Михаил Косенко пришел на митинг, спокойно стоял в окружении правозащитников, наблюдал драку, попал на видео, был арестован. Его признали невменяемым и судили за участие в «массовых беспорядках» и применение опасного насилия к омоновцу — чего никто и никогда не видел, просто потому что этого не было. Косенко провел почти два года в СИЗО и два с половиной месяца в психбольнице. Этим летом суд перевел его на амбулаторное лечение. Корреспонденты «Граней» Дарья Костромина и Юрий Тимофеев побеседовали с Михаилом спустя десять дней после его освобождения.
Вкус свободы
— Вы уже десять дней на свободе. Какие ощущения? Чем вы все это время занимались?
- Общался с друзьями, родственниками. Ездил на акцию памяти Эстемировой, ездил в офис Amnesty.
— Вы уже начали ходить на какие-то акции? Не боитесь снова попасть в больницу?
- Ну нельзя же сидеть, как Премудрый пескарь, дома!
— У Толоконниковой в заключении о ее психическом состоянии было написано, что активная гражданская позиция свидетельствует о расстройстве личности…
- Мне врач сказала: «Моя цель — чтобы вы перестали ходить на митинги».
- Это какой врач?
- Это уже здесь, в диспансере.
- А каким образом она собирается достичь этой цели?
- Я не знаю, может, она считает, что это проявление болезни, если я буду ходить на митинги. Возможно, по ее мнению, если человек сидел по таким статьям, это может привести к рецидиву или показать, что я болен. Я сказал ей, что есть конституционные права, что если я болен, это не значит, что я не могу ходить на митинги.
- Есть возможность в дальнейшем добиваться, чтобы тебя признали вменяемым?
- Я не буду этим заниматься.
Бутырский провал
- Когда злоумышленник совершает преступление, он учитывает, что его поймают и посадят. А вы просто зашли на митинг и два года провели в заключении ни за что. Как справиться человеку с этим?
- В тюрьме очень много людей, которые сидят ни за что. Я думаю, это в какой-то степени даже норма для тюрьмы. Многим подбрасывают наркотики, например. Многие взяты по ошибке.
- А взятых по ошибке уже не отпускают?
- У нас оправдательных приговоров очень мало. Поэтому если тебя арестовали, это почти сто процентов, что ты будешь сидеть в тюрьме.
- Чего вам больше всего не хватало, когда вы находились в заключении?
- Часто не хватало нормальной человеческой еды — в тюрьме кормят очень плохо.
- А передачки спасали?
- Да, но они не могли полностью обеспечить меня. Передачи, конечно, помогали, но там очень небольшой набор, который можно передавать. Хлеб очень плохого качества, потому что его не покупают, а делают в СИЗО. Еда тоже плохая.
- Интересно, почему хлеб делают в СИЗО?
- Чтобы дешевле было. Экономят.
- А в больнице кормят лучше?
- Лучше, но с вольной едой тоже не сравнить.
- Человек до того, как попадет в тюрьму, имеет какое-то представление о ней. Она страшнее, чем представлялась вам раньше, или можно пережить? Что посоветуете другим людям? Может, лучше в нее не попадать? Не ходить вовсе на митинги?
- Тюрьма человеку, который в ней не побывал, кажется страшным местом, но когда он туда попадает, он перестает бояться, потому что видит, что в тюрьме такие же люди, как и на воле. В тюрьме самими заключенными пресекаются оскорбления и рукоприкладство. Тюрьма во многом безопасное место по сравнению с волей. Естественно, человек, находящийся в тюрьме, испытывает сильный дискомфорт, но в конце концов он привыкает к ней.
- Как ты справлялся с информационным вакуумом?
- Вообще заключенные телевизор смотрят. Нельзя сказать, что они оторваны от мира. Но сейчас телевизионные новости стали абсолютно лояльными к власти.
- Говорят, есть такие камеры, где люди из-за скученности спят по очереди. У вас такие случаи были?
- Нет, такого не видел. Бывало, ставили раскладушку, когда места не было.
- А с воровскими традициями вы сталкивались? Смотрящие по камере, например.
- Смотрящие по камере есть.
- Это самооорганизация, которая помогает людям, жить, или смотрящий — это главный преступник, который обирает других арестантов?
- Нет, такого не было, чтобы они обирали. Это обычные заключенные.
- Администрация не может с ними справиться?
- А администрация и не стремится с ними справляться. Она сама спрашивает, кто смотрящий, чтобы решать свои вопросы.
- Многие диссиденты говорили, что тюрьма дала им положительный опыт. Шаламов, наоборот писал, что в лагере нет и не может быть ничего хорошего. Есть какой-то положительный опыт?
- Для большинства заключенных положительный опыт в том, что они перестают опасаться попасть в тюрьму. Но это и негативно тоже сказывается на них. Все же лучше чтобы люди не привыкали, не втягивались.
- Тюрьма становится как дом родной и уже не пугает?
- Да. Особенно когда возвращаешься с суда — такое чувство, будто едешь домой. Многие так и говорят: поедем домой.
- В России многих возмущало, что Брейвик сидит в комфортных условиях. Как вы считаете, в тюрьме должно быть плохо, чтобы человек исправлялся?
- Я помню, где-то в законодательстве сказано, что в тюрьме человек не должен испытывать физических страданий. Человек не должен страдать из-за плохой еды, из-за скученности, жары, тараканов, от недостатка медицинской помощи. А что касается Брейвика — ему специально создали такие условия, чтобы не делать из него мученика, который страдает за идею.
А теперь поговорим о деле
- У тебя была часть 2 статьи 318, тогда как у всех болотников часть 1 [часть 1 — применение неопасного насилия к представителю власти, часть 2 — применение опасного насилия. — Ред.]. У вас есть какие-то предположения, почему так?
- Ну, наверное, они посчитали, что это я наносил телесные повреждения омоновцу Казьмину, который получил сотрясение мозга.
- Вы думаете, они были убеждены, что вы виновны?
- Я думаю, они не особо хотели разбираться. Они получили указание: найти и привлечь. Я думаю, Путин такие указания дал, и они исполняют. Соответственно, это доминировало в их действиях.
- Иногда фигурантов «Болотного дела» называют заложниками. Люди выбраны случайно, кого легче идентифицировать. Есть ощущение, что им просто сказали: 20-30 посадите, чтобы знали…
- Мне следователь говорил, что есть материалы на 70 человек. Они приблизительно определили число лиц, которых можно привлечь, и просто не смогли найти остальных. А нашли случайных, которые ничего не сделали или действия которых были незначительны. Следователь мне говорил, что у омоновцев были проломленные черепа, серьезные повреждения, но я о таких случаях не слышал.
- А когда шел суд, у вас были надежды на оправдание?
- Ну была какая-то надежда, но сказать, что я всерьез надеялся выйти на свободу…
- У вас не было ощущения, что судья понимает, что вы невиновны?
- Я думаю, она была уверена, что я виновен.
- Даже после того, как она видела фотографии, на которых вы стоите далеко от Казьмина?
- Я думаю, она не особо вникала во все это. У судей мышление направлено так, что если под судом, значит виновен. Они думают: если следствие предоставило материал… Судьи думают, что следователи должны решать все, а следователи, наверное, думают, когда небрежно работают: пускай судьи разбираются. Так мысленно переваливают друг на друга ответственность, а в результате многие ни за что сидят. А еще судьи очень загружены — у них просто нет времени, чтобы серьезно разбираться. Наша судья читала дело, пока говорили адвокаты.
- А вы с другими болотниками общались?
- Да, в Бутырке и в автозаке мы говорили друг с другом.
- Какие у вас впечатления от этих людей?
- Прекрасные, чистые люди. В них нет никакого озлобления, уныния…
- Вы будете с ними переписываться, ходить на суды, дальше общаться, помогать?
- Да, буду.
- Многие говорят, что они сами виноваты: «кто их просил туда приходить».
- Что значит «сами виноваты»? В чем виноваты? Что сидят? Надо понимать, что болотники — это люди, которые пострадали за общее дело. Они сидят не за свое, а за общее. В том числе за тех людей, которые не разделяют их убеждения.
Психиатрическая атака
- Что лучше: попасть в психиатрическую больницу или сидеть в тюрьме? Понятно, что убийца или насильник, которому светит огромный срок, пытается закосить под сумасшедшего. А если срок небольшой?
- Есть люди, которые жалеют, что в больницу попали, а не в тюрьму. Ограничена очень жизнь человека, который там находится. Можно курить только 10 сигарет в день. В тюрьме можно заварить чай, а в больнице нельзя, а чай там дают очень жидкий. В тюрьме можно спать когда хочешь, приготовить себе еду. В больнице это невозможно. Но самое тяжелое — это галоперидол. Его могут давать произвольно — колют за какие-то провинности в виде наказания.
- А вам кололи?
- Нет. Мне только один врач в «Кошкином доме» (психиатрическая больница при Бутырке. — Ред.) угрожал галоперидолом. Еще хотел бы добавить, что людей в больнице передерживают. Видимо, есть установка бороться с преступностью таким способом — держать в больнице лишние годы.
С виду там люди здоровые, многие бы могли быть уже освобождены, но их не выписывают оттуда, и многие не знают, когда они выйдут. Когда человек сидит в лагере, он знает, когда его освободят, а в больнице человек не знает, когда выйдет на свободу. Есть люди, которые там десятилетиями находятся.
- Какую роль сыграл резонанс вокруг вашего дела?
- Я думаю, если бы не внимание прессы, не резонанс, в том числе за границей, меня бы так быстро не освободили, потому что так быстро оттуда не выходят. Если бы не резонанс, я бы провел там 2-3 года. А многие сидят и гораздо дольше. Есть такие, которые могли бы отделаться штрафом или условным сроком, а в результате годы проводят в больнице. Тяжелее всего тем, кто находится в штрафном отделении. Если человек нарушает режим его отправляют в это отделение. Там закалывают.
Политзаключение
- Когда вы начали интересоваться, политикой?
- Наверное, в перестройку — тогда интерес к политике появился у огромного количества людей.
- А на митинги когда начали ходить?
- В начале 90-х.
- А почему 6 мая решили сходить на митинг?
- Если резко не принимаешь ситуацию в стране, я думаю, стоит ходить на митинги. Поскольку таким образом ты выразишь свое неприятие, свое отторжение зла, которое в стране происходит, выразишь себя, покажешь, что тебе не все равно, что происходит в стране.
- Какие, с вашей точки зрения, главные проблемы в стране?
- Много проблем. Огромное количество. В том, что люди не защищены, в том числе и от государства. В том, что девушек увозят в сексуальное рабство за границу. В том, что детей отбирают из семей, в том, что у людей отбирают их жилье. В том, что расхищаются природные ресурсы. В том, что большая коррупция в стране. Можно долго перечислять…
Человек не защищен. У нас огромное количество убийств. Огромная алкоголизация, наркомания. А государство больше всего заинтересовано в продолжении существования действующего режима. Оно, конечно, хотело бы решать проблемы, но не умеет, потому что многие люди во власти некомпетентны, а если их сменить, то поменяется режим целиком. Поэтому они цепляются за свои места и хотят консервировать ситуацию в стране, но консервируют они и то зло, которое происходит.
- Вы говорили, что протестное движение задавлено. Есть мысли, как это можно преодолеть, изменить положение к лучшему?
- Я думаю, один из способов что-то менять — это давить на власть.
- А как давить?
- Участвовать в митингах, высказываться, в том числе в интернете, формировать независимое восприятие реальности. Я думаю, давя на власть, можно добиваться того, чтобы она что-то меняла к лучшему.
- Вы говорили, что в стране нет свободы. По каким признакам стало бы понятно, что она появилась? Что должно измениться, чтобы свобода была?
- Чтобы были честные выборы.
- Ты думаешь, честные выборы изменят ситуацию?
- Это приведет к большей политической конкуренции. Власть при более честных выборах эффективнее бы работала, даже если бы в ней оставались те же люди.
Грани.ру
Добавить комментарий