Микаэла – феминистская художница и участница МФГ – рассказала о своем новом проекте городского граффити, созданном в сентябре 2012 года. Микаэла принадлежит к новому поколению российских художниц-активисток.
Уже несколько лет она создает радикальные феминистские произведения в разных жанрах, начиная от уличного искусства и заканчивая перформансом, видеоартом и графическими экспериментами. По ее словам, одной из самых интересных для нее тем является работа со звуком. Ее стратегия – действовать принципиально анонимно.
Как Вам пришло в голову сделать такой проект? Что повлияло? В чем Вы ощущаете его остроту для сегодняшнего времени?
Микаэла: Я «увидела» образ этого проекта внутри своей головы после того, как взяла почитать в библиотеке МФГ книгу Маргарит Максвелл «Народоволки» (Narodniki women). Максвелл изучала историю революционного движения в России и написала книгу о вкладе женщин, который систематически игнорировался историками. Я была уже знакома с историей феминисток благодаря Ирине Юкиной и ее работе «Русский феминизм как вызов современности» – и мне было интересно узнать об их современницах из другого политического крыла.
Изначально я была настроена по отношению к народоволкам довольно негативно – все эти женщины были террористками, они убивали своих политических противников. Я против насильственных методов борьбы. К тому же ни одна из этих женщин не была феминисткой, напротив, они помогали осуществлять весьма маскулинный революционный проект. Но, прочитав книгу, я изменила свое мнение. Народоволки выбрали террор после того, как подверглись репрессиям в ответ на законные методы борьбы.
Эти женщины не были феминистками, но они изменили представления российского общества о том, кто такие женщины. Каждая из них показала, что женщины могут писать политические статьи, годами жить в подполье и печатать нелегальные листовки, вербовать людей, готовить бомбы, стрелять – и часто более эффективно, чем это делали мужчины. Каждая из них отказалась от привилегий своего класса, а многие из них были из очень состоятельных дворянских семей. Это произвело на меня большое впечатление. Все они были успешными политиками, у них много чему могут научиться современные женщины. Мне захотелось сказать о них, назвать их имена.
Есть ли связь вашего высказывания с современными политическими протестами и местом женщин в таких протестах?
Да, конечно, – я специально делала акцент на том, что все эти женщины были политическими активистками, как сказали бы сейчас. Они сделали очень много для революционного движения в России, и все они были жестоко репрессированы властью. В том числе большевистской властью, несмотря на то, что они были революционерками. Прямая связь с тем, что происходит сейчас: женщины готовы самоотверженно работать активистками, жертвовать собой, их сажают, увольняют с работы, угрожают отобрать детей. Масса примеров – Таисия Осипова, Мария Баронова, Катерина Самуцевич – это только те, кто на слуху. Но даже если власть сменится – женщин продолжат репрессировать, так как женщины в политике – это всегда опасность для власти мужчин.
Как реагирует публика или знакомые? Как вы думаете, почему реакции именно такие?
Ну, по-разному реагируют, кто как. Со стороны радикальных феминисток я слышала только положительные отзывы, что вот мощная и красивая работа. Похожие комментарии были от знакомых женщин не-феминисток. Я очень рада общей женской оценке, так как это работа про женщин и для женщин.
А что говорят мужчины?
Мнение мужчин меня не интересует. Но я думаю, что проект может вызывать также и страх – потому что в моем районе трафареты закрасили на третий день, не тронув аполитичные граффити рядом.
Почему вы выбрали именно трафарет? Какие преимущества вы видите в этой технике?
Хм, трафарет – отличная техника для стрит-арта, особенно для политического высказывания. Просто, недорого, при этом очень выразительно и всегда заметно из-за контраста на светлых стенах. Важно, что в эту технику очень естественно вписывается текст, поскольку высказывание усиливает работу рисунка. Это самая быстрая техника: набить трафарет формата А3 занимает одну минуту. Большой плюс, так как приходится думать об охранниках и ментах.
Не нужны никакие сложные навыки – любая из нас все это уже умеет, любая может сделать трафарет. Представляете, мы выйдем завтра на улицу – а каждая женщина набила на ближайшей стене свое личное высказывание. Это изменит наш город.
Расскажите о своем отношении к этим историческим лицам. Они для вас – конкретные люди, или, в данном случае, просто символы, знаки ушедшей эпохи?
Да, у меня есть личное отношение к каждой из героинь. Это принципиально важно и для меня, и для моей работы. После книги Максвелл я искала про каждую из них личную информацию. В каждой истории было что-то, что сильно зацепило. Например, что Брешковская ушла от состоятельного мужа ради того, чтоб учить грамоте крестьянских детей.
Вера Засулич начала жить вместе со своим мужем когда им обоим было под 50 лет потому что до этого они занимались нелегальной политической работой в разных странах. Перовская ушла из дома своего отца, губернатора Петербурга в 18 лет и шантажом заставила его отдать ей паспорт. А Вера Фигнер, будучи во всеимперском розыске после ареста группы Перовской, сумела организовать мятеж в Крондштадте. Случай Спиридоновой был первым громким политическим делом, в котором не замалчивалось изнасилование.
Самый неожиданный случай я нашла в биографии Ирины Каховской. В 37 году Каховскую арестовали и приговорили к 10 годам общих работ, где она познакомилась с поэтессой Марией Яковлевой. Яковлева вышла из лагеря на два года раньше Каховской и имела право уехать из Канска на поселение в другое место, однако не уехала и осталась – ждала Каховскую. После ее освобождения они переехали в Малоярославец и прожили вместе до смерти Каховской. По завещанию Яковлевой, их прах захоронили под одним памятником.
Впечатляющая история.
Да.
Скажите, какие направления современного искусства вам больше всего близки? Чем вы хотели бы заниматься дальше?
Я думаю продолжать осваивать стрит-арт. Это то направление, где художница может ощущать на себе минимум давления со стороны «художественных авторитетов», здесь нет (и, надеюсь, не будет) давления академических традиций, и можно работать анонимно.
Это очень важно для меня. Как и на каждую женщину, на меня и без того постоянно давят ожидания, предписания, оценка общества. Давление означает молчание. Зачем прибавлять к этому еще и прессинг академических мэтров от искусства. Но задумки следующих проектов есть и в других техниках: видеоарт, инсталляции, плакат. Ближайшие планы – это видеоработа на тему культурного производства анорексии.
Расскажите о своей позиции относительно будущего развития феминистского искусства в России. Чего бы Вам хотелось, с одной стороны, от этой сцены – и чего, вероятнее всего, стоит ждать на самом деле?
Сейчас у меня есть чувство, что феминистское искусство – это ближайшая зона развития для современного искусства. Я чувствую подрывной потенциал, вижу сильных художниц, я имею в виду Анну Репину, Умную Машу, Марину Винник, Лену Максимову, киевскую группу Гниль и Плесень. Мне важно, что есть возможность общаться и обсуждать свои работы с художницами, которые стоят на той же политической платформе.
Но кроме этого, хотелось бы, чтоб в целом появилось больше артикулированных, проявленных высказываний женщин в искусстве. Это может произойти, когда женщины будут чувствовать себя сильными и свободными, а для этого нужно безопасное пространство, где женщины могут спокойно говорить друг с другом. Одна из моих задач – работать на создание такого поля.
В идеале я вижу это так, что через 5 лет должна сложиться феминистская арт-сцена в постсоветском пространстве. Все страны СНГ перерабатывают наследие общего советского гендера, и здесь мы можем выработать свой язык, выступить одним фронтом. У киевской «Феминистичной Офензивы» уже есть успешный опыт, хочется работать с ними вместе.
Я также чувствую определенную опасность, что феминистское искусство может быть узурпировано людьми, которые захотят сделать из него модный бессодержательный и «позитивненький» бренд. Это обычная тактика защиты от политического протеста. Чем более поле престижно, тем более оно коммерциализовано, а значит, менее протестно и задает меньше вопросов.
Вопросы опасны. Феминистское искусство нужно как раз для того, чтоб женщины поставили свои вопросы, начали обмениваться друг с другом информацией и услышали свой голос.
Автопортрет Микаэлы
Добавить комментарий