AVTONOM.ORG | РЕВКУЛЬТ |
Роман Рудин
РЕВОЛЮЦИЯ СЕРДЦА
/поэзия-преступление/
Блуд
давились от хохота люди
давили людей хохоча
и чьи-то потные руки
работали, рукава засуча
стенали и ждали расплаты
прислушиваясь к топоту ног
забросили железные латы
споткнулись о свой же порог
давились от мяса и водки
был пир посреди чумы
а кто-то пиздил селедки
а кто-то ебал умы
нас брали, орали матом
стреляли в тех, кто бежал
манили сребром да златом
я руку бы им не пожал
стрельба, и попса, и собаки
собаки лучше людей
скоты снимали рубахи
и тут же снимали блядей
был топот, и гул, и расстрелы
и виселицы площадей
тут кто-то стрельнул сигарету
и сжали ряды мы плотней
последние дни доживала
империя хвастовства
а буржуазия жевала
народ, и горела листва
сердца наши стройные бились
и бились тела о гранит
о, как мы с тобою сдружились
пусть дьявол тебя сохранит!..
давились от хохота люди,
а кто-то кого-то давил
и в этом расцвеченном блуде
тебя я жестоко любил
Спираль бытия
горел месяц ночью бодрою
звенел колокол утром бедненьким
свято место, где распятые
свято место неизвестное
в драной телогрейке стихи матные
а на улице мразь подколодная
после страха и водки ноги ватные
на цепи сидит псина голодная
ветер пахнет канализацией
шея бредит петлею длинною
то, что нынче зовется нацией
тыщу лет назад звалось глиною
и по ненависти каждому стройному
да, по ненависти классу каждому
чтоб задумались девушки знойные
перед тем, как подцепят заразу
стыдно молча, а в голос – повесят всех
а ведь шепотом не слыхать ни хуя
наступает резкая перемена вех
словно бесконечная спираль бытия
Враг стучится
рвачи рвали жгли морили голодом
улыбались с телевизора лукавые
проебали, протащили волоком
и забили нас гвоздями ржавыми
как же так – ведь победили мы
а победа та бедою обернулася
просто так. пожили бы
а потом бы всё равно согнулись бы
камень точит зубы желтые
а вода течет рекою зараженную
взгляды наши рваные и колотые
любит ночь девчонку прокаженную
любит день когда хоронят толпами
и гробы стоят жемчужинами сияющими
любит мир когда все люди волками
смотрят друг на друга ртами ухмыляющимися
ухмыльнулись суки и поехали
на роллс-ройсах, мерседесах и тойотах
сами бы давно с катушек съехали
окажись на миг в немых болотах
мир – тупик. в конце тоннеля свет не светит
головой поник и уже никуда и ни за чем не метит
иглы в пальцы позасовывали мирным паяцам
а по вечерам соседи сверху друг на дружку матом лаются
жирный век, где что-то все не так
не то да и дурак все это разбирает
серый мрак людских седин перекрывает
всю ту радость, что в дом стучится. враг
стучится в дверь, чтобы открыл дурак…
Страна дорог и лаптей
всю правду забыли в поисках денег
удобная ложь превратилась в закон
все нормы – один измочаленный веник
реакционных козлиных препон
попы и цари в феодальное время
несут нам прозренье наивных идей
с лучиной, неграмотны – дикое племя
страна идиотов, дорог и лаптей
* * *
всем воздастся – и попам и иконам
всем найдется по пуле свинцовой
и фашистам, и их законам
и царице, и царю, и коронам
всем найдется по веревке крестьянской,
тем, кто когда-то петлю для нас метил
всем по анафеме пролетарской
барин убит, а никто не заметил
небо рвало и ревел старый ветер
боги рычали и на землю падали
тот, кто раньше в небожители метил
сегодня представляет из себя куски падали
завтра мрак буржуинов – в истории
знаю, что не будет такого более
волею тысяч и тысяч свободных
ёбнулось царство гадюк подколодных
Сгореть в Аду
я хочу сгореть в Аду
я хочу сгореть
сжимая кулаки, попасться в сеть
огонь пожара топит лед в груди
и наш отряд, наша орава мерцает впереди
где черный – ночь, а красный – пламя,
там мы с тобой, друг мой
держи смелей движенья знамя!
идем быстрей с тобой
горят дома банкиров, виллы,
но наш огонь – внутри
я знаю – ты дитя Атиллы
уснувших разбуди!
тупые трупы встанут рядом
затем, чтоб лечь костьми
я убиваю одним взглядом
за это я в чести
я убиваю одним махом
затем, чтоб выжил свет
я знаю тех, стоит кто раком
две тысячи уж лет
они давно уж заслужили те 8 веских грамм
они себя давно убили
и тело их – лишь хлам
хочу сгореть в Аду я, верно
добавь-ка, брат, угля
мы наступаем планомерно
они, ты, друг, и я.
Своя работа
у каждого своя работа
и каждому – своё
такая, брат, у нас забота
такая, ё-моё!..
с утра до ночи в злобном поте
агитстихи орать
кропать статьи, давать уроки –
не скучно умирать
у проходной завода с папкой
газеток и листков
стоять с рассерженною бабкой.
еще бы пять кусков –
и город был бы наш, расклеен,
расцвечен, раскален
я знаю, как, и я намерен
поднять мужей и жен
работа ревлюционера
сурова, тяжела
романтика борьбы – лишь вера
работа наша зла
в спряжении обид и болей
на нервном кипятке
барахтается зачаток Воли,
шипит на холодке
для тех, кому не в лом
и пота, кому кровей не жаль
своей. тому уж есть работа
работа – не печаль
Замолчала
тоже. замолчала, дура
как все молчишь суровой пустотой
я ноль по кальвину. разлука
вскрывает в сердце подлый гной.
молчание – лишь ложь утраты,
когда молчат, не говоря
ни слова острой матки-правды
молчанье – грубый нож. не зря.
сойти с ума, наверно, просто
от нестерпимой тишины
и я ору, как Окна РОСТа
ору, не чувствуя вины.
молчишь. но ты же обещала
молчи. теперь не говори
земли материя трещала
и не дожила до зари.
и я молчу, хоть рот открыт мой,
ни слова нового сказать.
в строке удавленной молитвы
мигала маленькая блядь
Не звони
ты не звони –
какой в всем этом прок?
ты не учи меня преправильным манерам
я не хочу всем нравиться другим
я не хочу считаться сэром
коль веришь мне, поймешь и так
пустяк, но тоже неприятно
мне в горло лезет только мрак
противно мне, когда опрятно
должна поверить. не должна
долой в костер долженствованья
субординация мертва
к чертям названия и званья
средь прочих я безумный раб
раб-Бог, и червь, и лев, и тоже…
мне, знаешь, нравится вот так
шокировать людские рожи
ты не звони –
мне нравится, когда
меня пинают, жгут и мучат
и их плевки я завсегда
приму как то, чему не учат
как высшую награду я
приму проклятия в свой адрес
мои друзья? молчат друзья
как католические padres
любовь всегда должна быть ад
любовь есть вздох – лишь «эх!» и «ах!..»
я вас люблю, я буду рад
когда распнут меня на беленьких листках
Приговор
приговор привести в исполнение
приведен к исполнительным мразям
чувствуешь себя сомнительно колючим и тяжелым
как Пугачев, как Степан Разин
приговор продажной жирной суки
потной суке в черной одежде
я бы с радостью наплевал в руки
в морду в своей последней надежде
приговор осуществили сухо
суки нас с тобой приговорили
я бы вгрызся в судейское ухо
но меня, гады, опередили
заткнули нам рты,
хоть орал я,
рвался прочь от немого кошмара
эх, хоть черт бы побрал их
вот какая у нас Система чмара
приговор привести в исполнение
исполнители приговора
обрекли нас на отсутствие будущего
на введение в жизнь позора
* * *
милый, милый…
как выстрел в больную голову
как морозит щеки ледяная слеза
сигаретный дым ты вдыхаешь здорово
но не знаешь, куда укатились глаза
а назавтра все будет по-прежнему
все по-прежнему, но я буду не тот
что поверженный или изверженный
веселится вулканом Восток
были дали, да много осталось
позади, что не сделали мы
улетали и улетала усталость
чтоб вернуться в наши кошмарные сны
понедельники, вторники, пятницы
уложил в чемодан и унес
а на улице синие пьяницы
голосили, как дряхлеющий пес
милый, милый…
граната за пазухой,
как подарок любимым, родным.
непонятные буковки азбукой
наносили на лица грим
но чтоб смыть этот грим лицемерия
нужно было забыть слова
и лукавый Лаврентий Берия
как катящаяся вниз голова
промычал, прорычал и обрадовал
мы забыли слово «Прости»
потому что прощать и жаловать
в наше время живых не в чести
нужно было забыть слова лживые
и придумать новый язык
что отрезали болоболы игривые
что показывал ханжам мужик
понимание? поражение
понимают не так и не здесь
мы попали с тобой в окружение
и отбиться пытались день весь
отстреляться, открыться, отсеяться
враги наши – давно сами мы
и, ты знаешь, как-то не верится
что наступит концовка зимы
этот фильм не имеет финала
и не будет уже happy end
кровь в сосудах, как девушка Алла,
ала в помпезном окружении лент
милый, милый…
разбей эти оковы
милый, милый…
взломай эту клеть,
чтоб построить мир честный и новый,
за который не жаль умереть.
Извращенная стабильность
пот по шее стекает лениво
провода соединили зубами
намокает под дождем грива
незнакомец остается с нами
на фонарном столбе метко
смело, весело, дерзко качаясь
жадно как-то висела соседка
за нее теперь я ручаюсь
небо красно-коричневых толков
распростерло поносную лажу
и шакалы загрызли волков
а комар съел жену даже
устабиленность извращала устои
и отстой позитивной программы
скрупулезно жевали герои
неизвестной мне оперы-драмы
все везде как всегда и нормально
чересчур обычно и подло
по-моральному аморально
как хотела президентская кодла
Обманчивое утро
когда утро
светло светло
падает на голову пернатая птица
руку / ногу / ногу свело
и задрожали улицы-лица
тогда вдохновенно незримо стоишь
взором уперся в дальние дали
вот что значит бодриться… ишь
воспоминания нежданно напали
сегодня твоим голосом
будет шум машин и заводов
сегодня твое дыхание – осипший ветер
не пытайся копировать этих уродов
пусть даже каждый третий из них в черном берете
нет, не чегевары, но менты-омоновцы
опомнился? сплюнь привкус нечеловека!
по утру иногда так жрать хочется
будто не ел с прошлого века
обнаглели да оборзели
обозри просторы людской наглости
над страной реет флаг вселенской подлости
знаменуя окончание земной радости
радость отныне выдается по дозам
тебе – 100 грамм, мне – 100 грамм
а то отдадимся бессмысленным грезам
и пойдут эти грезы по сальным рукам
нет. хотя слово «нет» нынче не в ходу
надо говорить иную всякую байду
а отказывать льстивожопыми словами
чтобы собеседник хлопал своими слоновыми ушами
вшами и блохами сыт не будешь
рубишь, колешь, бьешь и снова рубишь
нужно денег больше и скорее
а иначе вешайся на рее
потому-то утро так обманно
что желаешь только неба манну
и не думаешь еще об этом мире
что жесток. Мы все мишени в тире.
Мой Бог / Моя ложь
Мой Бог – неожиданный выстрел в спину
Зажмурив глаза, я бреду по коридорам души
Всегда убивают. Истина истиной.
Как ни крутись, как ни пиши.
Лучше. Метафизика богоборчества.
Я борюсь с Ним, значит Он есть.
На листочке бумажном корчатся
Буковки, лживая лесть.
Мой Бог – то, что я так ненавижу.
Все больше и больше обывателей стая.
Что же, если не Бог ими движет,
Этим миром, как куклой, играя?
Верить в доброго бога небесного,
Возлюбить царя земного,
Подчиниться отеческой власти,
Для себя не мысля иного.
Мой Бог – мой любимый страх.
Мой страх – моя сладкая ложь.
Ложь – моей жизни крах
Ложь, телесная дрожь
Найдите мне клетку
мыши, заприте мой разум в камеру
чтобы служба не показалась мне медом
задержите мое дыхание
и узнайте, откуда я родом
родом я из горнила пылающего
и из северной стужи морозной
не привык лизать сапоги
и не ползаю, будто жук навозный
мыши, вам придется закопать меня в землю
но земля ведь тоже живая
канцелярия, конечно, не дремлет
не прошу я посмертного рая
вам придется отрезать язык мне,
руки-ветки топорно повырубать
и глаза, что так молоды –
я не буду никогда симулировать
мне не нужно ваше счастье-иллюзия
я хочу, чтоб всего, здесь и сразу
а не будет – не Россия, так Грузия
все равно Государство – зараза
мыши, найдите такую клетку,
чтоб уже никогда не выбраться
чтоб никто обо мне не узнал
чтоб поэту-борцу не рыпаться
чтоб не вспыхнул новый скандал…
вам придется действовать тихо
аккуратно скальпелем резать
все равно будет вам лихо
кровожадно-брутальная пьеса
мыши, ничего – вам найдется
мыши, ничего – вам воздастся
а пока найдите мне клетку
все равно буду сопротивляться!
Скучно и больно
скучно и больно. я предан
по высшей мере распят
пью сырой чай с черным хлебом
вдыхаю в легкие яд
желал бы, да время не наше
ходил бы с наганом в руке
я знаю, жизнь – горькая чаша
а смерть еще вдалеке
ходил бы и вешался
вешал бы
от неразделенной любви
делил бы всем поровну боли
и сам загибался б в крови
но нет, сижу и вздыхаю
вдыхаю запах обид
а льды в сердцах все не тают
и сердце тяжко хондрит
Мне явится высшая мера
высшая мера мне явится сухо
без стука войдет в квартиру мою
вот она, судьба, злая сука.
водку, как воду, закрыв глаза, пью
и значит болтаться мне так стогодно
стодневно глотать пыль сапогов
что ж, если вам так будет угодно
угодно? вот он, засранец, каков!..
мне явится сука высшая мера
я сброшу по крайне мере свою
усталость. устал я, как надежда и вера
теперь свое несчастье кую
явилась. открыла глаза свои – лужи –
молился ли ты? молился. уже.
okay. значит будет хуже и хуже
причем сразу, всегда и везде
моя высшая мера – сто лет одиночества
и я один, как последний глаз
у человека, что сам себе отечество и пророчество,
и что изучил слепых без прикрас
я пью за здоровье всех мер наказания
я сам по себе наказанье уже
и интуиция заменила мне знание
и вот я один, на рубеже…
* * *
История еще не началась.
История начнется вместе с эхом…
Качнется колокол, звеня смертельным грехом.
История еще не началась.
Побьются статуи и идолы богов.
И бой, и боль – и всё по крайней мере,
И вот уже никто здесь не святой.
И бьется жалостно в последней вере,
В надежде, что не будет бит,
Буржуй на старый день молится.
Мечтам его уже во век не сбыться:
На месте их кровавый мрак излит.
Распятый на единственном кресте
Своих стремлений и долженствований,
Хуй положивший на алтарь всех званий,
Боец висит. А в рваной той пизде,
Что долго родиной звалась слепым и старым,
Бушует вихрь, что сильней пожаров.
История варится в кипятке
Боев, огней и роковых ударов.
Пока дышу…
моя кожа зеленеет. я смотрю на нее
еще немного, чуть-чуть, и ты станешь гнилье
уходя уходи, стены ломай
многозначности этой посыпался край
а на глупом осколке одинокой Земли
не осталось людей – остаешься лишь ты.
а на глупом обрывке твоих смутных снов
лишь прописаны буквы отрывистых слов
так и долго идти – и вперед, и назад
одновременно зол, одновременно рад
так и долго нести свой отчаянный крест
обрывая фату развратных невест
я не тот, что сегодня, и не тот, что вчера
я не ночью, не днем, меня нету с утра
я один комок болей, нервов и вер
мои страхи описали Геродот и Гомер
так вперед, в Одиссею! мой праведный гимн
оглушает кретинов деревень и долин
так вперед! моя сабля разрежет тишь
нету армии, нету соратников лишь
но и сам я подохну с пулеметом в руке
на амбразуру накинусь весело налегке
и замолкнет еще один неудачник-поэт
на устах замирают слова: «Red till dead…»
Расколотое солнце
расколотое солнце
под ногами
туман, мерзость и дым
минута за минутой, истекая слезами
ползешь. Ты был таким молодым.
неясная вечность, немая пощада
прикроет глаза своей мерзлой рукой
а что ты хотел сказать своей глупой отвагой?
последние годы с тобой
были такими:
ненастные бури,
несчастные люди, кафельный пол
плитка шоколада
разбудит,
оставит
тебе
потолок.
минута за минутой протекает сквозь пальцы
и прошлого
уже не вернуть
как кислород
тебе нужен кальций
кости хрустят. Зачем тебе гнуть
из себя
тупого героя?
закрой-ка лучше окно
то, что, возможно, не станет тобою
гораздо красивее, но…
БУДЕТ ВРЕМЯ И ВРЕМЯ ВОСПОЛНИТ
ТОШНОТУ ЗАВЯЗШИХ В НОЧИ.
ТОВАРИЩ БОГ МНОГОЕ ПОМНИТ,
МНОГОЕ ЗНАЕТ, КРИЧИ – НЕ КРИЧИ.
УШЕДШИЕ В НЕБО НА ШТУРМ РЕЙХСТАГА
ИЛИ ПРОСТО ЧАЮ ПОПИТЬ
ВАША СВОБОДА – НАША ОТРАДА
К СЧАСТЬЮ, ЕЕ НЕ КУПИТЬ…
пой… развеселую песню…
молитву… под отвязный панк-рок…
мы… все-таки вместе…
в мечтах…
БОЛЕВОЙ ШОК…
мой жизненный style долбит по стенам
ломаются здания морской пены
виден уже Александрийский маяк
в кармане 2 рубля – ЭТО ГОЛЯК!
жвачка прилипла к ботинку – fucking mother
пиво и водка как необходимая зараза
замкнутый круг животного ожидания
словно заточенный в клетку отчаяния
ночь манифестом разбудит суровая
сука – проклятая, но здоровая!
разве можно такое писать?
писАть – не пИсать,
говорить – не бухать!
ломаются двери, ломаются руки,
такие знакомые в периоды скуки
друзья,
отражение света…
целовать унитаз – дурная примета!
со стены смотрит пламенный вождь
посылаешь на… за окном идет дождь.
ты живешь в бешеном ритме хардкора
зубы сожми и выплюнь пепси-колу!
не думай, не пой, пей, потребляй!
тогда наступит капиталистический рай.
они купаются в золоте, гребут бабки метлой
что же остается нам с тобой?
работать, молчать, иногда расслабляться,
ебаться, бухать, бухать и ебаться!
словами не выразишь – один только мат,
хочется плюнуть и продемонстрировать зад!
смешные герои, стаканы, жратва
на улицах гопники, в мерсах братва.
ты уже не уверен, что это твой дом,
уходишь к себе – и здесь тот же стрём…
но вот в голове лопает предохранитель.
надеваешь куртку и хватаешь свой китель,
берешь мегафон, красно-черный флаг,
едешь туда, где много денег и благ.
центральные улицы, горящие вывески,
буржуи, машины, молодежь, старые крыски,
ухоженные магазинчики, причесанные зайчкики,
для менее состоятельных ездят трамвайчкики,
народ колобродит, народ отдыхает:
пьет и стебется, пездит и харкает.
в этом безумии ты и идешь,
смотришь в их лица, знаешь: «Всё – ложь».
ждать уже нет никакого смысла,
выходишь, встаешь, собираешься с мыслью,
раскрываешь рот, орешь в мегафон,
люди в панике, еще не уловили твой тон.
Красно-черное знамя реет над улицей,
какой-то студент повздорил с дряхлой курицей.
Но тебе нет до этого дела, ты орешь:
«ВАШ МИР НЕ ДОРОГ МНЕ НИ НА ГРОШ!
Вас обманули, вас обкурили,
вы поверили тем речам, что власти говорили.
Теперь вы никто! Посмотрите вокруг!
Они держат всё – это замкнутый круг!
Вы давно схоронили свои таланты
и на животных инстинктах решили выбиться в франты.
Вы рабы, вы холопы, вы просто говно,
ментовские слуги, продажное чмо!
Вы продали души свои Капиталу.
Поклонимся же святым - моче и калу!..»
Ты дальше орал заводные стихи
про то, что времена нынче лихи.
Тебя повязали на твоем арт-терроре,
и в шоке застыло людоедское море…
разрисованные стены
балончик с красной краской
все было так просто,
все было прекрасно
руки мерзли от холода
и сломанной спички свет
согревал наши души,
спасая от бед
голодный год посреди сытых витрин
голый народ взирал на изобилие вин
наша вина, что все так серо кругом,
холодный воздух вдыхаем беззубым ртом
песня крутилась в моей голове
я хотел рассказать о времени – рассказал о себе
поговорил, схватил кашель и заболел
мы давно больны и мы не у дел
разрисованные губы
помада и духи
наши духи витают в атмосфере нелюбви
я смотрел на нее
и становилось больно
жирный генерал пердел «смирно! – вольно!»
да и мы мудаки,
коль допустили такое
теперь глаза не закроешь рукою
осталось выйти во двор и…
Reclaim the streets!
не бойся манекенов и официальных лиц!
разрисованные стены
солдатские каски
обгорелые жилища
унылые краски
спички поломаны,
руки замерзли
время превратить в жизнь давние грёзы…
не слёзы, но грёзы!
не жалость, а угрозы!
не тучи, а солнце!
разбито оконце…
на краю разрушительного созидания
ты принял решение
ты завыл, скребя пальцами мироздание,
желая выбраться из заточения
ты пел…
и от этого воя
глохли чиновники и менты
я, было, подумал: «Дурак», - не скрою,
и спросил себя: «А что сделал ТЫ?»
И землю рвало, когда она понимала,
что сотворит с ней больной человек.
природа плакала и стенала,
но не могла уже замедлить разбег.
БЕГ! Убегая от пыли,
дыма, смрада, помоек, дерьма,
ты подумал: «Нет, весь мир еще не купили
и не купят уже никогда».
Убивали, глумились, насиловали,
демонстрировали свою гадкую власть.
Понимаешь, нас с тобою кастрировали!..
наконец-то натешились всласть…
сколько можно?
Весь мир – корпорациям?!
Уж они-то управу найдут,
позаботятся, кликнут по рации,
уничтожат всех и наебут.
за последнее древо, за несчастного зверя,
за себя, за других, за планету, за завтра,
за все то, что мы все когда-то имели,
призывает сражаться строк этих автор!..
НАМ – МИР,
А НЕ КУЧКЕ ТУПИЦ.
НАМ – СВЕТ
И СМЕРТЬ ВЫСШИХ ЛИЦ
НАМ ЗАВТРА,
А ИМ – ВЧЕРА!
НАМ – МЫ!
ПОРА, ГОСПОДА…
мы оставим вам землю.
мы нашли вам дома.
вы хотели твердую почву?
получите сполна!
обиталище вам готовит АК.
в ваших глазах крови река!..
………………………….
* * *
вдалеке пели песню
вместе
ни за что, просто так
пресно
забивали глаза
лестью
было страшно и не
интересно
открывали окно
рано
чтоб забыться в похмельном
бреде
а бывало и просто
мало
людям золота, железа и
меди
золотистые купола
сверкали
а старушки молились
богу
в почве черви, минералы,
калий
подвернул я и сломал
ногу
талый снег – нора проходимца
убегать, да чтоб легче бежалось
пощадить рядового мздоимца
ведь припрет же нас к стенке
жалость…
жду свободы, водки и хлеба
помираю на полях разбоя
умиляюсь синевой неба
ожидаю любви и покоя…
* * *
ужас в шестой палате
мертвые открывают глаза
солнышко на подоконнике
водка чиста как слеза
разум идет, сметая
все на своем пути
льды Антарктиды тают,
но нужно вперед идти.
солнце засветит ярко,
а я ухмыльнусь ему
кто-то готовит мне яму
или другому кому…
небо, земля – все вывернуто
грязь на моих сапогах
смейся и плач на виселице,
жизнь веселится в гробах
горб / Горбачев / гербарии /
герб и трехцветный флаг
грабь и груби грандиозно /
гранит / граната / ГУЛАГ
новые игры готовит
наш племенной Дед Мороз,
гермафродит истории,
правитель-единоросс.
ужас в шестой палате
палата – большая страна
живые тождественны мертвым,
порвалась гитары струна…
назови меня одним Словом,
чтобы слово не стало ложью.
потолок обратится полом
и уйдут наши мысли под кожу
запиши мои чувства кровью,
чтобы было памятно завтра.
охвати этот мир своим взором
и подумай, кто его автор.
нарисуй на скале птицу,
что летит, оставаясь на месте.
будем щурясь глядеть на Солнце,
через тернии прорвемся вместе.
занимая новые дали,
мы пойдем по тропинкам длинным.
мы с тобою не зря воевали,
сапоги топча по долинам…
Быдло(?)
Этот мир придуман не нами
Таким он был – не изменишь словами
Армии грабили, народ убивался
Фашистам последний оплот свободы поддался
А люди просто – быдловатая пьянь
Ширялись, кололись, пили в самую рань
И дьявольский хохот гулял по округе
Старухи мерли, молодые всю ту же линию гнули
Так жили. Так жил и ты, жил и я
Сами виноваты. Это наша семья
Которая скрипела вместе с кроватью
Адский порок обернулся многотысячной ратью
Я смотрел безучастно, со стороны наблюдал
Просто боялся развить новый скандал
Ладно, все кончено, прожито, пропито
А мы все болеем, старимся с опытом
Но ума не прибавится ни на грош
Ёб вашу мать, это в спину нож!
Твари дрожащие собой упиваются
А смелые, дерзкие все маются, маются…
по заснеженной дороге
утром
не ждал никто
ты шел,
как идут падшие боги
в кошельке было рублей сто
скомканных, потных, грязных,
растерзанных
твои последние сто рублей
что купить на них мог
у истерзанных,
у растоптанных властью людей?
растоптали, расстреляли, развеяли,
разбросали бисер у наших ног,
у наших рыл свиных посеяли
раздора лукавый росток
а теперь стрелять только да резать
друг друга, близких таких и родных,
живых, милых ломать и вешать, вешать, вешать!
нам осталось в рубахах льняных
в рубахах в рубище на куликовом поле,
на мамаевом кургане, где-то под курской дугой
мы не задумывались о выпавшей доле
а теперь беспредел такой…
идет дурак, да не знает как
завистью, ненавистью пышет мрак
вот так
просто так
видно был на то свыше знак
свои мысли крепче сжимаю в кулак
содран лак
гадкий брак
так-так-так…
Маленькой ложью, холодным словом
Едкая трусость правилом новым
Зовет,
работая
стальным механизмом,
Чувством животным, притворным, низменным
Сановники, прихвостни, шестерки
Движут регресс и проводят разборки
Для тех же, кому плаха милей каземата,
Кому ближе риск, чем алгоритм автомата,
Меняются дни, день сменяется ночью
И солнце светит
Разрываются в клочья
Застывшие нормы, законы, святыни,
Идолы, предрассудки, слепые богини,
Боги, иконы, каноны, догматы,
Дворцы, монументы, склепы, палаты!..
………………………………
Мизерной правдой сказал ухмыляясь,
В сердце жестоко клинками вонзаясь,
В чужой нищете, как в океане купаясь,
Золотым положением, влиянием упиваясь,
Куда заведет тебя это сам не знаешь,
Пинаешь, портишь, бьешь и ломаешь
Разводишь, плодишь гнилых паразитов
Чиновничьих типов
Народных хрипов
Кто мир избавит от твоей скверны?
ВЫСТРЕЛ!
Стоишь!
Прицел неверный…
Мертвые не тонут, не горят,
Не потеют, не скорбят.
Мертвые не сеют и не жнут,
Не болеют, не зовут…
весело прогуливался по стокгольму я,
одиноко мысля свое завтра
государство, нация, семья
все вчерашнее, как воды марта
в серых королевских площадях
запечатан лик капитализма
молодежный листопад
серьги, пирсинг, словно в жопе клизма
а к чему?
всему дурной закон
стал границею, виною
где-то тоже в швеции
наверно, гётеборг
дрались с псами-полицаями герои
черный блок сегодня и всегда
как тебя мне в этот вечер не хватало
митинг? хэппенинг? да, да!..
мало, мало, было слишком мало
наших рук, голов, сердец
здесь, в стокгольме – там, в россии
час потехе и делам венец
и приход лукавого мессии
весело шагая вдоль домов
чистых, стройных и похожих
я пытался вновь избавиться от снов
ранил и разглядывал прохожих
за пределом государственных границ,
за стеною злости и обмана
мы построим новый мир из лиц
наших, а не нашего кармана…
босиком по траве, босиком по снегу
я от бури ушел, поселился на льду
жидкий страх простыней обнаружен у них
я пою свою песню, срываясь на крик
в волосах заплели мне сегодняшний день
я побрился под ноль
остророгий олень
на опушке лежал,
о любви говорил
бомба разорвалась
миллионом светил
босиком по земле, босиком по песку
убегал от ветров и искал я тоску
на подушке остался головы моей след
нет волос, нет меня
уже тысячи лет /
правилом нежным, заботливой нормой
в мозги свои вдалбливал жизни тупик
шлюхой, блядью, пиздой подзаборной
продавался, а потом и совсем поник
господа офицеры, попы, депутаты,
юристы, банкиры, директора,
сладкие менеджера по продажам,
с меня довольно. пора, брат, пора…
жратва и дерьмо,
шик и помои
в этом мире всё слишком близко
в этом царстве топ-моделей и отстоя
правят бал только чмо и дерьмо
а я не хочу жрать вместе с ними
не желаю сидеть за одним столом
отпустите же! помогите!
принесите отмычку и лом!
чтоб взломать это гнусное небо
и его оплот на земле,
чтобы было довольно хлеба
нищим, а не жирным в Кремле!
чтобы встать наконец-то на ноги,
на твердую почву НАМ
эй, ребята, готовьте флаги,
выступаем, окончен гам!
я не твой, снеговая уродина.
глубже,
в перья, душа, уложись!
и иная окажется родина,
вижу –
выжжена южная жизнь.
давно выжжена, прожита, пропита
и куда нам с нею такой?..
не хватило мне, братцы, опыта
и в борьбу я упал с головой
ржут этажия.
улицы пялятся.
обдают водой холода.
весь истыканный в дымы и в пальцы,
переваливаю года.
что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
бритвой ветра перья обрей.
пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей.
жонглируй словами,
плюй строчки стальные
русский язык могуч
есть моменты шальные
из-за туч выбивалась звезда Полынь
глянь-ка, выйди, посмотри и остынь
цензуры ножи меня вдохновляют
я слышу: где-то псы бездомные лают
не знают,
что буква – пуля
научи меня жить
бабуля-грамматика,
не время нам ныть!
нытье классическое
классически устарело
нет, мы пользуемся старой поэзией
за ЛЕВОЕ ДЕЛО
за новое дело
не жаль умереть
и смерть уравняет
в правах злато и медь
не скальтесь, о лизоблюды беззубые
холодные трубы, холодные трупы ли
эпоха ваша прошла уж сто лет
но напоследок готов вам прощальный обед
двенадцать персон, вилки там, ложки
с вашего стола мы не возьмем ни крошки
граната ли, яд ли – я буду не прочь
посмотреть это дело и отправиться в ночь…
жонглируй словами,
плюй строчки стальные
на поэтических кочках ломали шеи иные
поэты
нет, не поэты,
а мразь
упали лицом,
да в самую грязь.
мы русское слово революционно улучшим,
поднимем, укрепим, как надо изучим
язык – это бомба,
а грамота – штык,
наш черный дракон и пылающий бык!..
скрипач
молчаливый скрипач
и скрипка – подруга всей жизни
срывались
вместе
на плач
пели и выли на тризне
и вой этот,
в котором лишь вздох,
дыхание нелегкой доли
отдавался в ушах малых крох,
что пришли посмотреть гонцов доброй воли
более / менее пронзительный крик,
звук до костей пробирает
как пролетает по небу кулик,
как филин в ночи пролетает
молчанье
замолкли
смотрят все в пол
не зная, сказать что иль спеть ли
намокли салфетки
и застонал стол
дверные качаются петли
скрипач
молчаливый скрипач
и скрипка, подруга всей жизни
срывались
вместе
на плач
играя на горестной тризне.
слава мертвым греет душу,
слава делает живые трупы
наводняет сушу
и целует в иссохшие губы
слава убивает разум
тщетный разум
убивает
слава бьет
и одним разом
исчезает
слава-выстрел
слава-пуля
слава-яд в твоем стакане
что же завтра с тобой будет
и что есть в твоем кармане
ты в погоне за иллюзией
за несчастным столпом пыли
за облаком розовым
чтоб срубили
люди добрые на славе этой
твоей вольной славе молодости
денег больше
несметной
поросли
майки спрайты фанты выпивка
с ликом красным твоей славы
на черта победы липовые
если слава – мать отравы?
* * *
руку вперед
коснись кончика носа
подумай сначала, после скажи
тело твое и в теле заноза
пронзают плоть стальные ножи
еще шаг вперед
ты ближе и ближе
вдох – выдох – вдох. еще один шаг
кто-то в верхах, другие всё ниже
мы – в помойной яме и так
и так день за днем,
ночь тянется ночью
и так всё плывут
пред тобой этажи
устало смотришь, прищурив очи
морщась от цветастых мещанства и лжи
Тупые
телевизионная программа пела, врала
баба Валя отправляла телеграмму
хулиган ломал оконну раму
драму
разыграл спектакль
маму
поздравляли и со смехом дети
почему-то мир попался в сети?
эти
по наивному тупые люди
верили,
что счастье при капитализме будет
судят,
но не тех, а «злых» героев
Ноев
тот ковчег иным построен летом
бредом
пропилил министр
светом
зажигалась лампа и потухла
девочку ломала дорогая кукла
и планета от безумья подыхала
вы видали этого нахала?!
я сидел
на сломанной скамейке
женщина цветок полила с лейки
ну и по хуй! –
буду срать с балкона
этим лицам пошлым и знакомым!..
* * *
БОМБА – это нож в наше сердце
С помпой уходили на фронт
Президент отправлял, открыл дверцу
Думая, что в этом весь понт
БОМБА – разрывались снаряды
Вечность – умирали слова,
Те, что выражали с пылом и с жаром
Накал, от которого кругом шла голова
Звезды – не видать эти звезды
Видно, разум от них ушел
Поздно, уже слишком поздно
Мир истерт в простой порошок.
Вены – бурлили вены
Плавилась кожа на наших руках
Стены – ломались стены
Культуры на глазах обращалися в прах
БОМБА – это мир до и после
БОМБА – необратимый эффект
Хотелось новых медалей, звезд ли
Но совсем не о том писал старик Брехт
ТЩЕ-славное
Эй! – говорю тишине
Молчишь. Совершенно один.
Как во сне,
в нескончаемом сне,
где комом тебе в лицо каждый блин.
Живешь. Просто люди вокруг.
Сидишь. Размышляешь так.
Пей. Это замкнутый круг.
Выпей
и сожми боль в кулак.
Я знаю. Много разных везде
людей. Но какой тебе толк?
В дыре, похотливой пизде,
порвался гандон и… умолк.
Ты с детства
привык быть не таким,
другим…
За пазухой у тебя…
Что?
Плохой вышел мим
в театре
немых
для…
Я знаю, слишком много недосказанного,
затертого, непонятного, многоточно/многозначного,
но из этого – неясного / праздного
вышла изрядная порция творчества мрачного.
Упертый / запертый, ты внутрь себя смотреть пытаешься,
в сердце свое, в мысли хулиганствующие.
Нет, не бывать тому – вовек не раскаешься,
лучше зачнешь новые жесты / движения пьянствующие.
Рано утром ты встанешь с постели.
Пол холодный, босые ступни липнут к нему.
Ты бы хотел, чтоб извечно тебя хотели.
Продолжаешь ломать дрова посему…
Сдохший панк
консервами жирными в жестяной банке
панки
мусолили глаз обывателя
неясным вздором шумела улица
отзываясь нервным шопотом бандита-мечтателя
его нож еле слышно касался
щеки, жесткой и смятой
нет, бандит на людей не бросался
то был у него поступок десятый
а панки, грязные и алкогольные,
неслись водоворотом по убитому городу
бандит усмехнулся: «Они сейчас вольные…»
и, усмехнувшись, почесывал бороду
они сейчас вольные,
но не надолго
надолго останется в них дух прокопченный
оденут потом рубашечки белые
бандит был прав, бандит был ученый
оденут, умоются соплями / слюнями
войдут в жизни ритм
обычный и плавный
станут обывателями средними, угрюмыми
и будут знать, кто в мире сильный и главный
себя ежедневно в потроха продавая,
торгуя телом, как вокзальная проститутка
они будут жрать, воя и лая
угадывая: крылышко птицы им или грудка?..
Довольный обЫватель
говно намазано на хлеб.
жуешь, смакуя чай.
сидишь и ногу положил
на ногу. не скучай.
по телевизору вчера
казали новый бой.
но, к счастью, наши господа
твердят наперебой,
что войн не будет, та война
довольно далеко.
довольно скалился с утра.
доволен? бог с тобой!..
живешь довольно хорошо,
ни о каких боях
не помышляешь даже знать
в своих родных краях.
говно намазал. бутерброд
так сладок, вкусен, мягк.
в земле твоей какой разброд?
в земле твоей все так,
что просто хочется запеть
и писать кипятком,
и извернуться, и суметь
ударить молотком
туда, где надо, где всегда
полно лавэ и благ.
тебе война чей ничего,
веселый мой дурак.
говно намазано на хлеб,
но ешь его не ты.
в могиле очень хорошо
и у креста цветы…
* * *
Коварство и любовь.
Бурлила кровь,
И жажда, и желанье
Неслись вперед.
Опять и вновь
Болезнь рассудка и сознанья.
Осколок горестный зимы
Вонзился в сердце, мысли, душу.
Свои слова душили мы
И попадали чувства в лужу.
Уйти в окно, сказать «Прощай»
В неясном пониманье.
А всех людей не обобщай
В своем бессовестном познанье.
Забылось завтра, но вчера
Все не дает тебе покоя.
Тобой проиграна игра.
Я идиот, дурак – не скрою.
В руках невидимой чумы
Ты бьешься, разбиваешь
Чужие лбы, дурные сны,
Куда придешь, ты сам не знаешь.
Поступок ярости – вперед!
И убивать всегда готовый.
Насилье не растопит лед,
Но будет много свежей крови.
Психоделический маньяк
Объят узлами вен и нервов.
Четыре выстрела подряд,
Контрольный в голову, наверно.
Размытый снег, туманный взор –
Лежишь и воронов считаешь
Надежды нет – укор-укол
И вместе с жертвой засыпаешь.
Неистовство вечера
нелепая гамма цветов
цветастый букет любви
от здания чувств остов
сиди, молчи и реви
в капкане, как пойманный зверь
в загоне, как стервенеющий пес
закрыта сознания дверь
но им не убить твоих грез
вечерний город Москвой
овеян, обуглен, объят
проспект – не чужой и не свой
машины выстроились в ряд
бредешь посреди чумных
нормальных – ты сам чумной
на память пророков иных
читаешь и ищешь покой
на следующий трезвый день
ты будешь себя проклинать
ты будешь себя давить
судить, ловить, обзывать
всем тем, кто обижен рукой
случайной, неброской, твоей
им всем свою душу открой
исчезни в пучине морей…
Алкоголь
в мою кровь попал алкоголь
я впустил его красной рукой
алкоголь – это боль, это соль,
это жутко правдивая голь
опуститься на самое дно
я хочу, но мне так тяжело
я хочу опуститься на дно
в наркотическом трансе оно
обкуриться, обдолбаться и пить
пить безмолвно-веселую нить
и вязать, и сидеть полотно
непонятного цвета панно
а назавтра я буду больной
мир недобрый, жестокий, иной
а назавтра похмельный бред
много лет, много лет, много лет
я прилежно закон исполнял
обывательским борщем вонял
надоело! лучше пить, убивать
лучше красть, надрываться, орать
лучше резать послушных людей
и пугать их силой идей
лучше ниспровергать закон
человеку не нужен он
лучше быть партизаном любви
и погибнуть в своей крови
кровь – вино, вино – алкоголь
алкоголь – это боль, это голь
алкоголь – это правда и бой
с алкоголем я стану собой
* * *
вот так ты сделался собакой
ненужной бякой
забойной дракой
твоей никчемной пустышки-души
круши свое эго вдохновоенно
мгновенно эхо рукою неверной
вернется к тебе, ударяя, наверно
по морде, выбив
зубы твои.
ты тявкаешь сипло
ворчишь и нетрезво
виляешь хвостом
затем прыгаешь резво
летишь, попадая в немое пространство
так чужды тебе задор, хулиганство
ты здесь. в этой яме,
чумной и заразной
и думаешь о своей человекообразной
судьбине, такой дурной, безобразной
ты в этом пространстве один.
Юлия
[Идите вы на три буквы, если думаете, что это посвящается вам!]
Шла одна и Июлем звалась
Темны волосы с плеч падали
Убивала глазами, мыслями
Была свежая в океане падали
Проявляла интеллекта способности
Кроя эрудицией вопросов рой
И все же была неученая
Оставаясь наедине с тобой
Проходила по свету молнией
Бурей брила лицемерия усы
До ушей наивная, кипяченая
Не боялась, когда лаяли псы
Нет, не лилия и вовсе не роза
Не такою была рождена
По себе сама являлась угрозой
Внешность, которой награждена:
Положили уже голов горы
Обрезались вместе, глядя в глаза
Друг друга,
когда рушились все опоры
А из глаз горячо катилась слеза
Светом мира она вечера освещала
Непосредственно-детская, играючи жила
И материя этого неудачного мира трещала
А она вино с нами пила
Шла раскованно и Июлем звалась
Смех свободно ее парил в облаках
И всегда собой оставалась
Не давая носить на руках
Невнятное
каждому городу своя буква
каждому миру свой заголовок
слова обесценились, пустышки
и их заменила стая уловок
небо чернильным покрывалом
лежало в прострации серебряных звезд
и предложения валили валом
обнажая сильные ноги и поднимаясь в рост
стригли ногти, локти кусали
больная мозоль как продолжение тупика
рабы мелочных хозяев так и не восстали
сказали, что могут потерпеть пока
каждый город в мерцанье лампочек
каждый мир в свете ядерных бомб
автомобильные сигнализации
и ругается пьютерокомп
развяжи мои нитки
разорви мою душу
подорви мою веру
напои мою сушу
течет река назад
кому-то очень рад
иду, несусь вперед
настанет мой черед
ЖаЛлЛь
непомерно длинные языки
копошатся на каждом углу
покушаясь на божий престол,
я сквозь взгляды свиней бреду
открываю заново мир
что кряхтит за моею спиной
то во время чумы пир
зависает темно надо мной
по-отечески мертвой рукой
мне чинуши закрыли глаза
вот и вышел денек такой
а еще началась гроза
поторапливаю свою лень
и живу понемногу вдаль
навожу чью-то тень на плетень
и как будто немного жаЛлЛь
Ты – сегодня, я - завтра
подохни ты сегодня – я завтра
один день – одна жизнь
мертвый, но еще говорящий автор
кровушка-кровь моя, брызнь!
………………………………
порядка ради съешь своего брата
Каин и Авель, Ромул и Рэм…
мы привыкли и это для нас не утрата
мы знаем как много, к чему и зачем
………………………………
свыкнись с мыслью,
что явился на свет случайно
просто так, от нечего делать, блин!..
и зубами вцепись в эту землю отчаянно
ведь не зря же клином выбивают клин
………………………………
скрежет зубов, как ключа в ржавом замке
снова в бой – одна ночь на сон
пистолетом карандаш в руке
день прошел – значит в следующий кон
………………………………
это игры, в которые играют люди,
перестающие быть людьми
я не знаю, что из этого будет
или мы остаемся одни
………………………………
подохну я сегодня – ты завтра
какая разница? какой толк?
жизнь – кошмар, а расстаться с ней жалко
так подумал, завис и умолк
Пролетарская плата
наверно «пролетарий» - значит «в пролете»?..
что ж, и в это есть смыл свой
в то же время, когда на самолете
в Европу летит жирный ковбой
пролетарий владеет его судьбой?!
ой!..
небось, на Каннары собрался, сука?
на чьи деньги в бизнес-классе летишь?
самолет в Палестину – будет тебе наука
а ну-ка, руки за голову! кышь!!
рабочие мило холили-лелеяли
босса
не бунтуете? – нате вам!
нравится жить, чтоб как бараны блеяли
эх вы… стыд вам и срам!!
но есть еще порох в пороховницах
будут винтовки – а посему
будет буржуй перед взлетом молиться
будет еще расплата ему!
Время цветения
Молодо-зелено
Весенней травой
расцветают красно-черные флаги
над головой
И люди – не массы, не кал –
идут на Рим, как шел гот и шел галл
Идут и знают: Вавилон да падет
порушатся храмы, несправедливость уйдет
Идет, а под ним напевает земля
Он бунт есть и бьется живых ради для
Цветы вырастают на серых камнях
Кресты там могильные скрючились в пнях
Исчезли, истлели и мхом поросли
Нам долго вбивали, нас долго пасли
Порядок преступный веками храня,
убийцы дрессировали тебя и меня
Но время пришло и вот этот день
когда яркость красок побьет страх и лень
Одна лишь секунда – давай, оглянись
Исчезнут границы и мы взмоем ввысь!
* * *
Город дымился, город кричал
Город в огне неприятельских чар
Рушатся
уродства храмы:
Небоскребы, Маки –
комедия драмы!
Люди сгорают под обломками биржи,
Поэты сочиняют новые вирши.
Все министерства объяты пожаром,
Паникой, хаосом, горячим паром.
Банкиры пытаются спасти свои деньги,
Заработанные на крови невинных.
Вот так! Страшный суд приходит.
Народ стоит в магазинах винных.
Не знают еще, отмечать ли победу
Иль поминать погибших товарищей.
Но вот мысль пришла соседу
Раздуть огонь мирового пожарища!
Перманентный хаос наступил в два мига.
На землю упало три военных МИГа.
Весь мир – это наш город!
Камрад, вперед! Застегай ворот!
Антиглобалистскими бунтами выйдем,
Костью в горле очередного премьера.
Пусть знают обыватели, быдла,
Какая наша красно-черная вера!
Город дымился, город кричал,
Город в огне анархических чар.
Рушатся уродливые храмы.
Весь мир – арена,
Жизнь наша – драма!..
Две черные радости,
три белые невзгоды.
В потемках сомнений
идейный завал.
Пропал мой покой
и голос Природы
зовет нас с тобой
на торжественный бал.
Тогда паруса
смыслом жизни окрасят
мои сновиденья,
мои города.
Теперь что-то будет:
проснулся приятель,
поднялись знамена –
живая вода!
Ты вкус ощути,
не выплевывай правду.
Она хоть остра,
но в ней сила и вкус.
Наступит эпоха,
что старость раздавит.
Победа за нами –
трепещет уж трус!
Любовь
Красивое лицо, родные черты
Нас двое с тобой –
Только я и ты…
Нас двое. Вдвоем
Сквозь концлагерный лай
Идем осторожно, хватаясь за край.
Победные искры велись к небесам.
Но мне все равно – я приник к волосам.
К губам, чтоб напиться
И захмелеть,
Разбиться, раскрыться,
Перегореть…
Звезда загорелась
В глазах этот блеск
Глядел на тебя
Вокруг стоял треск
Кого-то в последний вояж унесли,
А мне все равно. Сердце рвется в груди…
Мне твое имя – Боль и Укор
Безмолвных прощаний жесток приговор.
Когда нам останется лишь полчаса,
Я вырвусь из плена. Давно уж пора.
Холодной винтовкой рассыплется ночь
Гранатой последней ворвется к нам дождь
Последний прорыв посредине нелиц
Лицо твое рядом как облик столиц
Весна на погонах, зима – на земле
Свастики смерти сокрыты в Кремле
Концлагерь ожил, прорезался свет:
На Красной площади освенцимы лет.
Все дальше и дальше была от меня
Летел я к тебе, сквозь пули гремя
Подбили снаряды на крыльях мечту
Упал и разбился,
Но встал и пойду.
Я в тысячу глоток сметал все посты,
Таможни, границы. Говорили тосты
Не знали, что близко
Крадется их смерть
Себя берегли, но прощения нет.
Я всем отомщу за былую любовь
Убить президента! Да в глаз, а не в бровь!..
Потерян ключ к душам людей
Потеряны люди и судьбы.
С винтовкой, гранатой…
Как в старь.
Не жалей!
Круг бедствий и горя замкнуть бы…
Поэт что теперь, что поп-звезда –
Не много отличий.
Не мало
Кипела горячая в кране вода.
Бурлила в глотке сначала
Совесть распалась на тысячу лет,
На тысячу грез и сомнений.
Поэт-лиходей и Слово-кастет
Ломали зубы строений.
Строения старых умеренных слов
И строчки лжецов в кармане
Поэт-террорист – разрушитель основ,
Лесной партизан в тумане.
Поэт-провокатор, Поэт-Прометей,
Несущий озябшим жар лета,
Философ и практик.
Отжившее бей!
Почувствуй огонь пистолета!
Забыто священное ремесло,
Загнали в пещеру Поэта.
Поэт-конформист, проходит твой срок.
Достанем ножи и стилеты!
Солеными слезами на землю вылил дождь,
Свирепыми глазами сжирал великий вождь.
Ловил упрямо капли -
Напиться не сумел.
Вода впитала горечь
И смыла с сердца мел.
Над нами грозно тучи
Собрались строем в ряд.
Уже не станем лучше,
Нам люди говорят.
Уже не будем снова
Молиться у икон,
И упадет подкова,
И мы услышим стон...
Растрепанные мысли
Будут мелькать в глазах.
Все упованья вышли -
Мы моемся в тазах.
Смываем горечь правды
И оставляем ложь.
Такое наше дело,
Такая жизнь. Ну что ж?..
Первый снег, новый век
первый брег.
человек
разбиваю стекло
слышу ругань калек
пустота океаном
разливалась в глазах,
а стакан поднимали
и скрывались в лесах
рвотным инстинктом почуял закат
на закате культуры
грома раскат
я стоял такой голый,
несчастный, слепой
я уйду в океан,
но останусь собой
возьмите этот дохлый мирок
и поплюйте на волосок
втопчите в землю надежду и свет
им будет там лучше
признание бед
открыть все кингстоны,
сойти с ума, утонуть.
люди уходят на север,
но там та же непролазная муть
мне хорошо и противно,
что я человек
дороги разбиты
тащится зэк
я слышу движение ночи и дня
к сожалению, день – не для меня
бредем через город расстрельной толпой
серые стены пропахли мочой
всех нас поставят пред камнем стоять
камень холодный, чертовская блядь!
черное дуло уперлось мне в лоб
я рассмеялся
всемирный потоп
выстрел в висок – совет да любовь
на полу разливалась чья-то алая кровь…
Отражение света - лишь уровень заблуждения.
Жаркое лето - степень поражения
Вода кипит при ста градусах -
Физический бред!
Все происходит иначе,
Есть иная причина бед.
Зайтись жутким кашлем -
Не повод подраться.
Черные мысли -
Время за дело браться.
Электрическим током бьет главком,
Но закат еще молод,
А восход - стариком...
Физики пляшут на амбразуре
Зубная боль - как запрет называть господа всуе.
Храмы, молитвы - все погорит
Славным пожаром разобьем архетип.
Этот мир подчиняется не нашим законам,
Но мы постараемся навредить баронам
И, наверстывая упущенное, зажжем дворец
Это и будет нашей борьбы венец.
Математические расчеты ошиблись
Дети во дворе о железную скамейку ушиблись.
Это не порядок! Нет честных людей!
Но мы постараемся вернуть их силой идей.
Раскрыл умную книжку - там формулы в ней,
Предписывают нам держаться корней.
"Вот дурь!" - закричал я и книжку порвал.
Буржуи окончательно осознали провал...
* * *
Цвели цветы
на аллеях, затертых весной.
Прошла зима,
прошли лето и зной.
Выйди на улицу!
посмотри на себя
Солнце улыбится,
на месяц глядя.
Вечный восход
и страданье-закат.
Мы провели
три года подряд
В глупом плену
у хитрой лисы,
В камере,
где завяли цветы.
На поле лежат
солдаты и мёд -
Всё, что хотел,
а никто не придет...
Выйди на улицу!
Посмотри на себя!
мир-безысходность
на планете Земля...
Самосвал
подъехал, поднимая пыль.
Небеса
разверзлись, изменили свой цвет.
Перевал
для тех, кто не рожден на свет.
Колеса,
что нам укажут путь…
Затменье нашло на правильный мозг
Праведный бог превращался в воск.
Я видел следы
непонятных людей,
Услышал возгласы
проклятых идей.
Книги сгорели, ушли под кожу
Совесть заела и окрасила рожу
В красный цвет великого знамени
Много лет плывем, а всё на/ мели.
Великодушные хозяева времени
Решили нас избавить от последнего бремени,
Лишили нас последней корки хлеба,
Последней рубашки, под открытое небо
Оставили нас помирать от голода,
От глупых надежд, от вездесущего холода.
На то мы ответили хохотом черни, красным смехом. Распался сэр Генри!..
Мы славили господа, великого Молоха,
Царя Мамая, ученого Олуха.
Мы дети тотального Сегодня,
Внуки Чернобыля, преисподней.
За нами тепло концлагерных труб,
За нами холод мертвых губ,
Над нами нестираемая свастика ночи,
За нами недреманные очи
Конторы под названием «Гражданское Благо».
Комитет Гражданского Блага!
Слава солнцу! Слава богу!
Слава тем, кто мостил себе дорогу
На крови безвременно усопших,
На телах безвременно почивших.
Вылезло из-под кровати насекомое –
Вот оно, наше число искомое…
Нарисовал на стене я,
написал «Ре-во-лю-ци-я».
Там, где два слова на ветер
сказали друзья,
там, где огонь Хиросимы
и зарево душ,
где горизонты палимы
и нелегко срубить куш.
написал на стене я:
«Ре-во-лю-ци-я».
Со стола смотрел Ленин
прямо на меня.
я порвал фотографию
и выплюнул чай.
как в мавзолее стою,
слыша прошлого лай…
Мое любимое слово
«Ре-во-лю-ци-я».
Нас погибало так много,
страдала семья.
где каждый день смена строя
и караул у дворца,
где по-звериному воет больная страна!..
Два пальца в рот,
дуло в ухо,
зажмурив глаза
у стены Демократии,
с щек стекает лоза.
перманентные люди
прощались в кайф.
та земля, что здесь будет…
Нестабильность long life…
* * *
Всё, что не растворилось в воде,
Оставляет богатую пищу раздумьям.
Мой друг, я тебя не оставлю в беде…
Комья грязи летят в лобовое стекло.
Колеса буксуют, но мы рвемся дальше.
В пекле боя солнце нещадно пекло.
Товарищ, разряди револьвер,
Время сказать важное слово
В атмосфере потерянных вер,
Там, где очень хреново,
Но надо идти.
Здесь нет мер –
все меры стары, но… Здорово!
Где ты был, друг?
Я с тобой говорю?
Что осталось от бывшего раньше?
Я теперь стою на краю,
а усталость треплет страницы,
покидая душу мою…
Он застигнут реальностью в угол сомненья
И растоптан людьми, что плюют пред собой.
Он, возможно, последний… И это мученье…
Он последний… и он – вдохновленный борьбой.
За окном ни хрена. Но и это не важно.
То на улице дождь, то солнцепек.
В этот день ты узнал
и принял отважно.
В этот час ты постиг, как великий пророк.
Желтизна подступила, стены хохочут,
И ты сам по себе, но не сам для себя.
В глубине существа и у этих есть совесть
И ты должен открыть их слепые глаза.
Зарядив револьвер, помолившись пред свечкой,
Ты уходишь туда, где закат и восход.
Ты был умный живой и на палец колечко
Ты одел за любовь. Так сделай свой ход!
Те большие глаза… Солнце скалилось только.
И луна – не луна, коль слеза – твоя кровь.
Ты припомнил Судьбу. Две монетки в кошелке.
Посмотрел на себя и задумался вновь.
Ты наполнил стакан и все выпил залпом.
Эх, была не была! Да коль жизнь – это яд.
Рано утром ты вышел из дома шатаясь,
А затем грянул гром три раза подряд.
Грянул гром и вода
смыла кровь со ступеней.
Дождь все сделал взаправду и всех просветил.
Он ненужную глупость, тщеславье, презренье
смыл.
Откровенье погасших светил…
Жизнь сменила свой ход,
Жизнь пошла как-то дальше.
Молчаливые люди, жандармы, солдат.
Повязали на месте, связали.
Отплатил этот долг… Что сказать?..
Семнадцатый год в голове!
Прорваться через тысячеджоулевые инстинкты,
То рыдая, то дико смеясь,
Словно барахтаясь в жидком мыле,
Вспоминая, кем можно стать
В голове тяжелы железяки,
Да и мозг зациклился в грань
На вершинах сидят в раскоряку
Бюроманы, писаки и срань.
Прорваться через тысячи тупых голосов,
Пройтись сквозь себя, как в океане басов,
Прорваться сквозь глупость, сапогами гремя,
Отринуть навязанное, найти себя!
Видя, как дни мелькают в глазах,
Упиваясь сложностью сферических систем,
Руша прогнившую действительность в прах,
Пробуя на язык горький крем,
Страх ощутить себя никем и нигде,
Воспринимая болтовню извне,
Но борясь за свое «Я»,
Пытаясь схватить это во сне,
Семнадцатый год в голове!
Под черно-красным.
От болей и бед - экстремистский рассвет.
Гора за горою столетий и лет.
Под черным и красным,
Неся в себе свет,
Идут, выступают,
Плюют на все нет.
Чумой называли, кровавым бичом,
Знамена срывали, но им нипочем.
Стоят воронки. Спокойно, сейчас...
Не долго осталось, не станет вас.
Мы ненависть в сердце с детства несли,
И горечь обиды рвалась в груди.
Мы верили, верим: спокойно, пацан, -
Расправимся с властью, не посадят в капкан.
Все то, что так дорого уму твоему,
Разбито, размыто, забито в тюрьму.
Насиловали и глумились тысячи лет.
Пора наконец прекратить этот бред.
Вставало немного, встали - полки,
Борцы за свободу, - воздать всем долги.
Когда воздадим, будем строить свое,
То, где нет власти, по справедливости всё.
Не встанем на грабли дедов и отцов.
Круши государство!
Миллионы костров!
От спички одной разгорится пожар.
Да здравствует нашей революции жар!
Все беды прошли мы. Один лишь рывок.
Под черно-красный... или пулю в висок!..
В доску вера спасительная!
Очертя голову, побежал за солнцем
Наебнулся на пуле от радости
В глазах стоял яркий шарик
Шмели чудесно жужжали в ушах.
Падая на скользкую рыхлую землю,
Ловя зубами зеленую травку,
Носом втыкаясь в истину,
Ощущать себя верхом поэзии…
Собачка вонюче затявкала,
Подковыливая к лежащему трупику
Этого обрадованного,
В гробовую доску уверовавшего
В чистоту своего заблуждения.
Вот так чудесно пожили.
Во веки вера спасительная!
* * *
Вынося из кипучего ада
крошки разумного,
решать,
быть или не быть,
убить гада,
что в ту или иную минуту сказать?
Выбивая правду из лживого мусора,
Кашляя от черного дыма подлиз,
Ты готов сбросить легавого мусора
В конформистский колодец лиц.
Все надоело, тебе мало воздуха –
Не развернешься, не закричишь.
И, сочиняя новые лозунги,
Со знанием дела, беспощадно крушишь!..
* * *
В темном коридоре
пропахшем рыбой
свет зажигался,
но лампочка выбита.
Как слепой
бредешь
по холодному кошмару,
не зная,
что дальше найдешь,
попадешь в какую свару.
Ты всего лишь средство, лишь ресурс
в руках государства тих и пуст.
Тебя имеют
все, как хотят.
Они лучше пожалеют
дохлых котят.
Кто ты
в этом мире есть?
Способен ли за идею
в тюрьму сесть?
Скажи! Не молчи!
И действуй быстрей!
Иначе погубит всех
власть зверей.
* * *
В холодном окопе настало утро.
Все как всегда, в руках пулеметы,
Вражий оскал чуяли нутром,
Предупреждая над собою полеты.
Кому-то весна – пора вдохновенья,
Кому-то простуды нудное время,
Кому-то цветочки рвать во селеньях,
Кому-то война и снаряды на темя…
Утро и холод – прекрасно! прекрасно!
Зелень вокруг и земля плодоносит,
Птички поют, но, к несчастью, напрасно.
Им все равно, их ноги не носят.
Быть погребенным в этой землянке
В последний момент – речетатив пулемета
Остаться здесь лежать на полянке,
Как комсомолец с молодежного слета…
Утро в холодном и мокром окопе.
Кровь и вода – сдобрили почву.
Да, это лучше, чем болота да топи.
Вот и проспали еще одну ночку…
Ликование по поводу смерти неолиберализма
Заложники собственных изысков,
Жертвы немой борьбы.
Вера в невероятное,
В то, где исчезли следы.
Все уже разворовано,
Но они продолжают петь,
Что их путь – благо для общества,
Отклонение от него – смерть.
Но скоро машина обмана
Закончит свой тяжкий ход,
На полпути она встанет,
Заскрипит, грохонет.
Рухнет Минфин, рухнет Кремль,
Пылью и мраком покрыв
Серые царские стены,
Что столько стояли одни.
Я буду визжать и плакать,
Я буду, как тот солдат,
У каждого бара падать,
На каждом пикете стоять.
Я буду свободный ветер
И буду великий вождь
Да здравствует последнее лето!
Проходит вселенская ложь!
Ходячие трупы /бесхребетные твари/
Дождь. Вокруг тебя идут люди.
Мертвые. Зомби.
Их уже давно нет.
Оболочка живет, держит груди,
А внутри ничего
Много уж лет.
Забавно.
Сыто и славно.
Они обеспокоены лишь мат-стороной,
Выживая, не зная,
Кто у них стоит за спиной.
Они боятся потерять свое место
В этой серой никчемности будней,
Ибо сами – всего лишь тесто,
Сами по себе – трутни.
Они крутятся, бегают, злятся…
Для чего? И какого хрена?
В снах мечтают о журналах из глянца
И как бы завтра сытней пообедать.
Духовно мертвые.
Мышленьем гнилые…
Это то, что мы прославляем.
Прославляем изнуряющий труд без развитья,
Жесты тупые обожествляем.
Прославляем косность и скудность
Наших умов – никакой градации.
Призываем не жить вперед
И отказаться от открытий грации.
Верим, что стабильность – благо,
Не видя, что растут поколенья жирных,
Невнятных, но слишком понятных,
Недалеких, но вечно умытых,
Тех, кто с рожденья – дохлый собственник,
Сука потная, слабая, лживая,
Тех, кто миром будет господствовать,
Но это господство опять без развития.
Дождь. Все идут.
Все как-то движутся.
Ходячие трупы, бесхребетные твари,
Рабы, из которых все давно выпотрошили,
Как вечная жизнь, где разум украли…
Забывая огни больших городов,
Райские прелести многотонных садов,
Лесть и мошенничество кругом,
Ты уходишь искать свой дом.
Может быть, сложно,
Может, всерьез,
Может, последний,
Как порвавшийся трос,
Может, беда,
А возможно, господь,
Может, награда,
Тихая водь.
Ты идешь через лес,
Ты идешь через мир.
Ты находишь друзей,
Позабытый кумир.
Ты им все рассказал,
Словно волк, ты оброс,
Ты оставил им выбор,
Ты продолжил свой кросс.
Иди, может, откроешь мечту!
Иди, я за подвиг сочту!
Беги, наготове курок!
Беги! И в дорогу хард-рок!
* * *
Жизнь распределили на сотню лет вперед.
Жесткий регламент тяжелее свинцовой пули.
Канцелярия никогда не врет
На этом истерическом поле дури.
По часам по минутам каждая жизнь.
Не отбиться от графика, бояться отстать.
Штраф, увольнение, слюни подлиз
Смердящей собачке как раз под стать.
Сколько кило, сантиметры, налог.
Все по закону. Комиссии. Пакт.
По протоколу. Внести залог.
Какой у бумаги может быть такт?
После работы – на свалку, пора.
Хватит. Лимит исчерпался давно.
И с мозгов уже слезает кора,
И нести на проверку мочу и говно.
Репродукции центр потомство кует.
Отбирает лучших. Плохие – брак.
Лучших в органы власти сует,
Оберегая от всяческих драк.
Распределение, пятилетки, госплан,
Централизация. Приказ высших лиц.
Инициатива людская – хлам.
У парт-элиты не рожа, а ситц.
Так день за днем, рывок за рывком.
Все слишком правильно. Механизм.
Державная политика. Честный главком.
Люди-машины, задачи, снобизм…
А я всегда был проказник по натуре.
Где-то там напали, где-то там замкнули,
Где-то убивали, не пряча слезы,
Где-то обирали, вручая розы,
Где-то захотели, где-то замолчали,
Где-то прилетели, где-то закричали.
Я не знаю, сколько,
Но, наверно, много
Раздирали всю мою страну потопы.
Раздирали всю мою страну пожары.
Братья погибали, братья залажали.
Сотни лет властитель дум монетных
С жиру убивался, видя старцев бледных,
Трижды похмелился, но не знал пощады.
Так мы и сидели, и тому мы рады.
Так мы гордо, молча, тряся ногою
Над собой глумились, над землей нагою.
Так нас отсылали в мировой Дахау,
Так мы засмеялись после Lowenbrau.
Радоваться жизни без копейки хлеба
Только мы умели, возвышая Глеба.
Глеба и Бориса, двух святых российских,
Тех, кто сам покняжил с Моникой Левински…
……………………………………………………….
Я прошу, угомонись, тревога.
Хорошо пожили, такова дорога.
Хорошо пожили, поживем хоть скоко.
Ладно потужили, поминая Блока.
Блоки смерти, блоки-черти, блоки ада.
Таковы затеи капитана Блада.
Таковы пираты, таковы рассудки.
Таково желанье пить нам круглы сутки.
Мы спокойны были тыщу лет далече
И сейчас довольны, хоть и нас калечат.
Предлагаю я всем взбунтоваться, люди,
Прекратить тревоги, прекратить все блуди!..
К сожаленью, мы слишком долго ждали,
Долго воевали, долго умирали.
Я прошу, угомонись, тревога.
Много нам досталось. Нам туда дорога…
* * *
Солнце засветит,
Но пойдет по небосводу другой стороной.
Так уходят столетья,
Махая блестящей косой.
Так полки уходили,
Уходили на фронт,
Так нас строем водили,
Так смеялся наш бог.
Поэты и скульпторы чадили зарю
Художник-писатель лепил жизнь твою,
Неясным движеньем пытался открыть
Глаза свои ясные и всех возвестить.
Боец в красной рубахе пил свою смерть,
Одновременно наступая буржуям конец.
Мы все здесь посеяли.
Что пожинать?
Деревья шатались, плакала мать.
Под красной звездою шло много лет.
Но не Анархии Знамя, где стада НЕТ!..
* * *
Красным по черному написанный мир,
Толпы народа, эксперименты,
Жизнь превратилась в чокнутый тир.
По улицам бродят двойные агенты.
Тысячи жизней за одну смерть.
Мавзолеи, серые стены,
Кровавые губы, ржавая жердь,
Мертвые лошади в экстазе пены.
Рапорты, трауры, всё в никуда…
Бешенный труд, животные массы,
У человека нет права на «да»,
Бандиты вокруг. Взломаны кассы…
Семеро смелых, трус – миллиард.
Трупы людей загнивают в колодцах.
Смутное время, проснувшийся бард,
Злоба, ответственность на инородцах.
Черным по белому вбитый приказ
В глупые, серые, мрачные массы.
Обещания, «предпоследний раз»,
Экстрасенсорика, бесполезные пассы.
Странные люди в подъездах домов,
Комендантский час, командир, батальоны,
Битва с неграмотностью, сотни томов,
Преданных огню, немые колонны.
Люди убиты, в огне города,
Торжество реваншистов, праздник победы,
Эпидемия, смерти, в кране вода,
Новые казни, новые беды…
3.07.01
* * *
правый отброшен твердым приказом
левый убит (геройская гибель)
центр и фланг полегли здесь все разом
полк 30-n-ный давно уже выбыл
красная кровь стекала колодцем
белые прятались за свои маски
мухи искали место под солнцем
победители жаждали вина и ласки
серый прошел (никто не заметил)
вышло неплохо, но зеленые – трупы
синий в назначенный час не ответил
желтый с бордовым как всегда тупы
ну а коричневый слабо смеялся
было противно до боли в печени
хоть он уже ничего не боялся
и он теперь гражданин обеспеченный.
02.10.01
* * *
В мрачных квартирах,
Ослепленные льстивым телевизором,
Усыпленные сладкими речами,
Оглохшие и онемевшие,
Сидят люди –
Без претензий, мечтаний, без слов.
Их расстреливают, запутывают в лирах,
Обманывают мелькающим провизором,
Подтирают в порошок идущими вперед рядами,
Фашиствующими и обнаглевшими.
А с экрана опять вещает добрый Вудди –
Дятел без мозгов…
* * *
разбитое зеркало,
открытые окна,
снег на крыльце,
холод и ветер.
черствый хлеб
и грязная ложка,
грязь и слезы
метр на метр.
на столе смех,
стаканы с бензином,
речи в тупик
для чего – непонятно,
книжные полки,
в подмышку с фэн-зином,
волки на койке
игра с кем-то в прятки…
* * *
Наше искусство, наш манифест:
Наган в руке, автомат за спиной.
С доброй винтовкой наперевес
Мы идем нарушать покой.
Всем по оружию, всем по труду.
Честь и свобода – принцип наш прав.
Реакционных предать всех суду
Тех, кто спокойно в глаза смотрел, лгав.
Наша идея – искусство и жизнь.
Индивидуальность – слой дорогой.
Творчество! Человек, гордись!
И распрощайся со старым собой!
Наше искусство, наш манифест:
Наган в руке, автомат за спиной.
С доброй винтовкой наперевес
Мы идем менять мысли строй!
* * *
Страх, пот, животный инстинкт,
Глубь, брод, карты и винт.
Запах дерьма, смрад, чья-то кровь
На темной улице вновь и вновь.
Желтые зубы, звериный оскал.
Все мы такие. Отражение скал.
Небоскребы, город, каменный лес,
Где каждый в подвале куда-то залез.
Залез, захлебнулся, замолк, зашипел,
На боль наебнулся, зарычал и осел.
Страх, пот, животный инстинкт,
Крики наружу, чувства в тупик.
Все мы животные в этой толпе,
Социальные рыбки сами по себе.
Аббревиатуры
РКСМ(б), НБП, КГБ, ФСБ
ЛСД, ДМБ и т.д., и т.п.
шум, грохот, смех, чья-то боль
всякие чувства, свободу ДОЛОЙ!!!
человек превратился
в тонну дерьма,
как кукла живет,
но ему ни хрена!
он бюрократ!
его жизнь – это план.
эй, там, заткнись,
ни то я как дам!
роботы, автоматы, просто гнилье,
послушные машины,
слепое бабье!
им дан приказ
приказ выполнять
снова работа
ура, вашу мать!
ГЭС, ТЭЦ, ЖЕК и Совдеп
аббревиатуры сходят на нет!
МВД, 007 и другая херня
что наша жизнь?
просто игра?
застрелись, но скажи
это слово из трех,
всего из трех букв
и забей себе гроб!
как просто, как быстро
такая хуйня…
скажи, провались!
провалилась земля!
живем не в России мы
живем мы в РФ
а сколько прекрасных есть КПРФ
да здравствует мир надежный Совка
он был сколочен ВВСК!
послушайте, люди,
удобно как, блядь!..
удобно работать, удобно ломать!
удобно контролю!
удобно всему!
давайте последуем все мы в тюрьму
нам скоро порядковый номер дадут
ведь все мы солдаты
страна – наш редут!
все мы просто зомби
нами правит генсек
он будет здравствовать и жить целый век!
ура, как прекрасно небо сейчас:
колючая проволока, клетка для нас!
да здравствуем мы,
что на свет родились,
иначе рабы бы все перевелись!
и снова порядок,
и снова закон!
такие есть правила –
я просто влюблен!
давайте же все подчинимся властям!
и станем машинами,
ура скоростям!
3 янв. 02 г.
* *
*
желтые ценники на каждом из нас
в теле пачки зеленых купюр
чувства по графику, дозы лжи
чарли чаплин и азнавур
не веря ни в что, кроме капитала,
идут ряды зомби в серых пиджаках
холодным мраком меня обдало:
такой у этих существ закал
смеются банки, хохочут биржи
что продаем? кого и за что?
человек – товар в царстве грыжи
человек уже все отдал. отныне ничто
поздравляем! Выиграли приз Вы!
умоляем! вложите себя!
нам процентов 50 годовых бы…
микки маусы с синди, бля!..
поэзия: за слово 2 цента!
взятки? разве? кандинский, ах, черт!..
ох, проклятье! кончилась лента!
Не доснял фильм – теперь второй сорт!
деление на потребителей и богему!
богема не в моде! в моде порт!
эх, какого портвейна?!
надоели пролетарии? Я лорд!
В заснеженном городе
липкая грязь,
сигаретный дым
и трупная вонь.
Идти сквозь мертвых,
спиной ощущая тяжелые взгляды
и продолжать карабкаться
по отвесной скале
людского неприятия,
непонимания, нежелания,
страха…
чтобы в конце пути обрести истинно человеческое,
найти выход
из затянувшегося тоннеля,
сбросить оковы пацифистского лицемерия
и удариться мордой об асфальт,
осознавая, как что-то красное (или красочное)
стекает по твоему красивому лицу…
В тот день я все понял,
только потуже затянул пояс,
достал из-под кровати мегафон
и вышел на улицу.
Во дворе играли детишки жирных, озабоченных прибылью отцов и свиноподобных, сердобольных матерей.
Они проводили меня до забора.
На заборе весело и сердито было написано всего одно слово: «ХУЙ». Странно, - подумал я и скатился куда-то на другой конец земного шара.
Это был северный полюс – здесь все жаждали ласки и тепла. Но так и не дождались.
Буря мглою небо кроет…
Молитвы не помогли. Ветер усиливается. Синоптики предсказывают понижение температуры…
Буря сносит мне крышу и уносит домик, в котором сидят Элли с Тотошкой.
Смотрю в окно: все тот же белый снег, та же коричнево-серо-ярко-желтая грязь, тот же дым, валящий из заводских труб, те же мертвые, что хоронят живых, машины, плывущие в облаках копоти и мрази.
Я плАчу или, может, плачУ – плачУ за
свою гордость, свой нрав, свое мировосприятие…. Пора что-то менять, думаю я,
наливаю рюмку чая и остаюсь здесь, в квартире с четырьмя стенами и кактусом на
подоконнике. Слеза скатывается с моего подбородка. Я стою голый…