Лихорадка феминизма

Кто следит за скандалами в интернете, тот может согласиться, что феминизм в современных развитых странах наступает по всем направлениям. Остается только выяснить, легко ли будет отмыть обувь после того, на что он наступает.

Слишком пошлые рубашки на британских ученых, слишком серые футболки на Цукерберге, слишком гендерно-ориентированные туалеты, слишком мужественные человечки на знаках пешеходных переходов — лишь капли в море феминистской активности последних месяцев. Реакция на сексизм даже в его таких смехотворных проявлениях, как правило, не имеет ничего общего с цивилизованностью — начинается массовое заклевывание оппонентов, хамство и угрозы, которые вполне могут вылиться в административные меры воздействия против нарушителей, если учесть общий «толерантный» настрой западных обществ.

Человек, который оказался в водовороте публичных гендерных разборок совсем недавно, может решить, что феминистки — сборище обиженных жизнью (точнее, мужчинами) дамочек, не имеющих в головах никаких целей, кроме мести. И этим впечатлением среди обывателей активно пользуются консерваторы, которые называют феминизм порождением общей распущенности нравов и отхода от традиционных гендерных ролей.

Но мы-то с вами знаем, что феминизм далеко не всегда был таким. В прошлом веке именно благодаря ему женщины получили основную массу гражданских и экономических свобод, стали активными участницами общественной, культурной и научной жизни, следовательно почти вдвое увеличили то количество людей, которые непосредственно двигают человечество на пути прогресса, а не являются «домашней прислугой».

Что же случилось? Почему расцвет современного феминизма больше напоминает кризис, если не сказать агонию?

Ответ, как это часто бывает, следует искать в истории движения. Феминизм зарождался одновременно с промышленной революцией, для успеха которой необходимо было как можно больше рабочих рук на рынке труда (и потому заявления о том, что феминизм был порожден достижениями либеральной мысли, в корне не верны — он появился на основе материальных предпосылок, а не философских). Промышленная революция требовала вовлечь женщин в общественную деятельность, к которой относилась и работа на фабриках, следовательно требовала разрушения старого патриархального порядка, при котором женщинам отводилась роль «слабого пола» и «хранительницы очага».

По большому счету, огромный пласт теорий в рамках феминизма обслуживает лишь эту экономическую неизбежность: по мере промышленного развития патриархальный уклад становится препятствием на пути капитала, и его нужно устранять как материально, так и идеологически. И именно поэтому даже современный феминизм, при всей его формальной «левизне», активно поддерживается правящим классом, хотя и ровно в той степени, в какой это нужно для того, чтобы отправить женщин на рынок труда, создать побольше конкуренции работникам-мужчинам.

Так было до недавнего времени, пока на политическую арену истории не выкатилась так называемая «третья волна» феминизма, сверкая волосатыми подмышками, покрашенными в зеленый цвет, с кипой портретов половых органов в одной руке и брошюрами боди-позитива в другой.

Не нужно быть философом с мировым именем, чтобы заметить: под этими символами третьей волны нет материальных предпосылок. В отличие от феминизма первых двух волн, это чистый воды идеализм, плод фантазий, оторванных от реального мира.

Хотя нет, я вас обманул. Одна предпосылка есть, и она касается боди-позитива — учения о положительном отношении к «естественной» красоте: прежде всего к излишнему весу, родинкам, прыщам, волосяным покровам где только можно и т. д. Разумеется, эта идеология возникла не в России (просто те, кто впервые с ней сталкиваются у нас, часто испытывают такой культурный шок, что неспособны исследовать это явление дальше пары пабликов ВКонтакте), она появилась на закате второй волны феминизма в западных странах — в конце 60-х годов. А угадайте, когда появились первые статистические данные из США о массовой проблеме ожирения? Сюрприз!

Конечно, проблемы ожирения национального масштаба не возникают сами собой. В частности, в США это было связано с процессами в пищевой промышленности, когда производители продуктов научились пичкать животных антибиотиками, гормонами роста и консервантами, чтобы сбить себестоимость продукции до возможного минимума. Массовое потребление такого фаст-фуда привело ко многим проблемам, в том числе к появлению полирезистентных бактерий, а также к уже упомянутому выше ожирению.

Революция в химии привела к проблеме, но как всегда, из любой ситуации есть два выхода: либо решить ее, либо сделать вид, что это вовсе не проблема. В данном случае избавление от ожирения в США не было выгодно капиталистам двух чрезвычайно могущественных отраслей: пищевой и медицинской (в США нет «бесплатной» медицины, и потому чем больше люди болеют в целом, тем больше выгоды клиникам и страховым компаниям, которые повышают свои премии). Ну а в качестве паллиативного средства людям, подсевшим на фаст-фуд, и был предложен боди-позитив.

Так вот, поскольку у задач феминизма третьей волны нет материальных предпосылок (кроме гормонов роста в мясе, но не будем о грустном), то современные горе-феминистки оказываются постоянными объектами насмешек. Мало того, своим поведением они постоянно дискредитируют работу тех, кто занят по-настоящему полезными делами: устранением оставшегося материального неравенства между мужчинами и женщинами в развитых странах, дискриминации женщин при приеме на работу и увольнениях, а также деятельности в странах третьего мира, где разница в правовом положении женщин и мужчин просто чудовищна.

В дополнение к этим напастям медвежью услугу оказывает и капитал, охотно «впрягающийся» за идеалистический феминизм: то тут, то там о своей поддержке женщин заявляют поп-дивы и порно-актрисы, производители кукол выпускают прыщавых Барби, чтоб девчонки не комплексовали, ну и конечно процветает коммерческий вариант боди-позитива во всех подходящих отраслях — в одежде, питании и т. д.. Вопрос о праве на равное развитие подменяется вопросом о праве на равную деградацию.

Наконец, как музыку больше всего портят ее поклонники, так и феминизм портят две группы его «последовательниц»: мизандристки, которые под соусом равенства полов продвигают личную месть мужчинам, и антифеминистки, которые под женскими правами понимают как раз патриархальные права женщин: на покровительство со стороны мужчины, на возможность содержать себя за его счет, на привилегии «слабого пола» и т. д.

Ситуация, как видно, чрезвычайно безрадостная. Даже если феминистки возьмутся за ум и вернутся на рельсы истории, пройдет не один год, прежде чем выкрутасы с цветными подмышками выветрятся из голов человечества — репутация у феминизма подмочена изрядно.

Однако коснемся еще вопроса об определении степеней идеализма и материализма в идеологии. Как мы уже видели, теории, прочно стоящие на материальной основе, имеют гораздо больше шансов на успех в массовом сознании, и потому, прежде чем браться за раскрутку тренда, необходимо узнать, насколько он идеалистичен.

Согласно классическим определениям, материализм и идеализм противостоят друг другу как мировоззрения, ставящие на место первопричины материю либо сознание соответственно. Когда дело доходит до проблемы человека, различие между материализмом и идеализмом проявляется в способе ее решения: при помощи изменения окружающей материи, либо сознания.

Классический пример: борьба с бедностью. Материалист предложит изменить окружающую действительность: создать изобретения, которые позволят эффективнее использовать ресурсы и получать больше продуктов, а если бедность вызвана паразитизмом какой-либо группы людей на обществе, то ликвидировать паразитизм. Идеалист же предложит изменить сознание: не переживать и надеяться, что в следующей жизни повезет больше.

Полная аналогия получается и с нашей любимой фэт-фобией. Материалист скажет, что излишний вес вреден для здоровья, и потому нужно заниматься спортом, питаться более здоровой пищей, принимать лекарства, если речь идет о болезни, либо изобретать новые. Идеалисты скажут, что нужно изменить сознание — просто не переживать о весе, не считать его проблемой.

Подобные рассуждения в части боди-позитива можно продолжать хоть до бесконечности: родинки не привлекательны, потому что могут свидетельствовать о нарушении обмена веществ и повышенном риске развития рака кожи; излишняя растительность — хорошая среда для размножения бактерий, и у нас сейчас не ледниковый период, чтобы так ценить волосяные покровы; «натуральные» запахи — тоже зачастую свидетельствуют о недостаточности гигиены, следовательно — о повышенном риске инфицирования при контакте. Идеалисты скажут, что это «естественно» (как будто бороться с вредными бактериями и нарушениями обмена веществ — неестественно), поэтому ничего предпринимать не нужно.

Однако тут мы натыкаемся на последнюю теоретическую линию обороны, надо сказать, достаточно прочную: подмена понятий «вина» и «проблема», еще одно любимое детище идеализма.

Как только мы говорим: «У вас проблема», — идеалисты сразу отвечают: «Вы обвиняете человека, вы его закомплексовываете, ему больно!» То есть людям предлагают отказаться от вообще каких-либо указаний на недостатки.

На самом же деле здесь слово «проблема» по-тихому подменено словом «вина». Мы говорим, что у человека проблема, но это не значит, что он в этом виноват. Например, люди зачастую не виноваты в собственном лишнем весе — как уже было сказано, причиной может быть неправильное питание (в свою очередь спровоцированное бедностью, стрессами и т. д.) и болезни. Тем не менее с лишним весом нужно бороться.

Устойчивая тенденция к подмене «проблемы» на «вину» не случайна — это часть очень прочно засевшего в головах идеализма, который людям вдалбливают с детства, со школьной скамьи. Идеализм в данном случае заключается в поисках «автоматической справедливости», которая якобы приходит в виде государственной милости, божественного вмешательства и т. д.

В самом деле, виновник — это тот, кто причинил проблему. Соответственно, причиняет он ее пострадавшему. Справедливость заключается в том, чтобы перенести проблему с пострадавшего на виновника. Например, если я украл 100 000 рублей у Василия Сигизмундовича, то я стал виновником его проблемы. Если меня поймают, и я возмещу Василию Сигизмундовичу эти 100 000 рублей, да еще недополученный доход, да еще моральный ущерб, то у Василия Сигизмундовича больше не будет проблемы, зато проблема будет у меня, но уже я сам буду ее виновником. То есть справедливость — это когда виновный сам испытывает на себе последствия своих проступков. Но это если справедливость восторжествовала, а торжествует она далеко не всегда. «Торжество», однако, дорисовывается идеалистами в головах — это еще один пример «решения» проблемы через изменение сознания вместо изменения материи.

Поскольку мысль об автоматической справедливости очень эффективно удерживает население от бунтов и революций, ее культивируют с самого детства, так что у нас десятки процентов населения уверены, что если у кого-то где-то возникли какие-то проблемы, то он автоматически сам в этом виноват (карма, Божья кара и т. д.). Ну и, разумеется, с этими взглядами люди набрасываются на жертв ожирения, а если и не набрасываются, то жертва сама дорисовывает себе общественное осуждение, просто по привычке, в соответствии с вбитым в голову принципом автоматической справедливости. Вместо одной проблемы получаются две.

Даже такой, казалось бы, отвлеченный вопрос, как тема сексуальных домогательств, полностью опирается на материальные предпосылки. Например, осенью свет увидел знаменитый ролик, в котором запечатлены уличные приставания к девушке, молча и спокойно прогуливающейся по Нью-Йорку на протяжении десяти часов.

Когда ролик набрал популярность, кто-то заметил, что абсолютное большинство грубиянов на видео — темнокожие либо латиносы. Тут же среди зрителей образовалось два лагеря клоунов. Первые утверждали, что все «цветные» — бескультурное хамло от природы. Вторые утверждали, что создатели ролика — расисты и специально повырезали из видео приставания со стороны «белых» людей.

Разумеется, ни первые, ни вторые не были правы. Действительно, латиносы и черные ведут себя менее культурно, однако это всего лишь следствие их материально бедственного положения, которое не оставляет ни желания, ни возможностей заниматься своим воспитанием. В 90-е годы в России, когда у нас не было никакого засилья мигрантов, всю ту же ерунду с домогательствами творили гопники совершенно коренных национальностей. Следовательно, ролик мог бы быть упреком американскому обществу, ставящему представителей разных национальностей в заведомо неравное материальное положение, но одновременно прикрывающемуся кисельной пропагандой толерантности.

Кто-нибудь из феминисток осветил этот аспект при обсуждении ролика? Или все, как всегда, свелось к препирательствам о том, что считать приставанием и сколько ненужных авторам людей было убрано монтажом? Это еще один пример того, как оценка ситуации в привязке к материализму помогла бы обрести сторонников, но вместо этого абстрактные ковыряния в оторванных от жизни идеалах укрепили многих в оценке феминисток как людей с расшатанной психикой и боязнью любого общения.

Уберите из голов идеализм — и дела сразу пойдут в гору. Это именно то, чем стоит заняться феминизму, в том числе и российскому, если борцы за права женщин хотят как можно быстрее выбраться из цирка с крашенными подмышками и получить поддержку передовых представителей человечества обоих полов.

Оригинал