В 1936 г. Лев Троцкий, проигравший борьбу за власть в Советском Союзе, закончил свою знаменитую книгу «Преданная революция». И именно в том же самом году началась другая (Великая) Революция – Испанская. В Испании проводниками революции стали главным образом анархо-синдикалисты из НКТ-ФАИ (Национальная конфедерация труда, организация анархо-синдикалистских профсоюзов; Федерация анархистов Иберии, объединение неформальных анархистских аффинити-групп) и левые марксисты-диссиденты, часто именуемые (по ошибке, вызванной, впрочем, во многом субъективными политическими причинами) троцкистами из ПОУМ – Рабочей партии марксистского единства. Отдельно стоит отметить о том, что из себя представляют упомянутые «аффинити-группы», формирующие Федерацию анархистов Иберии. Данные группы известны также в качестве «групп родства», в основе которых лежат принцип близких дружеских взаимоотношений и единство по некоторым конкретным, принципиальным именно для данной группы вопросам, причем прием в ФАИ происходил на основе жестких идеологических требований в смысле соответствия каждого члена организации анархистским идеалам, таким как отказ от алкоголя, официально зарегистрированного брака, посещение детьми нерелигиозных школ и т.п.
Их главными противниками выступали реакционные консервативные, клерикальные и националистические силы (военно-фашистский блок), но не только они. Также противниками НКТ-ФАИ-ПОУМ были буржуазные республиканцы, правые социалисты (центристы и левые члены ИСРП – Испанской социалистической рабочей партии занимали более сложную позицию и не были едины в своих действиях, которые носили разный характер в те или иные промежутки времени) и коммунисты (сталинисты из КПИ – Коммунистической партии Испании).
При этом отдельно стоит отметить, что члены НКТ, ФАИ, ПОУМ, ИСРП, КПИ и других организаций входили в единый антифашистский «республиканский» лагерь. Это было объединение против реакции справа, но единство (впрочем, как и единство правого лагеря) было зыбким, и держалось лишь на сплочении против общего врага, цели же у всех антифашистских сил были различными.
17 июля 1936 г. в испанском Марокко начался военно-фашистский мятеж, перекинувшийся на следующий день на территорию континентальной Испании. Народ вышел на улицы городов и сел, чтобы дать отпор реакционным силам, и 19 июля вошло в историю как начало Испанской революции.
Первоначально ситуация была крайне противоречивой, и было сложно понять действительный расклад сил и положение в стране. Как это выглядело на местах, вполне можно судить по материалам таких разных авторов как писатель Илья Эренбург и антрополог Джером Минц.
Между тем, не разобравшиеся в сложившейся сложной ситуации второй половины июля 1936 г. многие лидеры НКТ-ФАИ совершили ряд, как показала дальнейшая история, фатальных ошибок, в результате чего отказались от проведения курса на претворение в жизнь программы построения либертарного (анархистского) коммунизма, который предусматривался принятой на Сарагосском конгрессе НКТ в мае 1936 г. после продолжительных дискуссий программой, вошедшей в историю как Сарагосская. При этом значительная часть рядовых членов НКТ-ФАИ действовала самостоятельно, нескоординировано, из-за отрыва лидеров от низовых масс, и стихийно старалась претворять в жизнь программу либертарного коммунизма.
Глубокие социальные преобразования начались по всей территории Республиканской Испании: в Леванте, Андалусии, Астурии, Кастилии и других регионах. Наиболее глубокий характер они носили в двух областях: индустриально-промышленные в Каталонии и аграрно-индустриальные в Арагоне. При этом, вопреки все еще бытующему в некоторых кругах тезису об отсталости и убогости крестьянства, наиболее глубоко и последовательно либертарные преобразования (коллективизация) проходили именно в сельской местности Арагона (и в меньшей степени Леванта; а в Андалусии этому мешало спешное стремительное продвижение Африканской армии, находившейся на стороне националистов, причем, по мнению участника войны анархо-синдикалиста Жозе Пейратса, происходившие там преобразования носили, возможно, даже более глубокий характер, нежели в Арагоне, что отчасти подтверждается данными уже упоминавшегося выше Джерома Минца). В тоже время, синдикализация промышленности в Каталонии носила менее последовательный характер, что впоследствии особо подчеркивали как франко-испанский анархист Гастон Леваль, так и испано-аргентинский анархо-синдикалист Диего Абад де Сантильян.
Как выражается российский историк Вадим Дамье, низовая коллективизация и синдикализация проходили «вопреки обстоятельствам», то есть курсу на антифашистское единство, вылившееся в данном случае во вхождении некоторых лидеров анархо-синдикалистов в правительственные структуры.
Нередко, особенно в Арагоне и Валенсии, члены социалистических профсоюзов из ВСТ – Всеобщего союза трудящихся присоединялись к процессу коллективизации и синдикализации, проводившемуся «неорганизованными» крестьянами и рабочими, а также членами анархо-синдикалистской НКТ.
Основоположник социальной экологии Мюррей Букчин показал в своих исследованиях, что именно общества аграрно-индустриального типа, в которых происходил переход от аграрного уклада к индустриальному, сосредотачивали в себе наиболее мощный революционный потенциал. Достаточно вспомнить о революционных движениях и событиях первой половины двадцатого столетия в России, Мексике, Аргентине, Италии, Испании и ряде других стран, чтобы убедиться в правоте данного мнения.
Чтобы оценить реальный масштаб социальной революции, стоит обратиться к исследованиям таких авторов как германский исследователь Вальтер Бернеккер и американский Роберт Александер. В своих работах они дают возможность увидеть то, насколько широкие слои населения были охвачены происходившей революцией, а также тот факт, что она распространилась действительно на все регионы страны.
Однако далеко не всех, участников и исследователей тех событий интересовала истинная картина происходивших событий.
«Увлеклись революцией во вред войне». Примерно так охарактеризовали сталинисты действия анархо-синдикалистов. С этой позиции они раскритиковали андалусийских анархистов (впрочем, подобная критика бурным потоком лилась в адрес действий анархистов по всей территории страны), и именно такой взгляд на происходившие тогда события стал доминирующим для характеристики ситуации в Андалусии 1936 г. в отечественной историографии. Между тем, этот подход полностью игнорирует тот факт, что андалусийские крестьяне приняли на себя первый удар Африканской армии. Жестокие репрессии, действия местной полиции, подчас бившей в спину спешно сформированным милиционным революционным частям, наступавшая армия, а также жестокие репрессии, проводимые генералом Кейпо де Льяно, сделали Андалусию ареной кровавой резни, что отдельно подчеркивал в своих исследованиях Пол Престон. Общую же атмосферу страха в регионе и фашистский террор демонстрирует в работе о жизни крестьян небольшого андалусийского селения Касас-Вьехас Джером Минц.
Между тем, Испанская революция не была чисто «материалистической»: она затрагивала отнюдь не только производственную (сельскохозяйственную и индустриальную) сторону жизни испанцев, как можно было бы подумать, читая, например, недавно вышедшую книгу российского историка Александра Шубина.
Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить даже свидетельства французского сталиниста Жоржа Сориа и статьи Ильи Эренбурга времен войны, писавших о культурной стороне жизни в Республиканской зоне. Однако в данном случае речь идет о еще более глубоких культурных сдвигах в испанском обществе, происходивших по инициативе анархистов и анархо-синдикалистов. Как подчеркивал Букчин, именно в период гражданской войны происходила самая глубокая и последовательная сексуальная революция. Тысячи женщин, вступив в анархистскую организацию «Свободные женщины» (наиболее подробно она исследована в работах Марты Акельсберг), стали провозвестниками борьбы за полноценное и всестороннее равенство мужчин и женщин. Был дан открытый бой засилью дремучего ханжества и пуританства (впрочем, испанские анархо-синдикалисты имели к тому времени уже давно сложившуюся культуру пропаганды в рабочей среде идеалов свободной любви и натуризма, вплоть до нудизма, что отдельно отмечалось некоторыми ветеранами анархо-синдикалистского движения в документальном фильме «Живая утопия»). В кинематографе анархистами был предвосхищен неореализм, прославивший итальянский кинематограф 40-50-х годов. Анархисты всеми силами способствовали повсеместному распространению грамотности, строительству учебных заведений и т.д.
Между тем цепочка вынужденных ходов, начавшихся с недооценки истинных масштабов происходивших событий лидерами НКТ-ФАИ, продолжала раскручиваться. Сначала анархо-синдикалисты вошли в правительство Каталонии (Женералитат), а затем и в общеиспанское республиканское правительство левого социалиста Ларго Кабальеро. Анархо-синдикалистка, член одной из аффинити-групп ФАИ Федерика Монтсени стала первой европейской женщиной министром, а Гарсиа Оливер, вчерашний радикал из группы «Мы» (созданной в 1931 г. из участников ранее действовавшей анархистской аффинити-группы «Солидарные»), стал министром юстиции. Министры от анархизма проводили серьезные реформы «сверху», которые могли бы сделать честь многим социалистам-государственникам, но для лидеров ФАИ-НКТ все это было скорее демонстрацией их политической наивности: они вступили на чужое поле и пытались вести там свою игру.
Стоит особо отметить, что впоследствии многие видные члены НКТ-ФАИ (разве что за исключением Гарсиа Оливера) выступили с резкой самокритикой, называя свои действия 1936 г. ошибочными. Причем еще один министр-анархист, Абад де Сантильян, сделал это уже в 1938 г.
Тем временем, шли тяжелые бои за Мадрид, на который наступали отборные части националистов. Город спешно укреплялся, в него перебрасывались подкрепления. В кровавую мясорубку были брошены первые Интернациональные бригады и военная техника, поступившая из СССР. С Арагонского фронта была снята половина колонны Дуррути (ок. 1.500 человек), причем сам Дуррути в своем последнем радиобращении гневно обрушился на анархистских лидеров, своими действиями подрывавших Революцию, о чем, а также о реакции на данное выступление прославленного анархо-синдикалиста, подробно пишет в своих исследованиях Агустин Гильямон. В тяжелых боях за испанскую столицу Дуррути погиб при невыясненных обстоятельствах (в биографии Дуррути, написанной участником войны анархо-синдикалистом Абелем Пасом представлены многочисленные версии произошедшего, к которым необходимо добавить также еще одну версию, не учтенную им по каким то причинам, а именно о причастности к его гибели сталинистов или даже агентов НКВД в Испании), а его память стала поводом для многочисленных спекуляций, в том числе со стороны сторонников вхождения анархо-синдикалистов в правительственные органы власти. В частности, ему стали приписывать изречение о том, что он готов якобы отказать от всего, кроме победы. Впоследствии Жозе Пейратс разоблачил этот миф на страницах либертарной прессы.
Все это сопровождалось еще одним немаловажным фактором – внешнеполитической стороной конфликта. Ну а для таких авторов, как российская исследовательница Вера Малай, данный фактор был по сути решающим, и именно от него зависел исход конфликта.
Так или иначе, но в любом случае фактор внешнего влияния на испанский конфликт действительно был крайне существенным и, по сути, перевел конфликт с чисто испанского на общемировой уровень, тем более что параллельно развивались и другие международные конфликты. В этом смысле вполне можно говорить о том, что начало испанской гражданской войны стало первым (или одним из первых) сполохов новой мировой войны.
Уже через несколько дней после военно-фашистского мятежа начали оказывать поддержку мятежным генералам Германия и Италия, а переданные или самолеты оказали, в сущности, решающий фактор на первоначальном этапе, так как позволили перебросить в кратчайший срок в континентальную Испанию части Африканской армии и Иностранного легиона (переброска, впрочем, началась раньше, но ее возможности были крайне ограничены, особенно после блокировки африканских берегов республиканским флотом, действовавшим, по воспоминаниям ставшего впоследствии адмиралом Кузнецова, вполне эффективно в течение войны). Уже летом начал оказывать помощь Республику Советский Союз, хотя первоначально и ограничивался лишь посылкой горюче-смазочных материалов по льготным ценам. Осенью же, во время битвы за Мадрид в Испанию стала прибывать и более существенная помощь республиканскому лагерю со стороны Сталина: вооружение и военные специалисты.
Первоначально выразила готовность оказывать помощь Республике и Франция социалиста Леона Блюма, но вскоре, однако, она свернула эту деятельность под давлением Англии. В итоге Англия и Франция, совместно с другими странами, в том числе с привлечением Германии, Италии и СССР, организовали комитет по невмешательству. При этом невмешательство во многом оставалось только на бумаге и постоянно нарушалось с обеих сторон: как странами, помогающими националистам, так и помогающими республиканской зоне.
Кроме того, поддержку военно-фашистскому мятежу оказала салазаровская Португалия, а республиканцам (или, как их нередко называют в зарубежной историографии – лоялистам) – Мексика.
Что же касается позиции США, то, как отмечает Джон Герасси, ведущие финансовые круги, включая сюда «Стандарт Оил» Рокфеллера, были готовы и подчас оказывали серьезную поддержку мятежникам, в первую очередь нефтепродуктами и кредитами, и другими материалами, а также грузовиками.
Тот же Герасси пишет, что сходной была ситуация и относительно ведущих финансовых кругов Канады.
На полях сражений Испании сражались на стороне мятежных генералов десятки тысяч солдат из Германии, Италии, Португалии.
Вопреки часто высказываемому мнению, добровольцы были по обе линии фронта, другое дело, что со стороны Республики их было значительно больше. Причем основной поток добровольцев к лоялистам шел по линии Коминтерна из рядов коммунистических партий различных стран, а вместе с ними перебрасывались в Испанию и агенты НКВД. Анархисты же просили своих сторонников оказывать максимальную поддержку на местах, а не ехать в Испанию, так как в стране хватало желающих сражаться, но, вместе с тем, чувствовалась нехватка вооружения и боеприпасов.
По всему миру собирались денежные средства для поддержки республиканцев. А в тех же Германии и Италии периодически случались акции саботажа отправки грузов и солдат к испанским мятежникам.
В Марокко, как об этом пишет Л. В. Пономарева, постепенно стало нарастать недовольство отправкой пополнений для частей Африканской армии в континентальную Испанию, часто происходили бунты, в том числе под антифашистскими лозунгами.
Работы таких авторов как Пол Престон, Анхель Виньяс, Юрий Рыбалкин, Джон Герасси, Вера Малай, и некоторых других, включая Хью Томаса, дают в целом общую картину внешнеполитической стороны испанской войны.
Однако стоит критически относиться к помощи, получаемой из-за рубежа республиканским лагерем. Поставки оружия и боеприпасов, топлива и других грузов, отправка специалистов из СССР, а также закупка военного снаряжения в других странах (согласно данным Жоржа Сориа, она была примерно сопоставима с куда более известными поставками из СССР) имели и свою негативную сторону. Сталин преследовал в той войне свои внешнеполитические цели и не был заинтересован в революционных преобразованиях. КПИ и ее лидеры Ибаррури, Хосе Диас и др., а так представители Коминтерна и СССР в Испании старались нивелировать влияние в Испании влияние революционных сил.
В сущности, можно сказать, что компартия была наиболее правой из всех лево- республиканских партий. Она выступала под национал-буржуазными лозунгами, что привлекало в ее ряды тысячи собственников, испугавшихся начавшейся в стране анархо-коммунистической революции. Стремительный рост влияния КПИ и нерешительность запутавшихся лидеров НКТ-ФАИ с каждым днем делали все более вероятным открытый конфликт внутри республиканского лагеря, тем более что отдельные столкновения местного масштаба происходили постоянно.
Кроме того, можно отчасти и согласится с германским анархо-синдикалистом Рудольформ Роккером, писавшим о том, что испанские рабочие проиграли, несмотря на весь героизм своей борьбы, во многом из-за пассивности рабочих в других странах, в большинстве своем молча принявших политику невмешательства, провозглашенную их правительствами. Массовые митинги и сбор денежных средств, а также отдельные акции саботажа были явно недостаточны для поддержки не то что революционной борьбы испанских анархо-синдикалистов, но даже антифашистской борьбы как таковой.
Но вернемся к событиям в Испании.
В боях февраля (Харама) и марта (Гвадалахара) 1937 г. было остановлено очередное наступление мятежных генералов на Мадрид. Причем в результате Гвадалахарской битвы оказался разгромлен итальянский экспедиционный корпус Муссолини. Особо отличилась в боях дивизия анархо-синдикалиста Сиприано Меры, о чем крайне редко можно найти упоминания в советско-российской историографии (а часто и вовсе не говорится об участии в боях анархо-синдикалистов). Так, например, генерал-коммунист Энрике Листер лишком мельком упоминает в своих мемуарах об участии в том сражении 14-й дивизии Меры.
Валенсийская Железная колонна, совместно с другими анархистскими и республиканскими частями, тщетно пыталась взять ключевой пункт Теруэль. Это происходило на фоне провала наступления на Арагонском фронте на стратегически важные Уэску и столицу области Сарагосу. Причем со взятием последней Дуррути связывал свои планы по разворачиванию широкомасштабных социально-экономических анархо-коммунистических преобразований в стране.
Предательство военных, нехватка оружия и особенно боеприпасов (в колонны НКТ-ФАИ записывалось во много раз больше людей, чем было доступно оружия, что опровергает тезис Майкла Сейдмана о том, что испанские трудящиеся не желали идти на фронт для борьбы с фашизмом) привели к тому, что наступление захлебнулось, и Арагонский и Теруэльский фронт постепенно стабилизировались. Но эта стабилизация фронтов отнюдь не означала полного прекращения на них боевых операций, что наглядно демонстрируют исследования Абеля Паса, Роберта Александера, Александра Шубина и других авторов.
В результате сектантской антианархистской политики барселонских сталинистов в столице Каталонии, на рубеже 1936/1937 гг. начались проблемы с продовольствием.
Параллельно с этим шли тяжелые бои на юге Испании. В начале 1937 г. пала Малага (ответственным за оборону города был полковник Вильяльба, проваливший ранее взятие Уэски – его долгое время защищали от критики сталинисты из ОСПК – Объединенной социалистической партии Каталонии). Вскоре был арестован командир одной из анархо-синдикалистских колонн Франсиско Марото: на него, по сути, попытались свалить вину за неудачи на Юге. При этом раннее было фактически сорвано наступление его сил на контролировавшуюся мятежниками Гранаду, еще один стратегически важный населенный пункт. Непосредственным же поводом для ареста Марото послужил его конфликт с гражданским губернатором Альмерии Габриэлем Мароном, не оказавшим должной помощи беженцам из Малаги.
Отдельно стоит отметить, что взятие Малаги националистами вошло в историю как один из наиболее известных кровавых эпизодов войны: город был буквально завален трупами, а отступавшие из города колонны беженцев расстреливались с самолетов.
Между тем, бегство правительства Республики из осажденного Мадрида в Валенсию в ноябре 1936 г. и политика министров-анархистов привели к обострению конфронтации между радикальным крылом Железной колонны с валенсийскими сталинистами, воспользовавшимися ситуацией, которая усугублялась еще и тем, что в колонне находилось некоторое количество бывших заключенных, освобожденных из тюрьмы в Сан-Мигель-де-лос-Рейес.
В это время в милиционных частях анархо-синдикалистов шли острые споры о необходимости милитаризации (детально с обстоятельствами этих споров можно ознакомиться в книгах Абеля Паса, Франка Минца и Мигеля Амороса). Резких противников милитаризации из стана анархистов стали называть «неконтролируемыми». Особенно сильно в этих условиях доставалось многим членам Железной колонны (после милитаризации колонна стала 83-й смешанной бригадой Республиканской армии).
В итоге на милитаризацию к весне 1937 г. согласились все анархистские милиционные части, а не согласные с этим покидали ряды колонн, что, впрочем, происходило на фоне мобилизации населения в ряды Республиканской армии. Главной причиной, по которой многие соглашались на милитаризацию, как отмечает Мигель Аморос, был шантаж со стороны премьера Ларго Кабальеро, обещавшего помочь со снабжением колонн необходимым вооружением только в том случае, если они станут частью новой регулярной Республиканской армии. Стоит также отметить, что в тот момент согласие на милитаризацию во многом было лишь бумажной формальностью: анархистские части еще сохраняли свою автономию, свои порядки, а в Арагоне и названия, что было также немаловажно для многих активистов, членов милиционных формирований.
Постоянные стычки между анархистами и поумистами, с одной стороны, и буржуазными республиканцами и сталинистами, с другой, постепенно накаляли обстановку в республиканском лагере. Арест анархо-синдиткалиста Марото подлил масла в огонь, и радикалы из НКТ-ФАИ и ФИХЛ – Иберийской федерации либертарной молодежи выступили с резким требованием освободить знаменитого командира, что в итоге и было сделано 1 мая 1937 г.
Отдельно можно упомянуть и конфликт в каталонском селении Фатарелья, имевший место 23 января 1937 г. Как отмечается, данный конфликт, бунт против политики коллективизации, проводимой анархо-синдикалистами, был организован реакционными силами противников революционных преобразований. ОСПК, левые республиканцы и каталонские националисты воспользовались данным случаем и некоторыми другими инцидентами, чтобы организовать обвинительную кампанию в СМИ против курса НКТ-ФАИ, стараясь подорвать их влияние и дестабилизировать обстановку. Пламенный антианархист советского разлива Кива Майданик радостно подхватил антианархистскую клевету испанских сталинистов и националистов и даже обозвал конфликт в селении Фатарелья «ФАИтарелья». Между тем, описание конфликта Аугустином Сухи и Пейратсом (вырванную из контекста цитату из которого, да еще к тому же и в исковерканном виде привел у себя Майданик) дают наглядно понять, что конфликт был вызван отнюдь не желанием проведения «насильственной коллективизации», как это пытались доказать сталинисты и националисты. Другое дело, что ответ анархистов был, насколько можно судить, излишне жестоким: в результате конфликта, длившегося несколько дней, погибло несколько десятков местных жителей.
Антианархистские силы внутри Республики, а также их сторонники за рубежом, в целом, были склонны использовать малейший эпизод, бросающий тень на деятельность испанских анархо-синдикалистов, дабы выставлять их погромщиками, террористами, мародерами, навязывающими остальным испанцам свою «диктатуру». Это особенно примечательно в отношении сталинистов, учитывая последствия насильственной «коллективизации» и индустриализации в СССР в 1920-30-е гг., а также антикрестьянскую политику большевиков времен гражданской войны 1917-21 гг., что в обоих случаях приводило к многочисленным «антисоветским» выступлениям и бунтам, многим тысячам жертв со стороны крестьянства.
Вместе с тем, обращаясь к исследованиям Вальтера Бернеккера и Абеля Паса, можно ознакомиться с тем, как подвергались нападкам со стороны каталонских националистов и сталинистов арагонские крестьяне. Ну а то, что коллективизация по-испански действительно имела свои многочисленные проблемы, и проходило не всегда гладко, сталкиваясь со множеством трудностей, наглядно демонстрирует исследование Рональда Фрезера, во много раз более адекватное чем до неприличия идеологизированные писания таких авторов как Кива Майданик и другие.
Тем временем, постепенно обострялся конфликт между радикалами из НКТ-ФАИ и сторонниками министров-анархистов. Весной 1937 г. на одном из митингов Монтсени даже была освистана собравшимися на него членами НКТ. Агустин Гильямон, современный испанский леворадикальный автор ряда исследований по истории Испанской войны, представляет на суд читателя всю сложность и остроту складывавшейся в тот момент ситуации.
26 апреля того же года в результате налета фашистской авиации (германского Легиона «Кондор») был фактически стерт с лица земли небольшой город Герника, бывший культурным центром, священным местом для многих басков. В результате налета была разрушена большая часть города, погибло несколько сотен жителей.
Данный эпизод, наряду с бойней в Бадахосе в августе 1936 г., в ходе которой было убито несколько тысяч человек (по разным оценкам от 1,5 до 9 тысяч), стал символом фашистского варварства.
Стоит упомянуть о том, что, в отличие от основной массы испанского духовенства, баскские священники выступили с поддержкой республиканского правительства. Между тем Франко провозгласил Крестовый поход в защиту веры, что было рассчитано как на ревностных испанских католиков, так и на последователей католической веры за рубежом.
Бомбардировка Герники, священного города басков, вызвала ропот в католической среде, в том числе на территории, контролировавшейся франкистами. Чтобы успокоить религиозную часть населения и поддержать пламя Крестового похода, 1 июля 1937 г. появилось «Совместное обращение испанских епископов к священникам всего мира», за подписью нескольких десятков церковных иерархов, призванное оправдать в глазах католиков Испании и всего мира действия националистов.
Кроме того, небезынтересно отметить, в связи с бомбардировкой Герники (а также бомбардировкой мирного населения других республиканских городов, в особенности Мадрида и Барселоны), что, по данным Абада де Сантильяна, правый социалист, сторонник тесного сотрудничества ИСРП с коммунистами Индалесио Прието (в правительстве Ларго Кабальеро был министром флота и авиации, а в правительстве Хуана Негрина занимал пост военного министра) и советские военные специалисты были причастны к организации воздушных бомбардировок городов во франкистской зоне, таких как Саламанка и Вальядолид.
Итогом постоянных конфликтов в республиканской зоне стал «Трагический май», как выразился германский анархо-синдикалист Аугустин Сухи, в Каталонии, и в особенности события 3-8 мая в Барселоне, спровоцированные барселонской полицией под руководством сталинистов из ОСПК, которые получили отмашку от министра безопасности Айгуаде. Не смотря на то, что объявившие всеобщую забастовку рабочие-анархисты в целом контролировали ситуацию в столице области, они все-таки вняли призывам своих лидеров и сложили оружие. Вскоре после этого в город вошли тыловые части, превосходно экипированные, что особо подчеркивал Джордж Оруэлл, и ставшие частью карательной антианархистской кампании. Впрочем, первоначально удар по большей частью пришелся на обвиненных в троцкизме и пособничестве фашистам поумовцев (в СССР тем временем шли свои гонения на «троцкистов», что было своего рода «пунктиком» Сталина, который везде и во всем был способен усмотреть происки своего давнего противника в борьбе за власть на российском «престоле»). По сфабрикованным уликам были арестованы многие активисты ПОУМ, а сама организация была запрещена. Лидер ПОУМ Андреу Нин был схвачен агентами НКВД и казнен (официально было объявлено о его «бегстве»).
Стоит отметить примечательный факт. Сталинисты обвинили «организаторов бунта» среди прочего в срыве планировавшегося наступления на Арагонском фронте, которое должно было отвлечь часть фашистских сил, наступавших на республиканский Север. Учитывая же, что конфликт был спровоцирован каталонскими сталинистами из ОСПК, то оказывается, что это именно они, а вовсе не анархо-синдикалисты или поумисты, сорвали планы наступления Республиканской армии. Учитывая же, что посол Германии при Франко Фаупель докладывал в Берлин о причастности к организации беспорядков франкистских агентов (об этом любят упоминать в прокоммунистической литературе об испанской войне, начиная, конечно же, с обвинений в организации бунтов «анархо-троцкистами»), то вполне можно предположить, что ряды ОСПК и каталонских националистов были наводнены фашистскими агентами.
В свою очередь, Вальтер Кривицкий, сотрудник НКВД, бежавший на Запад в 1937 г., писал о причастности к организации майских событий агентов НКВД (в том числе действовавших в рядах анархистов), целью чего было подорвать влияние в Каталонии «антисталинских настроений», внести разлад в ряды оппозиции засилью коммунистов и свалить правительство Ларго Кабальеро.
На фоне этих событий разворачивался министерский кризис. Лишился своего поста премьер-министр Ларго Кабальеро. Хотя в его поддержку выступили министры от ФАИ-НКТ, он не решился пойти ва-банк и претворить в жизнь идею профсоюзного правительства. Место левого Кабальеро занял правый социалист Хуан Негрин, бывший в правительстве Ларго Кабальеро министром финансов (и именно при нем было отправлено в СССР более 500 тонн золота, потраченных к 1938 г. на закупку в Советском Союзе вооружения и боеприпасов по отнюдь не льготным ценам), ориентировавшийся на КПИ и политику Сталина. Министры-анархисты покинули в знак протеста республиканское правительство.
С июля 1937 г. ФАИ, как пишут Вернон Ричардс, Пейратс и Гомес Касас, из организации неформальных анархистских аффинити-групп начала превращаться в своего рода «анархистскую партию», формировавшуюся теперь по территориальному принципу, и ее численность заметно возросла на этом фоне, превысив 150.000 членов (в 1927-36 гг., по различным данным этих авторов, в ФАИ состояло порядка 5-30 тысяч убежденных анархистов).
Шедшее уже давно постепенное наступление на позиции НКТ-ФАИ стало приобретать все более внушительный размах, урезались права и автономия анархистских вооруженных частей, ставших уже к тому времени частью Республиканской армии. В августе 1937 г. против Совета обороны Арагона, координировавшего либертарно-коммунистическую политику области, были брошены части генерала-коммуниста Энрике Листера, который расписывал позднее в своих воспоминаниях, как его войска оказывали психическое давление на население Каспе, где заседал Совет Арагона: пехота проводила рядом с городом учения, а по улицами разъезжали танки (которых так не хватало, наряду с авиацией, в 1936 г. на Арагонском фронте). Совет был арестован, также были схвачены и многие другие активисты НКТ-ФАИ, всего несколько сотен человек, многих из которых, впрочем, в скором времени выпустили. Арагонские коммуны были после этого интегрированы в государственную экономическую систему. По крайней мере, на бумаге - в части коллективов порядки после сталинистских репрессий почти ничего не изменились, как об этом рассказывали много лет спустя некоторые местные активисты.
Сотни анархистов оказались во второй половине 1937 г. в республиканских тюрьмах. Наступление на Сарагосу, ради которого на Арагонский фронт, ставший Восточным, и были переброшены (с отвлечением на проведение репрессивных мероприятий) части Листера, провалилось. Пал республиканский Север.
Положение Республики становилось все более угрожающим. 1938 г. принес множество новых разочарований. Наступление на Теруэль, начатое в декабре 1937 г., в ходе которого город даже на время оказался взят Республиканской армией 7 января, в феврале было полностью провалено. Сражение завершилось, несмотря на временный успех, крупным поражением республиканцев.
На январском экономическом пленуме НКТ отчетливо проступил курс на «социал-демократизацию» анархо-синдикалистского движения. Главным проводником данной политики оказался ставший в конце 1936 г. генеральным секретарем НКТ Мариано Васкес. В апреле того же года представители НКТ-ФАИ вернулись в правительство и даже согласились на официальное вступление в Народный фронт. К этому времени НКТ насчитывала порядка 2,5 миллионов членов (на майском конгрессе НКТ 1936 г., проходившем в Сарагосе, было представлено в общей сложности порядка 540-550 тысяч человек, причем, по подсчетам Кивы Майданика, на республиканской территории по итогам первых июльских боев 1936 г. оставалось из представленных на конгрессе, только порядка 320 тысяч человек; другое дело, что, по данным, приводимым Вадимом Дамье, на майском конгрессе были представлены далеко не все члены НКТ, которых, по разным оценкам, насчитывалось от 850 тысяч до одного миллиона).
В марте был прорван Восточный фронт, и всего за несколько недель пал деморализованный в результате политики сталинистов республиканский Арагон. Части националистов стояли у порога Валенсии и Каталонии.
В конце июня началась битва на Эбро, закончившаяся к середине ноября полным провалом республиканского наступления. В своих мемуарах Рикардо Санс, товарищ Дуррути по группе «Мы», ставший после гибели последнего командиром колонны Дуррути (после милитаризации - 26-я дивизия), называл армию Эбро не более чем фарсом.
В конце декабря 1938 г. началось наступление франкистских частей на Каталонию, которая окончательно пала в конце января следующего года. Одной из главных причин такого стремительного поражения в Каталонии стал отказ Хуана Негрина от организации обороны области, несмотря на все попытки настоять на этом представителей НКТ-ФАИ, предупреждавших о наступлении франкистских частей. Об этом упоминает в своих воспоминаниях Абад де Сантильян. Одними из последних перешли французскую границу части под командованием Рикардо Санса, отступавшие с боями. Сам Санс после этого оказался, как и тысячи республиканцев, в одном из французских концлагерей.
После падения Каталонии Республика была уже, в сущности, обречена. В январе-феврале 1939 г. многие видные военные чины Республики высказывались в том духе, что продержаться в сложившихся условиях удастся в лучшем случае не более 4-5 месяцев, о чем упоминает в своих мемуарах сталинистка Долорес Ибаррури. Доверия после падения Каталонии к правительству Негрина не осталось уже практически ни у кого, за исключением членов компартии, на которую и опирался в своих действиях премьер-министр республиканской Испании.
В этих условиях сложился широкий антикоммунистический заговор во главе с полковником Сехизмундо Касадо против правительства Негрина. Заверения последнего о том, что он готов биться до конца, вызывали не более чем скептическое отношение к таким словам: последняя партия советского оружия, отправленная республиканцам, основательно застряла на французской границе, ну а сам Негрин ранее уже успешно бежал из Каталонии во Францию, при том, что ранее саботировал должную организацию обороны региона. Многие опасались, что и в этот раз, после многочисленных словесных заверений, премьер-министр в последний момент сбежит, оставив на произвол судьбы Республику и всех ее защитников.
Причем отдельно стоит отметить, что до того, как Касадо возглавил блок анти-Негристов, он и анархо-синдикалист Сиприано Мера рассматривали разные возможности продолжения войны. Касадо предлагал сосредоточить восьмидесятитысячную группировку в районе Картахены, дабы способствовать эвакуации всех желавших покинуть страну, а также постараться продержаться до начала новой мировой войны, что, как полагали некоторые, могло спасти Республику. Мера же рассматривал возможность концентрации войск для удара в направлении Эстремадуры, а также выступал с идеей разворачивания (при благоприятном на то стечении обстоятельств) широкомасштабных партизанских боевых действий.
В свою очередь, Негрин попробовал упредить заговорщиков, но у него ничего не вышло, и в ночь с 5 на 6 марта было объявлено о смещении действующего премьер-министра. В ответ верные коммунистам части начали боевые действия в тылу республики, а в Картахене вспыхнул профранкистский мятеж, вскоре подавленный республиканцами.
В Мадрид, для подавления путчистов-коммунистов, были переброшены части 14-й дивизии, входившей в 4-й корпус под командованием Сиприано Меры. К 13 числу бои закончились поражением негристов.
Все попытки заключить «почетный мир» с Франко закончились провалом. Последнего интересовала исключительно безоговорочная капитуляция своих противников, которую он готов был принять, при этом, только от военных-республиканцев. 28 числа пал Мадрид. Последними из города ушли части Сиприарно Меры, прикрывавшие отход всех желавших покинуть город. Насколько можно судить по имеющимся данным, корпус анархо-синдикалиста Сиприано Меры оставался к тому моменту самым боеспособным подразделением Республиканской армии, а возможно и вовсе единственным боеспособным подразделением. 1 апреля Франко объявил, что война закончилась его полной победой.
Эта война стоила Испании, в которой на момент начала войны проживало около 25-26 миллионов человек, нескольких сотен тысяч человек (до полумиллиона) в боях. Кроме того несколько сотен тысяч человек стали жертвами репрессий в обеих частях Испании. Франкистами в ходе войны было казнено в несколько раз больше человек, нежели их противниками, в чем можно убедиться читая исследования, например, такого автора, как Пол Престон; кроме того стоит отметить, что значительное число жертв в Республиканской зоне являются следствием контрреволюционной деятельности КПИ и НКВД. Сотни тысяч испанцев отправились в эмиграцию.
В течение нескольких лет после войны до 2 миллионов (цифра требует уточнений, так как, по сути, речь идет о единовременно находившихся в концлагерях, по крайней мере, по книгам Престона и Светланы Пожарской дело выглядит именно так) прошли через концлагеря, где многие тысячи из них погибли. Помимо этого еще несколько сотен тысяч человек были казнены новыми властями.
Развернувшийся по всей Испании фашистский террор имел при этом еще и жуткую клерикальную составляющую, заставляя вспомнить времена мрачной средневековой инквизиции. Этот террор ввергал страну в состояние тотального страха и ужаса, когда практически любой человек, по крайней мере, если он был уличен в какой либо связи с анархо-синдикалистами, республиканцами, социалистами, коммунистами или масонами, оказывался потенциальной жертвой террора. Таким положение дел оставалось до конца 1940-х гг., когда режим пошел на некоторое смягчение внутриполитических порядков.
Тем не менее, партизанское сопротивление продолжалось в течение многих лет после «официального» окончания войны. Другое дело, что в конце 1940-х гг. Сталин велел своим сторонникам прекратить участие в партизанской борьбе и сосредоточиться на работе в фашистских профсоюзах и других официальных организациях. Причины этого носили внешнеполитический характер, о чем подробно пишет, в частности, такой автор, как Александр Сагомонян, умудряющийся правда при этом свести описание антифранкистского сопротивления внутри страны практически только к деятельности компартии. Так что после этого в 1950-е гг. партизанскую борьбу продолжали уже только анархо-синдикалисты. Попутно активно развивалось забастовочное движение, заставлявшее диктатора периодически идти на экономические уступки. Подчас забастовки охватывали целые регионы Испании, вовлекая в протестную активность сотни тысяч человек.
Оглядываясь еще раз на историю Испанской революции – ошибки лидеров НКТ-ФАИ, события мая 1937 г., отказ Негрина от организации обороны Каталонии и Барселоны во второй половине 1938 г. и т.д. – хочется согласиться с современным испанским анархистом Мигелем Аморосом, назвавшим одну из своих книг «Преданная революция» (также, как когда-то назвал свою книгу о Великой российской революции Троцкий). Эти ошибочные шаги делались не всегда сознательно, но с неизменным печальным результатом, приведшим в итоге к плачевному финалу.
Памятуя же о названии одной из книг британского исследователя Бернетта Боллотена, хочется повторить, вслед за ним, относительно продолжающих бытовать и распространяемых сталинистами мифов, что эта война предстает, благодаря им, в виде некоего «Великого камуфляжа», призванного скрыть максимум правды о войне. Жестокая ирония кровавой судьбы: в 1936 г. одновременно была закончена одна книга под названием «Преданная революция» и началась другая революция, которая также послужила через много лет поводом назвать ее одному из своих исследователей «Преданной».
А. Фёдоров. 20-21 июля 2012
Добавить комментарий