Год назад был закрыт Центр Визуальной Культуры при Киево-Могилянской Академии. Это оскорбительное для киевских левых поражение, прервало нашу затяжную эйфорию и уверенность в своих силах. Ликвидация ЦВК наглядно показала, что уверенный рост и подъём, который мы отмечали в 2009-2010 году завершился, и впереди неизбежный спад. Говорить о неудачах — всегда болезненно и неприятно, как для самого говорящего, так и для слушателей. Гонцов, приносивших дурные вести, частенько казнили, заклеймив как предателей. Тем не менее, нам следует подвести итоги своего поражения, разобраться в допущенных тактических и стратегических ошибках. Сделанные из них выводы могут быть интересны не только украинским активистам, но и их российским коллегам.
Для начала следует объяснить чем же был Центр Визуальной Культуры для киевской политической и культурной жизни. Конечно же, не совсем корректно говорить о нём в прошедшем времени: ЦВК продолжает существовать и сейчас, автономно и вне стен университета. Но лишившись былой материально-технической базы, а также, что очень важно — постоянной прямой связи со студентами, Центр потерял былое значение, и даже если он сможет восстановить былую славу — это будет уже совсем другая институция. Но не будем увлекаться прогнозами на будущее, для начала нам следует разобраться с прошлым.
Родившийся на кафедрах культурологии и социологии Киево-Могилянской Академии ЦВК явно демонстрировал свои левые, а подчас и леворадикальные симпатии. В либерально-патриотическом ВУЗе это было неожиданностью и скандалом. Для понимания идеологии Могилянки нужно понимать украинские геополитические комплексы — если в России национализм и либерализм лишь сравнительно недавно показали тенденцию к политическому сближению, то в Украине никогда не существовало непреодолимого раскола между “почвенниками” и “западниками”. В советское время диссидентское “национальное” и “демократическое” движения шли рука об руку, и это трогательное единство во многом продолжает сохраняться по сей день — достаточно посмотреть на оппозиционную коалицию в Верховной Раде, в которой фашисты выступают рука об руку с демократами, а “проевропейские” политики щеголяют в вышиванках (представьте российского либерала из “Яблока” или “Правого Дела” в косоворотке). Эта связь сохранилась и в украинской культуре: примером алхимического брака между национализмом и либерализмом является среда сучукрлита (“сучасна українська література”, современная украинская литература). Ультраправые деятели, состоящие в организациях наподающих на гей-парады и поджигающих галереи, и либеральные поэты, принимающие участие в “конкурсах мужского поцелуя”, в нужный момент забывают о разногласиях и сливаются в едином патриотическом порыве.
Нет ничего удивительного в том, что с момента своего воссоздания, Киево-Могилянская Академия позиционировала себя, в одно и то же время, как оплот академической свободы, критичности, европейского подхода к образованию, но, в то же время, всегда подчёркивала свой глубокий патриотизм, духовность, верность традициям. Свободомыслие рано или поздно приводит к появлению левых, а левые, рано или поздно, входят в конфликт с патриотами и прочими блюстителями консервативных ценностей.
Пресловутый «дух» университета был необходимым условием для появления левых гуманитариев и, в то же время, их главным и непримиримым врагом.
Центр Визуальной Культуры обзавёлся собственным помещением в 2009 году, и почти с первых дней существовал на полувоенном положении. В нескольких десятках метров от него была расположена университетская церковь. Присутствие очага безбожия и национального нигилизма рядом со святым местом очень травмировало местных многочисленных патриотов. Доходило до курьёзов — специально-приглашённый священник кропил Центр Визуальной Культуры святой водой, а по углам мелом рисовались маленькие крестики, в надежде, что левацкие бесы наконец-то покинут стены университета. Но бесы не уходили, а напротив, росли, крепли и обзаводились товарищами. Важной вехой в жизни ЦВК было тесное сотрудничество с левым студенческим профсоюзом Прямое Действие, во многом именно оно поспособствовало дальнейшей политизации и сближению с радикалами. К примеру, выставка «Судебный Эксперимент» состоявшаяся в 2010 году стала одним большим манифестом против преследований политических активистов и, если брать шире, против карательного правосудия в целом. Трибуну получали не только левые художники, но и профсоюзные активисты, современное искусство чередовалось с лекциями о рабочем движении, а часто помещение и вовсе использовалось для проведения собраний или подготовки акций.
Было бы лицемерием говорить, что ЦВК не занимался политикой. Нет, ценность и уникальность Центра заключалась именно в том, что он занимался политикой, не боясь затрагивать самые болезненные и провокационные темы: религию, нацию, сексуальность. В стенах университета достаточно громко звучали слова о необходимости «экспроприации экспроприаторов» Одним из первых крупных скандалов связанных ЦВК было нападение нацистов на дискуссию о дискриминации трансгендеров (незадолго до этого, ультраправые пытались там же сорвать открытое собрание профсоюза ПД, но в тот раз обошлось без прямых столкновений). В ответ на это, левые провели мероприятие повторно, и в тот раз его, из антифашистской солидарности, массово посетили также активисты не испытываюшие особого интереса к ЛГБТ-тематике. Сорвать эту акцию уже не получилось. Одно время ЦВК во многом определял облик Академии. Какие-то карикатурные нацисты в союзе с казаческими организациями даже собирали подписи за ликвидацию ВУЗа, как губительного для Нации и Духовности. В какой-то неуловимый момент подъёма, Центр Визуальной Культуры имел шанс стать уникальной платформой, где могли бы встретиться и поговорить левый интеллектуал с томиком Бурдье и скинхед-антифашист с кастетом в кармане. Но, к сожалению, этот момент был упущен.
Здесь следует сделать небольшое лирическое отступление. Одной из причин подъёма киевских левых, было их активное участие в протестах против образовательной реформы. Осенью 2010 года по всей стране против постановления о платных услугах в ВУЗах на улицы вышло более 15 тысяч человек, из них около 2000 в Киеве. Неплохие цифры для чисто-студенческой социальной акции. Но даже митинги с меньшим числом участников заставляли власть задуматься. В Украине общепринятой практикой является проведение уличных акций с купленной массовкой, все политические партии действуют именно так, их молодёжки на 90% состоят из людей размахивающих флагами за 50 гривен в час, и на 10% из молодых карьеристов. Не брезгуют услугами «флагомахов» и многие общественные организации, даже некоторые профсоюзы. Поэтому акции на которые люди выходили сами, бесплатно и по своей воле внушают власти если не страх, то беспокойство. Политики вообще отказывают студентам в праве на сознательность и независимое мышление, а тут какие-то непонятные радикалы на удивление чётко и внятно озвучивали социальные требования, и, при этом, издевательски освистывали депутатов как от власти, так и от оппозиции. Но параллельно с левыми, образовательной политике Партии Регионов противостояли также либералы и националисты. Министр Образования, Дмитрий Табачник, карикатурный русский шовинист, всегда был красной тряпкой для украинской патриотической общественности. Вскоре после его назначения правые провели провальную «антитабачную» кампанию, в которой обвинения в министра украинофобии (вполне оправданные) чередовались уже с антисемитскими и антирусскими лозунгами. Левые были поставлены перед неприятным выбором: либо жесткое отмежевание от «антитабачников», либо попытка раскола их движения и привлечения на свою сторону «адекватных» элементов из правого и центристского лагеря. Первоначально мы придерживались первой стратегии, потом постепенно перешли ко второй. Потом, как-то незаметно на митингах стали маячить государственные флаги, мы всё чаще отказывались от синдикалистской и прочей левой символики, и даже в нашей среде всё громче начали звучать голоса, говорившие о «аполитичности» и «разумных компромиссах».
Вернёмся обратно в Киево-Могилянскую Академию. Благодаря своеобразному сочетанию вольнодумия и агрессивного патриотизма именно этот университет стал чуть ли не единственным, который прямо воспротивился политике Министерства Образования. Ректор Сергей Квит хоть и писал верноподданнические письма президенту Януковичу, но вот смириться с Табачником — уже не мог. Кровь сотника организации орденского типа “Тризуб” вскипала от необходимости подчинятья «украинофобу» и «украиножору». Как и у многих респектабельных деятелей культуры и образования, у руководителя КМА была бурная ультранационалистическая юность. Табачник отвечал Могилянке взаимностью. Терпеть фронду со стороны одного из лучших ВУЗов страны для авторитарного политика— хоронить собственную карьеру. Противостояние между университетом и Министерством не могло не прозвучать в унисон с более глобальными протестами против образовательной реформы и таким образом Могилянка, в том числе и на полу-официальном уровне, стала одной из движущих сил кампании. Вспомнились старые добрые корпоративные ценности, существенная часть левых студентов и преподавателей прониклась гордостью за свою Alma Mater. Да что уж там говорить, в своей статье написанной в конце 2010 года я называл Могилянку чуть ли не «украинским Беркли», видя в ней большой протестный потенциал. Таким образом, параллельно с ростом протестных настроений, усиливалось и ощущение некой университетской идентичности, которая объединяла уже не «анархистов», не «левых», а именно «могилянцев». То есть, как левых, так и аполитичных студентов, а заодно и либералов с патриотами. Левые поначалу уверенно пытались задавать тон, но были явно не большинстве. Если в болото упадёт искра — может, конечно же, начаться торфяной пожар, но скорее всего, огонь попросту сразу погаснет. Это и произошло. Не желая травмировать «простых студентов» левые всё больше отказывались от декларирования собственной политической идентичности, не замечая, что на самом деле уступают вовсе не «аполитичной» массе, а своим правым оппонентам. Стремясь не выглядеть чрезмерными радикалами, они потеряли тех, кто искал именно радикализма, и не получили взамен ничего. Левые прониклись робкой любовью к своим правым и либеральным могильщикам, но не нашли взаимности.
Переломным моментом в отношениях между правыми и левыми в Могилянке стала выставка Центра Визуальной Культуры «Украинское Тело». Ректор собственноручно, в обход всех правил и норм закрыл её, охарактеризовав выставку ёмким словом «дерьмо». Его не смутил даже тот факт, что Могилянка и левые были, фактически, партнёрами в борьбе против Министерства Образования. Фундаментальной ошибкой, которую допустили многие сторонники и защитники Центра Визуальной Культуры было то, что они поверили, что дело действительно в «Украинском Теле», или же в фигуре руководителя центра Василия Черепанина. Настоящее противостояние было гораздо больше и глобальнее, так что никакие уступки не могли удовлетворить правых оппонентов — речь шла о войне на уничтожение.
Второй ошибкой было нежелание видеть в Сергее Квите полноценного игрока. Его воспринимали как статиста, как человека не обладающего собственной политической волей, как жертву обстоятельств. На самом деле, как раз с волей у сотника «Тризуба» всё было замечательно. Парадоксально, но во всей этой истории именно Квит, а не левые радикалы, выступил в роли активиста, способного прямое действие. Он попросту пришёл и поменял замок в помещении, превысив свои полномочия, наплевав на правила и законы. На это левые ответили символическими акциями протеста и переговорами, в ходе которых ректор великодушно пообещал им открыть центр, без открытия скандальной выставки. Но восстановить статус кво не получилось.
Михаил Бакунин говорил, что если отрезать от свободы кусочек, то в этот кусочек перейдёт вся свобода. Вероятно, именно переговоры были последней проверкой, которую ректор устроил своим визави и после которой он понял, что их можно добивать без страха. Конструктивность, готовность идти на уступки, готовность приносить жертвы (а пожертвовали не только выставкой, но и неудобным Василием Черепаниным, который сложил с себя полномочия председателя ЦВК), все эти либеральные доблести воспринимаются в рамках ультраправой системы ценностей вполне однозначно. Как слабость. Слабых же, в рамках всё той же системы ценностей, положено добивать. Что администрация Могилянки и сделала. Спустя какое-то время после «успешных» переговоров учёный совет принял решение о закрытии ЦВК. Ректор показал себя настоящим хозяином своего слова, легко взяв его обратно. Но глупо сетовать на нарушение им правил игры, потому что никаких правил на самом деле не существует. Любые переговоры, сами по себе — не более чем пустые слова. Любые соглашения, даже зафиксированные на бумаге, не обретают силу благодаря Большой Круглой Печати, они значат что-то лишь если являются отражением реального соотношения сил. На администрацию не произвели особого впечатления письма от Жижека и Квасневского, выступавших в поддержку Центра Визуальной Культуры. Простая болгарка, которой можно было бы спилить замок, оказалась бы эффективнее, чем тысячи слов статусных интеллектуалов и политиков.
Соотношение сил определяется, в первую очередь, готовностью к действительно жестким и радикальным действиям. Затянувшаяся война Академии и Министерства Образования делала её довольно-таки уязвимым для любой агрессии изнутри. Попытка захвата помещений университета, столкновения с охраной и полицией и связанный с этим скандал мог бы стать достаточно весомым фактором, чтобы одно зло получило перевес над другим злом. Фактически, эскалация скандала вокруг ЦВК вполне могла бы поставить под удар весь университет. Это было бы самоубийством (правый консерватор Табачник не прогрессивнее Квита, и левым при его ставленнике жилось бы не лучше), но самоубийством красивым, как говорит мудрый украинский народ: «сгорел сарай, гори и хата». На самом деле, если бы такая самоуничтожительная перспектива была реальной — ректор не пошёл бы на конфликт. Администрация Могилянки всерьёз показала зубы лишь после того, как левые продемонстрировали ей свою лояльность, после того, как стало ясно, что никто всерьёз не планирует бить в спину «своих». Ключом к победе являются вовсе не радикальные действия, но готовность к ним. Не кинетическая энергия, а потенциальная, не брошенный камень, а зажатый в кулаке. Мы проиграли тогда, когда продемонстрировали пустые ладони.
На пикет в поддержку «Украинского Тела» (который предшествовал тем самым «победным» переговорам) пришла небольшая группа наци-провокаторов. Помимо стандартных патриотических и расистских кричалок они скандировали «Квит, мы с тобой!». Чуть ли не самым некрасивым моментом во всей этой истории был ответ левых: «Квит не с вами». Думаю, что наши оппоненты смеялись, когда ректор наглядно показал с кем он на самом деле. Он показывает это и дальше: ультраправый студенческий профсоюз получает от администрации десять тысяч гривен на публикацию своей литературы, в помещении ЦВК размещается архив профессора-антисемита. Практически в годовщину закрытия обвинённого в порнографичности «Украинского Тела» в университете прошла «Ночь эротической поэзии», приуроченная ко Дню Святого Валентина. Политические эксперименты с телом и сексуальностью в университете сменили пошлые ханжески-порнографические частушки, немного разбавленные ура-патриотизмом. Торжество морали и традиционных ценностей налицо.
Главный урок, который левым следует вынести из всей этой истории очень прост. Не подставляйте другую щёку. Не бойтесь быть радикальными, потому что радикализм — это единственный шанс для слабого одержать победу. Оставьте конструктивность и великодушие до лучших тех времён. Потому что с вами никто и никогда не будет конструктивным и великодушным.
Для сайта Рабкор
Добавить комментарий