Классическая революционная литература

9 декабря 2012 года исполняется 170 лет со дня рождания крупнейшего философа, ведущего теориетика анархизма, известного ученого и литератора - Петра  Алексеевича Кропоткина (1842 — 1921 гг.).  Социальный идеал Кропоткина — безгосударственный (анархический) коммунизм, устанавливаемый сразу после социальной революции. 

Экономические и политические изменения произошли с непостижимой быстротой после окончания I мировой войны. Старые концепции в рабочем движении выявили свою ошибочность и перестали отвечать требованиям современной социальной обстановки, что привело классовые организации к новой эпохе разброда и шатаний.  

Ввиду изменений экономической и политической ситуации очень важно пересмотреть задачи рабочего класса, чтобы найти новые формы протеста и новые формы организации, которые будут отвечать современным потребностям классовой борьбы. 

Анархо-коммунистический подход к революционной организации значительно отличается от подхода этатистских партий и групп. Но и в анархических идеях о неформальных группах тоже есть прорехи. Прежде чем осознать необходимость участия революционного индивидуума в революционной организации, нужно сначала описать саму революционною организацию, её структуру, отношения с рабочим классом и теоретическую базу этих отношений, а так же её понимание спонтанного классового действия. 

Публикуем статью известного французского  философа и социального эколога  Андре Горца.

Не существует ни одной западноевропейской страны, в которой труд иммигрантов был бы незначительным фактором или хотя бы маргинальным отклонением, полностью зависящим от экономической конъюнктуры. Трудовые иммигранты нигде не служат простым «регулятором» занятости или только инструментом, с помощью которого буржуазия может увеличить «резервную армию труда». В Германии и Великобритании они составляют 6% трудоспособного населения и почти 14% разнорабочих; в Бельгии — 10% трудоспособного населения и 20-25% промышленных рабочих (включая строительную и добывающую отрасли). Во Франции доля иммигрантов насчитывает 11% трудоспособного населения (т.е. более 2 миллионов человек) и превышает 25% в промышленности; в Швейцарии — 26% трудоспособного населения и 35% занятых в индустриальном секторе.  

Под таким заглавием мы впервые на русском языке перепечатываем отрывки из статьи известного французского историка и теоретика либертарного коммунизма, исследователя творчества Маркса М. Рюбеля «Перестройка или ностальгия по капитализму». Максимилиан  Рюбель считает себя последователем аутентичного Маркса и близок к течению «коммунизма рабочих Советов». Полный текст см. : Maximilien Rubel. «La perestroika ou la nostalgie du capitalisme. // Pour une lecture mat?rialiste de la perestroika». (Economies et Soci?t?s — Cahiers de lґISMA. T.XXV, n° 6-7, 1991, S?rie ?tudes de marxologie, n° 28/29. Grenoble-Paris, 1991.

Публикуем статью известного немецкого анархиста, историка анархистского движения, друга Энрико Малатесты и Петра Кропоткина - Макса Неттлау, посвященную рабочему движению.

В этой статье я хочу поднять важный вопрос о некото­рых новых видах и формах борьбы в рабочем движении. На данный вопрос, насколько мне известно самому и при­ходилось слышать от других, до сих пор было обращено недостаточно внимания. А между тем желательно, чтобы анархисты обсудили его тщательно и высказались бы, в какой мере здесь предлагаемые способы целесообразны для достижения полного освобождения, и стоит ли нам, анархистам, защищать их.

«Я воспринимаю себя как философа - неудачника, который пытается протащить свои первоначально философские соображения через политические или социологические темы. При этом под «философским» вопросом я понимаю следующий основополагающий вопрос: ... Когда я являюсь «самим собой», то есть не игрушкой или определяемым извне продуктом чуждых сил и влияний, а причиной своих собственных поступков, мыслей, чувств, ценностей и т. д. ... То есть философию я понимаю не в духе Гегеля или создателей великих систем, а как усилие понять, исследовать, освоить, освободить и творить самого себя и то, что ты есть».   А.Горц  

Публикуем воспоминания известнейшей деятельницы русского революционного движения, одной из создателей и лидеров партии эсеров, «бабушки русской революции» -  Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской  о трех великих анархистах конца 19 века.

I.  Задолго до осуществления той или другой идеи, несущей в себе радикальные социальные изменения, задолго до ее воплощения в жизни, сперва смутно, потом все яснее формируется она в умах отдельных личностей и наконец выходит в свет в виде готовой теории. Но и готовая теория, как бы она ни была хороша и стройна, долго остается в одиночестве и рассматривается человечеством как интересная игра ума, не имеющая в будущем практического применения.   Тем не менее каждая новая теория, если только она носит в себе зерно той правды, к которой волей-неволей тяготеет человечество, как бы далеко вперед она ни забегала, оставляет свой след в умах и вызывает их на создание теорий более приемлемого характера для данной эпохи. 

Классическая книга Даниэля Герена "Ни бога, ни хозяина: Антология анархизма" в одном томе впервые переведена на английский язык и находится в свободном доступе в интернете. Она соединяет в себе широкий набор неопубликованных документов, писем, споров, манифестов, страстных призывов к вооруженной борьбе и одновременно с этим строгий анализ и критику; историю, организацию и практику анархистского движения - её теоретиков, сторонников и непосредственных активистов; повествует о выдающихся людях чьи имена у всех на устах и об оставшихся в забвении невоспетых героях  классовых войн. Эта полная коллекция, вышедшая в одном томе изображает анархизм, как тонко проработанную, замысловатую и по-настоящему живую идеологию, нюансы и сложности которой в полной мере освещают неутомимое стремление к свободе каждого из нас.

Каждый раз, когда я читаю какую-либо из философских работ Толстого, мне вспоминается новелла Эрика Густавсена «Бал-маскарад». Некий богатый граф даёт для своих многочисленных друзей бал-маскарад. В огромном, роскошном и богато украшенном зале кружится жизнь в сотнях самых разных форм. Пары скользят под звуки сладостной музыки; повсюду царят хорошее настроение, смех и веселье. Но вскоре среди шумного сборища появляются две новые маски – паяц и монах. Никто не знает, откуда они взялись, кто их пригласил и кто они такие; но каждый ощущает, как в его сердце возникает что-то странное, нечто холодное и грозное, не гармонирующее с весельем, которое царит на вечере. Обе маски проходят по залу и шепчут на ухо всем, кто к ним приближается, слова, что воспламеняют их души. Паяц с жестокой иронией подвергает критике смешные и мелочные черты характера каждого, беспощадно срывая покровы с самых сокровенных мыслей, желаний и надежд; монах, со своей стороны, своими замечаниями поражает в самое сердце каждого, заставляя всех ощутить, что внешнее веселье не может заглушить внутреннюю боль.

Парламентская сессия открыта. На скамьях парламента сидят «избранники народа», которым страна доверила блюсти ее многосложные, разнообразные интересы.  Кто же они - эти хозяева страны? Те, на которых она отдала столько времени, энергии, денег? Те, которым принадлежит последнее решающее слово по всем волнующим и подымающим народ вопросам?  Уже по одному тому, как их избирают, мы могли бы судить, что это - люди далеко не всегда популярные даже у себя в округах, которые посылают их от себя представителями. Популярность, как мы видим, создается беззастенчивой рекламой и щедростью партийных комитетов. Эти люди могут быть очень далеки от интересов представляемого ими места, они могут плохо знать его нужды, но это не является необходимым для них. Политический деятель должен знать нужды своей партии, должен уметь жить ее интересами и уметь облекать в парламенте постулаты в пышную оболочку общегосударственных задач.  Если участие в местном самоуправлении требует определенных знаний, известного опыта, то, казалось бы, что участие в такой сложной законодательной машине, какой является современный парламент, должно предъявлять спрос не только на «добрые намерения» депутата, но и на некоторые специальные познания с его стороны.  

Недостатки представительных собраний покажутся нам вполне естественными, если мы вспомним, как набираются их члены и приглядимся к их деятельности. Не стану воспроизводить ужасной и омерзительной картины выборов. В буржуазной Англии и демократической Швейцарии, во Франции и Соединенных Штатах, в Германии и Аргентинской республике — везде повторяется одна и та же гнусная комедия. Не стану рассказывать, как агенты и избирательные комитеты проводят своих кандидатов, как они раздают направо и налево обещания: в собраниях сулят политические реформы, частным лицам — места и деньги; как они проникают в семьи избирателей и там льстят матери, хвалят ребенка, ласкают собачку страдающую астмой, или любимого котенка. Как они рассыпаются по ресторанам, заводят между собой вымышленные споры, завязывают с избирателями разговоры, стараясь поймать их на слове, подобно шулерам, стремящимся завлечь вас в азартную игру. Как после всех этих махинаций кандидат заставляет себя просить и наконец появляется среди «дорогих избирателей» с благосклонной улыбкой на губах, со скромным взором и вкрадчивым голосом, — совсем как старая мегера, старающаяся поймать жильца ласковой улыбкой и ангельскими взглядами.

Вопрос о государственной власти так тесно связан с вопросом о собственности, что, говоря о последней, мы были вынуждены говорить и о развитии первой. Теперь мы не будем возвращаться к этому, а ограничимся разбором современной нам формы власти – той, которая основана на всеобщем избирательном праве и законе большинства. Мы уже видели, что легенда о божественном происхождении собственности и власти исчезла, и что буржуазии пришлось искать для них другое, более прочное основание. Она сама содействовала уничтожению «божественного права», сама помогала борьбе против права сильного; на место его она постаралась, прежде всего, поставить силу денег, в форме известного ценза для права выбора в палату, т. е. такого порядка, при котором избирателями могли быть только люди, платившие известную сумму налогов. Позже стали говорить о том, чтобы присоединить к этим избирателям еще и людей «способнейших»: это было требование разорившейся части буржуазии. Но все это не могло долго тянуться: раз только государственная власть становилась предметом обсуждения, она уже теряла часть своей силы; те, которые раньше не участвовали в выборе правителей, начинали также требовать права голоса в этом вопросе.

Что такое патриотизм? Есть ли это любовь к нашей родине, к месту наших детских воспоминаний и надежд, мечтаний и ожиданий? Есть ли это место, где в детской наивности мы следили за плывущими облаками и удивлялись, почему мы также не можем улететь с ними? Место, где мы считали миллиарды сверкающих звезд, боясь, что это все чьи-то глаза, пронизывающие наши души? Есть ли это место, где мы слушали пение птиц и желали иметь крылья, чтобы лететь с ними в далекие земли? Или место, где мы сидели на коленях матери, завороженные удивительными рассказами о великих подвигах и завоеваниях? Вообще есть ли это место, где на каждом шагу нас охватывают милые и дорогие воспоминания о счастливых радостных днях детства? Если это есть патриотизм, то очень не многих американцев можно заставить быть патриотами, так как место их детских игр давно обращено в фабрику, завод или рудники, а оглушающий стук машин заменил собой пение птиц.

Задолго до войны Кропоткин довольно подробно рассматривал в лондонской «Freedom» три значительных движения в среде английских рабочих: профсоюзы, товарищества и так называемый муниципальный социализм, и пришёл к выводу, что в тот момент, когда удастся объединить эти три движения в одно синтетическое целое, возникнет фундамент для социалистического общества. А в другой статье, «Why not a cooperative City?», которая была написана в период всеобщей безработицы, Кропоткин задался вопросом, нельзя ли посредством совместного действия профсоюзов и товариществ попытаться создать кооперативный город со всеми предпосылками для его будущего существования. Кропоткин ещё тогда ясно понял необходимость конструктивного и творческого действия в рабочем движении, когда он сказал себе, что для воплощения социализма нужно нечто большее, чем чистое оборонительное движение против нападений капитала или чистое пропагандистское движение, чтобы подготовить массы к социалистическим идеям.

Публикуем статью известного французского  философа и эколога  Андре Горца. Написана в 1973 году как ответ на статью “Energy Crisis” Ивана Иллича в газете Le Monde в том же году.

Самое дурное в автомобилях то, что они, как замки или виллы на берегу моря, являются предметами роскоши, придуманными исключительно для удовольствия очень богатого меньшинства, и которые по замыслу и природе никогда не были предназначены для людей. В отличие от пылесоса, радио, или велосипеда, которые сохраняют их потребительскую стоимость, даже если они есть у каждого человека, машина, как вилла на берегу моря, остается желанной и притягательной, пока есть не у каждого. Таким образом, по идее и на практике автомобиль является средством роскоши. И суть роскоши в том, что она не может быть демократичной. Если каждый может иметь данный предмет роскоши, то никто не получает никаких преимуществ от него. Напротив, у всех появляется разочарование и ощущение, что их обманули.