Как это было
События в экологическом лагере в Ангарске летом 2007 года стали широко известны благодаря нашим масс-медиа. Убийство, трагедия – всегда хороший информационный повод, мимо него не могли пройти журналисты. Особенно, если это не совсем обычное убийство – участника экологического лагеря. Наши телефоны надрывались от звонков, люди с камерами старались не пропустить ни одного события, тщательно снимали порезанные палатки, окровавленные вещи, разбитые лица. В это же время нас таскали на допросы, брали отпечатки пальцев, отбирали вещи как «вещественные доказательства». Мы чувствовали себя персонажами какого-то абсурдного спектакля – осознать смерть Ильи было совершенно невозможно, но она была фактом. Из-за нее вокруг нас суетились десятки людей, все чего-то от нас непрерывно хотели, куда-то не пускали, о чем-то просили.
Эта ночь разделила не только лагерь, но и мою жизнь на две части. До нее было все очень сильно по-другому: на эколагеря нападали и раньше, но никогда это не было настолько беспощадно и жестоко. Никогда я не чувствовала так сильно, как тонка грань между жизнью и смертью.
Еще накануне все было по-другому: мы жили дружной, сплоченной компанией в красивом месте – первый раз на моей памяти протестный эколагерь расположился так комфортно – на берегу водохранилища, под соснами. Обычно, палатки выставлялись в промзоне, в степи, рядом с трассами, в пыли и под открытым солнцем. На этот раз степень секретности и «государственной важности» объекта была такова, что стоять в непосредственной близости от него никто бы не дал. И мы расположились на окраине города, неподалеку от водохранилища и трассы, ведущей к АЭХК, в леске – чтобы и быт можно было наладить, и от населения недалеко. Но и в городской зоне отдыха «носом» можно было таблицу Менделеева изучать: разных вонючих выбросов в воздухе было столько, что о плохой экологической обстановке не удавалось забыть ни на минуту.
Мы успели только-только познакомиться, клеили листовки, строили планы, провели несколько пикетов. В лагерь наведывались любопытствующие – мы всех встречали, все объясняли, ни от кого не скрывались. Поражались наглости ангарской милиции – она там совершенно непуганная, привыкшая иметь дело с бывшими уголовниками, нынешними гопниками, уверенная в своей безнаказанности, а потому воспринимающая всех как совершеннейшее быдло. Выслушивали ее советы «валили бы вы отсюда, район тут криминальный». Что район криминальный, мы слышали не только от милиции, но надеялись на лучшее: что с пьющей местной молодежью, если что, как-нибудь договоримся, а грабителям у нас делать нечего – крупу что ли отбирать или листовки? За прошедшую до нападения неделю наши контакты с ментами были довольно регулярными – визиты в лагерь, бессмысленные задержания. Мы настойчиво проводили работу по ликвидации правовой безграмотности местных милиционеров.
Возможность нападения нацистов мы обсуждали заранее (об антифашистской позиции АД открыто заявлено и на сайте, и в изданиях), но были уверены, что этого не случится. Было известно, что в Иркутске нацистов немного, а главное, местная наци-тусовка совершенно неспособна организовать что-то серьезное – разведать, спланировать, собрать достаточно людей, поехать в другой город, найти в нем базу и т.д. В Ангарске – по сведениям местных ребят – вообще было 2-3 активных наци-скинхеда. Поэтому, случайно узнав о планах нападения, мы однозначно отнесли их к разряду слухов.
Илья приехал в лагерь накануне вечером. Эта июльская ночь была не по-летнему холодной, мы долго сидели у костра, грелись и разговаривали о том, о сем. Он успел рассказать немного о жизни в Находке, последних акциях. В три ночи все же разошлись по палаткам, в четыре или в пять меня разбудили крики и непонятные звуки. Потом кто-то начал молотить по нам какой-то палкой. Я попыталась выбраться, но меня удержали товарищи – любое наше движение только добавляло агрессивности тем, кто «работал» над нами там, сверху. Сломанная палатка превратилась в мешок, мы ничего не видели, но уже все прекрасно понимали. В какой-то момент избиение прекратилось, мы лежали и прислушивались – вокруг кричали и бегали, кто-то подбежал еще раз к нам и еще какое-то время, пыхтя, стучал по нам арматуриной. Потом короткий пожар, и все стихло.
Выбраться из палатки, понять, что кошмар закончился, было большим счастьем. Мы бросились смотреть, что с остальными, вызывать скорую, на эмоции больше не было времени. Илья был плох, но я ни на минуту не сомневалась, что его травма не фатальная – видимых серьезных повреждений не было. Врачи как-то буднично тормозили, записывали данные, думали, как его переносить. Их спокойствие передавалось нам, но уже через четыре часа пришедшим в больницу товарищам сказали, что он умер.
Наш погромленный лагерь в то утро собрал три десятка следователей и оперов. Если бы не убийство, нашу историю немедленно зачислили бы в разряд банальной драки: «подружившийся» с нами опер Юра уверенно и оптимитично заявлял, что с Ильей «все будет в порядке», и сильно погрустнел, когда узнал о его смерти. Но трагедия Ильи, широкая огласка этой истории заставили местных правоохранителей серьезно поработать – за несколько дней было задержано более 20 человек. За первые два дня эхо Ангарска раскатилось по всей России, вышло на международный уровень. Очухавшись, власти принялись отыгрывать ситуацию в свою пользу – объявили нас не экологами, а анархистами – напирая на то, что организация наша политическая, а цели не ясны и более чем подозрительны. Но было уже позно: кем бы ни были заказчики и идеологи нападения, от этой истории они только проиграли. Никогда за последние годы в СМИ не говорилось так много о проблеме АЭХК и проблеме утилизации отходов уранового производства. Иркутской прокуратуре пришлось заявить о существовании в регионе националистических группировок и пообещать разобраться с «экстремистами».
Так устроено наше «демократическое общество»: ни подписей, ни пикетов, ни лагерей, ни выступлений общественных экспертов уже не достаточно, чтобы поднять наболевшую тему. Для этого нужна трагедия. Лужков обещает свернуть уплотнительную застройку после избиения битами жителей-активистов, о пытках в милиции вспоминают после смерти слабого здоровьем подозреваемого и так далее. Все остальное уже «не катит».
В тот день мы свернули лагерь: палатки были уничтожены, жить было не в чем. Нам нужно было залечить раны, отправить тело Ильи родителям, собраться с мыслями, найти новые палатки. Но мы уходили с твердым намерением лагерь продолжать. И выставили его снова спустя 9 дней. Мы считали это своим долгом – долгом перед памятью Ильи.
История с кампанией протеста против АЭХК и лагерем в Ангарске еще не закончена: следствие идет, кто-то из обвиняемых открыто причисляет себя к нацистам, кто-то начал давать показания о заказчиках. Мы не знаем, кто это был: нацистские отморозки или наемные убийцы. Возможно, то и другое. Но все тайное когда-то становится явным. О результатах расследования читайте в следующем номере журнала.
А.М.
Немного истории
Организованные нападения на экологические лагеря – один из излюбленных методов «устранения» незванных «друзей природы», вставших на пути чьих-то финансовых интересов. История эколагерей «Хранителей радуги» - яркое тому подтверждение.
В далеком 1993-м охрана карьера избила и поскидывала с 4-метровой высоты людей, блокировавших взрывные работы на горе Могутовой в Жигулевске. Экологи протестовали против добычи щебня на заповедной горе.
В 1994-м в Одессе менты побили группу участников пикета против строительства нефтяного терминала – по-бандитски, во дворах, дождавшись, пока мы сняли пикет и ушли с многолюдной площади. Никакого задержания не предполагалось, правовая сторона дела никого не интересовала – били со словами «чтобы вас здесь больше не было».
В 1995-м в лагере на Таманском полуострове кем-то науськанные контрактники из ближайшей военной части приходили демонстрировать нам свои навыки: внезапно появившись из темноты, они за пару секунд уложили на землю всех, сидевших у костра. Потом рассказывали, что раздавить нас им ничего не стоит. Мы прекрасно это понимали: но мы не вели ни с кем войны, и вести не собирались. Мы стояли совершенно открыто экологическим лагерем недалеко от места строительства очередного терминала и протестовали против загрязнения Черного моря. Мы говорили с этими вояками на совершенно разных языках, и, поэтому, ни до чего не договорились.
В 1997-м около 150 человек приняло участие в избиении «хранителей» из лагеря около Ростовской АЭС. Дорога к строящейся АЭС была заблокирована бочками с цементом и прикованными к ним людьми в течение трех дней. К вечеру третьего дня к блокаде подъехало несколько автобусов, из них вышли мужчины и женщины, некоторые были явно пьяны. Несколько зачинщиков побоища набросились на экологов, избивая, пытались оторвать их руки от бочек, остальные помогали им – криками и толчками. Одна палатка была сожжена, часть вещей уничтожена. Эти люди работали на строящейся АЭС, так они сами говорили. Они видели в нас провокаторов и боялись остаться без работы. Но нападение было очевидно спланировано руководством. Руками рабочих расправились с нами те, кому эта АЭС была очень и очень нужна. К счастью, серьезно никто не пострадал.
В 1999-м на лагерь протеста в Касимове Рязанской области совершено нападение. Нападающие избили экологических активистов, похитили документы, вещи, заставили экологов сесть в машины и, вывезя за несколько десятков километров, выбросили в лесу без денег и вещей. Лагерь был уничтожен бульдозером. По мнению "хранителей", это были люди, нанятые фирмой "Росконтакт" – против ее нового опасного производства протестовали экологи.
В 2001-м в нападении впервые были задействованы нацисты. Около 25 человек характерной внешности, с резиновыми дубинками и арматурой в руках неожиданно забежали на территорию лагеря в Воткинске. Они начали рушить и поджигать палатки, пытались избивать участников лагеря. Двое пострадали от ударов металлической цепью. Через 10 минут нападавшие ретировались. Жители соседних домов сообщили нам, что они уехали на легковых автомобилях, которые стояли наготове неподалеку. Местные узнали двоих – они были членами «патриотического клуба» в соседнем областном центре. В Воткинске экологи выступали против строительства завода по сжиганию ракетных двигателей.
Власти всегда расправляются с неугодными чьими-то руками – не к лицу им пачкаться в крови. А нападающие всегда уверены в своей правоте и безнаказанности. Они верят в могущество и авторитет заказчика, они не чувствуют ответственности. Могу предположить, они даже верят в то, что действуют во имя благой цели. Но действие каждого - только на его совести, и надеюсь, когда-нибудь они это поймут.
И главное: еще ни один эколагерь не был свернут из-за нападений, избиений или угроз.
О проблеме
«Ангарский электролизный химический комбинат» (АЭХК) основан в 1954 году. Расположен на юго-восточной окраине Ангарска, в 30 км от Иркутска и в 90 км от озера Байкал. Является предприятием ядерного топливного цикла (ЯТЦ), которое перерабатывает урансодержащий концентрат в гексафторид урана (UF6) и обогащает его для нужд атомной энергетики. Находится в ведении Росатома. Комбинат удалён как от месторождений урана, так и от атомных станций и других предприятий ЯТЦ, поэтому и сырьё, и готовая продукция комбината транспортируются по Транссибирской железной дороге.
Транспортировка радиоактивных веществ создает дополнительные риски для населения и окружающей среды. Крушение поезда с радиоактивными материалами может привести к серьезному заражению местности. С 1996 по настоящий момент на предприятие ввозятся отходы из-за рубежа под видом ценного сырья, принадлежащие голландско-немецко-британской компании Urenco и французской компании Eurodif SA. Отходы (ОГФУ) хранятся на территории предприятия, их объем под разными предлогами не сообщается. На данный момент на базе АЭХК планируется создание Международного центра по обогащению урана (МЦОУ). Главная цель Центра – выполнять заказы из других стран на обогащение урана. Фактически это значит, что на территории завода будут созданы новые мощности по обогащению урана, а хранилище ядерных отходов, именуемых на хитром языке атомщиков «ценным сырьем», будет постоянно пополняться.
Хроника кампании
Начало
Осенью 2006 года в Иркутске началась компания против создания в Ангарске МЦОУ. С декабря 2006 г. по апрель 2007 г. прошли три митинга протеста. Несколько месяцев подряд проводились информационные пикеты в центре города. В марте на встрече представителей АЭХК и МАГАТЭ с общественностью радикальные экологи и автономы развернули растяжку «Ангарск – не ядерная свалка», выступили перед журналистами.
Весной иркутская группа АД и общественная организация «Байкальская Экологическая Волна» (БЭВ) решили провести совместный экологический лагерь под Ангарском.
Лагерь
14 июля около 2 часов дня мы начали выставлять палатки вблизи городского пляжа. Через несколько минут на место лагеря подъехал милицейский патруль и начал переписывать наши паспортные данные. Затем, пообщавшись с человеком в штатском, милиционеры потребовали проехать с ними в отделение. Там они провели незаконный обыск, изъяли несколько cd-дисков, учебники и записную книжку. Со всеми побеседовали два человека, не являвшиеся сотрудниками этого отделения, по словам дежурного это были «люди из ФСБ». Поздно ночью нас отпустили, предупредив об ответственности за участие в несанкционированных демонстрациях и вандализме. Дойдя до лагеря, мы кое-как, в темноте, поставили палатки и приготовили ужин. На следующий день, после утреннего собрания, подали в городскую администрацию заявки на ежедневные пикеты и на митинг 25 июля.
С самого начала у нас сложились дружеские отношения с местными жителями: одна женщина почти каждый день привозила нам свежие овощи и молоко, рассказывала о том, что в городе очень много людей с онкологическими заболеваниями. Пару раз приезжали журналисты местных газет и телевидения. В одной проАЭХКашной газете вышла статья, где нас сравнивали с «зелёными неандертальцами, не понимающими, против чего протестуют». Журналист пытался убедить читателей, что тонны ядерных отходов ни в коем случае не могут сказаться на здоровье людей и уникальной экосистеме озера Байкал.
В первые дни лагеря наша деятельность заключалась в расклейке по городу листовок и объявлений о предстоящем митинге; по ходу дела общались с людьми, пытались развеять мифы о будущих потоках денег в регион. На пикетах 20 июля успели раздать большое количество материалов, пообщаться с народом и стать «героями» сюжета местного телеканала.
Нападение
Иркутская область никогда не имела репутации региона частых межэтнических конфликтов и рассадника наци-скинхедов. Наша группа АД давно занимается проблемой расизма и национализма. Мы тесно сотрудничаем с RASH, помогаем в организации панк-рок концертов, распространяем листовки против националистических идей. Были случаи физического противостояния с нацистами, когда они приходили на наши концерты или уличные акции. Их активность в Иркутске и Ангарске была минимальной, ограничивавшейся нападками на неформалов и редкими граффити вылазками.
За день до нападения местная молодёжь говорила нам о некотором «шевелении» в кругу местных националистов. На пикете 20 июля местный парень указал нам на пятерых молодых людей гоповатого вида, лет 14-17, стоящих неподалеку от места акции. Через некоторое время они ушли.
В тот же вечер четырех наших активистов прямо из лагеря забрал наряд милиции - из-за отказа предъявлять им удостоверения личности без должных оснований. Их увезли в отделение, где оперуполномоченный ещё раз повторил, что наш лагерь не в безопасности, так как «район криминальный».
В 5 утра на нас напали. Подбежали молча. Троих дежурных, сидящих у костра, повалили сразу. Потом с криками «анти-антифа!», «мы - правые!» начали избивать спящих людей в палатках, сжигать вещи и листовки, срывать растяжки, флаги и плакаты. Кто-то начал кричать, чтобы резали палатки. Зачем-то вылили всю воду из многочисленных канистр, лежавших поодаль от лагеря. Нападавших не остановили крики людей, проснувшихся от побоев. Они только сильнее начали избивать их. Кто-то из нападавших предлагал уходить, но его останавливали, говоря, что «ещё не закончили». Погром длился около 10 минут. После него мы не досчитались нескольких рюкзаков, лагерь был разгромлен. У многих были сильные ушибы, у некоторых травмы головы, сломаны руки. Больше всего досталось Илье и Юре, которые пытались обороняться во время нападения. Илья умер в тот же день, Юра около двух месяцев провел в больнице.
Вскоре в лагерь съехались всевозможные «правоохранительные органы». Были там люди, которые нас допрашивали в день постановки лагеря, был оперативник, который занимается «молодежными группировками» в Иркутске. К 12 часам нас увезли в прокуратуру, где снимали на видео, брали отпечатки пальцев, допрашивали. Нам приказали оставить личные вещи - рюкзаки, спальные мешки, котелки - во дворе здания прокуратуры, а затем изъяли их. Вроде бы мы были потерпевшими, а обращались с нами как с преступниками. Опера, следователи просили нас ничего не говорить журналистам, якобы в интересах следствия. На самом деле им не хотелось огласки. Кое-кто из них очень радовался тому, что несколько дней назад, задержав французского гражданина на подъезде к лагерю, они уговорили его отправиться отдыхать на Байкал и предотвратили «международный скандал».
Продолжение
23 июля мы провели акцию памяти Ильи около кинотеатра «Родина». Акция была несанкционированной, но нас примерно в течение получаса не трогали, а в конце произошла небольшая потасовка с милиционерами. Им не понравилась растяжка «Сегодня мы скорбим – завтра продолжим борьбу», но нам удалось ее отстоять. После акции была попытка задержать несколько человек, но мы организованно ушли с места событий. Вечером на троих местных, помогавших нам, напало пятеро нацистов, к счастью, серьёзно никто не пострадал.
Мы свернули лагерь, но решили продолжать проведение пикетов и готовить запланированный на 25-е общегородской митинг. Пикеты не были согласованы администрацией города под надуманным предлогом, но мы дважды в день упорно вставали в заявленных местах с плакатами. Менты вели долгие переговоры, кого-то забирали в отделение и быстро убедились в твердости наших намерений. В результате, администрация пошла на попятную - нашей маленькой победой в эти дни было оперативное согласование митинга и всех последующих пикетов.
Митинг 25 июля собрал около ста человек. На нем выступали как экологи, так и местные жители. Многие ангарчане были возмущены нападением, активно высказывали недовольство планами создания МЦОУ. 30 июля мы снова выставили лагерь, сразу подали уведомления на ежедневные пикеты и два митинга.
8 августа состоялся митинг около ДК «Современник». Было около 150 человек. Нам уже не нужно было объяснять людям суть проблемы, всё уже знали, кто мы такие и чего добиваемся. Люди выходили на импровизированную трибуну и говорили, что им не нужен Чернобыль в Ангарске, что здоровье не купишь, что власть забыла, кто её выбирал. Они требовали остановить проект и провести общественные слушания. Мы объясняли людям, что нужна координация между жителями, нужно создать инициативную группу, которая будет дальше бороться за экологию в городе.
9 августа прошёл второй большой митинг, теперь уже на главной площади города, около здания городской администрации. После акции мы попытались организовать жителей на коллективный поход в здание администрации с требованием немедленно ответить на наболевшие вопросы. Но вход перекрыли менты с автоматами, которые пропускали людей внутрь по три человека для передачи обращений в канцелярию. Вторая, несанкционированная часть митинга продолжалась еще около часа.
Акция 16 августа в Иркутске стала логическим завершением лагеря протеста. Мы так плотно заклеили город листовками с приглашением на нее, что администрация позвала нас на переговоры. Которые, как и следовало ожидать, вылились в «воспитательную беседу» на тему «политического экстремизма». Людей на акции было не меньше, чем на митингах в Ангарске. У нас была группа людей в костюмах «зомби» и «мутантов», которые своим видом были призваны продемонстрировать, что случится с населением в случае аварии на АЭХК. «Мутанты» лезли к дверям областной администрации, кричали «Больше урана!», «Гексафторид – это вкусно!», их всё время оттесняли от дверей менты. Двое экологов попытались приковаться к дверям, их жестко задержали и увезли в отделение. Остальные участники акции начали вплотную приближаться к дверям администрации, требовать освобождения задержанных и встречи с губернатором. Люди скандировали: «Позор милиции!», «Верните наших товарищей!». Спустя двадцать минут к нам вышел заместитель губернатора и пообещал проведения общественных слушаний. Это была наша вторая «маленькая победа».
Итоги
В ходе летней кампании 2007 года в Ангарске была создана инициативная группа жителей, которая продолжает следить за развитием ситуации вокруг АЭХК. Власти пообещали провести общественные слушания. Проблема безопасности хранения ОГФУ, экспорта отходов ядерного цикла была поставлена на самом высоком уровне и активно обсуждалась в СМИ. Были налажены контакты с местной молодёжью, появились люди, симпатизирующие идеям анархизма.
Если власти не откажутся от создания ядерной свалки на ангарской земле, то мы приедем туда снова. На этот раз на улицы города выйдут все.
Алексей, АД-Иркутск
