Вальтер Бернеккер «Анархизм и гражданская война: К истории социальной революции в Испании 1936-1939»

Революционное движение после 19 июля 1936 г. породило два типа органов: политические «революционные комитеты» или «комитеты антифашистских милиций» и «контрольные» или «фабричные комитеты» на предприятиях. Органы обоих типов стихийно создавались в первые дни революции революционными рабочими и крестьянами на предприятиях, в сельских общинах или в кварталах больших городов. Своему возникновению они обязаны, с одной стороны, идеологии анархо-синдикалистов, концепция которых предусматривала комитеты самоуправления в качестве основы послереволюционного общества, а с другой, - практическим потребностям революционной борьбы. Комитеты возникали в виде соседских комитетов, создававшихся в отдельных кварталах крупных городов, революционных комитетов, сформировавшихся в ходе уличных боев, рабочих «Советов» на фабриках, «Советов» солдат и моряков в армии и на флоте[1], «антифашистских комитетов» или «комитетов милиций» в сельских общинах.

Во многих городах в качестве первых революционных органов сформировались так называемые «комитеты снабжения», которые «реквизировали» со складов, из магазинов и окрестных деревень продовольствие для городского населения. Во множестве сельских общин сразу после неудачи государственного переворота местная администрация была смещена или лишена своих функций, и на общем собрании всех жителей населенного пункта избран «революционный комитет», который отныне исполнял все руководящие политические, административные и хозяйственные функции. Во многих случаях первыми мерами комитета становились сожжение всех документов о собственности, превращение церкви в склад и коллективизация земли.

Наряду с новой организацией хозяйственной жизни, сразу же вставала задача принять необходимые меры для ведения войны – прежде всего, по организации, оснащению и вознаграждению отрядов милиций. В этом смысле в практике повседневной работы комитетов война и революция переплетались самым тесным образом. Комитеты, воспринимавшие себя по большей части как органы децентрализованного, базисно-демократического народного движения с социалистическо-анархистским акцентом, конфисковывали земли, орудия труда, урожаи, дома и блага всякого рода, создавали чрезвычайные или «народные» суды, выносившие приговоры «фашистам» или потенциальным сторонникам военного путча, заменяли общенациональную валюту местными деньгами, вводили вариант натурального хозяйства и т.д.

Будучи инструментом революции, они развились в органы революционной власти. Часто местный государственный аппарат («дореволюционный» общинный совет во главе с мэром) сохранялся, хотя на время утратил какие-либо функции, в других случаях он продолжал работать на местном уровне, но под контролем и руководством революционного комитета[2]. Иногда созданные в первые недели комитеты рассматривали себя как органы по наблюдению, которые в различавшихся от места к месту форме и степени контролировали администрацию общин и государственных чиновников[3]; сотрудничество со старой властью происходило зачастую без больших конфликтов, но зачастую и со значительными трудностями.

Местные революционные комитеты[4] по большей части, хотя и не всегда, создавались посредством открытого голосования. Они формировались или избирались весьма различными способами, причем важную роль играло соотношение сил внутри рабочего класса соответствующего населенного пункта, что было естественным следствием стихийного характера восстания, отсутствия руководства и указаний из центра. Бросались в глаза такие организационные признаки комитетов, как их импровизированный характер и компромиссная структура. Первый проявился, прежде всего, в различии присвоенных ими функций, прежде принадлежавших государству, вторая – в их «плюралистическом» составе.

Этот состав в целом соответствовал политической ориентации рабочих в соответствующем пункте или в соответствующей местности и отражал реальное соотношение сил на месте[5]. Состав нескольких каталонских «комитетов милиций», о котором сообщалось в анархистском бюллетене между концом июля и серединой октября 1936 г., показывает, что в революционных органах были представлены все политические и профсоюзные организации. С большим отрывом на первом месте шла НКТ, в Каталонии за ней следовала «Республиканская левая Каталонии», чей председатель Компанис, будучи главой правительства и представителем республиканской законности, был вообще-то противником комитетов, и социалистическо-коммунистический противник НКТ – ВСТ.  

Испанское рабочее движение – и это обращает на себя внимание – редко пользовалось выражениями, принятыми в коммунистической терминологии. Слово «Совет» мало употреблялось по сравнению с гораздо чаще использовавшимися терминами «комитет» или «хунта». Испанское слово «консехо» («совет») встречалось часто, но его применение нельзя сводить к большевистскому влиянию или воспринимать как перевод слова «Совет»; оно обусловлено испанской традицией[6].

Органы власти и самоуправления, стихийно возникшие после 19 июля 1936 г. почти всюду именовались «комитетами», однако иногда можно встретить и обозначение «совет», особенно у авторов, которые относились к социальной революции критически или отрицательно. Ф.Боркенау осторожно говорит о политических комитетах как об «испанском зародыше системы Советов»; Бруэ характеризует их как «органы власти типа Советов», однако, вслед за лидером ПОУМ А.Нином, подчеркивает, что они так и не стали «подлинными Советами»[7]. (…)  

Испанские комитеты обладали целым рядом элементов прямой демократии типа Советов. Низовые избиратели были организованы на предприятиях, в кварталах и сельских общинах в базисные единицы и посредством всеобщего, равного и открытого голосования выбирали комитет, члены которого были в любой момент ответственны по отношению к тем, кто их избрал, и могли быть ими отозваны в любой момент. Институциональными признаками этой системы были императивный мандат и «право отзыва». Все важные решения комитетов (на местном уровне) были включены в структуру взаимодействия теми, кто их избрал, и принимались только в согласии с коллективом общины.

Разделение между «экономическими» и «политическими» вопросами было ликвидировано, хозяйственные решения признавались объектом политических дискуссий и споров. Социальные различия между избиравшими учитывались (более или менее верно) в комитетах на предприятиях – посредством представительства рабочих, административного персонала и техников; в «чисто» политических комитетах это проявлялось за счет пропорционального представительства различных организаций (профсоюзов, партий, союза арендаторов и т.д.)

 В известной мере практиковалась своего рода ротация при занятии постов с целью обеспечить максимально широкое участие людей: в аграрных коллективах – путем ежедневной смены руководства рабочими группами, в промышленных коллективах – путем выбора фабричного комитета на 6-месячный срок[8]. «Революционные комитеты» соединяли на местном уровне исполнительные, законодательные и юридические полномочия, которые (особенно последние) они – в зависимости от обстоятельств – могли делегировать специальным комиссиям и особым органам (например, «революционным судам»).  

Однако практика комитетов демонстрирует и ощутимые отклонения от идеально-типической модели «системы Советов». Прежде всего, комитеты лишь в редких случаях развились из боевых революционных органов, которые на первой фазе революции заменили существовавшие государственные институты выражением интересов пролетариата, в объединявшиеся в федерации органы социалистического общественного устройства. Отсутствию координации на федеративно-горизонтальном уровне соответствовало и отсутствие структуры комитетов из делегатов, избиравшихся непрямым путем, которая заменила бы собой государственный аппарат. В отличие от ситуации в России между февралем и октябрем 1917 г., не было ни одного регионального или общенационального конгресса комитетов или же создания Центрального исполнительного комитета.

Центральные органы – Центральный комитет антифашистских милиций в Барселоне, Совет обороны Арагона, Народный исполнительный комитет в Валенсии и т.д. – не стояли во главе «системы» опиравшихся друг на друга и взаимосвязанных комитетов. Они возникли как компромисс различных социальных интересов посредством договоренности между руководящими органами участвовавших организаций, без консультации с соответствующим базисом; отдельные посты распределялись по заранее установленной пропорции. Отсутствие легитимации со стороны базиса и нарушение организационных принципов прямой демократии вели на более высоком уровне к тому, что тенденция к «устранению вождизма», к отождествлению между управляющими и управляемыми или полная ликвидация всякого господства оставались только целями.

Занятие общественно значимых позиций в крупных городах производилось посредством делегирования представителей профсоюзов и партий, а не с помощью выборов. Отсутствие демократических процессов принятия решений в городах находилось в очевидном контрасте с практикой волеобразования и демократическим участием в процессах принятия решений в сельских общинах (...).    

Хотя члены политических комитетов, избранные прямым голосованием, всегда принадлежали к определенной организации (по крайней мере, источники, по большей части, упоминают лишь «организованных» членов комитетов), на местном уровне выбирались скорее «личности», нежели «списки», и избранные члены ощущали свою ответственность скорее перед теми, кто их избрал, чем перед своими организациями. По существу, анархисты из НКТ и ФАИ и комитеты как революционные органы «власти» имели очень много общего; совпадение принципиальной позиции объясняется массовым представительством в комитетах анархо-синдикалистов и анархистов.

Комитеты и базис НКТ сходились в том, что они отвергали государство, в своем антипарламентаризме, в подчеркивании федеративного принципа, в доверии к стихийности, творчеству и готовности к действию масс, во враждебности по отношению к бюрократии и иерархии, в стремлении свести господство к минимуму. Местные комитеты и комитеты на предприятиях черпали свою легитимность из демократических выборов; способ их образования и организационные механизмы функционирования позволяют считать их органами типа Советов, которые, однако, не развились в «систему» в масштабах общества в целом. (...)  

Замена государства системой опирающихся друг на друга, федеративно взаимосвязанных комитетов вытекала из концепции послереволюционного общественного устройства НКТ и ФАИ. Однако относительная самостоятельность комитетов и их сопротивление против прямого влияния на них со стороны вышестоящих органов профсоюзов усиливало в анархистских и анархо-синдикалистских органах негативное отношение к распространению организационных принципов базисной демократии на все возникшие благодаря революции органы (...)[9]  

И. Пуэнте в 1935 г. в своей программно-теоретической работе «Либертарный коммунизм» подчеркивал, что «над местной организацией не должно быть надстройки, за исключением такой, которая выполняет особую функцию, какую не может осуществить местный базис»[10]. Сарагосский конгресс мая 1936 г. повторил такое представление об организационной «надстройке» и потребовал создания федерации либертарных коммун на региональном и национальном уровне, с тем, чтобы «иметь возможность осуществлять цели, имеющие всеобщее значение». Совокупность коммун должна была образовать Иберийскую конфедерацию автономных либертарных коммун.

Ход войны помешал осуществлению того, что НКТ понимала под «конструктивным представлением о революции»[11]. Правда, возникли региональные федерации аграрных коллективов. Но поскольку комитеты сами себя воспринимали прежде всего как революционные органы и гораздо реже – как органы руководства и координации базисных коммунальных единиц будущего пролетарского общественного устройства, то надлокальные объединения политических комитетов создавались значительно реже. (...)  

В анархистском проекте общества после революции не делалось различия между аграрными и промышленными коллективами, с одной стороны, и политическими комитетами, с другой, но лишь между «вольными коммунами» и «синдикатами». Но в месяцы, последовавшие за 19 июля 1936 г., НКТ столкнулась с новыми, непредусмотренными в ее теории органами – политическими комитетами, которые указывали на сохранение различия между «экономической» и «политической» сферами. Поскольку же во время войны лишь весьма редко говорилось о вольных коммунах, то для НКТ, очевидно, основы для реализации «либертарного коммунизма» еще не были созданы, и синдикалисты, как кажется, не стремились всерьез к соединению революционных комитетов на надлокальном уровне. (...)      

 От «комитетов» к «муниципалитетам»: отказ от демократической легитимации    

Поскольку рабочие организации и партии либо были против комитетов, либо выступали за изменение способа назначения их членов, каталонскому правительству было нетрудно 9 октября 1936 г. издать декрет, который распускал «по всей Каталонии все местные комитеты, независимо от их имени или обозначения, а также все местные органы, которые после повстанческого движения были призваны к жизни с культурными, хозяйственными и иными целями»[12]. Сопротивление против этого декрета о роспуске рассматривалось как преступление, приравненное к государственной измене, и подлежало преследованию со стороны «народных судов».  

В то же самое время Женералитат издал «Декрет о создании общинных советов»[13], предусматривавший замену прежних комитетов новыми общинными советами, члены которых, однако, не избирались, а делегировались входившими в региональное правительство организациями пропорционально их представительству в Женералитате. Новая формула обосновывалась в преамбуле тем, что «чрезвычайные обстоятельства, которые переживает страна, (...) служат основанием для такой реорганизации структуры местной сферы, чтобы все партии и коллективы, сражающиеся на фронте и в тылу», были представлены в новых руководящих органах. В связи с невозможностью провести нормальные выборы, Женералитат расхваливал этот декрет как гарантию «политического равновесия и беспристрастности».

Он объявил, что при издании декрета руководствовался стремлением «непременно избежать любого партийного или персонального конфликта между комитетами и муниципалитетами или, в случае их возникновения, свести их к минимуму»[14]. Премьер-министр Ж.Тарадельяс охарактеризовал декрет как предпосылку и средство для «полной нормализации коммунальной жизни»[15]. Это оправдание не могло заслонить собой проблем, порожденных декретом. Наиболее явные трудности касались произвольного, декретированного единым махом, сверху, единообразного соотношения сил во всех общинных советах, утраты демократической легитимации и взаимоотношений между новыми органами и не желавшими распускаться комитетами. Коммунисты из ОСПК и ВСТ голосовали в кабинете против этого декрета, поскольку ощущали себя ущемленными им, и с самого начала сопротивлялись ему, хотя во многих общинах он обеспечивал им сверхпропорциональное представительство. Соперничество между отдельными антифашистскими организациями во многих местах возросло.

Кроме того, надо было прояснить отношение к местным революционным комитетам, которые де-юре были распущены, но де-факто игнорировали декрет о роспуске и не были готовы уступить взятые ими на себя полномочия новым органам. Поскольку они пользовались поддержкой базиса, их можно было распустить только с трудом, с помощью принудительных мер государства. Женералитат говорил лишь о «первоначальных трудностях с приспособлением», однако в реальности двоевластие общинных советов и комитетов продолжалось в течении месяцев[16], пока, наконец, новосозданные органы (не в последнюю очередь, благодаря постоянным призывам НКТ к своим членам подчиниться декрету о роспуске[17]) не сумели утвердиться вопреки революционным органам. (...)  

Комитеты как революционные органы зависели от общего хода революции: когда она с вступлением анархистов в центральное и региональное правительство в сентябре – ноябре 1936 г. перешла в фазу «легализации», «правительственный фатализм» анархистов означал конец комитетов как стихийно созданных, революционных органов самоуправления и «власти». То, что произошло в Каталонии (вступление анархистов в правительство и последующий роспуск комитетов при поддержке министров из НКТ), через 2,5 месяца полностью повторилось на уровне страны. Четверо анархистов, вошедших в начале ноября 1936 г. в правительство Ларго Кабальеро, могли наблюдать из кабинета, как местные комитеты, выступая как почти самостоятельные местные «правительства», проводили свою собственную «политику», не соблюдали декреты правительства и присвоили многие государственные функции.

В конечном счете, анархистские члены кабинета согласились с поднятым с коммунистической и республиканской стороны требованием о роспуске комитетов. В конце 1936 г. правительство Ларго Кабальеро распорядилось о роспуске комитетов и восстановлении общинных советов, в которые – как и в Каталонии – должны были войти все партии Народного фронта, включая профцентры.  

 Совет обороны Арагона  

(…) В аграрных частях Арагона, где, с одной стороны, гегемония анархистов была неоспорима, а, с другой, сравнительное спокойствие на фронте предоставляло относительно хорошие условия для осуществления анархистского проекта организации, основополагающее анархо-синдикалистское представление о демократии на местном коллективно-экономическом уровне могло без труда быть реализовано на практике. Тем явственнее, чем в других местах, встал для НКТ и ФАИ вопрос о практическом осуществлении их организационного проекта прямой демократии на надлокальном уровне. Как следовало анархистам решить проблему необходимой региональной координации политической, хозяйственной и военной деятельности на теоретическом фоне их доктрины и на основе стихийно-революционных достижений первых недель?  

После того, как, вопреки всем ожиданиям, цитадель НКТ Сарагоса почти без борьбы попала в руки национальных вооруженных сил[18], республика в июле 1936 г. за считанные дни потеряла большую часть Арагона. Эта потеря стала травмой для каталонских анархо-синдикалистов. Они с самого начала направили всю свою энергию на то, чтобы отвоевать Арагон и, тем самым, по словам С. Лоренсо, «восстановить честь НКТ». Поспешно организованные в Барселоне колонны милиции двинулись на Запад и в течение нескольких недель сумели вернуть половину Арагона, но не упорно обороняемую столицу.  

Можно считать установленным, что продвижение анархистских милиций в значительной мере способствовало распространению аграрной коллективизации; случались факты применения силы в отношении мелких землевладельцев и враждебных коллективизации крестьян[19]; анархистские милиции принимали в деревнях решительные социально-революционные меры, устранили власти и предоставляли деревенским собраниям избрать комитеты, которые почти исключительно состояли из анархистов. С другой стороны, верно и то, что огромное численное превосходство НКТ в сельском Арагоне было неоспоримо.

Подавляющее большинство безземельного сельского населения поддерживало курс анархо-синдикалистов на коллективизацию, и его не приходилось принуждать к вступлению в коллективы. Когда в первые дни восстания националисты одержали победу в провинциальных столицах Сарагосе, Уэске и Теруэле, в городах и деревнях последовала чистка прежнего республиканского управления, провинциальных собраний («дипутасьонес») и гражданских губернаторов. Очень скоро после отвоевания аграрных округов Арагона, по большей части анархистскими колоннами, стала очевидной необходимость эффективного управления. К тому же, региону угрожал хозяйственный крах, поскольку каждая местность пыталась проводить политику автаркии, и экономические связи были прерваны.  

Когда анархисты столкнулись в Арагоне с неожиданным вакуумом власти, перед НКТ и ФАИ – как и в Каталонии – встала организационная проблема революции. В деревнях региона комитеты по большей части взяли в свои руки хозяйственные функции, а местные советы – функции политической координации и руководства. Чтобы, с одной стороны, обеспечить эффективное хозяйственное сотрудничество, а с другой, – координировать военные действия, нужно было как можно скорее создать какой-нибудь центральный орган. С учетом реального соотношения сил, не приходилось сомневаться в том, что определяющую роль в этом органе будут играть анархисты.

 Встал вопрос: будут ли «лидеры» НКТ и ФАИ отстаивать свою монополию на власть даже перед лицом собственного социального базиса и поделят лидирующие позиции в обход демократических норм внутри небольшой элиты, или же они предпримут попытку, в соответствии с «Конфедеральной концепцией либертарного коммунизма», создать федерацию ассоциаций производителей? В последнем случае региональный Совет вырос бы из организационной структуры типа Советов, которая состояла из базисных органов - демократически легитимированных аграрных комитетов и местных советов.  

Когда НКТ в конце сентября 1936 г. на конференции городских и деревенских комитетов в Бухаралосе[20] приняла решение о создании центрального органа, она (по ее собственным данным) преследовала, в том числе, и намерение положить конец произволу каталонских колонн милиции, которые разместились в Арагоне как на «завоеванной территории» (Х.Аскасо)[21]. «Совет обороны», собравшийся впервые на заседание во Фраге в середине октября 1936 г., состоял, после провала переговоров с социалистами и республиканцами, из одних лишь членов НКТ[22]: председатель – Хоакин Аскасо Будриа, юстиция и общественный порядок – Адольфо Бальяно Буэно, сельское хозяйство – Хосе Мавилья Вилья, информация и пропаганда – Мигель Хименес Эрреро, транспорт и торговля – Франсиско Понсан Видаль, образование – Хосе Альберола, экономика и снабжение – Адольфо Аснар, труд – Мигель Чуэка Картеро.  

В первом воззвании регионального Совета его создание обосновывалось настоятельной необходимостью оказать защиту сельскому населению, отданному на произвол колонн ПОУМ и ОСПК[23]; кроме того, следовало положить конец реквизициям продуктов и скота, чтобы не допустить «полного разрушения» региона. Колонны милиций должны были придерживаться предписаний Совета Арагона:  

«Все запросы и требования о снабжении должны адресовываться непосредственно Совету обороны. «Антифашистские колонны» не должны вмешиваться в социально-политическое развитие той или иной местности. Военные подразделения не должны смещать местные комитеты. Любые реквизиции должны быть одобрены Советом обороны».  

Создание этого де-факто регионального правительства анархистов соответствовало их путчистской традиции изолированно-нескоординированных действий[24]. Арагонская региональная федерация не согласовала свои действия ни с региональным правительством Каталонии, в котором к этому моменту уже сидели и представители НКТ, ни с Национальным комитетом НКТ. То, что коммунисты не смирятся с этим свершившимся фактом, было легко предвидеть; но пока что – из-за их численной слабости в Арагоне – им приходилось прибегать к осторожному маневрированию.

В начале ноября 1936 г. региональный Совет, перенесший свою резиденцию из Фраги в Монтехулию, запросил национальное правительство в Мадриде о признании и подчеркнул при этом, что «полностью отождествляет себя с правительством республики». Глава правительства Ларго Кабальеро и президент Асанья не слишком возражали против идеи регионального правительства, но потребовали включения в него организаций Народного фронта. Совет Арагона должен был выполнять функции гражданского губернатора и провинциальных собраний; в особенности на него было возложено обеспечение общественного порядка, восстановление промышленности и сельского хозяйства и поддержка ведения войны.

Новый состав Совета обороны, который был объявлен лишь 17 декабря 1936 г. вопреки воле коммунистов, включал также представителей Республиканских левых, ВСТ, Компартии Испании и Синдикалистской партии. Однако НКТ сохраняла председательство и ключевые посты в этом органе[25], охарактеризованном ею как «заря нового этического и экономического порядка»: председатель – Хоакин Аскасо (НКТ), информация и пропаганда – Эваристо Виньюалес (НКТ), общественный порядок – Адольфо Бальяно (НКТ), сельское хозяйство – Адольфо Арналь (НКТ), труд – Мигель Чуэка (НКТ), транспорт и связь – Луис Монтолиу (НКТ), экономика и снабжение – Эвелио Сервет Мартинес (НКТ), юстиция – Хуан Игнасио Мантекон (РЛ; затем - Пельисер), финансы – Хесус Грасиа (РЛ), культура – Мануэль Латорре (ВСТ), общественные стройкия – Хосе Руис Борао (ВСТ), здравоохранение и социальное обеспечение – Хосе Дуке (ИКП), промышленность и торговля – Кустодио Пеньярроча (ИКП), генеральный секретарь – Бенито Павон (СП).  

Хоакин Аскасо, который с декабря 1936 г. уже носил титул «генерал-губернатора Арагона», должен был с января 1937 г. именоваться «представителем правительства во всей отвоеванной области Арагона»[26]. В своем первом политическом заявлении[27] он потребовал для Совета обороны «всей полноты свободы» для того, чтобы «создать новое, справедливое и гуманное общество». Совет понимал себя как «выражение революционной воли, труда и жертв арагонского народа». В его заявлении центральное место занимала верность коллективизации, хотя говорилось и об «уважении ремесленников и крестьян».  

На этом заявлении отчетливо ощущалась печать анархо-синдикалистов; как социалисты, так и коммунисты и республиканцы вынуждены были в Арагоне на время отойти от своих представлений и присоединиться к представлениям обладавшей большинством НКТ. Непосредственное влияние Совета обороны на движение коллективизации оценить трудно, поскольку (по крайней мере, до февраля 1937 г.) коллективы действовали автономно. Значение Совета в первые месяцы состояло, прежде всего, в моральной поддержке коллективизации, а после февраля 1937 г. – в необходимой координации коллективного хозяйствования. После своей легализации в декабре 1936 г. региональный Совет смог приступить к восстановлению разрушенного хозяйства[28].

В последующие месяцы он организовал аграрное коллективное хозяйствование, торговлю с Францией, Чехословакией и Югославией, приобрел сельскохозяйственные машины на валюту, вырученную от продажи шафрана[29] и обеспечил объединение в феврале 1937 г. всех сельскохозяйственных коллективов в единую региональную организацию[30]. Руководящие органы коллективов («административные хунты») по большей части не совпадали с политическим руководством местности («местными советами»), однако большинство местных «политических» советов также находились под руководством анархо-синдикалистов[31].  

Состав общинных советов, которые, согласно распоряжению республиканского правительства от 31 декабря 1936 г., после роспуска возникших летом 1936 г. революционных органов пришли на смену стихийно образованных комитетов[32], свидетельствует, с одной стороны, о явном перевесе арагонской НКТ, а с другой, – разоблачает лживость утверждений тех, кто говорил, что в Арагоне существует «диктатура» анархистов, не допускающих влияния какой-либо другой организации. Между мартом и июнем 1937 г. 83 населенных пункта сообщили в официальной газете «Нуэво Арагон» о составе своих общинных советов, которые были не избраны, а составлены из представителей имевшихся в этих пунктах профсоюзов и партий пропорционально их численности[33].

НКТ была представлена в 66 из 83 общинных советов, в том числе в 23 она председательствовала, а в 22 единолично осуществляла местную администрацию. Ее соперник ВСТ не мог поколебать позиций НКТ, но был представлен более чем в половине общинных советов (в 43 из 83), в том числе в 16 – на первом месте, в 6 случаях он единолично осуществлял местную администрацию. Из политических партий наилучшие позиции были у Республиканской левой: она имела представителей в 18 из 83 общинных советов. Незначительную роль на региональном уровне играли коалиция Народного фронта, представленная в 7 общинных советах, Соцпартия, имевшая представителей в 5 советах, а также Компартия и Республиканский союз, которые, имея соответственно 3 и 1 представителей, замыкали политический спектр.

Хотя Компартия с весны 1937 г. вела ожесточенную кампанию в прессе против Совета Арагона (которая по своей силе уступала только одновременным атакам против ПОУМ), каталонское правительство с самого начала объявило о своей оппозиции против арагонской автономии, а правительство партий Народного фронта во главе с Хуаном Негрином не оставляло никаких сомнений в том, что не одобряет региональный Совет, где в большинстве по-прежнему была НКТ, этому фронту противников не удавалось всерьез поколебать позиции НКТ в Арагоне.

 (...) В ВСТ вступали, прежде всего, экспроприированные помещики, предприниматели небольших ремесленных предприятий, мелкие буржуа и «индивидуалистические» крестьяне, которые все вместе отвергали радикальную коллективизацию. Именно эти группы населения восприняли роспуск Совета обороны «с неописуемым энтузиазмом», как сообщил кабинету министр обороны Прието в августе 1937 г. после поездки по Арагону[34].

В речи по случаю годовщины 19 июля Х.Аскасо указал на достижения Совета Арагона: построены новые дороги и улицы, налажена транспортная и телефонная связь, расширена сеть железных дорог. Аграрная коллективизация «в целом не была ни справедливой, ни красивой» и сопровождалась многочисленными недостатками, «но, несмотря на неловкости или неправильное начало коллективного хозяйствования, нельзя допустить недостойные нападки, которым оно подвергается, поскольку, хотят того или нет, за ним будущее»[35]. Аскасо еще раз подчеркнул, что «Пакт антифашистского блока», заключенный между Народным фронтом и Советом Арагона[36], передал Совету задачу предоставить крестьянам возможность «обрабатывать землю индивидуально или коллективно, чтобы избежать недовольства, которое, возможно, возникло в результате быстрых перемен в первый момент; но даже если Совет Арагона выступит в защиту мелкой собственности, он оставит в силе решения профсоюзов ВСТ и НКТ, чтобы предотвратить возвращению к вызывающей отвращение системе периода до 19 июля»[37].  

Коммунисты не ответили на это публичное признание со стороны Аскасо права на индивидуальную собственность (хотя и ограниченного). Но через несколько недель в своем органе «Френте Рохо» они утверждали: «Нет ни одного крестьянина, которого бы не принуждали вступать в коллективные предприятия. Кто оказывал сопротивление, тот подвергался террористическому наказанию – физическому и в отношении его мелкой собственности»[38]. Когда коммунисты выдвигали это, лишенное всяких оснований утверждение, Совет Арагона был уже распущен. Коммунистические части во главе с генералом Э.Листером оккупировали регион и арестовали ведущих членов НКТ. Позиции анархистов были поколеблены.  

Создание Совета Арагона представляло собой явный разрыв с прежней теорией и практикой анархизма. С самого начала Совет перенял все функции регионального правительства[39]. Сами анархисты описывали его как «своего рода эквивалент Женералитата Каталонии на арагонской территории»[40]. Однако он отличался от Женералитата тем, что легитимность каталонского правительства основывалась на выборах Народного фронта в феврале 1936 г., а Совет Арагона мог опереться только на соглашение партийных и профсоюзных аппаратов и на санкционирование его со стороны центрального правительства. У него не было демократической легитимации. Ни его образование, ни его состав не соответствовали анархистским принципам: вопреки утверждениям его председателя Х.Аскасо, он вырос не из свободных выборов местных и окружных комитетов; при его создании немаловажное влияние оказали лидеры анархистских отрядов и колонн (прежде всего, Буэнавентура Дуррути)[41].  

В самой НКТ Совет обороны и поддерживавшаяся им «Федерация аграрных коллективов Арагона» не были свободны от критики. На собрании профсоюза в середине сентября 1937 г. в Каспе НКТ приняла решение более строго наблюдать за коллективными хозяйствами. Принятое на конференции арагонских коллективов в феврале 1937 г. правило об исключении всех «индивидуалистов» из снабжения через местные кооперативы НКТ, было отменено в пользу более примирительного отношения[42].  

Когда 11 августа 1937 г. официальный государственный бюллетень сообщил о роспуске Совета обороны, процесс «реставрации» центральной власти государства достиг своего апогея. Если в первые месяцы войны распространение революционных структур и борьба с ними происходили параллельно, то с мая 1937 г. чаша весов окончательно склонилась в пользу восстановления авторитета государства. Уже 2 месяца спустя после начала войны ведущие анархо-синдикалисты и левые социалисты – прежде всего, Х. Пейро и Ф. Ларго Кабальеро – подчеркивали необходимость учитывать реакцию зарубежных держав на революцию в Испании.

1 октября 1936 г. Центральный комитет антифашистских милиций Каталонии был включен в каталонское военное ведомство и тем самым распущен. Отряды порядка различных организаций были слиты в «Милиции по тыловой бдительности» и подчинены Министерству внутренних дел. С призывом двух военнообязанных призывных возрастов в соответствии с предписанием 29 сентября был начат процесс «милитаризации» милиций. 9 октября в Каталонии были отменены местные революционные комитеты, замененные общинными советами.

В конце октября Совет обороны Арагона превратился из революционного органа в правительственный орган, легализованный Ларго Кабальеро. «Высший совет безопасности» объединил политическую полицию, розыскной отдел и контрразведку под председательством назначенного правительством генерального директора. Ведение войны уже в 1936 г. было централизовано и подчинено «Хунте милиций». Народный исполнительный комитет Валенсии и Комитет общественного благополучия, как и многие другие «правящие» комитеты, были частью лишены полномочий, частью распущены, по большей части превращены в «общинные советы» по распоряжению от 31 декабря 1936 г.

 В конце апреля 1937 г. Ларго Кабальеро распорядился о роспуске Хунты обороны Мадрида, которая в ноябре 1936 г. организовала оборону Мадрида. После боев в мае в Каталонии центральное правительство взяло на себя верховное командование над силами охраны порядка и в этой части страны; каталонская автономия была урезана, газеты и радиостанции подвержены цензуре.  

После смены республиканского правительства в мае 1937 г. влияние левых сил существенно падало, и одновременно началась ловкая, инициированная главным образом коммунистами и поддержанная правыми социалистами и республиканцами кампания против Совета обороны Арагона, большинство в котором имела НКТ. Заявлялось, что это «кантональное образование» должно подчиниться авторитету правительства. В начале августа организация арагонских партий Народного фронта, стоявшая под влиянием коммунистов, выступила с критикой политики Совета Арагона и потребовала смещения его председателя.

Обвинения против «произвола» Совета и его «беспорядочных действий вызвали неожиданное единодушие. Детали каждой жалобы заставляли содрогаться»[43]. Социалистический министр внутренних дел Сугасагоитиа, постоянно добивавшийся роспуска Совета обороны, приказал одному «другу, вызывающему его полное доверие», провести расследование, в соответствии с которым «жалобы на 80% оказались оправданными»[44]. По поручению главы правительства Негрина, министр внутренних дел подготовил декрет о роспуске, который был одобрен кабинетом, но до поры положен под сукно. Правительство опасалось, что опубликование декрета вызовет вооруженное восстание анархистов, имевших в Арагоне 3 дивизии и собственные силы обеспечения порядка.

Министр обороны Прието (ИСРП) предложил послать «вооруженные силы, которые должны быть в состоянии гарантировать осуществление решения правительства»[45]. Согласно описанию тогдашнего коммунистического подполковника Листера, получившему поручение осуществить военную экспедицию, Прието в разговоре 5 августа 1937 г. (к этому времени кабинет уже одобрил роспуск Совета) приказал ему принять все подготовительные меры и доложить ему (Прието) о завершении военных приготовлений, с тем чтобы декрет о роспуске мог быть опубликован в правительственном бюллетене. Прието якобы приказал Листеру «не обращая внимания на бюрократические или легалистские формальности, ликвидировать всех, кого я сочту нужным, поскольку за мной стоит все правительство»[46].

6 августа коммунистические части были сосредоточены вокруг Каспе, резиденции Совета обороны; Листер разместил свою штаб-квартиру во дворце Чакон в 4 км. от Каспе и связался с начальством. Поскольку Совет обороны пользовался тем же телеграфом, что и Листер, он получил в ночь с 10 на 11 августа зашифрованное, но понятное известие о том, что на следующий день декрет о роспуске будет опубликован. «Была объявлена тревога, и началось безумное бегство членов «анархистского правительства» и их помощников (...) Ненавистный народу Совет Арагона развалился без единого выстрела» (утверждал Листер)[47]. За последующие дни были арестованы сотни анархистов, члены НКТ были исключены из общинных советов, многие коллективы разрушены, а их земли реприватизированы, орган Совета обороны «Нуэво Арагон» запрещен и заменен коммунистической газетой «Эль Диа», хранилища зерна взломаны и разграблены, введен военный налог[48].  

Правительство в декрете от 11 августа 1937 г. обосновывало роспуск Совета обороны необходимостью «сконцентрировать авторитет государства»: раскол власти негативно сказывался на ходе войны; в то время, как в других частях Испании влияние правительства восстановлено, «Арагон все еще находится на обочине этой тенденции к централизации». Поскольку в Арагоне к тому же разразился «кризис авторитета», эта часть страны должна была снова быть подчинена центральному правительству. Генерал-губернатором стал левый республиканец Хосе Игнасио Мантекон, который, еще будучи политкомиссаром на Гвадалахарском фронте, симпатизировал коммунистам, а после войны в эмиграции вступил в ИКП[49]. Роспуск Совета обороны Арагона был не только концом последнего органа власти анархистов, но и означал, кроме того (из-за распространения разрушения коллективов), окончательное насильственное прекращение наиболее продвинутого эксперимента с аграрной коллективизацией на испанской земле. Пагубные аграрно-хозяйственные последствия этого разрушения известны, и здесь нет нужды объяснять их подробнее. 

Реакция анархистов на роспуск Совета обороны была на удивление слабой; даже министр внутренних дел Сугасагоитиа (ИСРП) с облегчением констатировал, что «декрет был осуществлен с куда меньшей стрельбой, чем опасались»[50]. ФАИ подчеркивала несколько месяцев спустя, что она удержала своих членов от вооруженной реакции, чтобы избежать риска новой гражданской войны в собственном лагере[51].

Свою роль в бросающейся в глаза пассивности анархистов, наверняка, играло и еще одно соображение: после падения Ларго Кабальеро, с которым они связали свою политическую судьбу, они в мае 1937 г. вышли из правительства, однако вскоре (под воздействием постоянного роста коммунистического влияния и малой возможности своей организации влиять на решения правительства) начали раскаиваться в этом и надеялись благодаря своей политической благонадежности вновь получить место в правительстве. Не исключено также, что верхушка НКТ и ФАИ все еще питала скрытое неодобрение в отношении Совета обороны, созданному без согласования с анархистскими организациями и отчасти вызвавшему серьезное недовольство в либертарном лагере, и сознательно допускала его роспуск. По меньшей мере, спокойный, обходительный тон, в котором делегация Национального комитета НКТ вела переговоры об освобождении арестованных анархистов с новым генерал-губернатором Х.И.Мантеконом[52], не создает впечатления негодования в руководстве НКТ.  

Роспуск Совета обороны был не только дальнейшим шагом к восстановлению государства, но и, к тому же, значительным успехом коммунистов и их правосоциалистических и республиканских союзников в расширении своих властных позиций. Идеологические противоречия, существенно возросшие за последние месяцы и снова и снова разрешавшиеся с применением вооруженной силы, натолкнулись на стремление правительства к централизации государственной власти и, несомненно, стали важным фактором, обусловившим роспуск Совета Арагона.

Отсутствие политической реакции анархистов проливает яркий дополнительный свет на их политическую наивность. Хотя коммунистический генерал Валентин Гонсалес («Эль Кампесино») еще весной – летом 1937 г. разрушил коллективы в Новой Кастилии, хотя аграрным и промышленным коллективам чинились все большие административные и финансовые препятствия, а с мая 1937 г. революционные силы подвергались произвольным преследованиям, левое крыло ВСТ, НКТ-ФАИ и ПОУМ на свою беду так и не договорились о совместной оппозиции против политики Народного фронта.

В этой связи следует рассматривать и роспуск Совета обороны. При этом, в общем контексте вопроса о власти, который в конечном счете, возобладал над всем, вопрос о том, хотело ли правительство роспуском Совета помочь принуждаемым к коллективизации работникам сельского хозяйства, отступает на задний план по сравнению с куда более далеко идущим вопросом о функции и месте этого действия, обусловленного властно-политическими, а не (как утверждала в его оправдание компартия) военными или экономическими соображениями

Откат революции: анархизм в обороне

Повернувшись 19 июля 1936 г. против полной реализации своей «Концепции либертарного коммунизма», анархисты сделали возможной не только постепенную интеграцию синдикализма в государственную систему, с которой он вел до тех пор борьбу. Они допустили то, что на место «революционного нетерпения», проявившегося всего за несколько недель до этого на конгрессе в Сарагосе, пришла готовность к сотрудничеству. Эта готовность, правда, диктовалась реалистическими соображениями о необходимости победы в войне и выражалась в многочисленных союзах и пактах с другими партиями и профсоюзами, но – вследствие отсутствия у анархистов политического опыта – она привела не только к фактическому отказу от конечной либертарной цели вольного коммунизма, но, более того, к экономической маргинализации и политической изоляции организованного анархизма.

Под лозунгом национальной обороны и «национально-революционной» войны против международного фашизма крайне левым был очень быстро навязан социальный мир, который они, не имея реализуемых альтернатив, вынуждены были принять. Принцип провозглашавшейся партиями Народного фронта конституционной законности смог постепенно утвердиться в противовес радикально-демократически истолкованному принципу народного суверенитета. Ужесточение ведения войны и оттягивание ее конца высветили внутреннюю слабость революционного движения, вытекавшую из особого соотношения классовых сил, и способствовали его поражению.  

В первые месяцы после начала войны пролетарские организации действовали внутри в значительной степени недееспособного комплекса организаций и институтов, частью унаследованных из эпохи до 19 июля, а частью созданных заново после военного мятежа. Коммунисты и республиканцы – особенно перед лицом военных поражений – смогли подкрепить свое требование о централизации принятия решений, ликвидации революционных органов власти и расширении компетенций государственных инстанций аргументами о том, что необходимо функциональное и эффективное согласование новых элементов хозяйственной структуры и политической системы. Слишком поздно революционные силы поняли, что осуществление этого требования должно не только служить улучшению тяжелой военной ситуации и, тем самым, общереспубликанским целям, но и призвано стать средством консолидации и расширения власти тех сил, которые не были заинтересованы в дальнейшем ускорении социальных и политических перемен.  

Руководство НКТ и ФАИ слишком долго не замечало «неустранимую взаимосвязь экономического и политического действия на любой, но особенно на революционной стадии пролетарской классовой борьбы»[53]. В социально-политическом контексте испанской гражданской войны, когда государство все больше вмешивалось в социальную и экономическую сферу, анархисты в те решающие, судьбоносные с властно-политической точки зрения, месяцы не обратили внимания на сферу государственной политики, что помешало им выявить главные проблемы. Руководство НКТ и ФАИ упустило возможность перевести стихийный массовый подъем в июле 1936 г. в организованные формы, которые обеспечили бы гарантию сохранения революционных завоеваний и создали бы организационно-структурные предпосылки для продолжения уже заблокированного революционного движения.    

По мере того, как революция институционализировалась, она отдалялась от своих первоначальных радикально-демократических идей и, при активном содействии партий Народного фронта под руководством компартии, отодвигало все дальше рубежи социальной революции. Высшие анархистские инстанции находили «убежище в абсолютном недеянии»[54], но тем самым лишь способствовали становлению сильного государства[55]. Важнейшими этапами на этом пути были строительство новой Народной армии в традиционно-милитаристском стиле, без серьезного упоминания возможности тактики герильи, создание мощного полицейского аппарата под правительственным контролем, замена местных революционных комитетов назначенными «сверху» административными органами, финансовые (с помощью ограничения кредитов) и силовые (посредством насильственного разрушения) помехи коллективизации. Троцкист Пауль Тальманн уже в начале 1937 г. выразил этот процесс короткой формулой: «Сталинизм плюс реформизм и буржуазия готовят пролетарской революции могилу»[56].  

В конечном счете, это был конфликт между сконцентрировавшим все властные полномочия государством и обществом, защищающим свои автономные сферы. В основе его лежало противоборство между революционным синдикализмом и партиями, ориентированными на формальную парламентскую демократию, столкновение между комитетами и самоуправлением, с одной стороны, и профсоюзной иерархией и бюрократией, с другой. Руководящие органы анархистов вскоре после 19 июля 1936 г. отказались от своей давно провозглашавшейся цели разрушения государства и «революционно-полубессознательно»[57] приняли значительное участие в восстановлении государственного аппарата.    

Льюис Компанис рано распознал «реформистские» тенденции в руководящем слое анархистов и сумел их использовать. Поздней осенью 1936 г. он выражал надежду на то, что «анархистские массы не выступят против благоразумия своих руководителей»[58]. Именно это «благоразумие» Национальных и региональных комитетов анархистов открыло путь движению, которое вело к участию ведущих анархистов в правительстве, к заимствованию правительственного образа мышления лидерами и заимствованию иерархических структур профсоюзными организациями при одновременном сокращении внутрипрофсоюзной демократии, к отчуждению между принимающими решения органами, придерживающимися все более оборонительной тактики, и радикальными рядовыми членами.

Постепенно утвердился бюрократический стиль профсоюзного руководства, который (при растущей централизации принятия решений) был направлен против собственной инициативы нижестоящих органов и рядовых членов[59]. Элемент стихийности все больше отступал на задний план по сравнению с координацией и единством действий в национальном масштабе.  

Внутри профсоюза нарастала дистанция между бюрократическим слоем, которому всегда принадлежала инициатива, и все более пассивной массой, чье периодическое возмущение (как в мае 1937 г.) могло подавляться профсоюзной олигархией, представлявшей уже свои собственные интересы. «Промежуточное» социальное положение руководящих кадров толкало их на компромиссы и примиренчество, которые мешали полному осуществлению нового, основанного на прямой демократии типа отношений производства и самоуправления, как обозначился в первые недели войны.  

«Базис» НКТ уже очень рано стали остро чувствовать процесс обособления высших комитетов. Поздней осенью 1936 г. недовольство среди анархистов выросло уже до попытки восстания против собственной организации[60]. И в анархистских органах печати (например, в каталонской «Руте»), и в брошюрах громко звучала критика «министериализма» НКТ и ФАИ, хотя (по причине внутрипрофсоюзной цензуры, предоставлявшей мало возможности высказываться оппозиционным голосам) определить объем и глубину возникшего кризиса доверия не представляется возможным.  

Характерной для критики в адрес руководящих анархистских органов можно считать появившуюся, вероятно, в конце 1937 г. брошюру трех анархистов – Сантаны Калеро, Северино Кампоса и Пейратса[61]. Она обвиняет «вождишек» в предательстве «идеологических принципов анархизма». Авторы выступают против того, что под предлогом «так требуют обстоятельства» нарушается «самое сокровенное и важное в анархизме», а «вонючие плоды политики вредят легким и уму великанов НКТ и ФАИ». Они понимают себя как рупор «преобладающей оппозиции сознательной части либертарного движения» и предрекают в самом ближайшем будущем свою независимость от «государственной и централистской удавки» (стр.3). Их критика направлена, с одной стороны, против «идеологической дезориентации» и «анархо-ленинистов» внутри анархистского движения, а с другой, – против «авторитаризма», не допускающего иных мнений внутри анархистского лагеря:  

«Никогда еще в либертарном движении не было такой склонности к подавлению выражения мнений, к репрессивному поведению в отношении свободного выражения мнения. Меньшинство, отклоняющееся от официозного языка и официозной линии, заставляют молчать как убитых. Синдикалистская и «анархистская» пресса отвергает их статьи. Бюро по пропаганде оттесняют его на обочину общественного действия. По отношению к этим людям, оставшимся верными идеологической целостности, применяют самые грубые обозначения» (стр.11).

Критика Сантаны Калеро не только говорит о кризисе доверия между анархистскими лидерами и базисом, но и помогает ответить на вопрос, почему мощные синдикалистские и анархистские организации оказались не в состоянии защитить революционные завоевания или даже расширить их. Безусловно, значительная часть рядовых анархистов, процент которых, однако, невозможно подсчитать[62], чувствовала, что она и ее революционные цели преданы вождями и постепенно уступала аргументам в пользу умеренности и сдержанности, которые излагали им и ее представители в правительстве и в других официальных институтах во имя государственных интересов и с учетом международного положения. Не имея ясного руководства, революционный зародыш, носители которого испытывали сильную идеологическую неуверенность, ушел в песок[63].  

(...) Верны ли сделанные в 1974 г. Федерикой Монтсени ретроспективные замечания о проигранной войне: «Утрата доверия и иллюзий в значительной мере способствовала поражению в войне» и «Рабочие не видели в НКТ гарантию для их революции»[64], в которых она констатирует утрату доверия внутри анархистского движения, и шире, для анализа поражения республиканцев? Это требует специального исследования, выходящего за рамки этой работы.    

Источник: Walter L. Bernecker. Anarchismus und Bürgerkrieg: Zur Geschichte der sozialen Revolution in Spanien 1936–1939. Hamburg,1978    

Перевод, примечания, выделенные жирным шрифтом, подборка и перевод приложений: В.Дамье    

Источник      

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.      

Маркос Алькон      

ВСПОМИНАЯ 19 ИЮЛЯ 1936 г

Интуиция анонимных активистов

Все старые активисты знают мою аутентично революционную позицию в годы нашей борьбы против фашизма и перед лицом мыслей, чувств и действий политических партий, в особенности, коммунистической. Тем не менее, ошибки, безусловно совершенные мной, опережают честность активиста. И с ними, или без них, ни один товарищ не может и не должен уклониться от ответственности, которую он несет за коллективную позицию нашей организации в (...) дни войны и проигранной нами революции.  

Назначенный организацией, я сменил Дуррути в Центральном комитете милиций Каталонии. И могу сказать, что на своем посту в Секретариате по транспорту я уделял приоритет потребностям революции, выражавшимся в осуществлении коллективизации, социализации и поддержки Арагонского фронта.  

Все это совпадало с моей собственной анархистской совестью, и я отождествлял себя с целью, которая во все времена и при всех обстоятельствах провозглашалась НКТ. В том числе и в скудные дни окончательного «краха», на пленуме синдикатов, проходившем в барселонском локале, в Доме НКТ-ФАИ, где товарищ Херминаль Эсглеас был назначен нашим представителем на предстоявшей региональной конференции Конфедерации. Мы, все присутствовавшие делегаты, выразили нашу волю: «Больше никаких компромиссов!...». Это была сознательная воля активистов Барселоны, которые, вопреки давлению со стороны Комитетов, поднялись против всего, чего мы не хотели допустить.  

И снова нужно отметить, что я принимаю на себя часть ответственности, коллективно лежащей на нашей социальной организации, которая не имела ничего общего с тем, что нам навязывалось в компромиссах, заключенных с нашим вечными врагами - авторитариями. Ощущая это, сожалею, что не могу описать все то хорошее и конструктивное, что делалось в Центральном комитете милиций Каталонии всеми теми. кто представлял НКТ и анархизм по решению организации. В соответствии со своим всегдашним характером, я не придавал никакого значения тому, что мог сделать лично.

 Моя деятельность была результатом моих собственных чувств. И я, который мог бы оценить столько фактов и вещей как участник с 1918 г. до 1936 г., когда началась наша жизнь в качестве «беженцев», не имею ни записей, ни каких-либо документов, с которыми было бы столь необходимо ознакомиться новым поколениям, включающимся в наши идеи.  

Но каждый таков, каким его родила его мать. И, несмотря на все это, я думаю, что должен написать кое-что по просьбе – и под давлением испытываемой мною симпатии к ней – Федерики. Мне пришло в голову нечто, что упустили все товарищи и что никогда не составляло коллективного сознания, откуда и проистекали в значительной мере наши коллективные неудачи в те часы, когда организация вела решающие сражения против репрессивных сил государства, которое обрушивалось на нас, защищая свои интересы и институты.

Мы не ценили должным образом вклад анонимных активистов. Результатом этого недостатка стало то, что мы не проявляли внимания к людям, которые не писали в газетах и не говорили с трибун. Во всех случаях - исключения подтверждают правила - мы действовали с односторонним критерием кадров, которые по тем или обстоятельствам стали «уполномоченными» голосами организации в целом.  

В подтверждение этого моего убеждения стоит еще раз перечитать «Великую революцию» Кропоткина. На ее страницах констатируется, что теми, кто побуждал значительные фигуры этой революции придавать ей подчас социальное содержание, были НИКОМУ НЕИЗВЕСТНЫЕ санкюлоты, которые в парижских клубах указывали на раскрытое предательство жирондистов или кого-нибудь еще. И Махновщина на Украине, и венгерская Коммуна подтвердили, что борьбу за Свободу вел аноним, народ в целом, не идя ни на какие уступки и оказывая давление на тех, кто был избран, чтобы ориентировать борьбу.  

И в 1936 г. безымянные с первого же момента критиковали то, что выбранные представители не соответствовали доверию, которое к ним испытывали. Вот красноречивый пример того, о чем я говорю. Был уже распущен Центральный комитет милиций. Мы имели советников в правительстве Генералитета Каталонии. И именно в этих обстоятельствах со мной пришла поговорить комиссия, представлявшая Комитеты обороны Барселоны, состоявшая из Даниэля Санчеса и Анхеля Карбальейры из Барриады де Грасиа, кажется, Трапоте из Центра и других, кого я не помню.  

Они сказали мне следующее: «Вчера ночью мы собрали Комитеты обороны. Мы проанализировали ситуацию и все считаем, что революция удушается ответственными Комитетами. В итоге было решено пойти в Дом НКТ-ФАИ, выбросить членов Комитетов, и мы намерены предложить тебе стать новым секретарем Регионального комитета Региональной Конфедерации труда Каталонии».  

Хотя я был согласен с ними в оценке, что мы сделали слишком много уступок, я все равно был очень сильно изумлен. Но я был одним из тех активистов, принадлежавших к кадрам уполномоченных голосов, о которых я говорил раньше, и выращивал в себе «ответственного» активиста.  

И я ответил им: «Я полностью согласен с тем, что было сказано: мы сбиваемся с курса. Конечно. Но не так следует поступать. ЛЕКАРСТВО МОЖЕТ БЫТЬ И, несомненно, БУДЕТ хуже, чем сама болезнь... Мы еще окажемся в условиях, когда сможем столкнуться с этим положением, которое наносит вред всему. Что мы всегда отстаивали: преобразованию капиталистических и государственических устоев. Окопаемся в синдикатах и оттуда заставим Комитеты и активистов в целом строить свое поведение в соответствии с тем, что было и остается пожеланием трудящихся». Я привел множество аргументов, и благодаря тому, что я им сказал, или, возможно. благодаря уважению, которое ко мне питали базисные активисты, мне удалось убедить этих великолепных борцов изменить свои решения.  

Путь сохранится постоянно эта проницательность безымянных, чтобы все товарищи могли понимать и решать в согласии с чувствами тех, кто борется и умирает за идеал, составляющий предмет нашего беспокойства в борьбе.    

(«Espoir». 20.07.1975. No.687).          

ПРИЛОЖЕНИЕ 2        

ИЗ КНИГИ ВЕРНОНА РИЧАРДСА «УРОКИ ИСПАНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»   

Из главы ХХ. Ответственность рядовых активистов    

(...) Существовали, по меньшей мере, три пути, с помощью которых революционное движение могло выразить свое недовольство контрреволюционными действиями правительства и различных комитетов и различных комитетов НКТ-ФАИ.  

1. С помощью отзыва и замены членов комитетов. Насколько мы знаем, в ходе борьбы этого не было сделано ни разу, однако у нас не хватает документов, чтобы указать, что рабочие в их синдикатах и в вооруженных силах были вообще в состоянии выразить в ходе обсуждений свое согласие или несогласие с деятельностью комитетов[65]    

2. C помощью дискуссий в прессе Конфедерации. (...) Пресса все больше и больше контролировалась комитетами, которые стремились сделать все, чтобы убедить публику в том, что организация «едина» и говорит одним голосом, голосом «ответственных комитетов». Маловероятно, чтобы они позволили использовать прессу для критики их деятельности. (...)  

3. Посредством прямого сопротивления порядку и указаниям. Здесь имелось очевидное значительное неодобрение. В целом, однако, сопротивление оставалось нескоординированным (за исключением, разумеется, первых недель), и рабочие сталкивались со свершившимися фактами и покорялись им не потому, что были с ними согласны, а частью вследствие ложной лояльности в отношении «антифашистской» борьбы, частью же, сознавая, что у правительства достанет сил, чтобы сломить сопротивление и получить поддержку лидеров НКТ.  

Чтобы проиллюстрировать сопротивление против правительственного наступления на революционные достижения рабочих и двоедушие лидеров НКТ, мы приведем детали двух инцидентов, один из которых произошел после Майских событий 1937 г., а второй – до них.  

Первый имел место в Каталонии, где после разгрома франкистского мятежа большинство общественных служб, включая общественные развлечения, были взяты работниками в свои руки. По тем или иным причинам, на эти службы не был распространен «Декрет о коллективизации» октября 1936 г.[66] Однако 1 февраля 1938 г. Департамент экономики Генералитета заявил, что отрасль будет взята в руки Комиссии по контролю над общественными развлечениями в Каталонии, состоящей из 3 членов, назначенных Женералитатом, и подсекретаря Департамента. Можно было предположить, что трое назначенных членов, все из которых принадлежали к НКТ, будут назначены соответствующими синдикатами. Но ничего подобного. В этом особом случае у нас есть преимущество: мы имеем свидетельство из первых рук от активного члена затронутой отрасли[67].    

Из рассказа Маркоса Алькона следует, что региональный комитет прибег ко всем видам давления, в результате удалось лишь расколоть рабочих. Когда их не удалось убедить, даже используя в качестве приманки три подлежащих занятию поста в правительственном департаменте, был сделан следующий шаг: издан декрет о вмешательстве (...) На это рабочие ответили всеобщей стачкой в отрасли. Долгие переговоры с региональным комитетом привели к тому, что вопрос был передан на арбитраж созданного незадолго до этого Исполкома (его председателем был ни кто иной, как Гарсиа Оливер), который дал ответ, что «мы должны согласиться». Борьба закончилась, но можно, несомненно, с уверенностью сказать, что рядовые члены сделали свои выводы: что региональный и исполнительный комитеты работают на Женералитат, а не на них.    

Второй случай (...) относится к инцидентам в рабочем центре Виланеса, в результате которых правительственными войсками было убито несколько крестьян. (...) В начале 1937 г. министр торговли издал декрет об установлении контроля над всеми операциями, связанными с экспортом благ и продуктов (большинство коллективов занимались это самостоятельно). Среди прочего это означало, что правительство хочет (...) завладеть иностранной валютой, вырученной за этот экспорт. Декрет, конечно же, был с подозрением воспринят коллективами, которые оказали ему сопротивление. Правительство ответило посылкой в Виланесу вооруженных гвардейцев. Им было оказано сопротивление. Министры и комитеты НКТ сочли, что необходимо вмешаться, поскольку «могут возникнуть самые тяжелые последствия во всем регионе, включая фронты»[68]  

На региональном пленуме крестьянских синдикатов Леванта, проходившем в марте того же года в Валенсии, делегаты обсудили инцидент Виланесе, выразили протест против действий правительства и призвали освободить членов НКТ из Торрес ле Куарте.    

Национальный комитет намекнул, что вина за инциденты может быть возложена на отдельных лиц, «утвердившихся» в синдикатах и в деревне, чтобы разжигать неприятные инциденты. Он призвал всех избегать поощрения ситуаций, которые в сочетании с глупостью отдельных лиц из администрации могут привести к массовым жертвам. Он выдвинул собственное объяснение инцидентов, которые. По его мнению, могли идти на пользу только врагу. Было добавлено, что никто не потрудился заранее проинформировать региональный и национальный комитеты о происходящем и о мобилизации сил, происшедшей без их ведома и разрешения. Комитеты подняли вопрос об арестованных и получили заверения, что никто не подвергнется никакой несправедливости. Далее, были приняты меры с тем, чтобы избежать повторения подобных событий в будущем. Все были призваны не делать ничего, не проконсультировавшись предварительно с комитетами, которые «должны брать на себя ответственность за происходящее».  

Заявление Национального комитета о том, что «никто не поставил проблему на рассмотрение комитета НКТ заранее» особенно интересно, поскольку министром торговли в то время был член НКТ Хуан Лопес! Он издал декрет, предположительно без всяких консультаций с трудящимися в коллективах, и когда правительство попыталось осуществить его, те оказали этому сопротивление. И какой бы правительственный департамент не нес ответственность за применение военной силы против крестьян Виланесы, министр торговли, как член правительства, несет свою долю ответственности за эти действия.  

[1] О большом значении Советов моряков в первые дни войны см.: Bruno Alonso. La flota republicana y la guerra civil de España. Mexico, 1944. P.22 etc.    

[2] Ф.Боркенау (F.Borkenau. El Renidero español. Paris, 1971. P.122 etc.) описывает, по видимости, беспроблемное сотрудничество между старым общинным советом и новым комитетом в двух андалусийских населенных пунктах Андухар и Байлен. Правда, в обоих пунктах не было анархистских организаций, а общинные советы уже после выборов в феврале 1936 г. находились в руках молодых социалистов.  

[3] Гарсиа Прадас (J.Garcia Pradas. Antifascismo proletario. P.156-158), например, вообще видел функцию комитетов лишь в «руководстве, ориентации и контроле», а не в замене бюрократии.

[4] Следующая информация основана на письмах А.Сухи (24.09.1971), Ф.Монтсени (17.09.1971), Г.Леваля (12.10.1971) и Ж.Пейратса (4.08.1971) автору. Информацию можно было почерпнуть также из разговоров с этими и другими лидерами испанского рабочего движения.  

[5] О распределении сил в комитетах см. также: Vicente de Sebastian. La masa en accion. Documento historico de la guerra civil española. Paris, 1953. P.68.  

[6] О традиции использования слова «консехо» см.: Diccionario de Historia de España. Madrid, 1952. P.735-738. В нем «консехо» возводились к королевским ведомствам эпохи «Католических королей». Габсбурги вписали их в систему государственного устройства, при Бурбонах они утратили значение.  

[7] F.Borkenau. Renidero... P.165. В «NS-Wirtschaftsdienst. 1938. S.1030» говорится о каталонском «Советском режиме труда», в том же издании за 1939 г. (S.229) - о «Советах на предприятиях». Сочувствовавший националистам англичанин Лавдэй (Loveday. España. P.149) упоминает «Советы», созданные в республиканском ВМФ «нижними чинами» на кораблях, стоящих на якоре в Картахене 21 июля 1936 г. и распорядились об убийстве всех офицеров. Годден (G.M.Godden. Conflict in Spain, 1920–1937. P.68 etc) использует слово «Советы» для обозначения местных комитетов. Гуардиола (Guardiola. Barcelona... P.30, 47 etc.) приписывает комитетам на предприятиях «все качества русских Советов». Характерно, что в этих описаниях не делается никакого различия между коммунистами и анархистами. Дамс (H.G.Dahms. Der Spanische Bürgerkrieg, 1936–1939. Tübingen, 1962. S.79), который не пытается скрывать своих симпатий к националистам, говорит о «зависящих от партии рабочих Советах». Однако и Оруэлл, который симпатизировал коммунистам из ПОУМ, упоминает «местные Советы» (G.Orwell. Mein Katalonien. Zurich, 1975. S.67).  

[8] Об этих организационных чертах см.: Veinte años de epopeya libertaria española. P.9; «Solidaridad Obrera». 20.09.1936. P.13.  

[9] Правда, синдикалист Х.Лопес утверждал уже после ухода из правительства, что НКТ своим вхождением в правительство стремилась «легализовать рожденные революцией политические органы» («Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 3.06.1937. P.3 etc.), однако не объяснил при этом, почему НКТ дала согласие на декрет о роспуске революционных комитетов.  

[10] Isaac Puente. El Comunismo libertario. 1935. P.24.  

[11] Дискуссии между «экономическими коммуналистами» и «программатиками» начались еще в 20-е гг. Между 1922 и 1926 гг. Д.Абад де Сантильян из Буэнос-Айреса попытался распространить на Испанию организацию и идеологию аргентинской анархо-синдикалистской рабочей организации ФОРА. В те годы Сантильян представлял крайне бескомпромиссную позицию «чистого» анархизма, который стремился использовать профсоюзы лишь как платформу для своей революционной агитации и пропаганды.

В конце 20-х гг., особенно с началом мирового экономического кризиса, он стал развивать теорию «конструктивного анархизма», что сблизило его с Х.Пейро и П.Бенаром, с которыми он до тех пор ожесточенно боролся. Забота об индустриальной организации как факторе, обусловливающем успех социальной революции, привела в 30-е гг. к появлению ряда схем организации хозяйственного устройства после революции. Наиболее значительные проекты были выдвинуты Сантильяном ( D. Abad de Santillan. La bancarotta del sistema economico y politico del capitalismo, 1932; Idem. El organismo economico de la revolución, 1936; Idem. Colaboración y tolerancia o dictadura? El problema de la armonia revolucionaria, 1937), Х.Пейро (J.Peiró. Trayectoria de la Confederación Nacional del Trabajo, 1925; Idem. Plan de la reorganización de la Confederación Nacional del Trabajo de España, 1931; Idem. Ideas sobre sindicalismo y anarquismo, 1931); П.Бенаром (P.Besnard. Los sindicatos obreros y la revolución social, 1931; Idem. El mundo nuevo, 1935); К.Корнелиссеном (Chr.Cornelissen. El comunismo libertario y el regimen de transición, 1936); А.Пестаньей (A.Pestaña. Sindicalismo. Su organización y tendencia, 1930; Idem. El sindicalismo: que quiere y adonde va, 1933); Г.Левалем (G.Leval. Problemas economicos de la revolución social española, 1932; Idem. Estructuración y funcionamento de la sociedad comunista libertaria, 1936).

Хотя эта конкретизация революционной программы и не смогла быть реализована в детальной форме в ходе гражданской войны, она была попыткой приспособить анархизм к требованиям высокотехнического индустриального общества. Позиция «программатиков», которая, как опасались «чистые» анархисты, не смогла бы предотвратить уклоны в сторону лагеря политики (А.Пестанья) или марксистских представлений о «переходном обществе» (Х.Корнелиссен), вызвала непримиримую реакцию «локалистов» и «коммуналистов».

Эта группа, сплотившаяся вокруг анархистского органа «Ла Ревиста Бланка», своей категорической оппозицией в отношении «конструктивного анархизма» оказала определяющее влияние на сарагосскую «Концепцию либертарного коммунизма» «Вольная коммуна» представляла институционные рамки для полного развития свободы личности (F.Urales. El ideal y la revolución, 1933; Idem. Los municipios libres, 1933). Любая «программа» отвергалась: «У анархии не может быть программы, поскольку идеал, не ограничивающий полет мысли, не может заключиться в какую-либо программу» («La Revista Blanca». No.299. 12.10.1934). Предложенные синдикалистами модели индустриальной (отраслевой) организации отвергались как несущие в себе зерна угнетения.

Вопрос об индустриальной организации даже не ставился. Альтернативой возможным программным проектам считалась стихийность сельских масс. Структура будущего общества представлялась в категориях биологии. Автономии индивида соответствовала хозяйственная автаркия вольной коммуны: «Если человек тем более свободен, чем меньше он нуждается в других, то и коммуны тем свободнее, чем меньше они нуждаются в других. Самое лучшее, если бы каждая коммуна была самодостаточной, как самое лучшее, если бы каждый индивид был самодостаточен» (F.Urales. Los municipios libres... P.30). Большая часть этих представлений нашла отражение в (...) программном проекте И. Пуэнте (S.274-275)    

[12] «Diario Oficial...». 11.10.1936. P.137 etc.    

[13] «Diario Oficial...». 11.10.1936. P.140 etc.; «Solidaridad Obrera». 11.10.1936; «Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 12.10.1936. P.1; Comunicat de Premsa (dt. Ausgabe). 8.01.1937. P.2. Этот декрет был лишь логическим заключением политики, которую каталонский министр внутренних дел Х.М.Эспанья осуществлял в сотрудничестве с «генеральным директором локальной администрации», бывшим мэром Таррагоны Пере Льоретом с первых же дней войны. Уже 22 июля Эспанья издал первый из серии декретов, направленных против комитетов.  

[14] GdC. La revolució en els ajuntaments... P.21, 18.  

[15] LV. 11.10.1936. P.2.  

[16] После 19 июля 1936 г. на посту оставались только около 900 из 1068 каталонских общинных управлений (GdC. La revolució... P.19). Можно считать почти наверняка, что эта цифра служит большим преувеличением, призванным предотвратить полную потерю авторитета региональным правительством в первые месяцы войны.

[17] LV. 11.10.1936. P.2. 

[18] Сарагоса была долгие годы резиденцией Национального комитета НКТ, который всего за 2 месяца до восстания был переведен в Мадрид. Город был в 1933 г. ареной восстания НКТ против правого республиканского правительства, весной 1934 г. он пережил одну из самых значительных революционных всеобщих стачек. В мае 1936 г. в столице Арагона проходил чрезвычайный национальный конгресс НКТ. Победа мятежников в этом городе, где доминировала НКТ, как кажется, объясняется разногласиями в анархо-синдикалистском руководстве и крайне удачной тактикой генерала Кабанельяса, который до последнего момента уверял рабочих в своей верности республике. После захвата власти военными начались беспрецедентные репрессии против рабочих, которые провозгласили всеобщую стачку. По данным мадридского совета юристов, только в первые недели репрессии унесли жизни 2 тысяч человек; С.Лоренсо говорит о 15-30 тысячах убитых, хотя это, вероятно, сильное преувеличение.  

[19] В разговоре с автором 30 апреля 1974 г. в Барселоне бывший генеральный директор по информации и пропаганде Совета Арагона Х.Сафон Байо охарактеризовал воздействие на крестьян как «моральное и материальное давление» милиций, которые освободили примерно 240 деревень и организовали, в первую очередь, снабжение фронта. Однако комитеты возникали не под давлением, а были свободно избраны всеми жителями деревень.  

[20] См.: C.M.Lorenzo. Los anarquistas españolas y el poder. Paris, 1972. P.119. Согласно Саласу (R.Salas Larrazabal. Historia del ejercito popular de la Republica. Vol.I. Madrid, 1973. P.1001), конференция состоялась 6 октября. (...) В конференции принимали участие, наряду с представителями 139 коллективированных местностей, делегаты от регионального комитета НКТ и лидеры колонн анархистских милиций (в т.ч. Б.Дуррути). Салас пишет об участии делегатов Национального комитета НКТ, но это представляется сомнительным, поскольку этот комитет чувствовал себя обойденным при формировании Совета и долго дезавуировал его. Коммунисты (Guerra y revolucion. II. P.30), напротив, утверждали, что Национальный комитет НКТ создал Совет обороны за спиной арагонских анархо-синдикалистов. Подобные утверждения совершенно безосновательны.    

[21] «Крестьяне из различных местностей свободного Арагона приходили в военные комитеты либертарных колонн, чтобы пожаловаться на нападения со стороны милиций каталонских националистов и сталинистов. Эти нападения имели различные формы. Иногда с помощью военной силы распускали местные советы, избранные крестьянами на собраниях; иногда, со ссылкой на военные нужды, разграблялись запасы продовольствия или похищались трактора, предоставленные крестьянам колоннами НКТ. Дуррути всегда отвечал крестьянским комиссиям, которые приходили к нему с жалобами, что они должны черпать необходимые для сопротивления силы в себе самих, а не искать ее у либертарных колонн, поскольку те, если им придется продвигаться вперед в ходе войны, покинут территорию Арагона.

 Крестьяне должны координировать свои действия друг с другом, говорил Дуррути, предостерегая при этом от политического антифашистского фронта, ставшего модным в Испании: они не должны совершить ту же ошибку. В Арагоне не было политических партий и не было нужды создавать их из стремления понравиться антифашизму. Единственным фронтом должно было быть общее собрание» (A.Paz. Durruti. Leben und Tode des spanischen Anarchisten. Hamburg, 1994. S.529–530) (прим.перевод.)    

[22] «Solidaridad Obrera». 17.10.1936. P.16.  

[23] J.Peirats. La CNT en la Revolucion Española. Vol.I. Toulouse, 1951. P.212.  

[24] Оценки Бернеккером Совета Арагона как «правительства» и «разрыва с анархистской традицией» федеративной самоорганизацией не вполне справедливы. Есть основание считать, что этот орган все же возник первоначально как совместный координирующий Совет арагонских деревень и анархистских колонн. Вот как описывает его создание Абель Пас:  

«Когда Дуррути вернулся из Мадрида 5 октября 1936 г., он к своему огромному удовлетворению увидел призыв к региональной конференции, которую НКТ созывала на 6 октября в Бухаралосе. Это собрание должно было стать местом рождения Совета обороны Арагона и Конфедерации либертарных общин региона.  

На это региональное собрание приехали 139 делегатов, представлявших все деревни Арагона. Кроме того, были представлены различные колонны НКТ: «Культура и действие», «Красная и черная», «Четвертое соединение Гельсы», «Сотня Малатесты» (итальянское группа из Уэски), колонна «Эбро-Юг» (Ортис), колонны НКТ из Уэски, Альдабальдетреку и колонна «Дуррути».  

Собрание началось с устного отчета секретаря регионального комитета арагонской НКТ о решениях национального пленума региональных федераций 15 сентября в Мадриде. На этом пленуме было предложено образование Национального совета обороны, который должен был быть образован ВСТ и НКТ. В пункте втором говорилось: «Местный, провинциальный, региональный и национальный федерализм в обоих его аспектах: политической и экономической администрации. Создание Советов обороны на тех же уровнях; ликвидация городских и провинциальных властей, а также института гражданских губернаторов. Регионам предоставляется свободная возможность составить региональные Советы обороны пропорционально из всех антифашистских сил, насколько это соответствует потребностям местных условий и возможностей». В отчете регионального комитета по этому поводу говорилось: «Это предложение, однако, не нашло поддержки ВСТ (...) Поэтому Пленум (имелся в виду другой Национальный пленум, состоявшийся 30 сентября) принял решение о подрыве влияния центральной власти. А для этого не было ничего более подходящего, как перейти к созданию регионального Совета обороны».  

После отчета дебаты начала делегация из Барбастро. Она «рассматривает создание этого органа как необходимость, поскольку оно ограничит влияние известных военных элементов, которые пользуются возможностью и пытаются противостоять прогрессу народа на социальном уровне. В качестве явного доказательства этого делегация упоминает статью, которую она хотела опубликовать в «Ориентасьон сосиаль» и которая была полностью запрещена военной цензурой, поскольку в ней шла речь об автономии Арагона».  

Следующие выступавшие сходились все в том, что было необходимо создать упомянутый орган. Одни полагали, что Совет должен заниматься хозяйственными и административными делами региона, не вмешиваясь в военные вопросы – в конце концов, колонны подчинялись Каталонии. Другие же придерживались мнения, что Совет должен взять на себя и военные вопросы – ведь колонны действовали на арагонской территории, а вопрос полномочий Каталонии мог быть легко решен тем, что в Каталонию был бы послан представитель Совета обороны Арагона. При этом следует упомянуть, что делегации, высказывавшиеся за то, чтобы взять на себя руководство войной, – к примеру, Барбастро или провинциальный комитет Уэски, – в той или иной степени имели конфликты со сталинистскими милициями или с Военным комитетом Северного Арагона (...)  

В ходе дебатов слово от имени своей колонны взял и Дуррути. (...) Дуррути выступил за то, чтобы передать Совету обороны Арагона и руководство войной.  

В итоге была создана комиссия, которая должна была суммировать и конкретизировать мнение, преобладавшее на собрании. Комиссия выработала следующее предложение:  

«Вследствие революционных событий в стране, в результате борьбы, которую спровоцировал фашизм, и во исполнение последних решений пленума региональных федераций НКТ принимается решение образовать региональный Совет обороны, который займется всем политическим, хозяйственным и социальным развитием Арагона.  

Совет состоит из следующих отделений: юстиции, общественных работ, промышленности и торговли, сельского хозяйства, информации и пропаганды, транспорта и связи, общественного порядка, здравоохранения и гигиены, общественного образования, экономики и снабжения.

Все отделы разработают план, который будет представлен представленным организациям и нуждается в их одобрении. После его принятия оно становится, однако, обязательным для всех и будет осуществляться во всех аспектах.  

Вся деятельность различных местностей будет состоять в том, чтобы осуществлять экономический и социальный план, поскольку он будет содержать меры временного или длительного характера, нацеленные на создание новой общественной структуры, с тем чтобы больше не было, как до сих пор, планов и осуществлений, находящихся в противоречии друг с другом.  

Что касается проблемы войны, нам кажется целесообразным не создавать для этого никакого специального отдела или дополнительного органа, что, вопреки желанию, могло бы породить неразбериху и путаницу с уже существующими органами. Однако чтобы иметь возможность оказывать давление и обеспечить большую эффективность, мы принимаем следующее решение:  

1. Избрание двух делегатов, которые будут представлять регион Арагона в военном отделе в Барселоне;  

2. Создание военного комитета действующих в Арагоне вооруженных сил, который возьмет на себя исключительное и ответственное руководство всеми передвижениями колонн;  

3. Этот комитет будет состоять из следующих членов: представителя колонны «Дуррути», представителя колонны «Ортис», трех представителей фронта Уэски и двух представителей Совета обороны Арагона.  

4. Такой состав будет временным, пока колонны, действующие в отрезке Теруэля, не изберут следующего делегата, который будет принят в военный комитет.  

Если это предложение будет принято делегациями, оно будет передано региональным федерациям Каталонии и Валенсии».  

Проект был внесен и подписан следующими лицами: Франсиско Понсаном (окружная федерация Ангуэса), Хилем Гаргальо (синдикат Утрильяса), Макарио Ройо (Мас де ла Матас), Грегорио Вильякампой (провинциальный уомитет Уэски), Франсиско Муньосом (региональный комитет), П.Абрилем- Онорато Вильянуэвой (комитет оккупированной зоны Теруэля), Франсиско Карреньо о Хоакином Аскасо (от колонн Арагонского фронта). Предложение было единогласно принято. Местонахождением Совета Арагона был определен Альканьис. (...)  

Решающей силой в Арагоне была НКТ. В местах, где ВСТ вообще существовал, его численность была столь смехотворно мала, что он не мог рассматриваться как решающая сила. НКТ Арагона не желала повторять ошибку своих товарищей в Каталонии и предоставлять ВСТ ту же роль, что и НКТ. Суверенитет был у деревенских собраний, они выбирали местные комитеты. Избранные были жителями, имевшими длительное революционное прошлое, и они хорошо знали друг друга. Из этих собраний возник либертарный Арагон.  

В областях, где действовали колонны НКТ, проблем практически не было: милиционеры идентифицировали себя с крестьянами и наоборот. Иным было положение либертарных коллективов в областях, относившихся к сфере военных действий колонн ОСПК или ПОУМ. Эти колонны, хотя и враждовавшие между собой, будучи антианархистами, вели совместную борьбу против НКТ. Этой борьбой была охвачена более всего область Уэски и Барбастро. Полковник Вильяльба действовал как военный и колонна «Дель Баррио» (ОСПК) (...) защищала лиц, которые внезапно стали объявлять себя секциями ВСТ. «Дель Баррио» использовала существование импровизированных секций ВСТ, чтобы пытаться распустить либертарные коллективы. Поскольку крестьяне НКТ не позволяли так легко командовать собой, происходили вооруженные столкновения. (...) В так называемом Северном Арагоне он (Вильяльба) образовал второй военный комитет, к которому присоединился и «Дель Баррио».(...)  

Решение о создании Совета обороны Арагона прозвучало в Барбастро и в Барселоне как разорвавшаяся бомба. Пресса ОСПК оценила этот акт как «кантоналистский и мятежный», правительство Каталонии взирало на него недоброжелательно, поскольку рассматривало Арагон как свою колонию. К этим врагам примкнул, в конечном счете, и Национальный комитет НКТ, который после отказа Ларго Кабальеро от создания Национального совета обороны все больше ориентировал свою политику на то, чтобы выторговать прием НКТ в мадридское правительство.

Перед лицом этих обстоятельств революционная смелость Совета обороны Арагона становится еще более явной. Когда он изложил список своих членов, оказалось, что все они принадлежат к НКТ. Впервые в социальной истории регион перешел к революционному действию без всяких политических партий, не имея никакой иной основы кроме собрания, рассматривавшего себя как суверенное. Фактически форма организации общества, которая образовалась в Арагоне, была ближе всего у либертарному коммунизму» (A. Paz. Durruti. S.530-534).  

Таким образом, по крайней мере, вначале, Совет обороны Арагона опирался на ассамблеарные формы общественной организации, принятые среди анархистов, а отнюдь не был навязан анархистскими «вождями» милиций. Однако Совет обороны скоро пошел на компромисс с центральным правительством в обмен на легализацию. Он постепенно превращался из органа революционной координации самоуправления в полуправительственный орган, подчинявшийся нормам и указаниям центрального правительства и строившимся на партийной основе.  

Латиноамериканские рабочие анархисты писали по этому поводу: «Одним из наиболее плодотворных экспериментов, которые анархисты осуществили в первые месяцы войны в Испании, была, без сомнения, Федерация коллективов Арагона, в которой материализовалась, в относительной форме, трансформация капиталистического общества в систему солидарной и справедливой общественной жизни.      

Несмотря на компромиссы и согласования с марксистскими политиками, в Арагоне была предпринята попытка свободной жизни, взаимопомощи и совместного труда. Арагонские крестьяне (...) смогли после недолгого различия в методах оценить практическую осуществимость анархистских концепций и пользу социальной структуры без хозяев, касиков, попов и эксплуататоров.

Правда, в Арагоне не был полностью устранен принцип авторитета, поскольку анархисты в своем самоубийственном намерении сотрудничать и заключить альянс с политиками позволили сохранить государственные формы, прикрытые Советом обороны, но, в то же самое время, исчезли помещики и феодальные сеньоры, а земля коллективизирована теми, кто ее обрабатывал» (Manuel Azaretto. Las Pendientas Resbaladizas (Los Anarquistas en Espana). Montevideo, 1939. P.207-208). (прим.перевод.)    

[25] B.d.I. 24.12.1936. P.5.     

[26] «Gaceta de la Republica». 19.01.1937; Documentos de la Revolucion Española. El PC y la Unidad Antifascista. Valencia, 1937. P.13; R.Salas. Historia del ejercito popular...Vol.I. P.999-1005, 1040-1042.   

[27] «Fragua Social». 23.01.1937. P.4.  

[28] Совет обороны организовал также силы охраны порядка («Группы расследования и общественного порядка»), которым постепенно удалось отдать саботажников, преступников и «реакционеров» под суд образованных по большей части только из членов НКТ «народных трибуналов». Для коммунистов это было очередным поводом говорить о «диктатуре» и «тирании» НКТ.  

[29] О торговле см.: C.Lorenzo. Los anarquistas españoles... P.123. Согласно Х.Сафону Байо (беседа с автором 30 апреля 1974 г. в Барселоне), лучше всего функционировала торговля с Францией.  

[30] «На состоявшемся в середине февраля 1937 г. в Каспе конгрессе была создана федерация аграрных коллективов Арагона с целью «защиты коллективных интересов трудящихся, организованных в коллективные хозяйства» и координации «хозяйственной силы региона». Она должна была пропагандировать преимущества коллективизма, наблюдать за созданием новых экспериментальных ферм, создавать технические школы для обучения молодежи, улучшать методы агротехники, поднимать общий уровень образования и организовывать межрегиональный обмен с помощью подробной статистики и в сотрудничестве с Советом обороны. Для осуществления обширной программы было решено создать (...) Региональный комитет коллективов и окружные федерации. 

Деньги как средство платежа были отменены, и снабжение должно было осуществляться с помощью карточек рационирования. Средства для финансирования межрегиональной торговли должны были вноситься в «региональную кассу» из излишков, образовавшихся у коллективов «в соответствии с благосостоянием той или иной местности». Максимальная солидарность между коллективистами должна была выражаться в упразднении «границ между административными единицами». Земли, орудия труда и машины каждого коллектива предоставлялись в безвозмездное пользование членам других коллективов. Каждый коллективист должен был быть готов отправиться на работу в другой коллектив, если это позволял объем труда в его коллективе». (W.L.Bernecker. Anarchismus und Bürgerkrieg… S.67) (прим.перевод.)  

[31] О местных «политических» Советах в Арагоне см.: «Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 22.02.1937. P.6.  

[32] «Последнее из решений, принятых на конгрессе в Каспе, носило политический характер. Поскольку в Арагоне больше не было никакого правительственного органа, либертарным активистам пришла в голову мысль, чтобы упредить наступление властей из Валенсии, создать Совет обороны, который заменил бы губернатора (...) в качестве представителя центрального правительства и предотвратил бы или, по меньшей мере, задержал бы переход к нему власти. 

Но это правительство, естественно, не могло терпеть существования автономного управления. Первым же указом оно распорядилось создать общинные советы по заранее установленным и закрепленным законом правилам. Поскольку коллективы часто становились на место общинной администрации или, так сказать, сплавлялись с ней, то эти восстановленные институты вступали в конфликт с органами, созданными самой революцией.   

С другой стороны, подобное восстановление означало возрождение к жизни политических партий, которым в коллективах не было места, как и другим революционным течениям, выступавшим в качестве автономных движений. Коллектив стал воплощением естественной и всеобщей организации всех жителей. (...) Поодиночке члены партий не имели никакого влияния, но вместе они могли если не представлять опасности для коллективов, то создать определенную, осложняющую жизнь оппозицию (...) Восстановление официальных общинных советов с их явным политическим прошлым сделало бы возможным (...) определенное давление со стороны правительства, поскольку, по закону, общинные советы должны были повиноваться распоряжениям министра внутренних дел.  

По отношению к этому наступлению пришлось сымпровизировать тактику защиты. Так, конгресс в Каспе постановил следующее:   

«Ввиду того, что общинные советы играют иную роль, нежели комитеты;  что эти советы являются созданными по закону органами, в рамках которых сотрудничают все антифашистские организации и высшим представителем которых служит Высший совет Арагона;  что административные органы коллективов выполняют иную функцию, нежели общинные советы;   что профсоюзы призваны назначать и контролировать товарищей, которые представляют НКТ в обоих органах;   что не может быть противоречия между администрацией коллективов и общинными советами;   

что как те, так и другие солидарны с профсоюзной организацией,  пока та участвует в формировании совета коллектива, с общинными советами будут поддерживаться братские отношения через посредство НКТ»» (G.Leval. Das libertäre Spanien. Hamburg, 1976. S.86-88). Таким образом, коллективы пытались помешать новой местной политической власти вмешиваться в их экономическую жизнь, отстоять свою автономию по отношению к многопартийным властям, созданным по распоряжению центрального правительства. (Прим.перевод.)   

[33]См.: «Nuevo Aragon». 24.03.1937; 28.03.1937; 30.03.1937; 2.04.1937; 4.04.1937; 6.04.1937; 9.04,1937; 13.04.1937; 17.04.1937; 20.04.1937; 21.04.1937; 22.04.1937; 23.04.1937; 24.04.1937; 25.04.1937; 27.04.1937; 30.04.1937; 5.05.1937; 6.05.1937; 12.05.1937; 14.05.1937; 21.05.1937; 25.05.1937; 26.05.1937; 27.05.1937; 2.06.1937; 4.06.1937; 5.06.1937; 9.06.1937; 11.06.1937; 13.06.1937; 15.06.1937; 16.06.1937; 17.06.1937; 18.06.1937; 25.06.1937.  

[34] J.Zugazagoitia. Guerra y vicisitudes de los españoles. Vol. I. Paris, 1968. P.299.  

[35] «Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 29.07.1937. P.2.   

[36] Аскасо имел в виду союз, заключенный в марте 1937 г. между провинциальными федерациями ВСТ и НКТ Сарагосы, Уэски и Теруэля, в котором оба профсоюза высказывались против любого принуждения и за свободу мелких крестьян, но, в то же время, заявляли о намерении развивать коллективизацию. См.: «Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 3.03.1937. P.7; 5.03.1937. P.7.   

[37] «Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 30.07.1937. P.3.  

[38] «Frente Rojo». 14.08.1937.   

 [39] В соответствии с собственной идеологической концепцией, Совет Арагона служил началом федералистской организации обороны, вершиной которой должен был стать «Национальный совет обороны», но отнюдь не региональным правительством. С декабря 1936 г. Совет в Каспе стал издавать официальную газету законов, в которой публиковались все изданные им декреты и законы. Ее название «Бюллетень» было позаимствовано у издававшейся прежде во Фраге «газеты революции». См. также примечание 24 (прим.перевод).

[40] R. Sanz. Los que fuimos a Madrid. Toulouse, 1968. P.152.  

[41] Как заявлял Х.Аскасо («Boletin de Información CNT-AIT-FAI». 29.07.1937. P.2; 30.07.1937. P.2–4), Совет обороны «рожден народом и для народа; он возник демократическим путем, полный социального содержания». Аскасо охарактеризовал Совет как «детище революции» и приписал ему функции контроля над «чистотой революции». Оценки П.Бруэ (P.Broué, E.Temime Revolution und Krieg in Spanien. Frankfurt a.M., 1968) противоречивы: с одной стороны, он утверждает, что Совет был «единственным региональным органом власти, который вырос из соединения местных комитетов и получил свой мандат от них» (Р.164). С другой, он говорит о «первоначально созданном каталонскими анархистскими милициями и инспирированном каталонскими анархистами Совете обороны Арагона» (Р.252).  

[42] См.: «Solidaridad Obrera». 16.09.1937. P.6; 18.09.1937. P.6; CNT-AIT-Comité Nacional. Informe de nuestra delegación a Aragon (IISG/1758). НКТ пыталась в августе 1937 г. с помощью уступок в пользу «индивидуалистов» придать новую силу коллективам, потерявшим значительное число членов после установления коммунистического господства над Арагоном,  

[43] J.Zugazagoitia. Guerra y vicesitudes... Vol. I. P.298 etc. Требование партий Народного фронта сместить председателя Совета было тем более неожиданным для НКТ, что 7 июля на встрече между Народным фронтом и НКТ все организации заявили о полной поддержке политики Совета обороны. См.: «Spain And The World». 22.09.1937. P.2.  

[44] J.Zugazagoitia. Guerra y vicisitudes... Vol. I. P.299.   

[45] E.Lister. Nuestra guerra. Paris, 1966. P.152.   

[46] Ibidem.   

[47] Ibid. P.154 etc. 

[48] О непосредственных последствиях роспуска Совета Арагона см. (с анархистской точки зрения): Documentos de la Revolucion Española. No.1. El PCE y la Unidad Antifascista. Valencia, 1937. P.4–16 (...); H. Martinez Prieto. El anarquismo español en la lucha politica. Paris, 1966. P.14 etc. (критикует реакцию НКТ); José Lopez. El Aragon que yo visto (Valencia, 1937); Tormes. España... P.190-199; R. Sanz. Los qui fuimos a Madrid... P.149-161; CNT-AIT-Comité Nacional. Informe de nuestra delegación a Aragon (IISG/1758). 

Коммунистическую интерпретацию см.: E.Lister. Nuestra guerra... P.151-162. Оценку «министра» по информации и пропаганде Совета Арагона, члена НКТ Э. Виньюалеса см.: «Spain and the World». 22.09.1937. P.3. О совершенных коммунистическими частями разрушениях и репрессиях см.: «Spanish Revolution». 22.10.1937. P.1 etc; «Spain and the World». 13.10.1937. P.2 (насильственная реприватизация земли и роспуск многих коллективов); «Spain and the World». 22.09.1937. P.1 (нападение на многие коллективы). Значительная часть нападений произошла еще до роспуска Совета обороны (в июне – июле) и осуществлялась штурмовыми гвардейцами в сотрудничестве с ОСПК. Ср.: J.Peirats. La CNT... Vol. II. Toulouse, 1952. P.271-288; Alardo Prats. Vanguardia y retaguardia en Aragon. Barcelona, 1937. P.156 etc.  

[49] Позитивную оценку Мантекона Листером см.: E.Lister. Nuestra guerra... P.160. О коммунистических мерах после роспуска Совета см.: B.Bolloten. The Grand Camouflage. London, 1961. P.199.  

[50] J.Zugazagoitia. Guerra y vicissitudes…Vol.I…. P.299.  

[51] M.Azaretto. Los Pendientes Resbaladizas. Montevideo, 1939. P.207–209; Informe del Comité Peninsular de la FAI al Movimiento Libertario Internacional. El anarquismo en España. 5.10.1937. P.23 (IISG/1761).  

[52] CNT-AIT-Comité Nacional. Informe de nuestra delegación a Aragon (IISG/1758).  

[53] Karl Korsch. Ökonomie und Politik im revolutionären Spanien // K.Korsch. Schriften zur Sozialisierung. Frankfurt, 1969. S.113. Ср.статью Г.Леваля в: S.Dolgoff (ed.). The Anarchist Collectives: Workers` Self-Management in the Spanish Revolution (1936 – 1939). New York, 1974. P.51.  

[54] W. Harich. Zur Kritik der revolutionären Ungeduld // “Kursbuch”. Nr.19. S.88 f. 

[55] «Согласно Пейратсу (J.Peirats. La CNT en la Revolucion Española. Vol.3. Toulouse, 1953. P.319), в 1938 г. либертарное движение было расколото на две главные тенденции: «Одно, представленное Национальным комитетом НКТ, было полностью фаталистским, другое, в лице Полуостровного комитета ФАИ, представляло запоздалую реакцию против этого фатализма». Однако между этими двумя позициями была третья тенденция, которая «не реагировала на обстоятельства, а имела постоянную позицию в пользу далеко идущего пересмотра тактики и принципов и была представлена Орасио Прието.

Эта тенденция желала превратить ФАИ в политическую партию с задачей представлять Либертарное движение в правительстве и в органах государства, а также участвовать в избирательных кампаниях. Таков был итог всех посеянных идеологических компромиссов и слабостей, от которых страдали НКТ и ФАИ после 19 июля» (Vernon Richards. Lessons of the Spanish Revolution. London, 1983. P.183) (прим.перевод.)  

[56] F. Heller. Für die Arbeiter-Revolution in Spanien. S.14. См. также: P. Thalmann. Wo die Freiheit stirbt. Freiburg, 1974. S.129 ff. 

[57] G. Munis. Jalones de derrota – Promesas de Victoria. P.245. 

[58] E.H.Kaminski. Ceux de Barcelone. Paris, 1937. P.181. 

[59] «(...) Федералистское функционирование в НКТ того периода было полностью упразднено. Изобилие циркуляров, посланных Национальным комитетом синдикатам, показывает, что он превратился в машину по даче указаний. Не нормально, когда вышестоящий комитет вступает в прямые связи с низовыми организациями с такой частотой и использует промежуточные комитеты в качестве почтовых ящиков. Нормальные связи должны осуществляться между вышестоящими комитетами и стоящим непосредственно под ними уровнем, то есть с промежуточными комитетами. То же самое можно сказать об обилии национальных пленумов, прежде всего, когда они исходят от подлинной основы организации: ассамблеи членов. Национальный комитет созывает такие пленумы циркуляром, сообщающим о повестке дня. Если под этим имеется в виду, что Национальный комитет сам определяет эту повестку дня, то мы скажем, что это - антифедералистская практика. 

Правила предусматривают, что повестка дня устанавливается на основе предложений синдикатов. Но и это еще не самое плохое. Национальный комитет признал, что его циркуляры рассылаются «местным и окружным федерациям или синдикатам, в соответствии с более или менее деликатным характером повестки дня». Это означает, что если повестка дня «деликатна», то циркуляр вообще не доходит до синдиката. В результате, «деликатные» вопросы, встающие перед организацией, разрешались комитетами в сотрудничестве с «широкими собраниями активистов» старой гвардии. Короче говоря, организация, в рамках которой только активисты имеют свое мнение и принимают решения, - это организация активистов, элит, или, если угодно, организация, в которой решает только меньшинство.

Говорить здесь об «анархо-синдикалистском принципе воли большинства» - это дурная шутка, такая же, как вести речь о «широких собраниях активистов, принадлежащих к группе старых активистов еще до 19 июля». Это означает, что не все активисты до 19 июля считаются правомочными высказывать свое мнение по определенным проблемам, а только «старые активисты» среди еих, то есть, избранные из избранных могли это делать. Нужно ли здесь напоминать о том, что советник по экономике в первом правительстве Генералитета, представлявший НКТ Хуан П.Фабрегас был лицом совершенно неизвестным, даже для многих старых активистов до 19 июля? Это означало, что качество «старого активиста» не соблюдалось чересчур строго при участии в «деликатных обсуждениях».

С другой стороны, в колоннах Конфедерации на фронте сражалось множество таких «старых активистов», которые не принимали никакого участия в политических проблемах. Напротив, в комитетах, подчиненных организации, было, по вполне естественным причинам, много активистов после 19 июля. Так что не будет слишком рискованным заявить, что основные решения организации принимались комитетами и лишь в исключительных случаях базисом. Отсюда и обилие пленумов местных, окружных и национальных комитетов» (J.Peirats. Les anarchistes espagnols. Revolution de 1936 et luttes de toujours. Toulouse, 1989. P.166-167). (прим.перевод.)

[60] Marcos Alcon. Recordando el 19 de julio de 1936 // «Espoir». 20.07.1975. P.3. Комитеты обороны Барселоны обратились к Маркосу Алькону с требованием свергнуть секретаря каталонского регионального комитета НКТ. По мнению Алькона, главная ошибка анархистов в гражданской войне состояла в том, что они слишком мало учитывали настроения «простого народа» и не уделяли должного внимания контактам с массой «анонимных активистов». 

См. также: Приложение 1. 

Маркос Алькон был активистом НКТ еще с 20-х гг., активным участником движение 19 июля в Барселоне, другом Дуррути, с которым тот обсуждал накануне произнесения свою знаменитую речь по радио. Алькон отрицательно относился к сотрудничеству в правительственных органах. «Маркос Алькон писал, что, когда он отверг распоряжение местной федерации НКТ занять пост в муниципалитете, его вызвали на встречу с участием делегатов местной федерации и регионального комитета. Когда он объяснил, почему он не хочет занимать этот пост, региональный секретарь Мариано Васкес заявил ему, что «мой долг как активиста идти туда, куда меня посылает организация».

Алькон был одним из тех активистов, кто оказывал сопротивление, поместив организацию в его собственную перспективу: «Я принадлежу к НКТ, - заявил он, - потому что считаю, что она представляет цели, которых мы добиваемся. Если она не выполняет роль, которую мы для нее определили, и если меня заставят предать мои личные убеждения, я перестану принадлежать к ней»». (V/Richards. Lessons... P.180). Примерно в том же духе ответил Дуррути генеральному секретарю НКТ, отказываясь согласиться на взаимодействие с правительством Мадрида (прим.перевод.).  

[61] J.Santana Calero. Afirmación en la marcha. Apreciaciones anarquistas. Barcelona, s.a. 

[62] К этой внутрианархистской оппозиции принадлежала, несомненно, группа «Друзей Дуррути»; к ней же может быть причислена и большая часть каталонских анархистов, которые в мае 1937 г. прекратила уличную борьбу только после настоятельных призывов поспешно прибывших из Валенсии членов Национального комитета. Внутри анархистской молодежной организации «Либертарная молодежь», прежде всего, каталонская секция (в феврале 1937 г. с более чем 34 тысячами членов самая крупная из региональных организаций, причем с большим отрывом) упорно сопротивлялась всем попыткам навязать ей «официальный» курс НКТ-ФАИ. См.: J.Peirats. Los anarquistas en la crisis politica española. Buenos Aires, 1964. P.303-320.  

[63] См. Приложение 2. (прим. перевод.) 

[64] Беседа с автором 15 августа 1974 г. в Тулузе. Она сказала также «Мы начали проигрывать войну в тот момент, когда у народа сложилось впечатление, что все останется по-старому. Утрата доверия и иллюзий была важным фактором поражения в войне» (S.272). 

[65] Большинство документов, в которых содержится информация о различных пленумах в этот период - это просто официальные коммюнике, опубликованные в прессе Конфедерации, из которых были исключены всякие противоречия или резкие дискуссии. У публики должно было сложиться впечатление единодушия в рядах НКТ. Однако далеко не все могло протекать столь гладко, о чем свидетельствует, к примеру, отчет Пейратса о пленуме в октябре 1938 г. (J.Peirats. La CNT en la Revolucion Española. Vol.3. Toulouse, 1953. P.303-316). Об этом пленуме у нас есть не только официальный отчет в «Солидаридад обрера», но и неопубликованные заметки присутствовавшего на нем члена ФАИ. 

Согласно утверждению Пейратса, на пленуме региональных комитетов либертарного движения (НКТ. ФАИ. ФИХЛ) в октябре 1938 г. делегации Либертарной молодежи и ФАИ Каталонии не только резко выступали против участия либертариев в политике, но и голосовали соответственно. «Руководство Национальное комитета было одобрено всеми делегациями НКТ и Либертарной молодежи, за исключением НКТ-ФАИ и ФИХЛ Каталонии» (J.Peirats. Les anarchistes espagnols... Toulouse, 1989. P.267). Имеются также данные, что комитеты обороны Барселоны требовали осенью отстранения генерального секретаря Регионального комитета НКТ Каталонии (W.L.Bernecker. Anarchismus und Burgerkrieg. Zur Geschichte der sozialen Revolution. Hamburg, 1978. S.328-329). Кроме того, в ноябре 1936 г. был снят с поста генерального секретаря НКТ Орасио Прието. Его «наказали за то, что он покинул Мадрид», бежав вместе с правительством (A.Paz. Durruti... S.594). (прим.перевод.) 

[66] «Декрет о коллективизации от 24 октября 1936 г. (...) в целом расхваливается легалистами среди синдикалистов как одно из достижений революции. (..) В задачи декрета входила, возможно, и легализация свершившихся фактов, но это было и попыткой воспрепятствовать дальнейшее развитие новой революционной экономики в каталонской промышленности. (...) Декрет (...) ограничивал коллективизацию промышленности теми предприятиями, где было занято более 100 работников, тнм самым большая часть трудящегося населения исключалась из эксперимента по рабочему контролю. (...) Высшим авторитетом в новой экономике должны были быть не синдикаты, а правительство Каталонии, (...) руководство и развиие экономики оставались в руках политиков и экономистов» (V.Richards. Lessons... P.107-108). 

[67] Marcos Alcon. Datos para la Historia // «Cultura Proletaria» (New York). 22.05.1943. 

[68] J.Peirats. La CNT en la Revolucion Española. Vol.2. Toulouse, 1952. P.78