Мы публикуем перевод интервью с с израильским анархистом Йонатаном Поллаком (на головном фото), опубликованное проектом Crimethinc. Участники редколлегии avtonom.org могут разделять не все высказанные в интервью суждения.

7 октября ХАМАС, правящая партия в секторе Газа, прорвала окружавшую его осадную стену и совершила серию атак. Правительство Израиля ответило полномасштабной военной операцией. Хотя обе стороны нападали как на мирных жителей, так и на солдат, эти события можно понять только в контексте десятилетий репрессий и этнических чисток.

Мы надеемся поделиться взглядами антиавторитариев в секторе Газа, как только нам удастся с ними пообщаться. Предлагая это пространство человеку, выросшему в израильском обществе, мы не стремимся поставить в центр перспективу израильских граждан, а, скорее, показать, что ситуацию нельзя свести к бинарному этническому конфликту.

Протестующие жгут шины в городе Бейта. Фото Орена Зива/ActiveStills.

Эскалация военных действий

- В субботу, 7 октября, когда мы готовились опубликовать это интервью, ХАМАС провел скоординированную волну атак. Правительство Израиля ответило полномасштабным военным нападением. Как ты видишь эти события из того места, где находишься?

- Это событие исторического масштаба с точки зрения палестинского сопротивления израильскому колониализму, который продолжается до сих пор. Что именно будет дальше, говорить пока рано, поэтому я предпочитаю говорить об общем контексте ситуации, а не давать анализ текущего события, пока детали еще не ясны. Все, что я мог бы сказать прямо сейчас, устареет всего через несколько часов. Но можно сказать наверняка, что нас ждут ужасные дни.

Очень короткая версия этой конкретной истории заключается в том, что силам ХАМАС удалось прорвать блокаду, которую Израиль жестоко навязывает сектору Газа, и проникнуть, а в некоторых случаях полностью захватить израильские поселения по другую сторону стены. Число погибших на израильской стороне исчисляется сотнями, и многие фото, появляющиеся в средствах массовой информации, ужасны и шокируют, особенно в социальных сетях. Но я забегаю вперед.

Некоторые из терминов, которые я использую в этом контексте, могут сбить с толку людей, которые в некоторой степени следят за Палестиной и привыкли к термину «израильские поселения», что обычно означает территории, оккупированные Израилем в 1967 году. Однако я считаю, что важно понимать Израиль в целом как переселенческо-колониальный проект, а сионизм — как колониальное движение за еврейское превосходство.

Было бы упущением игнорировать долгую историю израильских этнических чисток, в том числе этническую чистку палестинцев со стороны Израиля 1948 года, известную как Накба.

Сегодня сектор Газа, который до 1948 года был частью палестинского района Газа - дом для беженцев из 94 деревень и городов исторического района, которые полностью очищены от людей. 80% жителей сектора - беженцы, осажденные в крупнейшей в мире тюрьме под открытым небом. Города, которые были захвачены или атакованы палестинцами в начале нынешних боевых действий - одни из тех обезлюдевших городов, из которых выселили некоторых из этих беженцев.

В международных корпоративных СМИ эти события в основном изображаются либо как двусторонняя война между Израилем и сектором Газа, либо как односторонняя бессмысленная палестинская агрессия, лишенная какого-либо контекста. Недостающий контекст, конечно, заключается в том, что палестинский народ пережил века колониального порабощения, особенно палестинцы в секторе Газа.

Как я уже сказал, фотографии ужасают. Невозможно не поддаться их влиянию. Однако они не могут быть рассмотрены отдельно от контекста. Помимо вышеупомянутого исторического контекста, за последние два десятилетия Газу снова и снова превращали в пыль израильские воздушные налеты и военные операции. Теперь в очередной раз начались бомбардировки, и в основной массе израильского общества и СМИ идет открытая дискуссия о проведении геноцида в секторе Газа. Если геноцид не предотвратить, то он действительно может произойти.

Если мы просим палестинцев не прибегать к насилию, мы не должны забывать о реальности, с которой они сталкиваются. Когда в 2017–2018 годах в секторе Газа палестинцы маршировали к израильскому заграждению, которое фактически удерживает их в тюрьме, их расстреливали сотнями. Изображения, распространяющиеся сейчас, ужасны и шокируют. Я не хочу покрывать или оправдывать — но в ходе борьбы путь к освобождению почти всегда принимает гротескные повороты.

Африканский национальный конгресс [одна из главных зонтичных организаций, боровшихся против апартеида в Южной Африке] часто по неосведомленности восхваляется как ориентир теми, кто пытается доказать, что насилие не играет никакой роли в борьбе. Но после создания своего военного крыла, Умконто ве сизве [«Копье нации»], АНК так и не отказался от насилия. Нельсон Мандела [член АНК и соучредитель Копья нации] продолжил выступать за использование силы даже после десятилетий тюремного заключения. В 1985 году тогдашний президент АНК Оливер Тамбо рассказал газете Los Angeles Times: «В прошлом мы говорили, что АНК не будет намеренно убивать невинных людей, но теперь, глядя на то, что происходит в Южной Африке, трудно сказать, что мирные жители не будут умирать».

Контекст борьбы здесь — между ядерной военной сверхдержавой и обездоленным народом.

Колониализм не сдается. Колониализм не отступит сам по себе, даже если вы вежливо попросите.

Деколониализм — благородное дело, но путь к его достижению зачастую уродлив и запятнан насилием. В отсутствие какой-либо реальной альтернативы достижению освобождения люди вынуждены совершать не имеющие оправдания действия. Это фундаментальная реальность неравенства сил. Требовать, чтобы угнетенные всегда действовали самым невинным образом - значит требовать, чтобы они навсегда оставались в рабстве.

Протестующий эвакуирует ребенка, раненного израильским огнем во время демонстрации в Бейте. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

Судебное дело

- Йонатан, израильское правительство тебя сейчас преследует по делу за бросание камней во время протеста на Западном Берегу. Можешь объяснить контекст, в котором тебя арестовали?

- Меня арестовали в городе Бейта, недалеко от города Наблус на Западном Берегу. Бейта имеет давнюю традицию сопротивления израильскому колониализму. Это был центр сопротивления во время Первой интифады (1987-1993 гг.). В начале 1988 года около 20 мужчин из Бейты и соседней Хувары были задержаны израильской армией после того, как Шин Бет, печально известная тайная полиция Израиля, установила, что они были причастны к инцидентам с бросанием камней. Их связали наручниками, а солдаты разбивали им кости камнями и дубинками. Солдаты выполняли прямой приказ тогдашнего министра обороны Ицхака Рабина, который публично призывал к политике «ломания им рук и ног».

Позже в том же году Бейта стала местом одного из определяющих инцидентов Интифады, когда группа молодых израильских поселенцев во главе с Ромамом Альдубе совершила налёт на город под предлогом проведения по нему экскурсии на Песах. После того, как Альдубе застрелил жителя деревни в оливковых рощах, окружающих город, банда экстремистов продолжила путь в саму Бейту, где их встретили местные жители, вышедшие защищаться. В итоге поселенцы были разоружены находившимися там людьми, но до этого успели расстрелять еще двоих палестинцев, а также 13-летнюю девочку-поселенку, которую по ошибке застрелил сам Альдубе во время столкновения.

После инцидента в израильском обществе широко раздавались призывы «стереть Бейту с лица земли». В ответ, несмотря на то, что детали инцидента уже стали известны военным в ходе оперативных допросов, израильская армия разрушила пятнадцать домов в деревне и арестовала всех жителей мужского пола, а затем депортировала шестерых из них в Иорданию.

В последние годы Бейта была местом постоянных стычек с израильской армией и поселенцами, пытавшимися основать поселения на украденной земле, принадлежащей городу. Акция протеста, на которой меня арестовали 27 января, была частью местного восстания, которое началось в мае 2021 года после создания израильской колонии в районе Джабель (Горы) Сабих на окраине города. Во время этих демонстраций одиннадцать человек были убиты израильским огнем, некоторые из них - снайперами. Тысячи получили серьезные ранения и сотни были арестованы. Восставшим удалось добиться эвакуации поселенцев, но только временно и с обещанием правительства, что им будет разрешено вернуться в какой-то момент. После изгнания поселенцев это место использовалось как военная база; недавно они вернулись и заняли дома, построенные здесь при поддержке правительства.

Меня арестовали, когда силы израильской пограничной полиции (военизированное подразделение израильской полиции) совершали рейд в деревню после митинга. В полицейском участке я слышал, как двое арестовавших меня офицеров согласовывали свои показания. Затем они обвинили меня в нападении на сотрудников полиции с отягчающими обстоятельствами (бросание камней), препятствовании работе сотрудников полиции и массовых беспорядках. Меня продержали в тюрьме три недели, затем отпустили под домашний арест по причине ухудшения здоровья.

Семьи палестинских задержанных ждут, чтобы их впустили в военный суд Офер недалеко от Рамаллы. Фото Орена Зива/ActiveStills.

- Ты потребовал, чтобы тебя судили в военном суде, как судят палестинцев, а не в гражданском суде, как судят израильских евреев. Можешь объяснить, зачем?

- Я, понятное дело, не поклонник государства, причём любого. Но в так называемых демократиях представление о легитимности государственного насилия, которое является основой правовой и правоохранительной систем, проистекает из ложного этоса справедливости и ошибочного представления о том, что эти системы представляют коллективные интересы тех, кто подчиняется его власти.

Уникальный механизм израильского апартеида, которого не существовало даже в системе апартеида Южной Африки, заключается в том, что на Западном Берегу действуют две параллельные правовые системы: одна для палестинцев, а другая — для еврейских поселенцев.

Когда меня обвинят в аналогичных преступлениях — даже если они произошли в одном и том же месте, в то же время и при тех же обстоятельствах — меня будут преследовать и судить в уголовно-правовой системе Израиля, в то время как мои палестинские товарищи предстанут перед военным судом израильского государства, что отражает реальность полноценной военной диктатуры. Для задержания палестинцев правительство отправляет вооруженные силы, которые часто задерживают посреди ночи, жестоко, под дулом пистолета. Должно пройти до 96 часов, прежде чем они увидят судью (для таких, как я, это время составляет только 24 часа), и даже когда они, наконец, придут, этот судья будет солдатом в форме, как и прокурор. Их будут судить в соответствии с драконовским военным законодательством Израиля. Им, скорее всего, будет отказано в освобождении под залог, а приговор будет вынесен в рамках системы, в которой ни один человек из 400 не может быть оправдан.

Эту двойную правовую систему часто называют одним из ярких примеров израильского апартеида. Это настолько яркое проявление апартеида, что даже некоторые мягкие сионисты не могут его игнорировать, однако они не признают в нем чего-то фундаментального для сионизма как переселенческо-колониального движения, поскольку они сосредотачиваются только на оккупации 1967 года и израильском контроле над Западным Берегом и сектором Газа.

Часто приходится слышать, как люди говорят, что система плохая, но не расистская; что различие проводится по признаку гражданства. Это утверждение ложно. Существует 20% представителей палестинского меньшинства, которые живут на территориях, оккупированных Израилем в 1948 году, и имеют израильское гражданство (в отличие от палестинцев на Западном Берегу и в секторе Газа, которые живут под контролем Израиля как субъекты без гражданства). Малоизвестный факт о военных судах: даже палестинцев, имеющих израильское гражданство, иногда судят в военных судах Западного Берега.

Суть дела проста: мне было предъявлено обвинение перед гражданским судом, потому что государство считает меня евреем. Если бы я был палестинцем с израильским гражданством, я, скорее всего, предстал бы перед военным трибуналом. Система действует по этническому и религиозному принципу.

Сами законы тоже разные, и военное право на самом деле представляет собой не законодательство, а набор указов, издаваемых военным командующим района. Один из таких указов, Приказ 101, запрещает любые собрания политического характера из десяти и более человек (например, групповой обед, на котором обсуждается политика), даже если люди собираются на частной территории. Это преступление, наказуемое лишением свободы на срок до десяти лет. Точно так же любая политическая организация и объединение могут быть объявлены вне закона, и это происходит довольно часто.

Любые политические собрания из более, чем десяти человек, наказываются лишением свободы до десяти лет.
То, что побудило меня потребовать передать мое дело в военный суд — стремление пролить свет на систему, о которой мало кто знает, и в то же время попытаться подорвать ее. Мы выдвинули довольно веский юридический аргумент, учитывая рамки израильского законодательства, но суд просто проигнорировал его, основываясь на выдуманной формальности — это была довольно впечатляющая юридическая манипуляция. Мое решение отказаться признать легитимность суда после того, как мое ходатайство было отклонено, также было частью моей стратегии.

Есть также более фундаментальная причина, по которой я отказываюсь сотрудничать с судом и подчиняться разбирательству, которая вытекает из моего понимания власти и моего личного опыта работы как с юридической, так и с тюремной системами. Эти системы устроены так, что человек всегда просит, всегда ждет, всегда находится во власти сидящих наверху, лишен какой-либо реальной силы.

Отказ от сотрудничества переворачивает всю эту систему контроля с ног на голову. Это позволяет вернуть себе силу и свободу действий в ситуации, в которой тебе их не полагается иметь. Конечно, за это приходится платить, и это следует учитывать каждый раз, в зависимости от обстоятельств. Я не сторонник такого подхода как общей стратегии при работе с правовой системой, но я считаю, что это чрезвычайно расширяет возможности.
Мои шансы быть оправданным и избежать тюремного заключения изначально были нулевыми, так что терять особо было нечего.

Вид на военный суд Офер снаружи. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

- Это не первый раз, когда тебе грозит тюремное заключение, верно?

- Нет… Я думаю, уже шестой, не уверен на сто процентов. Но мои палестинские товарищи постоянно попадают туда-сюда в тюрьму, и очень трудно представить себе жизнь без угрозы тюремного заключения, учитывая обстоятельства, в которых мы живем. Во всяком случае, мне повезло (или это из–за моего привилегированного положения) в том, как мало времени я отсидел за последние двадцать с чем-то лет активизма. Это тоже является проявлением израильского апартеида.

- Ты упомянул, что в начале этого года тебя освободили из–под стражи по состоянию здоровья. Можешь описать условия в различных учреждениях, где ты отбывал наказание?

- Как и правовая система, тюремное заключение также разделено. Существуют отдельные палаты и тюрьмы для палестинских политических заключенных (Израиль называет их «заключенными безопасности») и всех остальных. Условия для политических заключенных гораздо жестче: свидания гораздо более ограничены, нет доступа к телефонам и всякие другие ограничения. Однако здесь намного больше организованности и чувства солидарности, иногда даже сопротивления. Несмотря на то, что меня судят по политическим обвинениям, по которым палестинцев классифицируют как «заключенных службы безопасности», и, несмотря на то, что меня просили держать под стражей вместе с моими товарищами, меня всегда считали «обычным» заключенным.

В израильской системе существуют три различные юридические стадии тюремного заключения: арест до предъявления обвинения, арест после предъявления обвинения и тюремное заключение после вынесения обвинительного приговора. Арест до предъявления обвинения — это стадия наихудших условий, на которой доступ к внешнему миру наиболее ограничен. На этом этапе запрещается телефонная связь, доступ к телевидению и радио, а также покупка вещей в магазине. Никакие книги и материалы для чтения, кроме Библии и Корана, не допускаются. По закону у тебя есть право на минимум час прогулки во дворе в день, но редко когда дают даже несколько минут. Некоторые из таких условий постепенно улучшаются после того, как тебе предъявят обвинение или осудят, в зависимости от того, в какой тюрьме ты оказался, в каком отделении.

Физические условия сильно различаются. Число людей в камере может составлять от двух до двадцати; мне приходилось сидеть и с двумя, и с двадцатью. Обычно я предпочитаю как можно больше личного пространства, но это действительно зависит от того, кто твои сокамерники. Застрять в камере с одним лишь человеком может быть довольно тяжелым социальным бременем, особенно для такого человека, как я, который не лучший собеседник.

Наркотики и зависимость также большая проблема, и их там много. Обезболивающие, опиаты, опиоидные агонисты, уличные наркотики, что угодно. Но их никогда не бывает на постоянной основе или достаточно, поэтому ты нередко застреваешь в камере с группой наркоманов, которые мечутся между насильственным отказом от привычки без лечения и поиском наркоты, получением кайфа. Всегда происходят ссоры из–за того малого, что есть. Некурящие заключенные формально имеют право содержаться в камерах для некурящих, но это только теоретически. На самом деле единственная камера для некурящих, в которой меня когда-либо держали, была одиночной камерой. Мне не разрешили находиться в камере для некурящих даже когда я заболел острым бронхитом.

Наиболее распространенными формами насилия среди заключенных, помимо избиений, являются драки (сожженные и спрессованные сигаретные фильтры широко распространены и легко доступны) и расплескивание кипятка, смешанного с сахаром.

Я веган уже почти 30 лет. У меня диабет 1-го типа, а также непереносимость глютена (целиакия). У меня также эпилепсия, вызванная выстрелом в голову слезоточивым газом на митинге. Из–за этого в тюрьме с едой приходится постоянно страдать, поскольку мне нельзя есть практически ничего, что готовят на тюремной кухне. Обычно требуется неделя или две, прежде чем появится немного еды, и еще больше времени, чтобы получить все, что мне нужно и на что я имею право. А пока мой рацион в основном состоит из огурцов и, если повезет, немного моркови.

Во время моего последнего пребывания в тюрьме я потерял около 12 килограммов за три недели — около 15 процентов веса моего тела. Я заболел острым бронхитом, из–за которого уровень глюкозы в крови поднялся до опасного для жизни уровня.

Мне повезло, что меня отпустили под домашний арест, в основном из–за моего здоровья. Это удача, которой нет у палестинцев. Это был опыт, который вызвал во мне сомнения по поводу того, как управлять политико-правовой стратегией этого дела, и, возможно, даже немного сломал меня. Мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановиться физически, но еще больше времени, чтобы прийти в себя морально и эмоционально. Мне пришлось принимать решение о том, как вести дело; ни один из вариантов не был подходящим, и я был не в том месте, где мог бы их реализовать. В конце концов я понял, что стою перед выбором: либо мне придется отказаться от сделки, которую я заключил с самим собой в подростковом возрасте, когда открыл для себя зеркальный мир веган-анархизма, понимая, насколько искажен и испорчен этот мир, либо мне придется выполнять своё обещание и продолжать дело. Выбор довольно простой, не так ли? Почти никакого выбора.

- Тебе предъявили какие-то другие обвинения?

- Помимо вышеупомянутых, есть еще несколько открытых дел, по которым мне еще не предъявили обвинения, но могут предъявить. В частности, «подстрекательство к насилию и террору» из–за статьи, которую я опубликовал, когда был заключен в тюрьму в 2020 году, и призывал людей поддержать палестинское сопротивление израильскому колониализму и присоединиться к нему.

Протестующие в Бейте используют тактику «ночного беспорядка», чтобы преследовать поселенцев, мигая мощными лазерными указками и фонарями в сторону поселения, маршируя по нему с горящими факелами и направляя на него дым от горящих шин. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

- Получаешь ли ты поддержку от групп в израильском обществе, в Палестине, на международном уровне? Что люди могут сделать, чтобы поддержать тебя и других?

- У меня есть круги поддержки внутри анархистского сообщества и среди палестинцев. Я думаю, что
самое ценное, что люди могут сделать в данный момент — это поддержать кампании, пропагандирующие бойкоты, изъятие инвестиций и санкции в отношении Израиля (Boycott, Divestment and Sanctions, BDS).

Это очень активная кампания, относительно эффективная, и в ней довольно легко участвовать. Что касается поддержки меня, то поддержка борьбы и палестинских заключенных в целом — это лучший способ поддержать и меня лично.

В настоящее время в израильских тюрьмах находится более 5000 палестинских заключенных. Около четверти из тех, кто содержится в израильских тюрьмах — это те, кого Израиль называет «административными задержанными», которых можно содержать неопределенное время без предъявления обвинений или суда и на основании «секретных улик».

По оценкам, каждый пятый палестинский мужчина, живущий под израильским военным правлением, хотя бы один раз был заключен в тюрьму Израилем.

Организация, которая лучше всего поддерживает палестинских заключенных — это Ассоциация Аддамир по поддержке заключенных и прав человека [ад-дамир переводится как «совесть» с арабского]. Это палестинская неправительственная гражданская организация, которая занимается поддержкой палестинских политических заключенных, содержащихся в израильских и палестинских тюрьмах. Основанный в 1991 году группой активистов-правозащитников, центр предлагает бесплатную юридическую помощь политическим заключенным, защищает их права на национальном и международном уровне и работает над прекращением пыток и других нарушений прав заключенных посредством мониторинга и юридических процедур, а также кампаний солидарности.

Аддамир — одна из шести известных палестинских гражданских организаций, которые Израиль в 2021 году без надлежащей правовой процедуры признал террористическими организациями на основании «секретных доказательств». Они проводят важнейшую работу по поддержке палестинских политических заключенных, находящихся под стражей как в Израиле, так и в Палестинской администрации, и поддерживать их жизненно важно [Примечание переводчика: ООН, Amnesty International, Human Rights Watch осудили это действие израильских властей как атаку на палестинское гражданское общество. Про другие организации см. оригинал статьи].

Вы можете следить за обновлениями по моему делу здесь благодаря моей местной группе поддержки. Вероятно, осталось еще несколько месяцев, но как только я вернусь в тюрьму, было бы здорово получать письма. Самый простой способ сделать это — отправить электронное письмо на адрес электронной почты, который использовался в последний раз, когда я был в тюрьме - support.jonathan@proton.me, и оно будет передано мне. Я постараюсь ответить, хотя мои возможности довольно ограничены, поскольку почтовых марок не хватает. Как всегда при переписке с заключенным, важно помнить, что вся переписка контролируется.

Бэкграунд

- Ты помог основать группу «Анархисты против стены», которая получила немалое международное признание в начале 2000-х. Что получилось из этого проекта? Как сегодня выглядит анархистское движение в Израиле?

- Мне не очень нравится представлять это как «помощь в создании», потому что это неправильная характеристика того, как возникла эта группа — да и большинство групп прямого действия. Не было какого-то конкретного момента. В начале тысячелетия Вторая интифада была в самом разгаре, и мы были небольшой группой людей, присоединившихся к палестинскому сопротивлению и участвовавших в акциях прямого действия. Дела набирали обороты, но мы так и не «основали» группу. Даже имя мы не выбирали специально. Каждый раз мы рассылали пресс-релизы под разными названиями.

По чистой случайности именно это название мы использовали в тот день, когда армия застрелила одного из наших боевыми патронами. Далее последовал ажиотаж в СМИ, и мы воспользовались своей известностью и стали придерживаться этого названия.

Двадцать лет спустя проект «Анархисты против стены» прекратил свое существование, но я думаю, из него можно извлечь уроки, как отрицательные, так и положительные. Так же как «Анархисты против стены» не возникли в определенный момент, проект исчезал постепенно, выдохся. Анархисты живут внутри общества, против которого они борются, и не застрахованы от его заболеваний. Динамика сил всегда создает сложности, и, на мой взгляд, к концу дела ситуация просто слишком запуталась. Мы говорим о небольшой группе людей, чьи политические связи во многом строились на личном родстве и доверии. Еще одним важным компонентом роспуска «Анархистов против стены», на который я могу указать, было снижение палестинского народного сопротивления в конце 2010-х годов.

Уже после того, как я ушел, группа развалилась из–за фундаментальных разногласий по вопросам насилия и ненасилия. Статья о современном анархизме в Израиле, опубликованная CrimethInc в 2013 году, на мой взгляд, довольно хорошо рассказывает эту сторону истории, хотя я не согласен с некоторыми другими вопросами, затронутыми в тексте.

Анархисты по-прежнему участвуют в сопротивлении сионизму и израильскому колониализму. Верное своему «происхождению», анархистское движение в Израиле также по-прежнему глубоко привержено защите прав животных. Участники движения занимаются поддержкой беженцев и лиц без документов, культурной и контркультурной деятельностью, радикальным образованием и так далее.

Но, хотя анархисты участвуют в любых радикальных акциях, я считаю, что отдельного анархистского движения на данный момент не существует — возможно, из–за отсутствия здесь сильной анархистской традиции.

Йонатан Поллак задержан во время демонстрации в деревне Наби Салех на Западном Берегу в 2011 году. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

- Что ты можешь рассказать о достижениях «Анархистов против стены»? Какие уроки — или, по крайней мере, гипотезы — ты бы передал анархистам в других странах на основе своего опыта?

- Я думаю, что из–за относительно высокой известности группы «Анархисты против стены» люди склонны преувеличивать ее заслуги. Вначале это была не более чем небольшая группа очень преданных делу людей, на самом деле расширенная группа по интересам. Со временем она стала немного больше: ее основную активистскую базу составили несколько десятков человек и, возможно, еще пара сотен, которые время от времени тяготели к ней.

На мой взгляд, самой важной чертой «Анархистов против стены» был отказ от ложной национальной принадлежности и даже идентичности в пользу перехода на другую сторону и непосредственного участия в борьбе палестинцев с израильским колониализмом. В таком сплоченном и милитаристском обществе, как Израиль, это было нехилое отклонение от общих левых традиций. Возможно, не новаторское, но экстраординарное. Нашей целью было признать наше привилегированное положение, использовать его и перевернуть с ног на голову в наших отношениях с палестинским сопротивлением. Не для того, чтобы стать белыми спасителями, а скорее в качестве ресурса. Принцип присоединения к палестинской борьбе и следования палестинскому руководству был закреплен во всех аспектах деятельности группы.

Я думаю, что рассмотрение себя как союзников, участвующих в борьбе изнутри, а не как сторонников снаружи, в контексте израильского общества было самым важным вкладом проекта и имело наиболее долгосрочный эффект, в том числе и за пределами Израиля.

Поскольку изначально группа была небольшой и сплоченной, вначале не было необходимости формулировать многие вопросы. Некоторые вещи были очень ясны большинству вовлеченных людей, в то время как они были табуированы в израильской политике, даже в пределах ее более радикальных границ, например, наше отношение к насилию, наше место в борьбе, наша антагонистическая позиция по отношению к израильскому обществу. По мере роста группы это становилось все более размытым и, возможно, запутанным.

«Анархисты против стены» была единственной организацией в городе, которая непосредственно поддерживала палестинское народное сопротивление на Западном Берегу в те дни. А это означало, что со временем к группе присоединялись люди, которые разделяли некоторые основные принципы, но не обязательно полностью признавали первоначальный политический курс. Оглядываясь назад, можно сказать, что мы начинали как небольшая, однородная группа, работающая по принципу «сначала действие», и у нас не было инструментов или перспективы, чтобы справиться с тем, что должно было произойти.

Я уверен, что строгая партийная линия не является ответом, но главный катализатор моего личного ухода из группы — разногласия, возникшие по таким вопросам, как воинственность и израильская/антиизраильская перспектива. Возможно, это урок для организаторов в целом, показывающий, что извечная анархическая групповая структура является лучшим способом обеспечить более масштабную организацию, сохраняя при этом автономию и разнообразие, не принуждая к удушающему политическому компромиссу. Очевидно, не существует волшебного средства, и некоторые проблемы, с которыми коллектив столкнулся после моего ухода, не были связаны друг с другом. Но мне видится, что нам нужно усвоить этот важный урок.

- Как новое правительство изменило ситуацию в израильском обществе и Палестине в целом? Как новое законодательство, ограничивающее полномочия Верховного суда, может повлиять на твою ситуацию и на политических активистов в целом? [Обратите внимание, что этот вопрос и последующий ответ были составлены до событий 7 октября.]

- Нынешнее правительство является одним из худших и самых опасных в истории Израиля, и это огромный вызов. Оно откровенно выражает и проводит политику этнической чистки. Угрозы, которые оно представляет, вправду огромны, но самая значительная, пожалуй, наименее уникальна для него: тот факт, что это правительство — истинный представитель постоянной гонки всей израильской политики всё дальше на крайне правый фланг.

Центральным предметом разногласий в израильском обществе и тем, что привлекает наибольшее внимание на международном уровне, является посягательство правительства на судебную систему, но это эстетический раскол, замаскированный под борьбу за демократию. На самом же деле это внутренний спор о том, как лучше всего управлять и поддерживать еврейское превосходство, которое пользуется почти полной поддержкой в израильском обществе, в том числе среди так называемых либералов.

Конкретные изменения, которые нынешняя коалиция стремится провести, вероятно, сделают суды более слабыми и немного менее либеральными. Но суды никогда не были ни защитниками наших прав, не говоря уже о правах палестинцев, ни препятствием политике правительства. Нисколько. Израильская судебная система есть и всегда была краеугольным камнем израильского колониализма от реки Иордан до моря; она сыграла важную роль в обеспечении сионистской политики и придании системе авторитетного либерального юридического облика.

Израиль очень зависит от своей способности изображать и позиционировать себя как так называемую динамичную, жизнеспособную демократию. Более слабая судебная система может принести некоторый вред, но я считаю, что перспектива потенциальной победы протестного движения против нее представляет еще большую опасность для общей борьбы против колониализма и апартеида.

В протестном движении доминирует объединение военных резервистов, бывших высокопоставленных сотрудников небезызвестной тайной полиции Израиля, Шин Бет [службы внутренней безопасности Израиля], экономических либералов и различных других сионистских и националистических групп. Есть и более радикальные элементы, их роль и влияние ужасны.

Израильский флаг состоит из еврейских символов и является символом еврейской исключительности и превосходства, и не случайно он является самым выдающимся символом протестного движения. Эти группы привержены идее того, что Израиль является демократией, и идее, что еврейское превосходство не противоречит этому.

По большому счету, это также наиболее распространенное мнение среди масс, участвующих в протестах.
Любая победа этого движения будет использована для укрепления ошибочного и опасного представления о том, что израильская демократия восторжествовала, как будто бы израильская демократия существовала изначально.

Протестующие в городе Бейта. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

- Сыграли ли анархисты какую-либо роль в протестах?

- Вопрос об участии в протестах разделил местных анархистов. Хотя многие чувствуют себя отчужденными, некоторые анархисты были вовлечены в «Радикальный блок», который, как следует из названия, представляет собой свободную коалицию радикалов, участвующих в протестах. В моем понимании они видят себя скорее контр-протестующими в рамках основных событий.

Хотя я уважаю выбор попытаться мобилизовать израильское общество и приложенные для этого усилия, я все же считаю, что в нынешних обстоятельствах это ошибочная тактика. Общее протестное движение настолько велико — и настолько сильно убеждено, что Израиль — это демократия, которую нужно спасти, что оно впитает, кооптирует или размоет любые расходящиеся внутри него тенденции. По причинам, изложенным выше, я считаю, что нынешнее движение, возможно, представляет собой самую большую угрозу борьбе против израильского колониализма со времен соглашений в Осло, и что Израиль, вероятно, будет использовать это движение для восстановления своего международного положения аналогично тому, как соглашения в Осло использовались Израилем для восстановления после Первой интифады начала 1990-х годов. В конце концов, всё свелось к закреплению господства над палестинцами и лишению палестинцев земли в ещё большем количестве.

Еще в 1990-е годы израильские крайне правые, которые недальновидно считали соглашения в Осло пораженческим компромиссом, выступили против них и массово вышли на улицы. Мы тоже выступали против соглашений, потому что в моменте было ясно, как они будут использованы Израилем для собственной реабилитации и, что еще хуже, для искоренения палестинского восстания. Однако мы ни разу не подумали о присоединении к массовым демонстрациям правого толка, направленным на то, чтобы помешать выполнению соглашений. Я думаю, что сегодня ситуация в чем-то похожая. В качестве более близкой аналогии можно привести пример того, как многие нацисты и фашисты выступают против глобализации. Может ли кто-нибудь даже подумать о том, чтобы выходить вместе с ними?

Однако мое недовольство от участия в псевдодемократических протестах лежит глубже. Я считаю, что в переселенческо-колониальной ситуации, как в Палестине, наша роль не сводится и не должна сводиться к роли умеренных протестующих внутри поселенческого общества. Мы должны вообще отвергнуть это общество как таковое, его точку зрения, его внутреннюю политику. Мы должны понимать, что неравенство сил означает, что перемены не могут прийти изнутри израильского общества. Наша роль — ослабить его, создать раскол, посеять разлад, оказать прямое сопротивление. Во время раскола мы не должны пытаться найти подход к израильскому обществу, а должны уйти от него и начать борьбу с ним.

- Со стороны весь регион выглядит как пороховая бочка, готовая взорваться. Что нужно, чтобы появилось что-то позитивное? Что дает тебе надежду?

- Я бы предпочел не торговать надеждой, потому что, как и всякая торговля, это зрелище обманное. Я вырос в движении за освобождение животных середины и конца 1990-х, во времена первой «Зеленой паники» [Примечание переводчика: судебные преследования правительства США против радикального экологического движения в основном в 2000-х годах]. Я помню, как прочитал письмо, которое Фри (Джефф Луерс) отправил из тюрьмы, в каком-то журнале, может быть, через год или два после вынесения приговора. Письмо оказало на меня неизгладимое влияние. Прошло много времени, и я не могу его отыскать, даже несмотря на то, что Интернет якобы делает редчайшие документы доступными. Я немного отхожу от темы, но приговоренный к более чем двадцати годам тюремного заключения Фри привел восстание в Варшавском гетто [1943 года] как пример того, что надежда или перспектива успеха не являются критерием борьбы и сопротивления. Это поразило меня тогда, и до сих пор звучит актуально.

Будущее невозможно предсказать. Один мой хороший друг, участвовавший в подпольном сопротивлении режиму апартеида в Южной Африке, рассказал мне, что конец 1980-х годов был самым мрачным временем. [Президент Питер Виллем] Бота был у власти, США по-прежнему решительно поддерживали белую Южную Африку в качестве важного антисоветского бастиона, а конца апартеида даже отдаленно не было видно.

Затем распался СССР, и геополитическая ситуация резко изменилась, практически в одночасье. Сначала все думали, что это конец, потому что Советы были самыми важными сторонниками АНК. Но менее очевидным побочным эффектом было то, что прозападное правительство апартеида Южной Африки после холодной войны больше не имело такого большого значения, как раньше. Существование сильного движения, которое смогло извлечь выгоду из этих геополитических изменений, стало причиной политических перемен и (неидеального) падения апартеида.

Мораль этой истории в том, чтобы организовывать и развивать движения сопротивления, даже когда кажется, что все потеряно. Мое видение анархизма не утопично. На мой взгляд, каждая победа, каждый успех должны быть немедленно восприняты как провал, как структура власти, с которой нужно бороться и которую нужно разрушить. Говорят, лучшее — враг хорошего, но это только потому, что людям не хватает воображения, а хорошее никогда не бывает достаточно хорошим. Несовершенство — это константа, но мы просто продолжаем бороться, на каждом шагу превращая победу в поражение и поражение в борьбу.

Йонатана Поллака сопровождают на слушание дела о предварительном заключении в магистратском суде Иерусалима в наножниках. Фотография Орена Зива/ActiveStills.

Приложение. Заключительное слово Йонатана Поллака на суде

Десять демонстрантов были застрелены израильскими солдатами в деревне Бейта на Западном Берегу недалеко от Наблуса с момента начала там демонстраций в мае 2021 года. 27 января этого года я был арестован сотрудниками израильской пограничной полиции, когда направлялся домой после демонстрации в деревне против израильского колониализма и кражи деревенских земель ради создания нового поселения только для евреев. Тогда мне было предъявлено обвинение в бросании камней, и сейчас я предстою перед этим судом, чтобы сделать заявление по этим обвинениям.

Дело основано исключительно на ложных показаниях троих сотрудников пограничной полиции, которые меня задержали. Полиция отказалась проводить тщательное расследование, помимо показаний пограничной полиции, не принимая во внимание мой ясный отчет о том, что я слышал, как сотрудники пограничной полиции согласовывали свои показания друг с другом. В отличие от полиции, которую это не волнует, у меня есть доказательства, опровергающие показания офицеров, показывающие, насколько они пронизаны ложью. В нормальных условиях я бы с удовольствием дал этому процессу идти до конца.

Однако обстоятельства далеки от нормальных. Это дело, что необычно, происходит после того, как ответчик, я, подал ходатайство об изменении места проведения судебного разбирательства с израильского уголовного суда на гораздо более драконовскую систему военных судов, где палестинцев судят за аналогичные правонарушения. Я требовал, чтобы меня судили в военных судах, потому что именно там моих палестинских товарищей, которых регулярно арестовывают на демонстрациях, подобных той, на которой меня задержали, судят и приговаривают к суровым наказаниям на основании скудных и часто сфабрикованных доказательств.

Неудивительно, что обвинение выступило против этого ходатайства, и суд отклонил его. Слабая (и не совсем точная) аргументация государственного обвинителя заключалась в том, что я не живу на Западном Берегу. Однако израильским поселенцам, которые живут и работают на Западном Берегу, также не предъявляются обвинения в военных судах в соответствии с политикой. Где «сосредоточена их жизнь»? Основным аргументом суда в отклонении моего ходатайства было то, что инкриминируемые мне преступления не относятся к категории преступлений против безопасности.

Я не эксперт в области права, и не обладаю инструментами — да и не считаю это важным — для оценки законности решения суда. Но одно не подлежит сомнению: палестинцев, и не только тех, кто живет непосредственно под военной диктатурой Израиля на Западном Берегу, тысячами судят в израильских военных судах по идентичным или схожим обвинениям. Меня избавили от такой участи только потому, что государство считает меня одновременно гражданином и последователем правящей еврейской религии. Мой друг Тарек Баргут — палестинский житель Иерусалима и бывший член израильской коллегии адвокатов — был осужден и приговорен израильским солдатом в военной форме в военном суде на Западном Берегу. Тем временем Амирам Бен Улиэль, житель израильского поселения на Западном Берегу и убийца семьи Дауабше, осужденный за гораздо более серьезные террористические преступления, предстал перед гражданским уголовным судом в Иерусалиме.

Всего два месяца назад израильские поселенцы застрелили Куссая Маатана в деревне Бурка на Западном Берегу. Двое поселенцев были арестованы по подозрению в убийстве. В то же время некоторые жители деревни Бурка также были арестованы по гораздо меньшим подозрениям в участии в столкновениях, последовавших после вторжения поселенцев в их деревню. Было проведено несколько слушаний по делу поселенцев, которые проходили под председательством израильского гражданского уголовного суда, прежде чем состоялось хотя бы одно слушание по делу палестинцев — в военном суде. Причина в том, что палестинцы должны предстать перед судом только через 96 часов — что в четыре раза больше срока, предусмотренного Уголовным кодексом Израиля.

Эту дискриминационную политику действительно можно считать законной по стандартам израильского законодательства, но по сути она является отчетливым выражением израильского режима апартеида от реки Иордан до моря.

Но закон — это не справедливость. Южноафриканский апартеид в то время был защищен местным законодательством, как и французский колониализм в Алжире, превосходство белой расы в Родезии и бесчисленное множество других побежденных колониальных режимов, которые были явно несправедливыми. На самом деле право довольно часто задумывалось как противоположность справедливости.

Несправедливость существующего положения дел настолько очевидна и неоспорима, что даже бывший глава небезызвестного израильского Моссада Тамир Пардо был вынужден недавно признать, что «территория, где двоих людей судят по двум разным правовым системам — это государство апартеида».

Это дело, вне зависимости от того, что может показаться при прочтении обвинительного заключения, вращается не вокруг беспорядков или препятствования и нападения на сотрудников полиции, а скорее вокруг репрессий и обвинений в сопротивлении израильскому колониализму и его режиму апартеида. Мой ответ на обвинения и факты, изложенные в обвинительном заключении, не имеет значения. Поскольку сама форма проведения этого судебного процесса является выражением израильского апартеида, сотрудничество было бы согласием с этим.

Более двадцати лет я посвятил борьбе с колониальным правлением Израиля, и сейчас я не хочу и не могу сотрудничать с ним, даже если мое решение означает, что меня снова посадят за решетку. Поэтому, несмотря на то, что я не намерен признаваться в том, чего не делал, я не буду просить допрашивать свидетелей от государства, вызывать кого-либо от своего имени или давать показания сам. Я не буду оспаривать так называемые доказательства обвинения и не буду предоставлять никаких собственных опровергающих доказательств.

Израильский колониализм и его режим апартеида нелегитимны по своей сути. Этот суд нелегитимен. Все разбирательства по этому делу, дополняющие другие разбирательства, происходящие в параллельном и незаконном военном суде, смыслом существования которого является подавление сопротивления, являются незаконными. Единственным разумным ответом на это обвинение, на эту реальность, является борьба за свободу и освобождение. Нет голоса громче голоса восстания!

Опубликовано с любезного разрешения CrimethInc.

Помогите нашей работе, приняв участие в краудфандинге! Тем, кто нас поддержит, мы дадим приятный бонус - телеграм-стикера на основе рисунков хабаровского художника-анархиста Максима “Хадада” Смольникова. Чтобы получить стикера, сделайте пожертвование и напишите об этом в бот обратной связи нашего телеграм-канала.