Мало кто знает, что революция 1968 г - это не только французский Красный май, но и большое рабочее и студенческое движение в Италии. Вообще-то, события в Италии начались раньше французских, как минимум в 1967 г., и продолжались дольше, до второй половины 1970 гг. То движение, которое во Франции началось и закончилось одной мощной вспышкой в мае 1968 г (включая забастовку 14 миллионов рабочих), в Италии растянулось на несколько лет. На фабриках были созданы выборные от трудовых коллективов рабочие советы и нелегальные ячейки движения, называвшего себя операизмом («рабочизмом»; от итальянского «operaio» - работник). Столкновения с активистами умеренных профсоюзов (им не нравился радикализм операистов) сменялись штурмами и захватами фабрик, сражениями с полицией и радикальными требованиями - от полного выравнивания оплаты всем работникам завода (этого добивались, например, на заводе ФИАТ), до захвата заводов и городов Италии рабочими организациями. Пожалуй, наиболее ярко суть этого движения выражает лозунг, родившийся во время забастовок на предприятии ФИАТ в Турине, где было занято около 100 тысяч человек: «Хотим Всего!».
Potere Operaio - Власть Работников, так называлась одна из их крупнейших организаций. Другая - Autonomia Operaia (Рабочая Автономия) - положила начало современному автономизму - молодежным уличным протестам. В 1960-1970 гг операисты смогли оказать определенное влияние на развитие массового движения на фабриках и в университетах. Забастовочное движение в Италии в те годы было огромным, в нем участвовали около 6 миллионов человек, и индустриальный Север страны превратился в пылающий костер.
В те годы, молодые люди из бедный семей нередко устраивались на промышленные предприятия, чтобы оплатить учебу в университете и жизнь во время учебы. По окончании занятий многие возвращались на фабрики. Это привело к формированию очень специфического слоя рабочей интеллигенции, который и сделался основой операизма. Молодые хорошо образованные люди (некоторые из них прошли через леворадикальные студенческие кружки и протесты) столкнулись с тяжелым механическим трудом, низкой оплатой, произволом менеджеров. Но все их жалобы на жизнь не встретили сочувствия со стороны профсоюзников. Профсоюзный менеджмент давно привык работать в спайке с хозяевами и начальством, согласовывая с ним все свои требования и акции. Кроме того, некоторые новые слои рабочего класса не были охвачены профсоюзами - не только фабричные интеллигенты, но и трудовые мигранты из сельских регионов Южной Италии, и профсоюзы не особенно интересовались их жизнью.
Задумавшиеся о своей судьбе интеллигенты, вместе крестьянскими мигрантами с Юга и некоторыми квалифицированными рабочими-северянами, стали создавать свои нелегальные организации на фабриках: смесь оказалась взрывоопасной! Никто теперь не предупреждал боссов о назначенной на определенное число забастовке и никто не гарантировал сохранность фабричного оборудования в ходе стачки. С профсоюзником или стукачом, которые пытались помешать молодым бунтарям, могли разобраться, что называется, методами рукоприкладства. Часто операисты или близкие к ним группы не афишировали свое присутствие на фабрике. Разумеется, рабочих знакомили со своей позицией, но старались при этом не выявлять большинство членов ячейки. Никто ведь не запрещал поговорить по душам с коллегами, выяснить, чем они дышат и что конкретно их не устраивает в жизни и на рабочем месте, выразить хорошо обоснованные сомнения в пользе профсоюзных лидеров, призвать работников к активности в подходящий момент. Эта практика получила у операистов название "классовый анализ".
В конце 1960х движение работников приняло форму советов ("Комитетов Базы") - т.е. выбранных собраниями трудовых коллективов забастовочных комитетов (с правом отзыва делегатов в любой момент низовыми собраниями). Считается, что Комитеты Базы охватывали сотни тысяч работников. Но данное выступление стало бы невозможным без участия ячеек операистов.
Таким образом, операизм боролся не только с властью боссов на предприятии, но и с засилием профсоюзов. Дело в том, что любой профсоюз обычно не заинтересован в радикальных общественных переменах. Профсоюз возглавляют публичные люди, чиновники, юристы, менеджеры-организаторы. Они получают хорошую зарплату за свою непыльную работу и, чаще всего, не в их интересах, рисковать своим положением. К тому же, они контролируют финансы профсоюзной организации, ее имущество, управляют ходом переговоров с бизнесом и ведут судебные процессы. Профлидеры выступают в роли посредников между бизнесом и трудом. Они контролируют, управляют, ведут, наставляют, распределяют средства: такая ситуация их вполне устраивает, тогда как любая рабочая самоорганизация для них опасна (не говоря уж о социальной революции) ибо может лишить их власти и привилегий.
Поэтому операистские ячейки вели борьбу против профсоюзных лидеров, пытавшихся повернуть массовые протесты на путь умеренности и компромисса с хозяевами заводов (т.е. на путь социального партнерства). Операисты предлагали работникам следовать не указаниям профсоюзников, а собственным интересам. Бастовать тогда, когда выгодно рабочим и не выгодно хозяевам, выбрать для руководства стачкой забастовочный комитет, который станет регулярно отчитываться перед собранием и делать лишь то, что решит собрание.
Впрочем, если первый раунд борьбы остался за операистами, то второй - за профсозниками и боссами. Последние поняли, что сложившаяся ситуация ведет к революции рабочих советов (Комитетов Базы), которая сметет и хозяев, и профсоюзный аппарат. Поэтому с начала 1970 х, профсоюзы принимают часть экономических требований радикалов, тогда как хозяева в некоторых случаях уступают требованиям умеренных профсоюзов. Логика тут очень простая и понятная: либо вы будете иметь дело с нами, с умеренными профсоюзниками, либо вместо нас придут радикалы, которые просто повесят вас на фонарях. Этот компромисс между профсоюзниками и бизнесом, способствовал упадку операизма, вел к потере завоеванных им позиций. Современный исследователь итальянского рабочего движения, Алекс Аспдин, так пишет об этих событиях:
.
«Осознав выгодность переведения забастовок на линию традиционной профсоюзной деятельности по сравнению с продолжением старого курса на открытое противостояние требованиям рабочих, профсоюзы использовали стратегию «оседлания тигра» рабочей борьбы для возвращения пролетариата под свое влияние. Рабочие требования предшествовавшего года, ранее объявлявшиеся «экстремистскими», теперь стали частью официальной риторики профсоюзов... Создав видимость собственной поддержки радикальных форм и методов рабочей борьбы, профсоюзы смогли заручиться поддержкой сотен тысяч рабочих во время официально объявленных забастовок осени 1969 года, и в конечном итоге добились согласия нанимателей на заключение нового «национального договора» в декабре того же года. Условия «национального договора» включали введения 40-часовой рабочей недели, равного повышения заработной платы для всех категорий рабочих, признания права профсоюзов на организацию собраний рабочих во время рабочего дня и увеличение норм заработка новопринятых работников. Так как заключение столь выгодного соглашения привело к резкому падению влияния ранее могущественных революционных групп, последние выступили против "национального договора". Однако в новых условиях им оставалось только выступать со стороны с заявлениями о продажности профсоюзного руководства... В 1973 году количество бастующих рабочих достигло наибольшего числа с 1969 года (6 миллионов человек), а количество членов профсоюзов стремительно возросло. К 1975 году было подсчитано, что за семь лет количество членов двух основных профсоюзных федераций увеличилось более чем на 2,5 миллиона человек». (1)
Можно сказать, что итальянскую революцию раздавили профсоюзы. Но это было только начало контр-революции. В дальнейшем бизнес использовал новые стратегии, чтобы подчинить и ослабить рабочий класс.
Операизм 1960-1970 гг, стал не только новым (и последним на сегодняшний день) революционным рабочим движением в Европе, но и настоящей лабораторией новых идей. Почти все операисты изначально были марксистами, но они постарались придать марксизму новую форму, опираясь на свой собственный практический опыт. Один из самый ярких теоретиков и практиков итальянского операизма Серджо Болонья, его книга, "Племя Кротов", переведена на русский язык. Другой известный представитель операизма, правда уже немецкого, работы которого переведены на русский, Карл-Хайнц Рот. Наиболее широко известно сегодня имя итальянского теоретика Рабочей Автономии Антонио Негри и его работа "Империя", но Негри далеко отошел от изначальных идей операизма.
...Крот истории у Маркса – революция. Революция роет, подкапывает старый порядок вещей, революция - двигатель прогресса :«Но революция основательна. Она еще находится в путешествии через чистилище. Она выполняет свое дело методически. До 2 декабря 1851 г. она закончила половину своей подготовительной работы, теперь она заканчивает другую половину. (...) И когда революция закончит эту вторую половину своей предварительной работы, тогда Европа поднимется со своего места и скажет торжествуя: "Ты хорошо роешь, старый крот!"». (Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта). Операисты очень любили этот образ - образ крота истории, и часто его использовали.
Согласно представлениям операистов, капитализм реагирует на каждый виток классовой борьбы структурными, технологическими и управленческими изменениями, обеспечивая научно-технический прогресс и, одновременно, ослабляя классового противника ("техническое наступление на класс"). Бизнес стремится разрушить связи, сложившие между работниками, изменяя структуру угнетенного класса ("классовый состав"). В 1970 гг итальянский бизнес стал разрушать революционные ядра, сложившиеся на крупной фабрике. С этой целью в Италии, а затем и в других регионах планеты, была организована масштабная децентрализация, когда большую фабрику (ее Болонья называет "рабочим Сталинградом") разбивали на множество мелких производств, связанных между собою. Этот процесс продолжается до сих пор:
«Цепочка бесконечных децентрализаций производства разрушает связи между рабочими одного возраста и пола, общего географического происхождения (землячества - прим. ред.), социального происхождения и т.д., и все это является весомым фактором в закреплении нового классового состава. Эта цепочка бесконечных децентрализаций - один из наиболее "прогрессивных" элементов капитализма сегодня; она является намного более сильным оружием (подчиняющим себе рабочий класс - прим.), чем производственный конвейер». (2)
Таким образом, на первом этапе революцию сломили и поглотили профсоюзы, перехватив часть ее экономических лозунгов и добившись сотрудничества запуганного бизнеса. На втором этапе контр-революции, неолиберальном, боссы послали профсоюзников на три веселых буквы и реорганизовали производство с помощью аутсорсинга (децентрализации) и оффшоринга (частичного переноса в Азию). С этого момента (со второй половины 1970х гг) начинается упадок европейских профсоюзов и социал-демократии.
...В отношении проекта будущего социалистического общества у операиcтов не было единства. Среди них имелись и последователи Ленина, и те, кто был близок к либертарному социализму или германо-голландскому коммунизму рабочих советов (например, Серджо Болонья, группа "Калегаменти" и др.) . Последние считали, что будущее за рабочим самоуправлением.
Примечания
- Из истории классовой борьбы. 1962 – 1973. Рабочая и студенческая борьба в Италии. Часть 2-я
- Сержо Болонья. Племя Кротов.
На первом фото участники автономистских забастовок. Характерный жест участников тогдашних итальянских радикальных протестов - поднятая вверх рука изображает пистолет.
