В мае-июне 1968-го во Франции произошли события, вошедшие в историю как Красный Май 68-го. Конец 60-х – эпоха молодежных выступлений в странах Запада, третьего мира и даже в странах «реального социализма».
Для французского анархизма период с конца Второй мировой войны и до второй половины 60-х стал эпохой «перехода через пустыню».
Наряду со сторонниками классического анархизма появились неоанархисты, сторонники синтеза марксизма и анархизма. В 50-х годах Жорж Фонтени предпринял попытку возродить так называемый платформизм. В 1926-м году анархист Петр Аршинов опубликовал текст «Организационная платформа Всеобщего союза анархистов (проект)». «Платформа» призвала к созданию анархистской организации с единой идеологией во главе с Исполнительным Комитетом. Фонтени создал внутри Анархисткой Федерации тайную группу Организация Боевой Мысли. В результате созданная Фонтени Коммунистическая Либертарная Федерация приняла участие в выборах и позорно их проиграла, а затем предприняла столь же неудачную попытку начать подпольную борьбу. На выборах сторонники фонтени выступили вместе с исключенным из компартии сталинистом Андрэ Марти, прославившимся расправами над анархистами и дугими инакомыслящими во время Гражданской войны в Испании. Это сразу оттолкнуло анархистов от Фонтени. После этого во французском анархизме существовало три направления: синтез, анархо-марксизм и анархо-синдикализм. После провала предпринятой Фонтени «платформистской» реформы Анархистская Федерация взяла на вооружение разработанную Волиным и Себастьяном Форэ теорию Синтеза. Сторонники анархо-марксизма отвергли авторитаризм и политиканство Фонтени и в ноябре 1955-го создали организацию Анархистские Группы Революционного Действия. Эта организация издавала журнал «Черное и Красное». Анархо-синдикализм был представлен группой CNT (Национальная Конфедерация Труда). СNT была создана в 1946 г., пережила кратковременный подъем, а 50-60-х утратила популярность.
Журнал «Черное и Красное» вел диалог с движением ICO (организация «коммунистов рабочих советов» - прим. ред.) и группой «Социализм или варварство». Весной 1958-го журнал писал: «Их выводы сближаются с анархистскими: враждебность парламентаризму, якобы рабочим партиям и Государствам, требование советов трудящихся, равенства зарплаты, рабочего управления и уважения к разнообразию революционных тенденций»(1).
Бывший участник группы Франк Минц так охарактеризовал идеологию неоанархизма: «Речь шла о смеси социальных идей Бакунина и либертарных экспериментов на Украине и в Испании (власть трудящихся, объединенных во всеобщую ассамблею, немедленный отзыв уполномоченных, если это необходимо, постоянная ротация на важных постах, отказ от политического руководства, включая анархистское) с тем вкладом, что внесли ситуационисты, В. Райх, Маркузе, в меньшей степени Махайский (практически не оказали влияния Бубер, Э. Фромм, Сартр и Камю), а также американское и немецкое студенческое движение. На практике это означало борьбу за цели, близкие к остальным тенденциям левой, но с учетом своей специфики, борьба за разоблачение капиталистической эксплуатации в форме товарного фетишизма и кретинизма жизни по принципу «metro, boulot, dodo» (транспорт, работа, еда), т.е. ничего для себя, все чтобы освободиться и освободить других»(2).
В мае 1967-го от Анархистской Федерации откололась Анархистская группа Нантерра. Эта группа состояла из студентов Факультета Нантерра. Вскоре молодые анархисты присоединились к группе «Черное и Красное». После этого участники «Черное и Красное» решили изменить структуру движения и создать «группу не-группу». Один из участников группы так объяснил столь странное наименование: «В более общем политическом плане, эксперимент Группы Не-Группы ставил перед собой весьма возвышенную цель: разрушить классическое понятие группы, показать, что возможна новая форма организации, при которой дискуссия и постоянная ротация задач могут быть и должны быть обязательны, управляемые коллективно»(3).
Отношения между анархо-марксистами и сторонниками классического анархизма были непростыми. Идеолог Анархистской федерации Морис [Жуайё] отзывался об этой группе весьма пренебрежительно. «Я не смогу сказать, как некоторые, что речь шла о политическом ядре, даже если многие из них впоследствии закончат карьеру в политической партии, что они стремились захватить Анархистскую федерацию, чтобы использовать ее для своих целей; они изначально не имели для этого ни средств, ни способностей, ни даже такой идеи. Речь шла о крикунах, которые, подобно многим другим, недавно открыли для себя «анархию», а именно «анархию» театра Кокто, пугающих буржуазию романов, «анархию» истории или историю анархии начала века. Короче, это их развлекало»(4). Однако, недостатки неоанархизма были продолжением его достоинств. Аморфность этой идеологии с одной стороны позволила увидеть новые проблемы западного общества, а с другой, неоанархизм не смог противостоять наступлению буржуазной идеологии.
Рассматривая либертарный социализм во Франции накануне Красного Мая, нельзя не упомянуть о такой группе, как Ситуационистский Интернационал. Идеи ситуационистов возникли из синтеза традиций европейского художественного авангарда, с одной стороны, и либертарного марксизма, с другой. После Второй мировой войны от сюрреализма остались лишь разбросанные по всей Европе изолированные группы диссидентов. Из этих групп и возник Ситуационистский интернационал. На ситуационистов также оказали влияние идеи участников группы «Социализм или варварство», в которой некоторое время состоял ведущий теоретик ситуационизма Ги Дебор.
В своей книге «Общество спектакля» Ги Дебор утверждал, что главной движущей силой современного капитализма является не производство, а потребление. Классовое господство проявляется отныне прежде всего в форме культуры и идеологии, а не грубого принуждения. В условиях порожденной Спектаклем пассивности, ситуационисты делали упор не на массовой работе, а на агитации и пропаганде. Ситуационистская пропаганда использовала в борьбе со Спектаклем его же символы и знаки. Отношения анархистов и Ситуационстского Интернационала были довольно сложными и неоднозначными. Для ситуационистов анархисты были «старыми левыми», они считали, что анархисты не способны понять проблемы новой эпохи и действовать по-новому.
В свою очередь, анархисты считали ситуационизм эклектичной богемной идеологией: «Марксисты найдут там, в числе прочего, исторический материализм, троцкисты – необходимость перманентной революции, анархисты – спонтанность масс, сюрреалисты – теорию спектакля, сталинисты – культ своей собственной элиты, нигилисты – пароксизм, политиканы всех мастей – вкус к изощренной тактике»(5).
При этом [Жуайё] увидел у ситуационистов две идеи, полезные для развития либертарного социализма. Во-первых, «Ситуационизм предложил обратиться к людям напрямую, в равной степени игнорируя их окружение, государство и его службы, интегрированные в общество потребления партии». Кроме того, ситуационисты считали, что отношения в группе необходимо строить таким образом, чтобы делал работу в соответствии со своими способностями, но эти способности не должны давать никаких преимуществ.
Осенью 1966 г. в Страсбургском университете произошел эпизод, который исследователи студенческого движения назвали «генеральной репетицией Красного Мая». Группа студентов, симпатизирующих Ситуационистскому Интернационалу установила контроль над местным отделением студенческого профсоюза UNEF и отпечатала памфлет «Размышления о нищете студенческой жизни, рассматриваемой в ее экономическом, политическом и сексуальном аспектах и скромные предложения по ее изменению». Студенты издали брошюру на деньги профсоюза, и администрация подала на них в суд за незаконное использование профсоюзных фондов.
Памфлет утверждал, что современное капиталистическое общество в массовых масштабах производит студентов, лишенных способности к самостоятельно мыслить в полном соответствии с интересами Спектакля. «Нищета» студентов - нищета всего современного общества. Студенты такой же продукт общества потребления как Кока-Кола. Учеба в университете - обряд инициации, «с магической точностью повторяющий все детали мифической инициации». Студент изолирован от общества, изолирован от истории, замкнут в своем искусственном мире, верит в свою автономию и по этой причине не способен даже на критику университетских проблем. В памфлете едко высмеивались все студенческие организации того времени: студенческие синдикалисты (если современные профсоюзы - бюрократическое пародия на рабочее движение, то студенческий синдикализм - «пародия на пародию»), маоисты, преклоняющиеся перед культурной революцией, «псевдовосстанием, совершенным самой тупой бюрократией нашего времени», троцкисты, мечтающие о «подлинном» большевизме, борющиеся за «труп Троцкого», и анархисты, занятые исключительно болтовней. Осознание студентами своего бедственного положения должно было поднять их на борьбу с Обществом Зрелища.
Нантерр – пригород Парижа, где был построен Факультет социологии и филологии. Университетский комплекс в Нантерре состоял из трех огромных зданий и башни административного корпуса. Студенты прозвали эту башню «фаллическим символом власти». В Нантерре существовали давние анархистские традиции. В сентябре 1964-го участники Анархистской федерации, Союза анархо-коммунистических групп и «Черного и Красного» провели общее собрание в помещении Национальной Конфедерации Труда и договорились о создании единой структуры Анархистская Студенческая Связь.
Осенью 1967 г. в Нантерре вспыхнула стихийная студенческая забастовка. Одно из требований касалось порядков в общежитиях: парни не имели права посещать девушек. Администрация согласилась на создание смешанных комиссий преподавателей и студентов для рассмотрения вопросов работы факультетов. Неспособность этих комиссий что-либо изменить способствовало росту радикализма.
26 января 1968-го по факультету пронесся слух о существовании «черных списков» студентов-революционеров. В тот же день состоялось студенческое шествие, которое закончилось стычкой с полицией.
В конце февраля – начале марта в Нантерре появилась новая радикальная группа «бешенные». «Бешенными» называли самую радикальную группу санкюлотов времен Великой французской революции. Вскоре французская пресса стала называть «бешенными» всех радикальных студентов. Нантерровские «бешенные» представляли собой нечто среднее между политической организацией и молодежной субкультурой. Одевались они во все кожаное, ходили в черных очках и с трехдневной щетиной.
22 марта 1968 года группа студентов из 150 человек в знак протеста против ареста членов Национального комитета в защиту Вьетнама захватила университетский административный корпус Нантера. Там были сторонники всех направлений гошизма. Участники захвата объявили о создании Движения 22 марта (это название ассоциировалось с кубинским Движением 26 июля). Это был не блок группировок, а объединение студентов-гошистов. Лишь одна группа отказалась принять участие в «Движении». Это были троцкисты из группы CLER. Маоисты присоединились в конце апреля. Движение 22 марта объединило анархистов, ситуационистов, студентов из Объединенной
Социалистической Партии и троцкистов из JCR (Революционная коммунистическая молодежь - прим. ред.). Эти троцкисты считали, что на первом этапе революции необходима максимальная спонтанность и самая гибкая структура.
Движение 22 марта не имело официального руководства, у него не было вождей, но были лидеры. Самым известным из студенческих лидеров 68-го был студент факультета социологии Даниэль Кон-Бендит. Сам он называл себя «рупором» движения. «Мы все Кон-Бендиты», - говорили гошисты.
Было решено провести 29 марта новый День действий и организовать взамен учебных занятий политические дискуссии. Тогда же были определены и темы для дискуссий: антимилитаристская борьба, студенческая борьба, борьба рабочего класса, университет и «критический» университет. Намеченный День действий состоялся, собрав около 500 участников; 2-ого апреля та же группа организовала антифашистский митинг, на нем присутствовало уже 1200 человек.
28 апреля арестовали Кон-Бендита, а 30 апреля – еще восемь членов Движения 22 марта. 2 и 3 мая студенческие митинги прошли в Сорбонне. Студенты требовали освобождения арестованных, возобновления занятий в Натерре, полного вывода полиции из Латинского квартала. Власти, обеспокоенные ростом числа участников демонстрации, отменили занятия в Сорбонне и направили к ней специальное полицейское подразделение.
5 мая 13 студентов были осуждены. В ответ студенты объявили о создании «Комитета защиты против репрессий».
4-го мая Национальный союз работников высшего образования призвал начать всеобщую забастовку. В последующие дни - с 4-го по 13-е мая она охватила практически все высшие учебные заведения Франции.
6 мая в Париже прошла двадцатитысячная демонстрация протеста. В ней приняли участие не только студенты, но и преподаватели, лицеисты, школьники. Демонстранты несли плакат: «Мы – маленькая горстка экстремистов».
При возвращении в Латинский квартал демонстрация столкнулась с полицией. Это были первые баррикадные бои Красного Мая.
Студенческие волнения перекинулись в провинцию. В Страсбурге студенты захватили здание университета, водрузили на нем красный флаг и создали Совет университета.
10 мая в Париже прошла пятидесятитысячная демонстрация студентов. К студентам присоединились преподаватели, старшеклассники и просто прохожие. Демонстрация была блокирована полицией. В ответ началось строительство баррикад. Ночью, с помощью слезоточивого газа полиция атаковала баррикады и к утру захватила их.
В этот же день Анархистская Федерация провела концерт, на котором певец Лео Ферре впервые спел песню «анархисты». Три тысячи человек пришли послушать Ферре. Концерт охраняли молодые анархисты из Группы Луизы Мишель. Затем анархисты направились на улицу Гай Люсак где всю ночь бились на баррикадах вместе со студентами(6).
13 мая в Париже прошла 400-тысячная демонстрация в поддержку студентов. Профсоюзы объявили всеобщую забастовку.
Студенты захватили Сорбонну и театр «Одеон», который превратили в дискуссионный клуб. В Сорбонне была создана Всеобщая Ассамблея, заседавшая раз в сутки. Единственным ограничением для участия в ней было количество мест в зале. На каждом собрании избирался исполнительный орган ассамблеи – оккупационный комитет из пятнадцати человек. Вскоре стало ясно, что столь частая смена комитета исключает преемственность и не позволяет эффективно работать.
Основной объем работы приходился на комиссии. Каждая комиссия состояла из нескольких десятков человек во главе с председателем, двумя докладчиками и секретарем. Решения комиссий докладывались Оккупационному комитету и Комитету по координации деятельности комиссий и подлежали утверждению Ассамблеей.
Участники Красного Мая провозгласили доктрину студенческой власти, которая выражалась в трех словах: «самоуправление», «оспаривание» и «автономия». Но также использовалось слово «соуправление». Кон-Бендит в ходе беседы с Сартром сказал: «Важные реформы Университета будут совершены благодаря умеренным тенденциям в движении студентов и профессоров. …Это, разумеется, будет прогрессом, но по сути ничего не изменится, и мы продолжим борьбу. Во всяком случае, я не считаю, что революция возможна со дня на день. Я считаю, мы можем достигнуть последовательных улучшений, более-менее важных, но эти улучшения могут быть достигнуты только в результате революционных действий. Поэтому, если студенческое движение добьется важной реформы, то даже временно утратив свою энергию, оно подаст ценный пример молодым трудящимся»(7). Нельзя создать «социалистический университет при капитализме», надо создать «параллельный университет», который станет средством в борьбе за самоуправление.
Приближалась сессия. Как сдавать экзамены в бунтующем Университете? 15-го мая студенческая комиссия провозгласила новые принципы: экзамены в традиционной форме отменяются, их заменяет постоянный контроль знаний совместными комиссиями преподавателей и студентов.
Студенты-реформисты предлагали участие преподавателей и студентов в управлении факультетами на паритетных началах. Радикалы предлагали создать не «паритетные», а «смешанные» советы, состоящие из студентов и преподавателей на равной основе, но делегаты советов должны были быть избраны всеобщей ассамблеей. Таким образом, делегаты преподаватели были бы избраны студентами.
Студенты видели себя наследниками рабочего движения. Одна из листовок гласила: «1936 – рабочие оккупируют заводы. 1968 – студенты оккупируют факультеты».
«Хождение в народ» началось с похода студентов на Биланкур. Студенты увидели на крышах и стенах завода силуэты рабочих. Они пели «Интернационал» и скандировали: «Студенты с нами!» и «Де Голля в отставку!». Но ворота завода остались закрыты, так распорядился профсоюз. Та же картина повторилась и на других заводах.
Среди организаций, призванных объединить рабочих и студентов, самыми успешными были Комитеты Действия.
Комитеты Действия должны были выполнить две задачи. Во-первых, в период, когда государственная машина была парализована, они стремились обеспечить нормальную жизнь: собирали деньги для семей забастовщиков, обеспечивали порядок на улицах, организовывали транспорт для людей, лишенных средств передвижения и т.д. Во-вторых, Комитеты действия вели борьбу за новое общество: собирали митинги, агитировали рабочих у ворот предприятий, занимались организацией сеансов революционного кино и т.д.
Различные политические партии бросились создавать аналогичные организации. Коммунистическая партия создала свои комитеты действия «за народное правительство и демократию», Объединенная социалистическая партия – «комитеты народного действия», маоистская группа UJCM-L (Союз Коммунистической Молодежи Марксисты-ленинцы) – комитеты «защиты от репрессий», ориентированные исключительно на рабочих.
21-22 мая в Национальном собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило одного голоса.
22 мая правительство решило выслать Кон-Бендита из Франции, как иностранца. 23 мая в ответ началась «вторая ночь баррикад». Появились плакаты «Мы все немецкие евреи» и «мы все нежелательны».
25 мая лидеры профсоюзов и предприниматели заключили Гренельские соглашения о прекращении забастовки при определенных экономических уступках. Забастовка постепенно пошла на убыль.
27 мая представители некоммунистической левой (от социалистов до Движения 22 марта) провели многотысячный митинг на стадионе Шарлети.
29 мая под давлением рабочих руководство профсоюзов объявило о продолжении забастовки. В этот день прошла 500-тысячная профсоюзная демонстрация против де Голля. В этот день стало известно, что президент де Голль бесследно исчез из Парижа. По выражению гошистов в этот день «власть валялась на улице».
30 мая де Голль вернулся во Францию и выступил с обращением к нации. Он заявил об отказе от референдума, роспуске Национального собрания и проведении досрочных парламентских выборов. В этот день голлисты провели 100-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандировали: «Верните наши заводы!» и «Де Голль не один!». «Кроме того, - вспоминал студент-гошист Пьер Пошмор, - всю ночь голлистские патрули разъезжали по городу на машинах (эти люди не ходят подолгу пешком), … распространяя листовки «С де Голлем молодежь совершит революцию (ну да, ну да) и разбивая все возможные физиономии»(8).
12 июня были запрещены основные гошистские группировки, Кон-Бендит был выслан в Германию.
16 июня полиция захватила Сорбонну и Одеон и разгромила коммуны, устроенные в общежитиях в Латинском квартале. Революция 68-го была подавлена.
Осенью 1968-го, с 31 августа по 5 сентября, в итальянском городе Карраре прошел международный анархистский конгресс, на котором был создан Интернационал Анархистских Федераций.
При организации конгресса возник вопрос об участии в нем групп, не принятых в Анархистские Федерации, как например, «Красное и Черное» во Франции.
Самые бурные дискуссии на конгрессе развернулись между французскими группами. Сторонники Кон-Бендита, спонтанеисты и анархо-марксисты противостояли ортодоксальным анархистам. Они обличали «старую гвардию трупоедов, которые наслаждаются, вспоминая своих отцов-основателей, уложенных по порядку в своего рода Пантеоне оспаривания». Сам Даниэль Кон-Бендит взял слово в конце первого дня конгресса. Все дискуссии на этом конгрессе были, по его мнению, скучны и бесполезны. Он также провозгласил: «для нас проблема не в выборе между марксизмом и анархизмом. Проблема в том, как открыть и использовать на благо революции самые радикальные методы». Большинство представленных на конгрессе организаций отвергли эти тезисы, и Кон-Бендит вместе со своими сторонниками покинул Конгресс.
Конгресс официально провозгласил: «Необходимо уточнить, что анархизм и марксизм полностью противоположны и имеют разное происхождение и мы не можем опереться на хороший марксизм, с которым можно было бы найти общий язык и объединиться. Современная марксистская практика не является извращением, это реальное воплощение марксизма. Из-за отсутствия новой морали, из-за подавления индивида во имя некоего привилегированного класса, марксизм не способен предложить человеку, всем людям, жизнеспособные решения. Анархизм разносторонен, он включает в себя свою собственную экономику, свою политику и свою мораль. Стремиться соединить марксизм и анархизм означает недооценивать анархизм и судить о нем поверхностно. В этом смысле, мы не видим никакого сходства между марксизмом и анархизмом»(9).
Таким образом, большинство анархистов того времени отвергли «анархо-марксизм». С одной стороны, они отвергли эклектику и авантюризм Кон-Бендита и его последователей, которые восхищались Че Геварой и Фиделем Кастро и одновременно обвиняли существующие анархистские организации в авторитаризме и отсутствии спонтанности. С другой стороны, отвергнув диалог с либертарным марксизмом, участники конгресса «выбросили с водой ребенка». На самом деле марксизм – не непогрешимое учение, «отлитое из одного куска стали», а философская система, в которой есть свои слабые и сильные стороны.
«Май 68-го нанес роковой удар по идеологии левых партий и по их марксистской теории. Оспаривая официальный марксизм политических партий и призывая ограничиться трудами молодого Маркса, Май 68-го запустил необратимый процесс.
Люди начали размышлять, и сегодня Сталин, Мао, Кастро и другие оказались выброшены из революционного пантеона, где, казалось, помещены навечно, а Маркс – низведен до уровня одного из экономистов прошлого века, не более того»(10), - писал в 1988 г. идеолог Анархистской Федерации Морис [Жуайё].
Морис [Жуайё] игнорирует тот факт, что упадок авторитарного марксизма так и не привел к появлению современной и привлекательной антиавторитарной социалистической теории.
Примечания:
(1) Bourseiller Christiophe Histoire generale de “l’ultra-gauche” P., 2003 p. 347
(2) Франк Минц. В личном письме
(3) Bourseiller Ch. Op.cit. P.352
(4) Joyeux M. Sous les plis du drapeau noir: Souvenirs d’un anarchiste Tome II, Paris, 1988 P. 267
(5) Joyeux M. L’anarchie dans la societe contemporaine: une heresie necessaire? – P., 1977 p.115
(6) Joyeux M. Sous les plis du drapeau noir // Increvables Anarchises. Volume neuf: 1968/1975, P. 2001 p. 7
(7) Rossanda R. Les etudiants comme sujet politique // Les Temps Modernes 1968 # 266-267. – P. 212
(8) Dansette A. Mai 68 P. 432
(9) Cavalier M. Le Congres anarchiste de Carrare // Increvables Anarchises. Volume neuf: 1968/1975, P. 2001 p. 9
(10) Joyeux M. Sous les plis du drapeau noir // Increvables Anarchises. Volume neuf: 1968/1975, P. 2001 p. 7
Добавить комментарий