30 сентября Замоскворецкий суд города Москвы приговорил Алексея Сутугу к 3 годам и 1 месяцу общего режима. Это решение судьи Коробченко шокировало не только близких и родных Алексея , но и всех кто был каким-либо образом причастен к этому процессу. Шокировало, в первую очередь, несоответствием назначенного наказания тем действиям, которые совершил подсудимый.
Ведь 3-летний срок за синяк потерпевшему вызывает определенный скептицизм по отношению к объективности правосудия. Но это даже ничего, рядом с запрошенными прокурором 4 года и 2 месяца лишения свободы плюс исправительные работы сроком на три месяца.
Меня такое решение огорчает не только как супругу, но и как человека, который посвятил свою жизнь юриспруденции и имел немалый опыт знакомства с уголовным судопроизводством. Потому что в такие моменты ты ощущаешь свою беспомощность; действуя, соответствуя букве закона, ты понимаешь бесполезность своего ремесла , ведь все уже давно решено. Это не правосудие, это процесс из романа Кафки.
В нынешней ситуации, имея под боком опыт рассмотрения дел с участием общественных активистом разного профиля, никого таким приговором в России не удивишь. Удивляет , что этим людям, как правило инкриминируют преступления, далекие от рода их деятельности. Ведь проще осудить человека за хулиганство, убийство, кражу или бытовое преступление, чем признать человека неугодным власти и придать делу политический окрас. Лучше дискредитировать активиста в глазах общественности, которая не особо вникает в особенности того, чем человек занимался, чем обеспечить его поддержкой последнего и что в последствии может спровоцировать волну возмущений правильностью вынесенных решений. Чем больше в стране «узников совести» , тем больше поводов считать, что с государством что-то не так. Нынешняя власть старательно этого избегает. Проанализировав тенденции последних лет, убеждаюсь в возрождении принципа правосудия сталинской эпохи «человек есть — дело найдется».
Полное убеждение в том, что дело против моего мужа непосредственно связанно с его общественной позицией и деятельностью, возникло после судебного заседания, на котором давали показания потерпевшие Рустам Мирза и Вячеслав Белов. Они явились в Замоскворецкий суд в сопровождении сотрудников центра «Э», которые их тщательно уберегали от каких-либо контактов с присутствующими в зале. Таким же образом, в тонированном автобусе, они уехали после заседания. Каким образом относятся сотрудники центра по борьбе с экстремизмом к делу о обычном хулиганстве, не оставляет много вариантов. Да и сама личность потерпевшего Рустама Мирзы наталкивает на такие размышления, если учесть, что он не впервые выступает в качестве потерпевшего или свидетеля по делам антифашистов.
Невольно вспомнились и слова оперативников во время предыдущего дела в отношении моего супруга, по которому он был амнистирован в январе 2014, о том что «мы тебя все равно посадим». Вопросы при задержании о том, чем Сутуга занимался на украинском Майдане, тоже не сулили ничего хорошего.
После приговора нашему другу ,Алексею Гаскарову, муж написал мне в письме, что ожидает на подобный срок (Гаскарова приговорили к 3,6 годам лишения свободы), но у меня все еще была надежда на меньший .
Но дальнейшая невозмутимость судьи к предоставленным защитой доказательствам, игнорирование следствием значительных процессуальных нарушений, напор и самоуверенность прокурора, разрушали все надежды на справедливое решение. Так и получилось. Прокурор Белов заявил в прениях, что политический мотив в дело вносит сам подсудимый. Так что это : дело о хулиганстве или политическое дело?
Впереди апелляция, но она не вселяет позитив, как и то, что может ждать Алексея после заключения. Каким образом власть в лице ее правоохранительных органов, спецслужб и судебной системы, смогут вновь отреагировать на личность моего супруга и его общественную деятельность. Огорчает и то, что прибавилось еще одно дело в цепи антиправовых, политически мотивированных процессов с беспрецедентным уровнем фальсификаций.
Ольга Невмержицкая
Добавить комментарий