Откуда взялся культ жертв?

Блудный сын ленинизма Инсаров, успевший на какое-то время стать анархистом, но затем вернувшийся в лоно ленинизма, и анархист Шрайбман обратили внимание на такую составляющую упадка левого движения, как культ слабости. Не мученичества, а именно слабости, жертвенности.

Хотя нынешний культ жертвенности, слабости и ненасилия - среди левых явление относительно новое, в самом появлении такого культа нет ничего нового. Впервые в истории он появился в начале нашей эры, когда рабы, не найдя в себе сил изменить своё положение, смирились со своей слабостью и возвели её в культ. Это проявилось в христианстве, первоначально бывшим религией рабов. Власть первое время боролась с этой новой религией, но затем сделала её своей опорой. Именно потому, что культ слабости и отказа от сопротивления обеспечивали сохранение этой самой власти. После чего поборники жертвенности и покорности сами начали истреблять инакомыслящих самым зверским образом - вспомним хотя бы судьбу Ипатии.

И позднее не раз чьё-то поражение в долгой борьбе порождало подобную реакцию. Например, в Италии невозможность положить конец разграблению страны иностранными армиями породило движение флагелянтов - самобичевателей. Хронические неудачи крестоносцев породили крестовый поход детей (как тут не вспомнить Гретту Тунберг?). Но это всё были местные и кратковременные явления. Столь широкое и мощное распространение культа жертвенности, когда он не только по абсолютным, но и по относительным масштабам сравним с таким же культом в раннем христианстве, мы видим лишь сегодня. И это не случайно.

Начало нашей эры - время кризиса раннего капитализма. Античное общество так и не нашло выход из этого кризиса - новое, феодальное общество выросло позднее из варварских общин, разрушивших античное общество (при этом взявши на вооружение созданные им технологии). Но это было позднее, а пока варвары были далеко, и общество было в кризисе, выхода из которого не видело. Сейчас современный капитализм переживает столь же глубокий кризис, и нынешнее общество тоже не находит из него выхода, тем более, что варваров, способных разрушить современные государства и создать новое общество, соединив своё общинное устройство с передовыми технологиями, счас просто нет. Сходные условия порождают сходные явления.

Никакое совпадение не бывает полным, и у современных леволибералов и социал-демократов можно найти кучу мелких отличий от ранних христиан. Но они безусловно схожи с теми в культе жертвенности, слабости и несовершенства. Непринадлежность к жертвам, к обиженным или ущербным меньшинствам воспринимается как грех, требующий покаяния. Мужчины должны каяться перед женщинами, ибо те веками были их жертвами, белые - перед цветными, ибо цветные угнетались белыми, люди обычной половой ориентации - перед представителями секс-меньшинств. Меньшинства - вообще любимая тема современных леваков. Однако, гении тоже составляют меньшинство по отношению к посредственностям. Но, если кто-то предложит посредственным людям покаяться перед гениями за учёных, сожжённых на кострах, его обзовут фашистом. А если предложит покаяться перед слабоумными - это никого или почти никого не удивит.

"Белый цисгендерный мужчина", если он только не инвалид, становится объектом травли. Но и те, что их травят, тоже рискуют попасть по под раздачу. Сегодня белая женщина требует покаяния от белого мужчины, а завтра ей самой придётся каяться перед чёрной. Которую послезавтра заставят каяться перед чёрной лесбиянкой. А ту - перед другой чёрной лесбиянкой, но ещё и одноногой. И так - до бесконечности.

Как бы не было обидно это для феминисток, они являются духовными наследниками не Ипатии, а христиан, сдиравших с неё кожу. То же относится и к чёрным расистам, и к другим борцам за права меньшинств, превратившихся в борцов за бесправие большинства.

Если мне скажут, что среди современных левых есть разные люди, то я отвечу, что и среди ранних христиан были разные люди. И далеко не все из них сдирали кожу с язычниц. Но была тенденция. И сейчас есть тенденция. Захлестнувшая не только леволибералов и эсдеков, но и анархистов. Поэтому я в данном случае безоговорочно объединяю их с левыми, хотя во многом они вообще принадлежат к другому измерению нежели то, по которому определяется левизна и правизна.

И коль скоро эта тенденция есть повторение античной и вызвана теми же причинами, то альтернативу ей надо искать в истории тех лет. Шрайбман, может быть, найдёт её в шиизме, где был культ мученичества, но не было культа жертвы (шиитский мученик - это мученик-боец, умирающий в борьбе). А может, и нет - шиизм - порождение более позднего времени. Что скажет Инсаров, я не знаю. Сам я ничего больше не могу сказать. Я не настолько хорошо знаю эту часть историю. Мне остаётся только упрямо сопротивляться этой тенденции. И надеется на то, что люди всё-таки сумеют сами, без отсутствующих варваров создать новое общество. Тогда культ жертвенности, культ слабости и ущербности исчезнет сам. Для него просто не будет почвы.