«Он теперь навсегда президент ОМОНа»: как в Беларуси протестовали против Лукашенко

Публикуем рассказ анархиста (он попросил остаться анонимным, жителем Беларуси не является), участвовавшего в протестах против Александра Лукашенко в конце лета и осенью 2020 года.

Протест повсюду

Я прибыл в Беларусь немного позже, чем отгремели самые первые, яркие события начала-середины августа 2020. Первые впечатления: протест был «разлит» повсюду — даже в дальних захолустных городках на стенах красовались граффити «Саша 3%», что говорить про столицу! Удивительная история: можно было просто идти по какому-нибудь спальному району Минска и буквально наткнуться на спонтанное шествие протеста. Всюду бело-красно-белые флаги в окнах, бело-красно-белые ленточки на оградах, наклейки, надписи. Такое, признаться, я видел впервые, хотя видывал разные массовые протестные мобилизации на постсоветском пространстве.

В первые дни в ряде провинциальных городов милиция оказалась не готова и нерешительна, в Минске милицейских рук не хватало на всех и контролировать город полностью они не могли. В некоторых местах силовики отступали. Они ещё не мобилизовались для подавления протеста, и это, возможно, был удачный момент для эскалации и наступления со стороны протестующих: попытаться опрокинуть, не давая опомниться.

Первая же воскресная демонстрация, в которой я принял участие, наполнила меня той эйфорией, которую я испытывал в самые переломные и пиковые моменты в других странах. Это людское море, стихия, которая несёт тебя. Поразительное экстатическое единодушие в общем порыве: изменить статус кво, смести старый мир словно веником, войти в новую жизнь.

Сразу же выявились и слабые стороны: милиция брутально атаковала, люди были разрознены, решительных мало, организованных групп тоже мало и они все малочисленны, в итоге многие бежали. Но, к чести минчан, сопротивления тоже было много: ОМОН пятился и поворачивал вспять на моих глазах не единожды. Здоровенные быки в джинсовках и масках в опаске отходили от тех, кто преодолел страх. И всё же в целом толпа оставалась аморфной и боязливой. Не было видно большой готовности провести следующую ночь в спецприёмнике, или у костра на баррикадах где-нибудь на центральных проспектах и площадях.

Чай во дворе

Ещё одним ярким впечатлением стали структуры локального сопротивления — «дворовые» ассамблеи и акции. В десятках, сотнях дворов Минска люди по нескольку раз в неделю собирались на чаепитие и обсуждали участие в акциях протеста. Приглашали музыкантов, лекторов, демонстрировали протестную символику. Было душевно, весело и классно. По сути это было не столько самоуправление, сколько коллективное спонтанное самовыражение горожан — не всегда осознанное и отрефлексированное, но с явственно чувствующимся большим потенциалом.

Дворовые ассамблеи собирались буквально повсеместно в Минске, а также во множестве других малых и крупных городов. Обычно люди выходили из домов к себе во двор, пили чай и ели сладости, слушали музыку. В этом было много от дворовой тусовки, в основном, людей за 30, вдруг открывших друг друга, своих соседей. Распространённой активностью было развешивать на заборах белые и красные ленточки, чтобы получался бело-красно-белый флаг.

Устраивали концерты и мини-фестивали, приглашали лекторов, обсуждали совместные выходы на воскресную акцию. И затем действительно выдвигались вместе с соседями группами, а иногда и целыми колоннами на общее шествие. Нередко во дворах проходили свои местные малые шествия протеста и цепи солидарности: несколько человек выстраивалось вдоль проезжей части с флагами и плакатами.

Важнейшую роль в районной самоорганизации играли местные телеграм-чаты. Там люди находили друг друга, приглашали на встречи и предупреждали об опасности — появлении силовиков. За админами таких чатов охотились органы. Районы, где чаты существовали ещё до протестов, показали уровень активности выше среднего.

Анархисты и футбольные фанаты

Анархисты активно участвовали с первых дней протеста, с первых демонстраций и столкновений. Довольно быстро в народе даже распространилось мнение, что все, кто приходит на демонстрации в чёрном и с видом готовности к сопротивлению силовикам, — это анархисты. Этот имидж, с одной стороны, работал на движение: анархисты получили славу самых яростных борцов с режимом. В этом был и свой минус — анархистов многие воспринимали однобоко, как уличных бойцов, не вникая в суть анархистского политического проекта и идей.

В какой-то момент возникло устойчивое сочетание «анархисты и футбольные фанаты», обозначавшее предполагаемых главных возмутителей спокойствия, с которыми многие связывали надежды на то, что протест выйдет из тупика сугубой мирности. Власти также подхватили тему, вещая с экранов и в официальных заявлениях, что за беспорядками стоят анархисты.

Ряд анархистских телеграм-каналов быстро набрал популярность: «Прамень» и «Революционное действие», а также личный канал Николая Дедка, ныне политзаключённого. Анархисты активно участвовали в массовых демонстрациях со своей символикой, лозунгами и листовками. Это была одна из очень немногих политических сил со своей очерченной идентичностью, выделяющейся из общего бело-красно-белого потока.

С середины октября к анархистам начал проявлять особое внимание самый многочисленный и влиятельный канал «Нехта». Возможно, причина в том, что анархисты показывали уровень активности, организованности и устойчивости к государственному давлению, хотя и оставляющий желать много лучшего, но всё же заметно превышающий все прочие силы «на земле» (а не в кулуарах и переговорных комнатах всевозможных комитетов и координационных советов). Вслед за «Нехтой» потянулись к информационному сотрудничеству и многие другие каналы. Это сильно добавило движению узнаваемости и упоминаемости.

Анархисты также сотрудничали с протестным студенчеством, участвовали в работе дворовых ассамблей, кое-где в качестве организаторов, а также пытались создать инструменты координации дворовых ассамблей между собой.

Отдельно я бы выделил эскизы анархистской программы. Одну предложил «Прамень», другую — Игорь Олиневич. Обе вызывают вопросы. Но крайне важен сам факт политического мышления, стремления очертить анархистское видение следующих шагов социальных преобразований. Это стремление и его реализация необходимы.

И, конечно, героическая, но невесёлая страница анархистского участия в событиях — рейд вооружённой партизанской группы в составе четырёх товарищей, совершивших серию поджогов зданий репрессивных органов в Солигорске и Мозыре. В каком-то смысле ребята указали одну из форм борьбы, адекватную для авторитарных «несменяемых» режимов. К сожалению, партизан задержали близ белорусско-украинской границы.

Степень радикализации

Было довольно много разного децентрализованного саботажа: от мелкого и символического до наносящего реальный ущерб системе. Широко применяли перекрытие ж/д путей проволокой, за счёт чего включался красный семафор, и поезда останавливались. Поджигали автомобили силовиков, бросали коктейли Молотова в режимные учреждения, выводили из строя камеры слежения… Конечно, рейд анархо-партизан был венцом, самым серьёзным проявлением этой сферы борьбы.

Что эффективнее, мирное или насильственное сопротивление? Во-первых, в такие моменты мерило эффективности — способность отстранить от власти правящую клику. Очевидно, ни один отдельно взятый метод с этой точки зрения не эффективен. Судя по тому, что Лукашенко по-прежнему на своём посту, победная комбинация ещё не найдена. Важнее конкретных методов — налаживать организационные, мобилизационные структуры. Повышать пробивную мощь протестов. И мирному протесту, и уличному противостоянию с силовиками, и саботажу, и забастовкам — нужна большая масштабность, систематичность, протяжённость.

Сравнить уличное противостояние и саботаж/партизанщину едва ли возможно. И то, и другое сталкивается с клеймением «провокацией» со стороны агрессивных пацифистов и конвенциональных политиков. И то, и другое вдохновляет наиболее решительно настроенную часть народа и создаёт большой информационный резонанс. Считаю, что в целом оба этих направления сыграли свою положительную роль и имеют перспективы на будущее.

С августа по октябрь 2020 по воскресеньям на улицу выходило более 100 тысяч человек. Если представить себе, что вся эта толпа пойдёт грудью на приступ, этого хватило бы, чтобы разогнать весь внутренний силовой аппарат режима. Хотя и с большими жертвами, скорее всего. Что было бы, если бы на это бросили армию или свои силы ввёл бы Путин, сказать уже труднее.

Позже протест вошёл в более мирно-покорное русло, а государство наоборот усилило давление. Но и тогда в некоторых случаях были примеры эффективного физического противоборства силовикам. Это случалось там, где менты оказывались в явном меньшинстве и либо сталкивались с небольшими организованными группами решительных людей — порой футбольных хулиганов или просто районных пацанов, — либо творили какую-то жесть, например, долго и мучительно грузили какого-нибудь протестующего в бобик, выкручивая руки и избивая, и в какой-то момент люди вскипали, кто-то подбегал первый и дальше человека начинали отбивать. Также, когда ОМОН атаковал районные ассамблеи, им не всегда удавалось (или они не всегда считали целесообразным) концентрировать большие силы на каком-то конкретном районе. И иногда они то тут, то там получали неожиданный отпор от местных и довольно картинно спешно ретировались.

Важную роль играло наличие в толпе людей, способных в случае атаки ментов и бегства протестующих остановиться самим, решительным призывом остановить окружающих, встать в сцепку, а затем перейти в контратаку, отбивать захваченных товарищей.

Конечно, хочется сравнить с близкими удачными примерами народных выступлений: Киргизией и Майданом. И там, и там сыграла роль нерешительность властей и наличие в стане оппозиции организованных сил, способных мобилизовать сторонников на активное противостояние. Причём чем мощнее такие силы, тем больше у разных частей госмашины сомнений и причин для нерешительности.

Если подытожить, силовое противостояние агентам государства может быть эффективным, если:

• Ковать железо пока горячо: наступать сразу, как только возникает мощный взрыв народного недовольства и некоторая неизбежная растерянность властей. Не расходиться по домам, создавать территорию протеста (каковой был Майдан в Киеве). Многие считают, что переломным моментом было 16 августа, когда собралась гигантская демонстрация в Минске, люди ещё не привыкли просто символически ходить, а власть ещё не знала, что со всем этим делать. Я думаю, что, может, ещё лучше подходили для удара самые первые дни.

• Наличие организованных оппозиционных сил, способных к взвешенному анализу, решительных и с мобилизационным потенциалом, с внятной потенциально популярной идеей. И если говорить откровенно и серьёзно, то и с некоторыми предварительными навыками противоборства, в том числе в ситуациях, когда требуется большее, чем просто отбиваться от дубинок.

Холодная осень

Спустя время оптимизма становилось меньше. Холодало. Твари в чёрном и в штатском всё больше борзели, всё острее чувствовался недостаток организованности, решительности и плана. Часть людей во дворах ориентировалась на [Светлану] Тихановскую [кандидат в президенты Беларуси от оппозиции — «Автоном»] и «Координационный совет» — а от них исходило мало чего внятного. Усугубились аресты/репрессии. Власти активно использовали слежку, камеры, распознавание лиц. Росла тревожность. В конце октября стало ясно: либо какой-то почти чудесный прорыв, либо Лука остаётся. Пока.

Если вы собрались положить конец нынешней власти и вас много — не надо, нельзя расходиться. Важнейшие свойства протеста: временная непрерывность и своя территория. Они стали слагаемыми успеха киевского Майдана. Неготовность протестовать всю ночь, сменяясь, в круглосуточном режиме, отсутствие серьёзных попыток отвоевать себе пространство, которое могло бы стать и символом, и организационно-логистическим центром, тылом протеста — всё это играет на руку режиму.

В то же время в Беларуси было очевидно, что неприятие режима пробрало самую толщу общества. Проникло во все углы. Вернуть статус кво в головах едва ли уже удастся. В какой-то момент под ногами нынешнего руководства вновь задрожит земля. 

Власти оказались в целом консолидированы, с корабля побежали только на самых первых порах и не самые важные фигуры: несколько послов и госжурналистов.

Режим довольно быстро, что называется, «одуплился» и выработал линию поведения. Давили в провинции, до поры не злили Минск. Давили всех мало-мальски организованных и радикальных, до поры не злили общую весёлую и безобидную массу протестующих. В итоге додавили провинцию, переловили или выдавили из страны наиболее активных оппонентов и обрушились на всё движение в целом, разогнав сначала воскресные марши (ноябрь), а затем и значительную часть дворовых инициатив (ноябрь-декабрь).

Сыграла роль и поддержка России: моральная + угрозы ввести силы в случае обострения со стороны протестующих, а также пропагандистская поддержка в лице прокремлёвских журналистов, пропагандистов и пиарщиков.

Со стороны протестующих наоборот: способность организовываться в единый кулак выказана не была, готовность рисковать и жертвовать, вести постоянную борьбу была обнаружена лишь немногими. Никакой реально серьёзной поддержки извне также не было заметно.

Если режим сначала остолбенел, а потом начал перехватывать инициативу, то протестующие наоборот — сначала взлетели на крыльях эйфории, а дальше столкнулись с вызовом, необходимостью «повышения ставок» и принялись в массе уклоняться от этого вызова и параллельно всё больше и больше обламываться. Народ тут винить не в чем, это вина нерадивых политических организаторов и активистов.

Но ключевое слово здесь «пока». Я не думаю, что Лука усидел глобально. Он теперь навсегда президент ОМОНа. Думаю, новые волны общественного возмущения грядут в обозримом будущем.

Текст подготовлен для 40 номера журнала "Автоном"