Недостатки представительных собраний покажутся нам вполне естественными, если мы вспомним, как набираются их члены и приглядимся к их деятельности. Не стану воспроизводить ужасной и омерзительной картины выборов. В буржуазной Англии и демократической Швейцарии, во Франции и Соединенных Штатах, в Германии и Аргентинской республике — везде повторяется одна и та же гнусная комедия. Не стану рассказывать, как агенты и избирательные комитеты проводят своих кандидатов, как они раздают направо и налево обещания: в собраниях сулят политические реформы, частным лицам — места и деньги; как они проникают в семьи избирателей и там льстят матери, хвалят ребенка, ласкают собачку страдающую астмой, или любимого котенка. Как они рассыпаются по ресторанам, заводят между собой вымышленные споры, завязывают с избирателями разговоры, стараясь поймать их на слове, подобно шулерам, стремящимся завлечь вас в азартную игру. Как после всех этих махинаций кандидат заставляет себя просить и наконец появляется среди «дорогих избирателей» с благосклонной улыбкой на губах, со скромным взором и вкрадчивым голосом, — совсем как старая мегера, старающаяся поймать жильца ласковой улыбкой и ангельскими взглядами.
Не стану перечислять лживых программ — одинаково лживых, — будь они оппортунистическими или социал-революционными, программ, которым не верит ни один из кандидатов, защищающих их с жаром, с дрожью в голосе, с пафосом, достойным сумасшедшего или ярмарочного актера. Не даром народ в своих комедиях стал теперь изображать на ряду с мошенниками, Тартюфами и банковскими плутами — народных представителей, бегающих за избирателями и выманивающих у них голоса.
Не стану приводить здесь сметы расходов по выборам; газеты нас достаточно хорошо знакомят с этим вопросом. Не стану воспроизводить списков расходов избирательных агентов, в которые занесены телячьи окорока, фланелевые жилеты и разные сладости, купленные кандидатом для «дорогих детей» избирателей. Не стану упоминать о расходах на моченые яблоки и тухлые яйца, предназначенные «для смущения противника», которые отягощают бюджет Соединенных Штатов, также как и о расходах на разные объявления и «маневры в последний час перед выборами», которые играют такую видную роль при выборах во всех государствах Европы.
А когда выступает правительство с своими «местами», сотней тысяч «мест», предлагаемых тому, кто больше за них заплатит, с своими орденами, с своей протекцией, обещанной в местах азартной игры и разврата, с своей постыдной прессой, с своими шпионами, с мошенниками, судьями и агентами...
Но довольно, оставим эту грязь! Есть ли хоть одна страсть, самая низкая, самая гнусная, которая не появилась бы на сцену в день выборов? Обман, клевета, лицемерие, ложь, самые низкие проявления человека-зверя — вот картина страны во время выборов.
Таково положение дел, и оно не изменится, пока люди будут назначать себе начальников и терпеть их господство. Создайте общество из свободных и вполне равноправных рабочих, и в тот день, когда они захотят избрать себе правителей — у них повторится та же гнусная история. Может быть не будут больше подносить телячьих окороков, но ложь и лесть останутся в силе и моченые яблоки не будут забыты. Да и можно ли ждать чего-либо хорошего, когда люди торгуют своими самыми священными правами.
В самом деле, мы поручаем избирателям найти человека, которому можно было бы передать право подчинять законам все проявления нашей жизни, распоряжаться всем, что у нас есть самого дорогого: нашими детьми, трудом и правами. Найти человека, который вместе с другими избранными, губил бы наших детей, запирал их на три, а если ему вздумается на десять лет, в казармы и посылал бы на верную смерть, когда ему захочется вести войну. Человека, который мог бы по своему желанию открывать и закрывать университеты, принимать и исключать студентов. Этот новый Людовик XIV будет по своему усмотрению покровительствовать одной отрасли промышленности, убивать другую; жертвовать севером для юга, югом для севера; уступать одну провинцию, присоединять другую. Он будет располагать в год тремя миллиардами, отнятыми у бедняков. У него будет царское право назначать исполнительную власть, которая своим деспотизмом и тиранией не уступит королевской. Людовик XVI имел в распоряжении десятки тысяч чиновников, а он — сотни тысяч; король употреблял на удовлетворение своих прихотей несколько жалких мешков золота, а конституционный министр нашего времени искусственным повышением бумаг на бирже в один день «честно» наживает миллионы.
Неудивительно, что страсти разгораются, когда дело идет о выборе повелителя, облеченного такою властью. Когда испанский престол был объявлен свободным, удивлялся ли кто-нибудь, что флибустьеры сбегались со всех сторон? Пока будут торговать царскими правами, ничто не может быть изменено: выборы останутся ярмаркой тщеславия и совести.
Если бы даже уменьшили права депутатов и обратили бы каждую общину в маленькое государство, то положение дел не изменилось бы.
Мы не отрицаем окончательно права передачи своей власти выборным делегатам. Сто — двести человек, встречающееся ежедневно на общей работе и хорошо знающие друг друга, обсудили со всех сторон какой-нибудь вопрос и пришли к вполне определенному заключению; тогда они выбирают кого-нибудь из своей среды и посылают его для переговоров по этому делу с другими делегатами. Таким образом выборы происходят вполне сознательно; каждый имеет ясное представление о том, что он может поручить своему делегату. Да и этот последний должен будет только передавать другим делегатам те соображения, которые привели его доверителей к данному заключению. Не будучи уполномоченным решить дела своею властью, он будет стремиться придти к какому-нибудь соглашению с другими делегатами; их предложения он передаст своим доверителям, которые по своему усмотрению могут принять их или нет. Таково происхождение делегаций; когда одни коммуны посылали своих делегатов в другие, у них не было иных полномочий. Так же поступают в наши дни метеорологи и статистики, когда они устраивают международные конгрессы; к тому же прибегают делегаты железнодорожных компаний и почтовых администраций различных государств.
Но, что требуется теперь от избирателей?
— Десять, двадцать тысяч человек, которые не знают друг друга, никогда не встречались, не имели общего дела, должны выбрать одного представителя. Ему они поручат не изложение определенного дела или защиту данной резолюции: он должен будет знать все, решать всевозможные вопросы, и его решение будет законом.
Такого всеведущего человека не найти. Но вот способный, здравомыслящий, честный гражданин, получивший некоторое образование. Будет ли он избран? Конечно, нет! Едва двадцать человек, товарищей по училищу, знают его и ценят его способности. Он никогда не прибегал к рекламе, презирает все приемы легкого успеха, не стремится стать популярным среди избирателей.
При таких условиях он не получит больше 200 голосов; да кандидатура его и не будет выставлена. В число депутатов попадет какой-нибудь адвокат или журналист, краснобай или писака, которые перенесут в парламент нравы трибуны и газеты и будут увеличивать избирательное стадо министерства или оппозиции. Может быть, проскочит какой-нибудь негоциант, жаждущий получить звание депутата, готовый издержать хоть 10,000 франков, чтоб приобрести некоторую известность. А там, где нравы по преимуществу демократические, как, напр., в Соединенных Штатах, где комитеты легко учреждаются и до некоторой степени ослабляют влияние капитала, там в депутаты изберут худшего из всех: это будет человек, занимающийся политикой по профессии, гнусное существо, ставшее язвой великой республики, шарлатан, который смотрит на политику, как на промышленность, и применяет к ней все ухищрения крупной промышленности, — рекламу, обман и разврат.
Изменяйте избирательную систему сколько вам угодно: замените баллотировку по округам баллотировкой по избирательным спискам, введите двухстепенные выборы, как в Швейцарии (я говорю о подготовительных собраниях), применяйте ваши системы в наиболее благоприятных условиях, преобразовывайте сколько угодно избирательные коллегии, — избавиться от недостатков, присущих избирательной системе, как таковой, вам не удастся. Наибольшее число голосов (за редкими исключениями, большею частью, в партиях преследуемых правительством) получит человек, ничтожный, без определенных убеждений, словом тот, который сумеет удовлетворить всех.
Вот почему, — как это давно уже заметил Спенсер, — парламенты стоят на таком низком уровне. Палата, говорит он в своем введении, всегда ниже среднего уровня страны, как в нравственном, так и в умственном отношении. Если бы страна поклялась выбрать своими представителями круглых невежд, она не сумела бы сделать этого лучше, чем при теперешних выборах. Что касается честности депутатов, мы знаем, какова ей цена. Прочтите только, что говорят о ней экс-министры, которые успели узнать депутатов и их оценить.
Как жаль, что нет специальных поездов для избирателей, чтоб они могли приехать полюбоваться своей «палатой».
Они скоро почувствовали бы к ней полное отвращение. Древние народы напаивали рабов пьяными, чтоб вселить в детях отвращение к пьянству. Парижане, подите в палату, послушайте ваших представителей, и вы навсегда откажетесь от представительного правительства.
И этому-то сброду ничтожностей народ передает все свои права, за исключением права заменять от времени до времени одних депутатов другими. Но новое собрание, составленное по старой системе, облеченное той же властью, будет иметь те же недостатки, как и предыдущее; вот почему большая часть избирателей перестала интересоваться этой комедией и ограничивается лишь незначительными изменениями, принимая тех кандидатов, которые наиболее настойчиво навязываются.
Но если выборы заражены неисправимыми пороками, то что же сказать о том, как собрание выполняет возложенные на него обязанности. Вдумайтесь на мгновение, и вы поймете всю бесплодность и нелепость задачи, которую мы предлагаем этому собранию. Ваш представитель должен будет подавать голос и иметь определенное мнение относительно всего ряда бесконечно-разнообразных вопросов, которые возникают в этой огромной машине, именуемой централизованным государством. Он должен будет установлять налоги на собак и утверждать реформы по высшему образованию, когда ноги его не было в университете, и он никогда не видел деревенских собак. Он должен будет защищать преимущества одной системы ружей перед другими, выбирать место для помещения управления государственного коннозаводства, высказывать свое мнение относительно филоксеры, гуано, табаку, начального обучения и оздоровления городов, говорить о Кохинхине и Гвиане, о парижской обсерватории и устройстве каминов.
Не имея понятия о военном искусстве, он будет размещать военные корпуса; не зная жизни арабов, он должен будет преобразовывать мусульманский земельный кодекс в Алжире. Он будет подавать голос за кивер или кепи, сообразуясь с вкусами своей супруги. Он будет покровительствовать сахарному производству, в ущерб возделыванию пшеницы, убивать виноделие, стремясь способствовать его развитию, подавать голос за лесоводство, и в то же время покровительством полеводству убивать лесное дело. Он выскажется против прорытия данного канала, за проведение такой-то железной дороги, не зная даже, в какой части Франции они проектируются. Он введет новые статьи в уложение о наказаниях, не заглянув даже в него. Всеведущий и всемогущий, сегодня военный, завтра скотовод, потом банкир, академик, доктор, астроном, аптекарь, фабрикант, купец, в зависимости от порядка дня в палате, он никогда ни в чем не будет сомневаться. Привыкший, как адвокат, журналист и оратор публичных собраний, говорить о том, чего он не знает, он будет смело решать все дела, с той только разницей, что своей газетой он забавлял праздную публику, на суде пробуждал речами дремлющих судей и присяжных заседателей, а в палате его мнение будет законом для тридцати, сорока миллионов жителей.
Но так как немыслимо понимать и иметь определенное мнение относительно всех вопросов, предложенных палате на решение, он будет проводить время за выпивкой, сплетничать с соседями и писать письма, чтоб разжечь энтузиазм своих «дорогих избирателей», в то время, как министр будет читать начиненный цифрами доклад, написанный к этому дню его секретарем. В момент же голосования, ваш представитель выскажется за или против доклада, в зависимости от знака, поданного главарем его партии.
Возникнет ли вопрос о прокормлении свиней или экипировки солдат — это послужит только поводом для парламентской стычки между партиями министерской и оппозиционной. Вашим представителям совершенно безразлично нуждаются ли свиньи в корме, не нагружены ли солдаты подобно вьючным животным; они интересуются только тем, чтоб своим голосом обеспечить больший успех своей партии. Одержит ли верх министерство или оппозиция, это парламентское сражение одинаково ляжет тяжелым бременем на солдата, земледельца и рабочего.
Бедный Прудон, я себе представляю его разочарование: с детской наивностью изучал он все вопросы, входящие в порядок дня, выступал перед собранием с широкими планами, рядом точных данных и цифр, с смелыми и глубокими идеями, — а его даже не слушали. Вопросы окончательно решаются до заседания, причем руководствуются следующим простым соображением: выгодно ли это или нет для данной партии? Опрос голосов произведен заранее; те, которые готовы подчиниться требованиям данной партии, зарегистрированы; противящееся же им тщательно опрошены и сосчитаны.
Речи произносятся лишь для вида: их слушают только, если они художественны или могут вызвать скандал. Все думают, что Руместан своим красноречием склонил палату к данному решению, а Руместан после заседания обсуждает с друзьями, как повыгоднее разделаться с обещаниями, которые он щедро раздавал, чтоб провести свое предложение. Его красноречие — это кантата, составленная для данного случая, спетая для завоевания популярности, для забавы публики.
«Провести свое предложение!» Но кто будет его обсуждать и своим голосом колебать парламентские весы? Кто будет составлять и проваливать министерства, даровать стране политику реакции или внешних авантюр, выбирать между министерством и оппозицией? Те, которых так метко прозвали «болотными жабами»! Те, у которых нет никаких убеждений, которые всегда садятся между двух стульев и виляют между двумя основными партиями палаты.
Именно эта группа людей, человек пятьдесят ничтожных и безвольных, лавирующих между либералами и консерваторами, подкупленных обещаниями, местами, лестью и паникой, — и решает все дела страны. Она издает законы, составляет министерства и изменяет направление политики. — Страна управляется группой в пятьдесят человек, самых ничтожных и жалких; — вот к чему сводится парламентский режим. И это неизбежно, каков бы ни был состав парламента. Сколько бы в нем ни было звезд первой величины и честных людей — последнее слово будет принадлежать «болотным жабам». Ничто не может быть изменено, пока будет в силе принцип подчинения меньшинства большинству.
Указав вкратце основные недостатки представительных собраний, мы должны были бы перейти к рассмотрению их деятельности. Нам бы следовало показать, что все они, от Конвента до Совета Коммуны 1871 года, от английского парламента до сербской скупщины, заражены одними и теми же пороками, что вся их деятельность — по выражению Бокля — ограничивается заменой старых законов новыми, завоеванными народом путем восстаний и ценою крови. Но это отвлекло бы нас в сторону.
Впрочем, те, в ком предрассудки, внушенные нашим порочным воспитанием, не убили окончательно здравого смысла, найдут в истории современного представительного правительства достаточно примеров для подтверждения нашей мысли. Они поймут, что будет ли представительное собрание состоять из рабочих или буржуа, войдут ли в него даже социалисты-революционеры, — оно сохранит все недостатки представительного собрания, так как эти недостатки зависят не от состава данного собрания, а присущи самой системе. Рабочее Государство, управляемое выборным собранием, одно из самых зловредных мечтаний, внушенных нам воспитанием, признающим власть и авторитет.
Хороший парламент также неосуществим, как желание видеть в Риензи и Александре III хороших царей. Будущее социализма пойдет по иному пути: оно откроет человечеству новые горизонты для усовершенствования политического строя.
Кропоткин П. А. Речи бунтовщика. – М.: Книжный дома «ЛИБРОКОМ», 2009. С. 95-102.
Добавить комментарий