Смерть первого чернокожего президента Южной Африки Нельсона Мандела вновь оживила во всем мире миф о нем, как о честном и скромном борце за свободу, надежде и защитнике простых людей. Реальная действительность, как обычно, очень далека от господствующих мифов. Перепечатываем интересный анализ взглядов и деятельности Манделы с одного из левокоммунистических сайтов (хотя и не разделяем политических позиций этого ресурса).
В последний период его жизни Нельсона Манделу повсеместно стали считать современным «святым». Он, казалось, служил образцом смирения, целостности и честность, и служил воплощением замечательной способности к прощению.
В недавнем докладе Oxfam Южная Африка была названа «страной с самым большим неравенством на Земле, куда более значительным, чем на момент конца апартеида». АНК (Африканский Национальный Конгресс) уже почти 20 лет правит обществом, которое угрожает чернокожему большинству населения еще большими лишениями. И, тем не менее, несмотря на то, что он состоит в АНК с 1940-х гг., Мандела всегда рассматривался как нечто отдельное от других лидеров, в Африке и в остальном мире.
Истинный христианин?
Его написанная в 1994 г. автобиография «Долгий путь к свободе» является бесценным путеводителем по жизни и взглядам Манделы. Несмотря на то, что она представляет объект в выгодном свете, в ней видны заботы и приоритеты автора.
Так, освобожденный в феврале 1990 г. после 27 лет лишения свободы, Мандела не проявлял никаких признаков личной мстительности по отношению к тем, кто держал его в плену. «В тюрьме, мой гнев по отношению к белым уменьшился, но моя ненависть к системе выросла. Я хотел, чтобы Южная Африка видела, что я люблю даже своих врагов, при этом ненавидя систему, которая настраивает нас друг против друга» (с. 680). Это звучит слова «любить грешника, ненавидеть грех» в устах христианина, и отчасти это так и есть. Когда двое редакторов «Вашингтон таймс» посетили его в тюрьме, «Я сказал им, что я христианин, и всегда был христианином» (с. 620).
Очевидно, эта черта его личности оказалась полезной для южноафриканского капитализма. После выхода Манделы из тюрьмы одной из основных задач АНК было успокоить потенциальных инвесторов, что будущее правительство АНК не будет угрожать их интересам. В «Послании Манделы большому бизнесу США» (19 июня 1990 г.) можно прочитать то, что он повторял неоднократно: «Частный сектор, как внутренний, так и международный, будет вносить жизненно важный вклад в экономическую и социальную реконструкцию Южной Африки после апартеида... Мы чувствительно относимся к тому факту, что, как инвесторы в Южной Африке после апартеида, вы должны быть уверены в безопасности ваших инвестиций, адекватном и справедливом возвращении вашего капитала и в общем капитальном климате мира и стабильности». Мандела говорил, возможно, как христианин, но христианин, который понимает потребности бизнеса.
Последовательный националист
Мандела был, конечно, последователен. Он мог взирать на настоящее в преемственности с прошлым. Когда, например, АНК засел за первые официальные переговоры с представителями правительства в мае 1990 года, Мандела преподал им «урок истории. Я объяснил нашим визави, что АНК с момента ее создания в 1912 году всегда стремился к переговорам со стоявшим у власти правительством» (с. 693).
Мандела часто ссылался на Хартию свободы АНК, принятую в 1955 году. «В июне 1956 года в ежемесячном журнале «Либерейшн», я подчеркивал, что хартия одобряет частное предпринимательство и позволит капитализму впервые процветать среди африканцев» (с. 205). В 1988 году, во время тайных переговоров с правительством, он сослался на ту же самую статью, «в которой я говорил, что Хартия свободы – это основа не для социализма, а для капитализма в африканском стиле. Я сказал им, что не изменил своего мнения с тех пор» (с. 642).
Когда Манделу в 1986 году посетила «Группа видных деятелей», «Я сказал им, что я – южноафриканский националист, а не коммунист, что националисты бывают разных оттенков и цветов» (с. 629). Этот национализм остался непоколебим. Когда приближались выборы 1994 года, и он встретился с президентом де Клерком в теледебатах, «Я почувствовал, что был слишком жестким с человеком, который мог бы быть моим партнером по правительству национального единства. Подводя итог, я сказал: "Полемика между г-ном де Клерком и мною не должна заслонять один важный факт. Я думаю, что мы являемся для всего мира ярким примером людей, собранных из различных расовых групп и имеющих общую лояльность, общую любовь к их общей стране» (с. 740 – 741).
С середины 1970-х гг. министры посещали Манделу в тюрьме. «Правительство все эти годы посылало «прощупывать» меня, начиная с усилий министра Крюгера убедить меня переехать в Транскей. Это не были попытки переговоров, но попытки изолировать меня от моей организации. В ряде других случаев Крюгер сказал мне: «Мандела, мы можем работать с вами, но не с вашими коллегами»» (с. 619).
Южноафриканское правительство признавало, что в его личности было что-то такое, что, в конечном счете, сделает некие переговоры возможными. А в декабре 1989 года, во время первой встречи с де Клерком, он мог сказать: «Г-н де Клерк, как кажется, представляет настоящий отход от прошлых политиков Национальной партии. Г-н де Клерк ... был человеком, с которым мы могли бы делать дела» (с. 665).
В конечном итоге, это взаимное уважение привело к присуждению в 1993 г. Нобелевской премии мира совместно Манделе и де Клерку, цитируя, «за их труд по мирному прекращению режима апартеида и созданию основ для новой демократической Южной Африки». Эта долгосрочная цель не была для Манделы чем-то личным, но соответствовала потребностям капитализма. После бойни в Шарпевиле в 1960 году, «фондовая биржа Йоханнесбурга рухнула, и капитал начал утекать из страны» (с. 281). Конец апартеида положил начало периоду роста иностранных инвестиций в Южной Африке. Демократия, однако, не пошла на пользу большинству населения. В 50-е годы Мандела заявлял, что «скрытая цель правительства заключалась в создании африканского среднего класса, чтобы сбить привлекательность АНК и освободительной борьбы» (с. 223). На практике «освобождение» и правление АНК лишь незначительно увеличили ряды африканского среднего класса. Они означали также репрессии, ремилитаризацию полиции, запрет протестов и нападения на работников, как, например, в ходе забастовки шахтеров в Марикане, когда 44 рабочих были убиты и десятки получили серьезные ранения.
Мандела мог говорить, что «все люди, даже самые хладнокровные, несут в себе зерно порядочности, и, если затронуты их сердца, они способны измениться» (с. 549). Это может быть правдой в отношении отдельных людей, но не капитализма. У него нет зерна порядочности, и он не может измениться. Лица в правительстве АНК отличаются от их лиц их «белых» предшественников, но эксплуатация и репрессии остаются.
Средство для достижения цели
АНК в своей борьбе за «освобождение» использовала в кампаниях как насилие, так и ненасилие. Когда ненасильственная тактика оказалась для АНК неудачной, было создано военное крыло, в организации которого Мандела играл центральную роль. «Мы рассматривали четыре типа насильственных действий: саботаж, партизанскую войну, терроризма и открытую революцию». Они надеялись, что саботаж «заставит правительство сесть за стол переговоров», но были даны строгие инструкции, «что мы не одобрим никакого лишения жизни. Но если бы саботаж не дал тех результатов, которых мы хотели, мы были готовы перейти к следующему этапу: партизанской войне и терроризму» (с. 336).
Так, 16 декабря 1961 года, когда «самодельные бомбы были взорваны на электростанциях и в правительственных учреждениях в Йоханнесбурге, Порт-Элизабете и Дурбане» (с. 338), это не означало, что цели АНК изменилась: целью по-прежнему оставалась демократия. И после мая 1983 года, когда АНК провел свою первую атаку при помощи заминированной автомашины, в результате чего 19 человек погибли и более 200 получили ранения, Мандела сказал, что «убийство мирных жителей была трагической случайностью, и я ощущал глубокий ужас из-за погибших. Но как бы ни был я расстроен этими жертвами, я знал, что такие случайности являются неизбежным следствием решения приступить к вооруженной борьбе» (с. 618). В наши дни такие «случайности» часто именуют более современным эвфемизмом «сопутствующий ущерб».
Человек и миф
В 1950-х гг. первая жена Манделы примкнула к «Свидетелям Иеговы». Хотя он «нашел некоторые аспекты системы Сторожевой Башни интересными и полезными, я не мог разделить ее преданности и не сделал этого. В ней был элемент навязывания, который отталкивал меня» (с. 239). Аргументируя, «я терпеливо объяснил ей, что политика – это не отвлечение, но дело моей жизни, что она важная и фундаментальная часть моего существа» (с. 240).
Эти различия привели к «битве за умы и сердца детей. Она хотела, чтобы они были религиозными, я же думал, что они должны быть политическими» (там же). Какую же политику он им объяснял?
«В моем доме на стенах висели фотографии Рузвельта, Черчилля, Сталина, Ганди и штурма Зимнего дворца в Санкт-Петербурге в 1917 году. Я объяснил мальчикам, кем был каждый из мужчин и за что он выступал. Они знали, что белые лидеры Южной Африки выступают за что-то совсем другое» (там же).
Мы видим здесь любопытный контраст. С одной стороны – четыре ведущих члена правящего капиталистического класса (не так уж отличавшихся от южноафриканской буржуазии). С другой, – один из самых важных моментов в истории рабочего класса.
Мандела говорил, что у него было мало времени, чтобы изучать Маркса, Энгельса или Ленина, но он «подписывался под основополагающим изречением Маркса, обладающим простотой и щедростью Золотого правила:« От каждого по способностям, каждому по потребностям»» (с. 137). Он мог «подписываться под изречением», но история АНК показала, что эта организация целое столетие стоит на службе южноафриканского капитализма. Будь то в ходе протестов или в партизанской борьбе, его цели были националистическими, то есть попросту позволяли людям спустить пар, ведь «люди должны иметь выход для своего гнева и разочарования» (с. 725). Лица в правительстве менялись с Манделы на Мбеки, Мотланте, а теперь Зуму, но не было никаких перемен в жизни большинства населения. Единственная разница между президентами была та, что у Манделы был наилучший имидж.
Мандела был прекрасно осведомлен о мифе Манделы. Он любил подчеркивать, что не является «святым», «пророком» или «мессией» (с. 676) в мире, где большинство политиков, со всей очевидностью, занимаются саморекламой и обогащением. Эта скромность была одной из привлекательных черт Манделы. Ее можно объяснить его уэслианскими религиозными корнями. За 27 лет в неволе он всего один раз пропустил воскресную службу. «Хотя я методист, я готов был посещать самые различные религиозные службы» (с. 536).
Какими бы ни были истоки скромности Манделы и его кажущаяся порядочность, он наверняка будет лицом избирательной кампании АНК в 2014 году. И за пределами Южной Африки, миф Манделы будет оставаться одним из столпов современной демократической идеологии.
В своей карьере адвоката Мандела «шел от идеалистического воззрения на закон, как на меч правосудия, к восприятию закона в качестве инструмента, используемого правящим классом для формирования общества в благоприятном для себя виде» (с. 309). Но аналогичную критику демократии он не проделал. В своем выступлении на суде в 1964 г. он объявил себя «почитателем» демократии. «Я очень уважаю британские политические институты и систему правосудия этой страны. Я считаю британский парламент наиболее демократическим институтом в мире, а независимость и беспристрастность ее (британской, – перевод.) судебной системы никогда не переставали вызывать моего восхищения. Американский Конгресс, доктрина разделения властей в этой стране, а также независимость ее судебной системы вызывают во мне подобные же чувства» (с. 436). Каким бы ни был характер этого человека, всем делом его жизни было служение капиталистической демократии. Со своей стороны, капитал, безусловно, будет продолжать использовать его лучшие качества для самого худшего конца: сохранения своего разлагающегося социального порядка.
Источник: КРАС-МАТ
Добавить комментарий