Бунт окраин

Почему окраины?

Новая смута в РФ начинается с окраин. И это не продолжение давней традиции. В допетровской Московии, да и в Российской империи на окраины бежало самое активное и самое способное население страны, а теперь наоборот все, кто может, стараются перебраться в Москву (или за границу). Источником смуты сейчас делают окраину именно ее «атавизмы», «пережитки старины», неожиданно оказавшиеся полезными в нынешнее время. Во всяком случае, это касается Ингушетии и Европейского Севера. Ингушетию на дыбы поставил передел границы с Чечней, а Север – превращение его в свалку.

Во-первых, и там, и там не уничтожено (или не до конца уничтожено) традиционное общество. У ингушей сохранилась родовая организация, а у поморов – сельская община. Наверное, она уже совсем не та, что была сто лет назад, и, тем не менее, жители других российских областей, общавшиеся с поморами, обращали внимание на единство и взаимопомощь жителей поморских деревень.

Во-вторых, ни ингушей, ни северян нельзя в случае протестов просто перестрелять из танковых орудий, как москвичей в 1993. Москвичи никуда не делись, утерлись, а дикие горцы и северяне просто разбегутся по лесам, прихватив с собой оружие, которое у них есть. Да, у поморов, конечно же, не автоматы, но охотничьи ружья у них имеются. А могут быть и магазинные винтовки – они пользуются у охотников спросом, кто-то покупает их легально, кто-то – нелегально. А это будет означать партизанскую войну. В Архангельской области уже сожгли мост, по которому должны были возить мусор.

В любом мегаполисе, включая Москву, не говоря уже о его окрестностях, тоже полно мест, в которых можно скрываться. Тут тебе и заброшенные стройки, карьеры и промзоны, и подземные ходы, и много чего еще. Но житель мегаполиса, если он не бомж и не любитель острых ощущений, в такие места просто так не сунется, а потому, если и попадет туда, то будет себя там чувствовать весьма неуютно и скорей всего сам заблудится. В том же 1993 только один Биец догадался пройти в БД по подземным трубам. Никому другому это даже не пришло в голову, а если и пришло, то, значит, никто больше не смог. Житель мегаполиса, если он не бомжует и не увлекается «экстримом», вообще существо тепличное и крайне уязвимое. Отбери у него квартиру, деньги и айфон (с которым партизанить нельзя, ибо вычислят), и он через неделю умрет от голода и холода. Или отравится какими-нибудь грибами, которые в мегаполисе начинены разной промышленной дрянью. А вот житель провинциального села или даже небольшого города в своем районе не пропадет, особенно летом, когда вокруг столько растений, половина из которых съедобна (в том числе и такие известные как крапива, лебеда, лопухи и даже одуванчики). Он и костер разведет, и шалаш сделает, а потом и землянку выроет, и еду раздобудет, и время на то, чтобы как-то насолить властям у него останется. Причем, чем беднее провинция, тем изобретательней ее жители – это для них просто условие выживания. Голь на выдумки хитра.

Опыт колониальных войн показал, что туземцы разбегаются от первого выстрела, пока у них у самих нет огнестрела. А когда они сами обзаводятся передовым оружием, справится с ними становится очень трудно. Во время второй Семинольской войны (1835-1842гг.), к примеру, американская армия потеряла 1600 человек, при том, что у семинолов никогда не было больше 1400 воинов. И выбить всех семинолов из их болот (что было целью войны) так и не смогли. Колонизаторы могли брать числом, поэтому североамериканские индейцы и айны были в конце концов перебиты, а их земли заселены европейцами и японцами. А вот из Африки, в которую европейцы не рвались переселяться, им пришлось уйти – удержать колонии только армиями без переселенцев оказалось невозможно. Учитывая, что на север России, да и на Кавказ никто не рвется, можно предположить, что и там победа останется за местными.

Возможность сепаратизма

Сейчас вся Россия похожа на колонию, за исключением небольшого количества регионов, прежде всего Подмосковья. В большинстве областей условия жизни заметно хуже, чем в столице и ее окрестностях. Неслучайно, когда Дмитрию Быкову в Уфе стало плохо, его повезли в Москву. При том, что сама транспортировка в таком состоянии, да еще самолетом (поездом бы просто не довезли, не успели) – дело рискованное. И пострадавших в «Зимней вишне» везли в столицу. Потому что на месте нет ни достаточно квалифицированных врачей, ни, порой, медикаментов и оборудования. Когда автор этих строк был сбит поездом в Химках и мало чем отличался от покойника, его отвезли в местную больницу, да там и оставили. И дело не только в том, что я – не Быков. Химкинская ЦКБ, хоть и переживает не лучшие дни, но все равно по своему обслуживанию не уступает иным московским. Ибо Химки – ближайшее Подмосковье, почти Москва, просто формально таковой не считается. А вот в Уфе или Кемерове не знаю, не протянул ли бы я часом ноги.

При этом областные центры – довольно крупные города, в которых в свое время были развиты и промышленность, и инфраструктура; теоретически могли бы и сейчас быть развиты, если б страна не превратилась в бензоколонку с центром в Москве. Неудивительно, если при таком ходе событий протесты будут принимать характер сепаратизма. Да и уже принимают, говорят, что жители Севера все чаще сами называют себя поморами, хотя поморы там, прямо скажем, далеко не все. При этом, как уже говорилось, если в Ингушетии традиционное общество было организовано по кровному принципу, то на Севере России – по территориальному. Поэтому если вопрос, ингуш человек или не ингуш, решается очень просто – надо узнать, кем были его предки, то принадлежность к поморам – вопрос самоопределения. Это, кстати, очень хорошо, ибо исключает возможность этнических чисток. Это не исключает возможности разборок, споров и даже войн. Если сегодня великороссы могут воевать с украинцами, которые еще вчера были братским народом, то почему завтра москвичи не смогут воевать с поморами? И если украинцы могут предъявить Москве голодомор или закрепощение Украины, то поморы могут вспомнить о том, как дед Грозного лишил Новгород свободы, а сам Грозный его просто вырезал. Но при этом в любой разборке каждый человек сам будет решать, на чьей он стороне. Это не будет зависеть ни от его внешности, ни от происхождения, ни от языка, на котором он говорит, ни от вероисповедания, ни даже от места рождения. И мулат с грузинской фамилией, исповедующий иудаизм и родившийся и проживший всю свою сознательную жизнь в Москве, если ему вздумается поехать в Архангельск, чтоб защищать интересы поморов, и сам будет он называть себя помором, быстро превратится в глазах местных жителей в настоящего помора. Первым погибшим на Майдане был ни Левченко, ни Савченко, а Нгоян. Здесь будет то же самое, с той лишь разницей, что Нгоян был, по крайней мере, гражданином Украины, а тут даже гражданство не будет иметь никакого значения, по причине отсутствия поморского гражданства. Вот когда таковое появится (если появится), тогда со временем оно будет иметь значение. И если при кровном или языковом определении своих и чужих человек может оказаться чужим просто потому, что он другой крови или плохо владеет местным языком, то здесь чужим будет только тот, кто пойдет на враждебные действия, кто сам сознательно захочет быть чужим. Здесь будут действовать принцип: «Кто не против нас, тот с нами».

Предчувствие гражданской войны

Кто-то может спросить, так что, может начаться и война? Отвечу, она уже начинается. Не «началась» и не «не началась», а начинается. Ибо точно установить время начала войны, которую никто не объявлял, но которая началась, так же трудно, как установить точное время созревания яблока. С какого мига, с какой точки ее отсчитывать? С первых раненых? Они уже были, причем с обеих сторон. С первых убитых? Этих еще не было, но если власти не откажутся от завоза мусора (а они пока не собираются и вряд ли соберутся), то непременно будут. С первой серьезной операции? Поджог и выведение из строя двух мостов, по которым ездила строительная техника, это серьезная операция или нет? Партизанская война большей частью состоит из таких операций. Но может быть одна снежинка – еще не снег, одна операция – еще не война? Наверное. Но когда их будет много, отсчет, скорей всего, все равно начнут с первой.

Когда начнут писать историю, найдут и событие, которое будет считаться точкой отсчета, и того, кто будет считаться зачинщиком… Но это будут условности. Болото засасывает постепенно. И когда все поймут, что началось, что каша заварилась, остановить это будет уже невозможно. Так что готовьтесь. Гражданская война делает первые робкие шаги.