Генезис и развитие «новых левых» – и, шире, протестного движения 1960-х – в ФРГ обычно принято связывать с «критической теорией» Франкфуртской школы. Тем не менее, «теория практики» и «практика теории» Ситуационистского Интернационала дала западнонемецким «новым левым» не менее важный импульс. Как будет показано ниже, контакты с французскими ситуационистами оказали большое влияние на немецких радикалов 1968 года, но, тем не менее, так и не привели к созданию в Германии самостоятельного политического течения, которое соответствовало бы представлениям Ги Дебора и его соратников.
...и примкнувший к ним Кунцельман
Немецкая секция Ситуационистского Интернационала появилась в апреле 1959 года. Пятеро мюнхенских художников – Эрвин Айш (р. 1927), Лотар Фишер (1933–2004), Хаймрад Прем (1934–1978), Ханс-Петер Циммер (1936–1978) и Хельмут Штурм (1932–2008), – создавшие за два года до этого художественную группу «SPUR» («Шпур», то есть «След»), уже успели себя зарекомендовать опытными возмутителями спокойствия[2]. 23 января 1959 года они распространили объявление, что на открытии выставки «Экстремисты-реалисты» выступит популярнейший в те годы философ Макс Бензе. Перед собравшейся публикой предстала пустая трибуна со стаканом воды – было объявлено, что философ не смог прийти, но прислал аудиозапись лекции. Триста собравшихся гостей с изумлением выслушали набор бессвязанных философских высказываний – коллаж из различных текстов Бензе. Сам философ, в свою очередь, поспешил выступить с официальным опровержением в местной прессе[3].
Контакт «шпуристов» с Ситуационистским Интернационалом был быстро налажен – его члены, Асгер Йорн и Джузеппе Пино-Галлицио, проводили выставки в Мюнхене, а Хельмут Штурм некоторое время учился во Франции[4]. Третья конференция Ситуационистского Интернационала, состоявшаяся в апреле 1959 года, на которой «SPUR» официально признали его немецкой секцией, проходила в богемном мюнхенском районе Швабинг, в котором и обитали «экстремисты-реалисты». Но, похвалив их «волю к экстремизму», Ги Дебор предупредил немцев, чтобы они не пытались импортировать в Германию «искусственные, уже изжившие себя в других странах, новинки», а напротив, боролись с подобным «псевдомодернизмом»[5]. Это было лишь первым намеком, за которым последовали серьезные разногласия. Историк Ариберт Райман отмечает, что «шпуристы» с самого начала имели совсем другие политические и эстетические установки. В то время, как Дебор стремился к коллективному действию, мюнхенские художники, как отмечает Райман, писали все больше об индивидууме. В их текстах идет речь об «обновлении мира без демократии и коммунизма», которое возможно «лишь через обновление индивидуализма, а не через коллективную мысль»[6].
Насколько были политизированы «шпуристы» в начале своей деятельности, реконструировать сложно, но дальнейший ход событий резко столкнул их с политической проблематикой. Когда в августе 1960 года участники «SPUR» раздавали в Швабинге первый номер своего одноименного печатного органа, у них завязался спор с неким молодым человеком без определенных занятий, чье имя было Дитер Кунцельман. Кунцельман, одна из самых колоритных фигур протестного движения 1960-х (да и двух последующих десятилетий), родился в 1939 году в баварском городе Бамберг, в семье директора местной сберкассы. Детство провел в католических молодежных организациях (других в Бамберге, похоже, и не было), гимназию не закончил и по протекции отца начал профессиональное обучение – ему предстояло стать банковским служащим. Но в мае 1959 года Кунцельман, слывший вполне прилежным и неприметным учеником, неожиданно исчез. Автостопом он добрался до Парижа и до осени прожил там клошаром, ночуя под мостом. Контактов с ситуационистами или другими радикальными группами в то лето Кунцельман не имел. Вообще, единственная информация о каких-либо значимых встречах будущей звезды «внепарламентской оппозиции» – непроверенный слух о том, что он ночевал под одним мостом с будущим философом Жаном Бодрийяром[7]. По возвращении из Парижа блудный сын был прощен семьей, и отец даже согласился высылать Дитеру, мечтавшему уехать в какой-нибудь большой город, чтобы начать новую жизнь, 250 марок в месяц[8].
После долгого спора Кунцельман примкнул к «SPUR». Он единственный, кто не был художником в группе, но «шпуристы» ценили его бойкое перо. В январе 1961 года он пишет для группы манифест, в котором требует «освобождения удовольствия из-под власти правящих идеологий и рационализма»[9]. Навряд ли такие высказывания способствовали улучшению отношений между Мюнхеном и Парижем. Дебор как раз критиковал своих предшественников и учителей-сюрреалистов за антирационализм, вульгарное ницшеанство и фактическое скатывание к мистике[10].
Впрочем, в Ситуационистском Интернационале и без того нарастал конфликт между национальными секциями. В 1960 году Дебор на полгода примкнул к группе коммунистов-левоуклонистов «Социализм или варварство», которую возглавлял бывший троцкист Корнелиус Касториадис. Членство Дебора в этой группе было недолгим – около полугода. Лидер Интернационала был недоволен авторитарным стилем Касториадиса, который властвовал фактически безраздельно. Касториадис, в свою очередь, имея значительный опыт фракционной работы в небольшом, но вполне «серьезном» троцкистском Интернационале, не разделял стремления Дебора уделять больше внимания культурным проблемам. В конечном счете Дебор покинул группу весной 1961 года, уведя за собой около дюжины членов группы, в основном из молодого поколения[11]. И если в группе «Социализм или варварство» Дебор был, пожалуй, наиболее озабочен культурными и эстетическими вопросами, то в своей собственной вотчине, Ситуационистском Интернационале, он был как раз наиболее политизированным среди художников и литераторов.
Во время пребывания в группе Дебор значительно расширил свои познания о рабочем движении и марксизме[12]. Касториадис и его сторонники от троцкизма перешели к «коммунизму рабочих советов» и полному отрицанию ленинизма. Идея «подлинной власти советов», усвоенная Дебором, теперь была принята и в Ситуационистском Интернационале. Дебор стал требовать ориентации на пролетариат. Мюнхенские художники возразили ему еще на четвертой конференции Ситуационистского Интернационала в сентябре 1960 года в Лондоне, утверждая, что пролетариат уже окончательно интегрирован в систему и необходима мобилизация критических деятелей искусства как нового субъекта общественных изменений. С такой маркузианской аргументацией Дебор согласиться не мог. «Шпуристы», в свою очередь, не были ни признанными художественными авторитетами, как Асгер Йорн, ни профессиональной богемой без определенных занятий, как сам Ги Дебор или Кунцельман. Все создатели группы были студентами Мюнхенской академии изобразительных исскуств, которым надо было думать о карьере[13]. Дебор, ревностно пресекавший любые попытки соратников сделать себе имя на работе в Ситуационистском Интернационале, стал обвинять мюнхенцов в сотрудничестве с галеристом Отто ван де Лоо (р. 1924), который проявлял большой интерес к их работам[14]. Конфликт закончился исключением «SPUR» 10 февраля 1962 года. В Центральном совете Ситуационистского Интернационала остался лишь один немец – Уве Лаузен (1941–1970). Лаузен, сын депутата бундестага от Социал-демократической партии Германии, художник-самоучка, познакомился со «шпуристами» в декабре 1960-го вместе со своим другом, студентом философии и издателем студенческого литературного журнала Франком Бёккельманом (р. 1941). Кунцельман на момент исключения «SPUR» из Ситуационистского Интернационала также был членом Центрального совета и заявил, что всецело разделяет критику Дебора, но, поставленный перед выбором между голосованием за исключение своих товарищей или исключением его самого, выбрал последнее[15].
Швабингские беспорядки и «Субверсивное действие»
Лаузен, оставшись теперь единственным полномочным представителем Ситуационистского Интернационала в Германии, стал выпускать новый журнал «DerDeutscheGedanke» (впрочем, свет увидел лишь один номер), а среди исключенных «шпуристов» продолжались споры между «художниками» и «политиками». Кроме того, на членов группы посыпались судебные преследования по обвинениям в богохульстве и порнографии – результат распространения художественных и литературных материалов. Один из процессов продолжался вплоть до 1975 года и вошел в историю ФРГ как один из самых длительных такого рода.
Впрочем, действительность вскоре оказалась радикальнее любого радикального искусства. В июне 1962 года в родном районе «шпуристов», мюнхенском Швабинге, произошло событие, которое позднее не раз толковали как предвестие грядущих волнений 1968 года. Пятеро молодых уличных музыкантов продолжали вопреки установленным порядкам играть музыку после половины одиннадцатого вечера. Когда полиция попыталась их задержать, слушатели оказали сопротивление. Ситуация развивалась стремительно, дело дошло до массовых волнений, продолжавшихся до четырех часов утра: примерно 40 тысяч подростков и студентов вступили в схватку с конной полицией. Полицейские стали хватать и избивать прохожих без разбору – в итоге пострадали вполне респектабельные граждане и даже генеральный консул Греции. Были задержаны около 400 человек, возбуждены 199 уголовных дел – при этом действия полиции остались без юридических последствий[16]. Долгие годы считалось, что будущие участники протестного движения просто не могли не принять активного участия в спонтанном бунте, который к тому же происходил непосредственно у них за порогом, в их родном районе. Известно, что среди взбунтовавшейся швабингской молодежи был будущий лидер Фракции Красной армии (RAF) Андреас Баадер. Но, как убедительно доказывает исследование Штефана Хемлера, «шпуристы», включая Кунцельмана, остались в стороне от беспорядков[17]. По мнению Ариберта Раймана, в этом могло сыграть свою роль и то, что у «шпуристов» на тот момент было и без того немало неприятностей с правоохранительными органами[18].
После того, как «шпуристы» проспали (по выражению Франка Бёккельмана[19]) крупнейшее за всю предыдущую историю ФРГ столкновение горожан с полицией, произошло размежевание группы. В сентябре Кунцельман покинул «SPUR». В то время, как «шпуристы» все больше сосредоточивались на изобразительном искусстве, Кунцельман и Бёккельман стремились к поиску новых форм провокации[20]. Таким образом, «SPUR» постепенно выходил из-под влияния ситуационистских теорий – в дальнейшем художникам хотя и приходилось сотрудничать с протестным движением, но известность они приобрели именно благодаря своей профессиональной деятельностью[21].
Кунцельман, в свою очередь, пытался продолжать ситуационистскую практику без санкции Ситуационистского Интернационала и Дебора. Его привлекал именно акционизм, который, вопреки устоявшимся представлениям, в Ситуационистском Интернационале был явлением редким. Хэппенинги и перформансы не занимали там центрального места, что, по мнению историка Ингрид Гильхер-Холтей, было связано с требовательностью Дебора. Практика должна была соответствовать теоретическим декларациям[22].
Для Кунцельмана открывались новые просторы. Началом его самостоятельной деятельности стал выпуск периодического издания «UnverbindlicheRichtlinien», отпечатанного в декабре 1962 года трехтысячным тиражом на деньги, которые выдал «шпурист» Циммер после продажи одной из своих картин[23]. В работе над журналом приняли участие двое новых соратников: люксембуржец Родольф Гаше (р. 1939), студент социологического факультета берлинского университета, который давно интересовался ситуационизмом, встречался с членами различных секций и переписывался с Дебором[24], и проживавший в Эрлангене муж старшей сестры Кунцельмана Рудольф Май (1930–1979), писавший под псевдонимом «Кристофер Балденай». Май в молодости был активистом «Католической молодежи» и даже изучал богословие. Некоторое время он работал воспитателем в приюте, но в 1956 году выступил против телесных наказаний и был уволен[25]. Новый журнал уже пестрит ссылками на авторов Франкфуртской школы – Теодора Адорно, Макса Хоркхаймера и Герберта Маркузе. Здесь же – видимо, под влиянием «швабингских беспорядков» – рассматривается молодежная субкультура «хальбштарке»[26] – с точки зрения авторов глубоко конформистская и буржуазная по сути[27].
К коллективу издателей вскоре примкнул и Франк Бёккельман, уже имевший опыт редакторской работы. Теперь Кунцельман был в группе, где он единственный обладал опытом ситуационистской практики, но зато его соратники обладали гуманитарным образованием и доступом к университетской инфраструктуре. Бёккельман был ассистентом философа-реэмигранта Арнольда Метцгера; Гаше как носитель языка мог быть посредником для контактов с Францией; Май живо интересовался тогда еще малоизвестным фрейдомарксизмом. Было решено создать межрегиональную организацию, теперь уже с революционными, а не художественными задачами. В ноябре 1963 года на квартире у Кунцельмана была создана группа «Субверсивное действие» («Subversive Aktion»). Поначалу в ней состояли только Кунцельман, его подруга Марион Штеффель-Штергар (1942–2006), Гаше, Май и Бёккельман, но вскоре появились новые сочувствующие в Берлине, Тюбингене, Штутгарте и Франкфурте[28].
В декабре того же года «Субверсивное действие» заявило о себе листовкой «И ты тоже убил Кеннеди!». В ней утверждалось, что всеобщая скорбь по поводу недавнего убийства молодого американского президента свидетельствует как раз о тайном предожидании преступления, царившем в обществе. «Выставленное напоказ счастье производит зависть, и траур всех призван компенсировать всеобщее желание смерти»[29]. Другие тезисы листовки развивали мысль в духе психологии масс:
«Манипулированная истерия и бесплатно потребляемая трагика производят сближенность. Наслаждение болью – признак коллективной идиотии, а напыщенное чувство общности в социуме, где каждый совершенно обособленно от каждого другого пребывает в изоляции, может быть внушено только массовым психозом»[30].
«Праздник общей беды» стал для «Субверсивного действия» поводом обратить внимание на проблемы, которые несколько позже будут занимать движение «новых левых» в ФРГ: отчуждение, манипуляция, пассивность масс в условиях стабильного социального государства. К массам «Субверсивное действие» обращалось на языке психоанализа:
«В преорде сыновья убивали отцов, чтобы обладать матерями, и мир застрелил Большого Брата Джона, чтобы покусится на Жаклин»[31].
Другой знаменитой акцией «Субверсивного действия» стала расклейка объявлений с цитатами из работ Адорно. Под ними помещался риторический вопрос, почему профессор все знает об обществе, но ничего не предпринимает для его изменения. Плакат был подписан именем франкфуртского философа, тот, узнав о плакатной акции, обратился в суд.
«Наши люди успешно внедрены в ССНС»
В конце 1963-го или в начале 1964 года (тут воспоминания расходятся)[32] к берлинской ячейке «Субверсивного действия» примкнули два новых члена – Руди Дучке (1940–1979) и Бернд Рабель (р. 1938). Оба выросли в ГДР, оба изучали в Берлине социологию. Уже первая встреча наглядно продемонстрировала различие подходов: «Субверсивное действие» назначило своим потенциальным сторонникам встречу в полночь, в то время как Дучке и Рабель были вполне прилежными студентами и не хотели пропускать утренних занятий[33].
Интересы Дучке и Рабеля заметно отличались от интересов мюнхенской богемы[34]. Их занимала «правильная» трактовка Ленина, которого не ценили ни ситуационисты, ни западногерманские сторонники «критической теории». Если Франкфуртская школа – и, в меньшей степени, Ситуационистский Интернационал[35] – подчеркивали всеохватывающий характер буржуазной идеологии, растущую способность системы интегрировать любую критику, то Дучке был оптимистично настроен, так как рассчитывал на революционный подъем в странах «третьего мира».
И все-таки их обоих приняли в организацию. Берлинцы были начитаны и к тому же, общаясь со студентами всего мира, да еще в «прифронтовом городе “холодной войны”», Западном Берлине, разбирались в мировой политической обстановке. Им однако не хватало представления о практическом воплощении их идей. Зато у Кунцельмана и его друзей к тому времени уже накопился немалый опыт проведения провокативных акций. Политический курс «Субверсивного действия» стал заметно меняться. В новом издании группы – журнале «Anschläge», – кроме сумбурных, ассоциативных текстов, появились статьи о советских и китайских теориях империализма и даже тексты Вольфганга Хариха, оппозиционного марксиста из ГДР[36]. Наметился поворот к «серьезной» политике.
В поисках новых возможностей было решено прозондировать ситуацию в Социалистическом союзе немецких студентов (ССНС), бывшей студенческой организации Социал-демократической партии Германии, в те годы крупнейшей, не зависящей от партий организации левых в ФРГ[37]. Кунцельман и Бёккельман со своим братом отправились во Франкфурт, где, выдав себя за товарищей из Мюнхена, попросились переночевать в помещении федерального правления ССНС. За ночь они успели просмотреть архив и уяснить наличие основных фракций. Правда, на следующий день обман раскрылся, и председатель ССНС Хельмут Шауер лично позаботился об их выдворении. Дучке и Рабель вместе с Гаше и приятелем Бёккельмана Хербертом Нагелем (р. 1939) вступили в берлинскую организацию ССНС без особых приключений, а мюнхенская ячейка «Субверсивного действия» после происшествия во Франкфурте (к тому же Кунцельман даже не был студентом и потому не мог быть членом студенческой организации) пошла окольными путями. Был налажен контакт с так называемым «Обществом научного социализма» (Gesellschaft für wissenschaftlichen Sozialismus). Об этой мюнхенской организации до сих пор известно крайне мало. Возглавлял ее некто Рольф Грамке (1926–1988), учитель, слепой инвалид войны. Он собрал вокруг себя кружок, в котором обсуждались левые психоаналитики типа Отто Рюле и Вильгельма Райха[38], а также идея «рабочих советов». Согласно воспоминаниям Бёккельмана, Грамке в прошлом был функционером Коммунистической партии Германии, потом перешел на троцкистские позиции, а к моменту знакомства с «Субверсивным действием» стал «рэтекоммунистом». В его «Общество» входили около 30 человек, среди которых было немало рабочих[39]. Грамке мог бы сыграть для Кунцельмана ту же роль, что в свое время сыграл Касториадис для Дебора, – ментора, причастного к истории рабочего движения. Но в «Субверсивном действии» с самого начала поднялся ропот из-за непривычного «пролетаризма» Грамке, и интереса к нему Кунцельмана большинство не разделяло[40]. К тому же Грамке считал приоритетным агитацию на предприятиях, а «Субверсивное действие» явно отдавало предпочтение критике массовой психологии и явлений культуры.
В 1965 году возникла довольно парадоксальная ситуация: Дучке и Рабель успешно продвигались на важные посты в берлинском ССНС, а Гаше и Нагель отказывались тратить время на «бюрократическую» работу[41]. Уже в феврале Бёккельман писал Нагелю, что ССНС успешно инфильтрировано «нашими людьми и людьми Грамке» и активность группы нарастает, но еще не выработана единая концепция действий[42].
Действительно, единого взгляда по поводу практических действий, которых так жаждал Кунцельман, в «Субверсивном действии» не было. Когда, например, в декабре 1964 года ССНС впервые прибегнул к новым методам протеста – во время выступлений против визита конголезского диктатора Чомбе его кортеж закидали яйцами, а трассу, по которой он передвигался, блокировали демонстранты, – Кунцельман, Штеффель-Штергар и Дучке горячо поддерживали участие в этих акциях. Другие члены группы, в свою очередь, опасались, что быстрые отклики на политическую злобу дня снижают уровень радикальности всей организации[43]. Кунцельман хотя и скептически относился к слишком «теоретически» настроенным товарищам, однако стал проявлять все большую заинтересованность марксизмом и, в конечном счете, стал настаивать на объединении с группой Грамке. Это вызвало негодование мюнхенской ячейки, и в конце концов 24 апреля 1965 года Кунцельман и Штеффель-Штергар были признаны выбывшими из «Субверсивного действия», а в мае берлинская ячейка порвала с Дучке и Рабелем.
Дучке и Кунцельман некоторое время пытались сотрудничать с «Обществом научного социализма» в рамках «Акции за интернациональную солидарность» (Aktion für internationale Solidarität) (созданной по случаю визита Чомбе) и «Акции социалистов рабочих советов» (Aktion der Rätesozialisten). Но в дальнейшем их деятельность все больше переносилась в рамки ССНС.
1968-й: профанация победившего учения
В сентябре 1966 года Кунцельман переехал в Берлин. На некоторое время он и Дучке становятся ближайшими соратниками. Именно через Дучке инновации в области протестных действий, выработанные Кунцельманом еще в Мюнхене, постепенно получали все большее распространение в ССНС. При этом быстро забывались или изменялись изначальные ситуационистские теории. К деятельности Ситуационистского Интернационала Дучке и Кунцельман большого интереса уже не проявляли. Они лихорадочно открывали для себя все новые и новые темы. Так, например, в октябре 1965 года ими была предпринята экспедиция в Амстердамский международный институт социальной истории. Дучке и Кунцельман так увлеклись поисками текстов Вильгельма Райха и исследованиями по истории рабочих советов, что почти не заметили первых выступлений движения «Прово»[44] – в дальнейшем важного примера для подражания для «антиавторитарных левых», к тому же возникших при участии бывшего члена Ситуационистского Интернационала Константа Нивенхейса.
ССНС стремительно открывало для себя новые формы протеста[45]. Уже после демонстраций против Чомбе Дучке писал, что большие демонстрации дают возможность перейти от разрешенных форм к нелегальным, а конфликтов с властями следует не избегать, а искать[46]. Благодаря непривычным формам выступлений Дучке вскоре стал самым известным представителем протестующих студентов, так сказать, лицом движения. Склонный к пафосу, мало интересующийся эстетическими теориями и к тому же начисто лишенный всякой самоиронии, Дучке от ситуационизма перенял только технические навыки провокации.
С Кунцельманом Дучке разошелся уже к началу 1967 года. Еще до переезда Кунцельмана в Берлин возникли планы создания «революционных коммун» для совместного проживания политических активистов. Но в ходе конкретизации этих планов Дучке (во многом под влиянием своей жены Гретхен Клоц, которая с неприязнью относилась к Кунцельману, – а тот отвечал ей взаимностью[47]) и Рабель не приняли идею Кунцельмана о полной ликвидации собственности, личной сферы и моногамных отношений как необходимой предпосылки для создания «нового человека». В 1967 году была создана «Коммуна I», а Кунцельман стал ее главным идеологом. Ариберт Райман считает, что проект коммуны возник у Кунцельмана под влиянием ситуационистских планов «баз эксперементальной жизни» Рауля Ванейгема и Аттилы Котани[48]. Райман также обращает внимание, что для Кунцельмана понятие «спектакль»[49] очевидно имело другой смысл, чем для Дебора. Кунцельман постоянно добивался медиального внимания к своим «зрелищным акциям», для Дебора же «спектакль» – это как раз объект критики, а акции должны были быть направлены на разрушение пассивного восприятия информации[50]. Можно сказать, всю дальнейшую жизнь Кунцельман посвятил созданию вокруг себя новых медиальных скандалов – он вошел в историю как автор фразы: «Меня не интересует Вьетнам, когда у меня сложности с оргазмом»; в годовщину «хрустальной ночи» Кунцельман пытался взорвать здание еврейской общины в Берлине, выражая таким образом солидарность с угнетенными палестинцами[51]; он посещал лагеря ООП в Иордании, был сторонником маоистской компартии Юргена Хорлемана и Кристиана Землера, членом фракции «зеленых» в берлинской палате депутатов, неоднократно сидел в тюрьме и один раз даже распустил слух о своем самоубийстве.
Осиротевшее мюнхенское «Субверсивное действие» в 1966 году поменяло название на более академическое «Группа изучения социальной теории» (Studiengruppe für Sozialtheorie) и, избавившись от навязанных Кунцельманом, Грамке и Дучке проблем рабочего движения, пыталось вновь наладить контакт с бывшими «шпуристами». Главным теоретиком группы теперь стал Бёккельман, который и поставил точку в ее истории, написав объемную работу «Скверное снятие авторитарного субъекта»[52]. Сформулированная в этой работе критика «новолевых» представлений о роли подавления желаний в формировании «авторитарной личности» до сих пор востребована, например, марксистским феминизмом[53]. В 1968 году, в самый разгар студенческих протестов, Бёккельман покинул ССНС и вскоре порвал с марксизмом[54].
Во время парижского мая 1968-го о Деборе и его Интернационале неожиданно вспомнили, но в ФРГ это не вызвало серьезных попыток создать новую секцию. Уве Лаузен в 1969 году впал в глубокую депрессию и прекратил творческую деятельность, а через год покончил с собой.
В качестве связных между парижскими студентами и ССНС действовали братья Габриэль (р. 1936) и Даниэль (р. 1941) Кон-Бендиты, стоявшие у истоков немецкого движения спонтаистов («шпонти»). Шпонти считаются наследниками ситуационистов и предшественниками автономов. Но, в отличие от деборовского Интернационала, шпонти противопоставляли свою практику теории, а идеи Ситуационистского Интернационала об отчуждении, роли массового потребления и функции зрелища свели к антирационализму, правилам бытового поведения (типа бойкота отдельных фирм) и теориям о манипуляции сознанием при помощи масс-медиа[55]. Формы выступлений, которые еше недавно шокировали, были поставлены на конвейерный поток. А разные протестные «спектакли» (в деборовском понимании этого слова) стали обычным явлением в крупных городах.
Ситуация против спектакля: возвращение к истокам
В 1970–1980-е годы переводом, изданием и распространением текстов Ситуационистского Интернационала в основном занимался круг гамбургских анархистов, сложившийся вокруг Лутца Шуленбурга, Ханны Миттельштедт и Пьера Галлиссере[56]. Журналы «MaD» (1971–1973), «Revolte!» (1973–1982) и «DieAktion» (с 1982 года) пытаются объединить ситуационистское наследие с классическим анархизмом. Другим важным распространителем идей Ситуационистского Интернационала и последующих радикальных организаций можно назвать издателя Клауса Битермана[57]. Но в целом Интернационал был больше темой для искусствоведов и философов, чем для политических активистов. В эпоху, когда его приемы известны каждому пиарщику и рекламщику, все попытки непосредственно возродить уже использованные критические практики обречены на провал.
В последние десятилетия, однако, интерес в Германии к Дебору и Ситуационистскому Интернационалу растет[58]. На их идеи все больше обращают внимание далекие от всякого кунцельмановского акционизма и чистого эстетизма последователи Франкфуртской школы[59], в том числе и так называемые «антинемецкие левые»[60]. Дебор стал интересен именно как политический теоретик. Синтез Франкфуртской школы и ситуационизма, однако, серьезно затрудняется тем фактом, что если Дебор, вслед за Розой Люксембург и своими учителями-рэтекоммунистами, верил в спонтанность масс, то «критическая теория» в лице Адорно и Хоркхаймера на этот счет иллюзий не питала и в этом смысле намного ближе к взглядам Ленина о необходимости агитации извне[61].
Во всяком случае, на наследие Ситуационистского Интернационала сегодня претендуют многие силы левого политического спектра, и теоретические тексты Дебора привлекают большее внимание, чем скандальные акции его адептов.
[1]Автор благодарит Франка Бёккельмана, Ханса Вернера Засса и Гришу Алину Штергар.
[2]Подробнееовозникновениигруппыиееметодахсм.: Lee M.Gruppe Spur: Art as a Revolutionary Medium during the Cold War // Brown T., Anton L. (Eds.).Between the Avantgarde and the Everyday. Subversive Politics in Europe, 1958–2008. New York; Oxford, 2011.
[3] Danzker J.-A.B., Dornacher P. (Hg.).Gruppe SPUR. Ausstellungskatalog, Villa Stuck, München u.a. Ostfildern, 2006. S. 72–73.
[4] Dreher T.Zwischen Kunst und Lebensform: Von den Lettristen zu den Situationisten //Neue Bildende Kunst.1992. № 6. S.11–15; Reimann A. Dieter Kunzelmann: Avantgardist, Protestler, Radikaler //Kritische Studien zur Geschichtswissenschaft. Bd. 188. Göttingen, 2009. S. 65.
[5] Situationistische Internationale 1958–1969. Gesammelte Ausgaben des Organs der Situationistischen Internationale. Hamburg, 1976. Bd. 1.S. 95.
[6] Reimann A. Op. сit. S. 66.
[7] Mattusek M., Oehmke P. Die Tage der Kommune // Der Spiegel. 2007. № 5. S. 142.
[8] Kunzelmann D. Leisten Sie keinen Widerstand. Bilder aus meinem Leben. Berlin, 1998. S. 21.
[9] Ohrt R. (Hg.).Ein kultureller Putsch: Manifeste, Pamphlete und Provokationen der Gruppe SPUR. Hamburg, 1991. S. 43–44.
[10] Baumeister B., Negator Z.Situationistische Revolutionstheorie. Eine Aneignung. Bd. 1: Enchiridion. Stuttgart, 2005. S. 129–130. По сей день, однако, не прекращаются попытки трактовать Дебора именно в таком ключе. Известным российским примером может служить А.В. Цветков. См.: Тарасов А. На подступах к новой революционной идеологии // Свободная мысль – XXI. 2001. № 7. С. 39–48.
[11] Gabler A. Antizipierte Autonomie. Zur Theorie und Praxis der Gruppe «Socialisme ou Barbarie» (1949–1967). Hannover, 2009. S. 104–107.
[12] Hastings-King S. L'Internationale Situationniste, Socialisme ou Barbarie, and the Crisis of the Marxist Imaginary // SubStance. 1999. № 3(90). S. 26–54.До этого главным источником сведений о марксизме для Дебора была группа вокруг журнала «Arguments» (1956–1962) и, в первую очередь, ее лидер Анри Лефевр. Именно у Лефевра Дебор перенял критический интерес к досугу, потреблению, рекламе, городскому пространству (см.: LeeM. UmherschweifenundSpektakel: DiesituationistischeTradition // KlimkeM., ScharlothJ. (Hg.). Handbuch zur Kultur- und Mediengeschichte der Studentenbewegung. Stuttgart, 2007.
[13] Reimann A. Op. сit. S. 77–78.
[14]Czerny I. Die Gruppe SPUR (1957–1965). Ein Künstlerphänomen zwischen Münchner Kunstszene und internationalem Anspruch. Dissertation. Münster; Wien, 2008. S. 120.
[15] Reimann A. Op. сit. S. 89.
[16] Fürmetz G. (Hg.).Schwabinger Krawalle. Protest, Polizei und Öffentlichkeit zu Beginn der 60er Jahre [Villa ten Hompel Schriften6]. Essen, 2006.
[17] Hemler S. «Nicht aus dem Haus gegangen». Die «Subversiven» und die «Schwabinger Krawalle» (Miszelle) // Fürmetz G. (Hg.). Op. cit.S. 173–174.
[18] Reimann A. Op. сit. S. 91–93.
[19] Hemler S. Op. сit. S. 173.
[20] Ohrt R. Phantom Avantgarde. Eine Geschichte der Situationistischen Internationale und der modernen Kunst. Hamburg, 1997. S. 261.
[21] В 1965-м «SPUR» объединилась с другой художественной группой «WIR», в 1966-м новая группа получила название «Geflecht» и просуществовала до 1968 года.
[22] Gilcher-Holtey I. Eingreifendes Denken. Die Wirkungschancen von Intellektuellen. Weilerswist, 2007. S. 256.
[23] Siepmann E., Kunzelmann D., Dreßen W. (Hg.).Nilpferd des höllischen Urwalds. Spuren in eine unbekannte Stadt. Situationisten, Gruppe Spur, Kommune I, Anabas [Werkbund-Archiv 24]. Giessen, 1991. S.143.
[24] Reimann A. Op. сit. S. 94–95.
[25] Böckelmann F., Nagel H.(Hg.).Subversive Aktion – Der Sinn der Organisation ist ihr Scheitern. Frankfurt, 2002 [1976]. S. 501–502.
[26]Подобная субкультуре советских «стиляг» или английских teddy boys.
[27] Goeschel A. (Hg.).Richtlinien und Anschläge, Materialien zur Kritik der repressiven Gesellschaft [Reihe Hanser 9]. München, 1968. S. 28–39.
[28] Kraushaar W. Kinder einer abenteuerlichen Dialektik // Böckelmann F., Nagel H.(Hg.).Op. сit. S. 19.
[29] Goeschel A.(Hg.). Op. сit. S. 40.Курсив оригинала.
[30] Ibid.
[31] Ibid.S. 41.
[32] Reimann A. Op. сit. S. 99.
[33] Ibid. S. 100.
[34] Jesse E. Biographisches Porträt: Dieter Kunzelmann // Jahrbuch Extremismus und Demokratie. 1999. № 11. S. 202; Enzensberger U. Die Jahre der Kommune I. Berlin 1967–1969. Köln, 2004. S. 26–27.
[35]Walther R. Nach der «Debordmania»// die tageszeitung.2011. 2August.
[36] Böckelmann F., Nagel H. (Hg.). Op. сit. S. 169–178, 238, 258.
[37] Об истории ССНС см.: Казаков Е. ССНС и внепарламентская оппозиция в ФРГ // Неприкосновенный запас. 2008. № 5. С. 154–167.
[38] Письмо Ханса Вернера Засса, бывшего члена «Общества научного социализма», автору, 2 июля 2010 года.
[39] Письмо Франка Бёккельмана автору, 11 июня 2010 года.
[40] Enzensberger U. Op. сit. S. 33.
[41] Böckelmann F., Nagel H. (Hg.). Op. сit. S. 264–265.
[42]Ibid. S. 289.
[43]Ibid. Op. сit. S. 277–285.
[44] Enzensberger U. Op. сit. S. 52.
[45]Holmig A. Die aktionistischen Wurzeln der Studentenbewegung: Subversive Aktion, Kommune und die Neudefinition des politischen//Klimke M., Scharloth J. (Hg.).1968. Handbuch zur Kultur- und Mediengeschichte der Studentenbewegung. Stuttgart, 2007.
[46] Dutschke R.Geschichte ist machbar. Texte über das herrschende Falsche und die Radikalität des Friedens // Miermeister J. (Hg.). Berlin, 1991. S. 35.
[47] Dutschke-Klotz G. Rudi Dutschke. Wir hatten ein barbarisches, schönes Leben. Eine Biographie. Köln, 1996. S. 83–84; Enzensberger U. Op. сit. S. 53, 69; Reimann A. Op. сit. S. 124–137.
[48] Reimann A. Op. сit. S. 124.
[49]Или, если использовать более точный (но, увы, не принятый в России) русский перевод этого деборовского понятия, «зрелище».
[50] Ibid. S. 131–132.
[51] Kraushaar W. Die Bombe im Jüdischen Gemeindehaus. Hamburg, 2005.
[52] Böckelmann F. Die schlechte Aufhebung der autoritären Persönlichkeit [marxistische bibliothek 7]. Frankfurt a. M., 1971.
[53] Trumann A. Feministische Theorie. Frauenbewegung und weibliche Subjektbildung im Spätkapitalismus.Stuttgart, 2002.
[54] BöckelmannF. Die Emanzipation ins Leere. Beiträge zur Gesinnungsgeschichte 1960–2000. Berlin, 2000.
[55] Современный пример такой трактовки: группа «Crimethinc» (www.crimethinc.com).
[56] Subversive Kopffüßler? Ein Gespräch mit Hanna Mittelstädt und Lutz Schulenburg zum dreißigsten Geburtstag der Edition Nautilus // Graswurzelrevolution. 2004. № 292.
[57]См., например: BittermannK. (Hg.).Nexialistische Internationale. Schriften und Dokumente 1976–1977. Nürnberg, 1980.
[58] См. наиболее подробный немецкоязычный ресурс на эту тему: www.lareprise.org; а также: www.magazinredaktion.tk, www.klassenlos.tk.
[59] Jappe A. Sic transit gloria artis. Theorien über das Ende der Kunstbei Theodor W. Adorno und Guy Debor // Krisis. 1995. № 15.
[60]Friesinger G., Grenzfurthner J., Grigat, S. (Hs.).Spektakel – Kunst – Gesellschaft. Guy Debord und die Situationistische Internationale. Vorträge, die auf dem gleichnamigen Symposium im Januar2005 in der Kunsthalle Exnergasse in Wien gehalten wurden. Berlin:Verbrecher Verlag, 2006.
[61] Quadfasel L. Bedürfnis und Befreiung – Zur Kritik der situationistischen Revolutionstheorie // Phase 2. 2005. №17 (http://phase2.nadir.org/rechts.php?artikel=322&print=).
