Интервью о целях «антифальсификационной» президентской комиссии
Создание президентской комиссии, призванной бороться с «фальсификациями» истории, вызвала заметную негативную реакцию среди историков в частности и научного сообщества вообще. Историк Валерий Столов, директор частной школы «Менахем» (СПб), автор большой (около сотни страниц) статьи «СССР во Второй мировой войне» для энциклопедии издательства «Аванта +», рассказал «Автоному» о том, как история Второй мировой войны используется в спекуляциях политиков-государственников.
- Каких «фальсификаций» опасается Медведев?
- Медведев, на мой взгляд, в первую очередь стремится сохранить политический ресурс, заключающийся в факте победы СССР (России) во Второй мировой войне (далее – ВМВ). В меняющемся мире, который уже не построен по лекалам Ялтинской системы, «фальсификациями» объявляются попытки ревизии (а по сути – смены мейнстрима) истории возникновения этой системы.
- Что дает Медведеву этот политический ресурс?
- А что даёт государству Израиль историческая концепция Холокоста? А зачем в Польше и Украине создаются институты национальной памяти, в Прибалтике создаются музеи оккупации, а США ежегодно с большим размахом отмечают день начала операции «Оверлорд»? То есть я хочу сказать, что усилия по извлечению политических дивидендов из истории ВМВ предпринимаются по всему миру. Создание президентской комиссии – шаг в рамках этой тенденции.
- Какие «фальсификации истории» преследуются законами в других странах мира? (Например, в ряде стран Западной Европы можно сесть за отрицание Холокоста).
- Ну, скажем, в Украине недавно приняли закон, карающий за отрицание Голодомора. Есть турецкий закон, точно так же карающий, но уже не за отрицание, а за признание геноцида армян. И так далее.
- Есть ли сейчас государственная политика в области истории? Если да, то какая? Как это отражается на работе историков?
- Государственная политика в области истории, безусловно, существует. Она заключается в стремлении привить гражданам позитивные чувства в связи с их национальной принадлежностью; пресечь критику в адрес проводимой государством политики в прошлом. На работе, например, школьных учителей это отражается в том, что от них требуют, чтобы учащиеся воспроизводили «правильную» с идеологической точки зрения версию исторических событий. Ограничивается право учителей самостоятельно выбирать программу обучения, учебные пособия и т.д.
- Вторая мировая война – основная больная тема для тех, кто боится «фальсификаций»?
- Да, разумеется.
- Какие события прошлого воспринимаются государством сейчас как наиболее болезненные?
- Революция 1917 года и ВОВ, на мой взгляд. Хотя, разумеется, не исключено, что в перечень «фальсифицируемых» попадут и другие исторические события.
- Каков нынешний официальный взгляд на революцию 1917 года?
- Ясно выраженного официального взгляда не существует. Однако по разного рода косвенным намёкам можно сделать вывод, что любая революция с позиций современной российской государственной идеологии подлежит осуждению, как покушение на государственный порядок.
- Из каких программ школьный учитель может выбирать?
- Сегодня уже – не из каких. После развала СССР единая программа по истории канула в Лету, и у учителя появилась возможность выбирать из ряда имеющихся. И даже написать свою собственную – при условии, что она будет соответствующим образом утверждена. Сегодня эта возможность выбора фактически сведена к нулю. А главное – вводимый повсеместно ЕГЭ заставляет вести обучение по унифицированной программе. Основные принципы, положенные в её основу: утверждение примата государственных ценностей над ценностями личности, позитивный взгляд на прошлое, преклонение перед государственным величием.
- Почему такое внимание привлекает именно ВМВ?
- Именно победа в ВМВ превратила СССР (правопреемником которого является Россия) в супердержаву. С другой стороны, во вновь образованных государствах (Украина, Прибалтика) приняты концепции, согласно которым в ходе ВМВ они были оккупированы СССР. Таким образом, для России возникает необходимость вновь доказывать свою «освободительную миссию» в ходе ВМВ.
- Насколько я понимаю, в разных странах существуют разные взгляды на причины, приведшие к ВМВ, на роль каждой страны в ней, на то, кто в ВМВ был «хорошим», а кто «плохим»?
- Разумеется, общий настрой в разных странах един: Германия и её союзники были «плохими парнями», а их противники – «хорошими». (Может быть, за исключением Японии, которая признаёт свою вину крайне неохотно, сквозь зубы). Однако (и это тоже совершенно естественно) в каждой из стран пытаются представить свою индивидуальную роль в наиболее выигрышном свете. Для этого либо подчёркивается важность усилий, приложенных данной страной для достижения победы, либо делается упор на роль жертвы. Высказывается желание приравнять преступления сталинизма к преступлениям нацизма, чего уже несколько лет добиваются некоторые страны Восточной Европы. Понятно, что в этой ситуации Россия, в свою очередь, начинает всё громче заявлять о беспрецедентности преступлений нацизма. Эта «историческая политика» (сам термин является относительно молодым) и лежит в основе тех событий, о которых мы говорим.
- Возможно ли сегодня политически не ангажированное изучение истории ВМВ?
- Надеюсь, что да.
- Какие можно привести положительные примеры?
- Трудно сказать «навскидку». Но я хочу заметить, что объективная историческая картина складывается из СОВОКУПНОСТИ различных точек зрения, каждая из которых может быть и политически небеспристрастной.
- Есть ли историки, не являющиеся апологетами фашизма, рассматривающие ВМВ с ракурсов, альтернативных схеме «хорошие союзники и их плохие противники»?
- Да, конечно. Это сторонники так называемого «ревизионистского» направления. Мне, в частности, оно весьма импонирует.
- Расскажите, пожалуйста, о нем подробнее. Ведь часто между ревизионизмом и неонацизмом ставят почти знак равенства?
- Ревизионизм в исторической науке в общем виде – это просто пересмотр какой-то устоявшейся точки зрения. Скажем, в 70-е годы, в период «разрядки» в американской советологии на смену представителям так называемой «тоталитарной» школы, утверждавшим, что советская внешняя политика определялась исключительно коммунистическими идеологическими установками, пришли молодые ревизионисты, которые доказывали, что внешнеполитические цели СССР ничем принципиально не отличались от аналогичных в других странах (например, США). Точно так же представители ревизионистского направления истории ВМВ – это просто исследователи, отвергающие мейнстрим, то есть «историографию победителей». Разумеется, некоторые из них могут быть мотивированы и симпатией к нацизму, но совершенно не обязательно.
- Как в «историографии победителей» рассматриваются бомбардировка Дрездена, сбрасывание атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки, изнасилования немецких женщин военнослужащими советской армии и подобные нелицеприятные для победителей темы?
- Ну, это смотря какие победители. :-) Понятно, что американские, к примеру, авторы, представляющие мейнстрим, будут оправдывать бомбардировки Дрездена и Хиросимы, и, напротив – осуждать насилия над немецкими женщинами со стороны советских солдат. Их советские коллеги будут давать противоположные оценки.
- Какие ревизионистские работы по ВМВ вы могли бы порекомендовать?
- Ну, например, книгу В. Молодякова «Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио». Любопытна также работа М. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина». Мельтюхов является практически единственным представителем академического сообщества, который поддержал известную теорию В. Суворова (Резуна), но при этом в идеологическом плане является страстным критиком Суворова.
- Какие вопросы касательно ВМВ считаются дискуссионными в нынешней российской исторической науке?
- Очень многие. Вопросы кануна и начала войны, к примеру. Вопросы планирования и ведения боевых действий (например, роль так называемой операции «Марс» в 1942 году). Вопросы взаимоотношений в антигитлеровской коалиции и послевоенного мироустройства и т.д. За без малого два постсоветских десятилетия отечественная историография ВМВ проделала большой путь. Избавившись от идеологического диктата КПСС и получив доступ к архивным материалам (пусть и ограниченный), российские исследователи смогли внести существенные коррективы в наши представления об этом ярчайшем и чрезвычайно драматическом событии истории человечества. Среди наиболее актуальных тем и сюжетов, занимающих как академических исследователей, так и публицистов, безусловно «лидирует» сюжет, связанный с началом Великой отечественной войны. Мощнейший интерес к этой теме, спровоцированный в начале 1990-х годов, не угасает до сих пор. Работы Мельтюхова, Городецкого, Волкова, Исаева и других не оставили камня на камне от старой советской концепции «внезапного нападения», равно как и от перестроечной версии, (восходящей, впрочем, к хрущёвской эпохе), о «Сталине, отказывающемся верить очевидным фактам». Отдельным направлением в историографии выступает рассмотрение вопросов истории вооружения и боевой техники (стрелкового, артиллерийского, авиационного, танкового). Стараниями специализирующихся в данной области исследователей (Федосеев, Попенкер, Широкорад, Перов, Растренин, Маслов, Свирин, Барятинский, и др.), использовавших ставшие доступными в последние годы отечественные и германские документы, получена картина, сильно отличавшаяся от той, что изображалась советскими авторами. Советские образцы, которые было принято изображать «лучшими в мире» и «не имеющими аналогов», вовсе не были столь уж совершенными, поскольку СССР в индустриальном плане существенно отставал от Германии. Однако они были технологичными и хорошо приспособленными для массового производства. Важно также отметить, что российское общество в целом поддерживает существование определённых «табу» в отношении истории ВМВ. Одним из них, например, является неприятие информации о пораженческих настроениях в первые недели и месяцы войны, несмотря на обилие фактов, указывающих на их наличие и достаточную распространённость. Положение мирного населения по обе стороны фронта – ещё одна проблема, активно занимающая современных историков. Важнейшими источниками по её изучению являются документы спецслужб, как советских, так и германских. Что касается связи между работами историков и господствующего в обществе отношения к истории ВМВ, то не следует переоценивать уровень её детерминированности. Во всех странах, включая демократические, общество, как правило, историей в научном смысле интересуется мало. Люди обычно довольствуются теми историческими мифами, которыми пичкают их школа, кинематограф и СМИ. Круг потребителей научно-исторической информации ограничен теми же членами научного сообщества да сравнительно тонким слоем любителей истории, общество в целом к ней достаточно индифферентно. В этом плане создание президентской комиссии вряд ли что-то изменит кардинально. Хотя, разумеется, усиление идеологического диктата и угроза уголовных репрессий никогда не способствовали повышению плодотворности научных дискуссий, являющихся основным способом установления исторической истины. Врезка
Патриотический взгляд на историю
http://kot-begemott.livejournal.com/466381.html: «Если человек начинает критиковать наше прошлое, выискивая любые в нём недостатки – то он по любому русофоб. И это всегда чувствуется по его общению, по его текстам. Меня поразило, и поражает до сих пор, что Церковь продолжает активно муссировать тему пострадавших священников, сталинских лагерей... Они что, ничего не понимают? Сейчас уже не имеет значения, были репрессии, или нет. Это второстепенное, проблема для узких специалистов. И если человек ругает СССР, наших авторов и культуру, наши праздники и традиции, или, скажем, Российскую Империю в целом – мол, то-то у нас было совсем плохо, здесь мы кого-то позорно не догоняли – то будь хоть стопроцентный славянин, он точно враг русского народа. Безотносительно того, прав он, или нет по существу дела. Ибо существо дела сейчас совсем в другом. Наша общая задача сейчас – позитив и энергия».
Беседовал Валерий Листьев
