Ветеран анархического и антифашистского движения Украины Максим Буткевич уже больше чем полтора года находится в плену. Анархисты о нем могли бы писать больше, и мой текст о нем тоже сильно опоздал. Но и помочь ему можно немногим.
После полномасштабного вторжения России в Украину в феврале 2022 года Макс, имевший звание лейтенанта запаса, записался добровольцем в ВСУ. Он участвовал в освобождении Киевской области от оккупантов, но в июне 2022 года оказался в плену в Восточной Украине. Он попал в окружение, и, решив сдаться, спас жизнь своей роты. Скоро появились пропагандистские ролики о военнопленных, где его было видно. Снятие таких роликов само по себе — военное преступление, но зато семья и друзья могли радоваться, что его не расстреляли или не уморили голодом.
Срок в 13 лет как награда за активизм
Весной 2023 года Макса осудили в «ЛНР» на 13 лет по статьям о «жестоком обращении с мирным населением, использовании запрещенных методов в ходе вооруженного конфликта, а также покушении на убийство». В ходе процесса к нему даже не пустили адвоката по соглашению, в первый раз адвокат смог с ним пообщаться в день рассмотрения апелляции по видеосвязи из Москвы 22 августа 2023 года.
Макс невиновен: преступления якобы произошли в Северодонецке, но его подразделение прибыло туда только 10 дней спустя заявленной даты. Но свою вину Макс первоначально признал, и понятно почему — нет никаких причин участвовать в этом цирке, где итог заранее предрешен.
Его срок — своеобразная награда от российского режима за правозащитную деятельность в течении последних 20 лет. Абсурдность обвинения была очевидна и Олегу Орлову из «Мемориала», и Светлане Ганнушкиной из «Гражданского содействия», которые хорошо знают Макса и пришли на апелляционное рассмотрение, где удалось впервые с момента его ареста (и в предпоследний раз) поговорить с ним по видеосвязи во время перерыва заседания.
Последняя (пока) возможность увидеться с Максом была во время рассмотрения кассации во Верховном суде РФ в среду 13 марта 2024 года. В этот раз тюремщики уже не позволяли Максу общаться с публикой кроме как жестами, но Макс был бодрым и улыбчивым. Пришла Светлана Ганнушкина, а Орлов уже сам отбывает тюремный срок в 2.5 года, поскольку говорил правду о войне в Украине. В этот раз Макс вину отрицал, сказал, что он признал ее из-за пыток, и поскольку ему в обмен на признание обещали скорое включение в обмен пленными (естественно, наврали). Верховному суду, естественно, было на все это плевать, приговор оставили в силе.
Из-за широкой известности Макса и его связей во всем мире нет недостатка людей, готовых финансировать ему адвокатов, но адвокатам фактически не дают с ним общаться. Письма и бандероли долго возвращали со сталинской отметкой «переписка не положена», только недавно начали что-то пропускать. Остается только надеяться на обмен пленных, но так как Макс ненавистен кремлевским псам, и с властью Украины тоже не дружил, боюсь, в списках обмена он появится не скоро. Многочисленные тексты о том, какой Макс прекрасный человек, к нему могут не попадать, и не особенно ему помогают. Но, надеюсь, вреда от них тоже не будет, следовательно, пишу.
Жизнь по принципам
Из вторых рук я слышал, что Макс даже в последнее время считал себя анархистом. Уверенности в этом у меня нет, так как сам он этого не афишировал. И по большому счету это не играло это никакой роли, так как он жил именно как и должен жить анархист. Афишировал — не афишировал, Макс для меня во многом образцовый анархист.
По работе он занимался серьезными журналистскими делами, в том числе расследованиями про украинских фашистов, за что получал угрозы. Но после работы, как и у многих активистов, у него начинался второй рабочий день — по защите мигрантов. В одной из беднейших стран Европы это совершенно неблагодарное дело. Народ не понимает — разве у нас не достаточно собственных проблем? Кому нужные права каких-то непонятных «экстремистов» из Узбекистана? Это были самые уязвимые люди в Украине, и Максу они были нужны, многим он конкретно спас жизнь. В том числе многим антифашистам, которые сбежали из России после драк с фашистами или нападения на городскую администрацию в Химках.
Есть несколько способов быть анархистом. Анархист может, например, быть подпольным бойцом и идти на прямой конфликт с властью любым способом. Но также анархист может искать максимальные возможности влиять на общество публичными средствами, но без попытки прийти к власти. Многие анархисты таким образом попадают в журналистику или в правозащиту. Макс занимался и тем, и другим, преуспев в обеих областях.
Против границ
На эту деятельность его вдохновляли в том числе лагеря против границ, которые в конце 90-х и в нулевых проводили в разных странах Европы, в том числе в Польше в 2000-2004 г.г.. Для первого польского лагеря против границ в Устрики горишни (Ustrzyki Górne) участник киевской анархо-группы «Тигра Нигра», в которой состоял и Макс, рисовал логотип для маек, который потом стал логотипом организации «Без границ», созданной Максом. Эта майка у меня хранится до сих пор.
Сейчас, во время войны, «маленьких зеленых людей» и почти полного закрытия границ (от людей, не от капитала) в Восточной Европе, лагеря против границ кажутся фантастикой. Это показатель того, как сильно мы вынуждены были отступать в течении последних 20 лет. Надо сказать, и тогда требования убрать все границы были утопичными, и лагеря не были широким массовым движением, в них участвовали только анархисты, автономы, радикальные антифашисты и борцы за права мигрантов.
Самый большой лагерь против границ в восточной Европе был организован Максом и его товарищами в Закарпатье с 11 по 20 августа 2007 года, в нем участвовали около 300 человек. В лагере были акции, направленные вовне, например, протесты у местных депортационных центров, но также проводили около сотни воркшопов и собраний на самые различные темы, кроме миграции, обсуждали антифашизм, феминизм, зоозащиту, гомофобию, проблемы экологии, свободного программного обеспечения, жилищного самоуправления, кооперативной экономики и.т.д.
До того, как я участвовал в закарпатском лагере, я был в 3 из 4 лагерей против границ, которые организовывали в Польше в 2000-2003 г.г.. Для меня спустя 20 лет жизни в Финляндии и 8 лет жизни в Москве культурный шок в Закарпатье был больше, чем в Польше. Во-первых, там некоторые беларусы-антифашисты вешали бела-чырвона-белы сцяг. Нас, «москалей», подобный «национализм», конечно, шокировал, но беларуские анархисты нам объясняли, почему это нормально: флаг демократической оппозиции — это не флаг гнусного государственного патриотизма. Во-вторых, некоторые украинские антифа из Львова ходили в майках УПА, что нас, естественно, тоже шокировало. Но нам объясняли, что в западной Украине символика УПА не означает одобрения резни евреев и поляков, это просто символ сопротивления тоталитаризму.
Были и недопонимания между немецкими ЛГБТ-квирами и восточными антифа в связи с лексикой и манерой общения. Риски возникновения проблем с местными правыми и ментами все время висели в воздухе, особенно после того, как приезжие активисты забивали болт на планы организаторов избегать резких конфликтов с властью и проводили мелкие акции прямого действия во время демонстраций.
Решением всех этих конфликтов и бытовых проблем в лагере занимался Макс. Из-за слабости украинского движения местная орггруппа была небольшой, и самая большая ответственность за все была у него. Он был от начала до конца в стрессовом состоянии, курил непрерывно и больше не организовал никакие лагеря против границ.
Но тем не менее, все конфликты были более или менее улажены, местность был невероятно красивой, атмосфера, несмотря на множество конфликтов, была дружной. Я познакомился с некоторыми людьми, которые до сих пор являются моими ближайшими товарищами. Украинские активисты не были в состоянии организовывать новые лагеря, но этот единственный был лично для меня полезным, важным и незабываемым опытом. Более подробный отчет о лагере был опубликован в "Автономе" номер 29.
От Боба Марли к поддержке партизана Синченко
Но с Максом я познакомился намного раньше, зимой 2000 года в Москве. Общались мы редко и всегда исключительно по делам, в последний раз незадолго до начала полномасштабной войны в Украине, когда я пытался выяснить, как можно помочь Григорию Синченко, партизану и сочувствующему анархистам, который занимался диверсиями и покушениями против правоохранительных органов в 2020 году в Донецке. Макс расследовал вопрос, но сделал вывод, что человеку, находящемуся в заключении в «народных республиках», помочь почти ничем невозможно. По иронии судьбы меньше чем год спустя Макс сам оказался в таком же положении.
В 2000-2002 г.г. году я жил в Москве в коммуне, в которой бывало множество анархистов из России, Украины и Беларуси. Макс там оставил несколько кассет, которые он сам записал, самые любимые мне разрешили забрать себе, когда я переехал в общежитие РУДН, в том числе Uprising Боба Марли. Боб Марли мне был знаком и раньше, но нашел отклик у меня только после того, как я послушал кассеты Макса.
Макс был тогда, и до сих пор считает себя православным, не знаю, к какой из множества православных церквей в Украине он принадлежит. На религиозные темы он писал в своем фейсбуке и после боев под Киевом в 2022 году. Я всегда был далек от любых религий, но благодаря такими людям, как Макс и Дима Петров, я понял, что нет противоречия между анархизмом и личными религиозными убеждениями (отношение анархизма к институциональным религиям, конечно, другое дело).
Макс, спасибо за все — за то, что спас наших друзей от беды, за вдохновение, за лагерь, в котором я познакомился с теми, кто до сих являются моими близкими друзьями.
Антти Раутиайнен
Добавить комментарий