Недавно Боец Анархист высказался на тему взаимоотношения анархизма и религии. На мой взгляд, это прекрасное приглашение к дальнейшей дискуссии. В статье я хочу остановиться на двух аспектах этого довольно обширного вопроса. Во-первых, я хочу поговорить о государственных репрессиях в отношении религиозных меньшинств, как в исторической перспективе, так и в настоящем. Во-вторых, меня интересуют точки соприкосновения между мировоззрением представителей религиозных меньшинств и освободительным движением. Здесь я обращусь как к истории, так и к современности.
Российское государство имеет давнюю традицию преследования религиозных меньшинств, и нынешний кремлевский царь является достойным ее продолжателем. Достаточно просто взглянуть на данные, представленные сайтом ОВД-инфо, чтобы убедиться: российские спецслужбы чаще всего арестовывают, пытают, сажают не анархистов, не правозащитников, не журналистов, а «неправильно» верующих, в первую очередь, Свидетелей Иеговы и членов исламистского движения Хизб ут-Тахрир. Первая из этих двух организаций признана в РФ экстремистской, а вторая – террористической. Конечно же человек анархических взглядов вряд ли станет последователем данных религиозных течений. Однако это не отменяет право религиозных диссидентов практиковать свою религию и жить согласно своим культурным нормам. Ни Свидетели Иеговы, ни Хизб ут-Тахрир, несмотря на всю строгость правил внутри этих общин, не пропагандируют и не применяют систематического насилия, эти религиозные сообщества также лишены откровенно деструктивных черт, как какая-нибудь секта бога Кузи. Согласно либертарным принципам, культурные права и добровольная культурная автономия этих меньшинств должны оставаться под защитой, как от государства, так и от демократического централизма «большинства».
Как уже было сказано, для российского государства преследования религиозных диссидентов не является чем-то новым. Исторически одним им из самых угнетаемых в России религиозных меньшинств были раскольники. Не вдаваясь в подробности произошедшего в середине XVII века церковного раскола, скажу только, что на старообрядцев российское государство обрушило самые жестокие репрессии. В том числе поэтому раскольники массово поддерживали все последующие народные восстания. Ко второй половине XIX века воля старообрядцев к активной вооруженной борьбе была давно сломлена, но ущемления в социальных и культурных правах, а также недоверие со стороны власти оставались. Со стороны же раскола продолжалось пассивное сопротивление. Наиболее радикальные раскольники, так называемые бегуны, старались свести к минимуму свое взаимодействие с «антихристовым» государством, вплоть до полного отказа нести накладываемые им повинности. И поэтому когда в первой половине 1870-х годов в России началась массовая революционная пропаганда, получившая название «хождение в народ», старообрядцы считались естественными союзниками революции, передовым отрядом будущего восстания.
Среди тех народников, что работали в раскольнической среде особенно усердно, был будущий организатор и стратег «Народной воли» Александр Михайлов. С точки зрения обсуждаемого вопроса интересен его взгляд на эту религиозную группу.
Свою работу среди раскольников Александр Михайлов начал весной 1877 года, еще во время существования «Земли и воли». Группа петербургских землевольцев отправилась в Саратовскую губернию с целью вести оседлую революционную агитацию, устроившись на работу, требовавшую образования или полезных для крестьян редких навыков. Александр Михайлов, выбирая место для поселения, остановился на старообрядцах. Сам он рассказывал об агитационной деятельности среди раскольников в своей краткой автобиографии «Автобиографические заметки», законченной в феврале 1880 года, а также в данных на следствии показаниях. Да, этот выдающийся организатор народовольческой деятельности, получивший за чрезвычайно педантичный подход к конспирации псевдоним «Дворник», давал показания. Позволю себе отойти от темы, и привести объяснение революционера, почему он принял такое решение: «Как общественный деятель я пользуюсь ныне представившемся случаем дать отчет русскому обществу и народу в тех моих поступках и ими руководивших мотивах и соображениях, которые вошли составною частью в события последних лет, имевших серьезное влияние на русскую жизнь <...>. Я не буду касаться личностей, в смысле фамилий и данных ведущих к их обнаружению, раскрытию и привлечению к настоящему делу». Естественно такой подход Михайлова к даче показаний не осуждался товарищами, скорее наоборот, ведь ему удалось превратить процесс в трибуну для пропаганды идей «Народной воли». Революционер знал, что на свободу он уже не выйдет, но все равно использовал сложившуюся ситуацию с максимальной пользой для организации и освободительного движения.
Однако вернемся к раскольникам. К своей революционной деятельности в старообрядческой среде Михайлов изначально готовился со всей ответственностью. Он хотел стать для старообрядцев «своим», а не человеком со стороны, заступником, или, как говорят сейчас, правозащитником. В своих «Автобиографических заметках» революционер писал: «Мне пришлось сделаться буквально старовером, пришлось взять себя в ежовые рукавицы, ломать себя с ног до головы. <...> Этом мне помогло в два – три месяца стать неузнаваемым раскольником, а кто знает староверов, тот знает, что это значит. Для интеллигентного человека это значит исполнять 10 000 китайских церемоний, и исполнять их естественно». Усилия оказались оправданы. «Я мог проникнуть уже и в сибирские тайные скиты, и к астраханским общинам (коммунистам), и к бегунам, и в Преображенское кладбище» – рассказывал Михайлов о результатах своего перевоплощения в старообрядца. Стоит отметить, что такой старательный подход к революционной агитации актуален и в наши дни.
С точки зрения обсуждаемого вопроса, взаимоотношений освободительного движения и религии, наиболее интересно, насколько пронизанная духом прогресса социальная среда российского революционера оказалась совместима со старообрядческой архаикой. Михайлов естественно затрагивает эту тему. Еще в автобиографии он писал: «Мир раскола пленил меня своей самобытностью, сильным развитием духовных интересов и самостоятельно народной организацией. Это могучее государство в государстве чиновничьем». То есть Михайлов видит сходства между развитыми «духовными интересами» революционеров-атеистов и верующих раскольников. И те, и те противостоят государственной идеологии, придерживаются мировоззрения, в лучшую сторону отличающегося от официально принятого.
В своих данных на следствии показаниях Михайлов развивал эту точку зрения далее. Он утверждал, что старообрядческие общины охвачены духом стихийного социального протеста. Революционер рассказывал об особом культе Емельяна Пугачева, который он обнаружил у раскольников. И дело тут не только в специфической исторической памяти, ведь старообрядцы составляли значительную часть пугачевского войска. Некоторые встретившиеся Михайлову раскольники мечтали о новом восстании, о мести угнетателям и наступлении «царства правды на земле». Но даже те, кто были настроены менее радикально, не признавали государственной власти. Осенью 1877 года Михайлов устроился учителем в деревне, где жили так называемые спасовцы, представители одного из направлений старообрядчества. В своих показаниях революционер рассказывал об их учении:
«Мировоззрение их таково: мир объят духом антихриста. Воплощение его чувственно есть царь. Служители и средства его – чиновники и государственная система. Этим он побеждает души человеков, полные житейских желаний и потому не могущие бороться. Побежденных он заставляет молиться себе, как главному со времени Петра I начальнику церкви, служить ему и приносить жертвы, из них воинская повинность – жертва кровию, самая тяжкая. Но ”животолюбия ради” cпасовцы бороться с ним открыто не могут и передают себя благости Христа Спаса и его невидимому руководству».
Таким образом, религиозное учение раскольников было неотделимо от стихийной оппозиционности. Среди старообрядцев Михайлов также находит иной тип личности, в лучшую сторону отличающийся от того, что преобладал среди покорного, забитого народа. По его мнению, в основе самого религиозного мировоззрения раскольников лежала личная нравственность, а не казенная религиозность. Эта самостоятельность в вопросах веры делала раскольников благодатной средой для революционной агитации и потенциальными бунтарями. Михайлов утверждал в своих показаниях: «Совершенно понятно, почему староверы так охотно приставали к Пугачеву. Они и ранее его вели борьбу с государством и теперь продолжают ее. В духовном отношении мир раскола стоит гораздо выше нашего крестьянства. Среди него легко поднимать вопросы нравственного характера, и почва для них будет самая благодатная». Таким образом, революционер приходит к выводу, что религия, причем такая, которая определяет абсолютно все стороны повседневной жизни, сама по себе не только не являлась препятствием на пути к революционному мировоззрению, но даже наоборот, способствовала его формированию.
Проблема не в религии как таковой, а в том, как ее использует земная власть. Здесь уместно привести рассказ Григория Плеханова об участии Михайлова в религиозном диспуте, состоявшемся в Саратове осенью 1877 года. Людям анархических взглядов корифей марксизма Плеханов известен как малоприятный персонаж, но в его биографии были и светлые стороны. В 1870-х годах он принимал заметное участие в деятельности «Земли и воли». Так вот, как вспоминал Плеханов, Михайлов настолько слился с раскольнической средой, что начал посещать организуемые православным духовенством диспуты со старообрядцами. На одно из таких мероприятий он взял с собой и будущего марксиста.
Диспут, на который пришли два народника, был обставлен в лучших традициях российской государственности и на свободный обмен мнениями походил мало. Вот как это описывает Плеханов: «Михайлова более всего интересовал вопрос, кто из раскольничьих ”столпов” будет отстаивать ”древнее благочестие”. Но к великому его огорчению причетник отвечал, что раскольники почти перестали ходить на диспуты, так как, не довольствуясь книжной мудростью, ”батюшки” доносят на своих оппонентов полиции, а за несогласие с духовной властью раскольники получают должное воздаяние от власти светской». То есть за несогласие с церковными иерархами раскольников попросту забирали в полицию со всеми вытекающими последствиями, а мероприятие, заявленное как диспут, было просто государственной пропагандой. Но Михайлов не растерялся и решил занять место отсутствовавших «столпов». И не без успеха. «Я видел только, что Михайлов говорит очень самоуверенно, что его не смущают возражения ”батюшки” и что на каждый из приводимых ими текстов он приводит не менее веское свидетельство того или другого святого. Окружающие слушали его с большим вниманием, а ”батюшки” чувствовали себя, как видно было, не совсем ловко» – рассказывал Плеханов. В ходе спора речь зашла о полностью отрицающих государственные повинности бегунах. Тогда церковные иерархи использовали свой последний, но беспроигрышный аргумент: «”Так ведь бегуны и царя не признают,” – воскликнул один из них (батюшек). ”Бога бойся, царя почитай,” – вторил другой громовым голосом».
Как вспоминал Плеханов, дело шло к вызову полиции и аресту Михайлова, поэтому землевольцы поспешили покинуть собрание.
Этот рассказ – наглядный пример того, как в Российской империи подавлялось религиозное диссидентство, которое власть воспринимала в качестве угрозы. Параллели с событиями наших дней напрашиваются сами. Ведь нынешние репрессии против Свидетелей Иеговы оправдываются именно тем, что они «царя не признают». Само участие в их религиозных практиках российскими судами рассматривается в качестве подготовки к свержению государственного строя. Как при Романовых, так и сейчас государство претендует на роль высшего арбитра в духовных вопросах. Инакомыслие не допускается.
Что могло получиться из агитационной деятельности Александра Михайлова среди раскольников, теперь сказать невозможно. Массовые репрессии против пропагандистов и необходимость революционной самообороны от преследований, вызвавшее широкий общественный резонанс покушение Веры Засулич, активизация революционного движения в политическом центре империи подтолкнули его к вооруженной борьбе. Уже летом 1878 года Михайлов участвовал в попытке освобождения народника Порфирия Войноральского, которая закончилась убийством одного жандарма. Весной 1879 он организовывал покушение на шефа жандармов Дрентельна и помогал Александру Соловьеву готовить цареубийство. Во время раскола «Земли и воли» Михайлов был одним из самых последовательных сторонников стратегии демократической политической революции и тактики политического террора, взятых в итоге на вооружение «Народной волей». Однако поворот к политике не снял для народников вопрос угнетенного положения религиозных меньшинств с повестки дня. «Народная воля» провозглашала своей целью предоставление раскольникам и другим религиозным группам равных со всеми политических, социальных и культурных прав.
Не только во времена империи Романовых, но и сейчас авторы-революционеры находят нравственный уровень представителей религиозных меньшинств выше «среднего по палате». Такую точку зрения высказывал в интервью «Если ты политический – ты будешь страдать» беларуский заключенный анархист Николай Дедок. Только он говорил не про раскольников, а про баптистов. В эссе «Неприкасаемые в тюремной иерархии», вошедшем в книгу «Цвета параллельного мира» и в вышеупомянутом интервью Николай критикует неформальные тюремные порядки и утверждает, что их существование является составной частью государственной системы контроля над заключенными. Самой жесткой формой, в которой проявляется неформальная тюремная иерархия, является существование касты неприкасаемых, людей, лишенных в местах лишения свободы всех прав и элементарного человеческого достоинства. Попадание в эту категорию – самое худшее, что может случиться с заключенным. «Существование данной касты оказывает сотрудникам ИУ (исправительного учреждения) неоценимую помощь в прессинге заключенных, которые отказываются подчиняться» – пишет Николай. Как отмечает сам анархист, представители религиозных меньшинств оказываются единственными, кто деятельно сопротивляется бесчеловечным тюремным порядкам. Вот что он говорит в интервью: «Я слышал про таких людей – христиане, баптисты, – которые попадали на зону и сознательно шли в низшую касту. Я испытываю к ним огромное уважение, но сам бы так не смог». То есть этические нормы религиозных меньшинств требовали не только сочувствия к самым угнетенным, но и непосредственного разделения их участи. Сам Николай к подобному выбору не призывает, и оказавшимся за решеткой анархистам так делать не надо. Но не может быть никаких сомнений, что в этическом, нравственном отношении баптисты находятся выше общей массы заключенных, покорно принимающих жестокую тюремную иерархию.
Стоит также добавить, что, насколько известно автору статьи, сам Николай Дедок является православным христианином. Но его преданность анархическим идеям уже дважды приводила его в заключение. Подобной последовательности в борьбе за наши идеалы можно пожелать каждому.
Справедливости ради замечу, что преследуемые в РФ религиозные меньшинства совсем не ангелы. С принятой у Хизб ут-Тахрир ультраконсервативной трактовкой ислама все понятно; вряд ли человек анархических взглядов захочет жить в халифате, построение которого члены этого движения провозглашают своей целью. Много откровенно неприятных черт и у Свидетелей Иеговы. Так например представители этой религиозной группы не участвуют в забастовках и других формах социальной борьбы, это напрямую запрещено внутренними правилами организации. Но в современной России мы не имеем ситуации, что каждый день вспыхивает по десятку стачек, и только Свидетели Иеговы стоят на пути социальной революции. Если бы это было так, проблема бы быстро решилась, ведь штрейкбрехер есть штрейкбрехер, и не важно, кому и как он поклоняется. Зато мы видим, как Свидетелей Иеговы государство репрессирует просто за их религиозные практики и мировоззрение, отличное от официального. За свою веру эти люди, никому никакого особого зла не сделавшие, идут в тюрьмы и на пытки.
Конечно же многие анархисты считают авторитарной саму концепцию существования некой высшей силы, которая штрафует или наоборот, вознаграждает людей за их деяния и помыслы. Значительная часть наших товарищей отрицает религию как набор ненаучных представлений. Есть энтузиасты, всегда готовые вести атеистическую агитацию. Пусть так, это тоже нужно. Но важно видеть и другую сторону религиозной темы. Право практиковать религию, как и право отказаться от нее – неотъемлемое право личности. Как исторически, так и сейчас практикующие религию люди участвовали в либертарных социальных экспериментах. Как было показано выше, есть примеры того, как представители религиозных меньшинств, верные своей вере, этически и нравственно стояли выше большинства общества, не ставившего под сомнение официальную идеологию и казенное мировоззрение. А ведь это само по себе подтачивает глиняный колосс государства, стоящего на конформизме, покорности, эгоизме людей.
Какое отношение к религии следует декларировать? На мой взгляд, анархистам следует в своей агитации доносить до народа, что путинская Россия – страна религиозной несвободы. Анархисты же выступают за полную свободу вероисповедания, за прекращение преследований и дискриминации по религиозному признаку. Хочешь сам/сама решать, в кого тебе верить и как молиться или не верить и не молиться совсем – присоединяйся к нашей борьбе за свободу и равенство.
При написании статьи использовался сборник материалов «Народоволец Александр Дмитриевич Михайлов» (Ленинград 1925), составители и редакторы Анна Прибылева-Корба и Вера Фигнер.
Э.С.
Источник: Боец Анархист
Добавить комментарий