Сегодня мы знаем о Великой Российской Революции 1917-1921 годов едва ли не меньше, чем знали люди полвека назад. Отрывочные фрагменты свидетельств этой грандиознейшей исторической драмы ХХ века сочетаются с убогими, примитивными и конъюнктурными мифами. Вчера говорили, что все главное случилось 25 октября 1917 года, когда «Великая Октябрьская Социалистическая Революция» выстрелом «Авроры» открыла светлую эру в истории человечества. Сегодня нам доверительно и, одновременно, безапелляционно, сообщают, что все сделала - и злобная кучка уголовников-большевиков на деньги немецкого Генштаба и масона-еврея Парвуса, сбив с пути гармоничного развития русский народ, процветавший под эгидой самодержца. Сколько-нибудь полной, честной и правдивой истории Революции еще ждать и ждать. Но без осмысления этой Революции, ее достижений и противоречий, никакое движение вперед для либертарной мысли невозможно.
И вот, спустя 65 лет после написания, в России (правда, увы, крошечным тиражом) выходит книга Волина (Всеволода Михайловича Эйхенбаума) «Неизвестная революция». Книга, во многом эпохальная - учитывая и личность автора, и его «замах». И в самом деле: Волин - выдающийся деятель российского анархизма, активный участник революций 1905 года и 1917-1921 годов. В 1905 году он стоял у истоков Петербургского рабочего Совета, в 1917-1921 - издавал крупнейшую анархо-синдикалистскую газету «Голос Труда», а затем был одним из создателей и лидеров знаменитой Конфедерации анархистов Украины «Набат», видным участником Повстанческой махновской армии.
Волин был создателем доктрины «единого интегрального анархизма», сочетавшей в органичном синтезе различные оттенки либертарной мысли (индивидуализм - как философия, синдикализм - как средство, коммунизм - как цель), талантливым и ярким мыслителем, теоретиком, оратором. Он лично знал Георгия Гапона и Нестора Махно, Александра Беркмана и Аполлона Карелина, Хрусталева-Носаря (возглавлявшего Петербургский рабочий Совет осенью 1905 года), Николая Бухарина и других деятелей эпохи. С головой окунувшись в стихию социальной революции, но сохранив способность к теоретической рефлексии происходящего, чудом спасшись из чекистских застенков и дожив в эмиграции до Испанской революции и Второй мировой войны, Волин был в состоянии масштабно, компетентно и осмысленно говорить о Российской Революции, описывая и анализируя ее с анархистских позиций (наряду с анархистом Петром Аршиновым, идейным вдохновителем и «летописцем» махновщины и анархо-синдикалистом Георгием Максимовым, историком большевистского террора, направленного против народной революции «снизу»). Очевидец, аналитик, философ, публицист и историк удачно соединились в нем воедино.
Замысел (лишь частично реализованный) книги Волина впечатляет и поражает воображение. В своем труде он хотел разом решить три задачи. Во-первых, Волин попытался написать н а р о д н у ю историю российской революции, подобно тому как Кропоткин написал народную историю Великой Французской Революции - не историю подковерной грызни партий и парламентской болтовни, а историю народного творчества, составляющего саму душу революции, историю того тектонического социального сдвига, который стремительно происходил в жизни и сознании людей. Большинство историй революции написаны государственниками и о государственниках, а значит, по определению, не адекватны. Нам сообщают, как Керенский подсидел Милюкова, а Ленин пришел в Смольный и сбросил Керенского, как Фрунзе воевал с Колчаком, а Троцкий боролся за лидерство со Сталиным. И мы наивно считаем, что вот это и есть история революции, хотя на деле все эти интриги, путчи, фракционные схватки и военные баталии - всего лишь фасад великих процессов, происходящих в незримой глубине общества. Про то, как безымянные и брошенные политиками всех мастей «простые люди», лишенные опыта и политической теории, учились в считанные недели, осознавали свои интересы, избавлялись от одних иллюзий, чтобы зачастую ухватиться за другие, меняли мировоззрение, создавали Советы и фабзавкомы, крестьянские союзы и коммуны - про это официальные историки не сообщают, это вне их интересов, их понимания и дискурса. И именно об этом писал в своей книге Волин. Именно эта - «неизвестная революция» - объясняет известные нам события и меняет всю привычную картину истории. Именно зная ее, можно понять, почему обрушивались те или иные режимы, разбегались фронты, вспыхивали многотысячные восстания…
Во-вторых, Всеволод Михайлович стремился дать в своей книге очерк истории анархического (либертарного) движения в Российской Революции - как осознанного, «идейного» - так и стихийного движения. Здесь вторая задача органично связана с первой: показать историю народного творчества в революции. Это движение, зажатое между белым Молотом и красной Наковальней, имевшее изначально лишь небольшую - несколько сотен - горсть сознательных активистов, слабо связанных с народом, слабо известным населению, сумело, одна¬ко, достичь впечатляющих результатов. Призывы к рабочим захватывать заводы, к крестьянам - брать землю, устанавливать прямые связи между собой, самоорганизовываться и не доверять ни царю, ни комиссарам падали на подготовленную вековым народным опытом почву и были созвучны анархистской стихии революции -непрерывно творящей новое, радикальной и расширяющей горизонты свободы. Однако организованных, идейных анархистов было слишком мало, а народные движения были переполнены предрассудками, доверием к «партиям», не имели опыта самоуправления, в то время как авторитарные силы истребляли носителей либертарного мировоззрения и дискредитировали его. Огромное место в своей книге Волин уделяет восстанию весной 1921 года в Кронштадте и махновскому движению на Украине (причем о махновщине он пишет в качестве очевидца).
В-третьих, Волин попытался в своем труде дать объяснение поражения и перерождения революции, ее узурпации большевистским режимом, осмыслить социальную природу этого режима - начиная с его идейных и психологических оснований и заканчивая внутренней логикой его движения к тоталитарной тирании.
Справился ли Всеволод Михайлович с такими грандиозными задачами? По-моему, лишь отчасти (но сам замысел заслуживает восхищения). К числу достоинств книги относится обилие исторических источников, включенных в нее (здесь и статьи анархистов, и документы, и петиции, и воззвания), очень ценные личные наблюдения, воспоминания Волина, которые оживляют рассказ и вводят читателя в гущу событий. Огромным достоинством работы, делающим честь принципиальности и проницательности автора, является его бескомпромиссное отношение к большевизму (причем оно было у него таким с самого начала - с 17 года). В то время, как многие анархисты (тот же Махно), если и не поддержали большевиков, то долгое время рассматривали их как заблуждающихся, но союзников по революционной борьбе, и стремились к «единому фронту» с ними, Волин с самого начала осознал всю опасность тоталитарной сущности большевизма и необходимость вести с ним борьбу на уничтожение. (Уже в 1920-е годы, задолго до классических работ Х.Арендт, Дж.Оруэл-ла и других критиков тоталитаризма, Волин назвал большевизм «красным фашизмом»). Украшениями книги являются живой язык, богатейший материал, а также ценное предисловие известного современного американского анархиста и историка анархизма Пола Аврича и обширные примечания, составленные украинским историком-анархистом Анатолием Дубовиком.
Однако многочисленны и недочеты, упущения и слабости этой замечательной книги. К их числу относится ее фрагментарность: отдельные исторические эпизоды описаны подробно, а другие - не менее важные - отсутствуют совсем. Повествование о событиях, предшествовавших 1917-му году, носит, в основном, поверхностный и банальный характер, содержит много фактических ошибок. Здесь наиболее заметно, что в книге содержится много «ликбеза», адресованного западному читателю, ничего не знающему об истории России. При всей важности Кронштадта и махновщины (замалчиваемых в СССР и мало известных на Западе) ни слова не говорится о других значительных либертарных движениях и восстаниях Российской Революции: о рабочем Ижевско-Воткинском антибольшевистском восстании 1919 года, о движении заводских уполномоченных на фабриках и заводах Питера в 1918 году, о кооперативном движении, о Западно-сибирском восстании 1921 года, Чапанном восстании 1919 года, Тамбовском восстании 1921 года… А ведь речь идет о движениях и вос¬станиях не менее важных и масштабных, чем та же махновщина, и не менее интересных для либертарной истории Российской Революции.
Существенным «минусом» книги Волина (вероятно, обусловленным его собственным опытом) является недооценка крестьянства, составлявшего подавляющую часть российского населения и проявившего изумительную способность к борьбе и самоорганизации. Книга Волина, увы, разделяет здесь недостаток, присущий всем марксистским историям революции - это «взгляд из города», взгляд, при котором все основные события кажутся связанными с городами, движением рабочих, а на крестьян - вольно или невольно - смотрят как на помеху или статистов (исключение из этого правила - описание махновщины). Современные историки Данилов и Шанин выдвинули интересную и обоснованную теорию о том, что в России 1903-1921 годов происходила грандиозная аграрная революция, связанная с ростом самосознания крестьян, радикализацией общины - революция под лозунгом социализации земли и вольных Советов. Вот уж поистине неизвестная нам революция, не замеченная всеми индустриалистски мыслящими теоретиками! Не заметил ее, увы, и Волин. Однако сколько-нибудь многомерная, целостная история Российской революции невозможна без учета этого ее измерения.
Порой Волин упрощает исторические процессы, и его оценкам не достает глубины. Так, по рисуемой им схеме революционных событий, народное движение зашло в тупик по трем причинам: а) злонамеренность большевиков, б) малочисленность анархистов, в) отсутствие в России к началу революции профсоюзов, дающих рабочим форму организации и опыт борьбы. На мой взгляд, это существенное упрощение, упускающее (даже только для города) ряд важных факторов, обусловивших трагедию русской революции. Во-первых, отсутствие связи и взаимопонимания между рабочими и теми, кого ныне называют ИТР (инженерно-технические работники); в результате, рабочие, даже захватывая предприятия, не могли наладить управление ими и были вынуждены либо разворовывать их, либо передавать их государству. Другое важное обстоятельство, мало оцененное автором «Неизвестной революции», - патерналистские настроения населения, его стремление передать свою судьбу в руки если не царя, то пришедших на его место партийных лидеров. По моему мнению, Волин недооценил изначальный революционный и либертарный потенциал рабочих Советов (он резко критикует их в своей книге, рассматривая лишь как рабочий «парламент»), вовсе не заметил крестьянских Советов и Союзов, повсеместно возникавших в революционной России, и многих других форм самоорганизации.
Все перечисленные недостатки, однако, не умаляют значения книги Волина как попытки открыть читателю - западному и российскому - неизвестную революцию. Наряду с эсеровской версией революции (в работах Чернова), кадетской (книга Милюкова), большевистской, монархической, книга Волина является на сегодняшний день наиболее значительной попыткой дать либертарную интерпретацию этого величественного события. События, которое, в силу своей многомерности, вероятно, никогда не будет исчерпывающе описано ни одним, даже самым замечательным исследованием.
Петр Рябов
Haukuin huhtikuussa vasemmistopopulismia, ja tein samalla kaksi ennustusta. Näistä ensimmäinen, eli ennustus Vasemmistoliiton vaalivoitosta meni pieleen. Puolustuksekseni voin sanoa, että jotkut lukemani gallupit ennakoivat Vasemmistoliitolle lisäpaikkoja....