Одной из главных ошибок старых левых всегда был разрыв теории с реалиями жизни. Ставя перед собой порой весьма радикальные задачи, в повседневной жизни старые левые оставались такими же косными обывателями, как и их политические противники. Между тем люди хотели видеть не только газеты и манифесты, но уже здесь и сейчас пытаться жить по другим правилам. Иными словами, создавать «контр-общества» как альтернативу господствующему образу жизни с его культом потребления, эгоизмом и отношением ко всему через призму материальной заинтересованности.
Надо отметить, что попытки создавать что-то альтернативное существовали и задолго до бурных шестидесятых, вылившихся в массовую эпидемию коммун, общин и сквотов в США и Европе. Взять хотя бы т.н. Gangsystem – своеобразные бродячие артели в Англии девятнадцатого века, которые описывал сам Карл Маркс. Это были сообщества молодежи, часто почти подростков, которые кочевали из деревни в деревню, занимаясь простыми сельскохозяйственными и строительными работами. Нравы в артелях господствовали весьма свободные, что вызывало резкую неприязнь у основной массы чопорных английских обывателей. Даже старина Маркс, отец многодетного семейства, отзывался о нравах в артелях как-то неприязненно: его возмущали половые связи, беременные четырнадцатилетние девушки и постоянное пьянство и курение опиума (как это все напоминает хипповские флэты наших дней!).
Были и принципиально иные альтернативные сообщества, в которых все с точностью было наоборот и за злоупотребление алкоголем, опиумом или за разврат моментально изгоняли. Тут можно отметить сообщества духоборов, молокан и прочих христианских сектантов, а также весьма распространенные на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков толстовские коммуны, воплощавшие в жизнь непротивленческие идеи Льва Толстого. Конечно, от революционных идеалов они были весьма далеки, но государственную власть, призыв в армию и уплату налогов бойкотировали нехило. В Советской России всплеск коммун пришелся на первые послереволюционные годы, когда нарком просвещения Луначарский официально пропагандировал шумовую музыку, а по московским улицам часто маршировали голые демонстрации нудистов из движения «Долой стыд!».
Мой дедушка, детство которого пришлось на конец двадцатых – начало тридцатых, вспоминает, как он ходил в гости к друзьям, жившим в еврейской коммуне со своими родителями. Коммуна размещалась в бывшем барском особняке. Жили там и семьи, и одинокие молодые люди. У каждого было по своей комнате. Велось хозяйство – у коммунаров был свой отрезок поля, свой скот. И жить в ней было куда сытнее, чем в соседней нищей украинской деревне: дед вспоминал, что мясо на обед подавалось почти всегда, как и молоко – а это по тем временам само по себе было очень много. Соседи-крестьяне завидовали, а секрет был прост – еврейские коммунары не отлынивали от работы, не пропивали свое имущество, всегда были готовы оказать друг другу помощь. И все это на добровольных началах, без кнутов и пряников. Потом Сталин, постепенно сводящий на нет завоевания революции, покончил и с коммунами.
На Западе настоящий бум коммун начался в шестидесятые. И, прежде всего, захватил Соединенные Штаты Америки, где уже к 1966 году существовали тысячи провинциальных коммун и десятки тысяч хиппи бродили по стране. Многие из хиппи не принимали денег от родителей и жили случайными заработками и «аском» (попрошайничеством). Хотя происходили из далеко не бедных семей: 12% хиппи относились к высшей прослойке американского общества, 22% - к верхней части среднего класса, 48% - к среднему классу. Но жизни в родительском доме, пусть и с автомобилем и телевизором, они с большей охотой предпочитали более голодную, но свободную жизнь коммунара. Хипповские коммуны существовали за счет сбора подаяний, пособий по безработице, изготовления на продажу разных кустарных изделий.
Что касается интеллектуального багажа, то хиппи американских коммун вдохновлялись чтением Джека Керуака, Аллена Гинзберга и других представителей т.н. «разбитого поколения». Были у них и свои поэты и писатели, как, например, Тули Купферберг, издавший сборник с 1100 советами в стихах как любить, как прожить без работы, как уклониться от уплаты налогов и службы в армии и т.д.
Пожалуй, к негативным моментам хипповских коммун можно было отнести чрезмерное увлечение многих их обитателей психоделией, экспериментами с наркотиками. Это объяснялось заметным влиянием крайне популярного в те годы в молодежной среде США автора – Тимоти Лири. Университетский профессор-психолог, Лири считал употребление ЛСД (диэтиламида лизергиновой кислоты) средством сопротивления внешнему буржуазному миру, выдвинув три заповеди: turn on – предайся психоделическим возможностям; turn in – познай истину через внутренний экстаз и drop out – выпади из общества. Последнее могло пониматься и как уход из «большого мира» капиталистических городов к жизни в коммуне.
Но могло пониматься и куда примитивнее – как прямой призыв к наркомании, чему многие хиппи следовали и в итоге деградировали, теряли здоровье или вообще погибали от передозов и суицидов. Далеко не все коммуны существовали в городах. Значительная часть американских коммунаров стремилась уйти подальше от индустриальной цивилизации и поближе к природе. Здесь примером им мог служить опыт американского писателя и философа-анархиста Генри Дэвида Торо, два года проведшего в уединении в хижине на берегу Уолденского озера и оставившего об этом отрезке своей жизни замечательное произведение «Уолден, или Жизнь в лесу».
Наконец, некоторые коммунары, входившие в движение диггеров, видели своей главной задачей поддержку странствующих хиппи – предоставление им пищи, денег, ночлега. Что было вполне в духе странникоприимной христианской традиции. В глазах диггеров, среди которых были и вполне взрослые дяди и тети, хиппи представлялись чем-то родственным христианским странникам, ведь даже по внешнему облику многие хиппаны старались походить на странствующих пилигримов.
В 1968 году опыт создания коммун взяли на вооружение и сами американские леваки. В феврале в Милуоки они учредили зал совещаний, бесплатный магазин, клинику, биржу труда, мастерские, издательство, художественный центр и т.д. Члены этой коммуны работали и в своей экономической политике следовали принципам исключения всякого лишнего производства и потребления, равного распределения продуктов и упразднения торгово-денежных отношений. Но главной целью, конечно, было, основываясь на солидарности и сотрудничестве, создать новый образ жизни. Подобные этой коммуны возникали и в других районах Штатов, а также в Европе. Одну из таких коммун юных французских маоистов изобразил культовый леворадикальный режиссер Жан Люк Годар в фильме «Китаянка».
Разумеется, коммуны леваков, сочетавшие совместное проживание, труд и политическую деятельность, были гораздо большим шагом вперед по сравнению с жившими на подаяния сообществами хиппи и наркоманов. О чем в одном из своих интервью совершенно правильно выразился Герберт Маркузе: «Если контркультура не связана с революционной политической практикой, она вырождается в новую форму эгоизма, в погоню за личным наслаждением, в бегство от действительности, в наркоманию». Правоту этих слов подтверждает судьба многих неформалов – хиппи, панков и других, которые либо перерастают увлечение контркультурой и становятся заурядными мещанами, либо спиваются, старчиваются и погибают в молодом возрасте. Контркультура должна быть революционной, или это не контркультура.
И.П.
