Дэвид Грэбер: "Полиция - это бюрократы с оружием"

Ко дню борьбы с полицейским произволом мы публикуем отрывок из книги антрополога и анархиста Дэвида Грэбера «Утопия правил: о технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии» (из 1 главы «Мёртвые зоны воображения. Очерк о структурной глупости»).

В современных промышленных демократиях законное применение насилия поручено тем, кого обозначают эвфемизмом «правоохранители», прежде всего полицейским. Я говорю «эвфемизм», потому что поколения социологов, писавших о полиции, отмечали: лишь очень небольшая часть того, чем занимается полиция, связана с правоохранительной деятельностью и вообще с какими-то уголовными делами. То, что она делает, в основном сопряжено с регулированием или, если выразиться несколько строже, с научным применением физической силы или с угрозой применения физической силы для того, чтобы содействовать решению административных проблем. Иными словами, полицейские тратят большую часть времени на принуждение к исполнению бесконечных правил и предписаний относительно того, кто может покупать, продавать, строить, курить, пить или есть чтобы то ни было в местах вроде маленьких городков или деревень Мадагаскара.

Итак, полиция — это бюрократы с оружием.

Это очень хитроумная штука, если задуматься. Ведь когда большинство из нас думает о полицейских, мы не рассуждаем о том, что они принуждают к исполнению правил. Мы считаем, что что они борются с преступлениям, а когда мы думаем о «преступлениях», то в голову приходят прежде всего преступления насильственные.* Хотя, по существу, полиция делает в основном ровно противоположное: она использует угрозу применения силы в ситуациях, которые изначально не имеют с этой угрозой ничего общего. Я постоянно обнаруживаю это в общественных дискуссиях. Когда люди пытаются привести в пример гипотетическую ситуацию, в которую оказывается вовлечена полиция, они почти всегда представляют какой-нибудь акт межличностного насилия: ограбление или нападение. Но достаточно лишь на секунду задуматься, чтобы понять, что, когда физические нападения действительно происходятдаже в крупных городах вроде Марселя, Монтевидео или Минеаполиса, будь то домашнее насилие, столкновения между бандами или пьяные драки, полиция к ним отношения не имеет. Полицию могут вызвать только тогда, когда кто-нибудь умирает или получает настолько тяжелые ранения, что его нужно отвезти в больнницу. И то лишь потому, что, когда дело доходит до вызова «скорой», нужно заполнять бумаги; если кого-то кладут в больницу, должна быть указана причина получения ранения, становятся важны обстоятельства, полиция обязана составлять отчеты. А если кто-то умирает, есть целый ворох формуляров, включая муниципальную статистику. Так что единственная борьба в которую полиция точно оказывается вовлеченной, это та, что порождает бумажную работу того или иного рода…

<...> Джим Купер , бывший сотрудник лос-анджелесской полиции, ставший социологом, отмечал, что подавляющее большинство тех, кого полиция бьёт или подвергает жестокому обращению, в конечном итоге оказывается невиновными. «Грабителей копы не избивают», - пишет он. Причина этого, как объясняет он, проста: самый верный способ спровоцировать полицию на грубую реакцию — это оспорить её право на то, что он называет «определением ситуации», то есть сказать: «Нет, это не та ситуация, в которой может произойти преступление, это ситуация в которой гражданин, платящий вам зарплату, гуляет с собакой, убирайтесь отсюда», не говоря уже о фразе, что неизбежно повлечет за собой плачевные последствия: « Стойте, почему вы надеваете наручники на этого парня! Он же ничего не сделал!» Именно «пререкания» провоцируют избиения и воспринимаются как оспаривание любой административной процедуры (Мирно или воинственно настроена толпа? Правильно или неправильно зарегистрирована машина?), которой следовал полицейский по своему усмотрению. Полицейская дубинка — это та самая точка, где сходятся диктуемый государством бюрократический императив навязывания простой административной схемы и его монополия на принуждение. Это имеет смысл только если бюрократическое насилие заключается в первую очередь в нападении на тех, кто настаивает на альтернативных схемах и истолкованиях. В тоже время, если согласится со знаменитым определением Жана Пиаже, согласно которому зрелый разум — это способность координировать многие точки зрения (или возможные точки зрения), то можно отчетливо увидеть, как, обращаясь к насилию, бюрократическая власть в буквальном смысле становится разновидностью детской глупости.

Дэвид Грэбер