лучше отдать всю Украину Деникину, нежели допустить дальнейшее развитие махновщины. Деникинщину, как открытую контрреволюцию, всегда можно раз­ложить классовой агитацией. Махновщина же идет в низах масс и, в свою очередь, подымает массы против нас.

За несколько дней до этих событий Махно сделал сообщение штабу и Совету о том, что большевики сняли несколько своих полков с гришинского участка, чем открыли свободный проход деникинцам в гуляй-польский район с боковой, северо-восточной сто­роны. Действительно, казачьи орды ворвались в район не со стороны повстанческого фронта, а с левого фланга, где сто­яли красноармейские части. Вследствие этого армия махновцев, державшая линию Мариуполь — Кутейниково — Таганрог, оказа­лась обойденной деникинцами. Последние влились громадными си­лами в самое сердце района.

Выше мы говорили, что крестьяне по всему району ожидали общего наступления деникинцев; они готовились к нему, осущест­вив добровольную мобилизацию за 10 лет. Еще в апреле крестьяне разных сел прислали в Гуляй-Поле множество свежих бойцов. Но в районе не было оружия. Даже находившиеся на фронте старые части оставались без патронов и часто переходили в наступление на деникинцев с исключительной целью отбить у них патроны. Большевики, обязавшиеся, в силу договора, доставлять снаряжение повстанцам, уже в апреле приступили к блокаде и саботированию района вооружением. Из-за отсутствия оружия, несмотря на нали­чие добровольцев, не удалось вовремя сформировать свежие боевые части, и теперь район расплачивался за это.

Крестьяне Гуляй-Поля в один день сформировали полк, стре­мясь спасти свое село. Вооружиться пришлось домашними средст­вами — топорами, пиками, отдельными винтовками, охотничьими ружьями и т.д. Они пошли навстречу казачьей лавине, пытаясь задержать ее поток. В 15 верстах от своего села, под с. Святоду-ховкой Александровского уезда, они столкнулись с превосходящими силами донских и кубанских казаков. Гуляйпольцы вступили с ни­ми в ожесточенную героическую борьбу, но пали почти все, вместе со своим командиром — Б. Веретельниковым, рабочим Путилов-ского завода и уроженцем Гуляй-Поля. Громадная волна казачества устремилась тогда на Гуляй-Поле и 6 июня заняла его. Махно со штабом армии и небольшим отрядом при одной батарее отступил на ж.-д. станцию Гуляй-Поле, отстоящую на семь верст от села, но к вечеру пришлось сдать и станцию. На другой день, соргани­зовав все бывшие под руками силы, Махно повел наступление на

Гуляй-Поле, выбил из него деникинцев и занял село. Однако по­дошедшая новая волна казаков заставила его вновь покинуть село. Надо заметить, что большевики, выпустив против махновцев ряд приказов, первые дни держались с ними внешне лояльно, слов­но ничего между ними не произошло. Это была тактика, имевшая целью наиболее верно захватить руководителей махновщины. 7 июня они прислали в распоряжение Махно бронепоезд, прося его держаться до последней возможности и обещая прислать подкреп­ления. Действительно, через день на ст. Гяйчур, отстоящую на 20 верст от Гуляй-Поля, прибыло со стороны Чашшно несколько эше­лонов красных войск; прибыли: военный комиссар Межлаук, Во­рошилов и др. Был установлен контакт между красным и повстанческим командованием, создалось нечто вроде общего шта­ба. Межлаук, Ворошилов находились на одном бронепоезде с Мах­но, совместно с ним руководя военными действиями. Но в это же самое время в руках у Ворошилова был приказ Троцкого схватить Махно, всех ответственных руководителей махновщины, разо­ружить повстанческие части, сопротивляющихся расстрелять. Во­рошилов выбирал более удобный для этого момент. Махно был вовремя предупрежден и сообразил, что ему делать. Он учел со­здавшееся положение, увидел, что со дня на день могут разразиться кровавые события, и искал здорового выхода. Уход свой с поста командующего повстанческим фронтом он считал наиболее здоро­вым выходом. Об этом он заявил штабу повстанческой армии, до­бавив, что его работа в низах повстанчества в качестве простого бойца будет в настоящее время полезнее. Так он и поступил. В| связи с этим он написал мотивированное заявление высшему со­ветскому командованию. Вот оно:

«Штаб 14 армии Ворошилову. Харьков Предреввоенсовет Троц­кому. Москва Ленину, Каменеву.

В связи с приказом Военно-Рев. Совета республики за № 1824 мною была послана в штаб 2-й армии и Троцкому телеграмма, в которой я просил освободить меня от занимаемой должности. Сейчас вторично заявляю об этом, причем считаю себя обязанным дать следующее объяснение своему заявлению. Несмотря на то, что я с повстанцами вел борьбу исключительно с белогвардей­скими бандами Деникина, проповедуя народу лишь любовь к сво­боде, к самодеятельности, — вся официальная советская пресса, а также партийная пресса коммунистов-большевиков распростра­няла обо мне ложные сведения, недостойные революционера. Ме­ня выставляли и бандитом, и сообщником Григорьева, и заговорщиком против советской республики в смысле восстанов­ления капиталистических порядков. Так в № 51 газеты «В Пути» Троцкий в статье под названием «Махновщина» задает вопрос: «Против кого же восстают махновские повстанцы?» и на протя­жении всей своей статьи доказывает, что махновщина есть, в сущности, фронт против советской власти и ни одного слова не говорит о фактическом белогвардейском фронте, растянувшемся более чем на сто верст, на котором, в течение шести с лишним месяцев, повстанчество несло и несет неисчислимые жертвы. В упомянутом приказе № 1824 я обвиняюсь заговорщиком против советской республики, организатором мятежа на манер григорьевского.

Я считаю неотъемлемым, революцией завоеванным правом ра­бочих и крестьян самим устраивать съезды для обсуждения и ре­шения как частных, так и общих дел своих. Поэтому запрещение таких съездов центральной властью, объявление их незаконными (приказ № 1824) есть прямое наглое нарушение прав трудящихся.

Я отдаю себе полный отчет в отношении ко мне центральной государственной власти. Я абсолютно убежден в том, что эта власть считает все повстанчество несовместимым с своей государственной деятельностью. Попутно с этим центральная власть считает по­встанчество связанным со мною и всю вражду к повстанчеству переносит на меня. Примером этому может служить упомянутая статья Троцкого, в которой он, наряду с заведомой ложью, выра­жает слишком много личного, враждебного мне.

Отмеченное мною враждебное, а последнее время наступатель­ное поведение центр, власти к повстанчеству ведет с роковой не­избежностью к созданию особого внутреннего фронта, по обе стороны которого будет трудовая масса, верящая в революцию. Я считаю это величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом и считаю обязанным себя сделать все воз­можное для предотвращения этого преступления. Наиболее верным средством предотвращения надвигающегося со стороны власти пре­ступления считаю уход мой с занимаемого поста. Думаю, что после этого центр, власть перестанет подозревать меня, а также все ре­волюционное повстанчество в противосоветском заговоре и серьез­но, по революционному отнесется к повстанчеству на Украине, как к живому, активному детищу массовой социальной революции, а не как к враждебному стану, с которым до сих пор вступали с двусмысленно подозрительные отношения, торгуясь из-за каждого патрона, а то и просто саботируя его необходимым снаряжением и вооружением, благодаря чему повстанчество часто несло неверо­ятные потери в людях и в революционной территории, которые, однако, были бы легко устранимы при ином отношении к нему центральной власти. Предлагаю принять от меня отчеты и дела.

ст. Гяйчур, 9 июня 1919 г. Батько-Махно.»

* * *

Тем временем повстанческие части, бывшие за Мариуполем, отступили к Пологам и г. Александровску. К ним неожиданно пе­ребросился Махно, вырвавшись из тех щупальцев, которыми боль­шевики оцепили было его на ст. Гяйчур. Начальник штаба армии махновцев Озеров, члены штаба Михалев-Павленко, Бурбыга и несколько человек из В.Р.Совета были вслед за этим изменнически схвачены большевиками и казнены. Это положило начало казням многих других махновцев, попавших тогда в руки большевиков.

Положение для Махно создалось крайне затруднительное. Он должен был или совсем уйти от своих частей, с которыми пережил труднейшие минуты украинской революции, или призвать их на борьбу с большевиками. Но последнее, ввиду решающего наступ­ления Деникина, казалось ему невозможным. Махно со свойствен­ной ему проницательностью и революционным чутьем блестяще вышел из этого затруднения. Он обратился к повстанческим вой­скам с широким воззванием, в котором осветил создавшееся поло­жение, заявил о своем уходе с командного поста и просил повстанцев держать фронт против деникинцев с прежней энергией, не смущаясь тем, что они временно будут находиться под командой большевистских штабов.

В соответствии с этим обращением большая часть махновских полков осталась на своих местах, встав под начало красного ко­мандования на положении красноармейцев.

Но в то же время командиры повстанческих полков уговори­лись между собою ждать удобного момента, когда всем вновь можно будет объединиться под общим командованием Махно, не нанося этим ущерба внешнему фронту. (Момент этот, как увидим ниже, был определен повстанцами с удивительной тонкостью и точностью).

Махно после этого с небольшим кавалерийским отрядом скрылся.

Повстанческие же полки, переименованные в красные, под ко­мандою прежних своих командиров — Калашникова, Куриленко, Клейна, Дерменджи и других — продолжали вести бои с деникинцами, задерживая их наступление на Александровск и Екатеринослав.

***

До самого последнего времени большевистские верхи не знали размеров деникинского нашествия. Всего за несколько дней до па­дения Екатеринослава и Харькова Троцкий заявлял, что Деникин не представляет опасности и что положение Украины прочное. Правда, вскоре он заявил, что, познакомившись ближе с положе­нием дел, он вынужден отказаться от вчерашних своих утвержде­ний и признать положение Харькова крайне опасным. Но это было сделано в то время, когда каждому взрослому стало ясно, что участь всей Украины уже предрешена. Екатеринослав пал в конце июня. Через полторы-две недели пал Харьков.

Большевики занялись не наступлением и даже не обороной, а исключительно эвакуацией Украины. Все красноармейские части были приспособлены для этой цели. Сдача Украины происходила в буквальном смысле слова без боя.

И вот тогда, когда всюду стало ясно, что большевики бросают Украину, стремясь лишь вывезти из нее возможно больше мужского населения и ж.-д. подвижного состава, Махно счел момент подходящим, чтобы взять в свои руки инициативу борьбы против контрреволюции и действовать в качестве самостоятельной рево­люционной силы и против Деникина, и против большевиков. В ряды повстанцев, оставшихся временно под красным командова­нием, был дан пароль свергать красных командиров и группиро­ваться под общим командованием Махно.

Глава седьмая. ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ МАХНОВЦЕВ И ИХ ПОБЕДА

Казнь Григорьева. — Бой под Перегоновкой. — Разгром деникинцев. — Эра свобод

Нами было указано, что Махно, уйдя с поста командующего повстанческой армией, удалился с небольшим кавалерийским от­рядом. Он ушел в сторону г. Александровска. Здесь, несмотря на то, что большевики охотились за ним на фронте в районе ст. Гяйчур, он успел официально сдать должность и дела повстанческой дивизии новому командиру бригады, только что прибывшему от большевиков. Передачу дел Махно совершил для того, чтобы пря­мо, открыто и спокойно уйти с поста командира и чтобы больше­вики не имели никакого основания обвинить его в чем бы то ни было, касавшемся дел дивизии. Во всем этом было много тонкой игры, которую Махно вынужден был вести и из которой вышел с честью.

Тем временем наступление Деникина принесло новые беды широкому трудовому населению. Масса беглецов из крестьян, спа­саясь, потянулась к Махно как к народному руководителю. К не­му же устремились многочисленные повстанцы, разбросанные по району. В неделю-другую вокруг Махно сформировался совершен­но новый революционно-повстанческий отряд. С этим отрядом и с некоторыми частями основной повстанческой армии, прибывши­ми под Александровск, Махно стал сдерживать деникинцев, мед­ленно отступая, стараясь уяснить создающиеся условия и сориентироваться.

Деникинцы, быстро распространяясь по Украине, все время не упускали Махно из вида, помня, каких громадных усилий и жертв он стоил им в течение прошедшей зимы. Против него они выста­вили особый корпус войск, состоявший от 12 до 15 полков кава­лерии и пехоты. Но это была война не только с армией Махно. Почти все села махновского района, занятые деникинцами, под­вергались разгрому и опустошению: крестьян грабили, насиловали, убивали. Офицерство мстило им за революцию.

В первый же день по занятии деникинцами Гуляй-Поля было расстреляно множество крестьян, население разгромлено; сотни бричек и телег с награбленным добром казаки Шкуро отправилина Дон и Кубань. Почти все еврейские женщины села были изна­силованы.

Поэтому за отступавшей армией Махно из разных сел двину­лись тысячи крестьянских семейств со своим имуществом и скотом. Образовался громадный обоз, растянувшийся на сотни верст. Это было поистине великое передвижение народа, обширное «царство на колесах», двигавшееся вслед за армией на запад. По пути от­ступления эта огромная, сковывающая войско масса беженцев по­степенно таяла, оседая по разным местам Украины. Большинство из этих беженцев лишилось навсегда своего крова и имущества, а многие и жизни.

Первоначально Махно закрепился на Днепре, под городом Алек­сандровском, и некоторое время удерживал за собой Кичкасский мост¹. Затем, ввиду превосходящих неприятельских сил, отступил на Долинскую, а оттуда под г. Елисаветград. К этому времени советские войска утратили самостоятельное значение на Украине. Часть их была уведена в Великороссию, а оставшиеся начали ко­лебаться, проникаясь недоверием к своему командному составу.

Для Махно подошел удобный момент перевести их в свои ряды. Но внимание его в это время было сосредоточено на другом. Уже давно на фоне украинской революционной действительно­сти двигалось темное пятно, с которого Махно все время не спускал глаз. Это — григорьевщина.

Хотя она после первых дней своего выступления против совет­ской власти и пошла быстро на убыль, однако окончательно не разложилась. Григорьев закрепился несколькими отрядами в Хер­сонской губернии и повел партизанскую войну с большевиками. Общая численность отрядов, рассеянных по губернии и находив­шихся под его влиянием, достигала нескольких тысяч человек. От­ряды эти часто делали налеты на небольшие красноармейские части, разоружали их, занимали местечки, разрушали железные дороги. Последняя мера практиковалась ими больше всего. Способ порчи железных дорог у Григорьева был следующий: из шпал на протяжении двух-трех рельсов вынимались все костыли; в одном месте, на стыке, рельсы разъединялись между собою; к свободному концу рельсы припрягалось несколько пар здоровых волов, которые и загибали в полукруг все освободившиеся от шпал рельсы.

Григорьев оказался довольно искусным руководителем парти­занского метода войны. В районе Знаменки, Александрии и Ели-саветграда господствовал скорее он, нежели большевики. Однако борьбу с советской властью Григорьев вел не по революционным мотивам, а по личным и, по сути, — контрреволюционным. Не имея какой бы то ни было устойчивой идеологии, он хватался за то, что было ближе: сначала за петлюровщину, потом — за боль­шевизм, затем вновь за петлюровщину, а под конец — за дени­кинщину.

Григорьев был несомненно контрреволюционер и авантюрист, но район и масса, им руководимые, были революционны. Их-то и решил Махно включить в общее число революционных сил. Сде­лать это можно было, лишь насильственно удалив Григорьева и его штаб. Махно с присущей ему резкостью и прямотою решил публично разоблачить и убить Григорьева. Государственники-боль­шевики, воевавшие с Григорьевым в течение нескольких месяцев, ничего лучшего не нашли, как обещать полмиллиона рублей тому, кто убьет Григорьева, и половину этой суммы — за голову каждого из его помощников (объявление советвласти, напечатанное в июле 1919 г. в ряде украинских газет). Крестьянин-революционер Мах­но, в силу революционной необходимости, решил публично разоб­лачить Григорьева. Чтобы найти к нему свободный доступ, Махно вступил с ним и его отрядами в связь, якобы для объединения всех партизанских сил.

27 июля 1919 г. в селе Сентове, близ Александрии, Херсонской губернии, по инициативе Махно был созван съезд повстанцев Ека-теринославщины, Херсонщины и Таврии. Согласно своей програм­ме, съезд должен был наметить задачи всему повстанчеству Украины в связи с моментом. Съехалась масса крестьян и повстан­цев, отряды Григорьева и части Махно — всего до 20 тысяч че­ловек. Докладчиками были записаны Григорьев, Махно и ряд других сторонников того и другого движения. Первым выступил Григорьев. Он призывал крестьян и повстанцев отдать все силы на изгнание большевиков из страны, не пренебрегая в этом деле ни­какими союзниками. Григорьев был не прочь ради этого соединить­ся с Деникиным. После, мол, когда иго большевизма будет низвергнуто, народ сам увидит, как ему устроиться. Заявление это оказалось роковым для Григорьева. Выступившие немедленно после него махновец Чубенко и Махно указали на то, что борьба с боль­шевиками может быть революционной только в том случае, если она ведется во имя социальной революции. Союз с злейшими вра­гами народа — с генералами — будет преступной авантюрой и контрреволюцией. К этой контрреволюции зовет Григорьев, следо­вательно — он враг народа. Затем Махно публично, перед всем съездом, потребовал Григорьева к немедленному ответу за чудо­вищный погром, совершенный им в мае 1919 г. в г. Елисаветграде, и за ряд других антисемитских действий. — «Такие негодяи, как Григорьев, позорят всех повстанцев Украины, и им не должно быть места в рядах честных тружеников-революционеров», — так за­кончил Махно свое обвинение Григорьеву. Последний увидел, что дело принимает для него опасный оборот. Он схватился за оружие. Но было уже поздно. Семен Каретник — ближайший помощник Махно — несколькими выстрелами из «кольта» сбил его с ног, а подбежавший Махно с возгласом — «Смерть атаману!» тут же до­стрелил его. Приближенные и члены штаба Григорьева бросились было к последнему на помощь, но на месте были расстреляны группой махновцев, заранее поставленной на страже. Все это про­изошло в течение двух-трех минут на глазах съезда.

Первое время съезд был несколько взволнован совершенными актами, но затем, после следующего доклада Махно, Чубенко и других представителей махновщины, съезд одобрил акты, назвав их исторически необходимыми. По протокольному постановлению съезда, ответственность за совершенное и за его последствия мах­новщина взяла на себя. Все же партизанские отряды, бывшие под руководством Григорьева, согласно резолюции съезда, влились в общую армию повстанцев-махновцев².

1 - Один из крупнейших ж.-д. мостов в России, через Днепр, близ г. Алексан-дровска.

2 - Протоколы съезда, а также конспекты речей Махно и Григорьева, наряду с другими документами, пропали в боевой обстановке 1920 года.

* * *

Мы уже указали, что те немногие советские войска, которые задержались в разных местах Украины, были охвачены духом не­доверия к своему командному составу. На позорное бегство совет­ской власти из Украины они смотрели как на измену революции. Махно являлся единственным средоточием революционных надежд страны. К нему обращались взоры тех, кто хотел биться за свободу. Заразились этим духом и оставшиеся на Украине красноармейские части. В конце июля крымские части большевиков сделали военный переворот и пошли на присоединение к Махно. Переворот был организован бывшими в рядах красной армии махновскими коман­дирами — Калашниковым, Дерменджи и Будановым. От Нового Буга и до Помощней двигались огромные части красных войск, разыскивавших Махно и везших к нему пленниками своих недав­них командиров — Кочергина, Дыбеца и других. Соединение про­изошло за ст. Помощная, в местечке Добровеличковке, Херсонской губ., в начале августа 1919 г. Для большевиков этот переворот явился жестоким ударом, сведшим на нет остатки их военной силы на Украине.

Район Помощней, Елисаветграда и Вознесенска (под Одессой) был первым опорным пунктом, где Махно остановился и стал при­водить в порядок стекавшиеся к нему с разных сторон боевые ча­сти. Здесь были сформированы четыре бригады пехотных и кавалерийских войск, отдельный артиллерийский дивизион и пу­леметный полк — всего около 15 000 бойцов. Отдельная конная сотня в 150-200 сабель, находившаяся всегда с Махно, не входила в это число войск. Этими силами махновцы перешли затем в на­ступление на деникинцев. Столкновение приняло ожесточеннейший характер. Несколько раз деникинцев отбрасывали на 50-80 верст обратно к востоку. В боях они отдали махновцам три или четыре бронепоезда, среди которых был огромнейший — «Непобедимый». Но подкрепленные свежими силами, они вновь оттесняли махнов­цев к западу. На их стороне был значительный численный перевес и превосходство в вооружении. Между тем, в армии махновцев почти не было патронов. Из трех наступлений на деникинцев два приходилось делать с исключительной целью отбить у них патроны. Кроме того, махновцам приходилось действовать и против больше­вистской группы, отступавшей из Одессы на север. Поэтому район Елисаветград — Помощная — Вознесенск пришлось бросить и от­ступать дальше.

Отступление шло с непрерывными боями. Группа деникинцев, преследовавшая Махно, отличалась крайним упорством и настой­чивостью. Особенно мужественны были офицерские полки — Пер­вый Симферопольский и 2-й Лабинский. Участвуя в боях против этих полков, Махно восхищался их стойкостью и пренебрежением к смерти. По свидетельству Махно, конница у деникинцев заслу­живала высшей похвалы. Многочисленная же конница красной ар­мии, созданная впоследствии, была конницей скорее по названию. Никогда не была она способна на сабельный бой, а действовала лишь тогда, когда неприятель уже был сбит орудийным и пуле­метным огнем. За все время гражданской войны красная конница ни разу не приняла сабельного удара махновской кавалерии, хотя численно всегда превосходила последнюю. Совсем иное — казачьи и кавказские кавалерийские полки Деникина. Они всегда прини­мали сабельный удар и всегда шли полным карьером на неприя­теля, не дожидаясь, когда огонь орудий и пулеметов дезорганизует его.

Тем не менее, и эта конница потерпела не одно поражение в ожесточенных боях с махновцами. Руководители деникинских пол­ков в своих дневниках, попадавших после боев к махновцам, не­однократно отмечали, что война с махновской кавалерией и артиллерией есть наиболее тяжелое и страшное дело во всем их походе.

С середины августа 1919 г. группа эта начала сильно теснить Махно, стремясь все время охватить его с нескольких сторон. Мах­но видел, что малейший промах с его стороны может оказаться гибельным для всей армии. Поэтому он тщательно высматривал момент, когда бы можно было пойти на решительное сражение с врагом. В северном направлении деникинцы были уже под Кур­ском. Махно учитывал это обстоятельство, находя, что, чем дальше на север продвинется деникинский фронт, тем вернее будет их разгром в тылу. Но пока Махно приходилось отступать на запад под напором превосходящих военных сил противника. Во второй половине августа к группе деникинцев, теснившей Махно с восто­ка, прибавилась вторая группа, шедшая со стороны Одессы и Воз­несенска. Положение ухудшилось. Тогда повстанческая армия бросила железнодорожный район, взорвав предварительно все быв­шие у нее бронепоезда. Отступление пошло проселочными дорогами из села в село. Деникинцы не отставали ни на шаг. Их цель бы­ла — не только разбить, но совсем ликвидировать армию Махно.

Это отступление, сопровождаемое ежедневными боями, продол­жалось свыше месяца, пока армия махновцев не подошла к городу Умани, занятому войсками петлюровцев. Последние находились в состоянии войны с деникинцами. И здесь сам собою возник воп­рос — как быть с петлюровцами? Воевать ли с ними или же в отношении их отыскать иную тактику? В это время армия мах­новцев имела около 8000 раненых бойцов, лишенных самой не­обходимой медицинской помощи. Они составляли огромный обоз, прикрепленный к армии и тормозивший ее передвижение и боевые операции. После всестороннего обсуждения вопроса решено было предложить петлюровцам военный нейтралитет. Тем временем из Умани в лагерь махновцев прибыла петлюровская делегация, из­ложившая взгляд петлюровского командования на создавшееся по­ложение. Взгляд этот сводился к тому, что петлюровцы, находясь в войне с Деникиным, не желали иметь нового фронта и хотели бы избежать военных столкновений с махновцами. Это совпадало с планами махновцев. Делегация последних, выехавшая в Жме­ринку, выработала окончательное соглашение, по которому обе сто­роны обязались сохранить в отношении друг друга строгий военный нейтралитет, не считаясь с политическим направлением каждой стороны. Петлюровцы, кроме того, взялись принять и разместить по больницам всех раненых махновцев.

Конечно, и Махно, и все остальные в армии видели, что нейтралитет этот фикция; что не сегодня-завтра можно ожидать союза петлюровцев с деникинцами и их совместного нападения на махновцев. Но для последних важно было выиграть одну или две недели времени, чтобы предотвратить удар с противо­положной — западной — стороны и не оказаться в военном мешке. Фактически же отношение махновцев к петлюровцам ос­тавалось нисколько не измененным против прежнего. Относясь по-товарищески к петлюровской рядовой массе, они против вер­хов петлюровщины вели прежнюю революционную агитацию, и как раз в это время реввоенсовет армии махновцев выпустил листовку — «Кто такой Петлюра?», — в которой разоблачал последнего как защитника имущих классов, достойного гибели от рук трудящихся. Многие из петлюровских «сечевиков» по ду­ху и по традиции принадлежали к махновцам, и не будь по­следние в то время так сильно теснимы деникинскими полками, махновцы несомненно сагитировали бы значительную часть их перейти в свои ряды. Махновцы думали об этом, а петлюровское командование подозревало это и, наученное опытом с Григорь­евым, держалось очень осторожно с махновцами.

Подозрения махновцев относительно того, что петлюровцы вой­дут в сговор с деникинцами для совместных действий против Мах­но, начали подтверждаться. По соглашению с петлюровцами, армия махновцев могла занимать территорию в 10 кв. верст в районе села Текуче, близ Умани. С севера и запада находились петлю­ровцы; с востока и юга (со стороны Голты) были деникинцы. Это условие соглашения, предъявленное петлюровцами, сразу же пока­залось подозрительным. А через несколько дней были получены сведения о том, что они ведут переговоры с деникинским коман­дованием об условиях окружения и разгрома Махно совместными силами. В то же время — 24-25 сентября — в тылу у махновцев, с западной стороны, оказалось около 4-5 деникинских полков. Они

могли попасть туда, лишь пройдя местность, занятую петлюровца­ми, т.е. при их прямом содействии или попустительстве.

25 сентября вечером махновцы оказались окруженными дени­кинскими полками со всех сторон, причем наиболее сильные их части стояли с восточной стороны. Умань была также занята ими. Тогда настал момент быстрых действий. Решалась судьба всей ар­мии повстанцев-махновцев.

***

Отступление махновцев, растянувшееся на 600 с лишним верст, продолжалось в общей сложности около четырех месяцев. Оно со­провождалось крайними трудностями. Повстанцы были разуты, раз­деты. В страшный зной, в облаках пыли, осыпаемые беспрерывным дождем пуль и снарядов, удалялись они от своего района в неиз­вестную даль. Но все были одухотворены идеей победы над врагом и терпеливо сносили тяготы отступления. Иногда среди наименее терпеливых раздавались возгласы: «Назад! К Днепру!» Но неумо­лимая необходимость гнала их все дальше от Днепра и от родного им, гордого района. И вновь все с величайшим терпением, с на­пряженной волей, осыпаемые боевым огнем, шли за своим вождем. Концом отступления явилась Умань. Дальше идти некуда. Враг со всех сторон. И вот здесь Махно с присущей ему простотою, кото­рая, однако, имела свойство подымать героизм в его товарищах, заявил, что все предыдущее отступление было лишь необходимым стратегическим шагом и что настоящая война начнется с завтраш­него дня, 26 сентября.

Было учтено положение деникинских войск в северном направ­лении и на других фронтах. И Махно проникся уверенностью, что судьба дает ему возможность нанести смертельный удар всей де-никинской контрреволюции.

С 25 на 26 сентября махновские части, державшие все время курс на запад, вдруг повернули все свои силы на восток и пошли в лоб главным силам деникинской группы. 25 сентября, вечером, под селом Крутенькое произошло сражение первой бригады махновской армии с частями деникинцев. Последние отступили, стре­мясь прочнее расположиться и завлечь противника, но махновцы их не преследовали. Этим была обманута бдительность деникинцев, убедившихся, что направление повстанческой армии — прежнее, т.е. на запад. Между тем глубокой ночью все части махновцев, стоявшие в нескольких селах, снялись и двинулись на восток — на врага, расположившегося главными силами под селом Перегоновкой, занятым махновцами.

Между тремя и четырьмя часами утра завязалось сражение. Оно шло беспрерывно, развиваясь и усиливаясь. К восьми часам утра оно достигло высочайшего напряжения. Пулеметная стрельба превратилась в сплошной рев бури. Сам Махно со своей сотней исчез еще с ночи, пойдя в обход противнику, и в течение всего сражения о нем не было никаких известий. К 9 часам утра махновцы начали отступать. Бой шел уже на окраине села. Деникинцы с разных мест подтянули остальные свои силы и окатывали мах­новцев беспрерывными огневыми волнами. Члены штаба повстан­ческой армии пошли в цепь. Настал критический момент, когда, казалось, сражение проиграно, а значит, все кончено. В центре села раздалась тревожная команда, чтобы все, в том числе и жен­щины, взяли винтовки и были готовы к бою на улице. Все при­готовились к последним минутам борьбы и жизни. Но вот пулеметный рев и раскаты «ура» начали постепенно удаляться, становясь все тише и тише, и, наконец, находившиеся в селе по­няли, что противник отброшен, и бой идет на значительном рас­стоянии. Исход боя решил внезапно появившийся Махно. Уже в тот момент, когда махновцы волной стали отступать и бой шел на окраине села, Махно, измученный и запыленный, выехал с боковой стороны неприятеля, из-за крутой балки. Молча, без призывов, устремился он со своей сотней полным карьером на неприятеля и врезался в его ряды. Словно рукой сняло усталость и упадок духа у отступавших. — «Батько впереди!... Батько рубится!...» — про­неслось по всей массе. И все с удесятеренной энергией вновь рва­нулись вперед за любимым вождем, который, казалось, обрек себя на смерть. Пошел ожесточеннейший рукопашный бой, «рубка», как выражаются махновцы. Как ни был стоек 1-й офицерский Симфе­ропольский полк, но он был сбит и начал поспешно отступать — первые минут десять в порядке, стремясь рассыпаться в цепь и задержать победителя, а затем просто пустился бежать. За этим полком бросились другие полки, и, наконец, все деникинские части обратились в бегство к реке Синюхе, стремясь переправиться через нее и закрепиться на другом берегу.

Махно великолепно учел момент и спешил максимально ис­пользовать его. Пустив полным карьером по следам отступающих всю кавалерию и артиллерию, он сам, с наиболее быстрым кава­лерийским полком, взял несколько правее и понесся наперерез от­ступающим. Преследование длилось верст 12-15. В самый важный момент, когда деникинцы добрались до реки, их настигла махнов-ская кавалерия. Несколько сот их погибло в реке. Большая же часть успела переправиться, но была перехвачена Махно. Стояв­ший по ту сторону реки штаб деникинцев и запасный полк тоже были, к их неожиданности, захвачены. Из всех частей, упорно преследовавших махновцев в течение последних полутора месяцев, удалось спастись немногим. Первый офицерский Симферопольский полк и другие полки были вырублены полностью. Дорога на рас­стоянии двух-трех верст пестрела трупами павших. Каким бы тя­желым ни казалось это зрелище некоторым, оно, однако, явилось только неотвратимым следствием единоборства деникинской армии с махновцами. Будь малейший промах со стороны Махно — та же участь постигла бы революционную повстанческую армию; при этом не было бы пощады женщинам, вынужденным пойти в армию за своими мужьями. Махновцы имели достаточно материала для таких выводов.

***

Среди крестьян Великороссии живет следующее предание о Пу­гачеве. Попав после своего бунта в руки властей, Пугачев заявил собравшимся около него барам: «Я своим бунтом вас только попу­гал- Но вот подождите, незадолго после меня придет метла, — она вас всех заметет по-настоящему». Этой народной исторической метлой оказался Махно в течение всей своей революционно-по­встанческой деятельности и, в частности, в период разгрома дени­кинщины.

Сбив главный кулак деникинцев, он, не медля ни минуты, пустил свои части по трем направлениям. Словно исполинское помело, шел он по селам, местечкам, городам и выметал всякий дух эксплуатации и рабства. Помещики, кулаки, урядники, свя­щенники, старшины, припрятавшиеся офицеры — все падали жертвами на пути движения махновцев. Тюрьмы, полицейские и комиссарские участки — символы народного рабства — разруша­лись. Всякий, кто изобличался, как обидчик крестьян и рабочих, погибал. Больше всего в этот период погибло помещиков и круп­ных кулаков. Это, между прочим, может показать, чего стоят вздорные и заведомо ложные толки большевиков о якобы кулац­ком характере махновщины. В действительности — там, где на­рождалась махновщина, кулачество всегда искало и находило себе защиту под крылом советской власти.

Движение армии назад к Днепру шло со сказочной быстротой. На другой день после разгрома деникинцев под Перегоновкой Мах­но находился за сто с лишним верст от места боя. Он двигался со своей сотней верст на сорок впереди остальных частей. Еще день — и махновцы заняли Долинскую, Кривой Рог и подошли к Нико­полю. А еще через день на рысях был захвачен Кичкасский мост через Днепр и занят город Александровск. Как будто в заворожен­ное, сонное царство влетели махновцы: никто еще не знал о их прорыве под Уманью, не имел представления о том, где они; власти не принимали никаких мер, пребывая в обычной тыловой спячке. Поэтому всюду махновцы являлись врагам, как весенний гром, неожиданно. За Александровском последовали Пологи, Гуляй-Поле, Бердянск, Мелитополь, Мариуполь. В неделю-полторы весь юг Ук­раины был очищен от войск и властей Деникина.

Освобождение махновцами юга Украины, главным образом при­азовского района, поставило под угрозу смертельной опасности всю противореволюционную кампанию Деникина. Дело в том, что в районе Мариуполь — Волноваха находилась основная база снаб­жения деникинской армии. При взятии Бердянска и Мариуполя там оказалось не поддающееся учету количество снарядов. В Волновахе находились целые ярусы снарядов. И хотя последняя еще е была взята махновцами (за нее шел в течение пяти дней бой), *ако она уже не могла обслуживать армии Деникина, так как железнодорожная магистраль всего района находилась в руках мах­новцев. Тыловые части Деникина, обслуживавшие этот район, бы-

ли уничтожены. Таким образом, вся эта гигантская артиллерийская база попала в круг махновцев, и, начиная с этого времени, она уже не могла послать ни одного снаряда ни на северный, ни на какой-либо другой фронт.

Деникинцы наспех выслали против Махно части, стоявшие в резерве под Таганрогом; но и эти части были разбиты, и волны махновщины стали устремляться в глубь донецкого бассейна и на север. В 20-х числах октября махновцы заняли Екатеринослав и ряд других прилегающих к нему мест. Тогда деникинцы признали действительность такою, какой она была. Они заявили, что центр борьбы с севера перенесся на юг; что на юге будет решена судьба их дела. Генерал Май-Маевский в обращении к казачеству говорил: «Настал момент непосредственной опасности нашим землям. Враг бушует на юге, угрожая нашему жилью. Необходимо спешить туда для защиты своих земель» (речь Май-Маевского, напечатанная в одной из деникинских газет).

В связи с таким положением дел деникинцы сняли с северного фронта свои лучшие кавалерийские части — Мамонтова и Шкуро — и пустили их в гуляй-польский район. Но было уже поздно. Пожар охватил весь край, от берегов Черного и Азовского морей до Харькова и Полтавы. Благодаря свежим силам и множеству автоброневиков де­никинцы как будто начали вытеснять махновские части из отдельных мест: Мариуполя, Бердянска, Гуляй-Поля. Но это означало только то, что Махно занимал Синельникове, Павлоград, Екатеринослав и ряд других мест. В течение октября и ноября борьба вновь приняла ожесточеннейший характер, и в ней частям Деникина вновь было на­несено несколько огромных поражений. Больше всего досталось кав­казским частям — чеченцам и другим. Их в эти месяцы погибло несколько тысяч. В конце ноября массы чеченцев категорически за­явили, что они не желают больше воевать с Махно, самовольно бро­сили посты и армию Деникина и поехали к себе на Кавказ. Так начался общий распад деникинской армии.

В борьбе с махновщиной на юге России деникинцы потерпели полное поражение, и этим был предрешен исход всего их похода на русскую революцию.

Мы, в соответствии с исторической истиной, должны сказать здесь, что честь победы над деникинской контрреволюцией осенью 1919 г. принадлежит, главным образом, махновцам. Не будь уманского прорыва и последовавшего за ним разгрома тыла, артилле­рийской базы и всего снабжения деникинцев, последние, вероятно, вошли бы в Москву приблизительно в декабре 1919 г. Бой красных с деникинцами под Орлом имел малое значение. В своей основе отступление войск Деникина на юг началось уже раньше — именно в связи с разгромом тыла. Все последующие военные операции их имели целью провести, по возможности, безболезненное отступле­ние и вывезти имущество. На протяжении всего пути от Орла и Курска до берегов морей Черного и Азовского красные войска шли беспрепятственно. Их въезд на Украину и Кавказ произошел, как и после падения гетмана, по очищенным уже путям.

***

Военная сторона дела поглощала в это время почти все силы махновцев. Боевая обстановка района крайне не благоприятствова­ла созидательной работе внутри. Однако и в этой области махновцы проявляли необходимую инициативу и старание. Прежде всего они всюду спешили предупредить важное недоразумение — возмож­ность принятия их за новую власть или партию. Войдя в тот или иной город, они всякий раз заявляли, что не представляют собою никакой власти, что их военная сила никого ни к чему не обязы­вает, а лишь охраняет свободу трудящихся. Свобода крестьян и рабочих находится у них самих и потому не может быть ограни­чена. Во всех областях своей жизни они должны сами устраиваться, как найдут нужным. Махновцы же могут помогать им лишь сове­том, отдельными культурными работниками или военной силой, но никоим образом не предписывать им что бы то ни было¹.

Александровск и прилегающий к нему район были первым местом, где махновцы закрепились на продолжительное время. Там они преж­де всего обратились к широким рабочим массам, позвав их на общее рабочее совещание города. Совещание состоялось. На нем было пред­ставлено положение всего района в военном отношении и предложено было приступить к налаживанию жизни в городе, на фабриках и за­водах силами самих рабочих и их организаций на принципах труда и равенства. Рабочие горячо приветствовали это предложение; однако с делом медлили, смущенные, во-первых, его новизною, а во-вто­рых, — и это главное — близостью фронта, который невольно вну­шал им мысль о неопределенном, неустойчивом положении города. За первым совещанием последовало второе. Вопрос об организации жизни на принципах рабочего самоуправления широко освещался и дебатировался массой, которая целиком держалась за основную идею трудового самоуправления, но не находила пока первых конкретных форм его. Железнодорожники сделали в этом направлении почин. Они создали железнодорожный комитет, взяли железные дороги рай­она (местного) в свое ведение, разработали план движения поездов, перевозки пассажиров, систему оплаты и т.д. Мысль пролетариата г. Александровска отныне начала систематически направляться в об­ласть создания органов самоуправления.

Вскоре за рабочими совещаниями состоялся районный съезд кре­стьян и рабочих, собравшийся 20 октября 1919 года в г. Алексан-дровске. На съезде было свыше 200 делегатов, из которых 180 — крестьяне, остальные — рабочие. Съезд занимался вопросами — а) военным: борьба с деникинцами, пополнение и содержание повстанческой армии; и б) вопросом внутреннего строительства.

Съезд работал около недели при необыкновенном подъеме деле­гатов. Этому содействовала особая обстановка. Во-первых, само по­бедоносное возвращение махновской армии в родной район являлось громадным событием для крестьян, из которых каждый почти имел в армии того или иного члена семьи. Главное же — это то, что съезд собрался в условиях абсолютной свободы. Он не испытывал над собой никакого давления извне. В довершение к этому съезд имел прекрас­ного работника-докладчика, анархиста Волина, который, к изумле­нию крестьян, оказался лучшим выразителем их дум и надежд. Идея вольных советов, работающих в согласии с желанием местных тру­жеников; связь крестьян с рабочими городов на почве взаимообмена продуктами их труда; идея равенственной безвластной организации их жизни, — все эти идеи, развитые в докладах Волина, были и жи­выми идеями крестьянства. В ином смысле оно и не представляло себе революцию и революционное строительство.

Первый день представители политических партий пытались вне­сти в общую работу съезда дух раздора, но тут же были осуждены всем съездом, и работа последнего протекала при полном содруже­стве участников.

Последние дни съезд принял характер красивой поэмы. Деловые резолюции чередовались с энтузиазмом настроения. Все были оду­хотворены верой в свои силы, в мощь революции... Настоящая свобода, какую немногим приходилось чувствовать, реяла в зале съезда. Каждый видел перед собою и сознавал действительно ве­ликое дело, на которое стоит отдать силы и за которое не жаль умереть. Крестьяне, среди которых много было пожилых и стари­ков, говорили, что это — первый съезд, где они чувствуют себя не только свободными, но и братьями в отношении друг к другу и что они никогда не забудут его. Да и вряд ли кто из участников забудет его. У многих, если не у всех, съезд этот остался в памяти, как красивая греза жизни, когда великая свобода сблизила людей, дала им возможность жить одним сердцем, одной любовью.

Постановления съезда касались, во-первых, расширения и ук­репления повстанческой армии. Последнюю, согласно резолюции съезда, решено было пополнить всем мужским населением до 48 лет включительно. При этом пополнение должно было идти в со­гласии с духом постановления съезда, т.е. добровольно, но по воз­можности широко и полно, как того требовало опасное положение района. Выше мы отмечали, какой смысл имело постановление 11-го районного съезда 12 февраля 1919 г. о добровольной мобилиза­ции за 10 лет. Этот же смысл имело постановление о мобилизации и настоящего съезда. Содержание армии, по резолюции съезда, дол­жно было основываться на добровольных взносах крестьян, на во­енных трофеях и на реквизициях у богатого сословия. В области внутреннего строительства съезд отметил общую идею — обходить­ся трудящимся у себя на местах без какой бы то ни было власти устраивать свою жизнь местными силами тружеников.

Разъезжаясь, крестьяне усиленно подчеркивали необходимость и важность выполнить постановления съезда. Резолюции последствия были взяты разъезжавшимися делегатами и распространены по се­лам и деревням. Несомненно, через три-четыре недели сказались бы на местах реальные результаты съезда, а следующий съезд кре­стьян и рабочих привлек бы к работе большие массы трудящихся. Но свободу последних вечно сторожит их злой враг — власть. Не успели делегаты съезда разъехаться по своим местам, как многие из этих мест были заняты деникинцами, в большом количестве переброшенными с северного фронта. Правда, захват этот был кратковременным, представлявшим собою последние судороги вра­га, но он в самый дорогой момент приостановил творческую работу крестьян на местах. А ввиду того, что с севера уже надвигалась другая власть — большевизм, также непримиримо относившийся к свободе масс, — этот захват принес громадный вред делу трудя­щихся: после первого районного съезда не только не удалось созвать следующие съезды, но не пришлось проводить в жизнь даже по­становлений первого съезда.

В городе Екатеринославе, занятом повстанческой армией в дни работы съезда, условия для внутреннего хозяйственного строительства были еще менее благоприятными. Выгнанные из города деникинские войска успели закрепиться на противопо­ложном — левом — берегу Днепра и в течение целого месяца, изо дня в день, бомбардировали город из нескольких бронепо­ездов. Всякий раз, когда по инициативе культурно-просветитель­ного отдела армии устраивалось рабочее совещание города, деникинцы, прекрасно осведомленные об этом, открывали уси­ленный артиллерийский огонь и срывали совещание. Серьезная систематическая работа в городе в этой области была невоз­можна. Удалось лишь провести несколько митингов в центре города и по окраинам. Кроме того, махновцы прекрасно нала­дили выход ежедневной газеты «Путь к свободе», а некоторое время спустя — ее украинский вариант: ежедневную газету «Шлях до Воли»².

Во всем освобожденном районе махновцы были единственной организацией, располагавшей реальной силой, с помощью которой они могли диктовать противнику свою волю. Но никогда они не пользовались этой силой в целях политического господства или влияния, не применяли ее к чисто политическим противникам. Во­енный противник, заговорщики против рабочих и крестьян, аппарат государства, тюрьмы — вот на что они обращали силы своей армии.

Тюрьмы есть символ народного рабства. Они всегда строились только для народа, для рабочих и крестьян. На протяжении тыся­челетий буржуазия всех стран всегда укрощала бунтующую под­невольную массу плахой и тюрьмой. И в настоящее время, в коммунистическом и социалистическом государстве, тюрьмы пожи­рают, глазным образом, пролетариат города и деревни. Свободному народу они не нужны. Раз существуют тюрьмы — народ не сво­боден. Тюрьма является вечной угрозой труженику, покушением на его совесть и волю, показателем его рабства. Так махновцы определяли свое отношение к тюрьмам. В соответствии с этим они разрушили тюрьмы во всех местах, где проходили. Тюрьма в Бер­дянске была взорвана при громадном стечении народа, который принял энергичное участие в ее разрушении. Тюрьмы в Александровске, Кривом Роге, Екатеринославе и ряде других мест были взорваны или сожжены махновцами. Рабочее население неизменно приветствовало эти акты.

1 - В некоторых городах махновцы ставили комендантов. Их назначение было — служить связующим звеном между армией, занявшей город, и населением; доводить До сведения последнего о всех мероприятиях армии, затрагивающих жизнь города вызванных военной необходимостью. Махновцы не имели ни гражданской, ни военной власти, не имели никакого отношения к общественной жизни мирного населения.

2 - Один из любимых аргументов большевиков против махновцев тот, что послед­ние во время своего пребывания в Екатеринославе ничего творческого в жизнь этого города не внесли. Но при этом большевики скрывают от масс два чрезвычайно важных обстоятельства. Во-первых, махновцы — не партия и не власть. В Екате­ринославе они были в качестве военного революционного отряда, оберегавшего сво­боду города. Как таковые, они не должны брать на себя обязанность выполнять созидательную программу революции. Это дело местных рабочих масс. В этом деле махновская армия могла, самое большее, помогать им словом, советом, инициативой, что она и делала.

Во-вторых, большевики скрывают от масс правду о том, что в течение всего времени пребывания махновцев в Екатеринославе город находился в особенном — осадном положении. Не было часа, когда бы над ним не рвались снаряды. Это помешало рабочим, а не махновской армии, приступить тогда же к организации жизни на началах самоуправления.

Что же касается той выдумки, будто махновцы заявляли приходившим к ним за средствами железнодорожникам, что им — махновцам — железные дороги не нужны, ибо у них есть кони и степи, то эта пустая выдумка была впервые пущена Деникинскими газетами в октябре 1919 г., а оттуда большевики целиком перенесли к себе, для собственного обихода.

* * *

Мы с величайшим удовлетворением можем отметить здесь, что махновцы полностью осуществили революционный принцип свобо­ды слова, совести, печати, партийной и политической принадлеж­ности. Во всех занятых махновцами городах и местечках все запрещения, наложенные какой бы то ни было властью на ту или иную печать, на ту или иную политическую организацию, отме­нялись. Печать объявлялась для всех свободной, организации и собрания тоже. За короткий полуторамесячный срок пребывания махновцев в Екатеринославе там родилось пять или шесть газет разных политических направлений: орган правых эсеров «Народо­властие», орган левых эсеров «Знамя восстания», орган большеви­ков «Звезда» и другие. Между тем меньше всего могли рассчитывать на открытую организацию и свободную печать боль­шевики. Во-первых, потому, что они умертвили свободу организа­ций и свободу печати для трудящихся; а во-вторых, потому, что их местные организации принимали прямое участие в преступном походе на Гуляй-Поле в июне 1919 г. и должны были понести за это ответственность. Однако, чтобы не бросить тень на великие принципы свободы слова и свободы организаций, их оставили в неприкосновенности, предоставив им, наряду со всеми прочими по­литическими течениями, все права, написанные на знамени про­летарской революции.

Единственное, в чем махновцы стеснили большевиков, левых эсеров и прочих государственников, — это в организации вла-стнических революционных комитетов. В Александровске и Ека­теринославе, после занятия этих городов махновцами, большевики немедленно создали ревкомы, стремясь через них установить свою власть над населением. В Александровске члены ревкома явились к Махно даже с предложением — разделить б городе сферы влияния; т.е. предложили ему оставить за собой военную область, а им предоставить полноту власти в поли­тической и гражданской областях. Махно посоветовал им идти и заниматься честным трудом и пригрозил казнить весь ревком, если он проявит какие бы то ни было властнические меры в отношении трудящихся. Точно так же был распущен подобный ревком в Екатеринославе. В этом отношении махновцы были вполне последовательны и выдержанны. Охраняя полную свободу слова, печати и свободу организаций, они в то же время при­нимали все меры против таких политических организаций, ко­торые навязывали трудящимся свою волю и свою власть. И когда в ноябре 1919 г. в такой организации оказался замешан­ным командир третьего Крымского повстанческого (махновского) полка Полонский, последний был казнен вместе с прочими уча­стниками этой организации.

Вот что писали махновцы по поводу свободы печати и органи­заций:

1) Всем без исключения социалистическим политическим партиям, организациям и течениям предоставляется полная свобода распространять свои взгляды, идеи, учения и мнения, как устно, так и печатно. Никакие ограничения свободы социалистического слова и социалистической печати недопустимы, и никакие преследования в этом направлении не должны иметь места.

Примечание. Сообщения военного характера допускаются к опубликованию лишь при условии получения их из редакции главного органа революционных повстанцев «Путь к Свободе».

2) Предоставляя всем политическим партиям и организациям полную свободу распространения своих идей, армия повстанцев-махновцев в то же время предупреждает все партии, что подготовка, организация и навязывание ими трудовому народу политической власти, ничего общего не имеющей со свободой распространения своих идей, революционным повстанчеством ни в коем случае допущены не будут.

Военно-революционный Совет Армии Повстанцев-Махновцев. Екатеринослав.

5-го ноября 1919 г.

За все время русской революции период махновщины является единственным, осуществившим полную свободу в различных ее проявлениях. Как ни было неустойчиво положение г. Александровска, а особенно Екатеринослава, ежедневно обстреливаемого деникинскими бронепоездами, все же в этот тяжелый период трудящи­еся обоих городов, впервые в своей истории, говорили то, о чем хотели, и так, как хотели. Они, кроме того, держали в своих руках великую возможность — самим устраивать свою жизнь по своему разумению и по своей правде.

Через месяц махновцы оставили Екатеринослав. Но они успели ярко показать, что свобода находится среди самих трудящихся, что она начинает излучаться и развиваться тогда, когда в их среде поселяются безвластие и равенство.

Глава восьмая. ОШИБКИ МАХНОВЦЕВ. ВТОРОЕ НАПАДЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ НА ПОВСТАНЧЕСКИЙ РАЙОН

Усилия, проявленные махновцами в борьбе с деникинщиной, были колоссальны. Героизм и полугодовая борьба их за послед­ний период были у всех на виду. Во всем обширном освобож­денном районе они были единственными, кто производил революционный гром в стране и уготовил могилу деникинской контрреволюции. Так широкие массы городов и сел понимали происшедшие события.

Это обстоятельство создало у многих махновцев уверенность в том, что теперь они надежно застрахованы от провокации комму­нистов определенным мнением крестьян и рабочих; что для красной армии, шедшей с севера, станет теперь ясной вся клевета комму­нистической партии в отношении махновцев; что на новый обман и провокацию партии красная армия не поддастся, а наоборот — побратается с махновцами при первой встрече. Больше того — оп­тимизм некоторых махновцев доходил до того, что они считали невероятным, чтобы, при создавшемся общемахновском уклоне масс, коммунистическая партия рискнула на новый заговор против свободного народа.

В соответствии с такими настроениями махновцев шла их во­енная и революционная деятельность. Они ограничились занятием части днепровского и донецкого районов и не стремились продви­нуться и закрепиться в северном направлении, считая, что характер встречи с красной армией, когда последняя подойдет, укажет, ка­кой тактики надо будет держаться в отношении ее.

С другой стороны, часть работников придерживалась того мне­ния, что не следует особенно увлекаться военной областью дела, хотя бы и революционной; что необходимо главное внимание на­править в рабочую и крестьянскую массу, повернуть ее на путь революционного строительства. Съезды крестьян и рабочих — уез­дные, районные, окружные — вот ближайшая практическая задача дня. С этого следует начать помощь революции, вывод ее из боль­шевистского тупика.

И оптимизм махновцев, и их соображения о необходимости прежде всего положительной работы в районе сами по себе были хороши, но они не находились в строгом соответствии с создав­шейся на Украине обстановкой и поэтому не дали положительных результатов.

Прежде всего — большевизм. Никогда, ни при каких условиях он, по самой природе своей, не согласился бы на свободное, от­крытое существование такого низового народного движения, как махновщина. Несмотря на какое бы то ни было общественное мне­ние рабочих и крестьян, большевизм при первом соприкосновении с этим движением принял бы все меры для его уничтожения. Сле­довательно, махновцы, попав в центр народных событий на Укра­ине, должны были заранее обезопасить себя с этой стороны. Их стремление отдаться главным образом положительной работе — стремление глубоко верное и революционное вообще — оказалось несостоятельным при той специфической обстановке, которая со­здалась на Украине с 1918 г. Украину несколько раз прошли вой­ска австро-германцев, петлюровцев, деникинцев, большевиков. В 1919 г. повстанческий район от края и до края прошла лава ка­зачьих войск; через четыре месяца эта лава двигалась по тому же району обратно, производя разрушения и опустошения. За ней шла многочисленная красная армия, несущая революционному народу все то же бесконечное разрушение.

Начиная с лета 1919 г. повстанческий район попал в такое положение, при котором революционное массовое строительство было абсолютно невозможно: словно гигантская, из штыков состо­ящая терка ходила по нему все это время вперед и назад, с севера на юг и обратно, стирая до основания всякий след массового со­циального строительства. В этих условиях махновцы могли про­явить себя главным образом с военной стороны, борясь со всеми враждебными им силами.

Уничтожение деникинской контрреволюции осенью 1919 г. яв­лялось одной из главных задач махновщины в русской революции. Эту задачу махновцы выполнили полностью. Но задача эта не ис­черпывала всей исторической миссии, возложенной на махновцев русской революцией в этот период. Освобожденная от Деникина революционная страна нуждалась в немедленной охране по всей своей территории. Без этой охраны страна и революционные воз­можности, которые перед ней открылись с уничтожением деникин­щины, могли быть каждый день раздавлены государственными армиями большевиков, спешно устремившихся на Украину за от­ступающим Деникиным.

Несомненно, в круг исторических задач махновщины осенью 1919 г. входило создание революционной армии таких размеров, которые позволили бы революционному народу защищать свою сво­боду не только в отдельном замкнутом районе, но по всей терри­тории украинского повстания.

В момент напряженной войны с деникинцами это было не легким делом, но исторически необходимым и вполне возможным, так как большая часть Украины пылала в то время по-встанием и психологически группировалась вокруг махновцев. В район махновщины направлялись повстанческие части не только с юга, но и с севера Украины, например — повстанческая ди­визия Бибика, занимавшая Полтаву. И даже из Великороссии в ряды махновцев устремлялись красноармейские части, желав­шие под знаменем махновщины бороться за социальную рево­люцию. Укажем на многочисленный отряд красных частей пол командой Огаркова, шедший на соединение с махновцами из Орловской губернии, принимавший по дороге многочисленные бои с большевистскими войсками и с войсками Деникина и все-таки достигший в конце октября 1919 г. Екатеринослава, где находились махновцы.

Знамена махновщины поднимались по всей Украине. Не хва­тало необходимых организационных шагов, чтобы всю многочис­ленную, рассредоточенную в разных местах Украины боевую силу слить в одну мощную революционно-народную армию, которая ста­ла бы надежным стражем на подступах к революционной терри­тории.

Сила такой армии, защищающей широкую революционную тер­риторию, а не тесный район ее, явилась бы самым убедительным аргументом для большевиков, любящих на все накладывать свою руку.

Однако увлечение победой и доля беззаботности помешали махновцам создать вовремя такую силу. Поэтому с первых же дней прихода на Украину красной армии махновцы вынуждены были сосредоточиться в тесном гуляй-польском районе. Это яви­лось большим военным промахом, которым воспользовались боль­шевики и все тяжелые последствия которого махновцы, а с ними и вся украинская революция в недалеком будущем понесли на себе.

* * *

Прошедшая по всей России эпидемия тифа захватила и армию махновцев. Уже в октябре в ней было около 50% больных этой болезнью. В связи с этим обстоятельством город Екатеринослав пришлось оставить в конце ноября, когда с севера к нему подошла сильная группа деникинцев во главе с генералом Слащевым. Де-никинцы отступали в Крым, и временный захват ими Екатеринос­лава не имел никакого значения.

Махновцы вновь расположились в районе городов: Мелитополя, Никополя и Александровска, где находился штаб армии. Слухи о приближении красной армии шли давно. Махновцы никаких мер не принимали на случай столкновения с ней, ибо были убеждены, что встреча будет братской.

В двадцатых числах декабря (по старому стилю) в район Ека­теринослава и Александровска пришло несколько дивизий красных войск. Встреча между махновцами и красноармейцами произошла

теплая, товарищеская. Был организован общий митинг, на котором бойцы обеих армий протянули друг другу руки, заявив, что у них общие враги — капитал и контрреволюция. Такое согласие длилось с неделю. Несколько красноармейских частей намеревались перейти в ряды махновской армии.

Но вот на имя командующего махновской армией пришел при­каз реввоенсовета 14-й красной армии, предписывающий направить повстанческую армию на польский фронт. Всем стало ясно, что это — первый шаг большевиков к новому нападению на махновцев. Направить повстанческую армию на польский фронт — это значит перерезать революционному повстанчеству его главную артерию. К этому стремились большевики, чтобы иметь возможность беспре­пятственно хозяйничать в непокорном районе, и это же прекрасно видели махновцы. Кроме того, само это обращение возмутило мах­новцев: ни 14-я армия, ни какая-либо другая красноармейская еди­ница не находилась ни в какой связи с махновской армией; меньше всего они могли давать приказы повстанческой армии, вынесшей единственно на своих плечах всю тяжесть борьбы с контрреволю­цией на Украине.

Реввоенсовет армии повстанцев-махновцев тотчас ответил на приказ 14-й армии. Ответ этот свелся к следующему (за отсутст­вием в нашем распоряжении текста приводим лишь основную мысль его). Армия повстанцев-махновцев доказала больше, чем кто-либо, свою революционность. Она всегда будет на революци­онном посту, оставаясь на Украине и не уходя для этого на поль­ский фронт, смысл которого для нее является неизвестным. Последнее, кроме того, физически невозможно, так как 50% бой­цов, весь штаб и командующий армией больны тифом. Реввоенсо­вет повстанцев-махновцев находит приказ 14-й армии неуместным и провокационным.

Этот ответ махновцев сопровождался обращением к красноар­мейцам с призывом не поддаваться на провокацию их командного состава. Вслед за этим махновцы снялись со своих мест и напра­вились в Гуляй-Поле. Движение прошло беспрепятственно, без вся­ких инцидентов. Красноармейцы совсем не имели желания вступать в столкновение с уходившими махновцами. Лишь неболь­шие группки и отдельные лица, отставшие от общего движения, были кое-где задержаны большевиками.

В середине января 1920 г. Махно и бойцы его армии именем всеукраинского ревкома были вновь объявлены вне закона, как от­казавшиеся идти на польский фронт. И начиная с этого времени между махновцами и коммунистической властью пошла ожесто­ченная борьба. Мы не будем последовательно останавливаться на всех эпизодах этой борьбы, растянувшейся на 9 месяцев. Отметим только, что она приняла беспощадный характер с обеих сторон. Большевики надеялись на многочисленные красные части, хорошо вооруженные и снабженные. Во избежание недоразумений, вроде братания красноармейцев с махновцами, они сразу же направили на последних латышскую стрелковую дивизию и группу китайцев — части, наименее разбирающиеся в русской революции и слепо подчиняющиеся властям.

В течение января махновцы были дезорганизованы эпидемией тифа. Все члены штаба были больны тифом. Махно болел сып­ным тифом в тяжелой форме. Большинство бойцов армии были выбиты болезнью из рядов и разбросаны по селам. В этих ус­ловиях махновцам приходилось лавировать между многочислен­ным врагом и заботиться главным образом о Махно, находившемся в бессознательном состоянии. Это был момент тре­вог, жертв и трогательных забот о вожде. Повстанцы, простые крестьяне, были сильно встревожены, когда увидели опасное по­ложение Махно, который в любой момент мог быть схвачен красными. Всем было ясно, что гибель Махно — это потеря для всего крестьянства, утрата, не поддающаяся определению. И крестьяне делали все возможное, чтобы не допустить этого несчастья. Надо было видеть, как они в Гуляй-Поле и других селах носили Махно из одной хаты в другую, стараясь спрятать его от налетавших красных войск; надо было видеть, как не раз в критические минуты, когда местонахождение Махно об­наруживалось, крестьяне жертвовали собой, стремясь выиграть время и дать возможность перетащить беспомощного Махно в другое, более надежное место, — все это надо было видеть, чтобы понять, как ценили и с какой фанатической преданностью оберегали и защищали крестьяне своего вождя. Благодаря этой исключительной преданности жизнь Махно в наиболее критиче­ские минуты движения была спасена.

* * *

Несмотря на многочисленность красных войск, Махно со своими частями всегда оказывался вне досягаемости. Но большевикам уда­лось приостановить свободное развитие района, как оно наметилось в начале 1919 г. И затем беспрепятственно пошли массовые казни крестьян.

Многие помнят, как советская пресса, сообщая о борьбе с Махно, приводила цифры разбитых, захваченных в плен и рас­стрелянных махновцев. Но почти всегда этими несчастными были не повстанцы из армии Махно, а местные крестьяне различных сел, сочувственно относившиеся к махновщине. Приход красных дивизий в любое село неизменно сопровождался захватом местных крестьян, которых затем расстреливали или как махновцев, или как заложников. Командиры различных красных частей, избегая воевать с самим Махно, особенно полюбили этот дикий, позорный способ борьбы с махновщиной. Части 42-й и 46-й стрелковых красноармейских дивизий этим способом главным образом и поль­зовались. Село Гуляй-Поле, десятки раз переходившее из рук красных в руки махновцев и обратно, больше всего пострадало От него. При вхождении в село или при отступлении из него командиры красных частей неизменно захватывали несколько де­сятков крестьян, большею частью просто с улиц, и расстреливали их. Любой житель Гуляй-Поля может рассказать потрясающие ис­тории из этой практики большевиков. По самому скромному под­счету, за время этой практики большевистской властью в разных местах Украины было расстреляно и искалечено до 200 тыс. кре­стьян и рабочих. Такое же количество было сослано в отдаленные места России и Сибири.

Махновцы — революционные сыны революционного народа — не могли оставаться пассивными при виде такого чудовищного по­ругания революции. На террор большевиков они ответили своими, более тяжелыми ударами. Все правила военно-партизанской войны, которые применялись ими во время скоропадчины, теперь они при­менили к большевикам. Там, где красные части вступали в бой с махновцами, бой шел по всем правилам войны, причем главными жертвами в таких случаях падали рядовые, насильно посылаемые в бой и нисколько не заслуживавшие такого конца. Но это было неизбежно. Там, где махновцам удавалось без боя захватить крас­ные части, последние разоружались, распускались; добровольцев принимали в свои ряды, но партийный и командный состав обык­новенно погибал весь, исключая тех, за которых просили красно­армейцы.

Неоднократно советская власть и ее агенты сообщали о мах­новцах как о безжалостных убийцах, приводя списки павших от их рук красноармейцев и партийных работников. Но власть в этих сообщениях всегда замалчивала самое главное — при каких условиях пали красноармейцы или партийные работники. Всегда это были жертвы боев, которые в большинстве случаев навязы­вались советской властью или на которые она толкала махновцев, поставив их в каком-либо месте Украины в затруднительное по­ложение. Война есть война, вырывающая жизни у обеих воюю­щих сторон. Но махновцы прекрасно знали, что они воюют не с отдельными красноармейцами, не с красноармейской массой, а с той кучкой господ, которая направляет эту массу, распоряжа­ется ею, и которая жизнь красноармейца ценит постольку, по­скольку последний защищает ее власть. Поэтому махновцы, вступая иногда в жестокий бой с красными частями, после боя относились к красноармейской массе с тем же духом братства и товарищества, который существовал в их среде. Приходится по­ражаться тому такту, выдержке и революционной чести, с кото­рыми махновцы обращались с широкой красноармейской массой: ни один человек из этой массы, попадая к ним в плен, не страдал от них. И это происходило в то время, когда захваченных мах­новцев, кто бы они ни были, обязательно расстреливали тут же на виду у красноармейцев.

Иное отношение имели махновцы к верхушке красной армии и к партийной аристократии. Их они считали единственными и

настоящими виновниками всех ужасов, которые власть творила в районе. Эти верхи сознательно умертвили свободу народа и пре­вратили весь повстанческий район в кровоточащую рану. И с ними махновцы поступали соответствующим образом: при захвате обыч­но убивали.

Действия большевиков в отношении махновцев носили в себе все признаки террора, свойственного властвующим кастам. Захва­ченных махновцев, если не расстреливали сразу, заключали в тюрьмы, истязали и часто мучениями пытались добиться от них отречения от движения, выдачи товарищей и поступления на по­лицейские должности. Березовский, помощник командира 13-го повстанческого полка, попав в руки большевиков, стал агентом особого отдела (чека); но он пошел на это, по его словам, будучи подвергнут истязаниям и пыткам. Начальнику подрывной коман­ды армии махновцев, Чубенко, большевики неоднократно пред­лагали свободу, если он окажет необходимое содействие в убийстве Махно. Убить Махно с помощью какого-либо захвачен­ного махновца было неотступной мыслью большевиков в течение всего лета 1920 г. Приводим здесь документ, выпущенный мах­новцами по поводу одного неудачного покушения большевиков на жизнь Махно.

«ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ БОЛЬШЕВИКАМИ-КОММУНИСТАМИ УБИЙСТВА БАТЬКИ-МАХНО»

«Уже около двух месяцев, как из разных источников поступают сведения в штаб революционных повстанцев Украины о том, что правящая партия коммунистов-большевиков, бессильная в отрытой борьбе победить своими полками и дивизиями независимое и воль­ное повстанчество махновщины, замышляет, с помощью наемных убийц, убийство руководителя революционного повстанчества то­варища Нестора Махно.

Имелись точные сведения, что для этой цели организована особая группа при Всеукраинской Че-ка, во главе которой стоят старые большевистские охранники и заплечных дел мастера Манцев и Мартынов. Сотрудниками в эту группу вербуют ис­ключительно бывшие налетчики, присужденные к расстрелу, ко­торые за сохранение их жизни обязуются быть сотрудниками Че-ка.

Имеются среди провокаторов лица, которые так или иначе име­ли связь с анархическим движением, как например Сидоров Петр, Петраков (Тима-Иван), Женя Ермакова (Суханова Анна), Чалдон и Бурцев. Их связь с анархическим миром имела отношение боль­ше всего к боевым делам. Имеются также теперь сведения, что в числе провокаторов числится и «Николай высокий» — индивидуа­лист, выпускающий в прошлом году в Харькове журнал «К свету» и известный еще под именем Василия.

Эта группа провокаторов в своем предательстве не знала гра­ниц. Зная многие адреса и подпольные квартиры со времен дени­кинщины, они врывались в квартиры к товарищам и устраивали форменные погромы, не говоря уже, конечно, о том, что все из­вестные им анархисты, так или иначе враждебно настроенные по отношению к большевистской власти, арестовывались ими и рас­стреливались.

Погромив как следует в Харькове и Одессе, эта милая компания во главе со своим шефом Манцевым, перебралась в Екатеринослав, чтобы там наладить и оттуда выслать сотрудников для убийства батьки-Махно.

Но «революционеры»-болыпевики за трехлетнее свое царство­вание уже забыли, как искренно служили царскому правительству его провокаторы, как очень часто из них выходили Петровы пи­терские, которые достойно мстили за свой позор. Так и в данном случае. Среди прельщенных большевиками за деньги и спасение жизни провокаторов все же находятся лица, которые, видно по какому-то долгу своему, или возможно от сознания совершенного ими предательства, предупреждают все затеи господина Манцева и его компании.

Поимка манцевских агентов¹

Двадцатого сего июня, через час после прибытия особой группы революционных повстанцев (махновцев) в с. Туркеновку, в 15-ти верстах от Гуляй-Поля, к стоявшему вблизи штаба, на улице, то­варищу Махно быстро подбежал Федя Глущенко, работавший в прошлом году в контрразведке при революционной повстанческой армии и только что прибывший, как видно, в село, и нервным голосом сказал: «Батько, я имею вам очень важное сообщить!..» Тов. Махно велел ему передать это стоявшему вблизи товарищу Куриленко. Федя сообщил, что он еще с одним, который в это время стоял на улице вблизи товарища Махно, присланы сюда для убийства батьки-Махно. Товарищ Куриленко осторожно подскочил к другому субъекту и обезоружил его. При нем оказались револь­веры Маузер и Браунинг и две бомбы, а у Феди револьвер системы Кольта.

Другой задержанный назвался Яковом Костюхиным, налетчик, известный под кличкой «Яшка дурной», и сразу же чистосердеч­но, с озлоблением на господ Манцевых, рассказал подробно, а потом и сам написал свои показания. Им было выдано 13 тысяч рублей николаевскими деньгами и сумма советскими. Подробный план убийства был выработан в Екатеринославе Манцевым, Мар­тыновым и Федькой. Костюхин находился в распоряжении Феди, который для этого дела должен был склонить на свою сторону и Льва Задова, бывшего начальника контрразведки 1-го Донец­кого корпуса (махновцев). Костюхин, сознавая, что он заслуживает лишь только смерти, предложил воспользоваться им для чего угодно, но, конечно, это предложение было с негодованием от­вергнуто и на другой день он был убит. Пред смертью он площадно ругался, особенно ругал Федю, за то, что тот сам привел его сюда и выдал.

Федя же показал, что когда он был арестован Манцевым и когда ему предложили сделать выбор между расстрелом и работой в Че-ка и участвовать в убийстве тов. Махно, он согласился на последнее, мотивируя, будто, это желанием предупредить тов. Мах­но о затеваемом. Он держался очень стойко и заявил, что заслу­живает вполне смерть за участие в Че-ка, но это он сделал с целью предупреждения и чтобы умереть от руки своих товарищей. По­нятно, повстанцы не могли пропустить безнаказанно ему его работу в Че-ка, какими бы целями он не руководствовался, ибо револю­ционер не может по каким бы то ни было соображениям служить в охранке, и 21-го Федя Глущенко был убит совместно с Костюхиным. Перед смертью Федя держался очень хладнокровно, сказал, что вполне заслуживает смерть, но просит передать товарищам-махновцам, что он умирает не как подлец, а как верный друг повстанцев, поступивший в Че-ка для того лишь, чтобы своею смертью спасти жизнь батьки-Махно. «Боже вам помоги» — были его последние слова.

Так кончилась предательская попытка Всеукраинской Че-ка по­средством купленных людей убить руководителя революционного повстанчества товарища Махно.

Совет революционных повстанцев Украины (махновцев).

Июня, 21 дня 1920 г.»

1 - Из протокола заседания совета.

Весь 1920 год, а также и последующие советвласть воевала с махновщиной под знаком борьбы с бандитизмом. Она развила уси­ленную агитацию, поставив всю свою прессу и прочие органы про­паганды на служение этому своему измышлению. В то же время она обрушила на движение многочисленные стрелковые и кавале­рийские дивизии, прилагая все усилия к тому, чтобы разгромить движение и действительно спихнуть его в пропасть бандитизма. Пленных махновцев беспощадно расстреливали, их родственни­ков — отцов, матерей, жен — истязали и нередко казнили, иму­щество неизменно грабили, дома разрушали и т.д. Все это делалось в массовом размере. Нужна была сверхчеловеческая воля, герои­ческие усилия, чтобы, при наличии таких ужасов со стороны вла­сти, широкая повстанческая масса удержалась на строго революционных позициях и в ожесточении не спустилась в про­пасть действительного бандитизма. Однако эта масса ни на один день не потеряла мужества и ни на одну минуту не опустила революционного знамени. Для тех, кто наблюдал ее в этот тягчай­ший период, это было настоящим чудом и показателем того, как велика в трудовой массе вера в революцию, преданность ее вдох­новенной идее.

* * *

В течение весны и лета 1920 г. махновцам пришлось воевать не с отдельными красноармейскими частями, а в сущности со всем государственным аппаратом большевиков Украины и Великороссии. Армии поэтому не раз приходилось, уклоняясь от врага, отрываться от своего района и делать громадные тысячеверстные рейды. Она вынуждена была отступать то в Донскую область, то в Харьковскую и Полтавскую губернии. Рейды эти были ши­роко использованы ею в пропагандистских целях: каждое село, где махновцы останавливались на день-два, обращалось в широ­кую махновскую аудиторию.

Во время этих передвижений армии в июне-июле 1920 г. был сконструирован высший орган армии и всего движения — Совет ре­волюционных повстанцев Украины (махновцев), состоявший из семи избранных и утвержденных повстанческой массой членов. Совету бы­ли подчинены три основные отдела армии — военно-оперативный, контрольно-организационный и культурно-просветительный.

Глава девятая. СОГЛАШЕНИЕ МАХНОВЦЕВ С СОВЕТСКОЙ ВЛАСТЬЮ. — ТРЕТЬЕ НАПАДЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ

В течение лета 1920 г. махновцы несколько раз начинали поход на Врангеля. Дважды они вступали в бой с его частями, но оба раза им ударяли в тыл красные войска — они оказывались между двух огней и вынуждены были, прекратив наступление на Вран­геля, выводить свои части из боя. Советская власть не жалела слов и красок, чтобы очернить махновцев. По всей Украине советские газеты трубили о союзе Махно с Врангелем. Летом 1920 г. упол­номоченный харьковского правительства Яковлев на пленуме ека-теринославского совета сделал заявление о том, что у советской власти имеются документальные данные о союзе Махно с Вранге­лем. Конечно, это заявление было заведомой ложью. К ней совет­ская власть прибегала для того, чтобы охладить массы рабочих, которые, по мере продвижения Врангеля и отступления красных войск перед ним, все чаще начали обращать свои революционные взоры в сторону Махно.

Ложным сообщениям большевиков о союзе Махно с Врангелем никто среди рабочих и крестьян не верил. Махно был слишком хорошо известен народу, а народ в то же время хорошо знал при­емы большевиков. Но, должно быть, большевистской выдумке по­верил Врангель, потому что ничем иным, как влиянием советской прессы, изо дня в день долбившей о союзе Махно с Врангелем, или безнадежным генеральским невежеством нельзя объяснить тот факт, что генерал Врангель прислал к Махно посланца. Вероятно, генерал решил на всякий случай прощупать почву.

Приводим следующий документ.

Протокол заседания командного состава рев.-повет, армии Ук­раины (махновцев) 9-го июля 1920 г. с. Времьевка, мариупольского уезда.

§ 4. Послание от генерала Врангеля.

К концу заседания доставили из штаба посланца от генерала Врангеля, который предъявил письмо следующего содержания:

«Атаману повстанческих войск Махно.

Русская армия идет исключительно против коммуны и комис­саров и закрепить за трудовым крестьянством земли государствен­ные, помещичьи и другие частновладельческие. Последнее уже проводится в жизнь.

Русские солдаты и офицеры борются за народ и его благопо­лучие. Каждый, кто идет за народ, должен идти рука об руку с нами. Поэтому теперь усильте работу по борьбе с коммуни­стами, нападая на их тыл, разрушая транспорт и всемерно со­действуя нам в окончательном разгроме войск Троцкого. Главное командование будет посильно помогать Вам вооружением, снаря­жением, а также специалистами. Пришлите своего доверенного в штаб со сведениями, что Вам особенно необходимо и для согла­сования боевых действий.

Нач. штаба главнокомандующего вооруженными силами юга России генерального штаба генерал-лейтенант Шатилов.

Генерал-квартирмейстер генерального штаба генерал-майор Коновалец.

18-го июня 1920 г. г. Мелитополь.»

Посланец, назвавшийся Иваном Михайловым, 28 лет, заявил, что адъютант Слащева вручил ему письмо для передачи батько-Махно, и что будто бы там все уверены, что батько-Махно работает совместно с Врангелем.

Попов1: «Мы сегодня обсуждали ответ красным и нашли его правильным. Мы дадим теперь должный ответ белым насильникам».

Махно: «Единственный ответ, который мы можем дать на по­добные гнусные письма, это постановить одно: какой бы делегат ни был прислан от Врангеля и вообще справа, должен быть казнен нами и никаких ответов не может быть дано».

Единогласно решается присланного делегата казнить и предло­жить Совету опубликовать присланное письмо и дать в печати достойный ответ».

Посланец Врангеля был тут же публично казнен, самый же случай освещен махновцами в их печати. Большевикам все это было доподлинно известно; тем не менее они с бесстыдством про­должали всюду трубить о союзе Махно с Врангелем. Лишь после военно-политического соглашения махновцев с советской властью последняя, в лице главного военного комиссариата, заявила, что

Махно никогда не находился в союзе с Врангелем, что советская власть, утверждая это раньше, была введена в заблуждение непра­вильной информацией, что, наоборот — махновцы казнили деле­гатов Врангеля, не вступив с ними ни в какие переговоры. (См. заявление главного комиссариата по военным делам под заголовком «Махно и Врангель» в харьковской газете «Пролетарий» и других газетах Харькова около 20 окт. 1920 г.). Это заявление, в котором советская власть разоблачала сама себя, было сделано ею, конечно, не в силу потребности открыть истину, а только лишь потому, что она, вступив в военно-политическое соглашение с махновцами, бы­ла вынуждена сказать правду.

1-  Секретарь Совета революционных повстанцев.

* * *

С середины лета 1920 г. Врангель начал брать инициативу борь­бы в свои руки. Он медленно, но систематически продвигался, на­чиная угрожать всему донецкому бассейну. В связи с польским фронтом он представлял серьезную угрозу для революции, и одно время эта угроза разрослась до зловещих размеров.

Махновцы не могли оставаться равнодушными к движению Врангеля. Им было ясно, что с Врангелем надо бороться сейчас, пока он лишь начал идти на революцию и не закрепился. Все, что будет сделано для разгрома его, пойдет в конечном счете на пользу революции. Но как быть с коммунистами? Их диктатура так же враждебна свободе труда, как и Врангель. Однако разница между коммунистами и Врангелем была та, что на стороне пер­вых были массы, верящие в революцию. Правда, эти массы ци­нично обманывались коммунистами, эксплуатировавшими революционный порыв трудящихся в интересах своей власти. Но массы-то, которые противопоставлялись Врангелю, верили в ре­волюцию, и этот факт значил много. На совещании Совета ре­волюционных повстанцев и штаба армии решено было повести главную борьбу с Врангелем. Широкая повстанческая масса дол­жна была вслед за этим сказать свое решающее слово по этому поводу.

Уничтожением Врангеля, по мнению совещания, достигалось многое. Во-первых, устранялась одна лишняя опасность для рево­люции. Во-вторых, общероссийская действительность освобождалась от той контрреволюционной пестроты, от которой страдала в те­чение всех революционных лет. Рабочая и крестьянская масса очень нуждалась в таком очищении действительности. Она, благо­даря ему, легче смогла бы осмотреться, подвести итоги прошлого, сделать выводы и заключения и дать революции новые силы. Совещание решило предложить коммунистам, в целях совместного Разгрома Врангеля, прекратить взаимную борьбу. От имени совета и командующего повстанческой армией еще в июле и августе 1920 г. были посланы телеграммы соответствующего содержания в •Карьков и Москву. Ответа не было. Коммунисты вели прежнюю воину с махновцами, продолжали прежнюю заведомо клеветническую кампанию против них. Но в сентябре, когда эвакуировался Екатеринослав и когда Врангель занял Бердянск, Александровск, Гуляй-Поле, Синельникове, в г. Старобельск, где стояли махновцы, приехала полномочная делегация от ЦК партии коммунистов-боль­шевиков, во главе с коммунистом Ивановым, для переговоров о совместных действиях против Врангеля. Переговоры состоялись здесь же, в Старобельске, и здесь же были выработаны предвари­тельные условия военно-политического соглашения махновцев с со­ветской властью. Для окончательной редакции и утверждения они были посланы в Харьков. Для этого же, а также для постоянных сношений со штабом южного фронта в Харьков было послано во­енное и политическое представительство махновцев во главе с Куриленко, Будановым и Поповым.

Между 10 и 15 окт. 1920 г. условия соглашения были оконча­тельно выработаны и приняты договаривающимися сторонами в следующем виде:

«УСЛОВИЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКО­ГО СОГЛАШЕНИЯ МЕЖДУ СОВЕТСКИМ ПРАВИТЕЛЬСТ­ВОМ УКРАИНЫ И РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АРМИЕЙ УКРАИНЫ (МАХНОВЦЕВ)»

РАЗДЕЛ 1 — ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ

Немедленное освобождение и прекращение преследований в дальнейшем на территориях советских республик всех махновцев и анархистов, за исключением вооруженно выступающих против советского правительства.

Полнейшая свобода агитации и пропаганды, как устно, так и печатно, махновцами и анархистами своих идей и пониманий без призыва к насильственному ниспровержению советского пра­вительства и с соблюдением военной цензуры. В деле издания мах­новцы и анархисты, как революционные организации, призванные советской властью, пользуются техническим аппаратом советского государства, подчиняясь правилам техники издания.

Свободное участие в выборах советов, право махновцев и анархистов вхождения в таковые и свободное участие в подготовке созыва очередного 5-го всеукраинского съезда советов, имеющего быть в декабре с.г.

По поручению совет, правительства У.С.С.Р. Я. Яковлев. Уполномоченные Совета и командования рев. повет, армии Ук­раины (махновцев): Куриленко, Попов.

РАЗДЕЛ 2 — ВОЕННОЕ СОГЛАШЕНИЕ

1. Революционная повстанческая армия Украины (махновцев) входит в состав вооруженных сил республики, как партизанская, в оперативном отношении подчиняясь высшему командованию красной армии; сохраняет внутри себя установленный ранее рас­порядок, не проводя основ и начал регулярных частей красной армии.

2. Революционная повстанческая армия Украины (махновцев), продвигаясь по советской территории, фронту и через фронты, не принимает в свои ряды частей красной армии и дезертировавших из таковых¹.

Примечание:

а) Встретившиеся и примкнувшие к революционной повстанческой армии в тылу Врангеля красные части и отдельные красноармейцы из таковых, по встрече с частями красной армии, подлежат возвращению в последнюю.

б) Оставшиеся в тылу Врангеля повстанцы-махновцы и местное население, вновь вступающее в ряды повстанческой армии, остаются в последней, хотя бы прежде и были мобилизованы в красную армию.

3. О состоявшемся соглашении революционная повстанческая армия Украины (махновцев), в целях уничтожения общего врага белогвардейщины, доводит до сведения идущей за ней трудовой массы путем соответствующих воззваний с призывом о прекращении военных действий против советской власти, причем в целях достижения большего результата сов. правительство должно также немедленно опубликовать о состоявшемся соглашении.

4. Семьи революционной повстанческой армии махновцев, проживающие на территории советской республики, в льготах приравниваются к семействам красноармейцев и получают от совет, правительства Украины соответствующие документы.

Подписали: Командующий южфронтом Фрунзе.

Члены реввоенсовета южфронта: Бела Кун, Гусев. Уполномо­ченные совета и командования повстанческой армии махновцев — Куриленко, Попов.

1 - Пункт этот был выдвинут советским правительством, главным образом, ввиду частого перехода красных частей в армию махновцев. — П.А.

ЧЕТВЕРТЫЙ ПУНКТ ПОЛИТИЧЕСКОГО СОГЛАШЕНИЯ

Представительство совета и командования армии махновцев, в дополнение к трем первым пунктам, представило советской власти следующий четвертый пункт политического соглашения:

Ввиду того, что одной из главных сторон махновского движения является борьба за самоуправление трудящихся у себя на местах, повстанческая армия махновцев выдвигает четвертый пункт поли­тического соглашения, а именно: организация в районе действий махновской армии местным рабоче-крестьянским населением воль­ных органов экономического и политического самоуправления, их автономия и федеративная (договорная) связь с государственными органами советских республик.»

* * *

Долгое время советская власть под разными предлогами оття­гивала публикацию этого соглашения. Представительство махнов­цев уже тогда увидело в этом что-то недоброе; полный же смысл этой оттяжки стал ясен тогда, когда соввласть совершила новое неожиданное предательское нападение на махновцев. Об этом, од­нако, ниже.

Видя, что соввласть хитрит, затягивая публикацию достигнутого соглашения, махновцы поставили вопрос остро: пока соглашение не будет опубликовано, армия махновцев не может действовать на основании этого соглашения. И лишь после такого напора со сто­роны махновцев советская власть опубликовала текст соглашения, но не сразу весь, а по частям: сначала часть вторую, по военному вопросу, а через неделю — часть первую, по политическому воп­росу. В связи с этим смысл соглашения был затемнен и верно понят очень немногими читателями. Что же касается четвертого пункта политического соглашения, то большевики отделили его, заявив, что он требует особого обсуждения и совещания с Москвой. Представительство махновцев согласилось обсуждать его самостоя­тельно.

После этого, с 15-20 октября, махновская армия пошла на Врангеля. Боевым участком ее был район — Синельникове, Алек-сандровск, Пологи, Бердянск, и направление — Перекоп. При первых же боях, в районе Пологи — Орехов, была разбита боль­шая группа врангелевцев, во главе с генералом Дроздовым, при­чем взято в плен около 4000 врангелевских солдат. Через три недели означенный район был освобожден от войск Врангеля. В начале ноября махновцы совместно с красными войсками были уже под Перекопом.

Здесь необходимо отметить следующую важную черту: как только стало известно, что махновцы совместно с красными идут на Врангеля, настроение среди местного населения быстро подня­лось. Врангель был бесповоротно осужден, и его конца всюду ждали со дня на день.

Роль махновцев в очищении Крыма от врангелевцев была сле­дующая. В то время, когда под самым Перекопом стояли красные части, махновцы, согласно оперативному приказу, взяли левее Пе­рекопа на 25-30 верст и стали переправляться через Сиваш. Первой пошла конница под руководством Марченко — гуляй-польского крестьянина-анархиста, затем — пулеметный полк под руководст­вом Кожина. Переправа шла под ураганным обстрелом со стороны противника и стоила больших жертв. В числе многих других ко­мандир Фома Кожин был в первом же бою выведен из строя тя­желыми ранениями. Однако упорство и смелость наступавших обратили врангелевцев в бегство. Тогда Семен Каретник, коман­дующий крымской армией махновцев, направил все части прямо на Симферополь, который и был взят ими 13 или 14 ноября. Од­новременно с этим красными частями был занят Перекоп. Несомненно, зашедшие через Сиваш в глубь Крыма махновцы способст­вовали его падению, заставив врангелевцев броситься в глубокий тыл полуострова, чтобы не оказаться зажатыми со всех сторон в перекопских ущельях.

* * *

Факт соглашения махновцев с советской властью впервые после долгого периода беспрерывной войны открывал району некоторую возможность спокойного общественного строительства. Мы говорим: некоторую возможность, ибо, помимо того, что во многих местах района происходила ожесточенная война с войсками Врангеля (Гуляй-Поле, например, в это время несколько раз переходило из рук махновцев в руки врангелевцев и обратно), сама советская власть, несмотря на соглашение, держала район в полублокаде, всячески парализуя революционные мероприятия трудящихся на местах. Од­нако наиболее активное ядро махновцев, находившееся в Гуляй-Поле, старалось развить максимум энергии в области общественного строительства. Центральное внимание было направ­лено на организацию вольных трудовых советов, которые представ­ляли бы органы местного рабоче-крестьянского самоуправления. В основу таких советов была положена идея полной независимости их от какой-либо сторонней власти и подотчетность местным тру­женикам.

Первый практический шаг в этом деле предприняли именно гуляй-польцы. За время с 1 по 25 ноября 1920 г. они не меньше 5-7 раз собирались всем селом на сход, постепенно, тщательно и осторожно подвигаясь к решению вопросов самоуправления. Осно­вание вольному совету в Гуляй-Поле было положено в средних числах ноября 1920 г., но окончательно он не был сконструирован; этот совершенно новый практический шаг самоорганизации трудя­щихся требовал времени и опыта. В это же время Советом рево­люционных повстанцев были разработаны и отпечатаны «Основные положения о вольном трудовом Совете» (проект).

Не меньшее внимание трудящиеся Гуляй-Поля уделили вопросу о школе. Многочисленные нашествия различных армий отозвались крайне губительно на школьном деле в районе. Учительский пер­сонал, давно не получая никакого содержания, разбрелся, устраи­ваясь ради пропитания как попало. Школьные здания опустели и замерли. В период соглашения махновцев с советской властью школьный вопрос живо и непосредственно заинтересовал массы. Решение его махновцы поставили в плоскость самоуправления тру­дящихся. И школьное дело, говорили они, как и все прочее, вы­текающее из основных потребностей трудящихся, есть дело местного трудового населения. Об обучении своих детей грамоте и наукам оно непосредственно само должно заботиться. Но это еще - все. Беря в свои руки дело обучения и воспитания молодого поколения, трудящиеся очищают и возвышают саму идею школы. * Руках народа школа становится не только источником знания, но и средством воспитания и развития свободного человека, како­вым должен быть каждый труженик в свободном трудовом обще­стве. Следовательно, с первого момента самоуправления трудящихся школа должна быть независима не только от церкви, но в такой же мере и от государства.

Руководимые этой мыслью гуляй-польские крестьяне и рабочие воодушевленно приветствовали мысль об отделении школы от го­сударства, о полной независимости ее от последнего — так же, как и от церкви. В том же Гуляй-Поле оказались последователи и проповедники идей свободной школы Франциско Феррера, а так­же теоретики и практики идеи единой трудовой школы.

Новая постановка вопроса школьного дела вызвала сильное дви­жение и подъем среди гуляй-польцев. Большинство культурных ра­ботников из крестьян потянулись к этому делу. Нестор Махно, хотя и имел в это время тяжелую рану в ноге, живо интересовался ходом его, аккуратно посещая все собрания гуляй-польцев по школьному вопросу и даже попросив знающих лиц сделать ему несколько докла­дов — лекции по теории и практике единой трудовой школы.

Конкретные начинания гуляй-польцев в области школьного де­ла выразились в следующем. Крестьяне и рабочие всем селом обя­зались взять на содержание учительский персонал, необходимый для обслуживания всех школ села (в Гуляй-Поле имелось не­сколько начальных школ и две гимназии). Была создана школь­ная комиссия из представителей крестьян, рабочих и учащих, которой были поручены учебно-организационная, а также хозяй­ственная сторона школьного дела. Приняв принцип отделения школы от государства, гуляй-польцы приняли также схему сво­бодного обучения в школах, сходную со схемой свободной школы Франциско Феррера. В этом отношении школьной комиссией был разработан определенный план и подготовлена большая теорети­ко-организационная предварительная работа, к сожалению, не имеющаяся у нас под руками.

Одновременно с этим в Гуляй-Поле были предприняты занятия с неграмотными и малограмотными повстанцами. Нашлись люди с серьезной подготовкой и многолетним стажем, специалисты по обу­чению грамоте взрослых.

Наконец, в это же время в Гуляй-Поле были организованы курсы политической грамоты для повстанцев. Их целью было дать минимальные знания повстанцам по истории, социологии и род­ственным предметам, чтобы, таким образом, их боевое оружие пополнить оружием знания и подготовить их к более широкому пониманию революционных задач и революционной стратегии. За­нятия на курсах велись самими же повстанцами из крестьян и рабочих, наиболее начитанных. В их программу входили: а) по­литическая экономия; б) история; в) теория и практика анар­хизма и социализма; г) история великой французской революция (по Кропоткину); д) история революционного повстанчества в русской революции и другое. Лекторские силы у махновцев были крайне слабы; однако благодаря серьезному отношению к делу и со стороны лекторов, и со стороны повстанческой аудитории курсы с первого же дня приняли живой, крайне деловой характер, обещая сыграть значительную роль в дальнейшем развитии дви­жения.

И театру повстанцы уделили большое внимание. Еще до согла­шения с большевиками, когда повстанческой армии приходилось изо дня в день принимать бои с многочисленными противниками, при ней постоянно сохранялась театральная секция из самих по­встанцев, которая, насколько позволяла боевая обстановка, ставила пьесы частью для повстанческой массы, частью для крестьян.

В Гуляй-Поле имеется довольно большое театральное здание. Но профессиональные артисты в селе всегда были редкостью. Гу­ляй-Поле обходилось обыкновенно местными любительскими сила­ми крестьян, рабочих и сельской интеллигенции, т.е., главным образом, учащих и учащихся. За время гражданской войны, жес­токо разорившей Гуляй-Поле, интерес у гуляй-польцев к театру нисколько не ослабел, а даже возрос. В дни соглашения махновцев с большевиками, когда в связи с договором была снята блокада, театр в Гуляй-Поле ежедневно переполнялся тружениками; при этом крестьяне, повстанцы и их жены были не только артистами: на сцене шли пьесы, написанные ими же самими¹. Культурно-про­светительный отдел армии махновцев принимал непосредственное и активное участие в организации театрального дела в Гуляй-Поле и по всему району.

1 - Отметим одну пьесу, написанную молодым гуляй-польским крестьянином, принимавшим участие в разных фазах повстанческого движения. Она называется «Жизнь махновцев» и состоит из нескольких актов. Пьеса знакомит нас с летом 1919 г., когда деникинская армия заняла всю Украину. В свободных дотоле селах вновь появились пристава, офицеры. С первых же дней их прихода возродилось старое притеснение и угнетение трудящихся. Крестьян жмут на каждом шагу, ре­квизируют их имущество, производят беспрестанно обыски, ища махновцев. Про­исходят избиения и расстрелы старых и малых. Дух возмущения загорается в крестьянах. В разных местах они собираются в группы, обсуждают тяжелое поло­жение, готовятся к восстанию и невольно обращают свои взоры и свое сердце к Махно, три месяца назад отступившему под напором армий Деникина и Троцкого.

Однако слухи несутся, что Махно, разбив деникинцев, вновь идет по Украине и приближается к Гуляй-Полю. Это придает смелость и вливает энергию в гуляйцев. Они, слыша, как в отдалении грохочут орудия махновцев, восстают, вступают в жестокую борьбу с деникинцами и изгоняют их при поддержке махновской кавалерии.

Пьеса ярко отображает жизнь украинского села лета 1919 г. В ней представ­лено много народного горя, искреннего, душу захватывающего волнения, революционного подъема и героизма, и она все время держит зрителей в напряженном состоянии.

* * *

Никто среди махновцев не верил в продолжительность и проч­ность соглашения с большевиками. На основании прошлого каждый ожидал, что они непременно придумают повод для нового похода на махновщину. Но ввиду политической обстановки полагали, что соглашение это продлится три-четыре месяца. А это имело бы боль­шое значение для широкой пропагандистской работы в районе, нужда в которой была огромная и на которую у махновцев нако­пилось много энергии. Последнее время, в силу своего положения, махновцы были почти совсем оторваны от этой работы. Главным же образом имелось в виду, что на почве этого соглашения удастся резко оттенить перед трудовыми массами сущность того, в чем большевики не сходятся с махновцами и из-за чего между ними идет борьба. Это и было блестяще достигнуто. Четвертый пункт политического соглашения, в котором махновцы требовали от боль­шевиков признать за рабочими и крестьянами право на их эконо­мическое и общественное самоуправление, оказался абсолютно неприемлемым для советвласти. Однако представители махновщи­ны настойчиво требовали от последней подписать этот пункт или дать объяснение, почему он ею отвергается. В то же время пункт этот стал выноситься махновцами на открытое обсуждение масс. В Харькове анархисты и махновцы в своих докладах перед рабочими касались этой темы. В Гуляй-Поле и окрестностях были выпущены листовки, освещавшие этот вопрос. К середине ноября этот неболь­шой пункт, укладывающийся в три-четыре строчки, стал всюду привлекать к себе массы и в недалеком будущем обещал быть центром их внимания.

Но к этому времени был ликвидирован Врангель. Для непос­вященных это обстоятельство не могло повлиять на соглашение махновцев с советвластью. Махновцы же в этом событии увидели начало конца соглашения. Как только в Гуляй-Поле прибыла из их полевого штаба телеграмма о том, что Каретник с повстанческой армией уже в Крыму и пошел на занятие Симферополя, помощник Махно, Григорий Василевский, воскликнул: «Конец соглашению! Ручаюсь чем угодно, что через неделю большевики будут громить нас». Это было сказано 15 или 16 ноября, а 26 ноября большевики предательски напали на махновское командование и махновские войска в Крыму, на Гуляй-Поле, захватили махновское предста­вительство в Харькове, разгромили и арестовали там же всех анар­хистов, а также анархистов и анархические организации по всей Украине.

Советская власть не замедлила объяснить все эти позорные пре­дательские нападения своим обычным способом: махновцы и анар­хисты якобы подготовляли восстание против советской власти. Лозунгом этого восстания должен был будто бы служить 4-й пункт политического соглашения. Были якобы назначены даже время и место восстания. Махно, кроме того, обвинялся в том, что отка­зался идти на кавказский фронт; что производил мобилизацию кре­стьян, подготовляя армию против советского правительства; что вместо того, чтобы воевать в Крыму с Врангелем, он воевал в тылу с красной армией, и т.д.

Нечего говорить, что объяснения эти — сплошная и чудовищ­ная ложь. У нас имеются все данные для изобличения этой лжи и установления истины.

Во-первых. 23 ноября 1920 г. в Пологах и Гуляй-Поле махнов­цами были схвачены 9 агентов контрразведки 42-й красноармей­ской стрелковой дивизии, которые, будучи изобличены в шпионаже, показали следующее: по приказу начальника контрраз­ведки они должны были быть в Гуляй-Поле и установить место­обитание Махно, членов штаба, командиров и членов Совета; ждать, когда в Гуляй-Поле войдут красные войска, и сразу же указать квартиры намеченных лиц; если же во время внезапного прихода красных войск эти лица будут перебегать из одного места в другое — не упускать из вида, все время следовать за ними по пятам. Нападения на Гуляй-Поле, по словам задержанных, можно было ждать 24 или 25 ноября.

На основании результатов дознания, от имени Совета револю­ционных повстанцев и командующего армией Раковскому и Ревво­енсовету южного фронта было послано сообщение о раскрытом заговоре с требованием: 1) немедленно арестовать и предать воен­ному суду начальника 42-й дивизии, начальника штаба дивизии и прочих участников заговора и 2) во избежание недоразумений за­крыть проход красным частям через пункты: Гуляй-Поле, Пологи, М. Токмачка и Туркеновка.

Ответ харьковского советского правительства был следующий: заговор, должно быть, является простым недоразумением; тем не менее, советская власть для выяснения дела создает комиссию и предлагает штабу армии махновцев послать от себя в эту комиссию двух человек. Этот ответ был передан из Харькова по прямому проводу 25 ноября. Утром следующего дня секретарь Совета рево­люционных повстанцев П. Рыбин вновь говорил по этому поводу с Харьковом, откуда большевики успокаивающе отвечали, что дело 42-й дивизии будет улажено к полному удовлетворению махновцев; при этом тут же сообщали, что вопрос с 4-м пунктом политического соглашения также подходит к благополучному разрешению. Разго­вор этот шел 26 ноября в 9 час. утра по прямому проводу. А между тем, еще до этого разговора, — именно в 3 часа утра этого дня — в Харькове уже было захвачено представительство махнов­цев, арестованы все анархисты г. Харькова и остальных мест Ук­раины. Ровно через два часа после разговора Рыбина по прямому проводу Гуляй-Поле было обложено со всех сторон советскими вой­сками и обстреливалось ураганным артиллерийским и пулеметным огнем. В этот же самый день и час было произведено нападение на махновскую армию в Крыму, изменнически захвачены и убиты все члены полевого штаба махновцев и командующий крымской махновской армией Семен Каретник.

Несомненно, такая обширная операция нападений и арестов тщательно подготовлялась, и подготовлялась не менее полутора-Двух недель.

Мы, таким образом, видим не только предательское нападение советской власти на махновцев, но и ее тонкий организованный подход к этому делу, ее усилия усыпить бдительность махновцев, обмануть их, чтобы прочнее схватить и задушить их.

Во-вторых. На другой день после упомянутого нападения на Гуляй-Поле — 27 ноября, махновцы захватили у пленных крас­ноармейцев листовки: «Вперед на Махно» и «Смерть махновщи­не» — издание политотдела 4-й армии, без даты. Листовки эти, по свидетельству красноармейцев, были розданы последним 15-16 ноября и звали на борьбу с Махно за нарушение им военно-поли­тического соглашения, за отказ идти на кавказский фронт, за вос­стание против советской власти и т.д. Это показывает, что все перечисленные в листовках обвинения против Махно были сфаб­рикованы и отпечатаны еще в то время, когда махновская армия только что прорвалась в Крым и заняла Симферополь, а предста­вительство махновцев спокойно работало с советской властью в Харькове.

В-третьих. В течение октября-ноября 1920 г., т.е. в дни, ког­да военно-политическое соглашение махновцев с советвластью только утверждалось, в Гуляй-Поле дважды были обнаружены попытки советской власти убить Махно при помощи подкуплен­ных лиц.

Добавим к этому, что никакого приказа, предписывающего по­встанческой армии перейти на кавказский фронт, в Гуляй-Поле — в основной штаб армии — не поступало. Махно в это время, имея тяжелое ранение — раздробленную ногу, — совсем не занимался бумагами; последние поступали на руки начальнику штаба армии Белашу и П. Рыбину, секретарю Совета, которые о всяком посту­пающем в штаб документе сообщали на ежедневных заседаниях Совета.

Здесь следует припомнить отмеченный нами выше факт за­тягивания советской властью публикации текста военно-поли­тического соглашения. Теперь становится вполне понятным, почему она упорно задерживала публикацию. Для нее это со­глашение было чисто военным шагом, рассчитанным, самое боль­шое, на месяц-два, пока не будет ликвидирован Врангель. Вслед за его уничтожением она собиралась немедленно вновь объявить махновцев бандитами и контрреволюционерами и под этим ло­зунгом воевать с ними. Следовательно, не в ее интересах было публиковать и выносить на обсуждение масс политический союз с махновцами. В сущности, она хотела бы совсем скрыть его от широких масс, чтобы назавтра, словно ничего и не было, про­должать борьбу с махновцами под прежним лозунгом борьбы с бандитизмом и контрреволюцией.

Такова правда о разрыве военно-политического соглашения со­ветской власти с махновцами.

Необходимо обратить сугубое внимание на самый текст согла­шения. В нем отчетливо сказались две тенденции — государст­венная, отстаивающая обычные привилегии и прерогативы власти, и народно-революционная, отстаивающая требования, которые ис­покон веков выдвигаются подневольной массой к власть имущим. Характерно, что вся первая часть соглашения, относящаяся к об­ласти политических прав трудящихся, состоит из требований,

предъявленных лишь махновцами. Советская власть в этой обла­сти классически выдержала позицию тиранической стороны, т.е. она урезывала требования махновцев, торговалась из-за каждого пункта, стараясь дать как можно меньше из того, что составляет необходимое и неотъемлемое в жизни народа — политические права.

Отметим также, что махновцы, исходившие из анархического понимания борьбы, всегда были противниками политических заго­воров. В революционную борьбу они вступали открыто, перенося ее в среду широких трудовых масс, ибо верили, что только такая массовая революционная борьба может привести трудящихся к их победе; заговоры же — к смене властей, что было противно самой природе махновщины.

Таким образом, соглашение советской власти с махновцами в самом зародыше было обречено большевиками на смерть и соблю­далось лишь до разгрома Врангеля.

Это ясно также из некоторых документов самой советской вла­сти. Приводим приказ командующего южфронта Фрунзе — при­каз, который с головой выдает большевиков в их предательском нападении на махновцев, опровергая одновременно всю ложь, воз­водимую в этом деле советской властью на анархистов и мах­новцев.

ПРИКАЗ КОМАНДАРМУ ПОВСТАНЧЕСКОЙ Т. МАХНО.

КОПИЯ КОМАНДАРМАМ ЮЖНОГО ФРОНТА. № 00149

ПОЛЕВОЙ ШТАБ, Г. МЕЛИТОПОЛЬ. 23 НОЯБРЯ 1920 г.

В связи с окончанием боевых действий против Врангеля, в виду его уничтожения, революционный военный совет южфронта счи­тает задачу партизанской армии законченной и предлагает ревво­енсовету повстанческой армии немедленно приступить к работе по превращению партизанских повстанческих частей в нормальные во­инские соединения красной армии.

Существование повстанческой армии с особой организацией бо­лее не вызывается боевой обстановкой. Наоборот, существование наряду с частями красной армии отрядов с особой организацией и задачами приводит к совершенно недопустимым явлениям...¹, и по­этому реввоенсовет южного фронта предлагает реввоенсовету по­встанческой армии:

1) Все части бывшей повстанческой армии, находящейся в Крыму, немедленно ввести в состав четвертой армии, реввоенсовету которой поручается их переформирование.

2) Упроформ в Гуляй-Поле расформировать и бойцов влить в запасные части по указанию командарма запасной.

3) Реввоенсовету повстанческой армии принять все меры к разъяснению бойцам необходимости проводимой меры.

Подписали: Командующий южфронтом М. Фрунзе, член ревво­енсовета Смита, нач. полев. штаба армии Каратыгин.

1 - Здесь Фрунзе приводит случаи убийств и разоружения красноармейцев, со­вершенные якобы махновцами. Но все приводимые им факты в свое время разби­рались им же, Раковским и представительством махновцев в Харькове, причем было установлено, что ко всем этим случаям махновская армия не имеет никакого касательства, поскольку эти деяния, враждебные красной армии, совершались другими' не махновскими отрядами. Причем совершались они только потому, что советская власть несвоевременно и неполно публиковала сообщения о своем согла­шении с махновцами. Ибо множество отрядов, разбросанных по Украине и не вхо­дящих в армию махновцев, очень считались с авторитетом последней и, несомненно, немедленно прекратили бы войну с советской властью, как только узнали бы о союзе ее с махновцами.

Следует припомнить историю соглашения советской власти с махновцами.

Как отмечено выше, этому соглашению предшествовали предва­рительные переговоры махновцев с советской делегацией, специально приезжавшей в лагерь махновцев в г. Старобельск во главе с комму­нистом Ивановым. Переговоры эти из Старобельска были перенесены в г. Харьков, где махновская делегация совместно с уполномоченны­ми советской власти в течение трех недель вела работу по заключе­нию соглашения. Каждый пункт этого соглашения тщательнейшим образом взвешивался и обсуждался обеими сторонами.

В своей окончательной форме соглашение было принято договаривающимися сторонами, т.е. советской властью и револю­ционным повстанческим районом в лице Совета революционных повстанцев Украины, и подписано уполномоченными этих сторон.

По смыслу этого соглашения следовало, что ни один пункт его не мог быть отвергнут или изменен иначе, как по взаимному со­глашению советской власти и Совета революционных повстанцев Украины, раз соглашение это не было нарушено ни одной, ни другой стороной.

Пункт 1-й II раздела соглашения говорит, что (дословно): «Ре­волюционная повстанческая армия Украины (махновцев) входит в состав вооруженных сил республики как партизанская, в оператив­ном отношении подчиняясь высшему командованию красной армии; сохраняет внутри себя установленный ранее распорядок, не проводя основ и начал регулярных частей красной армии».

Фрунзе приказом № 00149 от 23 ноября 1920 г. требует рас­формировать армию повстанцев-махновцев и влить ее в части крас­ной армии. Делается это, как сказано в приказе, потому, что советская власть «ввиду уничтожения Врангеля считает задачу партизанской армии законченной».

Этим приказом уничтожается не только приведенный выше 1-й пункт соглашения по военному вопросу, но вообще все военно-по­литическое соглашение.

То обстоятельство, что советская власть делает это не в форме пересмотра и изменения уже существующего текста соглашения, а в форме спешного военного приказа, подкрепляя последний немед­ленным огнем, показывает, что для большевиков все соглашение имело значение лишь военной ловушки в отношении махновцев.

В добавление к приведенному приказу четвертая красная армия, находившаяся в Крыму, получила инструкцию — действовать в отношении махновцев всеми имеющимися в ее распоряжении си­лами, если последние не подчинятся приказу.

Приказ Фрунзе без всяких комментариев рисует настоящее по­ложение дел. Он предписывает махновцам упразднить их армию, превратив ее в обычную красноармейскую часть, — иными слова­ми, махновщина должна сама покончить с собой. Можно бы удив­ляться такой наивности, если бы это была только наивность.

Однако за ней скрывался вполне обдуманный, тщательно рас­считанный шаг к решительному разгрому махновщины. Врангель разбит. Махновцы использованы. Момент — наиболее подходящий для их уничтожения. Следовательно, они теперь же должны пре­кратить свое существование. В этом смысл приказа.

Но, несмотря на некоторую свою прямоту, и приказ Фрунзе является ложью. Дело в том, что ни штаб армии в Гуляй-Поле, ни представительство махновцев в Харькове не получали его. Мах­новцам он стал известен 3-4 недели спустя после нападения, из газет, случайно попавших им в руки. И это вполне понятно. Боль­шевики, подготовлявшие неожиданное нападение на махновцев, не могли послать им вперед такой приказ. Этим был бы сорван весь их план. Приказ сразу, во всех местах поставил бы махновцев на ноги, и ни одно подготовлявшееся большевиками нападение не име­ло бы успеха. Это прекрасно знала советская власть. Поэтому до последней минуты она держала в строгой тайне свои намерения. После, когда нападения были произведены и разрыв стал свершив­шимся фактом, появился в печати приказ Фрунзе. Он был напе­чатан впервые 15 декабря в харьковской газете «Коммунист», а дата на нем была 23 ноября. Все эти хитрости делались с той целью, чтобы захватить махновцев врасплох, разгромить их, а по­сле объяснять этот акт с «законом в руках».

Нападение на махновцев сопровождалось повсеместными аре­стами анархистов. Этим актом, помимо прямой борьбы с анархи­ческой идеей, большевики стремились задушить голос протеста, убить всякую возможность осветить перед массами событие. Аре­стовывались не только анархисты, но также находившиеся с ними в простом знакомстве или интересовавшиеся анархической литера­турой. В Елисаветграде арестовали около 15 мальчиков от 15 до 18 лет. Хотя губернские власти в Николаеве были не удовлетво­рены арестом этих детей, говоря, что следовало бы достать «на­стоящих» анархистов, а не таких юнцов, — тем не менее, дети эти остались в заключении.

В Харькове ловля анархистов приняла такой характер, какой вряд ли знала Россия в прошлые годы. На квартирах всех местных анархистов были устроены засады. Была устроена засада в книжном магазине «Вольное братство». Всякого, приходившего в него за по­купкой книг, неожиданно хватали и отправляли в Че-ка. Хватали лиц, которые останавливались и читали недавно выпущенную (ле­гально) и наклеенную на стену анархическую газету «Набат». Местный анархист Григорий Цесник благодаря случаю избежал ареста. Тогда большевики посадили в тюрьму его жену — человека, да­лекого от всякой политической деятельности. Последняя объявила голодовку с требованием освободить ее. Большевики цинично зая­вили, что если Цесник дорожит своей женой, то должен сам явить­ся к ним. Цесник, больной туберкулезом, действительно явился и был заключен в тюрьму.

Мы уже говорили, что в Крыму был предательски захвачен весь по­левой штаб и командующий махновской армией. Командир конницы Марченко, окруженный было частями 4-й красной армии, пробился через ряд заслонов и заграждений на Перекопе и к 7 декабря, двигаясь день и ночь, добрался до группы Махно. Соединение произошло в гре­ческом местечке Керменчик. Слух о прорыве из Крыма махновской ар­мии носился уже несколько дней. Наконец, 7 декабря прибыл гонец с известием, что через несколько часов прибудет группа Марченко. С волнением махновцы, находившиеся в Керменчике, вышли встречать героев на окраину села. Но когда в отдалении увидели двигавшуюся конную группу — сердце у всех сжалось. Вместо могучей конницы в 1500 человек, возвращался небольшой отряд в 250 человек. Подъехали передовые части во главе с Марченко и Тарановским.

«Имею честь доложить — крымская армия вернулась», — за­говорил с легкой иронией Марченко. Все улыбнулись. «Да, брати­ки, — продолжал Марченко, — вот теперь-то мы знаем, что такое коммунисты». Но Махно был угрюм. Вид разбитой, почти уничто­женной знаменитой конницы сильно потряс его. Он молчал, стре­мясь удержать волнение.

На состоявшемся тотчас же митинге были сделаны доклады о том, как произошло нападение в Крыму. Командующий армией Каретник был вызван советским командованием в Гуляй-Поле яко­бы для военного совещания и по дороге изменнически схвачен; начальник полевого штаба Гавриленко, члены штаба и некоторые командиры были взяты под предлогом обсуждения военно-опера­тивных дел армии. Все схваченные были немедленно расстреляны. Культурно-просветительный отдел, находившийся в Симферополе, был взят без всяких военных хитростей.

***

В момент окружения Гуляй-Поля красными войсками — 26 нояб­ря — в последнем находилось лишь 150-200 человек кавалерии осо­бой сотни. Этой сотней Махно сбил советский кавалерийский полк, наступавший на Гуляй-Поле по Успеновской дороге, и вышел из тес­ного кольца красных войск. Первую неделю он организовывал сте­кавшиеся к нему с разных сторон повстанческие отряды и некоторые красноармейские части, уходившие к нему от большевиков. Создался отряд в 1000 сабель и 1500 человек пехоты, с которым он затем пошел в наступление. Ровно через неделю он занял Гуляй-Поле, разбив сто­явшую в нем 42 дивизию и взяв 6000 пленных. Из последних около 2000 человек изъявили желание остаться в повстанческой армии, а

остальные, после проведенного митинга, были отпущены в тот же день. Три дня спустя Махно нанес красным более серьезный удар под селом Андреевка. С глубокой ночи и до вечера следующего дня он вел там беспрерывный бой с двумя красными дивизиями, разбил их, взяв от 8000 до 10000 пленных. Последние, как и в Гуляй-Поле, были тут же распущены. Добровольцы остались в армии. И затем еще один за другим три удара нанес Махно красным частям в с. Комарь, Царе-Константиновке и г. Бердянске. Красноармейская пехота дралась не­хотя, а при случае массами сдавалась в плен1.

Одно время махновцев радовала мысль, что победа будет на их стороне. Им казалось, что следовало лишь разбить две-три значитель­ные группы красных, двигавшиеся на махновцев в разных направле­ниях, и тогда красная армия частью перейдет к махновцам, а частью будет оттянута к северу. Но вот из разных мест от крестьян пришли сведения, что большевики в каждом селе ставят полки, преимущест­венно кавалерийские, и что в некоторых местах накопляются огром­ные массы их войск. И действительно, южнее Гуляй-Поля, в с. Федоровка, Махно был окружен несколькими пехотными и кавале­рийскими дивизиями. С двух часов ночи и до четырех часов дня он вел с ними беспрерывный бой; затем, прорвав цепь, ушел в северо­восточном направлении. Через три дня такая же история случилась в греческом селе Константин: масса неприятельской конницы и ура­ганный орудийный огонь со всех сторон. Из сообщений пленных крас­ных офицеров Махно узнал, что против него действуют четыре армии — две конные и две смешанные, и что цель красного коман­дования — зажать его со всех сторон сильными военными заслонами, которые уже быстро сближаются между собою. Эти показания сходи­лись с показаниями крестьян и с личными наблюдениями и заключе­ниями Махно. Стало ясно, что разгром двух-трех красноармейских групп будет иметь мало значения в той массе войск, которая брошена на махновцев. Речь шла уже не о победе над советскими войсками, а о том, как не допустить катастрофы повстанческой армии. Этой не­большой по количеству армии в 3000 бойцов ежедневно приходится принимать бой с противником в 10 000 — 15 000 человек. В таких условиях армия несомненно подойдет, в конце концов, к катастрофе. Совещанием Совета революционных повстанцев было решено вре­менно покинуть весь южный район, предоставив Махно полноту сво­боды в деле движения армии.

Гению Махно было предъявлено величайшее испытание. Каза­лось совершенно невозможным выйти из той массы войск, которая со всех сторон вцепилась в группу повстанцев. Три тысячи бой­цов-революционеров были окружены войском в 150 000 человек. Махно ни на минуту не потерял мужества и вступил в героическое единоборство с этими войсками. Окруженный со всех сторон крас­ными дивизиями, он, как сказочный герой, шел, отбиваясь направо, налево, вперед и назад. Разбив несколько красноармейских групп и взяв в плен свыше 20 000 красноармейцев, Махно пошел было на восток, к Юзовке, где, как его предупредили юзовские рабочие, ему был устроен сплошной военный заслон, но вдруг круто повер­нул на запад и пошел фантастическими, ему одному ведомыми путями. Сторонясь дорог, армия сотни верст двигалась по снежным полям, руководимая каким-то изумительным способом и умением ориентироваться в снежной пустыне². Этот маневр дал возможность армии махновцев увернуться от сотен орудий и пулеметов, смы­кавшихся вокруг нее, и в то же время разбить на Херсонщине под с. Петрово две бригады 1-й конной армии, считавших, что место­пребывание Махно находится за сто с лишним верст от них.

Борьба растянулась на несколько месяцев с беспрерывными, шедшими день и ночь боями.

В Киевской губернии армия махновцев попала в период голо­ледицы в такую изуродованную скалистую местность, что пришлось бросить всю артиллерию, снабжение и почти все тачанки. И в это же время ко всей колоссальной массе войск, повисших на Махно, неожиданно добавились еще две кавалерийские дивизии червонного казачества, стоявшие на западной границе. Все пути были отреза­ны. Местность — могила: скалы и крутые балки, покрытые льдом. Двигаться можно было лишь невыносимо медленно. А со всех сто­рон беспрерывный артиллерийский и пулеметный огонь. Никто не видел выхода и спасения. Но в то же время никто не хотел позорно разбегаться. Все решили умирать вместе, один рядом с другим.

Невыразимо тяжело было глядеть в это время на горсть повстан­цев, окруженных скалами, небом и вражеским огнем, преисполнен­ных вдохновенной решимости биться до последнего и в то же время уже обреченных. Боль, отчаяние и особенная грусть охватывали все существо. Хотелось крикнуть на весь мир, что совершается величай­шее преступление, что убивается и гибнет героическое в народе, — то, что он рождает только в героические эпохи.

Махно с честью вышел из этого страшного испытания. Он дошел до Галиции, поднялся затем к Киеву, недалеко от него перепра­вился обратно через Днепр, спустился в Полтавщину и Харьковщину, вновь поднялся на север к Курску и, перейдя железную дорогу между Курском и Белгородом, оказался в новой, более лег­кой обстановке, оставив далеко позади себя многочисленные кава­лерийские и пехотные дивизии красных..

1 - Пленных красноармейцев тотчас же отпускали, советуя им ехать на родину и не служить в руках власти орудием угнетения народа. Но ввиду того, что мах­новцы тут же двигались дальше, все отпущенные пленные через 5-6 дней вновь оказывались в своих частях. Советвласть организовывала особые комиссии, которые специально занимались сбором отпущенных махновцами красноармейцев. Таким образом, для махновцев в этой борьбе создался заколдованный круг, из которого они не могли найти разумного выхода. Положение советвласти было проще: согласно постановлению «Особой комиссии по борьбе с махновщиной», всех захваченных махновцев расстреливали на месте.

К большому сожалению, мы не можем привести здесь важный в этом отно­шении документ советской власти, утраченный нами в боевой обстановке 1920-го года. Документ этот является приказом по Богучарской (кажется, 41-й) бригаде, Разбитой махновцами под греческим селом Константином в декабре 1920 года. Он гласит следующее (не дословно): согласно постановлению «Особой комиссии по борьбе с махновщиной», «дабы не развивать в войсках слюнявой политики» (т.е. примирительной — П.А.) и не заражать ею красноармейцев, — всех пленных мах­новцев расстреливать на месте пленения.

2 - Карта и компас в таких бездорожных движениях не имеют никакого значения. Они могут дать верное направление движению, но в то же время могут завести куда-либо в яр или реку, чего никогда не бывало в передвижении махновской армии. Несомненно, тайна изумительного передвижения махновцев по бездорожным степям заключается в прекрасном знании ими большинства украинских равнин.

* * *

Однако героическое единоборство группы махновцев с государст­венными армиями большевиков на этом не закончилось. Советское командование напрягло все усилия, чтобы захватить и уничтожить главное ядро махновщины. Со всех мест Украины оно стягивало и бросало на Махно многочисленные пехотные и кавалерийские диви­зии. Огневое кольцо вновь и вновь захлестывалось вокруг героев-ре­волюционеров, и вновь начиналась смертельная схватка.

В письме к своему другу Махно в следующих словах обрисовал ко­нец этого потрясающего героического эпизода в истории махновщины.

Он пишет¹:

«Как только ты уехал, дорогой друг, через два дня я занял город Корочу (Курск, губ.), выпустил несколько тысяч экземп­ляров «Положения о Вольных Советах» и сейчас же взял на­правление через Вапнярку и Донщину на Екатеринославщину и Таврию. Ежедневно принимал ожесточенные бои — с одной стороны с пехотными частями коммунистов-большевиков, ко­торые шли по нашим следам, а с другой стороны — со второй конной армией, специально брошенной против меня большеви­стским командованием. Конечно, ты нашу конницу знаешь, — против нее большевистская, без пехоты и автоброневиков ни­когда не устаивала. И я, правда, с большими потерями, но удачно расчищал перед собою путь, не меняя своего маршрута. Наша армия каждым днем доказывала, что она есть подлин­но-народная революционная армия, — по создавшимся внеш­ним условиям она логически должна была бы таять, а она росла и людьми, и богатым военным снаряжением.

На пути этого направления в одном из серьезных боев наш особый полк (кавалерийский) потерял убитыми более 30-ти человек, на половину из них командиры. В числе последних наш милый славный друг, юноша по возрасту, старик и герой в боях, командир этого полка Гаврюша Троян. Пуля сразила его наповал. С ним же рядом Аполлон и много других славных и верных товарищей умерло.

Не доходя до Гуляй-Поля мы встретились с большими све­жими нашими силами под командой Бровы и Пархоменко. За-Ъем на нашу сторону перешла 1-ая бригада 4-ой дивизии конной армии Буденного во главе с самим бригадным Маслаком. Борьба с властью и произволом большевиков разразилась еще ожесточеннее.

В первых числах марта Брова и Маслак были выделены мною из армии, которая находилась при мне, в самостоятельную Дон-скую группу и отправлены на Дон и Кубань. Выделена была группа Пархоменко и отправлена в район Воронежа (сейчас Пархоменко убит, во главе оставался анархист из Чугуева). Выделена была группа сабель в 600 и полк пехоты Иванюка под Харьков.

В это же время наш лучший товарищ и революционер Вдови-ченко в одном бою был ранен, вследствие чего его с некоторой частью пришлось отправить в район Новоспасовки для излече­ния. Там он был выслежен одним большевистским карательным отрядом и при отстреле он и Матросенко² застрелились. При этом, Матросенко совсем, а у Вдовиченко пуля осталась в голове ниже мозга. И когда коммунисты взяли его и узнали, что он есть Вдовиченко, дали ему скорую помощь и таким образом на время спасли от смерти. Вскорости после этого я имел от него сведе­ния. Он лежал в Александровске в больнице и просил забрать его как-либо оттуда. Его страшно мучили, предлагая отречься от махновщины через подпись какой-то бумаги отречения. Он с пре­зрением все это отверг, несмотря на то, что в это время он еле-еле мог говорить, и поэтому был накануне расстрела, но расстреляли его или нет, мне не удалось выяснить.

Сам я за это время сделал рейс через Днепр под Николаев, а затем оттуда обратно через Днепр по-над Перекопом на­правился в свой район, где должен был встретиться кое с ка­кими своими частями. У Мелитополя коммунистическое командование устроило мне ловушку. Назад на правый берег Днепра ходу уже не было. Пошел лед по Днепру. Поэтому мне самому пришлось сесть на лошадь³ и руководить маневром боя. От одной части я уклонился от боя, другую своими разведы­вательными частями заставил сутки стоять развернутым фронтом в ожидании боя и этим временем сделал переход в 60 верст, разбил на рассвете 8-го марта третью часть больше­виков, стоявшую у Молочного озера, и через стрелку между Молочным озером и Азовским морем вышел на простор в рай­оне Верхнего Токмака. Здесь я откомандировал Куриленко в район Бердянск — Мариуполь руководить в этом районе делом повстания. Сам отправился через Гуляй-Поле в район Черниговщины, откуда от нескольких уездов у меня была от кресть­ян делегация, чтобы заглянули в их район.

В пути моя группа, т.е. Петренко в 1500 сабель и из двух пехотных полков, находившихся при мне, была остановлена и сжата со всех сторон сильными большевистскими частями. Здесь опять-таки пришлось мне самому руководить контратакой. Контратака была удачна. Мы разбили врага вдребезги, массу взя­ли в плен людей, оружия, орудий и коней. Но спустя два дня нас снова атаковали свежие и сильные части противника. Каждо­дневные бои настолько втянули людей в бесстрашие за жизнь, что отваге и геройству не было пределов. Люди с возгласом: «жить свободно или умереть в борьбе» бросались на любую часть и повертели ее в бегство. В одной сверх-безумной по отваге контратаке я был в упор пронизан большевистской пулей в бедро через слепую кишку на вылет и свалился с седла. Это послужило причиной нашего отступления, так как чья-то неопытность крикнула по фронту — «Батько убит!..»

12 верст меня везли, не перевязывая, на пулеметной тачанке и я совершенно было сошел кровью. Не становясь на ногу, совер­шенно не садясь, я без чувств лежал, охраняемый и доглядывае­мый Левой Зиньковским. Это было 14-го марта. В ночь против 15-го марта возле меня сидели все командиры группы, члены штаба армии во главе с Белашом и просили подписать приказ ра­зослать по сто, по 200 бойцов к Куриленко, к Кожину и другим, которые самостоятельно руководили восстаниями в определен­ных районах. Приказ этот имел целью отправить меня с особым полком в тихий район до времени, пока я вылечусь и сяду в седло. Приказ я подписал и разрешил Забудько выделить легкую боевую группу и в указанном районе действовать самостоятельно, не теряя со мною связи. А на рассвете 16-го марта части уже были разосланы, кроме особого полка, оставшегося при мне. И в это время на меня наскочила 9-ая кавалерийская дивизия и в течение 13-ти часов преследовала нас 180 верст. В с. Слобода возле Азов­ского моря мы заменили лошадей и в 5 часов покормили людей и лошадей...

17-го марта на рассвете мы направились в сторону Но­воспасовки и, пройдя верст 17, натолкнулись на другие свежие кавалерийские части большевиков, которые шли по следам Куриленко и, утеряв след последнего, напали на нас. Прогнав нас, нуждающихся в отдыхе и неспособных на сей день к бою, верст 25, совсем начали наседать. Что делать? В седло я сесть не могу, я никак на тачанке не сижу, я лежу и вижу, как сзади в 40-50 саженях идет взаимная неописуемая рубка. Люди наши умирают только из-за меня, только из-за того, что не хотят оставить меня. Но в конце концов гибель очевидна и для них и для меня. Противник численно в 5-6 Раз больше и бойцы его свежие и свежие подскакивают. Смот-рю, — ко мне на тачанку цепляются люйсисты⁴, что были и при тебе возле меня. Их было пять человек под командой из села Черниговки Бердянского уезда. Поцепившись, они прощаются со мной и тут же говорят: «Батька, вы нужны делу нашей крестьянской организации. Это дело дорого нам. Мы сейчас умрем, но смертью своей спасем вас и всех кто верен вам и вас бережет; не забудьте передать нашим родителям об этом». Кто-то из них меня поцеловал, и боль­ше я никого из них возле себя не видел. Меня в это время Лева Зиньковский на руках переносил из тачанки на кресть­янские дроги, которые повстанцы достали (крестьянин куда-то ехал). Я слыхал только пулеметный треск ц взрывы бомб, то люйсисты преграждали путь большевикам. За это время мы уехали версты 3-4 и перебрались через речонку. А люйси­сты там умерли.

После мы заезжали на это место и крестьяне села Стародубовки Мариупольского уезда показали нам в поле могилку, в ко­торой они, крестьяне, похоронили наших люйсистов. И по сию пору, вспоминая этих простых честных крестьян-борцов, я не могу удержаться от слез. Я все же должен сказать тебе, дорогой мой друг, что это меня, как бы, вылечило. В тот же день к вечеру я сел в седло и вышел из этого района.

В апреле месяце я связался со всеми своими частями, и тем, которые были недалеко от меня, велел сгруппироваться на Полтавщине. К маю месяцу я сгруппировал на Полтавщине Фому Кожина и Куриленко. Это составило более 2000 сабель одной конницы и несколько полков пехоты. Решено было пойти на Харьков и разогнать земных владык из партии коммуни­стов-большевиков. Но последние не спали. Они выслали против меня больше 60-ти автоброневиков, несколько дивизий конни­цы, целую армию пехоты. Бой с этими частями длился не­сколько недель.

Спустя месяц после этих боев там же, на Полтавщине, в одном бою погиб Щусь. Последнее время он был начальником штаба в группе Забудько и очень хорошо и честно работал.

А еще спустя месяц погиб Куриленко. При переходе на­шей армии через линию железной дороги он своей группой при­крывал армию, почему, размещая части он оставался с дежурным взводом, сам лично наблюдал за разъездами. В одном хуторе его охватила кавалерия Буденного и он там погиб.

18-го мая 1921 г. конная армия Буденного передвигалась из района Екатеринослава на Дон для подавления крестьянского восстания, руководимого нашими товарищами Бравой и Маслаком — командиром 1-ой бригады дивизии армии Буденного, перешедшего со всей бригадой на нашу сторону.

Наша сводная группа под руководством Петренко-Платоно­ва, при которой находился я и главный штаб, стояла в 20-15 вер­стах от маршрута, по которому двигалась армия Буденного. Это соблазнило Буденного, ибо он хорошо знал, что я нахожусь всегда при сводной группе. Поэтому он приказал начавточасти № 21, двигавшейся в это время туда же на Дон для подавления восста­ния трудового крестьянства, сгрузить 16 автоброневиков и оцепить предместье с. Ново-Григорьевки (Стременное). Сам Буден­ный с частями 19-ой кавалерийской дивизии (бывшей дивизии «внус») через поля и дороги пришел в с. Ново-Григорьевку ранее, чем это предполагал начальник автобронечасти, объезжавший речонки и овраги и расстанавливавший у дорог сторожевые ав­тоброневики. Бдительный глаз наших наблюдателей это вовре­мя заметил, что дало нам возможность приготовиться, и как раз в то время, когда Буденный подходил к нашему расположе­нию, мы бросились ему навстречу.

В одно мгновение гордо несшийся впереди Буденный бросил своих соратников и, гнусный трус, обратился в бегство.

Кошмарная картина боя развернулась тогда перед нами. Красные части, пришедшие на нас, состояли из бывших войск внутренней охраны, с нами на крымском фронте не были, нас не знали и, следовательно, были обмануты, что они идут против «бандитов», что воодушевляло их гордость — от бандитов не отступать.

Наши же друзья повстанцы чувствовали себя правыми и счи­тали долгом во что бы то ни стало разбить их и разоружить.

Бой был, какие редко до того и после бывали. Он завер­шился полным поражением Буденного, что послужило разло­жением в армии и бегством из нее красноармейцев.

После этого мною был выделен отряд из сибиряков под командой т-ща Глазунова, который был всем хорошо снабжен и направлен в Сибирь.

В первых числах августа 21 года по большевистским га­зетам мы читали об этом отряде, что он появился в Са­марской губернии. Больше о нем не слыхали.

Все лето 21-го года мы не выходили из боев.

Засуха и неурожай в Екатеринославской, Таврической, частью Херсонской и Полтавской губ., а также на Дону, заставили нас передвинуться частью на Кубань и под Цари­цын и Саратов, а частью на Киевщину и Черниговщину. На последней все время вел бои тов. Кожин. При встрече с нами, он передал мне целые кипы протоколов черниговских кресть­ян, которые гласят полную поддержку нам в борьбе за воль­ный советский строй.

Я лично с группами Забудько и Петренко сделал рейс до Волги, обогнул весь Дон, встретился со многими нашими от­рядами, связал их между собою и азовской группой (бывшая Вдовиченко).

В начале августа 21 года, в виду серьезных ранений у меня, решено было временно выехать мне с некоторыми команди­рами заграницу, на излечение.

В это время тяжело были ранены наши лучшие командиры — Кожин, Петренко и Забудько...

13-го августа 1921 г. я с сотней кавалеристов взял на­правление к берегам Днепра и 16-го августа того же года на Рассвете при помощи 17-ти крестьянских рыболовческих лодок между Орликом и Кременчугом переплыл Днепр. В тощ же день был шесть раз ранен, но не тяжело.

По пути движения и на правом берегу Днепра мы встретили многие наши отряды, которым освещали цель нашего выезда заграницу, и от всех слыхали одно: «уезжайте, вылечите Бать-ко и возвращайтесь снова к нам на помощь...» 19-го августа, в 12-ти верстах от Бобринца мы наткнулись на расположен­ную на реке Ингулец 7-ую красноармейскую кавалерийскую ди­визию. Поворот назад грозил нам гибелью, т.к. один кавалерийский полк заметил нас справа и устремился отре­зать нам путь назад. Вследствие чего я попросил Зиньковского посадить меня на лошадь. В мгновение ока, обнажив шашки ц. с криком — ypal — бросились мы в деревню и вскочили в рас­положение пулеметной команды упомянутой кавдивизии. Захва­тив 13 пулеметов «Максима» и три — «Люйса», мы двинулись дальше.

В то время, что мы брали пулеметы, вся кавалерийская дивизия выскочила из села Николаевки и ближайших хуторов в поле и, опомнившись, перешла в контратаку. Мы, таким образом, оказались в мешке. Однако, не потеряли духа. Сбив с нашего пути 38-ой полк 7-ой кавдивизии, мы затем шли на протяжении 110 верст, отбиваясь от беспрерывных атак этой дивизии и в конце концов ушли от нее, правда, потеряв 17 человек лучших наших товарищей.

22 августа со мной снова лишняя возня, — пуля попала мне ниже затылка с правой стороны и на вылет в правую щеку. Я снова лежу в тачанке. Но это же ускоряет наше дви­жение. 26-го августа мы принимаем новый бой с красными, во время которого погибли наши лучшие товарищи и борцы — Петренко-Платонов и Иванюк. Я делаю изменение маршрута и 28 августа 1921 г. перехожу Днестр. Я — заграницей...»

1 - Письмо написано Н. Махно уже после того, как он покинул пределы России. — п.А.

2 - Матросенко — украинский повстанец и поэт из крестьян. — П.А.

3 - В это время т. Махно имел раздробленную ногу: пуля попала в щиколотку ноги и вынесла почти все кости. Поэтому верхом на лошадь он садился в исключительных случаях. — П.А.

4 - Команда пулеметчиков, вооруженных ручными пулеметами системы Люй-. — П.А.

* * *

Третий поход большевиков на махновцев был одновременно и походом на украинскую деревню. Общая задача их в этом походе заключалась в том, чтобы, разбив махновскую армию, немедленно взять в руки все недовольное крестьянство, отнять у него возмож­ность выделять какие бы то ни было революционно-партизанские течения и формирования. Освободившаяся после разгрома Врангеля многочисленная красная армия давала полную возможность этого. Через все непокорные села непокорного района были проведены красные дивизии, истреблявшие крестьян по доносам местных ку­лаков. Когда, неделю спустя после изменнического нападения боль­шевиков на Гуляй-Поле, Махно вновь вошел туда, крестьяне я крестьянки массами окружали махновцев и горестно повествовали о том, что только вчера коммунисты расстреляли свыше трехсот местных крестьян. Население Гуляй-Поля напряженно ждало со дня на день прихода махновцев, которые бы спасли несчастных.

Тот же массовый расстрел крестьян махновцы через несколько дней нашли в с- Новоспасовка. В этом последнем культурно-просвети­тельным отделом армии махновцев и Советом повстанцев были зарегистрированы случаи, когда опьяненные убийствами чекисты заставляли матерей брать на руки своих грудных детей и затем одним выстрелом поражали их. Так, например, поступили с женой и грудным ребенком старого повстанца из Новоспасовки, Мартына. Ребенок был разорван винтовочной пулей, а мать лишь ранена и осталась в живых по недосмотру чекистов. И таких случаев было немало. О них со временем расскажет история. Те же массовые расстрелы крестьян были произведены большевиками в селах М. Токмачка, Успеновка, в Пологах и других.

Всей этой карательной экспедицией руководил командующий армиями южного фронта Фрунзе.

«С махновщиной надо покончить в два счета», — писал он в приказе по армиям южного фронта перед началом этой экспедиции. И как истый военный, преисполненный притом желания отличить­ся перед начальством, он въехал в украинскую деревню с обна­женной шашкой, сея смерть направо и налево¹.

1 - Приведем две характерные для большевиков и данного момента казни.

Середа. — Крестьянин-махновец, Екатеринославской губ., беспартийный. Был казначеем армии, потом в разных делах замещал Махно, которого любил и оберегал с исключительной преданностью. В период соглашения махновцев с большевиками в окт. 1920 г. он в боях с Врангелем был ранен в грудь навылет, и одна пуля застряла в нем. Ввиду необходимости операции он поехал в Харьков, в полной уверенности, что там комвласть поможет ему в его серьезном положении. В Харь­кове он действительно был положен в госпиталь, но через неделю, когда большевики произвели повсеместное нападение на махновцев и анархистов, был взят из госпи­таля и в марте 1921 г. расстрелян. Здесь уместно припомнить следующее: во время занятия Екатеринослава в октябре 1919 г. махновцы совсем не трогали находив­шихся в лазарете деникинских солдат и офицеров и солдат других армий, считая убийство находящихся в лазарете врагов актом, недопустимым для чести револю­ционера. Пришедший в Екатеринослав месяц спустя деникинский генерал Слащев (теперешний советский генерал) истреблял всех махновцев, находившихся в лаза­ретах. Коммунистическая власть пошла дальше Слащева: она расстреляла человека, который, будучи ранен на общем с ней фронте, приехал к ней за помощью, считая свою жизнь под охраной договора, подписанного этой властью.

Богуш. — Анархист, только что приехавший из Америки вместе с другими высланными оттуда анархистами. В период соглашения махновцев с большевиками и находился в Харькове и, много наслышавшись о легендарном Г.-Поле, решил

поехать туда и на месте познакомиться с таким явлением, как махновщина. Большевики давали полную возможность этого, предоставив в распоряжение махновского представительства паровоз и отдельные вагоны для перевоза в Гуляй-Поле культур

« работников. Однако Богуш в свободном гуляй-польском районе пробыл лишь несколько дней и, ввиду разрыва большевиков с махновцами и начавшейся между ними войны, вернулся в Харьков, где был арестован и по постановлению Че-ка расстрелян в марте 1921 г.

Этот случай нельзя объяснить ничем иным, как тем, что большевики не хотели в живых ни одного из тех лиц, кто знал правду о нападении на махновцев и мог ее рассказать.

Глава десятая. ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО В МАХНОВЩИНЕ. — ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС

Махновщина — это низовое движение крестьян и рабочих. ею история показывает, что основное в нем — стремление утвердить свободу труда путем революционной самодеятельности масс.

С первых дней своего зарождения движение охватило бедноту всех национальностей, населявших район. Подавляющее большин­ство составляли, конечно, украинские крестьяне. Около 6-8% было крестьян и рабочих из Великороссии. Затем шли греки, евреи, кав­казцы и бедняки иных национальностей. Греческие и еврейские поселения, расположенные в приазовском районе, находились в по­стоянной связи с движением. Из греков вышло несколько прекрас­ных революционных командиров, и до последнего времени в армии имелись особые греческие отряды.

Состоящее из бедняков, спаянное единством рабочих рук, дви­жение сразу же прониклось тем глубоким духом братства народов, который свойствен лишь настрадавшемуся труду. В его истории не было ни одного момента, когда бы оно опиралось на национальные признаки. Вся борьба махновцев с большевизмом велась только во имя защиты прав и интересов труда. Деникинцев, австро-германцев, петлюровцев, французские десанты (в Бердянске), Врангеля махновцы прежде всего встречали как врагов труда. В любом чу­жеземном нашествии они видели, главным образом, угрозу трудя­щимся и нисколько не интересовались национальным флагом, под которым шло вторжение.

В «Декларации», выпущенной Реввоенсоветом армии в октябре 1919 г., в главе по национальному вопросу махновцы говорят сле­дующее:

«Говоря о независимости Украины, мы понимаем эту независи­мость не как независимость национальную, типа петлюровской са­мостийности, а как независимость социальную и трудовую рабочих и крестьян. Мы заявляем о праве украинского (как и всякого дру­гого) трудового народа на самоопределение не в смысле «самооп­ределения наций», а в смысле «самоопределения трудящихся»...

По вопросу о языке преподавания в школах махновцы писали следующее:

«В культурно-просветительный отдел армии махновцев пос­тупают запросы от учительского персонала о том, на каком языке преподавать теперь в школах (в связи с изгнанием деникинцев).

Революционные повстанцы, держась принципов подлинного со­циализма, не могут ни в какой области и ни в какой мере наси­ловать естественные потребности народа украинского. Поэтому вопрос о языке преподавания в школах может быть решен не нашей армией, а только самим народом, в лице родителей, учащих и учащихся.

Само собою разумеется, что все распоряжения так-называемого «Особого Совещания» деникинцев, а также приказ ген. Май-Маев-ского за № 22, запрещавшие материнский язык в школах, отныне уничтожаются, как насильно навязанные нашим школам.

В интересах духовного развития народа, язык школьного пре­подавания должен быть тот, к которому естественно склоняется местное население, учащие, учащиеся и их родители, и оно, а не власть и не армия, должно свободно и самостоятельно разрешить этот вопрос.

Культ. Проев. Отдел Армии Повстанцев Махновцев.»

(«Путь к Свободе» № 10, 18 окт. 1919 г.)

Мы видим, таким образом, что национальные предрассудки не имели места в махновщине. Также никакого места в движении не имели религиозные предрассудки. Как революционное движение го­родской и деревенской бедноты, махновщина являлась принципи­альным противником всякой религии, всякого бога. Из современных социальных движений махновщина — одна из немногих, где абсо­лютно не интересовались ни своей, ни чужой национальностью, ни своей, ни чужой религией, но где главным почитались труд и сво­бода труженика.

Однако ненавистники движения наиболее старались дискреди­тировать его именно в этой области. И в русской, и в заграничной прессе неоднократно сообщалось о махновщине как об узком пар­тизанском движении, чуждом идеалов международной братской со­лидарности и даже несущим на себе грех антисемитизма. Нет ничего преступнее подобных ложных измышлений. Для освещения этой стороны вопроса мы приведем здесь необходимый фактический материал, относящийся к данной области.

В армии махновцев немалую роль играли евреи-революционеры, из которых многие отбывали каторгу за революцию 1905 г. или жили в эмиграции в государствах Западной Европы и Америки. Кратко расскажем о некоторых из них:

Коган. — Помощи, председателя высшего органа движения — Районного Гуляй-Польского Военно-Революционного Совета. Рабо­чий. Но еще до революции 1917 г., по мотивам духовного харак­тера, ушел с фабрики на крестьянский труд в беднейшую еврейскую земледельческую колонию. В бою с деникинцами под Уманью был ранен, а затем, будучи раненым, захвачен в уманском лазарете деникинцами; по сообщениям, зарублен ими.

Л.Зинъковский (Задов). — Начальник армейской контрразвед­ки, а впоследствии комендант особого кавалерийского полка. Ра­бочий. До революции пробыл свыше 10 лет на каторге по политическому делу. Один из активнейших деятелей революцион­ного повстанчества.

Елена Келлер. — Секретарь культ.-просвет. отдела армии, участница профессионального рабочего движения в Америке. Ра-1. Одна из организаторов Конфедерации «Набат».

Иосиф Эмигрант (Гетман). — Член культ.-просвет. отдедд армии. Рабочий. Один из активных участников анархич. движения на Украине. Один из организаторов и член секретариата Конфе, дерации «Набат».

Я. Алый (Суховольский). — Рабочий. Член культ.-просв. от­дела армии. Отбывал каторгу по политическому делу. Один из организаторов и член секретариата Конфедерации «Набат».

Список евреев-революционеров, принимавших участие в раз­личных областях махновского движения, мы могли бы значительно удлинить, но, по мотивам конспирации, не можем этого сделать.

В среде революционного повстанчества трудовое еврейское на­селение занимало подлинно братское место. Еврейские трудовые колонии, во множестве разбросанные в уездах Мариупольском, Бердянском, Александровском и других, принимали самое активное участие в районных съездах крестьян, рабочих и повстанцев, имея на них, а также в районном Военно-Революционном Совете, своих представителей.

В феврале 1919 г., ввиду случаев антисемитизма, Махно пред­ложил всем еврейским колониям организовать самооборону и вы­дал необходимое количество винтовок и патронов каждой колонии. В то же время он организовал и провел по всему району ряд митингов, на которых призывал массы к борьбе со злом ан­тисемитизма.

В свою очередь, и местное трудовое еврейское население отно­силось к революционному повстанчеству с глубоким чувством со­лидарности и революционного единства. По зову Военно-Революционного Совета пополнять армию повстанцев-мах­новцев добровольными бойцами еврейские колонии дали из своей среды значительное количество бойцов в ряды повстанческой ар­мии.

В армии повстанцев-махновцев имелась особая еврейская бата­рея, обслуживавшаяся одними евреями-артиллеристами и имевшая еврейскую полуроту прикрытия. Эта батарея, под руководством по­встанца-еврея Шнейдера, героически обороняла Гуляй-Поле от на­ступавшего в июне 1919 г. Деникина и, сражаясь до последнего снаряда, вся погибла под Гуляй-Полем в борьбе с белыми полчи­щами.

В громадном повстанческом круговороте 1918-1919 гг. могли, конечно, быть отдельные лица с антиеврейским настроением, но они являлись продуктом не повстанчества, а общей русской дей­ствительности, и не имели никакого значения в целом движения. И когда такие лица прорывались с антиеврейскими действиями, они подпадали под суровую руку повстанцев-революционеров.

Выше мы уже отметили, как решительной рукой махновцев был убит Григорьев со своим штабом, и указали, что одним из главных оснований этой казни послужила его причастность к еврейскому погрому.

Приведем другие случаи, относящиеся к этой области и нам известные.

12 мая 1919 г. в еврейской земледельческой колонии Горькой, Александровского уезда, было убито несколько еврейских се­мейств — всего около 20 человек. Штаб махновцев для расследо­вания дела немедленно назначил комиссию, которая установила, что совершившие убийства были крестьяне соседнего села Успеновка в числе 7 человек. Крестьяне эти не входили в повстанческую армию. Однако махновцы нашли невозможным оставить их безна­казанными и при задержании немедленно расстреляли. После было установлено, что этот случай и другие подобные ему попытки свя­заны с действиями деникинских отрядов, просочившихся в гуляй-польский район и подготовлявших подобными актами благоприятную почву для общего наступления деникинской армии на Украину.

4 или 5 мая 1919 г. Махно с несколькими командирами спешно ехал с фронта в Гуляй-Поле, где его в течение дня ожидал чрез­вычайный уполномоченный республики Л. Каменев с членами харьковского правительства. На станции Верхний Токмак он не­ожиданно увидел плакат с надписью: «Бей жидов, спасай револю­цию, да здравствует батько-Махно».

«Кто повесил плакат?» — обратился Махно.

Оказывается, плакат повесил один партизан, лично известный Махно, принимавший участие в боях с деникинцами и человек в общем неплохой. Он немедленно явился и был тут же расстрелян.

Махно уехал в Гуляй-Поле. Но в течение всего дня и всего совещания с уполномоченными республики он находился под впе­чатлением этого прискорбного случая. Он сознавал, что с повстан­цем поступили жестоко, но в то же время видел, что в обстановке фронта и наступавшего Деникина такие плакаты могут принести огромное бедствие еврейскому населению и вред революции, если против них не действовать быстро и решительно.

В момент отступления повстанческой армии к Умани, летом 1919 г., было несколько случаев ограбления партизанами еврейских семейств. Когда повстанцы расследовали эти случаи, обнаружилось, что виновниками их была неизменно одна и та же группа — 4-5 человек. Все они оказались из григорьевских отрядов, которые по­сле убийства Григорьева целиком перешли в армию махновцев. Группа эта по обнаружении была ликвидирована, а вслед за этим были удалены из повстанческой армии все бойцы, бывшие в гри­горьевских отрядах, как идейно невыдержанный элемент, на пере­воспитание которого не было ни подходящих условий, ни времени. Мы видим, таким образом, как махновцы относились к антисеми­тизму. Проявлявшиеся же вспышки антисемитизма в разных мес­тах Украины не имели никакого отношения к махновщине.

Там, где еврейское население соприкасалось с махновцами, оно находило в них лучших защитников от антисемитских проявлений. Еврейское население Гуляй-Поля, Александровска, Бердянска, Мариуполя, все земледельческие еврейские колонии, расположенные Донецком районе, могут самым полным образом свидетельство­вать о том, что в лице махновцев они имели неизменных друзей-

революционеров и что благодаря суровым и решительным дейст­виям последних антисемитские старания контрреволюционных сил в этом районе всегда рубились на корню.

Антисемитизм существует как в России, так и в ряде других стран. В России, и в частности на Украине, он проявлялся не как результат революционной эпохи или повстанческого движе­ния, а как наследие прошлого. Всегда махновцы сурово боролись с ним словом и делом. За время своего движения они выпустили ряд изданий, в которых призывали массы на борьбу с этим злом. Можно смело сказать, что в области борьбы с антисемитизмом на Украине и за пределами ее махновцы совершили огромное де­ло. В нашем распоряжении имеется одно воззвание, выпущенное махновцами совместно с анархистами по поводу антисемитских проявлений весной 1919 г., имевших несомненную связь с нача­лом общего деникинского наступления на революцию. Вот оно (в сокращении):

«РАБОЧИМ, КРЕСТЬЯНАМ И ПОВСТАНЦАМ.

С угнетенными против угнетателей — всегда!

В тяжелые дни реакции, когда положение украинских крестьян было безвыходным, вы первые восстали, как непоколебимые, бес­страшные борцы за великое дело освобождения трудовых масс... Это был самый красивый и радостный момент в истории нашей революции, ибо вы выступили тогда против врага с оружием в руках, как сознательные революционеры, воодушевленные великой идеей свободы и равенства... Но в ряды ваши стали вкрапываться отрицательные преступные элементы. И среди революционных пе­сен, среди дружных напевов о приближающемся освобождении тру­дящихся стали раздаваться тяжелые, душу раздирающие крики несчастных забитых евреев-бедняков... На светлом, ярком фоне ре­волюции появились темные несмываемые пятна запекшейся крови бедных мучеников-евреев, которые в угоду злой реакции являются теперь, как и раньше, напрасными невинными жертвами завязав­шейся классовой борьбы... Творятся акты позора. Происходят ев­рейские погромы.

Крестьяне, рабочие и повстанцы! Вы знаете, что в страшной пропасти бедноты прозябают одинаково рабочие всех национально­стей: и русские, и евреи, и поляки, и немцы, и армяне и т.д. Вы знаете, что тысячи еврейских девушек, дочерей народа, покупаются и бесчестятся капиталом, наряду с куплей женщин других нацио­нальностей. В то же время вы знаете, как много честных искренних евреев — борцов-революционеров — погибло за свободу в России в течение всего нашего освободительного движения... Революция я честь трудящихся обязывает всех нас крикнуть громко, так, чтобы содрогнулись все темные силы реакции, о том, что мы ведем борьбу с одним общим врагом — с капиталом и властью, одинаково уг­нетающими тружеников: русских, поляков, евреев и т.д. Мы дол­жны объявить всюду, что нашими врагами являются эксплуататоры и поработители разных наций: — и русский фабрикант, и немец-

кий заводчик, и еврейский банкир, и польский помещик... Буржу­азия всех стран национальностей объединились для жестокой борь­бы против революции, против трудящихся масс всего мира и всех национальностей.

Крестьяне, рабочие и повстанцы! В настоящий момент, когда на русскую революцию обрушился интернациональный враг — буржуазия всех стран — и сеет в рядах трудовых масс националь­ную рознь, чтобы подорвать революцию и пошатнуть главный фун­дамент нашей классовой борьбы — солидарность и единение всех трудящихся, — вы должны выступить против сознательных и бес­сознательных контрреволюционеров, провоцирующих дело осво­бождения трудового народа от капитала и власти. Ваш революционный долг — пресечь в корне всякую национальную травлю и беспощадно расправляться со всеми виновниками еврей­ских погромов.

Путь к освобождению трудящихся лежит через объединение трудящихся всего мира.

Да здравствует интернационал труда!

Да здравствует свободная безвластная анархическая коммуна!

Исполком Военно-революционного Совета Гуляй-Польского района.

Гуляй-Польская группа анархистов «Набат».

Командующий армией повстанцев-махновцев Батько-Махно.

Нач. штаба армии повстанцев-махновцев Б. Веретельников.

Село Гуляй-Поле. Май 1919 г.»

Приложение к главе

Приказ № I.1

Командующего рев. повстанческой армией Украины Батько-Махно.

Всем командирам. По пехоте: корпусов, бригад, полков, бата-лионов, рот, взводов и отделений. По кавалерии: бригад, полков, эскадронов и взводов. По артиллерии: дивизионов, батарей и пол­убатарей. Всем начальникам штабов, гарнизонов, всем комендан­там. Всем без исключения повстанцам-революционерам.

1. Задачей нашей революционной армии и каждого повстанца, в нее вступившего, является честная борьба за полное освобожде­ние трудящихся Украины от всякого порабощения. Поэтому каж­дый повстанец обязан помнить и следить за тем, что среди нас не может быть места лицам, стремящимся за спиной революционного повстанчества к личной наживе, к разбою или ограблению мирного еврейского населения.

Каждый революционный повстанец должен помнить, что как его личными, так и всенародными врагами являются лица богатого буржуазного класса, независимо от того, русские ли они, евреи, украинцы и т.д. Врагами трудового народа являются также те, кто охраняет буржуазный несправедливый порядок, т.е. советские комиссары, члены карательных отрядов, чрезвычайных комиссий, разъезжающие по городам и селам и истязающие трудовой народ, не желающий подчиняться их произвольной диктатуре. Представителей таких карательных отрядов, чрезвычайных комиссий и других органов народного порабощения и угнетения каждый повстанец обязан задерживать и препровождать в штаб армии, а при сопротивлении — расстреливать на месте. За насилие же над мирными тружениками, к какой бы национальности они ни принадлежали, виновных постигнет позорная смерть, недостойная революционного повстанца.

Всякие самочинные реквизиции и конфискации, а также замена у крестьян лошадей и бричек, без бумаг от начальника снабжения, воспрещается под страхом суровой ответственности. Каждому повстанцу надлежит помнить, что самовольные реквизиции привлекают в ряды повстанческой армии самых отъявленных хулиганов, стремящихся лишь к наживе, дают им возможность, под именем революционных повстанцев, творить подлые дела, позорящие наше революционное освободительное
движение.

Призываю всех повстанцев-партизан самим следить за порядком и честью истинно революционной повстанческой армии, борясь со всякой несправедливостью, как в своей среде, так и в среде защи­щаемого нами трудового народа². Не может быть несправедливости в нашей среде. Не может быть обиды от нас ни одному сыну и дочери трудового народа, за который боремся. И всякий³, кто это допустит, покрывает себя позором и навлекает на себя кару на­родной революционной армии.

4.             В интересах революции и правильной борьбы за наши идеалы необходима во всех частях самая серьезная товарищеская дисциплина. Необходимы полное уважение и послушание в военном деле избранным вами командирам. Этого требует вся серьезность выпавшего на нас великого дела, которое мы с честью доведем до конца и которое, при отсутствии между нами дисциплины, мы погубим. А потому вменяю в обязанность всем командирам частей ввести совместно с повстанцами строжайшую в своей среде и в своем деле дисциплину.

Пьянство считается преступлением. Еще большим преступлением считается показываться повстанцу революционной армии в нетрезвом виде на улице.

При переездах из одного села в другое каждый повстанец должен быть в полной боевой готовности. Отношение к мирному населению в селах и пути должно быть прежде всего вежливое, товарищеское. Помните, товарищи командиры и повстанцы, что мы — дети великого трудового народа, каждый труженик и труженица являются нашим братом и сестрою. Дело, за которое мы боремся — великое дело, требующее от нас неутомимости, великодушия, братской любви и революционной чести. Поэтому призываю всех повстанцев-революционеров быть истинными друзьями народа и верными сынами революции. В этом наша сила и залог победы.

Командующий революционной. повстанческой армией Украины Батька-Махно.

Местечко Добровеличковка, Херсонской губ.

5-го августа 1919 г.

1 - Приказ этот был выпущен в момент сбора и формирования всех повстанческих 9й в одну армию, когда в последнюю были влиты, в районе Елисаветград — Немощная, после отхода из гуляй-польского района, григорьевские отряды и крас­ноармейский части, пришедшие из Нового Буга.

2- Т. е. борясь с несправедливостью как в собственной среде, так и по отношению к среде трудового народа. — П.А.

3- Т. е. всякий повстанец. — П.А.

Глава одиннадцатая. ЛИЧНОСТЬ МАХНО. — КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О НЕКОТОРЫХ УЧАСТНИКАХ ДВИЖЕНИЯ

Махновщина есть революционное движение масс, подготовлен­ное историческими условиями жизни беднейших слоев русского крестьянства. Явись Махно или нет, движение все равно родилось бы в народных низах и отыскало формы проявления своих инте­ресов. С первых дней революции оно прорывалось из глубин народа в разных местах России. Не на Украине, так в другом месте оно неминуемо должно было пробиться наружу и занять свое место. Русская революция несла его в своем чреве. Политическая обста­новка на Украине в 1918 году помогла ему широким потоком выйти на простор и до некоторой степени закрепиться. Как движение массовое и историческое, оно с первых же дней выдвинуло много­сменную плеяду лиц, до того времени никому не известных, сильных духом, с огромным революционным инстинктом и боль­шими способностями в области боевой стратегии. Такими с начала Движения были — Калашников, братья Каретники, Василевский, аРченко, Вдовиченко, Куриленко, Гавриленко, Петренко, Белаш, , Иван и Александр Лепетченко, Исидор Лютый, Веретель-

ников, Чубенко, Тыхенко, братья Даниловы, Л. Зиньковский, Крат Серегин, Тарановский, Пузанов, Троян и ряд других, менее изве-стных. Все они были пионерами махновского движения, носителями его знамени и прекрасными руководителями. И это же движение выдвинуло достойного себе общего руководителя в лице Нестора Махно.

На наш взгляд, Махно прошел в своем развитии три главных этапа.

Первый этап — это когда он был юным революционером, за­ключенным в каторжной тюрьме. В обстановке каторги он ничем особенным не отличался от других, жил, как и все прочие, — носил кандалы, сидел по карцерам, вставал на поверку. Единст­венное, что обращало на него внимание, — это его неугомонность. Он вечно был в спорах, в расспросах и бомбардировал тюрьму своими записками. Писать на политические и революционные темы у него было страстью. Кроме того, сидя в тюрьме, он любил писать стихотворения и в этой области достиг большего успеха, чем в прозе. Званием анархиста в то время он очень дорожил, считая, что выше и красивее анархического мира идей ничего нет. Во время империалистической войны он был абсолютно чужд патриотическо­го угара, которым, кстати сказать, страдала добрая половина по­литических каторжан. Призывы Кропоткина, поддерживавшего одну из воюющих сторон, его страшно огорчили, но нисколько не поколебали.

Второй этап развития Махно — это промежуток времени с 1 марта 1917 до лета 1918 года. В этот период он проявил кипучую революционную деятельность в гуляй-польском районе. Професси­ональные союзы рабочих и союзы крестьян в Гуляй-Поле, первый рабоче-крестьянский совет в нем, — это все продукты упорной работы Махно в 1917 году. Среди местных крестьян он в это время приобрел огромную популярность, однако на фоне российской дей­ствительности, когда революция выдвинула целый ряд энергичных натур, ничем особым не отличался. Но в нем просвечивала уже новая черта: находясь в общении с товарищами, он часто уходил в себя и неожиданно для окружающих принимал быстрые, важные в его жизни решения.

И, наконец, третий этап — это участие его в рядах революци­онного повстанчества со времени гетманщины до последних дней.

Несомненно, область восставшей крестьянской массы, область революционного и военного действия явилась для него той стихией, в которой он нашел себя целиком.

Весной 1919 г., когда нам впервые пришлось наблюдать его в новой обстановке, в качестве вождя революционного повстанчества, это был уже совершенно новый, преображенный человек.

Внешне Махно оставался тем же, а внутренне он был уже со­всем другим человеком. Он весь горел своим делом. Во всех его движениях сказывались ум, сила воли и проницательность. Тогда он целиком был занят южным противоденикинским фронтом. Энер­гия, проявленная им в этом деле, — колоссальна. Целыми неделями и месяцами он дни и ночи был на фронте, обычно в цепи, наряду с прочими повстанцами. А когда приезжал в Гуляй-Поле, все время отдавал работе в штабе. Работа эта ежедневно длилась до часу ночи и дольше. Лишь после окончания ее Махно ложился спать. А на другой день в пять-шесть часов утра он уже ходил по гуляй-Полю и стучал в окна заспавшихся членов штаба. При этом ежедневно он принимал участие в митингах и собраниях — или в самом Гуляй-Поле, или в соседних селах. И в то же время он находил полчаса, час времени, чтобы побывать на крестьянской свадьбе, куда молодые пригласили его еще две-три недели тому назад. С крестьянами он поддерживал прежние мужицкие отноше­ния, был внимателен к ним и жил в общем той же простой жизнью, что и они.

На Украине среди крестьян и рабочих ходит множество легенд о Махно, представляющих его необычно смелым, хитроумным и всепобеждающим. На самом деле, когда всматриваешься в самого Махно, изучаешь его действия, то убеждаешься в том, что он ле­гендарнее всех легенд о нем.

Махно есть человек исторического действия. Три года его ре­волюционной борьбы наполнены беспрерывными делами, из кото­рых одно красочнее другого.

Главной чертой личности Махно является его огромная сила воли. Казалось, этот небольшой человек сложен из какого-то осо­бенно твердого материала. Ни перед какими препятствиями он не отступал, если брался преодолеть их. В тягчайшие минуты своей жизни, когда происходила катастрофа на фронте или когда на гла­зах его погибали ближайшие друзья, он оставался неизменным, словно случившееся не касалось его. На самом деле он больше других страдал в этих случаях, но не показывал своих страданий окружающим. Когда после срыва военно-политического соглашения в ноябре и декабре 1920 г. большевики, зная, с кем они имеют дело и стараясь не повторять ошибок всего предыдущего лета, бро­сили на Махно четыре армии войск, последний оказался в катаст­рофическом положении. Однако он ни на волос не потерял душевного равновесия. Спокойствие его было поистине изумитель­ным: он не обращал никакого внимания на тысячи снарядов, раз­рывавших на куски повстанческий отряд, на ежеминутную опасность быть раздавленным красными армиями. Постороннему наблюдателю это хладнокровие Махно могло бы показаться хлад­нокровием душевнобольного человека. Но такой вывод мог сделать лишь тот, кто был с ним мало знаком. Знающие Махно видели, 'то в этом своем спокойствии он представлял собою сплошной во­левой порыв к победе над врагом.

Решительность Махно, в отличие от другого типа людей, дей­ствующих уверенно лишь за чужими спинами и, по преимуществу, чужими руками, — есть решимость подлинного героя. Во всех важ­ных случаях Махно идет впереди, первый рискуя своей головою. Идет ли он в бой с отдельным полком, или вся армия снимается, растягивается обозом на 15-20 верст, — Махно всегда впереди: верхом, если здоровый, или в быстрой коляске, если раненый. Это неизменное правило в армии.

Он, несомненно, обладал огромным военным талантом. В ка­кие только невероятно тяжелые условия ни ставила его и его армию украинская действительность. Он всегда с достоинством выходил из них. Уманский разгром деникинских дивизий, предводительствуемых опытными генералами-академиками, и последующий разгром всего тыла деникинцев войдут в историю как свидетельства военного таланта Махно. Таких исторических побед у него несколько.

По своему революционному и социальному мировоззрению Махно — анархист-коммунист. Он фанатично предан своему клас­су — бесправному и подневольному беднейшему крестьянству.

Махно — хитроумный. Это природное его свойство, обострив­шееся в крестьянской среде, проявляется во всем. Он вполне за­служенно пользуется любовью как в самой армии, так и среди крестьян. Они считают его своим, единственным, особенным. «Батько — наш», — говорили о нем повстанцы. — «Он и стакан водки выпьет с нами, и речь хорошую скажет, и в цепь пойдет»... В этих словах дана, пожалуй, лучшая характеристика Махно как сына народа. Его связь с народом всегда была настоящей, черноземной связью. Вряд ли в России найдется человек, который бы пользо­вался такой популярностью и живой любовью масс, как Махно. Крестьяне втайне гордятся им. Однако он никогда не использовал эту любовь, чтобы подчеркнуть свое положение. Наоборот, нередко с чисто украинским юмором посмеивался над ним.

У Махно была резкая, твердая рука настоящего руководителя. Ему чужды были властнические тенденции, но в обстановке реши­тельных действий он всегда проявлял необходимую твердость, не внося при этом в движение деспотическою начала и в то же время отводя его от опасности распыления.

Известно, как много судачили большевики1 по поводу того, что крестьяне звали Махно «батько». В главе третьей мы уже указы­вали на то, каким образом и при каких обстоятельствах дано ему это имя. С 1920 года его обычно зовут «малым» — т.е. именем, характеризующим его малый рост и случайно подвернувшимся ко­му-то из повстанцев.

В личности Махно ярко проявлены черты большого человека — ум, сила воли, смелость, энергия, активность. В соединении эти черты создавали могучий облик и возвышали Махно даже в рево­люционной среде.

Однако у Махно была недостаточная теоретическая подготовка, недостаточные исторические и политические знания. Поэтому он часто не справлялся с революционно-теоретическими построениями или просто упускал их из виду.

Широкое движение революционного повстанчества нуждалось в своих социально-революционных формулах. Махно, при недостатке теоретических знаний, не всегда удавалось сделать выводы обоб­щающею характера. При том положении, которое он занимал в революционном повстанчестве, это отражалось на всем движении.

Мы того мнения, что, обладай Махно большими знаниями по истории и общественно-политическим вопросам, революционное по­встанчество вместо некоторых поражений имело бы ряд выдающих­ся побед, которые сыграли бы колоссальную — быть может, решающую — роль в дальнейшей судьбе всей русской революции.

В самой личности Махно была, кроме того, черта, которая ос­лабляла его сильные стороны — это временами проявлявшаяся в нем доля беззаботности. Перед лицом серьезнейших требований момента этот человек, полный энергии и настойчивости, вдруг ста­новился несвоевременно беспечным и не проявлял в полной мере того проникновенного отношения к задаче дня, которое требовалось общим положением.

Так победы махновцев над контрреволюцией Деникина осенью 1919 г. не были максимально использованы и развиты до размеров общеукраинского повстания, хотя обстановка для этого была очень благоприятная. Причинами этому, наряду с прочими, были, в не­которой степени, увлечение минутой победы, спокойствие и бес­печность, с которыми руководители повстанчества совместно с Махно расположились в освободившемся районе, не отдав должного внимания быстро надвигавшемуся с севера большевизму.

Но Махно рос и развивался вместе с ростом и развитием русской революции. С каждым годом он становился сосредоточеннее. В 1921 году он уже был гораздо опытнее и глубже, чем в 1918—1919 гг.

При рассмотрении личности Махно нельзя упускать из вида крайне неблагоприятную обстановку, окружавшую его с детских лет: почти полное отсутствие около него грамотных людей, дефицит практического опыта и руководства в социально-революционной борьбе. Несмотря на это, Махно обессмертил свое имя в русской революции, и история с полным правом отнесет его к числу вы­дающихся людей этого времени.

К нашему удивлению, большинство современных русских анар­хистов, претендовавших на руководящую роль в области анархи­ческой мысли, не сумели увидеть выдающихся сторон личности Махно. Многие из них смотрели на него через большевистские стекла, беря материал из рук государственной агентуры, или ос­танавливались на несущественных сторонах личности Махно. Ре­дким исключением в этом отношении явился П.А. Кропоткин.

«Передайте от меня т-щу Махно, чтобы он берег себя, потому что таких людей, как он, в России немного».

Эти слова были сказаны Кропоткиным в июне 1919 г., т.е. тогда, когда в центральной России о Махно, кроме извращенных све­дений, никакого другого материала не было.

Проникновенный взор Кропоткина на расстоянии, по отрывоч­ным фактам, узнал в Махно личность крупного исторического дей­ствия.

1 - Начиная с 1920 г., большевики много писали об отрицательных личных сто­ронах Махно, ссылаясь на дневник якобы его жены, некоей Федоры Гаенко, за­хваченный будто во время одного боя. Жена Махно, Галина Андреевна Кузьменко, живет с ним с 1918 г. Никогда она личного дневника о махновском движении не вела и не теряла. Следовательно, ссылка на такой дневник есть обычная ложь власти, не постеснявшейся прибегнуть к фальсификации.

Краткие сведения о некоторых участниках движения

Настоящую главу мы закончим краткими сведениями о неко­торых ответственных участниках движения. Собранный о них био­графический материал пропал в начале 1921 г., в силу чего мы теперь можем дать о них лишь крайне скудные сведения.

Семен Каретник. — До революции безземельный крестьянин Гуляй-Поля, батрак. Образование начальное, одногодичное. Участ­ник движения с первых дней. Анархист-коммунист со времени ре­волюции 1907 г. Выдающийся военный талант. В бою с деникинцами был несколько раз ранен. С начала 1920 г. стал за­местителем Махно; в качестве такового командовал крымской ар­мией, воевавшей против Врангеля. Член Совета революционных повстанцев Украины. После ликвидации Врангеля был вызван со­ветскими властями, якобы для военного совещания в Гуляй-Поле, но дорогой был изменнически схвачен и расстрелян в г. Мелито­поле. Остались жена и несколько детей.

Марченко. — Крестьянин Гуляй-Поля. Сын бедняков. Образо­вание начальное, неполное. Анархист-коммунист с 1907 г. Один из первых повстанцев гуляй-польского района. Был в плену у дени-кинцев, несколько раз ранен. Последние два года — командующий всей кавалерией армии. Член Совета революционных повстанцев. Убит в январе 1921 г. в бою с красными в Полтавской губ. Осталась жена.

Григорий Василевский. — Крестьянин Гуляй-Поля, из бедной семьи. Образование начальное. Стал анархистом еще до революции 1917 г. Участник движения с первых дней. Личный друг Махно и соратник по революционной деятельности. Нередко исполнял роль его заместителя. Убит в бою с дивизиями червонного казачества в Киевской губернии в декабре 1920 г. Остались жена и дети.

Б. Веретельников. — Крестьянин с. Гуляй-Поля. Литейщик на местном заводе, а также на Путиловском заводе в Петрограде. Сначала был эсером, ас 1918 г. — анархист. Опытный организатор и агитатор. Принимал активное участие во всех фазах русской революции. В 1918 г. приехал в Гуляй-Поле, где работал как аги­татор и приобрел широкую популярность в районе. Последнее вре­мя замещал начальника штаба армии. В первых числах июня 1919 г., когда деникинцы прорвались в район, он во главе свежего, наспех сформированного полка пошел задерживать неприятеля; в 15-ти верстах от Гуляй-Поля, под селом Святодуховка Александ­ровского уезда, был полностью окружен и погиб со всем полком, выдержав бой до последнего удара. Остались жена и дети.

Петр Гавриленко. — Сын крестьян Гуляй-Поля. Анархист с революции 1905-07 г.г. Один из активнейших участников махнов-ского движения. Выдающийся революционный и военный руково-

аитель. Сыграл важную роль в разгроме Деникина осенью 1919 г., командуя третьим корпусом войск повстанцев-махновцев. Весь 1920 г. находился в заключении у большевиков в Харькове. На основании военно-политического соглашения махновцев с советской властью был освобожден и сразу же поехал на крымский фронт против Врангеля, заняв пост начальника полевого штаба армии махновцев. После ликвидации Врангеля был изменнически схвачен советской властью в Крыму и, по сообщениям, расстрелян в г. Мелитополе.

Василий Куриленко. — Крестьянин села Новоспасовка. Анар­хист. Образование начальное, неполное. Командир кавалерийских полков. Член Совета революционных повстанцев. Как опытный ка­валерист в 1919 г., после объявления махновцев вне закона, был все же приглашен красным командованием на пост командира кон­ных частей. С согласия Махно и других товарищей принял это предложение и задерживал наступление Деникина в районе Екатеринослава. В момент военно-политического соглашения махнов­цев с большевиками был уполномочен от махновского лагеря на ведение переговоров. До 1920 г. был пять раз ранен в боях с бе­лыми и красными. Опытный агитатор. Убит в боях с красными войсками летом 1921 г. Осталась жена.

Виктор Белаш. — Крестьянин с. Новоспасовка. 26 лет. Обра­зование начальное. Анархист. До 1919 года был командиром полка и ходил на Таганрог. С 1919 г. являлся начальником штаба армии. За участие В. Белаша в махновском движении деникинцы убили его отца, деда и двух братьев и сожгли все хозяйство. Член Совета революционных повстанцев. Великолепный военный стратег, раз­рабатывавший все планы движения армии и за них отвечавший. Захвачен большевиками в 1921 г. Угрожал расстрел. Судьба неиз­вестна.

Вдовиченко. — Крестьянин села Новоспасовка. Анархист. Об­разование начальное. Командир особой группы повстанческих войск. Один из активнейших деятелей революционного повстания. Пользовался огромной популярностью и любовью среди крестьян всего Приазовья, а также во всей повстанческой среде. Играл вы­дающуюся роль в разгроме Деникина осенью 1919 г. В 1921 г. с тяжелыми ранениями был захвачен большевиками и находился на­кануне расстрела, с презрением отвергнув предложение последних поступить к ним на службу. Судьба неизвестна.

Петр Рыбин (Зонов). — Рабочий-металлист из Орловской губ. Во время царской реакции эмигрировал в Америку, где сразу же вошел в профессиональное революционное движение и играл «ем большую роль; состоял членом Союза русских рабочих Со­единенных Штатов и Канады. В начале революции 1917 г. вер­нулся через Японию и Владивосток в Россию и остановился в Екатеринославе. Здесь он целиком ушел в профессиональное движение и пользовался большой популярностью среди рабочих. В конце 1917 г. екатеринославские рабочие посылают его на всеукраинскую конференцию представителей фабрично-заводских комитетов и профсоюзов. На этой конференции была принята схема Рыбина, схема объединения промышленности и восстановления транспорта. После этого, по предложению большевиков, Рыбин ос­тается в Харькове, работая в союзе металлистов и других цен­тральных учреждениях промышленности и транспорта. Летом

г. он приходит к заключению, что работать с большевиками абсолютно невозможно, т.к. большевизм весь свой фронт повернул против рабочих и крестьян. Следует заметить, что Рыбин работал с большевиками в качестве кропотливого усидчивого профессионального работника и совсем не предъявлял советской власти анархических требований. Однако, оставаясь только профессионалом, он нашел невозможным честно служить рабочему классу в условиях коммунистической диктатуры. Осенью 1920 г. его мысль обращается к лагерю Махно, он едет туда и становится энергичным работником в культурной области этого движения. Через некоторое время его выбирают в Совет революционных повстанцев в качестве члена и секретаря Совета. Как организатор и культурный работник, Рыбин проявляет огромную энергию. В январе

г. он временно покидает лагерь махновцев и едет в Харьков. Здесь у него было намерение вызвать по телефону Раковского, назваться и заклеймить позором его и остальных виновников изменнического нападения на махновцев и анархистов. Возможно, что он и выполнил это свое намерение, и возможно, что это привело его к гибели; через 5 дней по прибытии в Харьков он был арестован, а через месяц после этого расстрелян по постановлению Че-ка: расстрелян большевиками, которые не так давно прочили ему большую будущность как самобытному, из низов вышедшему организатору и теоретику рабочего движения.

Калашников. — Молодой повстанец. Сын рабочего, с образо­ванием низшего городского училища. До революции был прапор­щиком в армии. С 1917 г. — секретарь гуляй-польской организации анархистов-коммунистов. Необычайно смелый и та­лантливый командир. Главный организатор переворота среди крас­ных войск на Новом Буге летом 1919 г. Командовал вначале 1-й бригадой повстанческих войск, а затем 1-м донецким корпусом махновской армии. Летом 1920 г. в бою с красными был убит по­павшим в него артиллерийским снарядом. Осталась жена с ребен­ком.

Михалев-Павленко. — Сын крестьян из Великороссии. Член петроградской организации анархистов. Приехал в Гуляй-Поле в начале 1919 г. Был организатором и командиром инженерно-же­лезнодорожных войск армии махновцев. Необыкновенно чистая и деликатная душа юноши-идеалиста. 11 или 12 июня 1919 г., на­ходясь на боевом поезде и не выходя ни на минуту из боев с наступавшими деникинцами, был вместе с Бурбыгой изменнически схвачен Ворошиловым, командиром 14-й армии, и казнен 17 июня 1919 г. в г. Харькове.

Макеев. — Рабочий г. Иваново-Вознесенска. Член иваново-вознесенской организации анархистов. Приехал в Гуляй-Поле в конце

апреля 1919 г. в числе 36 человек рабочих-анархистов иваново-вознесенской организации. Первоначально вел пропагандистскую работу. Вскоре был избран комендантом штаба армии. В конце ноября 1919 г., командуя повстанческим отрядом в районе станции Запорожье, был убит в бою с генералом Слащевым.

Василий Данилов. — Сын бедной крестьянской семьи Гуляй-Поля. Кузнец. Солдат-артиллерист. В рядах революционного по­встанчества состоит с дней его зарождения. В армии повстанцев-махновцев занимал ответственный пост начальника ар­тиллерийского снабжения.

Чернокнижный. — Сельский учитель из Ново-Павловки, Павлоградского уезда. На втором гуляй-польском съезде кресть­ян, рабочих и повстанцев был избран председателем Военно-ре­волюционного Совета гуляй-польского района и на этом своем посту находился до разгрома большевиками и деникинцами по­встанческого района в июне 1919 г. За участие в повстанче­ском движении неоднократно объявлялся советской властью вне -закона.

Щусь. — Крестьянин села Большая Михайловка, из бедной семьи. Матрос. Один из первых и активнейших партизан юга Ук­раины. Еще в апреле 1918 г. руководил повстанческими отрядами, боровшимися с нашествием австро-германцев. Проявил исключи­тельную энергию и смелость в борьбе с властью гетмана и авст­ро-германцев. Его имя в повстанческой среде и во всем районе юга Украины почти столь же популярно, как и имя Нестора Махно. В армии повстанцев-махновцев занимал ответственные посты в ка­честве руководителя кавалерийских частей, затем в качестве члена штаба армии и, наконец, в качестве начальника штаба особой груп­пы повстанческих войск. В июне 1921 г. был убит в бою с крас­ными кавалерийскими частями в Полтавской губ.

Исидор Лютый. — Крестьянин Гуляй-Поля. Образование на­чальное. Маляр по профессии. Анархист. Один из первых и актив­нейших деятелей революционною повстанчества. Член штаба армии махновцев и ближайший помощник Н.Махно. Убит в боях с дени­кинцами под Уманью в сентябре 1919 года.

Фома Кожин. — Крестьянин. Беспартийный. Командир пуле­метного полка в армии махновцев, а затем командир особой группы войск. Сыграл видную роль в разгроме Деникина осенью 1919 г. и в ликвидации Врангеля в 1920 г. В боях с Деникиным и Вран­гелем был несколько раз ранен. В августе 1921 г. в боях с крас­ными был тяжело ранен. Судьба неизвестна.

Братья Лепетченко — Иван и Александр. — Крестьяне с. Гуляй-Поля. Анархисты. Одни из первых, поднявших восстание против гетманщины на Украине. Активнейшие работники револю­ционного повстанчества как на фронте, так и внутри района. Алек-SfHflp Лепетченко был расстрелян большевиками весной 1920 г. в Гуляй-Поле, как активный махновец. Иван Лепетченко до самого Разгрома занимал ответственный пост в армии повстанцев-махновцев.

Серегин. — Крестьянин. Анархист с 1917 г. Участник повстан­ческого движения с первых дней его. В армии повстанцев-махнов­цев занимал ответственный пост начальника снабжения армии.

Григорий и Савва Махно. — Родные братья Н. Махно.

Григорий Махно в 1918 г. и в начале 1919 г. участвовал в боях против контрреволюции на царицынском фронте, занимая от­ветственный пост начальника штаба 37-й красноармейской бригады. В армию повстанцев-махновцев вошел весной 1919 г. Выполнял должность помощника начальника штаба армии. Убит в боях с деникинцами под Уманью в сентябре 1919 г. одновременно с Иси­дором Лютым.

Савва Махно — старший из всех братьев Махно — принимал участие в рядах повстанчества с начала австро-германской окку­пации. В начале 1920 г. был схвачен большевиками в Гуляй-Поле и расстрелян, главным образом из-за Нестора Махно. Осталась большая семья.

* * *

Из-за отсутствия в нашем распоряжении необходимых биогра­фических данных мы не можем полно отметить всю многочислен­ную плеяду деятелей махновщины, игравших активную ответственную роль в движении, как-то:

Гаркуша — командир особой группы войск повстанцев-махновцев, убитый в 1920 г.;

Коляда — член штаба армии;

Дерменджи — начальник связи;

Правда — начальник армейского обоза;

Бондарец — командир всей конницы, убитый в 1920 г.;

Чубенко — начальник подрывной команды1;

Брова — командир особой группы войск;

Домашенко — комендант штаба армии;

Забудько — командир особой группы;

Тыхенко — начальник отдела снабжения армии;

Бурыма — начальник подрывной команды;

Чумак — казначей армии;

Крат — заведующий хозяйственной частью,

и много других. Все они вышли из низов трудовой массы в наиболее революционный героический период ее жизни и не щадя сил служили движению до последних дней.

 За трехлетний период повстанчества некоторые должности в армии махновцев занимались последовательно несколькими личностями.

Глава двенадцатая. МАХНОВЩИНА И АНАРХИЗМ

Анархизм несет в себе два мира — мир философии, идеи, и мир практических достижений, действий. Между собою они нахо­дятся в тесной связи. Борющийся рабочий класс привлекает, глав­ным образом, конкретная, практическая сторона анархизма. Основанием практического анархизма является принцип револю­ционной инициативы трудящихся и их самоосвобождения. Отсюда сам по себе вытекает в дальнейшем и принцип безгосударственности и самоуправления трудящихся в новом обществе. Но до сих пор в истории пролетарской борьбы мы не имеем примера массового анархического движения в его чистом, строго принципиальном ви­де. Все бывшие до сих пор движения рабочих и крестьян были движениями в рамках капиталистического строя, с тем или иным анархическим оттенком. И это вполне понятно.

Рабочие классы находятся не в мире желательного, а в мире существующего, где они ежедневно подвержены физическим и пси­хическим воздействиям враждебных сил. Помимо анархического мира идей, слабого в своем распространении, они постоянно испы­тывают на себе воздействие всей обстановки капиталистического мира.

Естественно, что и борьба, которую ведут рабочие и крестьяне, неизбежно несет на себе печать условий и особенностей существу­ющего. Эта борьба не может родиться в готовой, законченной анар­хической форме, отвечать всем требованиям идеала. Такая законченная форма возможна лишь в узких политических кружках, и опять же не на практике, а в планах, в программах.

Широкая масса, начиная борьбу, особенно борьбу большую, не­избежно вначале совершает ошибки, допускает противоречия, ук­лонения и лишь в процессе этой борьбы выравнивает свою линию применительно к идеалу, за который борется.

Так всегда было. Так и в дальнейшем всегда будет. Как бы мы в предварительный, мирный период тщательно ни подготовили ор­ганизации и позиции рабочего класса, в первый день решительной массовой борьбы дело пойдет далеко не так, как намечалось в плане: в иных случаях самим фактом большого массового выступ­ления, непредвиденных уклонов и толчков массы некоторые пози­ции будут сдвинуты, потребуют уточнений. И лишь постепенно огромное массовое движение выберется на тот законченно-принци­пиальный путь, который ведет к цели.

Это, конечно, не означает, что предварительная организация позиций и сил рабочего класса не нужна. Наоборот, такая пред­варительная работа является единственным условием победы трудящихся. Но при этом следует постоянно помнить, что она далеко е венчает дело, что и при наличии ее движение потребует еще Проницательности в каждый момент, уменья быстро ориентироваться в новых складывающихся обстоятельствах, словом, — оно потребует революционной классовой стратегии, от которой в значи­тельной степени будет зависеть исход движения.

Анархический идеал велик и богат в разнообразии своих по­строений. Однако роль анархистов в социальной борьбе масс очень скромна. Их задача — помочь массам встать на правильный путь борьбы и создания нового общества. Если массовое движение не вступило еще в стадию решительного столкновения, они должны помочь массам уяснить смысл предстоящей борьбы, ее задачи и цели, должны помочь им наметить свои боевые позиции, органи­зовать свои силы. Если же движение вошло в стадию решительного столкновения, они, не теряя ни минуты времени, должны войти в него, помочь ему освободиться от ошибочных уклонов, поддержать массы в их первых творческих начинаниях, служить им мыслью, стремясь все время к тому, чтобы движение прочно встало на путь, ведущий к основной цели трудящихся. В этом основная и, пожалуй, единственная задача анархизма на ближайший период революции. Рабочий класс, овладевший прочно позициями борьбы и социаль­ного строительства, несомненно, не уступит более никому иници­ативы творчества. Он будет уже руководствоваться своей мыслью, создаст общество по своей схеме. Быть может, это будет анархи­ческая схема, но и она, и общество, по ней построенное, выйдут из недр освобожденного труда, срубленные и свинченные его мыс­лью, его волей.

Когда мы обращаемся к махновщине, то сразу же сталкиваемся с двумя основными сторонами этого движения: 1) народный, ни­зовой, истинно пролетарский источник его; оно зародилось в мас­сах, и массы от начала до конца поддерживают его, развивают и направляют; 2) оно не только стихийно, но вполне сознательно с первых дней своего зарождения стало опираться на некоторые бес­спорно анархические принципы: а) на право полной инициативы трудящихся, б) на право их хозяйственного и общественного са­моуправления, в) на принцип безгосударственности в социальном строительстве. В течение всего своего развития движение упорно и последовательно держится этих начал. Во имя их оно потеряло от 200 до 300 тысяч лучших сынов народа, отвергло союзы с иН кими бы то ни было государственными силами и в продолжение трех лет, в неслыханно тяжелых условиях, с героизмом, редким в истории, несет черное знамя угнетенного человечества, на котором написано — действительная свобода трудящихся, подлинное равен­ство в новом обществе.

В лице махновщины мы имеем массовое анархическое движение трудящихся — не вполне законченное, не вполне кристаллизован­ное, но устремленное к анархическому идеалу и пошедшее по анар­хическому пути.

Но потому именно, что движение это вышло из глубин масс, оно не располагало необходимыми теоретическими силами, нуж­ными при всяком большом социальном движении. Этот недостаток сказался в том, что движение, перед лицом суровой действитель­ности, запаздывало в развитии своих идей и лозунгов, в выработке

конкретных практических форм своих. Поэтому оно медленно и тяжело развивалось, особенно ввиду многочисленных враждебных сил, со всех сторон вцепившихся в него.

Следовало бы ожидать, что анархисты, так много говорившие всегда о массовом революционном движении, годами ждавшие его, как пришествия Мессии, поспешат войти в это движение, слиться с ним, отдаться ему целиком. На самом деле этого не произошло.

Большинство русских анархистов, прошедших теоретическую школу анархизма, пребывало в своих изолированных, никому в то время не нужных кружках, стояло в стороне, допытывалось, что это за движение, как к нему следует отнестись, и бездействовало, утешая себя той мыслью, что движение как будто не чисто анар­хическое.

Между тем их помощь движению, особенно в то время, когда большевизм не разорвал еще нормальный рост последнего, была бы неоценима. Массы до зарезу нуждались в работниках, которые могли бы формулировать и развивать их идеи, выносить эти идеи на широкий простор жизни, разрабатывать формы движения и на­правлять его дальнейший ход. Анархисты не захотели быть этими работниками. Тем самым они нанесли огромный ущерб и движе­нию, и себе. Движению — тем, что не отдали ему вовремя своих организационных и культурных сил, вследствие чего движение раз­вивалось медленно, в муках, обходясь теми малыми теоретически­ми силами, которые имелись у масс. А себе анархисты нанесли вред тем, что ограничили свою связь с живой действительностью и тем самым обрекли себя на бездеятельность и бесплодие.

Мы обязаны констатировать, что русские анархисты проспали в своих кружках величайшее массовое движение, которое в насто­ящей революции является пока что единственным, призванным осуществить исторические задачи порабощенного человечества.

Но в то же время мы считаем, что этот печальный факт про­изошел не случайно, что он имел вполне определенные причины. Остановимся на них.

Среди наших теоретиков анархизма большой процент составля­ют выходцы из интеллигенции. Это обстоятельство много значит. Находясь под знаменем анархизма, многие из них все же не могли целиком порвать с психологией среды, из которой вышли. Больше Других занимаясь теорией анархизма, они постепенно проникались сознанием руководительства в анархическом мире и считали, что и само анархическое движение начнется от них или при их не­посредственном участии. Движение началось далеко от них, на ок­раине, и притом в самых глубинах современного общества. Лишь немногие из теоретиков анархизма нашли в себе необходимые чут­кость и мужество признать это движение именно тем, к которому их давно подготовлял анархизм, и поспешить к нему на помощь, правильнее будет сказать, что из всех интеллигентных, теорети-ески образованных анархистов только Волин решительно вошел в Движение, полностью отдав ему свои способности, силы и знания, ольшинство же теоретических работников анархизма остались в стороне от него. Это, конечно, не говорит ни против махновщины ни против анархизма, а только против тех анархистов и анархических организаций, которые в момент исторического социального движения крестьян и рабочих оказались настолько узки, пассивны и беспомощны, что даже не сумели или не хотели подойти к своему делу, когда оно облеклось в плоть и кровь и звало на свое поле всех, кому дороги свобода труда и идеи анархизма.

Другой, еще более важной стороной бессилия и бездействия анархистов является путаность идей анархизма и организационный хаос в его рядах.

Несмотря на всю силу, положительность и бесспорность идеалов анархизма, в нем есть немало недоговоренностей, общих отвлечен­ных мест и уклонов в области, не связанные с социальным дви­жением трудящихся. Это создает почву для всякого рода кривых толкований целей анархизма, его практической программы.

До сих пор многие анархисты растрачивают свои силы над воп­росом — является ли проблемой анархизма освобождение класса, человечества или личности. Вопрос пустой, однако он постоянно возникает из некоторых неясных положений анархизма и дает ши­рокий простор злоупотреблениям в области анархической мысли, а затем и в области анархической практики.

Еще больший простор подобным злоупотреблениям дает неяс­ная теория анархической свободы личности. Конечно, люди дей­ствия, с сильной волей и сильно развитым революционным инстинктом, в идее анархической свободы личности увидят преж­де всего идею анархического отношения к каждой другой лич­ности, идею неустанной борьбы за анархическую свободу масс. Но люди, не ведавшие революционной страсти, заботящиеся боль­ше о проявлении своего «я», понимают эту идею по-своему. Вся­кий раз, когда вопрос заходит об организации анархической практики, о серьезной ответственности за нее, они хватаются за теорию анархической свободы личности и на основании ее про­тивятся всякой организации, бегут от всякой ответственности. Каждый из них уходит под свою «смоковницу», создает свое дело, проповедует свой анархизм. Мысль и действия анархистов рас­пыляются до абсурда.

Как результат этого, мы находим у русских анархистов изо­билие различных практических систем. В 1904-07 гг. мы имели практические программы безначальцев и чернознаменцев, пропо­ведовавших частичные экспроприации и безмотивный террор как методы анархической борьбы. Нетрудно видеть, что эти програм­мы являются выражением случайного настроения случайных лиц в анархизме и могли появиться и быть предложены в анархиче­ской среде лишь при условии слабо развитого чувства ответст­венности перед народом и его революцией. В последнее время мы имеем ряд теорий, то болеющих симпатиями к государствен­ной власти или к руководительству массами, то отвергающих принцип всякой организации и проповедующих абсолютную сво­боду личности или говорящих о слишком «универсальных» задачах анархизма, а в сущности стремящихся бежать от тяжелых обязанностей момента.

русских анархистов десятки лет треплет желтая малярия — дезорганизованность. Она выела в них чувство реальной мысли и к моменту революционной эпохи уготовила им историческое без­действие. Дезорганизованность есть родная сестра безответственно­сти, а обе вместе они ведут к измельчанию идеи и пустоте на практике.

Вот почему, когда массовое движение в лице махновщины вы­шло из народных глубин — анархисты оказались такими неподго­товленными, безвольными и слабыми.

Явление это, по-нашему, временное. Оно объясняется тем, что русский анархизм организационно еще не кристаллизовался. Он должен сорганизоваться, связав воедино всех тех, кто всем сердцем болеет за анархизм и кто прежде всего предан рабочему классу. Этим самым будет устранен наносной, дезорганизаторский элемент в анархизме.

Анархизм — не мистика, не разговор о прекрасном, не крик отчаяния. Он велик прежде всего своей преданностью угнетенному человечеству. Он несет в себе правду масс, их героизм и волевые устремления, и в настоящее время является единственным соци­альным учением, на которое массы могут доверчиво опереться в своей борьбе. Но, чтобы оправдать это доверие, анархизму недо­статочно быть только великой идеей, а анархистам — платониче­скими выразителями ее. Анархистам необходимо быть постоянными участниками, чернорабочими революционного движения масс. Тог­да это движение будет дышать всей полнотой анархических идеа­лов. Даром ничего не дается. Всякое дело требует настойчивых усилий и жертв. Анархизм должен обрести единство воли и един­ство действий, точное представление своих исторических задач. Анархизм должен войти в массу, слиться с ней.

Несмотря на то, что махновщина зародилась и развивалась са­мостоятельно, без воздействия со стороны анархических организа­ций, судьба ее и судьба анархизма тесно переплелись в русской действительности. Махновщина ярко светила анархическим светом. Повстанческая масса из всех социальных учений останавливалась с любовью единственно на анархизме. Очень многие повстанцы называли себя анархистами, не отказываясь от этого имени и перед лицом смерти. И в то же время анархизм дал махновщине не­сколько прекрасных работников, которые с полным самопожертво­ванием отдали свои силы и знания этому движению. Как ни мал был процент этих работников, они успели принести движению мно­го пользы, связав анархизм с трагической судьбой махновщины.

Это переплетение судеб анархизма и махновщины началось с середины 1919 г. Летом 1920 г. оно было закреплено на Украине одновременным походом большевиков на махновцев и анархистов [ наиболее ярко сказалось в октябре 1920 г., во время военно-по­этического соглашения махновцев с советвластью, когда махновцы первым условием этого соглашения поставили требование освобождения из тюрем Украины и Великороссии всех махновцев и анар­хистов и предоставления им права свободно исповедовать и рас­пространять свои идеи и понимания.

Попробуем обозначить хронологически процесс вхождения анар­хистов в махновское движение.

Еще с первых дней революции 1917 г. в Гуляй-Поле организо­валась группа анархистов-коммунистов, которая вела усиленную революционную работу в районе. Из этой группы вышли потом выдающиеся деятели и руководители махновщины — Н. Махно, С. Каретник, Марченко, Калашников, Лютый, Григорий Махно и другие. С самого зарождения махновщины эта группа находилась в тесной связи с движением.

В конце 1918 г. и начале 1919 г. в махновском районе созда­ются анархические группы и пытаются связаться с махновцами. Однако некоторые из этих групп, как, например, в г. Бердянске и иных местах, далеко не соответствовали призванию анархистов и кроме отрицательного ничего не обещали движению. К счастью, движение было настолько здоровым, что прошло мимо них...

В начале 1919 г. в Гуляй-Поле, кроме таких выдающихся ме­стных крестьян-анархистов, как Махно, Каретник, Марченко, Ва­силевский и др., были уже анархисты, приехавшие из городов от известных организаций — Бурбыга, Михалев-Павленко и др. Они работали исключительно на фронте или в повстанческих частях в тылу.

Весной 1919 г. в Гуляй-Поле приезжают несколько товарищей, занявшихся главным образом организацией культурно-просвети­тельного дела в районе: они осуществляют издание газеты «Путь к Свободе» — основной печатный орган махновцев, создают мес­тный Гуляй-польский Союз анархистов, начинающий работать в армии и среди крестьянства.

В это же время в Гуляй-Поле появляется анархическая орга­низация «Набат». Она работает в тесном контакте с махновцами, помогает им культурно и издает газету «Набат». Немного позже эта организация сливается с Гуляй-польским Союзом анархистов.

В мае из Иваново-Вознесенска в Гуляй-Поле приезжает группа рабочих-анархистов в количестве 36 человек. Среди них были из­вестные анархисты Черняков и Макеев. Часть приехавших посе­лилась в гуляй-польской коммуне, в семи верстах от Гуляй-Поля, часть пошла на культурную работу в районе и в армии.

А в мае 1919 г. Конфедерация анархистских организаций Ук­раины «Набат», являвшаяся наиболее активно действующей из всех анархистских организаций России, начинает понимать, что основ­ной пульс революционной жизни масс бьется в освободившемся повстанческом районе. Она решает направить свои силы в этот район. В начале июня 1919 г. она посылает в Г.-Поле Волина, Мрачного, Иосифа Эмигранта и других работников. Предполагалось после рабоче-крестьянского съезда, созывавшегося Военно-револю­ционным Советом на 15 июня в Г.-Поле, перенести туда коорди­национный центр Конфедерации. Но происшедшее сейчас же одновременное нападение на район большевиков и Деникина помешало этим начинаниям. До Гуляй-Поля доехал один Мрачный, вынужденный через день-два, ввиду общего отступления, уехать обратно. Волин же и другие застряли в Екатеринославе и лишь под Одессой в августе 1919 г. вошли в отступающую уже махновскую армию.

Однако анархисты вошли в движение с громадным опозданием, когда нормальное развитие его было прервано боевыми действиями, сбито с пути социального строительства и поставлено не­обходимостью на военные рельсы.

С конца 1918 по июнь 1919 г. в районе были прекрасные ус­ловия для созидательной работы на местах: фронт стоял за две­сти-триста верст, почти под Таганрогом, а многомиллионное население 8-10 уездов было предоставлено самому себе.

Теперь анархисты могли работать лишь в обстановке военных действий, находясь под беспрерывными обстрелами со всех сторон и ежедневно передвигаясь с места на место. В обстановке войны вошедшие в армию анархисты делали все, что было в их силах. Некоторые, как Макеев и Коган, вошли в боевую область действий; большинство же занималось культурной работой среди повстанцев и в селах, по которым проходили махновцы. Но это не была со­зидательная, творческая работа среди масс. Боевая обстановка су­зила ее, ограничив преимущественно беглой агитацией. О широкой созидательной работе нечего было и думать. Лишь в редких слу­чаях, при занятии например Александровска, Бердянска, Мелито­поля и ряда других городов и уездов, анархисты и махновцы имели временную возможность наметить работу в более широком масш­табе. Но военная волна то с одной, то с другой стороны вновь накатывалась, смывая намеченную работу, и вновь приходилось ограничиваться суженной агитацией и пропагандой среди повстан­цев и крестьян. Момент был неподходящий для широкой созида­тельной работы в массах.

Некоторые лица, не бывшие в движении или бывшие в нем кратковременно, на основании этого периода вывели то ошибочное заключение, что махновщина слишком много внимания уделяла военной стороне дела и недостаточно — положительной работе сре­ди масс. На самом же деле вся военная полоса в истории махнов­щины являлась продуктом не ее самой, а только тех условий, которые сложились в отношении нее с середины 1919 г.

Государственники-большевики прекрасно учли смысл махновского движения и положение анархизма в России. Для них явля­лось несомненным то, что в настоящий момент анархизм в России, вне связи с таким массовым движением, каковым была махновщи­на, не будет иметь под собою почвы, будет безопасным и безобид­ным для них явлением. И наоборот, анархизм являлся единственным мировоззрением, на которое махновщина могла опе­реться в своей непримиримой борьбе с большевизмом. Вот почему они настойчиво прилагали все усилия к тому, чтобы оторвать одно 01 Другого. И в конце концов объявили махновщину вне всяких

человеческих законов. При этом и в России, и особенно за границей они, как расчетливые дельцы, делают вид, что уверены в бесспор­ности своих действий и что, мол, лишь слепые или совсем не знающие Россию люди могут усомниться в разумности и справедливости этой меры.

Монархическую идею большевики официально не объявили вне закона, но всякий революционный шаг анархистов они называют махновщиной и, оправдывая свою подлость иезуитской политической фразеологией, бросают их в тюрьмы или рубят им головы. В конечном счете — и махновщина, и анархизм, не желающий холопствовать перед большевиками, находятся в одинаковом поло­жении.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассказанная здесь история далеко не представляет повстанче­ское движение во всем его объеме. Мы рассказали — крайне не­полно — историю лишь одного, главного его потока, зародившегося в гуляй-польском районе. Махновщина как социальное движение украинских тружеников значительно шире того, что нам удалось отметить в настоящей работе. Дух и лозунги ее всколыхнули боль­шинство губерний Украины. Почти в каждой из них среди крестьян и рабочих происходил известный психологический и социальный сдвиг; в каждой из них трудящиеся массы пытались осуществить свою независимость в махновском смысле; в каждой из них раз­давались призывы к социальной революции, зарождалась револю­ционная борьба и революционное творчество масс. И если бы мы могли проследить по всей Украине эти многочисленные ответвления махновщины, рассказать о каждом из них, связав их все вместе и осветив общим светом, то у нас получилась бы грандиозная кар­тина: многомиллионный революционный народ борется под знаме­нем махновщины за одну основную идею революции — свободу и равенство. Но такой работы в условиях большевистской действи­тельности, даже при готовности идти на любые лишения, произ­вести абсолютно невозможно.

И представленная книга, касающаяся лишь одного направления в движении, в связи с отсутствием значительной части докумен­тального и фактического материала невольно вышла урезанной.

Мы надеемся, что более полное исследование по истории махновского движения будет со временем произведено.

Помимо указанного, настоящая работа страдает еще тем, что в ней, быть может, недостаточно полно отмечены отрицательные сто­роны движения.

Ни одно социальное историческое движение, как бы ни было оно преисполнено возвышенных порывов, не может избежать оши­бок, существенных недочетов, отрицательных сторон. Есть они, конечно, и в махновщине. Но следует всегда помнить, что мах­новщина не являлась неким социальным экспериментом и, следовательно, не могла страдать ошибками, связанными с подобными опытами. Махновщина — лишь ярко выраженное движение масс, лишь их самоотверженный порыв преодолеть реакцию и спасти революцию. Следовательно, в этой области надо искать слабые места движения.

Самым серьезным недостатком движения является то, что в последние два года оно идет преимущественно военным путем. Но не сущностное свойство движения, а беда его, — это необходимость, навязанная ему создавшейся на Украине обстановкой.

Три года беспрерывной гражданской войны превратили юг Ук­раины в сплошную военную базу. Многочисленные армии разных партий исходили ее вдоль и поперек, разоряя трудящихся мате­риально, общественно и морально. Это измучило крестьян. Свело на нет первые результаты в деле трудового самоуправления. При­гасило в них дух общественного творчества. А махновщину эта обстановка оторвала от здоровой почвы: от общественно-созида­тельной работы в массах, — и заставила ее отдаться войне, прав­да, революционной, но все же войне.

И в настоящее время враги свободы прилагают все усилия к тому, чтобы не дать ей возможности сойти с этого тяжелого военного пути. В этом — великая трагедия махновщины. Она переживает ее в про­должение двух с лишним лет и, судя по общей обстановке в России, вероятно, и дальше будет длиться эта трагедия.

Этим самым дается ответ тем анархистам, которые, по не­осведомленности, принимая из третьих и пятых рук искаженные сведения о махновщине, ставили ей в упрек ее военный характер и на этом основании сторонились ее. Военный характер был на­вязан движению. Более того — все власти, бывшие на Украине, а главным образом коммунистическая, прилагали чрезвычайные усилия к тому, чтобы загнать движение в тупик, из которого только один выход — бандитизм. Вся тактика советской власти в борьбе с махновщиной в течение последних трех лет была по­строена на этом расчете. Может ли это быть аргументом против махновщины? Конечно, нет. Точно так же, говоря о военном ха­рактере движения, мы должны исходить не из того частного фак­та, что махновцы много времени отдали артиллерийским и кавалерийским боям, а из того, с чего начали махновцы, какие Цели они преследовали, какие средства выдвигали для их осу­ществления.

Мы знаем, что они начали с изгнания гетманской власти из страны, с провозглашения всей земли и всей промышленности собственностью трудового народа. Построение свободной жизни на началах полной трудовой и социальной независимости рабочих классов было их целью. Социальная революция и вольные советы трудящихся — средством, ведущим к этой цели.

В качестве революционеров действия, они, конечно, не ограничились одним изгнанием гетмана и провозглашением своих прав. Нет. Для наиболее полного поражения буржуазии, для ограждения своих прав и революционных завоеваний они организовали военную самозащиту, показав тем самым глубочайшее понимание своих задач в социальной революции. Ибо положительная программа революции может быть успешно выполнена лишь при условии что трудящиеся успеют вовремя уничтожить военную мощь буржуазного государства.

Махновское движение, хотя и было активным и наступатель­ным, являлось все-таки не всеобщим: охватывало лишь несколько губерний; оно за короткое время оказалось в окружении враждеб­ных сил — государственников-петлюровцев, государственников-большевиков и многочисленных армий Деникина, которые с разных сторон обрушились на него колоссальной военной мощью. Движе­ние должно было претерпеть сильные изменения в своей тактике, приемах и образе действия, будучи вынуждено отдавать большую часть своих сил военной стороне в борьбе за свободу. Но в этом, как мы сказали, не вина, а беда его.

Напряженная военная обстановка воспитала в махновцах ряд ка­честв, присущих их исключительному положению — суровую дис­циплину в армии, жесткую расправу с врагами. Несмотря, однако, на эти особенности, махновцы постоянно оставались прежде всего рево­люционерами. В октябре 1919 г., при занятии Екатеринослава, мах­новцы оставили в неприкосновенности всех находившихся на излечении в лазаретах деникинцев и солдат других армий, независи­мо от того, были ли они простые солдаты или офицеры. И эти же мах­новцы за нарушение дисциплины и революционной чести расстреляли своих командиров Богданова и Лашкевича¹.

В главе восьмой мы указывали на некоторые серьезные ошибки и упущения в движении. Что же касается ряда иных ошибок и отрицательных проявлений, то они столь мелки и незначительны, что нет ни основания, ни смысла останавливаться на них².

1 - Богданов — нач. штаба 2-й повстанческой бригады. Расстрелян в окт. 1919 г. в г. Александровске за использование в личных целях контрибуции, наложенной им на буржуазию именем армии.

Лашкевич — прославленный командир прославленного 13-го повстанческого полка — был расстрелян летом 1920 г. согласно постановлению массового собрания повстанцев за растрату армейских денег на личные удовольствия и за то, что, имея армейские деньги, не помог некоторым повстанцам, находившимся в критическом положении.

2 - Здесь мы попутно отметим, что те отрицательные стороны движения, о ко­торых часто сообщала правительственная печать — грабежи, насилия над мирным населением, антисемитизм — относятся к области фантастической лжи. Опровер­жением всей этой лжи служит уже тот необычайно хороший, никому другому не оказываемый прием, с которым крестьяне всех сел Украины и Великороссии по­стоянно встречают махновскую армию. Другим опровержением служат большеви­стские документы. Во всех отчетах по борьбе с махновщиной (секретных, не подлежащих печатанию) агенты советской власти неизменно повторяют одно и то же: борьба с махновщиной затрудняется благодаря всеобщей помощи, которую кре­стьяне всюду оказывают махновской армии, ставя в то же время разные препятствия красной армии.

***

Возникает вопрос — что же дальше?

В течение последних полутора лет борьба махновцев с комму­нистической властью приняла исключительно военный характер. Ни организационная, ни просветительная работа среди крестьян и рабочих невозможна. Свободному социалистическому строительству нет места. Какой смысл имеет продолжение такой борьбы? Какими надеждами она питается?

Несомненно, в теперешний момент, когда в государственном масштабе укрепился культ военщины, когда массы Украины и Ве­ликороссии абсолютно придавлены, страна охвачена эпидемией до­носов и Шемякиных судов, — положение махновщины является критическим, а сама дальнейшая борьба кажется безнадежной. Но так кажется лишь при условии, если смотреть на положение вещей с узкой, государственной точки зрения.

Мы переживаем революционную эпоху, характеризующуюся рядом массовых революционных движений рабочих и крестьян. Этим движениям противостоят реакционные попытки различных властей установить свою диктатуру. Движение масс в феврале-марте 1917 г. уступило место думскому правительству. Аграрные и фабрично-заводские движения масс летом 1917 г. вызвали к жизни, как противовес себе, коалиционное буржуазно-социалисти­ческое правительство. На гребне могучего октябрьского движения рабочих и крестьян всплыла коммунистическая власть.

То обстоятельство, что коммунистическая власть продолжитель­ное время держится в революционной России, дает основание мно­гим думать, что она является продуктом русской революции, ее естественной формой. Но это глубоко не верно. Русская революция и коммунистическая власть — два антипода, две противоположно­сти. В истории русской революции коммунистическая власть явля­ется наиболее тонкой, гибкой и в то же время наиболее упорной формой реакции. С самого начала возникновения комвласти между нею и русской революцией началась борьба. В этой борьбе трудовые массы России уже потеряли главные завоевания своей револю­ции — свободу организаций, слова, печати, неприкосновенность жизни и т.д. Борьба эта прошла по всем необъятным просторам России, захватила каждую деревню и фабрику, достигла высшего своего проявления в революционном повстанчестве, перекинулась вновь в ряд губерний Великороссии и в феврале-марте 1921 г. вспыхнула кронштадтским движением.

Сейчас Россия переживает фазу острой реакции. Победит ли Революционное движение рабочих и крестьян или удержится и на­долго укрепится реакция — предугадать невозможно. Но одно не­сомненно: революционная эпоха, в которую вступила Россия, еще Далеко не изжита, еще огромная революционная энергия хранится среди рабочих и крестьян; есть еще у них порох в пороховницах, в ближайшие годы с их стороны еще возможны массовые революционные выступления.

Выступления эти возможны по трем причинам. Во-первых, в случае возникновения открытой борьбы масс с большевистской ре. акцией. Во-вторых, если произойдет нападение на русскую рево­люцию какой бы то ни было иностранной буржуазии, ц в-третьих, — при всякой попытке со стороны свергнутых уже в России властей повернуть революцию вспять. Последние две при­чины — контрреволюция извне и контрреволюция изнутри, каза­лось бы, не могут добавить ничего нового к существующей коммунистической контрреволюции. Но нет: они, как новая сила, могут детонировать массы, которые, разорвав охватившую их ре­акционную коммунистическую оболочку, дадут толчок дальнейше­му движению революции.

Махновщина живет надеждой на эти, временно скованные, ре­волюционные силы масс. Опираясь на эти силы, она уже совершила огромные революционные подвиги, которые советская власть ложно приписывает себе. Она похоронила на Украине гетманщину, раз­ложила петлюровщину, отстояла революцию от Деникина и в зна­чительной степени повлияла на окончательную ликвидацию Врангеля.

Парадоксально, что коммунистическая власть устояла и укре­пилась в России благодаря исключительной революционной борьбе махновцев с многочисленными контрреволюциями.

И в дальнейшем, пока в массах тлеет революционный огонь, махновщина будет находиться на поле революционной брани.

В теперешний момент она вынуждена по-своему приспособить­ся, приложить все усилия к тому, чтобы выжить и просущест­вовать период острой реакции. Это будет с ее стороны революционно-тактическим приемом, стратегическим маневром, который может растянуться на несколько лет. И лишь эти по­следующие пять или десять лет решат судьбу махновщины и всей русской революции.

Спасение русской революции — в освобождении ее из оков государственности и в создании социального строя на началах трудового общественного самоуправления крестьян и рабочих. И когда в массах назреет новый подъем, махновщина станет цен­тром их всеобщего революционного и идейного единения. Она станет кличем, паролем, который соберет всех смелых, дерзких и фанатично преданных трудящимся. Тогда ее организационный опыт и военный гений будут широко проявлены для защиты подлинно пролетарской социальной революции. Вот почему она ведет по сию пору якобы безнадежную борьбу с коммунисти­ческой диктатурой. Вот почему нарушается коммунистический мир и покой.

Возникает еще один вопрос.

Махновское движение является преимущественно движением беднейших слоев украинского крестьянства. Торжество махновщины будет означать торжество крестьянских низов. Но будет ли это означать торжество идей махновщины, торжество социальной ре­волюции.

На следующий день после победы такого движения встанет необходимость для крестьян поддерживать продовольствием го­родских рабочих. А так как промышленность в городах рас­строена, не приспособлена к нуждам деревни, то рабочие не смогут платить крестьянам продуктами своего труда. Следова­тельно, на первое время крестьянам придется добровольно и без­возмездно содержать городской пролетариат. Способны ли они на такой великодушный и революционный акт? Ведь коммунисты непрестанно толкуют о крестьянах как о реакционной силе, на­сыщенной узкими собственническими инстинктами. Не возьмет ли в них верх дух этого собственнического инстинкта, дух жад­ности? И не отвернутся ли они от городов, оставив их без необходимой помощи? Мы уверены, что нет.

Махновщина понимает социальную революцию в подлинном ее смысле. Она понимает, что победа и укрепление революции, раз­витие всех проистекающих из нее благ возможны только при тес­ном союзе рабочих классов города и деревни. Крестьянство понимает, что без городских рабочих, без их могучих промышлен­ных предприятий оно не сможет использовать и десятой доли благ, открываемых перед ним социальной революцией. На городского ра­бочего крестьянство смотрит, как на своего брата, члена общей трудовой семьи.

Несомненно, в момент победы социальной революции кре­стьяне окажут полную поддержку рабочим, пролетариату города. Но не его бюрократии. Ведь в настоящее время отнимаемый у крестьян хлеб идет главным образом на содержание огромной государственной машины. Крестьянин отлично видит и понимает, что вся эта дорогая бюрократическая машина не нужна ни ему, ни рабочему и что в отношении трудящихся она играет такую же роль, какую тюремная контора играет в отношении заклю­ченных. Вот почему у него нет ни малейшего желания отдавать добровольно свой хлеб государству. Вот почему он вступает во враждебные отношения с современными сборщиками податей — с комиссарами и разными продовольственными органами госу­дарства.

Но у крестьян всегда есть стремление вступить в прямые от­ношения с городскими рабочими. На крестьянских съездах этот вопрос неоднократно поднимался и решался крестьянами в рево­люционном положительном смысле. И когда массы городского про­летариата, в момент социальной революции, будут независимы и идут непосредственно, через свои организации, сноситься с крестьянами, то последние окажут им необходимую продовольственную поддержку, зная, что в недалеком будущем рабочие повернут 010 гигантскую мощь индустрии на службу насущных потребностей тружеников города и деревни.

* **

Махновщина раскрывает лишь одну сторону в русской действи­тельности. Несомненно, придет время и придут люди, которые эту действительность со всех сторон осветят светом истины. И тогда роль большевизма в русской революции будет видна каждому.

Но уже и сейчас история махновского движения самым реши­тельным образом разоблачает большевизм, в корне разрушая ле­генду о его якобы революционном и пролетарском характере.

В продолжение всей русской революции, когда трудящиеся стре­мились обустроить жизнь на основах подлинной самодеятельности, большевизм являлся их душителем. Реакционный дух большевизма не поколебался даже тогда, когда для всех — в том числе и для него — стало ясно, что русская революция погибает от омертвля­ющей ее диктатуры. Безумная и больная мысль — насильственно держать в тисках своей программы всю революцию — не оставляет большевизм ни на минуту.

Спасение русской революции возможно было еще в 1919 и 1920 гг. Оно возможно еще и теперь. Для этого следовало бы лишь раскрепостить революционный дух масс, опереться на самодеятель­ность рабочих и крестьянских организаций, дать им свободный ход. И революция, найдя свою веру и свою волю, была бы спасена. Она бы вновь подняла великий энтузиазм в массах, вдохновила бы их на героическую борьбу, пробудила бы в них жажду подвига, залечила бы все раны общественно-хозяйственного организма.

Ложны слова государственников, утверждающих, что масса спо­собна лишь на разрушение старого, что лишь в этом разрушении она велика и героична, но что в созидании она, мол, косна и тривиальна.

И в области творчества, в области обыденной повседневной работы масса способна на подвиги и героизм. Но при этом она должна чувствовать себя свободной, должна видеть в каждом об­щественном мероприятии проявление своей воли, своих надежд и стремлений.

Но большевики привыкли добиваться от масс лишь повиновения и поддержки, они игнорировали или душили революционный дух народа.

Историческим, неопровержимым фактом является то, что, на­чиная с 1918 г., украинские крестьяне и рабочие беспрерывно на­ходились в революционных восстаниях — против Скоропадского, австро-германцев, Петлюры, Деникина и т.д. Восстания эти имели огромное значение в судьбе всей русской революции: они создали и поддерживали перманентное революционное положение * стране, которое твердо и определенно направляло трудящихся к решению основных проблем русской революции.

Однако это революционное положение в стране было разбито не контрреволюциями буржуазии или царских генералов, а ком­мунистической властью. Последняя во имя диктатуры партии раздавила в военном порядке все попытки трудящихся *•

самоуправлению — основной цели русской революции — и этим разрушила революционное положение в стране.

В болезненном стремлении утвердить свою диктатуру больше­визм настолько окостенел, до того стал чужд нуждам и стонам революции, что предпочитает видеть ее труп, чем пойти ей на уступки. Во всей русской революции он сыграл роковую роль. Он умертвил революционную инициативу и самодеятельность масс и разрушил величайшие революционные начинания, которые когда-либо в истории предпринимали трудящиеся. И за это пролетарии всего мира навсегда пригвоздят его к позорному столбу.

Но не следует обманываться, допуская мысль, что ответствен­ность за крушение русской революции несет один большевизм. Он лишь осуществлял то, что десятилетиями вырабатывалось в соци­алистической науке. Вся его практика взята из теории общего на­учного социализма. Мы в то же время видим, как в государствах Европы тот же научный социализм лицемерно обращается с тру­дом, закабалив его буржуазной диктатурой.

Рабочий класс мира, ища виновников позорного и необычайно тяжелого положения, в которое социалистическая диктатура поста­вила крестьян и рабочих России, должен призвать к ответу весь социализм и вынести ему свой приговор.

Кровавая трагедия русских крестьян и рабочих не может пройти бесследно. Больше, чем что-либо, практика социализма в России доказала, что у рабочих классов нет друзей, но лишь враги, жаж­дущие захватить их труд. Социализм с избытком доказал, что он стоит в рядах этих врагов. Эта мысль с каждым годом будет все прочнее и прочнее входить в сознание масс.

— Пролетарии мира, идите в глубь к себе и там ищите и творите правду: больше вы ее нигде не найдете.

Так заповедывает нам русская революция.

***

При своем третьем нападении на повстанческий район советская власть приложила все усилия к тому, чтобы нанести смертельный Удар махновщине. Благодаря массе войск, освободившихся после крымской операции, и превосходству вооружения ей удалось летом 1921 г. разбить повстанческую армию и принудить главное ядро этой армии, во главе с Нестором Махно, переброситься на терри­торию, находящуюся под управлением румынских властей. После этого советские войска заняли весь повстанческий район, и рево­люционные массы были насильственно подчинены диктатуре боль­шевизма.

* * *

Теперь махновщина в новой обстановке, и перед ней разверзается новый этап борьбы за социальную революцию.

Какова будет эта борьба?

Сама жизнь выработает характер и формы ее. Но несомненно одно — до последних дней движение останется верным угнетенному человечеству, до последних дней оно будет биться и умирать за великие идеалы труда — свободу и равенство.

Махновщина постоянна и бессмертна.

Там, где трудящиеся массы оберегают себя от порабощения, где растят любовь к независимости, накапливают свою классовую во­лю, они всегда будут создавать свои социальные исторические дви­жения, действовать от себя. Это и есть сущность махновщины.

Январь — Июнь 1921 г.

Россия.