Творческое сопротивление германской группы Lebenslaute продолжается уже девятнадцать лет. Когда в 1986 году группы со всей Германии объявили о блокадах ракетного хранилища в Мутлангене и воззвали к «блокадной осени», некоторым людям показалось мало просто находиться на месте блокады и оказывать ненасильственное неповиновение. А так как эти люди были увлечёнными музыкантами, то им пришла в голову немного странная идея: скоротать время в блокаде музыкой, а точнее – музицированием. Но для того, чтобы играть классическую музыку, нужен классический оркестр. Так в начале 1986-го в одной левой газете было дано объявление, в котором просто и открыто люди приглашались «на концертную блокаду» в Мутлангене. Идея прокатила на удивление хорошо, и пришло более 120 музыкантов. Играть собирались «до расчистки», то есть пока менты не растащат участников блокады. После десятичасовой концертной программы, когда был «растащен» последний ансамбль, некоторые из музыкантов были арестованы.
Тогда никто не мог и подумать, что сегодня, девятнадцать лет спустя, группа всё еще будет существовать и постоянно принимать участие в акциях. Пусть даже и при постоянно меняющемся составе и количестве участников.
То, что музыка была исключительно классической (и прежде всего классикой буржуазной и церковной традиции), казалось музыкантам само собой разумеющимся. Они играли под лозунгом «музыка жизни против хаоса войны и разрушения». Lebenslaute и означает «звуки жизни». По одну сторону баррикады находилась музыка как творческая сила, по другую – разрушительная сила насилия и войны. По поводу этого, заимствованного из буржуазной музыкальной традиции, понятия «доброго и прекрасного искусства», можно сегодня снисходительно улыбаться.
В группах, участвовавших в блокадах в Мутлангене, использование «музыки правящих» в целях протеста, вызвало критику. Для музыкантов, которые вполне осознавали «буржуазность» своего музыкального образования, музыка помогала перейти от критики к действию. Они сознательно пользовались знакомым материалом, чтобы расширить свои возможности.
Спустя два года после Мутлангена, в 1988 году, Lebenslaute решили податься в Вакерсдорф (любимое место развлечений автономов того времени) и принять участие в акциях, на которых их, бывало, высмеивали.
В первые годы существования Lebenslaute в группе участвовали два типа людей: одни хотели использовать музыку как «наркотик, подсаживающий на неповиновение» и были зачастую политически неопытными. Так как Lebenslaute с самого начала проводили тренинги и готовились к акциям, это был для них идеальный путь. Другие же видели в акции-концерте хороший способ участия в политической кампании и придания заезженным представлениям о гражданском неповиновении новых и неожиданных черт.
Вскоре возникло понятие «нерасчищаемой блокады». Как показал Вакерсдорф, действительно «нерасчищаемой» она не была, но репрессивный аппарат испытывал явные трудности при встрече с непривычной формой протеста. Растаскивать классический оркестр и применять к музыкантам насилие было психологически сложно. Так, выдрессированное уважение к проявлениям буржуазной культуры (оркестру) стало оружием группы. В то же время, буржуазная музыкальная традиция доводилась до абсурда, так как становилась средством протеста против существующего общества.
В 1995 году в лагере против транспортировки ядерных отходов был сделан следующих шаг: группа камерных музыкантов после первой части концерта перелезла через стену лагеря, чтобы продолжать музицировать на его территории. Достаточно пассивная блокада переросла в активную акцию. При других обстоятельствах не нужно было и особенного неповиновения, достаточно было поместить оркестр в необычное место. В аэропортах, около АЭС или складов ядовитых отходов оркестр представляет собой метафору абсурдности нашего общества. Он точно так же неестественен и неуместен как и турист, садящийся в самолете рядом с нелегалами, депортируемыми на родину, где их ожидают преследования, пытки и, возможно, смерть. Эффект усиливается «бессмысленным» классическим репертуаром и внешним видом хора и оркестра, выступающих всегда в элегантной одежде, с реквизитами, стульями и подставками для нот. Объединение идеи прямой демократии, практикуемой в политических группах, с иерархической организацией оркестра (дирижер-первая скрипка-вторая скрипка и т.д.) является и по сей день незаконченным экспериментом.
В июле 2001 года оркестру вместе с примерно тысячей активистов «антиграничного» лагеря удалось войти в терминалы франкфуртского аэропорта, чтобы музицировать там «против границ и депортаций» в оцеплении огромного числа ментов. Буржуазная пресса отреагировала на это беспомощными заголовками типа «Многочасовой хаос в аэропорту. Оркестр играл Моцарта».
Для Lebenslaute всегда было важным взаимодействие с местными группами, как в целях организации подобных концертов, так и для того, чтобы вжиться в местную ситуацию. Для одних участников протестов Lebenslaute был этим самым «наркотиком неповиновения», другие примкнули позднее к группам, с которыми их сблизила деятельность в Lebenslaute. Некоторые снова и снова возвращались в группу после многолетних перерывов. Так же и «чистая классика» в репертуаре перемежалась современными, прежде всего политическими, произведениями.
Все время существования Lebenslaute шли дискуссии о различных соотношениях музыки и действия, высказывались пожелания со стороны профессиональных музыкантов и музицирующих активистов, велась критика форм действия. Все это влияло на группу. Так же как и деятельность в различных сферах политики: от анти-АЭС движения в Вакерсдорфе до антимилитаризма и антирасизма. В некоторые места Lebenslaute возвращается постоянно, чтобы не стать поверхностной «разъезжающей группой», которая носится с демонстрации на демонстрацию, от темы к теме. К таким местам относится, например, пустошь рядом с Виттштоком, где Lebenslaute на бомбодроме устраивает акции против милитаризации политики.
Дядя Сэм
Источники: www.lebenslaute.de и “Graswurzelrevolution” №290, июнь 2004
