В наши дни широкой публике мало что скажут имена Марии Спиридоновой, Александры и Екатерины Измайлович, Ивана Пулихова, Егора Созонова, Петра Карповича, Натальи Климовой, Бориса Моисеенко, Марии Беневской, Бориса Никитенко и Бориса Донского. Их попытались предать забвению ещё большевистские правители России и нынешний режим не жалеет средств на то, чтобы очернить людей, отдававших жизнь за свободу народа. Зато - совместными усилиями официоза и болтунов-националистов - нам предоставлена в качестве "героев-террористов" целая плеяда отморозков-головорезов из числа неонацистов. Но достаточно проанализировать мысли, поступки, поведение на суде тех, левых революционеров рубежа XIX - XX веков, достаточно прочитать "Конь бледный" Бориса Савинкова или письма Спиридоновой к родным после вынесения приговора, ее речи на суде, и всё встанет на свои места: никакие Николы Королевы, Коршуновы, Тихоновы и прочие Хасис не имеют ничего общего с этими самоотверженными, высокоморальными личностями.
Дума о Донском
Горячим летом 1918 года – 30 июля в 2 часа дня, на углу Екатерининской улицы и Липского переулка, поблизости с Крещатиком, прогремел мощный взрыв. В этот день от бомбы, брошенной левым социалистом-революционером Борисом Донским, погибли командующий оккупационной армией на Украине генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн и его адъютант капитан фон Дресслер. Террорист остался невредим, но, вместо того, чтобы попытаться скрыться с места происшествия, хладнокровно дождался своих будущих мучителей и палачей. Бывший толстовец и кронштадтский матрос Донской поступил так, как за двенадцать лет до него поступил Иван Каляев, его предшественник по Боевой организации партии эсеров.
3 августа, ночью при свете факелов, под звуки траурного марша, сопровождаемый бесконечными рядами мрачных немецких солдат в касках, торжественный катафалк увозил тело Эйхгорна на Киевский вокзал для отправки в Берлин. Ровно через неделю, после зверских пыток, сразу после суда 10 августа в 5 часов вечера Борис Донской был публично повешен на площади перед Лукьяновской тюрьмой.
На процессе по делу о его палачах в Киевском Революционном Трибунале весной 1919 г. свидетель казни Бориса Донского, некто Кухарчук поведал:
«Прохожу по Сенной площади. Было без четверти два часа дня. На площади большая толпа народа. Узнаю, что сейчас будет совершена казнь. Смотрю, немцы вывели из тюрьмы человека. Две роты немецких солдат рассыпались шпалерами вокруг. Ведут арестованного. Два немца по бокам, двое в русских шинелях впереди, позади немцев – палач. Приблизительно помню его лицо: шатен, без бороды, симпатичный мужчина. Подошли к телеграфному столбу. Два больших гвоздя было вбито в столб. Петля была приготовлена из проволоки. Осужденный, у которого руки были связаны, сбросил с себя шляпу и сделал какое-то движение, словно хотел перекреститься. Его потащили к столбу, поставили ноги на гвозди. Немцы помогали ему стать. После этого палач накинул петлю. Немцы ударили осужденного по ногам, сбили ноги с гвоздей, и он повис. Вся площадь была усеяна народом. Он висел до четырех с половиной часов дня».
Известный анархо-синдикалист Ефим Ярчук в первом номере газеты «Вольный Голос Труда» за 26 августа 1918 г. высказался под свежим впечатлением от казни Донского:
«Я знаю Б. Донского почти с первых дней нашей революции.
Как матрос Балтийского флота, он испытал на себе все прелести адского режима, применявшегося главным командиром Кронштадта в дореволюционное время.
Настает революция – и он всей душой отдается делу освобождения народа. Всегда спокойный, веселый и бодрый, говорящий с товарищами с приветливой улыбкой, он совершенно не мог оставаться без дела. Правда, он любил почитать и поспорить в свободное время, но вечно был занят и творческой работой, что-нибудь налаживал, где-нибудь помогая.
Но охотнее всего он принимал участие в открытой вооруженной борьбе. Он – неизменный участник всех выступлений Кронштадта, всегда находился в первых рядах кронштадтский революционных борцов, он шел впереди кронштадтских матросов, солдат, рабочих и работниц, шедших в июльские дни по улицам Петрограда с требованием: «Вся власть Советам!». Во время корниловского мятежа он был комиссаром форта Ино, а с октябрьской революции он непрерывно сражался в разных местах за торжество социализма.
Б. Донской жил и дышал революцией. Жил красиво и осмысленно и умер смертью, достойной революционера… И даже немецкие опричники дивились его геройской, смелой, красивой смерти…
Спи же спокойно, дорогой товарищ, погибший за наше общее дело! Быть может, недалек уже тот день, когда на улицах Киева немецкие рабочие воздвигнут тебе памятник, как смелому и неутомимому борцу за всемирную социальную революцию.
Ты умер, но память о тебе останется жива в сердцах угнетенных всего мира…».
К сказанному можно добавить, что Борис Михайлович Донской родился в селе Гладкие Выселки на Рязанщине в одном и том же году (22 июля 1895 г.) со своим знаменитым земляком, также некоторое время состоявшим в партии левых эсеров и в одной из ее боевых дружин – Сергеем Есениным. Подростком отец увез его вместе с братом в Питер, где Борис поступил учеником слесаря на Балтийский завод. Здесь поначалу он увлекся толстовским учением, которое ему, как человеку крестьянским религиозным сознанием, показалось близким. С началом войны 19-летнего Донского призвали на флот. Служить ему довелось минным машинистом на учебном судне «Азия». Реакцией на офицерские грубости и мордобой стал его переход с толстовских на революционные позиции. Борис присоединился к эсерам, за что в итоге поплатился заключением в плавучую тюрьму. Но грянувшая вскоре после этого революция не только принесла ему освобождение, но и выдвинула недавнего узника в число лидеров балтийских моряков. Его сразу же избрали в Исполком Кронштадтского Совета. Вместе с другими революционными матросами он совершил агитационную поездку по фронтам Первой мировой, в том числе впервые в жизни побывав на Украине (в Белой Церкви под Киевом). Искренность и добродушие располагали к нему самых разных людей, вплоть до идейных оппонентов. Известный большевик Федор Раскольников отзывался о Донском с не меньшей симпатией, чем анархист Ярчук.
Не то посещая по партийным делам Питер, не то во время ее приезда в Кронштадт с лекцией на тему «Чему учат нас западные революции», – Борис познакомился с единственной в его недолгой жизни женщиной. Речь идет о легендарной левой эсерке (а до попадания на царскую каторгу эсерке-максималистке) Ирине Каховской. Она была старше Бориса на 8 лет и за ее плечами были уже 6 лет каторги и поселение в «диких степях Забайкалья». Каховская доводилась внучатой племянницей первому русскому террористу, казненному декабристу Петру Каховскому, застрелившему на Сенатской площади петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича и командира лейб-гвардии Гренадерского полка Стюрлера.
Ирина Каховская была киевлянкой по месту рождения (родилась 27 августа 1887 г. в г. Тараще Киевской губернии). На каторгу она попала, будучи курсисткой историко-филологического факультета, за принадлежность к боевой дружине эсеров-максималистов. После свержения Временного правительства Ирина Каховская заведовала Агитационно-пропагандистским отделом ВЦИК, а после подписания Брестского мира – возглавила Боевую организацию партии левых эсеров (БО ПЛСР) и была избрана членом ЦК партии. В момент германского вторжения она вместе с Донским объехала районы Юзовки и Макеевки. После митингов с их участием донецкие шахтеры начали создавать партизанские отряды для борьбы с оккупантами.
Художник Иосиф Левин (брат члена ЦК левых эсеров, друга Есенина и тоже поэта Вениамина Левина) увековечил память о Донском в своем романе «Передел»:
«Серо-голубые глаза светились кротостью, с которой русские террористы шли на самые страшные преступления. Так шел Каляев, Созонов, Вера Засулич и Спиридонова. В этом было что-то монашеское, вроде Алеши Карамазова, будто готовился человек к страшному суду. Не итак убивали государственных людей на Западе, там это делали с ненавистью и злобой. Русские мальчики потом каялись, жалели свои жертвы <…> После убийства часто не пытались даже бежать, отдаваясь в руки властям.
- Когда едете? – спросил Кашин Донского.
- Иду за билетом.
- Счастливого пути…
Трудно было сказать еще что-нибудь человеку, ехавшему на верную смерть. Кашин всматривался в его глаза, пытаясь прочесть, что чувствует этот человек, но они были спокойны, полны решимости, точно он уезжал загород на дачу».
В конце июня 1918 г. (почти одновременно с Махно) левоэсеровские боевики вновь отправились из Москвы в Украину. Харьковчане и киевляне выделили им нескольких помощников (в том числе связника Марусю Залужную и старого боевика-каторжанина Ивана Бондарчука). Вследствие переговоров с представителями Украинской ПЛСР (находившейся в федерально-партийной связи с российскими левыми эсерами) было принято решение произвести покушение от имени обоих ЦК – Украинского (в этот момент он располагался в Одессе) и Московского. Казалось бы нормальному человеку все ясно. Но, оказывается, далеко не всем. В вышедшем в эфир 30 июля 2004 г. сюжете Марка Греся на киевском телеканале «ТВ-подробности» говорилось: «В начале 18 года, согласно Брестским договоренностям, в Украину были введены германские войска. Эта армия спасла нашу государственность, но российские социалисты-революционеры не признали ни соглашения, ни украинской независимости. Пытаясь спровоцировать новую войну, они сделали ставку на террор…».
Нечто подобное украинцы уже слышали от «гетмана всея Украины» Павло Скоропадского. В своей «грамоте» он объявлял «украинскому народу»:
«Сегодня, 30 июля 1918 г., в 10 ч. вечера, скончался командующий группою германских войск на Украине Генерал-Фельдмаршал Эйхгорн, погибший от злодейской руки заклятых врагов Украины и ее союзников.
Тем, кто не знал усопшего Генерал-Фельдмаршала, трудно оценить, какая это великая и горькая утрата для Украины. Генерал-Фельдмаршал Эйхгорн был искренним и убежденным нашим сторонником и другом украинского народа; целью его было создание самостоятельной Украинской Державы. Усматривая неисчерпаемые творческие силы в нашем народе, он радовался той славной будущности, которая ожидает Украину, и всеми силами поддерживал идею Украинской Державы даже среди тех, кто относились к ней с недоверием.
Мир же праху твоему, великий и славный воин! Как боевая твоя слава не умрет в сердцах германского народа, так и убежденная твоя работа на благо Украины оставит глубокий след в сердцах наших и не изгладится никогда со страниц истории Украины.
Единственное утешение в этом тяжком горе, которое нас постигло, это то, что постыдное злодейство совершено не сыном Украины, а чуждым человеком, враждебным Украинской Державе и ее союзникам».
А вскоре империалистическому Второму Рейху и его «скоропадской» державе-марионетке настал полный капут. «Казалось, за трупом своего генерала уходят навсегда изгнанные революционной волей трудящихся мрачные, безликие в своих серых касках угнетатели Украины, - вспоминала Ирина Каховская. - 4 августа ночью грандиозные взрывы снарядов в Бендерских казармах, продолжавшиеся около 2-х часов послужили следующим очередным предостережением насильникам. Весь август и сентябрь горело восстание Украинских трудовых масс, перекинулось из уезда в уезд, подавленное в одном месте и вспыхивающее в другом, метались карательные немецко-гетманские отряды, в панике стекались в Киев гетманцы-«хлеборобы», проводилась сплошная мобилизация.
Германская революция, и грандиозное поголовное восстание всех уездов, крестьян и рабочих – смели дочиста монархическое здание, выстроенное Эйхгорном на Украине».
Лицемерную позицию по отношению к арестованной в засаде руководительнице Боевой организации левых эсеров Каховской занимали украинские националисты и их лидер Симон Петлюра. Когда державная варта бросила Петлюру за решетку, он писал в Лукьяновской тюрьме восторженные записки Ирине Каховской. Ей тогда тоже грозила виселица. Однако по немецким законам казнить женщину было нельзя без санкции императора. Пока шла переписка с Берлином, немецкий народ сверг с престола еще одного большого «друга украинского народа» - кайзера Вильгельма II. Тем не менее, придя к власти, петлюровская Директория и не подумала освободить Каховскую.
Был, впрочем, в восставшей против «дружеских» германцев Украине еще один человек, имевший собственный взгляд на ситуацию. Его звали Нестор Махно. В своих воспоминаниях он писал: «Приехавшие из тюрьмы товарищи привезли нам некоторые интересные сведения. Они рассказали нам о том, что Украинская Директория, сделав переворот и изгнав гетмана из Киева, поспешала, как будто по долгу социалистов (Винниченко, Петлюра, Макаренко были ведь социалистами, и некоторые ими остались), декретировать освобождение из тюрьмы всех политических заключенных, но не подумала об освобождении организаторши убийства палача революции немецкого фельдмаршала Эйхгорна левой эсерки Каховской. Левые эсеры были этим чрезвычайно возмущены.
Этот поступок Украинской Директории еще более укрепил мое лично и всех моих друзей убеждение в том, что социалистического и тем более революционно-социалистического в Украинской Директории ничего нет. Ее преступное отношение к товарищу Каховской, в силу которого эта революционерка должна была оставаться в тюрьме, говорило нам о том, что Украинская Директория, хотя и низвергла гетмана от имени трудового народа Украины, намеревалась, как и Центральная рада и как гетман Скоропадский со своим правительством, душить все, связанное с революцией.
Население Гуляйполя и района в подавляющем большинстве разделяло нашу точку зрения в отношении Киевской Директории (по недоразумению назвавшейся «украинской»)».
В те же самые дни к рабочим и революционерам всего мира взывала со страниц левоэсеровского журнала «Знамя» и товарка Каховской по каторге Мария Спиридонова. В статье «Спасайте Ирину Каховскую!» эта пламенная революционерка так писала о своей соратнице:
«Сейчас в одной Киевской тюрьме до сих пор еще занятой немецким командованием, находится член Ц.К. Партии Левых С.-Р., член Боевой Организации Ирина Константиновна Каховская – Акатуевская каторжанка, пробывшая на каторге и поселении с 1907 года до революции 1917 г. в Сибири. Ирина Константиновна Каховская (внучка повешенного Николаем I декабриста Каховского) по решению Б.О. П. Лев. С.-Р. вместе с Борисом Донским и несколькими другими товарищами из Б.О. поехали в Киев для проведения и исполнения постановления Центрального Комитета партии об убийстве командующего войсками на Украине генерала Эйхгорна.
Террористический акт над Эйхгорном был осуществлен Борисом Донским, после чего Б. Донской совершенно запытанный, был повешен 10 августа. Вскоре после акта была слежкой арестована Ир<ина> К<онстантиновна> Каховская. Месяц велись розыски остальных членов Б.О., но ничьего участия в деле Эйхгорна обнаружить не удалось. Немецкие власти совместно с гетманской охраной решили добиться сведений от Каховской и, спустя уже месяц после ареста она была подвергнута допросу с пыткой. Ей связали руки железной проволокой, прорезавшей насквозь мышцы, туго прикрепили все тело к кровати той же режущей проволокой и допрашивали со всей корректностью, пересыпая допрос любезными комплиментами. «O, Fräulein», - говорили палачи-офицеры, и продолжали истязание. Чтобы Ирочка не кричала, ей предусмотрительно заткнули рот мокрой тряпкой, а истязуя ее и всячески увеча и пытая, удивлялись стойкости русских революционерок, героизму русской женщины. «О эти русские женщины… Ну и крепкие же они!!!» Ибо требовали сказать имена товарищей, адреса лево-эсеровских организаций. Ответа не добились. Судили военным судом там же, в стенах той же тюрьмы. Приговорили к смертной казни. Вывели на плац казнить. Приспособили, приготовили орудия умерщвления, потом увели обратно, растягиваясь: «Дам у нас-то не так-то легко повесить».
В Берлине председатель Рейхстага подписал смертный приговор. Послали его на конфирмацию в ставку к великому мировому палачу Вильгельму. В это время он упал с трона.
Казнь И. Каховской за недосугом приостановилась. <…>
Революционерка, полная веры в Интернационал и победу Социализма, с сердцем, горящим любовью и энтузиазмом, оратор, выступлениям которого при ясной логике и яркости чувства особую силу дает редкая музыкальность голоса, Ир<ина> К<онстантиновна> Каховская известна всем рабочим районам Красного Петрограда, как и Ревельским, и Кронштадтским матросам. <…>
Стыдно будет и русскому пролетариату, и германскому, и украинскому, если его защитники, делатели его кровного дела будут придушены ставленниками уже сверженного русского и германского самодержавия».
В конце концов, не без помощи товарищей по БО ПЛСР, Каховской удалось бежать из тюрьмы, воспользовавшись сумятицей в момент наступления Красной армии на Киев. Но и затем ей пришлось скрываться, теперь уже от большевиков. В Киеве это удавалось легко: надежное убежище ей предоставили в своем эшелоне бойцы Богунского полка, созданного симпатизировавшим левым эсерам Николаем Щорсом. А вот по возвращении в Москву народную героиню как раз ожидали арест и Бутырская тюрьма. Лишь после переговоров с влиятельными большевиками о новой поездке Каховской в Украину с целью подготовки покушения на Деникина, Ленин указал Дзержинскому на необходимость её освобождения. Отпуская её на волю, следователь ВЧК по левоэсеровским делам Романовский взял с нее слово революционерки, что в случае возвращения живой, она добровольно явится в тюрьму!
Перед новым отъездом на Украину Каховская успела обратиться с проникновенным словом в открытом письме к кронштадтским морякам: «Дорогие товарищи кронштадтцы! Хочется мне очень, воспользоваться удобным случаем, написать вам несколько строк о товарище Донском, казненном в Киеве. Жизнь ставит сейчас пред вами много очередных животрепещущих вопросов, но пусть сейчас среди мрака и тяжести жизни в суровой борьбе память о светлом погибшем брате оживет в ваших сердцах. Он ваш, кронштадтский; он считал Кронштадт своей революционной родиной и с большой любовью говорил о нем. Весь революционный Кронштадт должен знать, помнить и чтить память своего Донского. Популяризуйте cведения о нем, пусть лишний раз встанет его образ пред массами. Пусть лишний раз люди снимут шапки перед подвигом и мученичеством…
В дни тягчайших испытаний для нашей партии образ Бориса, одного из лучших и вернейших ее сынов, должен быть нам особенно дорог. Его необыкновенная чуткость к вопросам революционной морали, его инстинктивное отвращение ко всякой лжи, делающей насилие над чужой личностью, заставили бы его стать в ряды активнейших борцов за право и честь трудящихся и воевать под чистым красным знаменем нашей партии за подлинную власть Советов, за попранные и забытые лозунги Октябрьской революции».
Все лето и осень 1919 г. Каховская вместе с несколькими помощниками (бывшим студентом Московского университета, прапорщиком военного времени и будущим астрономом Михаилом Жуковым, эсером-максималистом Стасом Таукиным, отбывшим 10 лет каторге в Шлиссельбурге, и др.) гонялась за главком Вооруженных сил Юга России в Киеве, Харькове и Ростове-на-Дону. В Харькове левоэсеровские боевики вошли в контакт с анархистами из «Набата». Когда, наконец, в Ростове они спланировали покушение на Деникина, свирепый тиф скосил одного за другим всех боевиков, включая их руководительницу.
В очередной раз Каховская была арестована в дни восстания в Кронштадте в 1921 г. в Москве и сослана в Калугу. Здесь она сразу завязала связи с местными эсерами и крестьянами окрестных деревень. Из Москвы за «ценными указаниями» к ней приезжали студенты, принадлежавшие к молодежной левоэсеровской группе «Революционный авангард». Последовали новый арест и ссылка в Среднюю Азию. Здесь, как и на царской каторге, Каховская вновь поселилась под одной крышей с Марией Спиридоновой. В дальнейшем они вместе были сосланы в Уфу и арестованы там в 37-м. «Чайку революции» Спиридонову (как её назвал Максимилиан Волошин) расстреляли в сентябре 41-го под Орлом. А Каховская отбыла десятилетний срок от звонка до звонка в лагерях Красноярского края. Пробыв год на свободе, тридцатилетняя годовщина убийства Эйхгорна была ознаменована для нее в 1948 г. отправкой в ссылку навечно в Канск. Лишь в 1955 г. Ирина Константиновна вышла на волю. Свой нелегкий, но яркий век она доживала в Малоярославце Калужской области, где и скончалась от онкологии в марте 1960 г.
В 1919 г. именем Бориса Донского в Киеве был назван Липский переулок, где произошло покушение. Клубы, носившие его имя, были открыты левыми эсерами в Киеве, Полтаве, Одессе и других городах. Имя героя было присвоено одному из красноармейских батальонов, а в Одессе его именем даже был назван кинематографический «театр». За покушения на сатрапов Третьего Рейха легендарному разведчику Николаю Кузнецову было присвоено звание Героя Советского Союза. Ликвидировавший Эйхгорна и удостоившийся петли военно-полевого суда Донской посмертно был лишен права на увековечение памяти о нем в названии киевского переулка и прочих объектов. Зато гитлеровцы свято чтили память об Эйхгорне. Заняв Киев в 1941 г., следующее поколение оккупантов переименовало Крещатик в Эйхгорн-штрассе. К счастью, весьма не надолго…
А в сталинском СССР главный организатор и руководитель покушения Ирина Каховская за свои подвиги была «награждена» четверть вековой ссылкой и десятью годами ГУЛАГа. Уходя в последний раз на охоту за Эйхгорном, Борис Донской сказал ей в 18-м году: «Благослови меня на смерть, а я тебя на мучения, - сколько тебе еще мучиться!».
Его страшное пророчество сбылось сполна, и даже более чем. Вместо эпилога приведу строчки не менее легендарного эсера-максималиста Жуковского-Жука по кличке «Овод», нанесшего некогда кинжальный удар царскому прокурору в Харбине. В благовещенской газете «Вольная Трибуна» в 1922 г. он писал об Ирине Каховской: «Из каторги и тюрем через германский эшафот и кровавые застенки гетмана Скоропадского, несла она красное знамя Социалистической революции, знамя труда и, сидя теперь в коммунистической тюрьме, - она продолжает служить этому красному знамени. Идя на эшафот со связанными руками и мысленно прощаясь с жизнью, Каховская думала только о революции, только о счастье рабочих и крестьян, которым она служила всю жизнь, и готовилась послужить своей смертью на эшафоте… Но смерть пощадила ее, чтобы всю чашу страданий и человеческого горя она выпила до конца».
Перефразируя слова самой Ирины Константиновны, хочется сказать, что все причисляющие себя к честным социалистам, коммунистам и анархистам, должны знать, помнить и чтить память своих революционных героев – Донского и Каховскую.
Ярослав Леонтьев
Добавить комментарий