«Чтобы не умничали»: мать политзека о законах, которые не писаны для ФСИН

Во время оппозиционных протестов в начале 2012 года антифашист Алексей Сутуга охранял демонстрации от провокаторов и нападений хулиганов. В том же году он был арестован за драку с националистами, которая произошла несколькими месяцами ранее. В итоге следствие признало, что к драке он не имел отношения: его выпу стили из СИЗО, а в январе 2014 года дело прекратили по амнистии.

В апреле того же года после неоднократных угроз сотрудников Центра по борьбе с экстремизмом он был вновь взят под стражу за другую драку, хотя сами пострадавшие позднее отказались от показаний. При задержании его расспрашивали о поездке на Майдан и связях с оппозицией. В итоге 30-летний антифашист по прозвищу «Сократ» получил три года, а уже в колонии под Иркутском ему назначили год содержания в одиночной камере за незастегнутый воротник. Алексей Сутуга был признан политическим заключенным Правозащитным центром «Мемориал».

— Почему вы решили создать образовательный проект для политзеков?

— Сначала вступила в группу «Сказки для политзаключенных», там участники рассылают рассказы собственного сочинения и интересные статьи. (Осужденный за нарушение закона о пикетах — прим. «Спектра») Ильдар Дадин в ответ написал: «Спасибо, интересно, но еще интересуют статьи по политологии». Его поддержал (фигурант «Болотного дела» — прим. «Спектра») Дмитрий Бученков, и мы решили, что нужно не только сказки слать, которые поднимают настроение, но и серьезные материалы.

Недавно (преподаватель Московского медицинского университета им. Пирогова — прим. «Спектра») Бученков прислал мне статьи по социологии о государственных служащих. В дальнейшем он хочет использовать материалы для продолжения формального образования — будущая научная работа называется «Государственная должность и проблемы ее функционирования в обществе», где он рассматривает, как попадание человека в эту среду, меняет его. Рецензенты — научные сотрудники, которых я нашла, среди них политолог и социолог. Я ведь сама тоже преподаватель — учу графическому дизайну, плюс еще есть психологическое образование.

— Какие самые характерные проблемы?

— Сейчас все тяжелей передать в тюрьмы книги, чтобы не умничали, видимо. Когда Леша по первому делу сидел, то без проблем с книжных магазинов засылали. К примеру, (вышедший на свободу осужденный по «Болотному делу» — прим. «Спектра») Алексей Полихович послал книги Бученкову — ничего не дошло. Такая ситуация по всей стране — в лучше случае книги возвращаются.

Сейчас выкручиваемся распечатками с принтера — в выходные книгу о событиях накануне Второй мировой уместила на 150 страницах мелким шрифтом и без полей. Недавно Бученкову отправила «Взаимопомощь, как фактор эволюции» Петра Кропоткина — третье письмо готовлю. В СИЗО недорого отправлять простым письмом, а в колонию разрешено только заказным, а это уже сто рублей.

В местных же библиотеках — всякая ерунда, книг по политологии, социологии и философии, что хотел Леша, нет. В лучшем случае есть классика — и то не больше трех произведений в месяц разрешено выдавать на руки.

— Вы переписываетесь с большим количеством арестантов. На что рекомендовали бы обратить внимание при переписке?

— Естественно, не нужно плакаться — помочь арестант не сможет, а только расстроится. Нужны не только новости про погоду и куда сходил. Нужна информация об обществе в целом, ведь у них нет доступа к газетам и телевидению. Кому-то нужна информация, как поддержать здоровье в закрытом помещении. Кому-то про веру или психологическую помощь, ведь все время в закрытом пространстве, и для человека нужно создать новые эмоции, новые впечатления.

Со временем заключенные начинают думать, что весь мир уменьшился до размеров камеры и кажется, что вокруг ничего нет — ни магазинов, ни концертов, ни выставок. Только твои соседи, которых можно назвать обычными гопниками. Эти люди рассказывают о своем взгляде на мир, каким его видят, и у новых заключенных со временем появляется ощущение мира в таких же тонах. Часто письма не доходят, например, Леше из пяти моих писем только одно отдают. Письма друзей тоже не пускают — специально создают ощущение, что тобой никто не интересуется.

— Для осужденных возможно дистанционное обучение, какие здесь существуют подводные камни?

— Организуешь нескольких заключенных на месте, пишешь заявление, поступает заявление со стороны родителей. После этого ФСИН ставит компьютеры, куда присылают материалы. Ребята занимаются, пересылают задание в институт, а на время сессии в колонию приезжают преподаватель. Так один мой товарищ защитил два диплома — потом объяснял, как лучше выстраивать отношения. Это все негосударственные вузы, однако одни преподаватели к своей работе относятся с энтузиазмом, другие предпочитают брать взятки.

Сейчас Олег Навальный получает юридическо-экономическое образование в Университете «Синергия», но собирается переводиться в местный университет. По словам Людмилы, его матери, Олег еще в частном порядке занимается английским языком. Официального запрета на юриспруденцию нет, но со стороны начальства существует неодобрение, мол, такие заключенные не будут сотрудничать.

Людмила — очень продвинута в плане того, как вести себя с ФСИН. Уже существуют большие наработки. Я общаюсь с большим количеством семей заключенных — есть список политзаключенных от «Росузника» и «Мемориала», потом нахожу их родственников в Facebook. Например, мама Геннадия Афанасьев, которая поддерживает родню режиссера Олега Сенцова и тащит на себе буквально всех «крымских террористов». Если ребята получат свободу, то это ее заслуга.

— Насколько администрация готова отпускать зеков на учебу?

— Вообще есть общий приказ по ФСИН, что люди без среднего образования должны обязательно посещать школу. И ФСИН в целом приветствует бакалавр, но не каждая колония хочет с этим связываться — зачем им лишние глаза в своих владениях?

Начальству не нужна социализация людей, которую приносит с собой учеба. Они даже (участника «Стратегии-31» — прим. «Спектра») Сергея Мохнаткина не хотят лечить, мол, ты преступник и тебе не положено. Отношение, как к людям не второго, а последнего сорта — ни лечения, ни образования, ни контактов с родственниками.

Вот есть случай (осужденного по делу «Автономной боевой террористической организации» — прим. «Спектра») Ивана Асташина, который хочет учиться в Современной гуманитарной академии. В нынешней колонии заявили, что дистанционное образование невозможно — думаю, что отписка, ведь по закону любая колония обязана организовать. По словам его мамы, предложили перевести в другую колонию, но не хочет — он подвергался там жесткому прессингу. Мой Алексей хотел, как и все анархисты, изучать политологию, но ему остается год, поэтому решили заняться сейчас самообразованием, чтобы потом уже поступить в вуз.

— Когда Олег Навальный попал в колонию, то из-за частых визитов правозащитников администрация стала лояльнее относиться к осужденным. Как в этом плане дело обстоит с Алексеем?

— Нельзя сравнивать колонии недалеко от Москвы и за Уралом — они гораздо менее цивильные. Судя по тому, что рассказывают родственники и вижу я сама, начальство таких колоний считает, что Москва далеко и можно творить, что хотят. В европейской части боятся получить по шапке за то, что в дальних колониях делают без проблем.

В целом влияние СМИ на администрацию ограничено — да, начинают бояться, но чинят все те же препятствия. Действительно влияет Общественная наблюдательная комиссия — постоянно держат в зоне внимания, постоянно посещают. Но опять же, сколько Святослав Хроменков из организации «Сибирь против пыток» жалоб не писал и пикетов не организовывал, но ситуация остается прежней.

Вот самый безобидный пример: заключенный имеет право за свои средства выписать литературу, Леша так сделал, но они не выдали. Пишу жалобу начальнику, а они пришли к сыну и заставили написать, что все получил. В противном случае всю его камеру по коллективной ответственности отправят в ШИЗО (штрафной изолятор — прим. «Спектра»).

Алексей Сутуга. Фото из личного архива

— И каково это быть матерью политического активиста?

— Политические пристрастия сына знаю давно и разделяю. Сказать, что я анархистка не могу — только начинают читать книги Михаила Бакунина и Нестора Махно, но принципы анархизма сама соблюдаю. Когда следователь мне вешал лапшу на уши, то я сказала, что сына знаю давно и ничем не удивит.

Страшно, когда твоего родственника арестовывают — что ждать непонятно. Чтобы взаимодействовать с ФСИН, нужно вести поисковую деятельность, как и в любой науке. Когда поняла, то стало намного легче. Когда начала интересоваться тем, как система соблюдает свои законы, то сперва было все непонятно.

Я подошла с научной точки зрения — стала читать Уголовно-исполнительный кодекс, советовалась с адвокатами, искала разъяснения в Сети, где юристы на конкретных примерах показывают, как это работает. Единственный вывод — законы есть, но только они писаны нам, а не им. ФСИН ведь поворачивает законы, как выгодно сотрудникам.

— И какую решили выбрать тактику?

— Чтобы добиться результата можно опереться на букву закона, а можно платить деньги, что многие и делают. Можно качать права, указывая на нарушения, а можно дать шоколадку приемщице передач и человек в нагрузку получит еще несколько лишних килограмм. Другое дело, что политическим такой путь не светит — слишком пристальный контроль. Только предложи взятку и тебя посадят вместо с твоим ребенком.

Источник