К 100-летней годовщине со дня начала Великой российской революции 1917-1921 гг. публикуем отрывок из книги историка В.В. Дамье "Стальной век. Социальная история советского общества"
Февральский взрыв
Русская революция назревала давно, но, как это часто бывает, началась неожиданно как для самих ее участников, так и для противников. «Настоящий политический момент в сильнейшей степени напо-минает собою обстановку событий, предшествовавших эксцессам 1905 года», – отмечало Петроградское охранное отделение в январе 1917 г. В этом месяце произошли крупнейшие стачки рабочих со времени начала мировой войны: в Петрограде бастовали почти 180 тыс. человек, св.90 тыс. приняли участие в забастовках в Баку, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Харькове, в Донбассе, других городах и регионах. И все же, ничто, казалось, не предвещало быстрый неминуемый взрыв. Царь распорядился прервать работу Государственной Думы (буфера между властью и народом) и отбыл на фронт лично руководить боевыми действиями. Тем временем, весь февраль в столице империи вспыхивали отдельные стачки и студенческие волнения. Участники выступлений протестовали против нехватки продовольствия и растущей дороговизны. 22 февраля администрация закрыла бастовавший Путиловский завод, оставив рабочих без средств к существованию. На следующий день в Петрограде вспыхнула революция.
23 февраля (по старому стилю – в Международный женский день) работницы, доведенные до отчаяния полуголодным существованием, бросились громить хлебные лавки. В городе началась массовая стачка, которая стремительно распространялась и через пару дней стала всеобщей. Рабочие демонстрации нарастали и сопровождались ожесточенными столкновениями с полицией. «Хлеба! Нам нечего есть! Дайте нам хлеба или расстреляйте! Наши дети умирают с голоду!» – кричали люди на улицах. 26 и 27 февраля на сторону народа стали переходить размещенные в Петрограде войска; восставшие захватили оружие. Министры царского правительства были арестованы. Отказавшиеся разойтись депутаты Государственной думы сформировали Временный комитет. Одновременно трудовые коллективы петроградских предприятий части гарнизона избрали своих делегатов в народный орган – Петроградский Совет, который 1 марта взял под свой контроль руко-водство всеми военными силами в округе. Революция стала распространяться на другие города, где отстранялись от власти царские чи-новники, формировались местные думские органы и Советы. Царь направил было на столицу верные ему части во главе с генералом Н.И.Ивановым, но те, не дойдя до Петрограда, отказались повиноваться. 2 марта Николай II принял делегацию Временного комитета государственной думы и «с тяжелым чувством», как записал он в своем дневнике, подписал манифест об отречении от престола. В тот же день в Петрограде было сформировано Временное правительство, состоявшее преимущественно из представителей либеральной буржуазии, но получившее поддержку интеллектуалов из руководства умеренных социалистических партий – социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков).
Революция на подъеме: от Февраля к Октябрю 1917 г.
Итак, Русская революция началась в феврале 1917 г. совершенно стихийно, в атмосфере всеобщего недовольства и отражала в себе в одно и то же время всемирные социально-революционные процессы, обостренные мировой войной, и цивилизационный тупик царского самодержавия. Власть была захвачена первоначально коалицией либеральной буржуазии и умеренных фракций буржуазно-революционных интеллектуалов и партийных функционеров. Политическую оппозицию ей возглавило с весны 1917 г. радикальное социал-демократическое течение – партия большевиков во главе с В.И.Лениным. Ни новые правители России, ни их эсеро-меньшевистские союзники не желали, чтобы революция в стране вышла за индустриально-капиталистические рамки, даже если партии социалистического толка вели при этом речь о переходе к социализму в перспективе. Русская революция, с их точки зрения, была, в первую очередь, политической, а не социальной. В ее задачи входило не развитие народного самоуправления, а создание демократического государственного устройства путем выборов в Учредительное собрание и принятия новой конституции. Решение всех основных социально-экономических вопросов (включая самый главный для России – вопрос о земле) надлежало отложить до этого времени.
Но параллельно с этой политической революцией, в которой речь шла, прежде всего, о том, кому будет принадлежать государственная власть, снизу разворачивалась совсем другая, социальная революция. Она началась вскоре после февраля 1917 г. Выдвигались и становились все более популярными лозунги рабочего контроля и социализации земли; трудящиеся массы начали осуществлять их снизу, революционным путем, явочным порядком. Возникли новые социаль-ные движения трудящихся: рабочие и солдатские Советы, крестьянские Советы и комитеты (в действительности – органы крестьянских общин), фабрично-заводские комитеты, квартальные и уличные комитеты и т.д. В них принимали участие и представители партий, пытавшихся взять эти массовые инициативы под свой контроль. Политических функционеров было особенно много в центральных, губернских и городских органах народного самоуправления. В результате, хотя Советы пользовались до июля 1917 г. таким влиянием, что современники событий говорили о существовании в стране «двоевластия», руководство Советского движения поддерживало в тот период Временное правительство. Однако «внизу» часто преобладала независимая классовая линия, ориентировавшаяся на антикапиталистические социальные преобразования.
Крестьяне захватывали помещичьи и кулацкие земли, но не обращали их в частную собственность, но ставили под контроль органов крестьянского самоуправления, считая это первым шагом к ее социализации. Уже в апреле 1917 г. в деревне началась настоящая общинная революция. На I съезде крестьянских Советов в мае партия эсеров вы-нуждена была под давлением с мест внести резолюцию, которая обещала отмену частной собственности на землю будущим Учредительным собранием, а до тех пор провозглашала переход ее в ведение крестьянских земельных комитетов. Правда, в примечании указывалось, что такой переход должен произойти организованным путем, после соответствующего закона Временного правительства. Резолюция была принята, однако крестьяне попросту проигнорировали примечание. Волостные комитеты и управы с мая отказывались выполнять распо-ряжения губернских и уездных органов власти Временного правительства и санкционировали захваты и «черный передел» земли, не дожидаясь решений властей. В начале осени Временное правительство, еще в марте провозгласившее государственную монополию на торговлю хлебом, стремясь пресечь «самовольные действия», получить продовольствие и деньги для продолжения войны, направило в деревню во-инские команды. Таким путем властям удалось принудить строптивые волостные комитеты к подчинению губернскому начальству. Но насильственное осуществление хлебной монополии вызвало организованное сопротивление крестьянских общин и нередко приводило к вооруженным столкновениям с войсками. На все деревни солдат не хватало. Там, куда не дотягивалась вооруженная рука государства, общинники попросту разгоняли лояльные властям волостные комитеты и управы, избивали их членов, жгли документы и здания.
Городские рабочие также осуществляли свои требования «явочным порядком». В марте 1917 г. в Петрограде они отказывались подчиниться призыву городского Совета, в котором тогда существовало эсероменьшевистское большинство, и прекратить всеобщую стачку прежде, чем будет установлен 8-часовой рабочий день. В итоге, на большинстве предприятий они ввели его сами, по своей инициативе. Работники вынудили хозяев платить зарплату, «подобающую свободному гражданину», изгоняли из администрации ненавистных им начальников и создавали фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы). В задачи последних входило осуществление «заводского самоуправле-ния» и «права ведать внутренним порядком завода», включая установление продолжительности рабочего времени и уровня оплаты труда, осуществление контроля над соблюдением норм, приемом и увольнением и т.д. Первоначально на большинстве частных предприятий работники еще не посягали на право администрации непосредственно управлять производством. На государственных заводах они первоначально нередко брали управление в свои руки, но затем также предпочли ограничиться контрольными функциями. Конференция рабочих госпредприятий столицы 15 апреля постановила не брать «на себя ответственность за техническую и административно-экономическую ор-ганизацию производства в данных условиях до момента полной социализации общественного хозяйства» (Цит. по: Революционное движение в России в апреле 1917 г. М., 1957. С.385). Требования контроля над деятельностью заводской администрации не было в программе ни одной из социалистических партий; в мае оно было официально провозглашено первой Петроградской конференцией фабзавкомов. Некоторые трудящиеся при поддержке анархистов и анархо-синдикалистов стремились развивать рабочий контроль дальше – в сторону полного самоуправления. Анархист И.П.Жук, представлявший рабочих Шлиссельбургского порохового завода, предложил на этой конференции повсеместное создание крестьянских комитетов деревнях, контрольных комиссий – на предприятиях, а также в районах, областях и в масштабе всей страны. «Только создав упомянутые крестьянские комитеты и рабочие комиссии и принимая энергичное и непосредственное участие в устройстве своей жизни, – заявил он, – народы России смогут идти по верному пути как политического, так и экономического освобождения» (Цит. по: Анархисты. Документы и материалы. 1883-1935 гг. Т.2. М., 1999. С.33). Резолюция анархистов собрала менее 10% голосов. Хотя делегаты приняли большевистскую резолюцию, в нее была включена значительная часть предложений Жука. Рабочий путиловской верфи С.Беликов высказался достаточно четко: «Ясно, что пока предприятия не будут в руках рабочих, пока не будет взята ответственность – до тех пор мы не сможем руководить промышленностью. Я считаю, что мы уже сильны настолько, чтобы взять на себя ответственность за производство» (Цит. по: Блинов А.С. Центральный совет фабзавкомов Петрограда. 1917-1918. М., 1982. С.43).
Многие активисты движения еще надеялись на расширение государственного регулирования или – вслед за большевиками – откладывали вопрос о рабочем управлении до взятия власти Советами. Однако в условиях экономического кризиса, контрнаступления предпринимателей и широкого закрытия предприятий с лета 1917 г. настроения рабочих становились все более радикальными. На второй конференции фабзавкомов Петрограда в августе предложения анархистов о бесцельности борьбы за государственную власть не были приняты, но в то же время делегаты поддержали заявление анархо-синдикалиста В.Шатова о необходимости «создать крепкую экономическую организацию рабочих, без которой будут потеряны и политические завоевания, которые можно считать в значительной мере химерическими» (Цит. по: Анархисты... Т.2. С.35). Осенью на различных предприятиях возникали конфликты между массой трудящихся и активистами комитетов. Последние ссылались, как, например, члены фабзавкома Ярославской Большой мануфактуры, на то, что прекращение работы «с одной стороны, уменьшает производительность фабрики, а с другой – удорожает стоимость производства, и для рабочих это не должно быть безразлично» (Цит. по: Шильникова И.В. "Вопрос жизни и смерти": о трудовой дисциплине рабочих Ярославской Большой Мануфактуры в 1917-1924 гг. // Рабочие в России: исторический опыт и современное положение. М., 2004. С.213). Они старались сдерживать трудовой коллектив от столкновений с администрацией, но к подобным увещеваниям все меньше прислушивались. Рядовые делегаты фабзавкомов принимали большевистские резолюции политического характера (о рабочем контроле, национализации и власти Советов), но понимали их нередко в синдикалистском духе всеобщего производственного самоуправления. Так, на четвертой конференции петроградских фабзавкомов в октябре 1917 г. представитель Балтийского судостроительного завода Ренев говорил, что в сердце каждого рабочего горит вера в возможность самим осуществлять руководство предприятиями, и потому контроля недостаточно, «мы должны брать производство целиком в свои руки, конфисковав все фабрики и заводы» (Цит. по: Блинов А.С. Указ. соч. С.122).
Еще одной важной народной инициативой предоктябрьского периода стало движение за социализацию жилья и создание территориального самоуправления. В городе-крепости Кронштадт, который уже в мае фактически вышел из повиновения Временному правительству, была начата практическая реализация подобных мер, которая стала примером для остальной России. Активную роль в их осуществлении играл анархо-синдикалист Е.З.Ярчук. Анархист В.Волин, неоднократно бывавший в тот период в Кронштадте, вспоминал: «Всем, что касалось городских служб, ведали сами жители через свои домовые комитеты и «милицию»... Жители каждого дома проводили в начале несколько общих собраний. На собраниях избирался «комитет квартиросъемщиков»... (жильцы хорошо знали друг друга). Комитет следил за порядком в доме и безопасностью его жителей, назначал дежурных и т.д. «Домовые комитеты» делегировали по одному своему члену в «уличный комитет», занимавшийся делами отдельной улицы. Затем шли «квартальные», «окружные» и, наконец, «городской комитет», занимавшийся общегородскими делами». На началах самоуправления начало налаживаться хозяйство города. «На пустом пространстве между городом и берегами городские жители разбили коллективные огороды, нечто вроде маленьких садоводческих коммун. Группы горожан человек по 50, живущих в одном квартале или работающих на одном предприятии, договаривались сообща обрабатывать землю. Каждая «коммуна» получала от города по жребию участок земли... Все общие вопросы, интересовавшие членов коммуны, обсуждались на встречах делегатов или общих собраниях. Посевным фондом занимался Продовольственный комитет. Сельскохозяйственные орудия предоставлялись городскими складами и самими коммунарами» (Волин В. Неизвестная революция, 1917-1921. М., 2005. С.312б 311).
В то время, как «низы» налаживали жизнь, в соответствии со своими стремлениями, правящие круги не желали никаких радикальных социально-экономических изменений или боялись на них решиться. Все это предопределило острое противоборство между ними: первые старались развивать революцию дальше, вторые – затормозить ее ход. Противостояние усугублялось тем, что ни Временное правительство, ни его умеренно-социалистические союзники не хотели прекратить первую мировую войну, от которой уже устала измученная Россия.
Первый острый политический кризис вызвало в апреле 1917 г. заявление министра иностранных дел, лидера либеральной партии конституционных демократов П.Н.Милюкова о намерении продолжать войну до ее «победоносного окончания». Массовые митинги протеста рабочих, солдат и моряков вынудили правительство сместить Милюкова и консервативного военного министра А.И.Гучкова. Вскоре кабинет был переформирован: в него официально вступили не только представители буржуазных партий, но и умеренные социалисты. Но и в новом составе правительство не собиралось менять свой курс. Оно назначило на 18 июня начало нового наступления на фронте против германских и австро-венгерских войск. А перед этим, чтобы напомнить всем, кто в стране хозяин, распорядилось захватить здание дачи бывшего царского министра П.Н.Дурново, где размещались федерация анархистов и ряд рабочих организаций. Недовольство масс продолжением войны вызвало настолько широкое негодование, что проходивший в Петрограде Первый всероссийский съезд Советов объявил о проведении 18 июня массовой демонстрации протеста. Выступления прошли в столице, а также в Москве, Киеве, Риге, Иваново-Вознесенске и других городах. Наступление провалилось. В армии росло неповиновение командирам и дезертирство. Не помогло даже введение властями смертной казни на фронте.
2 июля Временное правительство, возглавлявшееся с марта князем Г.Е.Львовым, распалось. Новый коалиционный кабинет возглавил правый эсер А.Ф.Керенский, объявивший о продолжении прежней политики. Власти готовили вывод из столицы революционно настроенных частей, прежде всего, первого пулеметного полка. В его поддержку 3–4 июля в Петрограде произошла крупная вооруженная антиправительственная демонстрация солдат, рабочих и кронштадтских моряков, поддержанная анархистами, многими активистами большевистской партии и левого крыла партии эсеров. Выступление, сопровождавшееся призывами к восстанию и взятию власти Советами, закончилось кровавыми столкновениями с правительственными силами и было подавлено. Соотношение сил временно сместилось в пользу властей. Но это явление оказалось временным и не принесло политической элите желаемой стабильности.
Хотя большевистский ЦК так и не решился открыто поддержать июльское восстание, происшедшие события и последовавшие репрессии способствовали росту популярности большевистской партии, которая теперь воспринималась многими в массах как альтернатива и реальная революционная сила. Созданная в 1903 г. и возглавлявшаяся великолепным политическим тактиком В.И.Лениным, эта сплоченная, дисциплинированная и централизованная организация объявила себя «авангардной партией» рабочего класса. Действительно, масса ее рядовых членов состояла, прежде всего, из промышленных рабочих, но на верхних этажах партийной иерархии преобладали и задавали тон представители тех слоев радикальной интеллигенции, которые сами воспринимали себя как истинную элиту – знающую, как следует преобразовать Россию и весь мир, но подвергающуюся дискриминации в условиях «старого режима». Для их настроений, как метко подметил бывший «легальный марксист» С.Н.Булгаков, были характерны, с одной стороны, «народопоклонничество», а с другой – «высокомерное отношение к народу как к объекту спасительного воздействия, как к несовершеннолетнему, нуждающемуся в няньке для воспитания к «сознательности», непросвещенному в интеллигентском смысле слова» (Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. Репринтное издание. М., 1990. С.63-64). Сам Ленин неоднократно высказывался о необходимости «разжечь… светильник революционного света перед темной и забитой массой» и установить диктатуру авангарда, который «вобрал в себя революционную энергию» рабочего класса, неспособного «непосредственно» осуществлять свою собственную власть и самоуправление (Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.10. С.14; Т.42. С.204). Такое представление о «воспитательной» диктатуре восходило к представлениям французского якобинства, и не случайно большевики любили называть себя «пролетарскими якобинцами».
Из этого проистекала и роль, которая выпадала им в Русской революции. Социально-психологической слой, к которому принадлежало большевистское руководство, как справедливо замечал позднее участник махновского движения П.А.Аршинов, «благодаря своим классовым особенностям, своим претензиям на власть в государстве… в отношении отмирающего политического режима занимал революционную позицию, легко становился... вождем революционных движений масс. Но, организуя революцию, ведя ее под флагом кровных интересов рабочих и крестьян, этот элемент всегда преследовал свои узкогрупповые или сословные интересы и всю революцию стремился использовать в целях утверждения своего господского положения в стране» (Аршинов П. История махновского движения. Запорожье, 1995. С.32). Это господство призвано было, в свою очередь, стать основой невиданной индустриальной модернизации России. «Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства... Все общество будет одной конторой и одной фабрикой...», – писал Ленин осенью 1917 г. в брошюре «Государстве и революция» (Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.33.С.101).
То, что большевики понимали под социализмом, было, по существу, дальнейшим развитием и сверхцентрализацией индустриально-капиталистического производства с характерными для него иерархией, жестким разделением функций на управленческие и исполнительские, подчинением человека технике и отделением производителя от потребителя. «Высоко технический оборудованный» «механизм общественного хозяйничанья здесь уже готов», – доказывал Ленин. Но эгоизм отдельных капиталистов мешает использовать его, как должно.
Большевики прекрасно понимали, что русская буржуазия неспособна на такой рывок, а умеренные социалисты недостаточно решительны, чтобы взять эту роль на себя. В этом они и видели свою миссию: взять власть и создать «хозяйство, организованное по типу государственно-капиталистической монополии» (Там же. С.50), но служащее не отдельным капиталистам, а «всему народу», прежде всего, трудящимся классам. В ходе Русской революции большевистская партия намеревалась захватить политическую власть, осуществить государственно-капиталистическую программу-минимум (национализация банков, монополий, земли, установление правительственного контроля над остальной частнопредпринимательской деятельностью, активная социальная политика государства), а после победы грядущей мировой революции – перейти к социалистическим преобразованиям (в духе марксистского государственного социализма). Это предполагало осуществление совершенно определенной тактики: способствовать дальнейшему развитию Русской революции вплоть до момента прихода к власти и остановить дальнейшее социально-революционное развитие в сторону самоуправления, как только это будет мешать проведению государственно-капиталистической модернизации, в которой отнюдь не было заинтересовано подавляющее большинство трудового населения страны.
Однако для взятия власти большевикам требовалась массовая поддержка. И хотя все, что они предлагали в социально-экономической области на ближайшее будущее, как справедливо замечал социал-демократ Н.Н.Суханов, «не выходит за пределы знако-мой… экономической программы» эсеро-меньшевистского руководства Петроградского Совета, сформулированной в мае 1917 г. (Суханов Н.Н. Записки о революции. Т.3. Книги 5-7. М., 1992. С.267), партии Ленина нужно было привлечь народную инициативу на свою сторону, обратить ее себе на пользу. С момента возвращения Ленина в Россию из эмиграции в апреле большевистская партия громко заявляла о своей приверженности делу социальной революции, о поддержке народных требований мира, конфискации помещичьей земли и установления рабочего контроля, наконец, о том, что все вопросы управления должны быть переданы народным органам – Советам. Такая позиция было ложно истолкована большинством политических оппонентов большевизма, а также и широкими массами: ее восприняли чуть ли не как анархизм. В действительности Ленин не скрывал, что Советы должны, в его представлении, составить ядро нового типа государственного устройства, осуществляющего волю правящей большевистской партии. Летом и осенью 1917 г., когда социально-революционные тенденции противостояли попыткам либеральных и умеренно-социалистических сил удержать ход событий в рамках «политической революции», эти «тонкости» представлялись в глазах многих не столь важными.
Влияние большевиков стало стремительно нарастать после того, как был подавлен контрреволюционный военный путч, организованный в конце августа 1917 г. верховным главнокомандующим, генералом Л.Г.Корниловым. Впрочем, в подавлении мятежа активно участвовали и левые радикалы. Так, анархо-синдикалист Жук доставил в Петроград для обороны города большие запасы взрывчатки с Шлиссельбургского завода, где он пользовался почти непререкаемым влиянием среди рабочих (См.: Моршанская М. Иустин Жук. Л., 1927).
Хотя Временное правительство предпринимало отчаянные усилия для восстановления собственного престижа (включая провозглашение России республикой 1 сентября, формирование нового состава кабинета, созыв Всероссийского демократического совещания и Предпарламента), оно сталкивалось с все более широким неповиновением снизу. Обострялся социально-экономический кризис. Сторонники правительства из умеренно-социалистических партий теряли популярность, Советы Петербурга, Москвы и ряда других ведущих городов высказались в поддержку большевиков. От партии эсеров откололось радикальное крыло – Партия левых социалистов-революционеров-интернационалистов. Все больший вес приобретали требования об отстранении Временного правительства и передачи власти Советам. Назревало неминуемое народное восстание.
Из книги:
Дамье В.В. Стальной век. Социальная история советского общества. М., 2013. С.14-22
Добавить комментарий