Сегодня мы знаем о Великой Российской Революции 1917-1921 годов едва ли не меньше, чем знали люди полвека назад. Отрывочные фрагменты свидетельств этой грандиознейшей исторической драмы ХХ века сочетаются с убогими, примитивными и конъюнктурными мифами. Вчера говорили, что все главное случилось 25 октября 1917 года, когда «Великая Октябрьская Социалистическая Революция» выстрелом «Авроры» открыла светлую эру в истории человечества. Сегодня нам доверительно и, одновременно, безапелляционно, сообщают, что все сделала - и злобная кучка уголовников-большевиков на деньги немецкого Генштаба и масона-еврея Парвуса, сбив с пути гармоничного развития русский народ, процветавший под эгидой самодержца. Сколько-нибудь полной, честной и правдивой истории Революции еще ждать и ждать. Но без осмысления этой Революции, ее достижений и противоречий, никакое движение вперед для либертарной мысли невозможно.
И вот, спустя 65 лет после написания, в России (правда, увы, крошечным тиражом) выходит книга Волина (Всеволода Михайловича Эйхенбаума) «Неизвестная революция». Книга, во многом эпохальная - учитывая и личность автора, и его «замах». И в самом деле: Волин - выдающийся деятель российского анархизма, активный участник революций 1905 года и 1917-1921 годов. В 1905 году он стоял у истоков Петербургского рабочего Совета, в 1917-1921 - издавал крупнейшую анархо-синдикалистскую газету «Голос Труда», а затем был одним из создателей и лидеров знаменитой Конфедерации анархистов Украины «Набат», видным участником Повстанческой махновской армии.
Волин был создателем доктрины «единого интегрального анархизма», сочетавшей в органичном синтезе различные оттенки либертарной мысли (индивидуализм - как философия, синдикализм - как средство, коммунизм - как цель), талантливым и ярким мыслителем, теоретиком, оратором. Он лично знал Георгия Гапона и Нестора Махно, Александра Беркмана и Аполлона Карелина, Хрусталева-Носаря (возглавлявшего Петербургский рабочий Совет осенью 1905 года), Николая Бухарина и других деятелей эпохи. С головой окунувшись в стихию социальной революции, но сохранив способность к теоретической рефлексии происходящего, чудом спасшись из чекистских застенков и дожив в эмиграции до Испанской революции и Второй мировой войны, Волин был в состоянии масштабно, компетентно и осмысленно говорить о Российской Революции, описывая и анализируя ее с анархистских позиций (наряду с анархистом Петром Аршиновым, идейным вдохновителем и «летописцем» махновщины и анархо-синдикалистом Георгием Максимовым, историком большевистского террора, направленного против народной революции «снизу»). Очевидец, аналитик, философ, публицист и историк удачно соединились в нем воедино.
Замысел (лишь частично реализованный) книги Волина впечатляет и поражает воображение. В своем труде он хотел разом решить три задачи. Во-первых, Волин попытался написать н а р о д н у ю историю российской революции, подобно тому как Кропоткин написал народную историю Великой Французской Революции - не историю подковерной грызни партий и парламентской болтовни, а историю народного творчества, составляющего саму душу революции, историю того тектонического социального сдвига, который стремительно происходил в жизни и сознании людей. Большинство историй революции написаны государственниками и о государственниках, а значит, по определению, не адекватны. Нам сообщают, как Керенский подсидел Милюкова, а Ленин пришел в Смольный и сбросил Керенского, как Фрунзе воевал с Колчаком, а Троцкий боролся за лидерство со Сталиным. И мы наивно считаем, что вот это и есть история революции, хотя на деле все эти интриги, путчи, фракционные схватки и военные баталии - всего лишь фасад великих процессов, происходящих в незримой глубине общества. Про то, как безымянные и брошенные политиками всех мастей «простые люди», лишенные опыта и политической теории, учились в считанные недели, осознавали свои интересы, избавлялись от одних иллюзий, чтобы зачастую ухватиться за другие, меняли мировоззрение, создавали Советы и фабзавкомы, крестьянские союзы и коммуны - про это официальные историки не сообщают, это вне их интересов, их понимания и дискурса. И именно об этом писал в своей книге Волин. Именно эта - «неизвестная революция» - объясняет известные нам события и меняет всю привычную картину истории. Именно зная ее, можно понять, почему обрушивались те или иные режимы, разбегались фронты, вспыхивали многотысячные восстания…
Во-вторых, Всеволод Михайлович стремился дать в своей книге очерк истории анархического (либертарного) движения в Российской Революции - как осознанного, «идейного» - так и стихийного движения. Здесь вторая задача органично связана с первой: показать историю народного творчества в революции. Это движение, зажатое между белым Молотом и красной Наковальней, имевшее изначально лишь небольшую - несколько сотен - горсть сознательных активистов, слабо связанных с народом, слабо известным населению, сумело, одна¬ко, достичь впечатляющих результатов. Призывы к рабочим захватывать заводы, к крестьянам - брать землю, устанавливать прямые связи между собой, самоорганизовываться и не доверять ни царю, ни комиссарам падали на подготовленную вековым народным опытом почву и были созвучны анархистской стихии революции -непрерывно творящей новое, радикальной и расширяющей горизонты свободы. Однако организованных, идейных анархистов было слишком мало, а народные движения были переполнены предрассудками, доверием к «партиям», не имели опыта самоуправления, в то время как авторитарные силы истребляли носителей либертарного мировоззрения и дискредитировали его. Огромное место в своей книге Волин уделяет восстанию весной 1921 года в Кронштадте и махновскому движению на Украине (причем о махновщине он пишет в качестве очевидца).
В-третьих, Волин попытался в своем труде дать объяснение поражения и перерождения революции, ее узурпации большевистским режимом, осмыслить социальную природу этого режима - начиная с его идейных и психологических оснований и заканчивая внутренней логикой его движения к тоталитарной тирании.
Справился ли Всеволод Михайлович с такими грандиозными задачами? По-моему, лишь отчасти (но сам замысел заслуживает восхищения). К числу достоинств книги относится обилие исторических источников, включенных в нее (здесь и статьи анархистов, и документы, и петиции, и воззвания), очень ценные личные наблюдения, воспоминания Волина, которые оживляют рассказ и вводят читателя в гущу событий. Огромным достоинством работы, делающим честь принципиальности и проницательности автора, является его бескомпромиссное отношение к большевизму (причем оно было у него таким с самого начала - с 17 года). В то время, как многие анархисты (тот же Махно), если и не поддержали большевиков, то долгое время рассматривали их как заблуждающихся, но союзников по революционной борьбе, и стремились к «единому фронту» с ними, Волин с самого начала осознал всю опасность тоталитарной сущности большевизма и необходимость вести с ним борьбу на уничтожение. (Уже в 1920-е годы, задолго до классических работ Х.Арендт, Дж.Оруэл-ла и других критиков тоталитаризма, Волин назвал большевизм «красным фашизмом»). Украшениями книги являются живой язык, богатейший материал, а также ценное предисловие известного современного американского анархиста и историка анархизма Пола Аврича и обширные примечания, составленные украинским историком-анархистом Анатолием Дубовиком.
Однако многочисленны и недочеты, упущения и слабости этой замечательной книги. К их числу относится ее фрагментарность: отдельные исторические эпизоды описаны подробно, а другие - не менее важные - отсутствуют совсем. Повествование о событиях, предшествовавших 1917-му году, носит, в основном, поверхностный и банальный характер, содержит много фактических ошибок. Здесь наиболее заметно, что в книге содержится много «ликбеза», адресованного западному читателю, ничего не знающему об истории России. При всей важности Кронштадта и махновщины (замалчиваемых в СССР и мало известных на Западе) ни слова не говорится о других значительных либертарных движениях и восстаниях Российской Революции: о рабочем Ижевско-Воткинском антибольшевистском восстании 1919 года, о движении заводских уполномоченных на фабриках и заводах Питера в 1918 году, о кооперативном движении, о Западно-сибирском восстании 1921 года, Чапанном восстании 1919 года, Тамбовском восстании 1921 года… А ведь речь идет о движениях и вос¬станиях не менее важных и масштабных, чем та же махновщина, и не менее интересных для либертарной истории Российской Революции.
Существенным «минусом» книги Волина (вероятно, обусловленным его собственным опытом) является недооценка крестьянства, составлявшего подавляющую часть российского населения и проявившего изумительную способность к борьбе и самоорганизации. Книга Волина, увы, разделяет здесь недостаток, присущий всем марксистским историям революции - это «взгляд из города», взгляд, при котором все основные события кажутся связанными с городами, движением рабочих, а на крестьян - вольно или невольно - смотрят как на помеху или статистов (исключение из этого правила - описание махновщины). Современные историки Данилов и Шанин выдвинули интересную и обоснованную теорию о том, что в России 1903-1921 годов происходила грандиозная аграрная революция, связанная с ростом самосознания крестьян, радикализацией общины - революция под лозунгом социализации земли и вольных Советов. Вот уж поистине неизвестная нам революция, не замеченная всеми индустриалистски мыслящими теоретиками! Не заметил ее, увы, и Волин. Однако сколько-нибудь многомерная, целостная история Российской революции невозможна без учета этого ее измерения.
Порой Волин упрощает исторические процессы, и его оценкам не достает глубины. Так, по рисуемой им схеме революционных событий, народное движение зашло в тупик по трем причинам: а) злонамеренность большевиков, б) малочисленность анархистов, в) отсутствие в России к началу революции профсоюзов, дающих рабочим форму организации и опыт борьбы. На мой взгляд, это существенное упрощение, упускающее (даже только для города) ряд важных факторов, обусловивших трагедию русской революции. Во-первых, отсутствие связи и взаимопонимания между рабочими и теми, кого ныне называют ИТР (инженерно-технические работники); в результате, рабочие, даже захватывая предприятия, не могли наладить управление ими и были вынуждены либо разворовывать их, либо передавать их государству. Другое важное обстоятельство, мало оцененное автором «Неизвестной революции», - патерналистские настроения населения, его стремление передать свою судьбу в руки если не царя, то пришедших на его место партийных лидеров. По моему мнению, Волин недооценил изначальный революционный и либертарный потенциал рабочих Советов (он резко критикует их в своей книге, рассматривая лишь как рабочий «парламент»), вовсе не заметил крестьянских Советов и Союзов, повсеместно возникавших в революционной России, и многих других форм самоорганизации.
Все перечисленные недостатки, однако, не умаляют значения книги Волина как попытки открыть читателю - западному и российскому - неизвестную революцию. Наряду с эсеровской версией революции (в работах Чернова), кадетской (книга Милюкова), большевистской, монархической, книга Волина является на сегодняшний день наиболее значительной попыткой дать либертарную интерпретацию этого величественного события. События, которое, в силу своей многомерности, вероятно, никогда не будет исчерпывающе описано ни одним, даже самым замечательным исследованием.
Петр Рябов
