Разгул палмеровщины: антимигрантская политика в истории

После недавних терактов во Франции националисты и значительная часть либералов призывают не допускать в Европу и в Россию выходцев из мусульманских стран, а тех, кто живет на «исконно христианских землях» – выслать на историческую родину. Стоит обратиться к урокам истории. Почти столетие тому назад, в 1918 году, в эпоху Великой русской революции 1917-1921 гг., американские «стражи порядка» во главе с федеральным прокурором Александром Палмером начали охоту на русских эмигрантов, которых поголовно подозревали в симпатиях к большевизму и анархизму. К чему это привело, можно узнать из статьи в эмигрантском анархистском журнале «Дело труда – Пробуждение». 

Редакция Avtonom.org

Так как палмеровщина разразилась осенью – в годовщину захвата власти большевиками в России — то каждый год, когда наступает осенняя пора, мысли возвращаются к этому кошмарному событию. Не является исключением и этот год, почему мы и нашли уместным привести в этом „осеннем” номере некоторые выдержки из того, что писал об этом И. Окунцов. С принципиальной точки зрения, написанное Окунцовым, пожалуй, не представляет большой ценности, иногда оно даже противоречит нашим взглядам, но оно интересно тем, что подтверждает, что палмеровщина — не только жестокость, но вместе с тем и глупость. Ред. <акция>  [журнала «Дело труда – Пробуждение»]

А. Митчел Палмер, федеральный прокурор и хранитель иностранной собственности во время войны, громитель русских эмигрантов в 1919-1920 годах, готов был выставить свою кандидатуру на пост президента Соед. Штатов и разбить всех, кои стояли „левее предуказанной линии”. Но кандидатура погромного министра юстиции провалилась и сам он быстро сошел с политической позиции и умер в безызвестности. Палмер породил послевоенную истерию, запуганность и растерянность.

Русским после Палмеровщины стало нестерпимо тяжело жить в Соед. Штатах. Палмеровщина породила подозрительное отношение к каждому русскому человеку, каких бы политических убеждений он ни был. Это проявилось в беспричинном увольнении русских с фабрик и заводов. Даже культурно просветительная работа среди русских была взята под подозрение. Учителей громили, как государственных преступников.

Только после Палмеровщины прошел ужас, как ночной кошмар. Русские не столько получали от Америки, сколько отдавали ей свои силы и свою культуру. Палмер не обращался к судам, а действовал по своему произволу в административном порядке. Насилие было коньком Палмера, хватавшего без разбора кого попало. Палмер углублял рознь между иммигрантами и американцами.

Неизлечимо больной президент Вилсон поручил Палмеру ведение внутренней политики Соединенных Штатов, и он повел эту политику совсем не по-демократически. При его реакции кличка „радикал” равнялась кличке „преступник”.

Народная Лига Народоправства сделала сводку палмеровских погромов среди русских. Нотариальные показания Семена Нахвата, Петра Муцека и Антона Димитрова рисовали картину набега на русские собрания в Бриджпорте, Конн., и заключение в Гартфорской тюрьме. Десять из арестованых просидели в тюрьме пять месяцев и затем были выпущены на свободу.

Картина налета на Русский Народный Дом, 133 Ист 15 ул„ в Нью-Йорке иллюстрирована фотографией разгрома помещения и показанием под присягой нескольких русских людей: Михаила Лавровского, Николая Меликова, Варфоломея Ищенко, Семена Е. Кравчука и Петра Карася. Все они после избиения и ареста в школе, во время занятий, были освобождены после допроса администратором Игеном.

Массовые аресты в Детройте, Мич., были освещены показаниями Александра Буховецкого и его 12-летней дочери Вайолет. События в Бостоне обрисованы показаниями Станиславы Василевской, Г. Михельсона, Минны Федерман, Анны Волынской и др.

Вот как заключает свое расследование Лига Народоправства в „Бостон Транскрипте” от 12 февраля 1920 года: „Первые германские пленные были захвачены солдатами американской армии Адамом Блазиковицким и Иваном Кочанским из Айровуда, Мич. В то время, как Адамы Блазиковицкие и Иваны Кочанские сражались на полях битв под флагом их приемной родины за мировую демократию, другие Адамы Блазиковицкие и Иваны Кочанские были взяты „под подозрение” и к ним была применена тактика: „сначала, на всякий случай, повесить, а потом и дело можно разобрать”. Если бы даже все огульные обвинения против иностранцев были верны, и в этом случае министр юстиции должен был бы идти по закону и по конституции. Подавляющие массы иммигрантов всегда были лояльны к Америке. Иван Кочанский взял первого германского пленного. А другие Иваны Кочанские (их 300.000 — 400.000) работали в тылу, на верфях, в шахтах, на заводах и в мастерских. „Клобы” сыщиков, произвольные аресты и заключения без „варрантов” (судебных разрешений) гораздо больше сделали для того, чтобы пошатнуть эту лояльность, чем все прокламации анархистов”.

Первая и обильная облава на русских эмигрантов и на их печать, организации, библиотеки и школы совпала с годичным юбилеем русской революции, который русские в Нью Йорке хотели отпраздновать 30 августа 1919 года парадом по 5 авеню от Вашингтон сквера. На парадировавших спокойно людей напала конная и пешая полиция, избила, истоптала, искалечила.

Через несколько недель после этого последовал налет на Народный Дом на 15-й улице. То же самое происходило и в других городах.

На русских собраниях появлялись полицейские и правительственные агенты с револьверами и с ,,клобами” и кричали: „руки вверх”! Начинался общий обыск и допрос. Обычно арестовывали всех присутствовавших и вели в сыскное или в полицейское управление. Иногда арестованных избивали при допросах и под усиленной охраной посылали в какой ни будь штатный центр, где снова обыск, тюрьма с избиением до крови или даже до потери сознания. Если арестованные говорили, что они — большевики или анархисты, то их отправляли в Нью Йорк, на „Остров слез” для депортации. Если же люди не признавали себя в чем-нибудь виноватыми, то таковых снова истязали и держали в тюрьмах по несколько месяцев. Никто не знал, что с ним будет. Все ждали только худое и никогда не ожидали доброго. Иногда через 2-3 месяца производились новые допросы. Некоторых выпускали из тюрем. Кормили скверно. Пища подавалась чрез железные решетки. На прогулках приходилось маршировать по-солдатски. Иногда тюремщики некоторых узников тащили за волосы в особые холодные или горячие помещения на отсидку. Там узники держались по 20-48 часов и выпускались только тогда, когда доктор признавал, что дальше держать заключенного в таких камерах нельзя: может умереть.

Эти жуткие камеры были настоящими могилами без окон и без дверей. На некоторых узников надевались железные кандалы. Люди не брились и обрастали бородами. Тюремщики смеялись над ними и называли их „проклятыми большевиками”.

Так было всюду, где царил произвол Палмеровщины. Так было в штатах Нью Йорк, Коннектикуте, Нью-Джерзей, Пенсильвании, Мичигане, Делавере и во всех восточных штатах. В Филадельфии, по указу сыщика Блюма, находящегося в СССР, были арестованы до 500 русских, принадлежавших к различным организациям.

В апреле 1920 года в департаменте юстиции имелось свыше 6,000 обвинительных листов против русских эмигрантов, якобы „зараженных большевизмом” и, поэтому нетерпимых в Соед. Штатах. Среди этих людей имелись не только лояльные Америке русские люди, но даже служившие на военном фронте во Франции, во время мировой войны. Среди таких солдат оказался некий Иван Волков, 33 лет, семейный. Когда его стали депортировать, то он заявил, что поедет в Россию на свой счет. Он намеревался стать американским гражданином, но позже отказался от своего намерения по следующему основанию: „Когда, — заявил он, — я пошел в американскую армию во Францию, я верил, что правительство Соединенных Штатов поможет России, но теперь я стал противником Америки, блокадирующей Россию”.

В январе 1920 года в 124 камерах Гартфордской тюрьмы находилось 128 русских людей, из которых большинство депортировано из Соед. Штатов, а остальные выпущены на свободу.

Департамент труда накладывал на обвиняемых залог в количестве 10.000 долларов. Такой залог, конечно, не мог быть внесен семьями обвиняемых, которые продолжали томиться в заключении. Выходившие же из тюрем находили себя нищими: квартиры разбиты, семьи беспризорные, работа потеряна, сбережений нет, ибо ушли на адвокатов. Таким образом, два федеральных департамента — юстиции и труда — играли судьбой многих тысяч русских эмигрантов, которых Палмер старался пришить к коммунистической партии и к пропаганде о насильственном ниспровержении американского правительства.

В некоторых городах, как Детройт, где было арестовано 600 русских эмигрантов, нет имиграционного дома.  Арестованных собирали в городской тюрьме, откуда отправляли в Нью-Йорк для депортации. Положение этих людей было ужасное: ни правосудия, ни человеческих отношений, ни помещения и ни пищи. По этому поводу в Детройте общественные организации выступили с протестом, и городская администрация отказала министерству юстиции в помещении. Министерство перевело арестованных в уездную тюрьму, а оттуда в бараки в Форт Вайн. Такой же результат получился в Гартфорде и в соседних городах, где долго никаких обвинений не предъявлялось, и русские люди мучились на тюремном положении. В Филадельфии оказался арестованным один русский человек, прибывший в Соед. Штаты 9-летним мальчиком, прошедшим американскую школу и ставшим типичным американцем. Департамент юстиции выслал его в чужую страну.

Никто не знает сколько было изгнано из Соед. Штатов русских людей, имевших здесь семьи. По всей вероятности – 25 %. После их остались в Америке их жены и дети. Такие семьи часто изгонялись из их домов и шли на содержание благотворительных учреждений. Их отцы уже не могут вернуться в Соед. Штаты.

В Ст.-Луисе один русский человек, Щербак, не только был арестован, но и подвергся жестокой пытке (подвешивали за ноги вниз головою, били по рукам и по пяткам „клобами”). Он об этом не заявил никому только потому, что „люди правосудия” даже не допрашивали его.

В Балтиморе был арестован и избит русский Даниил Ребкович, 28 лет, эмигрировавший в Соед. Штаты в 1913 г. Вся его вина заключалась в  том, что он состоял членом американской социалистической партии до августа 1919 г.

Там же был арестован поляк Томас Трусс, гладильщик, получавший 30 долларов в неделю. Он эмигрировал из России в Америку в 1907 году. Здесь женился и имел трех детей.

Он принадлежал к пресветерианской церкви, которая охарактеризовала его, как прекрасного человека. Арестованный 7 января 1919 г. пред- Щ стал пред агентом департамента юстиции, который бросил его в тюрьму. Департамент обвинил Трусса в том, что он — член Союза Русских Рабочих, т. е. коммунистической партии.

Но оказалось, что Союзы Русских Рабочих ничего общего с коммунистической партией не имеют и являются рабочими организациями для образования и взаимопомощи. Обвиняемый был выпущен на свободу. Представитель департамента труда Пост нашел, что этот случай типичен для 1.000 других случаев и департамент юстиции напрасно впадает в истерию.

Вайдарский, член социалистической партии был схвачен сыщиками на 2-й Авеню, в Нью Йорке. Сыщики крутили ему руки, били его и заставляли целовать американский флаг в доказательство того, что он — не большевик и лоялен Америке. Некий Сабин во время беседы с друзьями в нью-йоркском ресторане в 1917 году сказал: „Ю. С. но гуд” (Соединенные Штаты нехорошы). Сабина арестовали и приговорили на месяц к тюремному заключению. Карпенко был арестован в Гартфорде с пилками для резьбы по дереву. Сыщики решили, что он имеет какие-то специальные инструменты и посадили его в тюрьму. Карпенко просидел там три месяца и заявил, что он едет в Россию.

Он изобрел картофелепосадник.

Во время расправы с русскими в Питсбурге многие беспричинно пострадали. Федеральные сыщики без судебного разрешения арестовывали мужчин и женщин, избивали некоторых и бросали в тюрьму. При этом даже не разрешали им позвать родных или адвоката. Их квартиры обыскивались, при чем мебель, посуда, сундуки ломались и уничтожались. Все они обвинялись в коммунизме. Все они оказались вне защиты закона. Эти безобразия правительственных чиновников дошли до такой степени, что федеральный прокурор Франс Фишер вышел в отставку, а судья Томсон, пред трибуной которого проходили измученные, избитые и неповинные русские люди, заявил следующее: „Эти дела кипятят во мне кровь. Приемы департамента юстиции создают анархию больше, чем все радикальные партии, вместе взятые. Положение русских здесь стало хуже того, какое было в России. Я никак не мог предполагать, что такие безобразия могут происходить в стране, имеющей конституцию”.

Федеральные сыщики, посланные комитетом Луска, арестовывали русских в церквах. Они арестовали американского гражданина Осипа Полулечка в церкви всех национальностей, 9 Секонд авеню, в Нью-Йорке. Полулечка оказался затем среди 249-ти арестованных русских людей и выброшен был из Соед. Штатов за преступление, которого он не совершил. Он ничего не знал о коммунизме. В Нью-Йорке до потери сознания был избит правительственными агентами Александр Деркач, которого друзья подняли на улице. В Дуксвинсе, Па., один профессор читал русским лекцию о Линкольне и американской демократии. Лектор был арестован как большевик. После 36-часового заключения он был освобожден.

В конце 1919 года на русские газеты „Крестьянин и Рабочий” и „Новый Мир” была произведена палмеровская облава. Нападение на „Крестьянин и Рабочий” произошло 8 ноября 1919 года. Нападения произошли неожиданно. В редакциях этих газет все было тщательно просмотрено сыщиками и полицией. Газеты, столы, мебель, архивы, книги были опрокинуты, разбиты или уничтожены. В типографии „Крестьянина и Рабочего” были разбиты даже наборные машины. Один наборщик избит. Обыски и аресты продолжались несколько дней. На следующий день после первого налета были снова схвачены и обысканы 14 человек. Налетчики вызвали полицейский автомобиль, на руки задержанных надели железные наручники, втолкнули в автомобиль и увезли. После этого „Новый Мир” ушел в ,,подполье” и выходил один раз в неделю, а „Крестьянин и Рабочий” совсем закрылся. На смену этой безвластнической газете появился еженедельник „Американские Известия” с 19 января 1920 года.

В мае 1918 года журнал „Колокол”, издававшийся Иваном Новиковым, Л. Бобкиным и Александром Дерцачем, был уничтожен полицией и сыщиками, а издатели были арестованы. В типографии „Нового Мира” было конфисковано несколько тысяч экземпляров этого журнала. Полиция раздобыла списки русских анархических групп в различных штатах. Произведены многочисленные аресты. Полицейский лейтенант Бобси заявил, что „эти группы намеревались начать агитацию в Соединенных Штатах с целью свергнуть правительство и установить террор. У нас имеются списки лиц, оказавших денежную поддержку для распространения антиамериканской пропаганды”.

Жизнь русских в этой стране ухудшилась. Они растеряли свои идеалы и мечты, перестали посещать митинги, лекции, школы, перестали читать газеты, темп жизни значительно понизился и интерес русских масс к ним скоро ослаб, тем более, что периодическая печать попала в руки людей безыдейных. После палмеровских погромов русские почти перестали посещать американские вечерние школы, где они до этого изучали русский и английский языки, математику, историю Соединенных Штатов и России, чертежи, технику и особенно инженерное дело.

Иван Окунцов

Дело труда – Пробуждение № 67 1963 с. 34-37