Как я попал в Россию?

Многие спрашивают  почему я переехал в Россию осенью 1999 года и остался там до того, как мне аннулировали Разрешение на Временное Пребывание в марте, а затем отказали в выдаче визы. В феврале 1997 года, в первую ночь, одна девушка спросила хочу ли я поехать в Сибирь, и я сразу же согласился. До того я никогда не ездил за рубежом без родителей. Мы отправились в путь в июне, но уже в Литве наши пути разделились - в том числе потому, что в каждой деревне я искал экоактивистов и обсуждал их местные проблемы.

Но, следуя разными путями, мы в итоге оба попали в протестный лагерь в Волгодонске на юге России, где "Хранители радуги" протестовали против постройки Ростовской  АЭС.  

В день моего прибытия активисты устроили блокаду на трассе, которая вела на стройку, используя  "блокадные бочки", то есть нефтяные бочки, заполненные бетоном и камнями.  Активисты закрепили руки внутри железной трубы которая проходила через канистры,  то есть, цепи можно было рассоединить только если пройти пару сотен килограм камней и бетона.  Точнее, так делают где-то на западе - в России методы гораздо более простые.   

Уже на третий день протеста руководство стройки организовало нападение около трехсот рабочих на блокаду, они избивали активистов, пока те не опустили руки.  После этого самые активные участники нападения атаковали лагерь протеста, собрали палатки в одну кучу и подожгли их. Сам я следил за событиями в самом их центре, но поскольку тогда языка фактически не понимал, был одновременно и посторонним наблюдателем. Я молчал решительно, и поэтому никто на меня не напал.

Антиядерный лагерь в Волгодонске, 1997. Автор справа от флага.

Но на следующий день лагерь протеста продолжался, как будто ничего не случилось. Тогда я понял, что эти ребята - решительные, они не будут сдаваться после мелких затруднений,  и что мне необходимо вернуться в эту страну.  С некоторыми участниками этого лагеря я до сих пор имею дела почти ежедневно,  им уже лет по 40,  но решительности своей они ничуть не потеряли. 

В августе 1999 года я был в гостях на съезде АДА в Петербурге, и на пути обратно заехал в захваченный рабочими бумажный комбинат в Советском  (комбинат был создан уже в те времена, когда поселок назывался "Койвисто").  Рабочие захватили завод, поскольку сотрудники подозревали нового владельца (непонятный холдинг, зарегистрированный в оффшоре) в том, что он собирается просто закрыть завод и продать имущество, которое было модернизировано относительно недавно.

В 1990-х годах такое случалось часто.  В отличие от многих более демократических захватов заводов в 1990-х годах, захват в Советском был строго  авторитарен - рабочие выбрали себе нового начальника, который потом заключал сделки с новым руководством за закрытыми дверями. Понятное дело, что у подобной истории был плохой конец, но, тем не менее, меня впечатлило самоуправление рабочими заводом с общим количеством сотрудников до 2000 человек. Для меня это было доказательством того, что капитализм - не единственная альтернатива для 21 века. 

Следующее мое решение я принял во время празднования нового 2000 года, в корпусе "В" огромного главного здания Московского государственного университета, где находится общещитие иностранных студентов по
программам обмена.  Новый год я провел в одиночестве,  посмотрел на салют из окна,  и я ощущал что я отдельное от всего тело которое свободно передвигается в пространстве,  и эта независимость мне понравилась. И я решил, что здесь можно остаться. 

Спустя год,  по программе обмена в МГУ, я поступил в РУДН.  Других вариантов я даже не рассматривал - мне надоело быть единственным иностранным студентом на лекциях в МГУ, и атмосфера нового университета
меня впечатлила во время первого же визита.  Кампус РУДН - самое интернациональное место в Москве, свой колорит приносят студенты из более чем сотни стран Африки, Латинской Америки и Азии, плюс к тому еще
десятки российских нацменьшинств из национальных республик. 

Математика меня интересовала с тех пор, как она стала получаться у меня в старших классах, плюс к тому я настолько слаб в иностранных языках, что изучение любых других предметов было бы просто слишком сложно.  Уровень обучения в Москве не был разочарованием - единственное, что вместо применения изученных знаний, студентов заставляют учить наизусть доказательства и решать задачи конвейером.  Но я доволен, что в РУДН меня заставили выучить основную кашу, то есть, интегрирование и дифференциальные уравнения, намного лучше чем это делают в университете г. Хельсинки.  Но не меньше чем цель, учеба в РУДН была для меня также и средством к существованию - десять лет назад уровень цень в Москве еще была настолько низкий, что скромное финское пособие для студентов было более чем достаточно для жизни, и я смог даже накопить денег, чтобы жить за счет сбережений после того, как я получил все положенные мне месяцы пособия.  

Но в течение всего этого времени,  для меня самым главным был активизм. Опыт Волгодонска был для меня утверждением того, что вокруг меня будут люди, которые разделяют мои приоритеты.  И Советский был для меня напоминанием о тех возможностях,  которых нет в Финляндии.  Да,  в Финляндии очень много приятного, мелкого времяпровождения - честной и органической торговли и прочего.  Но на любые требования отвечают, что Финляндия - такая маленькая, что не в состоянии ни на что не влиять, и ничего она не решает одна. Разумеется, революция в Финляндии - задача не самая простая, но обиднее всего, если она удастся но ни на что не повлияет.  С революцией в России такой опасности нет. 

Я мог бы еще писать об убитом друге и товарищах, необходимости продолжать борьбу и таким образом за них отомстить,  но сомневаюсь, насколько пафосный мачизм востребован в Финляндии в 2012 году.   Другое дело в регионе бывшего Советского Союза, он вообще последний резерват старомодного мачизма, чемпионов по боксу и по другим боевым искусством больше негде выращивать.  Я считаю, что наше генетическое наследство до сих пор на 99% от тех небольших обезьян,  которые были скорее объектом охоты,  чем охотниками, а следовательно, химия наших мозгов развивалась для условий постоянной опасности.  Последствием полного отсутствия всех рисков и угроз является поиск заменителей,  но даже эти заменители не спасают от скуки, депрессии,  излишнего веса,  проблем в личных отношениях, алкоголизма и других проблем,  которые являются следствием полностью безопасной жизни. Пока активизм и будни в России были для меня подходящей смесью безопасности и непредсказуемости.