Браслеты и кольца Александры Духаниной

Для оппозиционеров Сергея Удальцова, Константина Янкаускаса и Александры Духаниной собственное жилище превратилось в тюрьму. Радио Свобода побеседовало с последней о том, каково это – жить взаперти в собственном доме.

Гражданская активистка и бывшая студентка МГУ  Александра Духанина (после замужества –Наумова) два года провела под домашним арестом, успев за это время выйти замуж и получить условный срок. Духанина – фигурант «Болотного дела» о событиях 6 мая 2012 года в центре Москвы. Замоскворецкий районный суд приговорил ее к трем годам и трем месяцам условного заключения, признав виновной в «участии в массовых беспорядках» и «применении насилия в отношении представителя власти». Александра Духанина 24 февраля вышла на свободу. Впрочем, под домашним арестом в России остаются другие оппозиционные политики и активисты: Алексей Навальный, Сергей Удальцов, Константин Янкаускас. 

По словам Духаниной, главное во время домашнего ареста – импровизация и терпение.

– Что является самым главным опытом, который вы извлекли из своей драматической истории, связанной с «Болотным делом?»

– Единственный личный опыт, которым я могу поделиться, – это как не умереть со скуки за два года под домашним арестом. Это, пожалуй, все, чем я могу помочь тем, кто оказался в подобной ситуации. И тут импровизация – лучший способ. Я много чем занималась, сейчас даже всего не вспомнишь. Но самое топовое – это чтение, рисование, занятия спортом, просто болтовня с родственниками. Много чего можно делать, лишь бы у человека была фантазия. И еще научилась терпению, наверное, немного грамотнее слова подбирать. Научилась быть немного осторожнее – этому учит опыт общения с сотрудниками полиции. А каким бытовым вещам я научилась, сказать сложно.

– Вы освоили некий дипломатический язык. Или, скорее, юридический.

– Ну, дипломатический – слишком громко. Юридический, скорее, да.

– Чувство ненависти возникает взаперти?

– К людям. Но не ко всем. К особым людям, не буду говорить каким. К предметам – нет. Ни холодильник, ни письменный стол, ни шкафчик с бельем меня не раздражали (смеется).

– Когда оказываешься под домашним арестом, раздражает ли вид из окна, ведь внешний мир под запретом?

– Наоборот, очень сильно влечет, хоть ты и знаешь, что там.

– В тюрьме разрешены ежедневные прогулки. Хотя бы час в день арестант может дышать свежим воздухом, что очень помогает. Под домашним арестом прогулки запрещены вообще. Как вы решали эту проблему? Был ли у вас балкон?

– То, что называется прогулками в тюрьме, на самом деле так назвать сложно, там просто бетонный бокс, даже земли нет, так что вряд ли ребятам это помогает. Я никак эту проблему не решала, обустроила себе очень уютно балкон и сидела там целыми днями с книгой.

– Если тюрьма в твоем доме – она и в тебе самом. Можно говорить о том, что домашний арестант начинает ненавидеть свое жилище, даже если раньше мечтал именно здесь прожить всю жизнь. Начинает ли казаться, что дом осквернен, что жить здесь невыносимо?

– Нет, это совершенно не так. Во-первых, в моем доме было только ожидание тюрьмы, а не тюрьма. Это другое. Я, наоборот, возлюбила свой дом еще больше, потому что это моя крепость, к которой я очень сильно привязалась и мне было очень сложно эту крепость покидать, покидать зону своего комфорта. У нас дома хорошо, его вряд ли чем-то можно осквернить, а даже если и попытаются – мы восстановим прежний уют и мир.

– Предлагали ли вам адвокаты, друзья и сочувствующие после того, как вы вышли замуж, забеременеть, чтобы тем самым смягчить приговор или вообще избежать тюрьмы, как женщине, которой предстоит рожать?

– Да, и это было самым идиотским советом, который меня крайне раздражал. Я была категорически против и не хотела на это идти, потому что это крайне безответственно и корыстно, у нас сидят миллионы рожениц и беременных, а надеяться на удачу и снисхождение, сидеть и гадать, рискуя невинной жизнью, – свинство.

– Был ли у вас доступ к компьютеру?

– Нет, интернетом пользоваться было нельзя, как и телефоном, вообще любыми средствами связи. Из людей я могла общаться только с родственниками, которые прописаны непосредственно в моей квартире.

– Сколько раз за эти два года выходили на улицу?

– Только когда меня привозили на суды. Любое мое передвижение фиксировалось электронным браслетом на ноге. На суды я ездила в сопровождении сотрудника Федеральной службы исполнения наказаний.

– За вами следили? За дверью была установлена камера?

– Поначалу, да, у меня была паранойя, что за каждым углом камеры, микрофоны, что за мной следит кто-то, но постепенно я поняла, что это не так, сотрудникам это совершенно и не нужно. У этого браслета просто есть аппарат, его база, на нем есть две мигающие лампочки. Браслет работает на определенном радиусе, и если я выхожу за этот радиус — 200 метров, то есть покидаю пределы квартиры, например, лампочка гаснет, а если она горит, значит, я в пределах радиуса. Все просто. Никакого GPS там нету.

– Но браслет надо же подзаряжать регулярно.

– Не так часто. Он беспроводной, за два года раза три-четыре были какие-то сбои, мне меняли прибор, который кстати, работает даже тогда, когда ты принимаешь горячий душ. Если браслет по размеру, подходит к вашей ноге, то все нормально, хуже, если вам надели на ногу браслет не по размеру и он давит вам или причиняет неудобства, тогда с этим надо как-то разбираться.

– То есть вы могли выйти в подъезд и прогуляться вокруг дома?

– Я, конечно, не пробовала, но по идее, в принципе, могла бы, если бы это входило в радиус. За два года у меня не было ни одного нарушения режима, я целенаправленно старалась выстроить определенное отношение, чтобы ко мне было доверие. Потому что ФСИН ведь и с условным сроком меня курирует, грубо говоря. И мне это удалось. То, что у меня не было ни одного нарушения, сыграло роль и на суде. Если у ребят в СИЗО все идеально и нет нарушений, как, например, у Ярослава Белоусова (приговорен к 2 годам 6 месяцам колонии общего режима. – Прим. РС), это даже в приговоре отмечено, администрация СИЗО дает ему хорошую характеристику. И так же у меня со ФСИНом.

– Как вам удалось выйти замуж, будучи под домашним арестом?

– Все просто. Мой возлюбленный (Артем Наумов. – Прим. РС) передал кольцо через тетю, это было как в «Ромео и Джульетте» (смеется). Все не так сложно. С документами волокита, нужно получать разрешение у судьи, но это не сложнее, чем в выйти замуж в СИЗО. Мы были в ЗАГСе, мне дали разрешение, что я могу сама, без сопровождения туда поехать. Мне даже прогулку на два часа разрешили.

– И потом вы с мужем опять разошлись по своим квартирам.

– В общем-то, да. Он не прописан в квартире, ему находиться со мной нельзя было.

– Вы познакомились с ним до домашнего ареста?

– Само собой.

– То есть уже было начало любовной истории.

– В принципе, да.

– За два года вы с ним увиделись только один раз – в ЗАГСе?

– Да. Ну, и потом уже в судах. Но сейчас я живу с ним, потому что сразу после свадьбы мы подали ходатайство о том, чтобы я смогла прописаться у него, поскольку он мой муж официально, и у меня есть право это сделать и переехать к нему. И у нас это получилось со второго раза.

– Сколько вы были одна? И сколько времени вы были под домашним арестом с супругом?

– Год и год, год одна, год с супругом. Ну, плюс-минус.

– Ну, это уже совершенно другая жизнь!

– Конечно (смеется). Хотя я не могу, конечно, сказать, как многие думают, что замужество меняет человека как-то кардинально. Нет, для меня это просто штамп в паспорте, который оказывает какую-то юридическую поддержку. Мы были уверены, что меня отправят в колонию, так что у нас, по крайней мере, в отношениях ничего не изменилось из-за штампа.

– Не скромничайте, когда вы живете с мужем, это как минимум плечо мужчины.

– Ну, не знаю… Я сама себе плечо, в принципе. Это просто любимый человек рядом. Это приятно, это хорошо, это греет, это поддержка в любом случае. Как и я – его поддержка.

– Ссорились при этом?

– С кем не бывает…

– Даже под домашним арестом?

– По мелочам, конечно, у всех это бывает, мне кажется.

– Муж мог выйти, хлопнуть дверью, уйти, а вы этого не могли себе позволить.

– Да, иногда хотелось, но мы этого не делали (смеется).

– Можно ли сказать, что любовь крепче, когда находишься в таких экстремальных условиях?

– Думаю, что да. Я не могу сказать за всех, но в моем случае да, нас настолько связало и укрепило, что я просто думаю, что мы не имеем права друг от друга отказаться. Это очень нас сблизило, скрепило, перевязало наши судьбы крепким узлом.

– Научились ли вы готовить за два года под домашним арестом?

– Почему именно я должна была готовить (смеется)?

– Когда вы жили одна, вы готовили, наверное.

– Я всегда готовила. У нас в принципе в семье не принято, у нас нет гендерного разделения, что жена готовит, а муж в гараже копается.

– Почему вы вышли на Болотную площадь?

– Вышла, потому что хотела поддержать людей, которых и без того мало. Показать, что мы есть.

– Можете подробнее напомнить, за что вас поместили под домашний арест?

– Статьи 318 и 212, части о массовых беспорядках и применении насилия по отношению к представителю власти. По 212-й понятно, что ничего особенно не вменяли, это классика жанра. По 318-й мне вменяли семь бросков – два в потерпевших, одному якобы попала в живот, он ничего не почувствовал, потому что на нем был бронежилет, второму попала в плечо, но он не уверен, что это я, потому что не видел, что именно я кидала, но когда обернулся, видел, что якобы моя рука опускалась, и поэтому он предположил, что кинула в него я.

Но самое интересное и досадное в этой истории то, что на эти семь бросков есть семь видео, которые якобы доказывают мою вину. Если быть внимательным и разумным, то можно заметить, что это семь идентичных видео, снятых разными операторами с разных ракурсов, которые трактуются как разные. Я единственная, кто вышел с условным сроком – 3 года и 3 месяца за обе статьи.

– Вы – гражданская активистка, защитница Цаговского леса, участница лагеря «Оккупай Абай», где заведовали вегетарианской кухней, активистка движения «Еда вместо бомб». Будете дальше заниматься гражданской деятельностью или эта тема для вас закрыта?

– Я уже неоднократно отвечала на подобные вопросы. Да буду, после условного срока, если мне не создадут никаких препятствий и неудобств, которые будут угрожать моей свободе и свободе моих близких.

– Собираетесь ли вы покинуть Россию после того, как истечет условный срок?

– Навсегда? Я не знаю. С одной стороны, да, хочется. Но с другой стороны, хочется все-таки остаться, потому что я понимаю, что в любой стране есть что-то не то, что-то плохое.

– Профессия?

– Я очень хочу стать дрессировщиком собак. Может быть, у меня получится стать ветеринарным врачом, но это далекое будущее. Кто знает…

– Отсюда можно сделать вывод, что животных вы любите больше, чем людей?

– Это точно (смеется)! Гораздо больше, да.

Мумин Шакиров

Источник