Долгий 1968-й: глобальный бунт за самоуправление

Социальные протесты, начавшиеся в конце 1960-х годов и вошедшие в историю как "бунт 1968 года", охватили многие страны мира, по обе стороны линии, которая разделяла оба противоборствовавших военно-политических блока. Они стали реакцией трудящегося населения и молодежи на обозначившийся кризис модели "социального государства", причем протестующие пытались более или менее осознанно противопоставить ей альтернативу, основанную на общественном самоуправлении. Новый протест натолкнулся на сопротивление не только со стороны правящих элит и истэблишмента, но и со стороны традиционных оппозиционных партий и организаций. Хотя основополагающие цели "глобального 1968-го" не были достигнуты, формы, методы и идеи, которые сформировались в ходе этого протеста, до сих пор оказывают влияние на социальные протестные движения современности.

События, которые обычно именуют "1968-м годом", были, по существу глобальным явлением. Оно стало проявлением глубокого кризиса той модели общественного развития, которая окончательно сложилась после второй мировой войны и известна под именем "социального государства" или "welfare state".

К концу 1960-х гг. выяснилось, что система общественного компромисса. лежавшая в основе модели "социального государства", может успешно функционировать лишь в условиях стабильного экономического роста – такого, какой происходил в ведущих промышленных развитых странах в первые послевоенные десятилетия. Как справедливо замечал в 1968 г. американский политолог Гарри Гирвец, она существует, когда "общество или группы, которые принимают в нем решения, приходят к убеждению, что благосостояние индивида... слишком важно для того, чтобы предоставить его обычаю, неформальным договоренностям и частным договоренностям, и потому является заботой правительства" [цит. по: Kaufmann, 2015. C.30]. Как только экономический рост замедлился, борьба в обществе вокруг проблем распределения обострилась.

Предприниматели, представители либеральных и консервативных политических кругов стали все громче сетовать на то, что политика "социального государства" неэффективна, ведет к росту инфляции и дефицита государственного бюджета, ослабляет экономику и ее конкурентоспособность, поощряет социальное "иждивенчество". Они утверждали, будто общество живет "не по средствам" и следует сузить систему социальных гарантий, ограничив ее помощью только самым нуждающимся слоям. Девизом было предоставление большего простора свободной игре рыночных сил [см., например: Conservative Party General Election Manifesto 1966; Parodi, Cayrol, 1968. С.104]. "Жизненным элементом" развития, заявляли, например, промышленные круги ФРГ, служит "как можно более свободный от дирижизма экономический строй, здоровый в финансовом отношении и воздерживающийся от вмешательств (...) Чем больше дирижизма есть в стране, тем более неудовлетворительно" состояние хозяйства [Verband der Automobilindustrie e.V., 1967. C.7]. Уже в 1970-х гг. многие правительства экономически развитых стран, столкнувшись с ростом бюджетного дефицита, приступили к замораживанию или сокращению расходов на социальные нужды (1)

Если недовольство промышленных кругов вызывали, в первую очередь, рыночная неэффективность "социального государства", а точнее, недостаточность, с их точки зрения, получаемой ими при перераспределении доли "общественного пирога", то рядовых граждан все больше волновала именно бюрократическая неповоротливость созданных институтов и механизмов, их удаленность от общества и неспособность общества действенно контролировать их. Выразителями этих настроений стали в 1950-е – 1960-е гг. социальные философы, анализировавшие процесс рекрутирования "властвующей элиты" из верхушки корпоративных организаций, писавшие о "тоталитарной эпохе" и "одномерном" обществе, "инволюции демократии" и т.д., – такие, как Ч.Р. Миллс [Миллс, 1959], Г. Маркузе [Маркузе, 1994 / 1964], Й. Аньоли [Agnoli, Brückner, 1967], Г. Андерс [Anders, 1956] и другие[1]. Широкое ощущение недовольства в связи с "бюрократизацией общества" стало одним из важнейших мотивов молодежного движения конца 1960-х гг., которое и вошло в историю как "студенческий бунт 1968 г.". По существу, это было широкое социальное и культурное движение, захватившее многие страны мира [Ebbinghaus, van der Linden, 2009].

События середины и второй половины 1960-х гг. дали основание говорить о "новом молодежном движении", активно влиявшем на социально-политическую жизнь. В США движение протеста началось со студенческих выступлений в калифорнийском университете Беркли в 1964 г. Их участники требовали свободы политической агитации против войны во Вьетнаме и расовой сегрегации в стране. Полиция изгнала учащихся из захваченного ими университета, но вскоре власти вынуждены были признать право на политическую деятельность в его стенах. Из Беркли выступления распространились по всей стране; возникла организация "Студенты за демократическое общество", которая выступила с требованиями широких социальных преобразований. Борьба учащихся перекликалась с подъемом антивоенного движения и выступлениями за равноправие расовых меньшинств. В качестве альтернативы официальным университетам учащиеся пытались организовать независимые курсы и центры обучения ("свободный университет"). Пик протестов пришелся на весну 1968 г., когда студентами были захвачены университеты в Вашингтоне и Нью-Йорке, и проводилась забастовка в основных высших учебных заведениях против расизма и войны [Hamilton, 2002. C.244–246; Brinkley, 1998].

В Великобритании студенческие протесты вспыхнули первоначально в престижной Лондонской школе экономики (ЛШЭ) в октябре 1966 г.: учащиеся потребовали смещения ректора, известного своими связями с расистскими режимами ЮАР и Южной Родезии. В марте 1967 г. студенты на некоторое время захватили ЛШЭ и попытались организовать "свободный университет". В конце того же года студенческие выступления с захватами или митингами захватили учебные заведения Лондона, Халла (Гулля), Бристоля, Кила, Кройдона, Бирмингема, Ливерпуля, Гилфорда и других городов. Крупнейшие демонстрации британского студенчества в 1967 – 1968 гг. были направлены против Вьетнамской войны и сопровождались ожесточенными столкновениями с полицией [Hoefferle, 2013. C.47–134].

В Бельгии весной 1968 г. студенты вышли на улицы, протестуя против войны во Вьетнаме и требуя реформы университетской системы; они на время заняли брюссельский университет и объявили его "открытым для населения" [Despy-Meyer et al., 1988].

В Италии захваты университетов студентами распространились с 1967 г., сопровождаясь столкновениями с полицией (особенно мощные волнения произошли при занятии полицией Римского университета в феврале 1968 г. и его архитектурного факультета) [Hilwig, 2009].

Во франкистской Испании стачки и захваты университетов студентами побудили власти в январе 1968 г. ввести полицию во все высшие учебные заведения страны. Более 20 тысяч студентов были исключены из учебных заведений [Gómez Oliver, 2008].

Наиболее массовый характер в Западной Европе имели студенческие выступления конца 1960-х гг. в ФРГ и Франции, где они приобрели и наибольший общественно-политический резонанс. В Западной Германии они совпали с общественными протестами, которые проводились движением "Внепарламентской оппозиции" против предложенных правительством законов, которые позволяли в "чрезвычайной ситуации" ограничивать или отменять действие конституционных гарантий и некоторых гражданских прав. В учебных заведениях созывались студенческие ассамблеи и создавались дискуссионные группы; в качестве альтернативы "университету истэблишмента" студенты объявили об образовании "критического университета". С 1965 г. студенты проводили также демонстрации, направленные против войны во Вьетнаме, политики США и диктаторских режимов. Их подавление побудило студентов выступить с обличением "полицейского характера" государства и существующей системы. Конфронтация с властями особенно обострилась после того, как 2 июня 1967 г. в ходе манифестации против визита иранского шаха в Западный Берлин полицейские убили студента Бенно Онезорга. Правые СМИ развернули массированную кампанию против студенческого движения, результатом чего стало покушение на студенческого лидера Руди Дучке в апреле 1968 г. За этим последовали новые волнения и столкновения [Die Studentenproteste, 2000]

Во Франции студенты с 1967 г. вели борьбу против правительственных планов реформы образования, которые предусматривали ограничение возможности для поступления в университеты (особенно для наименее обеспеченных слоев) и централизацию управления ими. Возмущение учащихся вызывали и авторитарные порядки, введенные администрацией в студенческих общежитиях. Они требовали автономии университетов. Однако пик студенческих выступлений наступил после 22 марта 1968 г., когда в знак протеста против арестов студенты захватили университет в Нантере. В нем возникло постоянно действовавшее общее собрание протестующих, в котором участвовало более 1 тыс. человек. "Движение 22 марта" с самого начала носило антисистемный характер. "Мы отказываемся быть будущими кадрами капиталистической эксплуатации...", – заявил студенческий лидер Даниэль Кон-Бендит [Révolte et société, 1989. С.274]. Стимул протестам придали выступления учащихся в Западной Германии. После ожесточенных стычек протестующих с неофашистами власти объявили о закрытии университета, и студенты решили перенести протесты в Парижский университет (Сорбонну). Разгон полицией студенческого митинга в Сорбонне 3 мая 1968 г. положил начало многодневным уличным боям между молодежью и полицией в Парижском районе Латинский квартал. В манифестациях участвовали десятки тысяч человек, десятки полицейских были ранены, сотни демонстрантов арестованы. Общественность выражала растущее возмущение полицейским произволом и выражала солидарность со студентами. 13 мая правительство пошло на уступки и объявило о возобновлении работы Сорбонны. В тот же день занявшие ее студенты объявили Сорбонну "автономным народным университетом". Она управлялась общим собранием студентов, преподавателей и трудящихся, которое избирало соответствующие специализированные комитеты. Это стало примером и для многих других высших учебных заведений Франции, а также детонатором для острого общеполитического кризиса. Выйти из него властям удалось только в июне 1968 г. 16 июня полиция снова заняла Сорбонну, положив конец эксперименту с самоуправлением [хронику событий см.: Gomez, 1998]. Тем не менее, правительство вынуждено было пойти на определенные уступки: оно отказалось от прежних планов реформ и пошло на известную демократизацию системы управления университетами. Органы студенческого представительства (без права решающего голоса) были образованы и в ряде других стран.

Студенческие протесты конца 1960-х гг. захватили не только США и Западную Европу, но и другие страны и континенты. В Японии они совпали с начавшимися в 1963 г. выступлениями учащихся против войны США во Вьетнаме и ядерных вооружений в мире. Весной 1968 г. студенты и школьники стали проводить собрания и манифестации по примеру французских коллег. В октябре 1968 г. в ходе столкновений между студентами и полицией в Токио, Осака и Киото было ранено 80 и арестовано 188 человек. Репрессии привели к массовой демонстрации протеста. Студенты захватили Токийский университет; его штурм полицией сопровождался настоящими уличными боями и вызвал стачку 6 тыс. студентов. Властям удалось подавить движение только в начале 1969 г. [Andrews, 2016. C.65–98]

В Бразилии студенческие протесты вылились в выступления против военной диктатуры, которая управляла страной с 1964 г., и сопровождались демонстрациями, забастовками и захватами университетов [Gonzáles, 2018]. В Мексике бунты и стачки студентов летом – осенью 1968 г. (прямо перед Олимпиадой 1968 года и почти на глазах всего мира) были подавлены военной силой, причем было убито, по неподтвержденным данным, от нескольких десятков до нескольких сотен человек [Rivas Ontiveros, 2018; Carey, 2016]. Крупные студенческие и молодежные выступления прокатились по Сенегалу [Germain, 2016. C.43–47], Тунису [Hendrickson, 2012] и другим странам.

Характерно, что "новое молодежное движение" конца 1960-х гг. распространилось не только на Западный мир, но и на страны, в которых у власти находились компартии. В Польше в марте 1968 г. студенты, возмущенные цензурой властей, организовали демонстрации и захватывали университеты, пока их выступления не были подавлены [Garsztecki, 2008]. В югославской столице Белград студенты в июне 1968 г. после крупной антиправительственной демонстрации захватили Философский факультет университета и удерживали его в течение недели. Учебное заведение было провозглашено "Красным университетом имени Карла Маркса"; студенты провозгласили антибюрократический лозунг: "Долой красную буржуазию!" [Kanzleiter, 2008. C.141]. Волнения произошли также в университетах Загреба, Любляны и Сараево. Однако и в Югославии выступления учащейся молодежи были подавлены властями.

Хотя непосредственным поводом для студенческих протестов конца 1960-х гг. в различных странах служили различные обстоятельства (положение в университетах, состояние образования, война во Вьетнаме, проблемы империализма и расизма, борьба за расширение гражданских прав и свобод и т.д.), почти повсюду звучал новый социально-политический лозунг – общественного самоуправления. Он противопоставлялся бюрократическому всевластию государства, все меньше считающегося с интересами и нуждами "простых людей" и "рядовых граждан". "…Это общество, где каждый раз, когда люди больше потребляют, их все больше продают, – провозглашала французская газета "Аксьон", орган студенческих "комитетов действия" в мае 1968 г., – является обществом, в котором есть лишь один выбор, лишь одно право – быть управляемым: в школе, на предприятии, в партиях, на выборах" [Action]. Во Франции в ходе событий мая 1968 г. требование самоуправления стало почти всеобщим; его выдвигали самые различные общественные группы и представители разных профессий: студенты и преподаватели в университетах и школах, рабочие на заводах, служащие в бюро, медики в больницах и т.д., и т.п. Напротив, "окостеневшие" традиционные политические институты и партии вызывали у граждан все меньшее доверие, что побудило, например, видного западногерманского социального философа Юргена Хабермаса говорить в 1970-х гг. о возникновении "кризиса легитимации", то есть "законности", "обоснованности" системы власти в глазах граждан [Habermas, 1973].

Движение протеста конца 1960-х гг. выступило независимо от большинства «традиционных» политических партий или даже в открытой конфронтации с ними. Социал-демократические и коммунистические партии осудили его и нередко открыто призывали к его подавлению. Среди политических организаций выступления были поддержаны только небольшими группировками "новых левых", крайне левых и анархистов.

К началу 1970-х гг., методами репрессий и уступками, правительствам удалось сбить накал "нового молодежного движения". Однако в отдельных странах его отзвуки были слышны до конца 1970-х гг. Так, в Италии в 1975 – 1977 гг. молодежь пыталась бороться за "свободные пространства" для "детей большого города". Под этим лозунгом выступило движение "городских индейцев"; его участники нападали на кино и театры, требуя бесплатного входа, а также врывались в рестораны, кафе и магазины, чтобы конфисковать продукты и есть бесплатно. Другой темой молодежного протеста стало противоборство с неофашистами, в ходе которого использовалось огнестрельное оружие. В феврале – марте 1977 г. почти все университеты и другие высшие учебные заведения страны были захвачены учащимися. Движение координировалось общими собраниями и избираемыми ими комитетами; в его акциях участвовали десятки тысяч человек, несмотря на активное противодействие со стороны коммунистов и профсоюзных лидеров. Однако вскоре в движении наметился раскол: одни выступали за создание организованного политического течения "Рабочей автономии", другие добивались сохранения молодежной и контркультурной специфики борьбы ("творческое крыло", спонтанеисты, "городские индейцы"…). Воспользовавшись противоречиями, власти подавили движение, хотя многотысячные манифестации и вооруженные уличные бои с полицией продолжались около 2 месяцев, а университеты Рима, Болоньи и ряда других городов неоднократно переходили из рук в руки [подробнее см.: Edwards, 2009].

Взлет "нового молодежного движения" в 1960-х – 1970-х гг. повлек за собой оживление и других общественных движений. Хотя реакция большинства профсоюзов и особенно их руководства на студенческий радикализм оказалась, как и следовало ожидать, отрицательной, многие наемные работники и рядовые активисты профсоюзов проявили свою солидарность с бунтовавшей молодежью.

Во Франции под нажимом снизу 13 мая 1968 г. ведущие профцентры провели всеобщую забастовку и крупнейшие за послевоенную историю демонстрации протеста против насилия властей и полиции в отношении студентов. Стачка охватила 10 из 14 млн. наемных работников страны. После манифестаций многие молодые рабочие присоединились к студентам и приняли участие в захвате университетов. На следующий день рабочие завода "Сюд-Авиасьон" в Нанте начали стихийную забастовку и захватили предприятие. После этого захват фабрик, заводов и учреждений распространился на всю Францию. В некоторых местах трудящиеся задерживали хозяев и управляющих и устанавливали на предприятиях самоуправление. Покончить с этой волной властям удалось только в июне после достижения соглашения с профсоюзным руководством [Vigna, Vigreux, 2010]. Требование "самоуправления наемных работников" было настолько популярным, что Французская демократическая конфедерация трудящихся (один из ведущих французских профцентров) на некоторое время включила в свои программные положения принцип "социализма самоуправления".

Поддержали студенческие протесты также рабочие в Японии, Испании и некоторых других странах. В Западной Германии в сентябре 1969 г. началась забастовка 140 тыс. рабочих в Руре, которая не была одобрена руководством профсоюзов. Стачки этой "горячей осени" сопровождались массовым захватом предприятий рабочими [Birke, 2007. C.220–249]

В Италии почти одновременно со студенчеством на общественную сцену выступило новое поколение рабочих, преимущественно выходцев из вновь индустриализированных районов. В 1967 – 1968 гг. вспыхнули стихийные выступления рабочих на ряде предприятий, где профсоюзы не пользовались большим влиянием. Стачка на венецианской фабрике "Марцотто" в апреле 1968 г. стала началом "красного двухлетия". Под давлением рядовых членов профсоюзное руководство вынуждено было в феврале и ноябре 1969 г. провести две всеобщие забастовки, добиваясь не только более выгодных условий коллективного договора, но и проведения ряда реформ в области жилищной политики, здравоохранения, социального обеспечения и т.д. После "жаркой осени" 1969 г. им удалось добиться удовлетворения большей части своих требований и сокращения рабочего времени [Trentin, 1999]. Однако среди молодых трудящихся все больше распространялись идеи самоуправления и "рабочей автономии". "Рабочие больше не хотели быть рабами, – вспоминал левый активист А. Негри. – Они требовали новых форм организации труда, культуры, жизни… Были целые районы…, куда полиции не было ходу. Не потому, что там происходили какие-то беспорядки, нет: полиция не совалась туда потому, что мы могли организовать социальную структуру" [Lotringer, Negri, 2008]. В первой половине 1970-х гг. в Италии возникло рабочее движение, независимое от профсоюзов и политических партий. Оно было связано со стихийными забастовками на предприятиях (включая символический захват заводов "Фиат" в 1973 г.), захватом пустующих домов и самостоятельным понижением цен на коммунальные и транспортные услуги. Характерно, что большую популярность среди молодых рабочих приобрели идеи социального равенства: так, в ходе забастовок на "Фиате" они требовали равного повышения зарплаты для всех работников. Самоорганизованное, "автономное" рабочее движение в Италии пошло на спад только во второй половине 1970-х гг., когда профсоюзам и политическим партиям снова удалось взять выступления трудящихся под свой контроль.

Хотя "новое рабочее движение" конца 1960-х – 1970-х гг. просуществовало недолго, оно наложило глубокий отпечаток на формы организации и борьбы наемных работников. Во Франции практика созыва общего собрания трудового коллектива как самоуправления в борьбе стала с 1968 г. обычной для забастовочных выступлений. Во многих странах стали нередко применяться такие методы, как захват предприятий бастующими и продолжение ими работы на началах самоуправления. Время от времени происходят так называемые "дикие" стачки – забастовки, не санкционированные или не одобренные официальными профсоюзами, но руководимые общими собраниями трудящихся и избираемыми ими комитетами, советами и т.д.

Своеобразным восточно-европейским откликом на «новое рабочее движение» стало массовое независимое рабочее движение в Польше. Еще в декабре 1970 г. в балтийских портах Гданьск, Гдыня, Эльблонг и Щецин вспыхнули рабочие демонстрации и забастовки против повышения цен на продукты питания. Они были подавлены, равно как и стачка рабочих в Радоме в июне 1976 г. Новые стачки вспыхнули по всей стране в июле 1980 г., после очередного повышения цен. Рабочие требовали повышения зарплаты, предоставления прав на создание независимых организаций и гражданских свобод. После того, как прибалтийские районы страны охватила всеобщая забастовка, власти вынуждены были удовлетворить требования рабочих. Возник независимый профсоюз "Солидарность", в рядах которого объединилось несколько миллионов польских рабочих. Внутри нового профдвижения развернулась острая борьба между умеренным крылом, близким к католической церкви и склонным ограничиться вопросами политических реформ, и более радикальными течениями, провозгласившими лозунг превращения Польши в "республику самоуправления". Выдвигалось требование передать предприятия под управление рабочих комитетов и союзов, которые должны были избирать техническую администрацию. Власти, настаивавшие на своем праве назначать директоров предприятий из "центра", подавили движение после введения военного положения в декабре 1981 г. [Morawski, 1982; Nawojczyk, 1993].

Cвидетельством разрыва между общественными чаяниями и их выражением в рамках системы западной демократии ("кризиса легитимации") стал подъем в 1970-х – 1980-х гг. так называемых "новых социальных движений" – экологического (в широком смысле слова – от выступлений в защиту окружающей среды, против строительства вредных для природы и людей промышленных и транспортных объектов и до постановки проблем градостроительства и местного развития), против ядерной энергии, антимилитаристского, женского, "альтернативного" (включая попытки создать островки нового образа жизни, коммуны, кооперативы, развивать некоммерческую культуру и т.д.). Многие их участники были убеждены в том, что существующее государство и модель "представительства" интересов не отражают их нужды. Как проявление такого равнодушия государственных органов и институтов к пожеланиям рядовых граждан было воспринято развитие программ ядерной энергетики и решение правительств ряда западноевропейских стран о размещении на их территории в начале 1980-х гг. американских ракет средней дальности.

Экологическая проблематика стала предметом растущей заботы общественности с конца 1960-х – начала 1970-х гг. В ФРГ, Франции, США, Великобритании, Японии и других странах в этот период появились и стали крепнуть группы и комитеты в защиту окружающей среды. Они выступали против конкретных промышленных, энергетических, транспортных и т.п. объектов, первоначально нередко вдохновляясь чисто локальными мотивами и не рассматривая негативные моменты в контексте общества в целом. Одна из первых демонстраций против ядерной энергетики (которую ее противники считают опасной по причине ненадежности атомных электростанций и невозможности обеспечить длительную безопасность захоронения ядерных отходов) была проведена во французском Эльзасе в апреле 1971 г. Проблема "мирного" атома вскоре соединилась с проблемой атома "военного". В ноябре 1971 г. в Ларзаке (Франция) состоялась массовая манифестация протеста против расширения военной базы. В последующие годы Ларзак стал объектом многочисленных выступлений сторонников защиты среды обитания [Terral, 2011].

Мощный толчок развитию экологического ("зеленого") движения придал нефтяной кризис 1973 – 1974 гг., вызванный политической напряженностью на Ближнем Востоке. В качестве меры, которая была призвана обеспечить большую независимость от импортируемых энергоисточников, правительства западных государств приняли программы форсированного строительства атомных электростанций, невзирая на протесты экологистов и жителей местностей, где предполагалось построить АЭС. В глазах общественности это стало свидетельством того, что даже демократическая система ставит интересы «центра» выше потребностей и опасений конкретных людей "на месте", нередко принося их в жертву общеполитическим, стратегическим или экономическим соображениям. Во всех основных странах Запада появились десятки тысяч общественных групп, комитетов, ассоциаций и объединений "зеленых".

Во Франции пик движения протеста пришелся на конец 1970-х гг. В июле 1977 г. в Мальвиле произошла 50-тысячная демонстрация против строительства нового ядерного реактора, которая вылилась в жестокие столкновения с полицией; один из демонстрантов погиб. В ФРГ эпицентрами движения протеста стали строящиеся ядерные объекты (АЭС, заводы по переработке радиоактивных отходов или места их захоронения) в Вюле (1975), Калькаре (1976–1977), Брокдорфе (1976–1977, 1981), Гронде, Горлебене (1977, 1980, 1990 и т.д.), Ваккерсдорфе (1986–1987). Некоторые из этих проектов удалось предотвратить или заморозить. В выступлениях, которые сопровождались массовыми захватами стройплощадок и ожесточенными столкновениями с полицией, участвовали десятки и сотни тысяч человек. В марте 1980 г. демонстранты ненадолго заняли стройплощадку завода по переработке отходов в Горлебене и объявили эту территорию "Свободной республикой Вендланд". В начале 1980-х гг. население вело активную борьбу, пытаясь предотвратить постройку новой Западной взлетной полосы в аэропорту Франкфурта-на-Майне [Дамье, 2014. С.441–442]. В Италии кульминацией антиядерных протестов стали выступления 1977 г. [Diani, 1990; Giugni, 2004. C.53–54]. В Японии острие борьбы экологистов в конце 1970-х гг. было нацелено против расширения аэропорта Нарита [Apter, Sawa, 1984].

О "новом антивоенном движении" заговорили после того, как в 1979 г. блок НАТО принял решение о размещении в Европе американских ракет средней дальности. Против их дислокации, согласно данным опросов общественного мнения, высказывалось большинство жителей "старого континента". В ФРГ, Нидерландах и др. странах в демонстрациях, маршах и иных формах протеста приняли участие в общей сложности многие миллионы людей. В Западной Германии, где движение приобрело наибольший размах, в нем участвовали как традиционные антивоенные и левые организации, так и новые группы, воспринимавшие себя как преемники протеста 1960-х – 1970-х гг.: Федеральный конгресс автономных инициатив за мир, Федерация групп за ненасильственные действия, Координационный комитет гражданского неповиновения, группы экологического движения и радикальные организации верующих. Новые течения выступали под лозунгами "равноудаленности" от обоих противоборствующих блоков – и НАТО, и Варшавского договора. Общее число активистов антивоенного движения в ФРГ достигало 1,5 – 3 млн. человек. Они собирали подписи под обращениями противников размещения ракет, проводили массовые демонстрации, акции "гражданского неповиновения" (включая блокады военных объектов) и "дни национального сопротивления". Для объединения движения был образован Координационный комитет. Одним из требований протестующих было проведение референдума по вопросу о ракетах [подробнее см.: Brand, Büsser, Rucht, 1986. C.118–153; Wasmuth, 1987. C.109–133].

В Великобритании против размещения американских ракет средней дальности в Европе выступили профсоюзы, Лейбористская партия, Движение за ядерное разоружение, церковные круги и другие общественные группы. Особенно активное участие в выступлениях протеста приняли женщины, которые с 1982 г. регулярно проводили «лагеря мира» около базы ВВС в Гринэм-Коммоне. Аналогичные лагеря организовывались у британских и американских военных баз по всей стране. Крупнейшими акциями протеста британского движения против вооружений стали "Звездный марш мира" (июль 1982 г.; 250 тыс. человек), демонстрация и блокада военных объектов в Беркшире (апрель 1983 г.; 100 тыс. человек); акции в международный день "Женщины за мир" (25 мая 1983 г.; несколько сотен тысяч человек); демонстрация в Лондоне 22 октябре 1983 г. (до 500 тыс. человек). Ряд регионов и городов были символически объявлены "зонами мира"; на некоторых предприятиях состоялись кратковременные антивоенные забастовки [подробнее см.: Wittner, 2003. C.131–139]...

На международном уровне координации "нового антивоенного движения" пыталась достичь организация "Европейское ядерное разоружение" (ЕЯР), основанное в 1980 г. и выступившее за "безъядерную Европу от Польши до Португалии". Оно возлагало вину за гонку вооружений и агрессивные действия на оба военных блока. С 1982 г. ЕЯР проводились ежегодные европейские конвенты по ядерному разоружению, на которых обсуждались планы кампаний протеста в отдельных странах и взаимодействие с оппозиционными группами в Восточной Европе. Движение призывало к "разрядке снизу". Организация ЕЯР работала в тесном контакте с Международным центром связей и координации за мир – созданным в 1981 г. пацифистским объединением (с участием, в том числе, британского ДЯР). Мощные выступления протеста не помешали правительствам западных государств отвергнуть идею "ракетного референдума" и провести решение о размещении ракет через парламенты. "Правит не улица", – таков был характерный аргумент государственных деятелей и лидеров ведущих партий.

Заметное место в ряду социальных движений 1970-х – 1980-х гг. принадлежало "новому женскому движению". Оно существенно отличалось как от женского движения конца XIX – начала ХХ в., выступавшего, главным образом, за предоставление женщинам основных гражданских и демократических прав (включая избирательное право), так и от женских организаций основных политических партий и течений. "Новое женское движение" подвергло критике все существующие формы политических организаций, объявило о своей "автономии" от них и выступало преимущественно с позиций радикального феминизма. Согласно этим теориям, современное патриархальное общество разделено на два "класса" – мужчин и женщин, причем первый из них угнетает второй во всех областях жизни, включая не только политику и профессиональную деятельность, но также общественные роли, быт, семью и сексуальность. Феминистки утверждали, что такое же подавление женщин мужчинами и половая иерархия имеют место в левых организациях и инициативах "новых социальных движений", а потому женщинам необходимо иметь собственные группы, инициативы, издательства, журналы, общежития, "дома-убежища" для пострадавших от семейного насилия и т.д. Большое внимание они уделяли таким темам как право на аборты ("мой живот принадлежит мне"), домашнее насилие, признание домашнего труда профессиональным и оплачиваемым, равная заработная плата, сексуальное преследование, дискриминация и сексуальное насилие. При этом различные течения "нового женского движения" выдвигали разные политические цели и ориентиры. Большинство из них выступало за общество, в котором мужчины и женщины будут обладать подлинным равноправием, независимо от половой принадлежности человека. Однако некоторые склонялись к радикально-антимужским позициям, возлагая на мужчин как таковых вину за угнетение, войны, социальную несправедливость, агрессию и т.д. [подробнее см.: Brand, Büsser, Rucht, 1986. C.118–153].

Формы действий "нового женского движения" основывались преимущественно на акциях гражданского неповиновения и демонстративном внесении выдвигаемых им проблем в тематику деятельности общественных учреждений и организаций (под лозунгом "личное является политическим").

Участники "альтернативного" и "коммунитарного" движения стремились на практике осуществить разрыв с существующим строем и государством. Они критиковали традиционное кооперативное движение, считая его интегрированным в существующую систему. Наиболее далеко идущей разновидностью "альтернативизма", в которой соединялись общественные формы жизни и труда, стали коммуны (общины). В этих поселениях, основанных на совместно организуемом быте и общей собственности, люди вели общее хозяйство, коллективно (на основе отсутствия бюрократии и иерархии между членами) принимали основные решения и обобществляли свое имущество. Рыночные и денежные отношения внутри коммун отсутствовали. Процесс широкого создания подобных структур развернулся с 1960-х гг. Коммуны имели разную степень устойчивости (некоторые быстро распадались) и сильно отличались друг от друга по своему характеру. Так, сложились эгалитарные, политические, кооперативные, контркультурные, духовные и религиозные общины (последние нередко формировались вокруг какого-либо духовного лидера и зачастую утрачивали неиерархический характер). В большинстве коммун насчитывалось по несколько десятков членов, хотя имелись и более крупные. Многие из них пытались вести преимущественно натуральное и экологическое хозяйство, другие развивали у себя определенные виды производства и услуг, которые они могли продавать вовне, так что прибыль шла в общее имущество коммуны [о коммунах в Германии см., например: Das KommuneBuch, 1996]

Помимо коммун, в которых участники обобществляли как сферу повседневной жизни, так и сферу труда, появилось намного большее число проектов, основанных на обобществлении лишь какой-то одной области человеческого существования. Так, в 1970-х – 1980-х гг. получили широкое распространение т.н. "жилищные сообщества", преимущественно, с молодежным составом членов. Иногда это было ответом на острую нехватку жилья и жилищные спекуляции, не дававшие молодым людям возможность обеспечить себя жильем. Так возникло движение "сквоттеров" – занимающих пустующие дома. Оно было особенно развито в таких странах, как Западная Германия, Нидерланды, Италия, Франция и т.д., но захваченные дома ("сквотты") можно было встретить во многих городах по всему миру. В отдельных городах их число достигало нескольких десятков или даже сотен (Западный Берлин). В занятых домах "сквоттеры" создавали общины или "жилищные сообщества", пытаясь совместно организовать быт, коммунальное и домашнее хозяйство. При этом, в большинстве случаев участники сохраняли собственные источники доходов (зарплаты, пособия и т.д.), лишь создавая общий фонд для совместных нужд "сквотта". Созывались местные, региональные и даже общенациональные конгрессы "сквоттеров" [см.: Koopmans, 1995]

Движение за захват пустующих домов бросало прямой вызов установившимся отношениям собственности, и неудивительно, что власти всех государств приложили максимум усилий для того, чтобы подавить его. Накал активности "сквоттеров" в большинстве стран мира был сбит только в 1980-х гг.

Более "спокойный" характер имели "жилищные сообщества", создаваемые молодежью с целью совместной аренды жилья (такая аренда и кооперация в быту оказывалась выгоднее в материальном отношении). Например, в ФРГ в середине 1980-х гг. таких объединений насчитывалось от 40 до 100 тысяч [Brand, Büsser, Rucht, 1986. C.159].

Новой формой производственной кооперации стали "альтернативные проекты" – небольшие по размеру, децентрализованные и самоуправляющиеся кооперативы, группы взаимопомощи и самопомощи, товарищества, предприятия, проектные организации и службы. В начале 1980-х гг. их общая численность, например, в Западной Германии, составляла до 12 тыс. Стали складываться "сети", координирующие деятельность проектов, "сетевые предприятия самопомощи" и т.д.; входившие в них проекты пытались развивать "общественные формы хозяйства", основанные на гибком сочетании принципов плана и низовой инициативы. В ФРГ, по статистике, ок.4% проектов работали в сфере сельского хозяйства, 8% – в области мелкого производства и ремёсел, 9% – в торговле и транспорте, 9% – в сфере организации свободного времени, 17% – в информационной области, 5% – в координации самоуправленческой деятельности, 22% – в сфере социальных услуг, 8% – в области культуры и 18% занимались политической работой [Huber, 1980. C.28]. Многие из них страдали от невысокой производительности труда, хронической нехватки денежных средств, зависели от дотаций властей и благотворителей. Эти факторы делали положение "альтернативных проектов" неустойчивым и способствовали развалу большинства из них в 1990-х гг., когда социальный климат и экономическая конъюнктура изменились.

В целом, участники "новых социальных движений" считали необходимым, чтобы общество оказало на власть прямое давление, заставив ее действовать так, как хотят и требуют члены социума. "…Мы придем снова, мы совершаем долгий марш…, нас будет становиться все больше и больше, и мы будем вести борьбу против атомного государства…, потому что мы боремся за жизнь и выживание, – объяснял один из активистов настроения, царившие среди демонстрантов, протестовавших против сооружения АЭС в северогерманском местечке Брокдорф. – Наша борьба, навязанная нам государством и атомной индустрией, которые почти идентичны…, наша борьба легитимна, она основана на праве на сопротивление, которое становится долгом там, где у власти стоит несправедливость…" [Schmid, 1981. C.29].

Основной формой организации "новых социальных движений" в 1970-х – 1980-х гг. стали т.н. "гражданские инициативы" на местах и их объединения. Эти группы и союзы работали в самых различных сферах – экологической, социальной, культурной, экономической и т.д. Нередко они воспринимали себя как альтернативу модели представительной демократии и требовали большего участия граждан в решении общественных вопросов – политики "от первого лица". "В настоящее время в гражданских инициативах и экологических объединениях организовано ок.5 млн. человек, количество членов партий истеблишмента не достигает и половины этого количества…, – отмечал в 1984 г. член Правления Федерального союза гражданских инициатив в защиту окружающей среды в ФРГ Петер Шотт. – Эта цифра отражает осознание того факта, что парламента, как инструмента политической игры, закрепленного в Основном законе, уже недостаточно, чтобы разрешать общественные противоречия на политическом уровне". Представители властей, продолжал он, совершенно верно понимают "причины постоянного роста внепарламентских движений", когда "ведут речь об утрате или изменении функций классических инстанций представительства граждан", то есть парламента и партий, в результате чего возник "кризис доверия между государством и частью граждан" [Schott, 1984. C.47].

Леворадикальное крыло "новых социальных движений" (известное также под названием "автономного движения") открыто выступило за разрыв с парламентской демократией и замену ее системой автономных "свободных пространств", самоуправляющихся групп, коллективов и Советов [Schultze, Gross, 1997].

Процесс развития "новых социальных движений" прошел несколько последовательных этапов: ощущение кризиса в обществе; осознание последствий кризисных явлений гражданами, непосредственно затронутыми их проявлениями (на этом этапе обычно следовало обращение к властям с призывом разрешить проблему и их отказ удовлетворить чаяния граждан); распространение информации о последствиях кризиса; переход к протесту; интенсификация движения; выработка собственной идеологии (или ее элементов); расширение и распространение движения; создание более прочной организации (в том числе на региональном и страновом уровне); наконец, "институционализация" движения (принятие его требований или поражение).

Характерно, что в недрах "новых социальных движений" (как и в рабочем движении XIX – начала XX вв.) происходило формирование собственной системы ценностей и собственной культуры. В их основе лежали идеи общественного самоуправления и гражданского участия в принятии всех значимых решений в социуме. "Всем, кого относят или кто сам причисляет себя к альтеративистам, – замечал западногерманский социолог М.Винтер, – свойственна одна ценностная ориентация: стремление к целостности и отрицание системы и ее институтов, разделяющих людей по различным социальным ролям и делающих их несовершенными и отчужденными". Отвергая такие принципы современного индустриального общества, как материальный рост, производительность, потребительство, стремление к прибыли, участники движений в той или иной степени выдвигали собственные: самоопределение и самоуправление (жизнь, свободная от диктата других), децентрализация и стремление "сделать жизнь проще", сократить разрыв между трудом и свободным временем, добиться свободного развития индивидуальности, личности каждого человека [Winther, 1982. C.12–13].

Но "смена ценностей", которую возвещали социологи, оказалась непрочной. Это стало проявляться уже в 1980-х гг., когда на волне социальных движений сформировались новые партии ("зеленые" и др.), вернувшие выражение гражданского недовольства в сферу государственных институтов. А с конца 1980-х гг. антибюрократический пафос "новых социальных движений" и рост интереса к индивидуальному послужили фоном и оправданием для наступления "неолиберализма" (неоконсервативной идеологии в соединении с либеральными постулатами "свободного рынка"). Однако, как замечает немецкий политолог Кристоф Буттервеге, "за неолиберальной критикой социального государства и бюрократии скрывалось такое понимание свободы, которое ориентировалось не на общие представления о свободе радикальных демократов, рабочего и профсоюзного движения (свобода от эксплуатации и угнетения)" [Butterwegge, 2018. С.115]

Существующая система интегрировала тенденции "новой субъективности", выросшие из бунта 1960-х – 1970-х гг. Трудящиеся добивались права более гибко распоряжаться рабочим временем и большего влияния на процесс производства – предприниматели воспользовались этим, чтобы настоять на отмене законодательных ограничений на продолжительность рабочего времени, увольнения и т.д. и создать новые производственные формы ("гибкое производство", "тойотизм" и др.). Граждане выражали недовольство бюрократией "социального государства" – ей на смену пришло дерегулирование и расширение принципов "свободного рынка". В 1980-х – 1990-х гг. практически во всех странах мира произошел поворот к политике, получившей название "неолиберализма". Сужение сферы социального государства способствовало распаду остатков прежних "новых социальных движений", прежде всего, "альтернативного", поскольку для его участников резко сократилась возможность получать субсидии или жить на сокращающиеся социальные пособия. На смену им пришли новые социальные протестные движения – сперва "альтерглобалистское", а в 2000-х гг. – движение "возмущенных", "Оккупай" и т.д. Они заимствовали многие традиции, формы и тенденции движений 1960-х – 1970-х гг., такие как самоорганизация "снизу", общие собрания, работа на основе принципов самоуправления и добровольности и т.д. Но они соответствовали уже иному, новому этапу социальной борьбы [см.: Дамье, 2015. С.257–258].

Вадим Дамье

БИБЛИОГРАФИЯ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

  1. Дамье В.В. Стальной век: Социальная история советского общества. М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2013.

  2. Дамье В.В. Экологическое движение в ФРГ и политическая власть: от гражданских инициатив к партии "зеленых" // XIV апрельская международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В четырех книгах. Книга 4-я. М.: Издательский дом ВШЭ, 2014. С.439–448.

  3. Дамье В.В. Социальные движения протеста начала XXI века // Социальные движения и социальная политика в ХХ веке. Сборник статей / отв. ред. В.В. Дамье. М.: ИВИ РАН, 2015. С.214–259.

  4. Маркузе Г. Одномерный человек: Исследовании идеологии Развитого Индустриального Общества / Пер. с англ. М.: REFL-book, 1994 (впервые опубликовано в 1994).

  5. Миллс Р. Властвующая элита / Пер. с англ. М.: Издательство иностранной литературы, 1959.

REFERENCES IN RUSSIAN

  1. Damier V.V. Stal`noy vek: Social`naya istoriya sovetdkogo obshestva. Moscow: 2013

  2. Damier V.V. Ekologicheskoye dvizheniye v FRG i politicheskaya vlast`: ot grazhdanskih iniciativ k partii "zelyonyh" // XIV aprel`skaya mezhdunarodnaya nauchnaya konferenciya po problemam razvitiya ekonomiki i obshestva. Kniga 4. Moscow, 2014. P.439–448.

  3. Damier V.V. Social`nyie dvizheniya protesta nachala XXI veka // Social`nyie dvizheniya i social`naya politika v XX vere. Sbornik statey / Red. V.V. Damier. Moscow, 2015. P.214–259.

  4. Marcuse H. Odnomernyi chelovek: Issledovaniya ideologii Razvitogo Industrial`nogo obshestva (Translated from English). Moscow, 1994.

  5. Mills R. Vlastvuyushaya elita (Translated from English). Moscow, 1959.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК РАБОТ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ / REFERENCES IN FOREIGN LANGUAGES

  1. Action. 13.05.1968. No.2.

  2. Agnoli J., Brückner P. Die Transformation der Demokratie. Berlin: Voltaire-Verlag, 1967.

  3. Anders G. Die Antiquiertheit des Menschen: Über die Seele im Zeitalter der zweiten industriellen Revolution. München: C.H. Beck, 1956.

  4. Andrews W. Dissenting Japan: A History of Japanese Radicalism and Counterculture, from 1945 to Fukushima. London: Hurst & Co, 2016.

  5. Apter D.E., Sawa N. Against the State: Politics and Social Protest in Japan. Cambridge; London: Harvard University Press, 1984.

  6. Birke P. Wilde Streiks im Wirtschaftswunder: Arbeiterkämpfe, Gewerkschaften und soziale Bewegungen in der Bundesrepublik und Dänemark. Frankfurt; New York: Campus Verlag, 2010.

  7. Brand K.-W., Büsser D., Rucht D. Aufbruch in eine andere Gesellschaft. Frankfurt; New York: Campus Verlag, 1986. S.159.

  8. Brinkley A. 1968 and the Unraveling of Liberal America // 1968: The World Transformed / Ed. by C. Fink, P. Gassert, D. Juncker. Cambridge; Washington: Cambridge University Press; German Historical Institute, 1998. P.219–236.

  9. Butterwegge C. Krise und Zukunft des Sozialstaates. 6. Auflage. Wiesbaden: Springer V.S., 2018.

  10. Carey E. Mexico`s 1968 Olympic Dream // Carey E. et al. Protests in the Streets: 1968 Across the Globe. Indianapolis: Hackett Publishing Co, 2016. P.91–120.

  11. Conservative Party General Election Manifesto 1966: Action not Words: the new Conservative programme // Conservative Party General Election Manifestos, 1900–1997 / Ed. by I. Dale. London; New York: Politico`s Publishing, 1999. P.161–174.

  12. Das KommuneBuch: Alltag zwischen Widerstand, Anpassung und gelebter Utopie. Göttingen: Die Werkstatt, 1996.

  13. Despy-Meyer A., Pollet I., D`Hoore M. Mai 68, 20 ans déjà. Bruxelles: Université libre de Bruxelles, 1988.

  14. Diani M. The Italian Ecology Movement: From Radicalism to Moderation // Green Politics One / Ed. by W. Rudig. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1990. P.153–176.

  15. Die Studentenproteste der 60er Jahren / Hrsg. von T.P. Becker, U. Schröder. Köln: Böhlau Verlag, 2000.

  16. Ebbinghaus A., van der Linden M. 1968 – ein Blick auf die Protestbewegungen 40 Jahre danach // 1968: Ein Blick auf die Protestbewegungen 40 Jahre danach aus globaler Perspektive / 1968: A view of the protest movements 40 years after from a global perspective / Hrsg. von A. Ebbinghaus, M. Henninger, M. van der Linden. Wien: Akademische Verlaganstalt, 2009. S.7–20.

  17. Edwards P. "More work! Less pay!": Rebellion and Repression in Italy, 1972–1977. Manchester; New York: Manchester University Press, 2009.

  18. Garsztecki S. Die Bedeutung des Jahres 1968 für Polen – ein Überblick // Die letzte Chance? 1968 in Osteuropa / Hrsg. A. Ebbinghaus. Hamburg: VSA-Verlag, 2008. S.94–106.

  19. Germain F. Student Protests in the Black Atlantic of May 1968: Remembering Paris, Dakar, and New York // Carey E. et al. Protests in the Streets: 1968 Across the Globe. Indianapolis: Hackett Publishing Co, 2016. P.36–60.

  20. Giugni M. Social Protest and Policy Change: Ecology, Antinuclear and Peace Movements in Comparative Perspective. Lanham; Oxford: Rowman & Littlefield Publishers, 2004.

  21. Gomez M. Mai 68 au jour le jour. Paris: L`esprit frappeur, 1998.

  22. Gómez Oliver M. El Movimiento Estudiantil español durante el Franquismo (1965-1975) // Revista Crítica de Ciências Sociais. Coimbra, 2008. No.81. P.93–110.

  23. Gonzáles J.I. El año breve. Los estudiantes brasileños en su 1968 // Los `68 latinoamericanos. Movimientos estudiantiles, política y cultura en México, Brasil, Uruguay, Chile, Argentina y Colombia / Editores: P. Bonavena, M. Millán. Buenos Aires: UBA, 2018 P.105–142.

  24. Habermas J. Legitimationsprobleme im Spätkapitalismus. Frankfurt a.M.: Edition Suhrkamp, 1973.

  25. Hamilton N.A. Rebels and Renegades: A Chronology of Social and Political Dissent in the United States. New York: Routledge, 2002.

  26. Hendrickson B. March 1968: Practicing Transnational Activism from Tunis to Paris // International Journal of Middle East Studies. 2012. No.44. P.755–774.

  27. Hilwig S.J. Italy and 1968: Student Protest and Democratic Culture. London: Palgrave Macmillan, 2009.

  28. Hoefferle C.M. British Student Activism in the Long Sixties. New York; London: Routledge. 2013.

  29. Huber J. Wer soll das alles ändern: Die Alternative der Alternativbewegung. Berlin: Rotbuch, 1980.

  30. Kanzleiter D. "Nieder mit der roten Bourgeoisie!". Die Studentenproteste von 1968 in Jugoslawien // Die letzte Chance? 1968 in Osteuropa / Hrsg. A. Ebbinghaus. Hamburg: VSA-Verlag, 2008. S.134–146.

  31. Kaufmann F.-X. Sozialstaat als Kultur. Berlin: Springer Verlag, 2015.

  32. Koopmans R. Democracy from Below: New Social Movements and the Political System in West Germany. Boulder: Westview, 1995.

  33. Lotringer S., Negri A. A Revolutionary Process Never Ends // Artforum. 2008. Vol.46. No.9. May.

  34. Morawski W. Employees` self-management and economic reform // The Polish Sociological Bulletin. 1982. No.1/4. P.173–198.

  35. Nawojczyk M. Rise and Fall of Self-Management Movement in Poland // Polish Sociological Review. 1993. No.104. P.343–354.

  36. Parodi J.-L., Cayrol R. Le centrisme: deux ans après // Revue française de science politique. 1968. No.1. Février. P.93–106.

  37. Révolte et société: actes du IVe colloque d'Histoire au présent, Paris, mai 1988 / Publiés par F. Gambrelle, M. Trebitsch. T.2. Paris: Histoire au present, 1989.

  38. Rivas Ontiveros J.R. Antecedentes, desarollo y repercusiones del `68 mexicano // Los `68 latinoamericanos. Movimientos estudiantiles, política y cultura en México, Brasil, Uruguay, Chile, Argentina y Colombia / Editores: P. Bonavena, M. Millán. Buenos Aires: UBA, 2018 P.53–78.

  39. Schmid H. Der Marsch auf Brokdorf. Tübingen: Typoskript Werkstatt, 1981.

  40. Schott P. Weg mit der Heiligkeit des Parlaments // Die Macht und ihr Preis: Grün-Alternative Bewegung und Parlamentarismus / Hrsg. H. Adamaschek, A. Sprau. Berlin: Edition Ahrens im Verlag Zerling, 1984. S.47–53.

  41. Schultze T., Gross A. Die Autonomen: Ursprünge, Entwicklung und der Profil der Autonomen Bewegung. Hamburg: Konkret Literatur Verlag, 1997.

  42. Terral P.-M. Larzac: De la lutte paysanne à l`altermondialisme. Toulouse: Privat, 2011.

  43. Trentin B. Autunno caldo: il secondo biennio rosso 1968–1969. Roma: Editori riuniti, 1999.

  44. Verband der  Automobilindustrie e.V. Jahresbericht 1966/1967. Frankfurt a.M.: VDA, 1967.

  45. Vigna X., Vigreux J. Mai – juin 1968: huit semaines qui ébranlèrent la France. Dijon: Editions universitaires de Dijon, 2010.

  46. Wasmuth U.C. Die Entstehung und Entwicklung der Friedensbewegungen der achtziger Jahre // Neue Soziale Bewegungen in der Bundesrepublik Deutschland / Hrsg. R. Roth, D. Rucht. Frankfurt; New York: Campus Verlag, 1987.

  47. Winther M. Begreifen was ist: Das Verhältnis von SPD und Alternativen // Neue Gesellschaft. 1982. H.1. S.12–13.

  48. Wittner L.S. The struggle against the bomb. Vol.3. Toward nuclear abolition: A history of the world nuclear disarmament movement, 1971 to the present. Stanford: Stanford University Press, 2003.

[1] Об особенностях и кризисе советской модели "социального государства" и "молчаливого социального компромисса" в СССР см. [Дамье, 2013. С.194–248].

ОПУБЛИКОВАНО В ЖУРНАЛЕ "ИСТОРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА"

Авторские колонки

Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

2 недели назад
Востсибов

В статье, недавно перепечатанной avtonom.org с сайта группы "Прамень", автор формулирует проблему насилия и ксенофобии внутри анархического движения, и предлагает в качестве решения использовать, по аналогии, "кодекс поведения" как в крупных фирмах и корпорациях, или "коллективный договор", однако...

1 месяц назад

Свободные новости