Экономический рост - один из главных идолов современного человечества. Даже с учетом того, что дискуссии относительно его эффективности и необходимости, стали более массовыми, чем раньше, экономический рост является центральным предметом в любом около социально-экономическом обсуждении. Будь то университетский курс по экономике, встреча "глав государств", кухонный треп о судьбе России, доклад Всемирного банка о развитии стран, собрание инвесторов, размышления политолога об эффективности авторитарных и демократических режимов - вероятно вы и сами можете продолжить этот список - везде значительное внимание будет уделено экономическому росту. И это при том, что ни для кого не секрет, что экономический рост сам по себе - это некоторая фикция, плохо определяемая как содержательно, так и статистически. Общепринятым показателем экономического роста выступает ВВП (валовый внутренний продукт), который вычисляется как сумма стоимостей конечных товаров и услуг. Темпы прироста ВВП - собственно и есть отражение экономического роста. Для определения же уровней экономического развития пользуются показателем среднедушевого ВВП. Он позволяет сравнивать экономическое положение (уровень жизни) разных стран. Например, во второй экономике мира Китае среднедушевой ВВП довольно низок, поэтому КНР принято называть развивающейся страной, а в маленьком Люксембурге он напротив высок, а потому это страна развитая. И номинальный ВВП и среднедушевой имеют ряд существенных недостатков, которые если и не свидетельствуют о их непригодности, то по крайней мере должны оградить нас от их использования в качестве корректной меры "развития", "улучшения", "уровня жизни" и пр.
Приведу несколько примеров:
Пример номер один. Представим себе квартал одноэтажной застройки в центре крупного города. Если с этой застройкой не происходит ничего необычного, то ВВП изменяется инерционно. Если же квартал в силу неустановленных (возможно сверхестественных) причин сгорает и более полутысячи человек остаются без крова, то это может привести к существенному приросту ВВП, Во-первых, вокруг пожара сразу же образуется добавленная стоимость, создаваемая государственным сектором, полицией и СМИ. Во-вторых, на месте пожара нужно будет прибраться (эта конечная услуга разумеется учитывается в ВВП). В-третьих, на очищенной и довольно дорогой земле построят здания, конечная стоимость которых будет настолько высока, что они внесут существенный вклад в ВВП. Что мы имеем на выходе: статистически экономический рост высокий, а фактически люди лишились дома, покоя и счастья. Примерно с такой же позиции можно описать "восстановительный подъем" российской экономики периода 1998 - 2008 гг., если в роли затянувшегося пожара рассматривать "трансформационный период" 1990 - 1998 гг.
Пример номер два. Перед нами две страны. И мы узнаем, что в них одинаковый или малоотличающийся уровень среднедушевого ВВП. Можем ли мы сделать вывод о том, что в них одинаковый уровень "развития" или "качества жизни"? А если мы узнаем, допустим, что в одной стране люди в среднем работают 35 часов в неделю, а в другой 45? А если к тому же мы узнаем, что из одной страны капиталисты вывезли большую часть грязных производств во вторую, а потому в первой добавленная стоимость создается за счет оказания услуг и торговли товарами, произведенными во второй? Если мы узнаем, что в одной стране человека без существенных издержек не может обидеть ни государство, ни бизнес, а в другой ликвидируют независимые профсоюзы, угнетают женщин и институционализируют гонения гомосексуалов? Какие выводы мы должны сделать теперь?
Пример номер три. Допустим в некоторой стране случился экономический кризис. Цены поползли вверх, реальные доходы соотвественно вниз, со всех сторон заговорили о том, что пора затянуть пояса. Люди ровно так и поступили. В области продовольствия по возможности заменяют поход в кафешку приготовлением пищи дома, вместо мяса покупают овощи, вместо готовой продукции (в которой маркетинг составляет большую часть себестоимости) - свежую. В области товаров длительного пользования заменили автомобиль на велосипед и общественный транспорт. В итоге получается, что качество жизни людей (по крайней мере на этом временном промежутке) повысилось, а ВВП упал. Велосипед вообще известный враг экономического роста, особенно если учесть, что автомобиль - один из тех товаров ширпотреба, который давно уже перестал быть просто средством передвижения и чья добавленная стоимость в основном складывается за счет наполнения его огромным количеством электронники и маркетинга.
Пример номер четыре. Мудрое государство придумывает как пополнить казну и вводит налог на сбор ягод и грибов. И даже это событие создает экономический "рост" фактически на пустом месте. Причем помимо эффекта учета нового вида деятельности свою лепту в прирост ВВП внесет обязательно сформирующийся сектор государственных "услуг".
Основная цель приведенных примеров - продемонстрировать несостоятельность статистического учета экономического роста. Есть и другой аспект концепции роста (возможно в большей степени массово обсуждаемый). Идея того, что экономический рост - это благо, овладев умами, начинает работать против развития и улучшения. Погоня за темпами прироста ВВП ведет как к экологическим издержкам, так и социальным.
Есть такой мем: "Твои представления об успешности придумали американские маркетологи в середине 20-го века". На самом деле есть подозрение, что маркетологи придумали не только представления об успешности, но вообще все массовые представления: как об относительно простых категориях (работа, семья, досуг), так и сложных (красота, добро и зло, счастье). В микроэкономической теории самая очевидная цель деятельности капиталиста - получение прибыли - довольно легко переформулируется в иную - экспансию за счет инноваций. Причем инновации могут и не иметь отношения к научно-техническому прогрессу. Маркетинговые манипуляции как раз можно отнести к таким инновациям, которые ничего не улучшают и не развивают, однако вносят громадный вклад в рост как отдельных компаний, так и ВВП. Собственно, на мой взгляд, маркетологи изобрели современный мир (в смысле культуры и системы отношений). И самое страшное, что они привнесли - это концепцию "потребительского счастья". Проблема того, как общество потребления развращает и разделяет людей, а потребительская гонка делает их зависимыми и держит в постоянном стрессе, известна давно и многократно обсуждалась. Однако я бы хотел выделить одну существенную особенность "потребительского счастья", которая возможно не так широко известна, однако наносит существенный вред.
Есть устойчивое убеждение, что читать книги полезнее (особенно для молодых людей), чем смотреть фильмы. И основное объяснение состоит в том, что последние дают зрителю готовые образы,тогда как во время чтения работает мышление, создавая эти образы для нас. Другой пример - обучение математике. Если учащемуся показывать решения задач и не предлагать решать их самому, то с большой долей вероятности он решать задачи не научится. Объединяет эти два примера то, что в обоих случаях бесполезным оказывается то, что человеку предлагается в готовом виде. Если же речь идет о более тонкой материи - о счастье, то в готовом виде оно может оказаться не только бесполезным, но и вредным, ведь издержки упущенного времени в этом случае многократно возрастают. К концепции потребительского счастья у меня такие же притензии, как и к религиозному ответу на все вопросы - она дает готовый образец (или набор образцов, которые сущностно ничем не отличаются) того, что значит быть счасливым и алгоритм действий для его достижения. Человек, попавший в выстроенную маркетологами ловушку, часто неосознанно получает придуманный другими ответ на все свои вопросы и перестает искать. Даже, если ему кажется, что размышление о своем индивидуальном счастье продолжается, деятельностно оно остановилось с тех пор, как он вступает в выдолбленную колею потребления вещей. Общество потребления не просто удовлетворяющее "наши потребности", но и создающее их для нас (чтобы тут же их удовлетворить конечно), лишает нас самого главного - смысла жизни. Превознести потребительскую гонку до смысла жизни конечно несложно и у многих это получается, но только на время. Вероятно есть некоторое органическое неприятие простого решения для этого сложного вопроса.
Капитализм конечно научается продавать и более сложные концепции счастья, чем простое потребление всех предлагаемых вещей, - всякого рода религии, эзотерику, йогу, спорт, здоровый образ жизни, образование, творчество, волонтерство, борьбу за социальную справедливовать, и в таком случае образ счастья может казаться менее готовым, а потому более приемлемым, однако и это не избавляет людей от состояния, которое Виктор Франкл называет экзистенциальным вакуумом - состоянием, в котором жажда поиска смысла жизни остается неудовлетворенной, что в свое очередь приводит к депрессии и зависимостям.
Идея экономического роста обходится обществу и особенно конкретным людям слишком дорого: она с необходимостью требует постоянной экспансии рынков товаров и услуг, которая в обществах, в которых первичные потребности удовлетворены, достигается за счет выдуманных за нас и для нас готовых образцов счастья и смыслов жизни, которые однако в конечном итоге оказываются пустыми и разочаровывающими.
