Интервью с Серджио Болоньей: «Анализируя Автономию»

Серджио Болонья[1] — один из ведущих интеллектуалов итальянского леворадикального течения  - «операизма» (воркеризма)[2] Его работа о движении 1977 года (в которой Автономия была одним из главных героев), «Племя кротов"(«The Tribe of Moles») — это важнейший текст, анализирующий социальные, политические и экономические истоки крупнейшего протестного движения в современной истории Италии.  Мы перевели интервью, которое Серджио в 1995 году дал Патрику Канингхейму. В этом интервью Серджио Болонья в общих чертах рассказывает об «операистской» методологии анализа истории и классового состава движения автономных рабочих Италии, основанного на взаимодействии политических элит, интеллектуалов и массовых движений, «спонтанности» и организации микросистем борьбы с помощью трех поколений низовых политических бойцов с 1950-х по 1980-е.

Понятие «Автономия» само по себе неоднозначно, так как отсылает к двум взаимосвязанным, но достаточно разным феноменам. С одной стороны, Автономия Операйа (АО, Рабочая Автономия, также известная как Автономия Органиццата, Организованная Автономия), как предполагает название, была прямым потомком операистской традиции, вытекающей из основополагающего ее Квадерни Росси (КР, Красные тетради) журнала начала 1960-х. Это был проект разнообразных инакомыслящих интеллектуалов ИКП и ИСП с целью теоретизировать через переинтерпретацию марксовского «запроса трудящихся», классового состава и самоценности массового работника, находящегося в эскалации автономной борьбы рабочего класса на протяжении «экономического чуда» и массовой внутренней миграции с Юга на Север с середины 1950-х. итальянский операизм начал формироваться как политическое и интеллектуальное движение, которое придерживалось принципа ИКП о «ключевой роли рабочих», но было наоборот критичным по отношению к ортодоксальной марксистской версии жертвенности рабочего класса и неэффективного реформизма исторических левых. Из этой инициативы, с помощью Классе Операйо (более активистская версия КР), Потере Операйо Венето-Эмильяно[3] (региональная группа и газета, посвященная фабричной борьбе на Северо-Востоке Италии) и через разнообразные местные фабричные инициативы, в частности на химическом заводе Порто Маньера, родилась национальная политическая организация Потере Операйо (ПО, Рабочая власть) в 1969. ПО сыграла значительную роль в создании альянса между либертарианским студенческим движением 1968 года и широко распространенным рабочим движением, из которого выросла Горячая Осень 1969. Она была распущена в 1973 под давлением, с одной стороны, вспышки феминизма, который стал причиной кризиса борьбы и выхода многих активистов-женщин из наполненных противниками феминизма пост – 1968 марксистских групп, таких, как ПО, Лотта Континуа (ЛК, Борьба продолжается)[4] и Авангардиа Операйа (Рабочий авангард). Увольнения и реструктуризация усиленные нефтяным кризисом 1973 года позволили ИКП и профсоюзам возвратить контроль над большими фабриками северного индустриального треугольника, что оказало разрушающее влияние на присутствие ПО и других групп внутри фабрик, было крайне важно для их легитимности и raison d'etre. В то же время, пик автономного фабричной борьбы, стихийная забастовка и оккупация завода ФИАТ Мирафьери в Турине в марте 1973, продемонстрировавшая их избыточность, поскольку только некоторые из «фаццолетти росси» (красных бандан, использовавшихся для того, чтобы скрыть их личность в течение внутрифабричных демонстраций и «спаццолате» (чисток) против штрейкбрехеров, начальников цехов и менеджеров) были активистами новых левых.

Автономия Операйа возникла как менее структурированная сеть местных фабричных и социальных коллективов в середине 1970-х, связанных со «свободными» радиостанциями такими, как Римское Радио Онда Росса и Падуанское Радио Шервуд, наряду с публикациями такими, как Россо в Милане, Сенза Трегва в Риме и Примо Маджо в Турине. Здесь опять в большей степени интеллектуалы-мужчины такие, как Тони Негри и Оресте Скалцоне, обсуждали возникновение нового социального субъекта борьбы начала 1970-х, «операйо сочиале» (социализированный работник) находящегося в открытых местах «социальной фабрики», в то время как «операйо масса» (массовый работник) был ограничен рамками индустриальной фабричной борьбы. Отношения с феминистским движением продолжили быть напряженными и автономные[5] женские коллективы критиковали продолжение АО дискредитированных форм политической практики, в частности мужскую предрасположенность к использованию (иногда вооруженного) насилия. В это же время, автономные женщины обвинялись в том, что они были более старомодными марксистскими революционерками, чем феминистки из-за повышающего сознательность феминизма и сильно изолированными от основного женского движения. Попытки АО стать гегемоном и организовать контркультурное и пост-политическое движение 1977 также встретили значительную оппозицию. Красные Бригады (КБ), в 1978 похитившие и убившие Альдо Моро, высокопоставленного государственного деятели от Христианских демократов и главного участника диалога с ИКП по поводу из совместного проекта «Исторического компромисса»[6], легитимизовали драконовские репрессии со стороны государства, спровоцировав общее «рифлуссо» (уход в частную жизнь) из политического активизма, подталкивая наиболее радикальные отделы АО требовать «интенсификации» классовой борьбы с помощью вооруженной борьбы и промышленного саботажа. Это в свою очередь позволило государству произвольно приравнять АО к КБ, что вылилось в результате в массовые аресты уязвимых интеллектуалов АО в апреле 1977, несмотря на их резкую критику КБ за «анахронисткую, контрпродуктивную и милитаристскую» попытку низвергнуть государство и заполучить власть. Как следствие охота на ведьм, объявленная против автономистских интеллектуалов и активистов, организованная магистратами и журналистами близкими к ИКП в частности, привела к многочисленным волнам массовых арестов, заключений под стражу на срок до 5 лет за терроризм, и эмиграции основных интеллектуалов и активистов. АО, как попытка революционной нео-ленинской авангардной структуры в рамках более широкого социального восстания, была разгромлена к 1983, хотя ее составляющая «теневая сеть» местных групп и отдельных индивидов выжила в мрачную политическую зиму 1980, чтобы принять участие в консолидации сети «чентри сочиали» (сквотерских социальных центров) в 1990-х.

Наоборот и неправильно Автономия понималась и как рассеянная или креативная автономия, «автономия собраний» представленной массами, главным образом, контркультурной молодежью, студентами, безработными или устроенными на неполный рабочей день молодыми людей, радикальными представителями феминистского движения, геями и лесбиянками, уличными артистами и теми недовольными бывшими членами новых левых «групп», которые все больше критиковали догматический марксизм, известными как «кани шолти»(бездомные собаки). Молодость и постепенная безработица достигли кризиса в середине 1970-х. Многие молодые люди сознательно делали выбор в пользу избегания даже поиска работы (не говоря уже об «отказе» от нее в конце 1960-х). Все больше и больше они бежали от удушающего авторитаризма традиционных итальянских нуклеарных семей, чтобы жить коллективно, часто самовольно поселившись в чужих домах и квартирах.

Они выжили частично с помощью «лавори нери» (растущей пост-Фордиский сомнительной, краткосрочной, низкооплачиваемой, не регулирующийся государством работы на черном рынке ) и отчасти с помощью массовых экспроприаций еды из супермаркетов и ресторанов, но также с помощью «само-снижения» стоимости оплаты проезда в автобусах, рок-концертов и билетов в кино. Это было море, в котором рыба АО плавала, но это не было необходимо идеальной окружающей средой. Непочтительные Индейцы Метрополии движения 1977 безжалостно издевались над институциональными левыми, но также высмеивали и чрезмерную серьезность и самомнение революционных левых, их концепта и практики политической деятельности, приводя некоторых к мысли о возникновении пост-политической политики[7].

Важно, однако, демифилогизировать воображаемый раскол, который некоторая часть представителей прессы и академии нафантазировали, между «мирными креативи» и «жестокими автономи». Несмотря на их расхождения по поводу политических целей и практики, представляется, что между этими двумя видами Автономии было значительное взаимодействие, особенно на протяжении движения 1977, еще одно доказательство различия между культурным и политико-социальным движениями, наложенное социологами такими, как Мелуччи[8] может быть более формальным, чем реальным.

— Как мы можем анализировать итальянское социальное движение 1970-х, Автономию?

— Используя ту же методологию, которую мы привыкли использовать, чтобы анализировать исторический феномен европейских партий и движений 1920-х и 1930-х. Мы всегда пытались четко отличать поведение и проявления истории политических элит (как идеологической, так и организационной) от тех спонтанных движений, от тех, которые представляли собой реальный классовый состав, массы, или группы, или в районе, или на фабрике и т.д. Попытаться понять отношения между этими двумя вещами, всегда помня о том, что они представляют собой совершенно два разных уровня. Так, я думаю, мы должны применять этот метод и к нашей истории. Мы должны попытаться понять в какой степени мы, как интеллектуалы и борцы, представляем собой политическую элиту, то есть политической слой, с чьей историей существенно переплетены, но что есть не то же самое что история движений.

Мы пытаемся иногда интерпретировать и иногда предвидеть. Иногда у нас есть больше возможностей, чтобы предложить новые перспективы или дать движению идентичность. Но на протяжении большего количества времени, я бы сказал, мы были теми, кто получает исходные данные. Изначально была способность, низовая креативность и, следовательно, само-организующая способность, сознание, и более того знание, политические оригинальные методики, которые положили начало системам борьбы и организационным системам, которые давали нам эти исходные данные. Иначе говоря, серия аспектов реальности была предоставлена нам и над ней мы размышляли. Одновременно мы рассуждали и над примерами субъективного поведения, современных культур, напряжения, проектов, которые мы позже, возможно, попробовали бы идеализировать или включить в более широкую программу, широкую картину, или даже в сеть. Так, я думаю, основополагающий метод состоит в том, чтобы поддерживать всегда разрозненными эти два полюса и пытаться идентифицировать диалектику. В смысле, что они два разных полюса. Но настоящая история только отчасти история их встреч и расставаний.

— Между элитами и массами?

— Нет, это не массы, это важное замечание. Мы утверждаем, что невозможно говорить о движении как о расплывчатом феномене. Например, первые автономные, независимые, само-организованные стихийные забастовки, может быть в отдельном секторе, на ФИАТ, Пирелли, Инноченти[9], и на всех крупных фабриках в начале 1960-х, не были продуктом масс. Скорее, они были результатом весьма сложной политической истории, рабочих кадров и борцов, которые оставили в наследство рабочим группам определенную политическую культуру. И, следовательно, они преуспели в создании систем борьбы, может, очень частичной, очень локальной, но которая была уже политически созревшим организмом. Так, когда мы начали контактировать с массовым движением, в реальности мы начали отношения с организмами, которые уже были политически зрелыми. Так, это полностью меняет это видение, которое делает политические элиты активным субъектом и массовое движение пассивным субъектом: политическая элита вид слоя, обладающего знаниями, и, напротив, массовое движение, слой наделенный только мечтами, желаниями, разногласиями и т.д. В реальности отношения носили диалектический характер: массовое движение, которое уже обладало знаниями, которое уже имеет скорее продвинутую систему политических знаний, политические оригинальные техники, способное производить системы борьбы, которые очевидно порывают с профсоюзами, партией, которые могут предоставить нам … начало этого обмена между интеллигенцией и борцами.

В этом смысле я думаю, лучшим учителем этого пути интерпретации событий является Данило Монталди[10]. Основополагающая концепция (этого метода исследования) состоит в следующем: спонтанности не существует. То, что мы называем спонтанностью это, в реальности, формирование уже политически зрелых микросистем борьбы, потому что они были определены еще поколением борцов, пришедших из Сопротивления. Или же они были рабочими-борцами, которые уже были лидерами профсоюзов, которые сломали индивидуально и постепенно, в тишине, с профсоюзами развили свою собственную автономию. Но они были людьми, они были поколением и, следовательно, возможно также видом политической элиты, уже очень зрелой. Так первые рядовые комитеты (комиати ди базе/ КДБ) на Пирелли были сформированы бывшими профсоюзными организаторами GGIL[11] и бывшими местными лидерами ИКП (Итальянской Коммунистической партии).

Вообще, Монталди написал свою прекрасную книгу, назвав ее Милитанти Политичи ди Базе (Рядовые политические борцы), где он написал об истории и теории этого слоя, поколения революционных борцов, почти всех рабочих или связанных с борьбой на селе. Они имели такую глубокую политическую культуру, такую значительную способность приводить в движение организационные системы, системы борьбы, которые, согласно Монталди, - и это часть, в которой он так прав – были настоящим стимулом, настоящим драйвером этой борьбы, которая появилась до и продолжала жить в течение периода существования Квадерни Росси (Красные тетради[12]). Так, Квадерни Росси были попыткой понять эти вещи и теоретизировать их. Однако внутри Квадерни Росси, согласно мнению Молтадини и также многих других, только несколько человек, в частности Романо Альгвати, имели способность понять эти вещи, в то время как другие были не в курсе дела, по моему мнению. Они даже не поднимали эту проблему.

— И Панциери?

— Панциери да и нет, давайте скажу. Прежде всего, именно Альгвати был одним из тех, кто знал о том, что существует сложная система политического сознания на уровне рядовых членов.

Так, на этой основе мы можем анализировать Автономию. Что это значит? Это значит, что мы должны воспринимать группу Тони Негри, или Оресте Скалцоне, или Римскую Автономию (т.е. все части движения известного как Автономия Органиццата) как политическую элиту пересекающуюся с реальным движением. И так мы должны создавать историю этого настоящего движения, что очень сложно сделать.. точно отделить элиту от движения.. потому что возникают такие же проблемы как с движением 1950-х и 1960-х, в том смысле, что как тогда, мы можем сказать, что существовала сеть рядовых борцов, низовых политических активистов, с высоким уровнем политических оригинальных техник, но почти все были пролетариями. Иначе говоря, никто из них не был интеллектуалом. Они все были на фабриках или в сельской борьбе. Мы должны посмотреть на состав (социальный, интеллектуальный, политический) движения 1977[13]), который не был очень простым, потому что очевидно это было и обобщение, и превосходство трех поколений движения. 

Первое из трех поколений – это то, которое я упоминал до, с 1950-х до середины 1960-х. Это поколение воспроизводило тот тип борьбы автономных рабочих, который был теоретизирован Квадерни Росси и Классе Операйа (Рабочий класс)[14]. С 1966/67 было сформировано второе поколение, которое станет им в 1968 и которое не будет исходить из коммунистической истории и традиции, как первое. С 1967/68 было сформировано поколение новых левых, то есть борцов, которые уже выучили язык антагонизма, революции, отчасти и от нас. И здесь наша роль стала важной. Наша роль не была важной на протяжении первой фазы, вида рабочей борьбы, которую мы теоретизировали с 1950-х до середины 1960-х. Наша роль стала важной в движении 1968, которое было не рабочее, а студенческое. Потом политическая элита играла ведущую роль. 

Объединение всего этого произошло в 1969, когда операистская (воркеристская) политическая элита ввела стратегию в движение 1968, чтобы выиграть, в то время как другие антиавторитарные элиты реально потерпели поражение и были маргинализированы. Это было в 1969, когда все движение оказалось перед воротами ФИАТ, который мы победили. Победа рабочего движения заставила все студенческое движение соразмерить себя с рабочей борьбой. Рабочее движение было намного более продвинутым, сильным с интеллектуальной точки зрения, и имело более значительное политические оригинальные техники, потому что знало рабочую борьбу, в то время как другие движения нет. Так, оно преуспело в поддержании диалога с рабочей борьбой и с историей рабочей борьбы, в то время как другие нет. На этом этапе, также массовое движение, рабочее движение, которое было мобилизовано старыми политическими борцами, увидело прибытие второго поколения работников. Так, различные политические поколения рабочих были сформированы на фабриках.

— Это будет «массовым работником»[15]? 

— Кто был массовым работником 1968 и до 1973 или возможно 1980. Или даже кто сопротивляется сегодня, потому что эта история реальной рабочей автономии, «комитати ди базе» (низовых комитетов), рабочих 1968-го, до сих пор существует на некоторых фабриках, например, в Альфа Ромео в Милане. Лидеры настоящих КДБ на Альфа Ромео – лидеры, появившиеся в 1969/70. Так, это люди с историей 20 – 25 летней борьбы, которые были уволены 5 или 6 раз и восстановлены. Они политический класс, но не рабочих, и не интеллигенции. Они реальные массовые политические лидеры в любом случае.

— В чем заключается разница между интеллигенцией и самоучками – рабочими?

— Интеллигенция. В этом случае, должна всегда искать посредничество. Потом позже все поменялось. Мы до сих пор говорим здесь о периоде, в котором общим знаменателем были отношения между рабочим движением и движением автономных рабочих и рабочей элиты, называй это как хочешь. Что случилось после знаменательной рабочей борьбы 1969-1973, этого цикла, было очень интересным. Потому что 1968-ой в Италии привел в движение психологическую революцию во всех разнообразных социальных стратах, на уровне различных профессиональных функций и специальностей. Это была полная трансформация с борьбой внутри госпиталей, в рамках сферы медицины и так далее. Отчасти также деятелей искусства и интеллектуалов. На этом этапе, большая часть буржуазного класса или если вы предпочитаете, свободных профессий таких, как адвокаты и судьи, стали вовлечены в движение, например, были «демократические судьи»[16].

Так, интеллигенция рассредоточилась и стала рассеянной интеллигенцией, которая действовала не как политическая, ленинская, интеллигенция – это весьма важный пункт для понимания – по отношению к рабочему классу. Напротив, она действовала как новая интеллигенция в рамках отдельных профессий. Доктор мог основать ассамблею, низовой комитет докторов и начать создавать альтернативную медицину, начать борьбу против медицинской иерархии, против фармацевтических фабрик и фармакологической медицины, против отношений иерархии между доктором и пациентом. Так, начался этот длинный марш в рамках медицинских институтов. Который был, по моему мнению, одним из наиболее интересных аспектов итальянской революции и было вызвано Басальей[17], Маккакаро и Терциамболи. У нас есть имена великих ученых, которые трансформировали некоторые аспекты, по крайней мере на некоторый период мира работы больниц и итальянской медицины. То же самое происходило среди судей, среди адвокатов, что-то среди деятелей искусства, но очень мало, и очень мало среди писателей с небольшими исключениями такими, как Балестрини[18]. Это был феномен особой значимости. 

Я думаю, что изданием, которое наилучшим образом представляет этот феномен междисциплинарных интеллектуалов, которые использовали технические знания, чтобы перевернуть весь взгляд на капиталистическую науку и технологию, был журнал Сапере (Знание), под редакцией Маккакаро. Я был единственным представителем классического воркеризма, принимавшим участие в работе этого журнала. Однако, я преуспел, мы преуспели, в оказании влияния на позицию журнала, потому что у нас был свой собственный взгляд на технологию, на науку, которая была наиболее ясной, наиболее систематической, если хотите. Это был первый журнал, открывший экологические и амбиенталистские дебаты в Италии на научной основе, полностью отличные от тех, что происходили в 1980-х, потому что основным принципом нашего экологического взгляда было то, что экология начинается, прежде всего, с эксплуатации рабочей силы. По этой причине мы начали с токсичности внутри фабрик. 

Одним из главных героев этой борьбы в тоже время и в рамках журнала, и итальянского движения был Луиджи Марра, техник с Монтедисон[19] в Кастелланце, который был кадровым работником и … наиболее экстраординарной фигурой реальной автономии последних 20 лет в Италии. Он был работником лаборатории, который потерял оба свои предплечья в несчастном случае на рабочем месте (во время взрыва) и с тех пор посвятил всю свою жизнь борьбе с токсичностью и другими опасностями на фабрике. Он накопил внушительный запас знаний на эту тему при содействии многих ученых, исследователей-физиков, биологов и докторов. 

В 1976 ИКМЕСА химическая фабрика в Севесо взорвалась, приведя к загрязнению широкой местности большим количеством диоксина, высоко токсичной субстанцией, и была первой значительной экологической катастрофой, предвосхитив Бхопал и Чернобыль. Впервые общественное мнение узнало о возможности экологической катастрофы. Ни один из ученых присланных ООН и Всемирной Организацией Здравоохранения не понял, что проблема была в диоксине. На протяжении первой недели они спотыкались в темноте. Те, кто понял то, что проблемой был диоксин, были рабочие, и именно те рабочие, которые были организованы Луиджи Маррой, который прекрасно знал химические процессы и возможные несчастные случаи, которые могли быть вызваны этими процессами, они опросили рабочих ИКМЕСА, которые не хотели говорить, которые были напуганы. Они сумели вместе с работниками ИКМЕСА реконструировать весь производственный цикл, вспомнить все, что случилось – Для чего был клапан и как он среагировал? – и в итоге они поняли, что единственной субстанцией, которая могла быть произведена несчастным случаем, был диоксин. Так, это была демонстрация научно-технических возможностей очень высокого уровня. Это была наша экологическая борьба, это не было похоже на этих идиотов, Зеленых[20]! 

И так мы подошли к 1975-77. Движение 1977 было нечто совершенно иное. Это было новое и интересное движение, потому что, во-первых, оно не вытекало из предыдущих движений, или вытекало, но в очень сложном виде. У него была совершенно другая социальная база, отличная от тех, что были в 1968 и 1973. Основой его социальной базы была молодежь, которая порвала с политическими элитами и отрицала их, включая элиты 1968, включая, следовательно, группы Лотта Котинуа (ЛК, Борьба продолжается) и даже Автономия Органиццата (Организованная автономия). Так, оно порвало не только с традиционным коммунистическим движением, но и с 1968. Оно совершенно порвало с коммунистическим взглядом, в то время как, в конечном счете, воркеристы считали себя «настоящими коммунистами». Движение 77 совершенно не хотело быть «настоящими коммунистами». 

— И они тоже имели намерение «захватить власть»?

— Нет, я бы сказал совершенно нет. У них не было намерения захватить власть. В этом смысле, это было самое анти-ленинское движение, которое только было возможно. У него, однако, были глубокие коллективные знания. Они читали множество журналов таких, как Сапере и были уже.. поколением, в котором научно-техническая мысль и вычислительная техника играли уже важную роль. Научно-техническая элита значила больше, чем политическая элита в рамках движения 77-го. 

Что за отношения Автономия, а именно группа Негри или даже Примо Маджо (Первое мая)[21], имела с этим движением по сравнению со всеми другими марксистко-ленинскими, маоистскими политическими элитами или группами как ЛК? Почему мы были единственными, кто был способен к диалогу с движением 77-го? Может, потому что мы смогли понять глубокий характер этого движения? Мы смогли, следовательно, понять лучше, чем другие, что это движение отбросило все правила и, так как мы никогда не были особо привержены правилам сами, мы смогли истолковать его лучше других, понять его и принять лучше других.

— У вас были отношения лидерства с этим движением?

— Возможно кто-то пытался иметь их. Безусловно, Организованная автономия пыталась и в Риме, возможно, иногда ей это удавалось. Безусловно, они смогли это сделать в Падуе. Но в основном я бы сказал, что как и само движение это было нечто другое. Так, Организованная автономия, если не считать Рима и Падуи, представляло собой больше попытку истолковать, сформировать идентичность или предоставить возможности, слоганы, чем сделать что-либо другое. Примо Маджо было не только политической элитой. Скорее, мы отказались от нашей роли как политической элиты, чтобы вместо этого принять на себя роль научно-технической интеллигенции, которая откапывалась в рамках дисциплин. Так, мы хотели откапать в рамках исторических дисциплин, чтобы создать другую историю. Ты читаешь Примо Маджо, и это не политический журнал, в том смыслов сле, что это журнал … для трансформации исторической методологии. В смысле трансформации также историографического языка, который имеет огромную важность в политическом языке.

— Можно ли с помощью постмодернизма анализировать Автономию?

— Безусловно, движение 77-го и некоторые из этих интеллектуалов, ссылавшихся на Автономию, читали Фуко, особенно, с большой страстью. Они идентифицировали себя больше с Фуко, иногда, чем с Марксом и Лениным, и это очевидно очень важно. Дискуссия была открыта.

Итак, основополагающей идеей, которую необходимо прояснить или переложить в вопросительную форму является: Что такое Автономия? Что мы поняли благодаря Автономии? Какое у нее определение? Потому что существует всегда опасность неправильного понимания Автономии как политической элиты, Автономия - это новый вид политической мысли, Автономия как определение массового движения или чего? Так, это очень трудно. Где мы можем начать? Я верю, что первое, что необходимо сказать – это точно определить, сформулировать эти различия, в основном между разными уровнями. В результате, иногда мы называли Автономией все три или четыре из этих вещей вместе. Так, мы должны исходить из допущения, что это слово «автономия» в одно и то же время сложное и также в высокой степени неоднозначное слово. Важно не создавать из этой неоднозначности большие противоречия. Помня то, что на самом деле мысль Организованной автономии, в частности мысль Тони Негри, это система мыслей, которые в некотором смысле теоретизировали неоднозначность. Конкретно по этому вопросу: отношения между политическими элитами, идеологией и движением.

Эта попытка отказа от ленинизма, чтобы сказать в основном, что политические формы настоящего являются динамическими политическими формами, которые открываются и закрываются, которые не существуют постоянно. Очевидно, это был путь скрыть, если можно так сказать, диалектику между политической элитой и движением. Так, ты должен быть аккуратным, я думаю, именно в этом виде конкретизации, иначе, будет беспорядок. Не только, существует также опасность принять теорему Калогео[22] и бессознательно воспроизвести ее. Калогео переопределил, чрезвычайно преувеличил роль Организованной автономии, радикально порвав исторические отношения, провозглашая: «Автономия ответственна за все это». История показывает в точности обратное: все это объясняет Организованную Автономию. Следовательно, если мы не будем обращать внимания на это различие, косвенно, бессознательно, мы воспроизведем теорему Калогео.

Примечания

1. Болонья участвовал в работе Квадерни Росси и Кронаке Операйе в 1964 м, прежде чем основал Классе Операйа вместе с Марио Тронти, Тони Негри и Романо Альгванти. В качестве работника Оливетти он участвовал в первых попытках объединить в профсоюзы «белых воротничков», новых работников в сфере электроники и обработки данных. В 1966-м он начал преподавать в Университете Тренто и внес свой вклад в работу Квадерни Пьячеренти. В конце 1968-го он выступал редактором первых двух выпусков Линеа ди Масса. С Негри, Оресте Скалцоне, Франко Пиперно, Марио Далмавива и другими он основал Ла Классе (1 мая 1969). В сентябре 1969 года была основана Потре Операйо (Власть Рабочих); Болонья, Негри и Пиперно составили его первый национальный секретариат. В 1970 Болонья стал профессором истории рабочего движения в Университете Падуи, в том же департаменте, что и Негри, и Лучиано Ферарри Браво. В ноябре он покинул ПО из-за разногласий относительно общей политики организации. В 1972-м вместе с Негри он стал редактором первых четырех выпусков серии «Марксистские материалы» Фелтринелли. Он основал Примо Маджо как обзор истории борьбы в 1973 году. На протяжении 1970-х он вносил свой вклад в работу Сапере, исследовательского журнала, включавшего борющихся рабочих и радикальных ученых, наряду с тремя ежедневными газетами итальянских новых левых, Лотта Континуа, Ил Манифесто, Ил Квотидиано дей лаворатори. В 1978−79 годах он поддержал политику возвращения к «центральной роли рабочих», анализ больших фабрик, и прежде всего проблем рабочих в сфере транспортировки товаров (специальность, существующая и в настоящее время). На протяжении 1980-х он был лектором в Бременском университете, где собралась уникальная группа марксистских социальных исследователей, находившихся под влиянием воркеризма. Его «История массового работника» была опубликована в Коммон Сенс в 1992, когда он основал журнал Альтре Раджони с Феруччо Гамбино. На протяжении 1990-х он писал на тему самозанятого «автономного работника» как нового социального субъекта этой эры, альтернативы «нематериальному работнику» Негри.

2. Я согласен с Лумли (1990), в предпочтении англиканизированных «операизм» и «операист» «воркеризму» и «воркеристу»… так как английская версия несёт с собой некоторые негативные коннотации, которых нет у итальянской.

3. Перед формированием ПОВ-Е в середине 1960-х, Тони Негри и другие воркеристы «захватили» местную газету Социалистической партии (СПИ) Прогрессо Венето, когда Негри всё ещё оставался депутатом городского совета от СПИ в Падуе. Одновременно группа Негри в рамках СПИ начала распространять листовки на местных фабриках под именем «Потере Операйо» (Рабочая власть). Негри покинул СПИ в знак протеста против формирования первого левоцентристского коалиционного правительства СПИ и Христианских демократов (ХДП) в 1964-м.

4. Крупнейшая неоленинистская группа, появившаяся в 1968/69-х, она была более умеренной, чем воркеристская Потере Операйо, концентрируясь на фабричной борьбе на ФИАТ в Турине, антифашистской деятельности и более широкой социальной борьбе, такой как кампания авторидуционе (самоснижение стоимости транспортных билетов и квитанций по коммунальным платежам) в начале 1970-х. В отличие от других групп, она также организовывалась на намного менее индустриализированном и урбанизированном юге Италии, хотя одним из их главных слоганов был «Вернуть город!». В 1972-м считалось, что она была ответственна за убийство комиссара Калабрези, старшего офицера миланской полиции, считавшегося виновным в убийстве анархиста, Пинелли, ложно обвиненного во взрыве на Пьяцца Фонтана в 1969 году и выброшенного из окна четвертого этажа полицейского участка Милана. Её исторический лидер и два его сообщника были арестованы в 1987-м и обвинены в убийстве по наводке бывшего товарища, ставшего информатором полиции. Эту кауза челебре даже сравнивали с делом Дрейфуса в итальянской печати, такими неубедительными и сфабрикованными были доказательства, пока дело не было окончательно закрыто в августе 1999-го в связи с оправданием обвиняемых. В 1976-м ЛК призвала Новых левых тактически проголосовать за ИКП на национальных выборах, призыв, который помог ИКП почти заменить ХДП как самую большую партию в Итальянском парламенте впервые за его историю. К сожалению, ИКП не отплатила за эту услугу, голосуя за или воздерживаясь в Парламенте по наиболее важным вопросам, которые вводили множество крайне репрессивных статей, по которым многие бывшие борцы ЛК были отправлены за решётку к концу десятилетия, и которые помогли разгромить автономное общественное движение. ЛК была распущена на последнем конгрессе в Римини в конце 1976-го, когда многие из её активисток вышли в знак протеста против атаки их руководителей (сервицто ди ордине) на марш женщин в Риме в прошлом году, хотя их ежедневная газета с таким же названием продолжила независимое существование до начала 1980-х. Многие из её борцов позже стали частью Автономии и Движения 1977-го, в то время как некоторые из её руководителей пошли по милитаристскому пути, помогая сформировать Прима Линеа (Первую Линию), одну из главных вооруженных групп 1970-х.

5. Термин «автономный» относится к группам, которые организовывались автономно и чувствовали себя частью более широкой Автономии, но часто сохраняли дистанцию с «автономи» (автономистами) Организованной автономии.

6. Вслед за государственным переворотом 1973-го года в Чили против выбранного социалистического правительства Альенде лидеры ИКП признали, что парламентский путь к социализму закрыт. Энрико Берлингуер, партсекретарь ИКП, разработал стратегию Исторического компромисса как средство повышения поддержки «чети меди» (среднего класса) в качестве части более реформистской социал-демократической программы. Серьёзный политический и экономический кризис середины 1970-х привел к тому, что ИКП и ХДП согласились на совместную стратегию по рестабилизации итальянского государства и созданию социального консенсуса для проведения мер чрезвычайной экономии. Исторический компромисс привел к тому, что ИКП от благожелательного нейтралитета в 1968-м перешла к открытому конфликту с радикальными социальными движениями 1977-го.

7. Смотри введение к «Autonomia: Post-political Politics» (специальное издание), Semiotext (e) 3, Номер 3(1980).

8. Смотри Альберто Мелуччи «Challenging Codes: Collective Action in the Information Age» (Кембридж, Великобритания 1996), в особенности глава № 14.

9. Это итальянская ветвь британской Лейланд.

10. Отец-основатель итальянской устной истории, его анализ рядовых фабричных борцов 1950-х и 1960-х, Милитанти Политичи ди Базе (Рядовые политические борцы), является классикой современной итальянской социологии. Конференция, посвященная его работе, была созвана в ноябре 1994, а антология была опубликована в 1995. Более современные публикации: Данило Монтальди и ла Культура ди Синистра дел Секоло Доппогверра (Наполи, 1998).

11. Крупнейшая из трёх итальянских конфедераций профсоюзов, она была связана с Коммунистической (ИКП) и Социалистической (ИСП) партиями. КИСЛ ассоциировалась с Христианскими демократами (ХДП), в то время как УИЛ, «желтая» конфедерация, была в союзе с Республиканкой и Либеральной партиями, ныне прекратившими свое существование в связи с коррупционным скандалом Теджентополи (Город взяток) начала 1990-х.

12. Марксистский социологический журнал начала 1960-х, основанный Панцьери и Альгвати в Турине с целью анализа классового состава новой волны фабричной борьбы после восстания в Турине на Пьяцца Статуто в 1962-м посредством использования марксистского «запроса рабочих». Многие из ведущих интеллектуалов итальянского воркеризма (политического и интеллектуального движения, которое придерживалось установки ИКП на «центральную роль рабочих», но с другой стороны критиковало ортодоксальный марксизм и исторических левых) были вовлечены в редакционный комитет.

13. Движение, главным образом, студентов и безработной молодежи, которое сильно повлияло на итальянскую политику, общество и культуру в ходе 1977-го, пока не было подавлено режимом Исторического компромисса ИКП и ХДП. Представляло собой наиболее активный период деятельности Автономии (в его самом широком смысле) как общественного движения.

14. Результат более политически радикального раскола в Квадерни Росси в 1962-м, совершенного Тронти, Альгвати, Негри и теми, кто был за более интервенционистскую роль в борьбе на фабрике, и из которого в конце 1960-х развилась воркеристская организация Потере Операйо. Беспорядки, устроенные бастующими на Пьяцца Статуто (самые крупные с 1945-го) в Турине в июле 1962-го, которые Панцьери, вместе с профсоюзами и институциональными левыми, провозгласил актом провокаторов и фашистов, привели к расколу.

15. Воркеристский концепт, описывающий классовый состав на фабриках Северной Италии с середины 1950-х, главным образом включавший юных, неквалифицированных и полуквалифицированных мигрантов с юга Италии, работавших у сборочных конвейеров, которые не идентифицировали себя с профсоюзами и ИКП и стали основой борьбы автономных рабочих в «Горячую осень» 1969-го. Они отличались от предыдущего поколения профессиональных ремесленных рабочих (операйо артиджано), которые были в основном с Севера Италии и составляли стержень профсоюзов и ИКП. Дальнейшим развитием концепта «массового работника» Тони Негри в 1970-х стал операйо сочиале (социализированный работник), попытка теоретизировать «новые социальные субъекты» общественных движений от 1968-го и далее: частично рабочий, частично студент, частично безработная молодежь, частично феминист. Он остается более спорной и менее четко определенной социальной фигурой, чем «массовый работник».

16. Ссылка на Магистратура Демократика, организацию радикальных судей, которые пытались противостоять волне репрессивных и антитеррористических законов, охвативших автономные общественные движения начиная с середины 1970-х, или по крайней мере притормозить и «демократизировать» её.

17. Франко Басалья, один из основателей итальянского антипсихиатрического движения и движущая сила Закона 180, который завершил институциализацию душевнобольных, переведя их на общественный уход. К большому сожалению, эта мера была цинично скопирована по всему миру и ею злоупотребляли неолиберальные правительства 1980-х и 1990-х как способом сокращения расходов. В Италии недофинансирование ухода в обществе привело уже к дальнейшей маргинализации душевнобольных.

18. Нанни Баллестрини, поэт, автор новелл и историк движения 1970-х. Его главные работы включают Вольямо тутто (Мы хотим все!), изложение Горячей осени в Турине с точки зрения южноитальянского рабочего ФИАТ, Льи инвизибили (1987) (переведена и опубликована Verso в 1989 как Невидимые), история группы автономистов в периферийных районах Милана примерно во времена Движения 1977-го, Л'Орда д'Оро (1988, 1998, Золотая Орда), история движений с 1968 по 1978, написанная в соавторстве с Примо Морон.

19. Крупнейшая частная химическая компания Италии, которая была сильно вовлечена в коррупционную сеть, включавшую большинство итальянского политического и предпринимательского классов, как выяснилось во время скандала Танджентополи начала 1990-х.

20. Верди (Зеленые) сложились как политическая партия, которая участвовала в политической гонке на местных и национальных выборах с середины 1980-х. Состоявшая из бывших борцов Новых левых и нового поколения экологических активистов, которые считали себя «ни левыми, ни правыми», объективно нейтральных в классовой борьбе. Изначально они одержали впечатляющий успех на выборах, который не сумели консолидировать в 1990-х, ценой отталкивания большой части организованного рабочего движения, которое видело в них угрозу своим рабочим местам и жизненным стандартам, и радикальных общественных движений, которые считали их центристскими оппортунистами, лишенными серьезного анализа общественно-экономических и политических причин экологического упадка и упадка окружающей среды.

21. Воркеристский журнал, который озвучивал более независимый взгляд на курс развития общественных движений и рабочей борьбы 1970-х, чем журналы, связанные с Организованной автономией, такие как Россо (Красный) или Сенза Трегва (Без передышки).

22. Пьетро Калогеро, магистрант (судья-следователь) в Падуе, связанный с ИКП, 7 апреля 1979 арестовал и обвинил Тони Негри и многих интеллектуалов и академиков, связанных с Организованной автономией, в терроризме и попытках подрыва государственного строя. Его обвинения состояли в том, что Автономия Органиццата была «мозгом» Красных Бригад (КБ), что две организации были одной и той же, и что Негри и другие в Автономии были «интеллектуальными авторами» похищения и убийства Альдо Моро, бывшего премьер-министра от ХДП, в 1978-м. В конечном счете, обвиняемые смогли доказать, что обвинения лишены основания и представляют собой едва ли нечто большее, чем предлог для охоты на ведьм, нацеленной на внепарламентских левых, и, в частности, Автономию. Автономия всегда критиковала КБ как крайне анахроничный марксистско-ленинский откат к «Партиджани» (партизанам) Второй Мировой войны, которые лишь играли на руку государству. Реакция варьировалась от неоднозначной («Они товарищи, совершившие ошибку») до, словами Негри, «Сифилиса движения». Мягко говоря, отношения политических заключенных КБ и Автономии были напряженными. Обвинения в конечном счете были сокращены до формирования нечётко определенных «вооруженных групп» (банда армата) и большинство обвиняемых было оправдано к 1985-му. Некоторые по 5 и более лет без суда удерживались под защитным арестом. Эта ситуация привела к кампании Амнести Интернешенал и других правозащитных организаций. Негри избрался в парламент как кандидат от Радикальной партии, освободился из тюрьмы благодаря парламентскому иммунитету и сбежал во Францию до того, как парламент проголосовал за лишение его иммунитета от уголовного преследования в 1983-м. Там он присоединился к растущему обществу итальянской политической эмиграции, которые скрылись от наихудшей волны репрессий со времен фашизма, приведшей к тому, что тысячи были заключены в «специальные тюрьмы» по наводкам «пентити» (раскаявшихся бывших борцов). Негри продолжил свою академическую и политическую карьеру в Париже, был приглашён Альтюссером для преподавания в Эколе Нормале, и помогал редактировать Futur Anterieur, пока добровольно не решил вернуться в Италию в 1997-м, чтобы отбыть остаток своего срока и требовать общей амнистии левых политических заключенных. Он, вместе с некоторыми Автономиями и более 100 заключенных из КБ и по другим политическим мотивам, а также 200 политическими мигрантами, всё ещё ждут давно обещанное, но нехотя воплощающееся «политическое решение» «годам правления» конца 1970-х и начала 1980-х.

Автор перевода: Светлана Кочеткова
Редактор перевода: Олег Кондрашов
Источник