В анархистской среде не может быть вертикальных структур с руководством и распределением должностей, а использование псевдонимов — давнишняя расхожая практика. Таково заключение социологов, приобщенное теперь к материалам уголовного дела о «террористическом сообществе анархистского толка “Сеть».
По обращению защиты заключение выполнили ведущий российский специалист в области социологии молодежи, доктор социологических наук, профессор, директор Центра молодежных исследований петербургского филиала Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Елена Омельченко и магистр по направлению подготовки «Социология», младший специалист по исследовательской работе АНООВО «Европейский университет в Санкт-Петербурге» Дарья Литвина. Научно-педагогический стаж Елены Омельченко — 40 лет, Дарья Литвина, представившая на процессе исполненный ими труд, работает по специальности свыше восьми лет.
Уже с первых сообщений об «изобличении преступной "Сети"» формулировки доводов следствия вызывали недоумение даже среди не слишком осведомленной в тонкостях анархизма публики. Очевидным оксюмороном звучало обвинение в намерении свергнуть власть с целью установления «анархистского государства» (базовая идея анархизма — упразднение государства как такового). Юридическое определение террористического сообщества требовало наличия в нем руководителей и четкого распределения ролей.
То, что среди анархистов не может быть никакой иерархии, силовики не учитывали.
О том, как из него лепили руководителя терсообщества, Дмитрий Пчелинцев рассказал в своем заявлении о пытках:
«С меня стали стягивать трусы, они пытались присоединить провода за половые органы. Я стал кричать и просить перестать издеваться. Они стали твердить: "Ты лидер". Чтобы они остановили пытки, я отвечал: "Да, я лидер"».
И пензенские, и питерские обвиняемые, заявившие о пытках, утверждали: при истязаниях их заставляли заучивать определенные формулировки, которые затем включались в протоколы допросов. Несколько свидетелей на процессе в Пензе также заявили, что нужные следствию фразы за них составляли сотрудники ФСБ, и отказались признать за свои показания то, что вынуждены были тогда подписать под давлением.
В результате протоколы допросов подсудимых и свидетелей изобилуют фразами, которые анархист никогда не мог бы сложить по доброй воле и в здравом уме. Так, в протоколе допроса Виктора Филинкова (проведенного, как он пояснял, по завершении многочасовых пыток) он «признается» в том, что по итогам «съезда» анархистов в Петербурге был составлен документ, отражающий «основные формы, методы и направления борьбы за создание в России государства с анархистским строем». А в протоколах допросов свидетелей из пензенской анархосреды Максима Симакова и Анатолия Уварова сообщается о намерениях участников «Сети» «вооруженным путем менять власть» и критикуются такие «методы данной идеологии», как «установление анархизма путем проведения гражданской войны и убийства граждан».
Социологи в своем заключении подчеркивают:
«Анархизм не ставит своей целью смену одной власти на другую, он предполагает изменение способа организации общества.
Поэтому для многих анархистов именно повседневность становится центральной площадкой для выражения протеста. «Революция повседневной жизни» или «сопротивление через стиль жизни» (lifestyle-based resistance) — часть анархической философии, которая подразумевает повседневные практики, направленные против существующего порядка».
Как отмечается в исследовании, анархисты в своем активизме делают акцент на создании сообществ с горизонтальными связями, на низовых инициативах, призванных реализовать на практике анархические принципы солидарности. Многие из таких инициатив направлены на поддержку социально незащищенных слоев общества — бесплатная раздача еды малоимущим («Еда вместо бомб») и вещей (фримаркеты), поддержка профсоюзной деятельности, организация концертов со сбором пожертвований на социально полезные проекты или поддержку нуждающихся, а также экологические, зоозащитные мероприятия, волонтерская помощь приютам для животных. Практически все обвиняемые как в Пензе, так и в Петербурге активно участвовали в таких инициативах.
«Большинство анархических практик и идей носят ненасильственный характер, — отмечают эксперты. — Применение насилия в среде анархистов не распространено и применяется в редких случаях, интерпретируясь как ответ на внешнюю угрозу».
Традиционные источники такой угрозы — прежде всего наци-скинхеды и полиция.
Эксперты ссылаются на результаты исследований, в которых информанты рассказывали о ситуациях, когда полиция в конфликтных ситуациях принимала сторону наци-скинхедов, сообщали о поступавших со стороны сотрудников центра «Э» угрозах и обнаруживали внутри своего движения завербованных участников, сталкивались с предложениями стать информатором, подвергались задержанию. В этом контексте полиция интерпретируется анархистами и антифашистами как агрессор, защищающий интересы государства, капиталистов и националистов.
Поэтому ответное сопротивление (например, при задержании на митинге) считается допустимым, поясняют специалисты.
В то же время они приводят статистику, показывающую: недоверие к полиции свойственно не только анархистам. Так, согласно данным опроса ВЦИОМ 2014 года, около 68% граждан считают, что полиция в наибольшей степени защищает не их интересы, а интересы «отдельных слоев и групп населения» (34%), «свои собственные» (19%) и «правящих кругов» (15%). А 41% граждан отмечают, что в течение года им приходилось наблюдать действия сотрудников полиции, нарушающие, по их мнению, права человека.
Агрессия же против обычных граждан, равно как и вообще любых живых существ, не согласуется с базовыми ценностями анархистов.
«Солидарность с рабочим классом и близость левым политическим идеям предполагают, что анархисты и антифашисты встают на защиту «простых людей». Фактически это является их главной глобальной политической/социальной целью. Организация террористических актов, в которых могли бы пострадать обычные люди, не согласуется с принципами и ключевыми идеалами анархизма и связанных идей», — говорится в выводах заключения.
То, что обвинение квалифицирует как «следование строгой конспирации во избежание уголовной ответственности», эксперты оценивают совсем иначе. Согласно их данным, использование псевдонимов (кличек), шифрование межличностного общения и обмена информацией в сети Интернет давно получило широкое распространено в среде анархистов.
«Угроза реального столкновения с полицией и наци-скинхедами привела к тому, что у антифашистов и анархистов сформировалась устойчивая традиция «конспирации»: закрытое лицо и темная одежда на акциях, вымышленные имена в соцсетях, передача информации о проведении акций и культурных мероприятий только через проверенные каналы. Подобным механизмам защиты долгое время уделялось пристальное внимание, поскольку даже однократное пренебрежение правилами безопасности могло указать наци-скинхедам на адрес проживания, частые маршруты или места встреч. Для части анархистов и антифашистов подобные меры защиты остаются актуальными до сих пор», — отмечается в заключении.
Для такой «конспирации» есть и другие причины: «романтизация образа бунтаря и дань стилистическим традициям движений и субкультур прошлого», а также «следование анархической идее о деперсонализации и критике права на собственность (в т. ч. авторство)». В последнем случае смыслом такого ухода в тень является не столько желание скрыть свою личность, сколько подчеркнутый отказ от индивидуального права на авторство, открытие доступа к производству идей для всех, — поясняют социологи. При этом они обращают внимание на то, что описанные способы «конспирации» характерны не только для анархистов, но и для многих других молодежных субкультур, вне зависимости от уровня их политизированности — аполитичных панков или готов, например.
Выводы социологов позволяют по достоинству оценить и утверждения обвинения в том, будто с мая 2015 г. в России действовало глубоко законспирированное и четко структурированное террористическое сообщество анархистского толка, обладающее региональными подразделениями и руководством, распределившим «должностные обязанности» между рядовыми участниками.
«Одной из ключевых особенностей устройства анархического движения является отсутствие формальной структуры и лидерства. Анархические (антиавторитарные) идеи предполагают в первую очередь именно это — отказ от лидерства, неравенства и властных отношений, на смену которым должны прийти горизонтальные отношения между людьми, — говорится в заключении. — […] Ключевой принцип принятия решений по важным вопросам в анархической среде — поиск консенсуса. В основном анархисты не относят себя ни к каким анархическим объединениям. Анархические организации существуют, но они немногочисленны, в основном включают в себя старших [по возрасту] анархистов и также работают по принципу горизонтальных связей. […] Солидарность, лежащая в основе анархической идеологии, создает доверительную атмосферу и позволяет анархистам получать поддержку (находить «вписки» — места для ночлега или продолжительного жилья, получать финансовую помощь в трудных ситуациях) даже от незнакомых участников движения».
На доказательном безрыбье следствию пришлось ставить в вину Виктору Филинкову даже то, что он не пригласил на регистрацию брака в Петербурге родных из Казахстана. В чем умы ФСБ усмотрели «свидетельство о поведенческих аспектах жизнедеятельности Филинкова В. С., выражающихся в уклонении от включения в позитивные общественные отношения, пренебрежении социальными связями, скрытности и несообщении о происходящих в его жизни событиях близким родственникам».
Поскольку данный пассаж включен в обвинительное заключение, экспертам пришлось анализировать и это.
Разъясняя, что для анархистов в целом характерно скептическое отношение к браку (критикуемому как вид «экономической сделки») и к связанным с ним торжествам. Разделяя антикапиталистические идеи, анархисты стремятся минимизировать потребление товаров и услуг — так что траты на лимузины с пупсами, банкеты и дорогие наряды представляются им неэтичными.
«Регистрация отношений происходит в анархических парах далеко не всегда, — отмечается экспертами. — Заключение брака и свадьба могут восприниматься частью анархистов достаточно функционально — как необходимый шаг для получения определенных юридических прав (например, иметь возможность получать сведения о состоянии его/ее здоровья; в связи с рождением ребенка и т. д.), а не как праздничное мероприятие, которое предполагает участие родственников и широкое празднование».
Примечание редакции: мы, разумеется, не согласны с упомянутыми в статье экспертами по поводу малочисленности анархистских организаций - в лучшие времена в них состояли сотни людей, и отнюдь не только "старших" возрастов. Однако эксперты правы в том, что большинство анархистов предпочитают не вступать в какие бы то ни было организации.
Комментарии
Всё это дело с его контекстом
Всё это дело с его контекстом неслабо напоминает о первом суд.производстве в отношении Герцена и Ко в 1834-35г.г.(см."Былое и думы").
Добавить комментарий