Эти эксперименты придерживались различных техник. Размышляя о нынешних арабских восстаниях, я хотел бы представить три основные техники просвещения. 1) Авторитарная техника, при которой просвещённая элита, используя государство, берёт на себя модернизацию неподвижных, недисциплинированных масс, позволяющих править ими по старым обычаям; 2) либеральная техника, при которой современное государство рассматривается как важное, но предполагается, что его элита не имеет ни монополии в деле просвещения, ни во власти, претендующей на него; 3) анархистская техника, при которой просвещение представляется приходящим скорее снизу, путём преобразования гражданских традиций, а не посредством государственной власти или социальной инженерии.
Общее предположение, будто просвещение породило союз знания и власти описывает, на самом деле, только одну из этих трёх техник, а именно либеральную технику, в которой знание дополняет противоположную частичную власть государства. Здесь знание устанавливает гражданскую связь между государством и обществом и при этом понижает для либерального порядка затраты на охрану правопорядка и потребность в подавлении. Две другие техники, напротив, стремятся представить власть и знание заменяющими друг друга, а не союзниками. Более авторитарные методы исходят из предположения, что власть является лучшим способом достичь любой цели, здесь знание менее востребовано, так как власть будет осуществлять задуманное в одиночку. Между тем как в анархистских методах сомнение в добродетели власти, как средстве достижения целей, подчёркивает возмещающую ценность одного лишь знания как лучшего средства.
В современном контексте арабского мира, революции являются средством исследования, опять же, философских проектов Просвещения. По существу, эти революции являются частью непрерывной всемирной истории Просвещения. Они, конечно, не первая схватка арабов за проект Просвещения; история таких проектов сама по себе, на самом деле, очень древняя, и многое из лежащего в их основе действительно можно обнаружить в местных философских и общественных традициях, а не в недавно позаимствованных из Европы. Как критика деспотизма, как утверждение народной воли, как акты освобождения, как прогрессивное разрушение застывшей реальности, эти революции объявляют о провале прежнего, авторитарного эксперимента. С современной революционной точки зрения, достаточно легко распознать две основные ошибки исчерпанного ныне авторитарного пути к просвещению: 1) этот путь больше увеличивал авторитарный, а не просвещённый аспект государства; 2) авторитарный путь скрывал от людских глаз решающий общественный факт, ныне явно утвержденный на арабских улицах повсюду, а именно то, что просвещение идёт снизу, а не сверху; что общество уже стало гораздо более пропитанным духом просвещения, чем его правительство.
Арабские революционные эксперименты, похоже, основаны на недавно ставшим общим предположении, что обычные люди способны к просвещению без лидерства и опекунства, даже без организаций в общем смысле этого слова; что их просвещённость обязывает их демонтировать тирании, под которыми они томились последние десятилетия; и что акты просвещения являются подлинными, а не умозрительными, преобразующими мир, а не исключительно прагматичными. Представителем этого революционного просвещения является маленький человек, а не историческая фигура, герой или спаситель.
Как раз в этом смысле нынешняя арабская революционная волна является наиболее близкой к анархистским идеям, которые выдвигают на первый план самоорганизацию и утверждает принцип добровольной организации как высшую форму разумного общества, и которые, как все революционные течения Европы XIX века имеют явные корни в мысли Просвещения. Ясно, что немногие из современных арабских революционеров называют себя «анархистами». И в любом случае, ни одна из революций пока не стремилась заменить само государство самоуправляемым гражданским строем, только лишь модернизировать государство, чтобы то уважало права граждан и стало более подотчётным.
Таким образом, в этих революционных экспериментах мы сталкиваемся с редким сочетанием анархистских методов и либеральных целей: тип революции анархистский, в том смысле, что он требует мало организации, руководства или даже координации; имеет тенденцию с недоверием относиться к партиям и иерархии даже после успеха революции; и полагается на спонтанность, минимальное планирование, местную инициативу и индивидуальную волю гораздо больше, чем на какие-либо другие факторы. С другой стороны, прямой целью всех арабских революций является установление либерального государства—точнее, конституционного государства—а не анархического общества.
В истории революций не является чем-то необычным то, что революции дают непредусмотренный результат. Макс Вебер уже предполагал, что такая разница между намерением и результатом была неизбежной, когда в середине революции 1919 года он читал свою известную лекцию Politik als Beruf. Но в случае с Арабской весной, мы становимся свидетелями редкой вероятности того, что революции в точности достигают своих намерений: даже приказы правителей откровенно сходятся почти со всеми революционными требованиями, кроме как убраться с дороги революции. Намерение настолько широко распространено в обществе и настолько просто, что не нужно никаких организаций, чтобы его выражать. Здесь революция является выражением общественного консенсуса: консенсуса как по вопросу метода, так и по вопросу цели. Либеральный результат предвещается именно анархистским методом. Это не продукт проекта какой-либо партии, но и то и другое являются фундаментом общественного консенсуса, из которого поднимаются революции. Значит, вся революция здесь рациональна, от начала до конца, поскольку и намерение и результат выглядят связанными, даже несмотря на то что метод (анархический) и теория (либеральная) представляются не связанными вовсе.
Всё же они связанны, в том смысле, что и анархизм, и либерализм являются частью наследия просвещения и описывают разные его измерения. Не потому, что они были описаны как таковые мыслью просвещения, но по причине того, что их сходство выражает старые социальные реалии, о которых мы не усомнимся, если ограничим нашу перспективу европейской историей. В истории исламского мира, например, то, что позже назовут «анархизмом» или «либерализмом» было возможным в старой действительности, когда значительная часть гражданской прослойки либо жила независимо от государства, либо создавала серьёзные ограничения для оказания влияния на общество со стороны государства.
Элементы того старого гражданского порядка, похоже, сохранились даже после того, как во имя просвещения современные авторитарные государства направили все свои ресурсы на увеличение государственной власти над обществом. Кроме того, живучесть элементов старой гражданской этики можно увидеть в самих революционных манерах: спонтанность революций является продолжением уже привычной спонтанности в повседневной жизни; революционная солидарность, из которой рождается желание жертвовать и сражаться, является продолжением всеобщей компанейской солидарности в кварталах и городах; недоверие к далёкой власти является частью старой, разумной и общей для просвещения позиции, основывающейся на простом тезисе, что притязание на помощь и руководство недоступно для проверки по мере увеличения могущества и удалённости властей его осуществляющих; и наконец, ненасилие как стратегия получено не из руководств, написанных в Гарварде, но из привычных и старых особенностей протеста. В последние годы нас заставили забыть обыкновенную отличительную черту этих привычек, так как наше внимание возбуждали спектаклями «террора» и «войны с террором» (игрой без политических последствий, кроме утоления жажды власти авторитарного порядка и служившей ему последним разумным основанием).
Осыпающееся авторитарное просвещение, со всеми его авангардистскими и патерналистскими предложениями, лежит в целом ряде движущих сил: авангардизм, как мы уже знаем от Франца Фанона, зачастую выражает недостаток знания у авангарда, который в итоге становится правящей элитой, о своём собственном обществе. В своей поздней стадии, авангардизм становится чистейшим патернализмом: дистанция между правящей элитой и народом переходит в отсутствие заинтересованности в понимании народа. В условиях этой незаинтересованности, старый авангардистский авторитаризм ликвидирует свои анти-колониальные, прогрессивные претензии и концепции «Третьего Мира»; и из его пепла появляется холодный, отеческий авторитаризм, незаинтересованный в какой-либо форме народом, и в открытую управляемый общепризнанным тесным союзом государственной и бизнес-элиты.
К просвещению как к цели можно подойти используя разные техники. В ходе основных революций арабской весны, либеральная трактовка просвещения боролась с авторитарной трактовкой, с использованием анархистского метода—то есть, с помощью привычных гражданских традиций, открытых заново чтобы стать естественной площадкой для выражения жизненной и внутренней природы просвещения. Вот почему эти революции всецело против авторитарного государства, но не против каких-либо старых культурных традиций.
Либеральное государство, которое появилось теперь на горизонте, это не конец. Сами революции устанавливают новые традиции. Они создают большой запас воспоминаний о том, что возможно, и эта память имеет тенденцию к тому, чтобы ей воспользовались в будущих схватках. В конечном счёте, государство как таковое не является ни наиболее рациональным средством просвещения, ни даже его необходимой целью. Но сейчас, когда авторитарное просвещение опровергается, просвещение становится проектом каждого. От либерального политического строя ожидается, что граждане получат достаточную передышку от опекунства государства, с тем чтобы преодолеть свою собственную «возложенную на себя незрелость», что Кант отлично определил как условие просвещения.
Но в самих революционных процессах человек показывает достоинство, которое требовало только революцию для своего экспериментального подтверждения; в преодолении не его собственной, но навязанной государством незрелости, человек показывает, что преодоление возложенной на себя незрелости уже произошло, бесшумно и задолго до революции. Сам метод революции проверяет проект просвещения, теперь спущенный на землю и порученный простым смертным, без посредников.
Оригинал (английский): Anarchist, Liberal and Authoritarian Enlightenments: Notes From the Arab Spring
Перевод выполнен участниками Межпрофессионального Союза Трудящихся.
Добавить комментарий