Парламентская сессия открыта. На скамьях парламента сидят «избранники народа», которым страна доверила блюсти ее многосложные, разнообразные интересы.  Кто же они - эти хозяева страны? Те, на которых она отдала столько времени, энергии, денег? Те, которым принадлежит последнее решающее слово по всем волнующим и подымающим народ вопросам?  Уже по одному тому, как их избирают, мы могли бы судить, что это - люди далеко не всегда популярные даже у себя в округах, которые посылают их от себя представителями. Популярность, как мы видим, создается беззастенчивой рекламой и щедростью партийных комитетов. Эти люди могут быть очень далеки от интересов представляемого ими места, они могут плохо знать его нужды, но это не является необходимым для них. Политический деятель должен знать нужды своей партии, должен уметь жить ее интересами и уметь облекать в парламенте постулаты в пышную оболочку общегосударственных задач.  Если участие в местном самоуправлении требует определенных знаний, известного опыта, то, казалось бы, что участие в такой сложной законодательной машине, какой является современный парламент, должно предъявлять спрос не только на «добрые намерения» депутата, но и на некоторые специальные познания с его стороны.  

Недостатки представительных собраний покажутся нам вполне естественными, если мы вспомним, как набираются их члены и приглядимся к их деятельности. Не стану воспроизводить ужасной и омерзительной картины выборов. В буржуазной Англии и демократической Швейцарии, во Франции и Соединенных Штатах, в Германии и Аргентинской республике — везде повторяется одна и та же гнусная комедия. Не стану рассказывать, как агенты и избирательные комитеты проводят своих кандидатов, как они раздают направо и налево обещания: в собраниях сулят политические реформы, частным лицам — места и деньги; как они проникают в семьи избирателей и там льстят матери, хвалят ребенка, ласкают собачку страдающую астмой, или любимого котенка. Как они рассыпаются по ресторанам, заводят между собой вымышленные споры, завязывают с избирателями разговоры, стараясь поймать их на слове, подобно шулерам, стремящимся завлечь вас в азартную игру. Как после всех этих махинаций кандидат заставляет себя просить и наконец появляется среди «дорогих избирателей» с благосклонной улыбкой на губах, со скромным взором и вкрадчивым голосом, — совсем как старая мегера, старающаяся поймать жильца ласковой улыбкой и ангельскими взглядами.

Вопрос о государственной власти так тесно связан с вопросом о собственности, что, говоря о последней, мы были вынуждены говорить и о развитии первой. Теперь мы не будем возвращаться к этому, а ограничимся разбором современной нам формы власти – той, которая основана на всеобщем избирательном праве и законе большинства. Мы уже видели, что легенда о божественном происхождении собственности и власти исчезла, и что буржуазии пришлось искать для них другое, более прочное основание. Она сама содействовала уничтожению «божественного права», сама помогала борьбе против права сильного; на место его она постаралась, прежде всего, поставить силу денег, в форме известного ценза для права выбора в палату, т. е. такого порядка, при котором избирателями могли быть только люди, платившие известную сумму налогов. Позже стали говорить о том, чтобы присоединить к этим избирателям еще и людей «способнейших»: это было требование разорившейся части буржуазии. Но все это не могло долго тянуться: раз только государственная власть становилась предметом обсуждения, она уже теряла часть своей силы; те, которые раньше не участвовали в выборе правителей, начинали также требовать права голоса в этом вопросе.

Что такое патриотизм? Есть ли это любовь к нашей родине, к месту наших детских воспоминаний и надежд, мечтаний и ожиданий? Есть ли это место, где в детской наивности мы следили за плывущими облаками и удивлялись, почему мы также не можем улететь с ними? Место, где мы считали миллиарды сверкающих звезд, боясь, что это все чьи-то глаза, пронизывающие наши души? Есть ли это место, где мы слушали пение птиц и желали иметь крылья, чтобы лететь с ними в далекие земли? Или место, где мы сидели на коленях матери, завороженные удивительными рассказами о великих подвигах и завоеваниях? Вообще есть ли это место, где на каждом шагу нас охватывают милые и дорогие воспоминания о счастливых радостных днях детства? Если это есть патриотизм, то очень не многих американцев можно заставить быть патриотами, так как место их детских игр давно обращено в фабрику, завод или рудники, а оглушающий стук машин заменил собой пение птиц.

Задолго до войны Кропоткин довольно подробно рассматривал в лондонской «Freedom» три значительных движения в среде английских рабочих: профсоюзы, товарищества и так называемый муниципальный социализм, и пришёл к выводу, что в тот момент, когда удастся объединить эти три движения в одно синтетическое целое, возникнет фундамент для социалистического общества. А в другой статье, «Why not a cooperative City?», которая была написана в период всеобщей безработицы, Кропоткин задался вопросом, нельзя ли посредством совместного действия профсоюзов и товариществ попытаться создать кооперативный город со всеми предпосылками для его будущего существования. Кропоткин ещё тогда ясно понял необходимость конструктивного и творческого действия в рабочем движении, когда он сказал себе, что для воплощения социализма нужно нечто большее, чем чистое оборонительное движение против нападений капитала или чистое пропагандистское движение, чтобы подготовить массы к социалистическим идеям.

В начале XX века в латинских и славянских странах Европы наблюдалось оживление анархических групп и течений. С того момента, как П.А. Кропоткин посадил на мель корабль федералистского Интернационала, это была, пожалуй, первая попытка пробудить от летаргического сна теорию и практику безвластного социализма. Связана она была с явлением, которое следовало бы назвать вторым призывом к анархии. В эти годы ряды марксистских партий покидают, чтобы встать под знамёна Прудона и Бакунина, многие радикально настроенные интеллигенты и рабочие».1 Этот тезис относительно генезиса идей российского, европейского и латиноамериканского синдикализма, выдвинул в своей статье, написанной в 1987 г. А.К. Исаев, один из лидеров российского анархистского движения времён перестройки. Генезис идей синдикализма в России он связывал с обращением анархистов начала XX века к идеям Бакунина и с отрицанием идей Кропоткина, либо с попыткой «найти примирение между кропоткинскими анархо-коммунистическими схемами и …идеями анархо-синдикализма».

23 сентября 1911 г. мексиканские анархисты выпустили манифест к населению страны, в котором провозгласили принципы и цели либертарной революции. Название их организации - "Мексиканская либеральная партия" - звучит весьма странно для современного уха, но такова уж была политическая терминология в стране в те годы: "либералами" именовали не сторонников частной собственности и свободного рынка, а приверженцев свободы в самом широком смысле слова (liberalis - свободный). В конце 1910 г. анархисты подняли восстание против диктатуры Порфирио Диаса, и в 1911 г. созданные ими партизанские отряды действовали в большей части северных и центральных штатов Мексики. Заняв Нижнюю Калифорнию, они намеревались создать там общество вольных коммун. Однако к антидиктаторским выступлениям примкнули и оппозиционные круги буржуазии во главе с Мадеро. Они сумели заставить диктатора отказаться от власти, а затем, вместе с армией бывшей диктатуры, подавили анархистских партизан.

Публикуем статью известного американского анархиста и эколога  Мюррея Букчина. В этом  материале  автор делает акцент на необходимости преодоления капиталистической системы ради спасения природы, человечества и построения равноправного экологичного  общества. "Необходимо преодолеть не только буржуазное общество, но и все вековое наследие имущих: патриархальную семью, урбанизм, государство. Нужно преодолеть исторический разрыв, разделяющий дух и чувственность индивида и общества, город и деревню, труд и игру, человека и природу. Дух спонтанности и разнообразия, пронизывающий экологические воззрения на мир природы, должен распространиться на революционные перемены и проект новосоздаваемого общества. Собственность, господство, иерархия и государство во всех их формах абсолютно немыслимы в контексте сохранения биосферы. Или экологическое действие станет революционным, или оно не будет иметь никакого значения."

Публикуем материал о последних неделях жизни известного испанского анархиста Буэнавентуры Дуррути и о возможных причинах его трагической гибели в октябре 1936г. во время обороны  Мадрида.

"Мы, анархисты, можем оказаться в тюрьме, погибнуть, как погибли Обрегон, Аскасо, Сабатер, Буэнавентура Дуррути и Пейро, чьи жизни достойны того, чтобы их воспел Плутарх. Мы можем умереть в изгнании, в концентрационных лагерях, в маки или хосписе. Но занимать пост министра – это немыслимо" (Хайме Балиус, «Ради привилегии истины», Solidaridad Obrera/Le Combat Syndicaliste, 2.09.1971).   4 ноября 1936 года люди с нетерпением ожидали услышать незапланированное выступление Дуррути по Радио НКТ-ФАИ, которое транслировалось на всю Испанию барселонскими радиостанциями. В тот самый день печать известила о том, что четверо анархистов заняли посты министров в мадридском правительстве: Федерика Монтсени, Хуан Гарсиа Оливер, Хуан Лопес и Жоан Пейро.

Публикуем исторический материал известного немецкого анархо-синдикалиста Аугустина Сухи, описывающий участие анархистов в последнем  периоде граждаской войны в Испании после падения  Каталонии в конце января 1939г.

Когда  Негрин и его правительство в январе 1939 года покинули Каталонию, страна оказалась в том же положении, как и 130 годами раньше при наполеоновских войнах. Народ был предоставлен сам себе. В минувшем столетии мэр маленького городка Мостолес объявил войну Наполеону. «Отечество в опасности! – провозгласил он. – Испанцы, поднимайтесь ради своего спасения!». С этого призыва к народу началась знаменитая партизанская война, завершившаяся изгнанием наполеоновских армий из Испании.  В ноябре 1936 года глава правительства Ларго Кабальеро со своими министрами покинул Мадрид и бежал в Валенсию. Мадрид был осажден фашистским врагом. Но население провозгласило: «Да здравствует Мадрид без правительства!».  

О гражданской войне 1936 - 1939 гг. в Испании и сопровождавшей ее социальной революции написано огромное количество литературы. Только ее библиография заняла бы целый большой том. Это бесчисленные описания и воспоминания участников и наблюдателей, исторические и теоретические исследования, комментарии и анализы, к тому же с самых различных позиций и под самым разным углом зрения. Уже их изобилие говорит о значительности самих событий. В них, особенно в первый год революции, можно увидеть в концентрированном виде позиции и роль всех участников, как друзей, так и врагов (равнодушных не осталось). Они позволяют также извлечь уроки для будущих великих социальных переворотов.

Такова цель данного текста. В нем - несмотря на всю важность этой проблемы - мы не будем задаваться вопросом, почему с 1939 г. в течение более чем полувека не было революционных событий такого размаха.

Революционное движение после 19 июля 1936 г. породило два типа органов: политические «революционные комитеты» или «комитеты антифашистских милиций» и «контрольные» или «фабричные комитеты» на предприятиях. Органы обоих типов стихийно создавались в первые дни революции революционными рабочими и крестьянами на предприятиях, в сельских общинах или в кварталах больших городов. Своему возникновению они обязаны, с одной стороны, идеологии анархо-синдикалистов, концепция которых предусматривала комитеты самоуправления в качестве основы послереволюционного общества, а с другой, - практическим потребностям революционной борьбы. Комитеты возникали в виде соседских комитетов, создававшихся в отдельных кварталах крупных городов, революционных комитетов, сформировавшихся в ходе уличных боев, рабочих «Советов» на фабриках, «Советов» солдат и моряков в армии и на флоте[1], «антифашистских комитетов» или «комитетов милиций» в сельских общинах.