Завтра в 11 утра в Замоскворецком суде Москвы начинаются прения по второй волне «болотного дела». Накануне этого заседания мы публикуем речь с показаниями Алексея Гаскарова, которую он должен был произнести в суде 6 мая – спустя ровно два года после событий на Болотной площади. По неизвестной причине заседание было перенесено, и эти слова прозвучали только неделю спустя. Прочитайте их внимательно.
Хочу начать свои показания с более раннего момента, чем события 6 мая 2012 года. Как мне кажется, само предъявленное обвинение выходит за рамки этих событий и опирается на факты, которые не имеют отношения к событиям 6 мая.
В 2007 году я закончил Финансовую академию при правительстве Российской Федерации. Когда я еще учился в институте, я работал корреспондентом в институте “Коллективное действие”. Эта организация занималась исследованием социальных движений и экономической политики, которая проводилась у нас в стране. В круг моих обязанностей входило посещение разных мероприятий, проведение исследований, написание статей на тему политики, экономики и социологии. Непосредственным объектом моего исследования были социальные и политические движения. В 2010 году, после разгрома Химкинской администрации, я был привлечен к уголовной ответственности по подозрению в том, что якобы я принимал участие в этом нападении. Я провел в СИЗО три месяца и впоследствии был полностью оправдан судом.
Начиная с того момента — и даже чуть раньше, в связи с моей деятельностью по исследованию политических движений, — мной заинтересовались сотрудники Центра по противодействию экстремизму. Я писал статьи про разные движения, в том числе и про антифашистское, мы неоднократно устраивали пресс-конференции по этой теме, журналисты обращались ко мне за комментариями. В результате у правоохранительных органов сложилось впечатление, будто я являюсь лидером антифашистов. Меня стали вызывать на различные допросы и интересоваться деятельностью социальных движений, с которыми я имел дело в профессиональном плане. Да, я не отрицаю, что у меня есть определенные убеждения, которые в тот момент, когда я начинал интересоваться этой темой, были не настолько ярко выражены. Но со временем и в процессе своей деятельности я в них больше укрепился. Да, я придерживаюсь левых и антифашистских взглядов, а в СМИ и с точки зрения сотрудников полиции прохожу именно как антифашист.
Почему для меня это так важно? Я начал интересоваться антифашистским движением в 2005 году. С 2005 по 2009 год в России националистами за антифашистские взгляды было убито порядка пятнадцати людей, семерых из которых я знал лично. Для меня этот вопрос был очень важным, и я прилагал все усилия, чтобы эта тема стала значимой в нашей стране. В том числе выступал организатором ряда согласованных публичных мероприятий, при этом я никогда не участвовал в акциях, которые напрямую шли бы в нарушение закона. Одним из таких мероприятий была антифашистская демонстрация 19 января в память об убитых адвокате Станиславе Маркелове и журналистки “Новой газеты” Анастасии Бабуровой. Эта демонстрация проходит каждый год, и пока я был на свободе, я подавал заявление на ее проведение в соответствующие органы. И вот совокупность всех этих факторов заставила правоохранительные органы расценивать меня как лидера антифашистов, которых они по тем или иным причинам считали полуэкстремистской организацией.
После того как я попал в Химкинскую историю с этим уголовным делом, я три месяца отсидел в СИЗО, а потом еще полгода у меня длился суд. Когда все закончилось оправданием, мне было необходимо принять решение, чем заниматься дальше: политической деятельностью или все-таки двигаться по своему профессиональному направлению. В тот момент я принял для себя решение о том, что мне необходимо больше заниматься наукой, и в середине 2011 года я устроился в компанию ООО “Эксперт системс”. Там я работал ведущим консультантом и занимался разработкой программного обеспечения, проводил оценку различных инвестиционных проектов, делал их технико-экономическое обоснование и преподавал экономику. Так как после академии я стал заниматься журналистикой и сделал значительный перерыв в своей специальности, то начиная с 2011 года я плотно занимался именно экономикой, работал по 5-6 дней в неделю и параллельно подтягивал свои знания, которые с момента получения образования уже подзабылись. Фактически, после 2010 года я общественной и политической деятельностью не занимался. У меня осталось много знакомых в этой сфере, но 90% времени у меня уходило на совсем другие вещи.
В 2011 году начались массовые протесты против фальсификации выборов в Госдуму и на улицу вышло столько людей, сколько в России с 90-х годов никогда не выходило. Естественно, такие мероприятия я не мог пропустить. Тем более что, долгое время занимаясь этой темой, я видел, что раньше на улицу выходила тысяча человек, а теперь выходит десять и сто тысяч. На все эти мероприятия я ходил как обычный рядовой участник и не принимал участия в их организации. Митинги начались в декабре, и со временем, посещая эти мероприятия, я стал замечать, что власть на них не реагирует. А вскоре стала очевидной следующая тенденция: власть пытается подавить протесты путем организации различных провокаций.
Когда в марте был массовый митинг на Пушкинской площади, я приехал на место его проведения за час до начала мероприятия. Там я увидел толпу в несколько сотен молодых людей, по виду походивших на футбольных фанатов или людей из спортивных клубов, с одинаковыми лентами и в цветах российского флага. Сразу стало понятно, что это за люди, какие у них цели и зачем они сюда пришли. Впоследствии эти же люди пытались стаскивать ораторов со сцены и устраивали провокации, пытаясь вызвать беспорядки на согласованном мероприятии. Наблюдая за этим и имея множество знакомых в том числе среди антифашистов, я принял решение о том, что было бы правильно помогать организаторам тех мероприятий, на которые я ходил как участник, в том числе и по вопросам безопасности. Чтобы помогать им выявлять и пресекать деятельность лиц, приходивших на мероприятия с целью их срыва.
После этого с марта я стал общаться с людьми, которые входят в оргкомитет протестных митингов. Со своими друзьями мы приходили на мероприятия и стояли там на проходных рамках, где людей досматривают и проверяют, чтобы ничего не пронесли. Мы смотрели, с какими люди приходят плакатами, выявляли тех, кто может спровоцировать драку и сообщали об этом правоохранительным органам, чтобы они дополнительно проверили человека. На мероприятиях мы стояли около сцены, не пуская туда лишних людей. Я занимался этим примерно до мая 2012 года.
Я знал, что 6 мая будет митинг, я прекрасно понимал, что это за мероприятие и разделял те цели, которые были заявлены. Но к 6 мая уже не было такой атмосферы, что вскоре удастся что-то изменить, потому что все выборы уже прошли, власть на уступки не пошла и протест пошел на спад. И 6 мая я пошел на это мероприятие просто как обычный участник.
Мероприятие официально должно было начаться в 4 часа дня. На него я поехал из города Жуковский, в котором я живу, вместе с группой экологических активистов. У нас в Подмосковье тоже есть своя общественная жизнь, свои проблемы, и с группой этих экологах мы собирались поехать на это мероприятие. Всего нас ехало человек двадцать. Эта группа занималась в первую очередь экологией, поэтому у всех были зеленые майки, у меня в том числе. С нами также поехала моя подруга Анна Карпова, ее родители и ряд других знакомых.
На Калужскую площадь, откуда начиналась демонстрация, мы прибыли примерно в три часа или чуть позже. Там я увидел, что на площади расположены рамки металлоискателей, у которых скопилось много людей: число установленных рамок явно не соответствовало тому количеству людей, которые пришли. Образовалась огромная очередь. Чтобы не стоять в ней, мы отошли в сторону, чтобы подождать, пока все люди пройдут. Непосредственно на место начала мероприятия мы прошли уже после четырех, в самом конце, когда основная масса людей уже строилась в колонны на улице Якиманка.
Стоит отметить, что в том месте, где стояли рамки, присутствовало множество провокаторов из прокремлевских движений, которые пришли туда с оскорбительными плакатами с целью спровоцировать людей на какие-то конфликты с последующими задержаниями. Все это создавало достаточно нервозную атмосферу, потому что люди подолгу стоят в этих очередях, а плюс к этому присутствуют лица, которые занимались откровенными провокациями. Я это говорю, чтобы обозначить атмосферу, которая там царила.
Некоторые из этих людей были задержаны сотрудниками полиции, а мы после четырех прошли на улицу Якиманка. Шествие началось где-то в 4:15 и двигалось в сторону Болотной площади с постоянными остановками. Мы от Калужской до Болотной площади шли, наверное, больше часа. Еще когда мы шли по Калужской площади, я один или два раза подходил к колонне так называемых анархистов, в которой были мои знакомые, чтобы поздороваться с кем-то из них. Но я точно утверждаю, что я не подходил ни к каким людям и не говорили им, что они должны идти на Кремль, прорывать оцепление или что цель нашего собрания — обязательно прорваться к Кремлю.
Я уточняю это, учитывая те моменты, которые есть в обвинении, там говорится, будто у нас была цель прорваться к Кремлю, используя подручные средства, например, куски асфальта. Это все неправда и я готов на чем угодно подтвердить, что ничего подобного не было. Просто шла демонстрация и, как я уже говорил, у меня есть знакомые в этой среде, поэтому я подходил к ним поздороваться. Но точно не было такого, чтобы я подходил к кому-то и говорил, что они должны прорываться в сторону Кремля. Тем более что по ходу демонстрации вообще не было видно, что происходит на Болотной площади, где стоит оцепление.
Демонстрация шла-шла и в какой-то момент остановилась, это было уже в районе пяти часов. Мы в то время находились в конце шествия, ближе, может быть, к его середине. Почему демонстрация остановилась, было непонятно. Люди просто встали и все. Какое-то время стояли, ждали, что, может быть, что-то задержалось и дальше продолжится движение. Потом я решил посмотреть, что происходит. Мои друзья остались там, в колонне, а я пошел вперед, чтобы оценить ситуацию и посмотреть, что произошло. Когда я подошел ближе к началу демонстрации, я увидел, что часть людей сидит на асфальте, протестуя против, скажем так, неких искусственно созданных препятствий для дальнейшего движения колонны к месту митинга.
Оцепление сотрудников полиции было выставлено таким образом, что создавалось некое узкое горлышко, которое не позволяло людям пройти. Надо понимать, что демонстрация идет, и впереди люди несут большие длинные баннеры — и вместе с этими растяжками невозможно просто повернуть в какое-то узкое пространство и спокойно всем пройти. Но мне в тот момент показалось, что несмотря на узость прохода мы все-таки сможем пройти.
Я понял, что нет никакого смысла в сидячей забастовке и нет смысла ее поддерживать, потому что действительно создается опасность давки и как бы ни было мало места для прохода, но пройти все-таки можно.
Я пошел дальше в сторону сцены и, я могу сказать точное время, в 17 часов 38 минут я подошел к Лужкову мосту, за которым были установлены еще одни дополнительные рамки досмотра. Причем этих рамок было примерно в два раза меньше, чем тех, которые были на Калужской площади. Получалось, что люди прошли уже один досмотр, час простояли в очереди, а потом непосредственно на проходе к сцене стояли еще одни рамки, которых было в два раза меньше.
Значит, люди должны были потратить еще минимум два часа, чтобы пройти к сцене, и соответственно, действительно были созданы препятствия для участия людей в митинге.
Тем не менее, я все равно принял решение не участвовать ни в каких сидячих забастовках, а проследовать в сторону сцены. В 17:40 я вернулся обратно к своим друзьям, которые находились в тот момент на Малом Каменном мосту, ближе к магазину “Азбука вкуса”. Я объяснил им ситуацию, и мы пошли в сторону сцены, где тогда находилось примерно несколько тысяч человек и была вероятность, что митинг все-таки начнется в то время.
Когда мы шли в сторону сцены, я увидел такую картину: идет колонна анархистов, к ней подходит некий неизвестный молодой человек с мегафоном и говорит людям, проводившим сидячую забастовку: “Разойдитесь, пропустите колонну анархистов вперед!”. Мне показалось, что эти действия носят очевидно провокативный характер. Потому что стоит оцепление полицейских, а молодой человек с мегафоном подходит к людям, которые сидят в забастовке, и говорит им расступитесь, пропустите колонну анархистов вперед к полицейскому оцеплению. Я посчитал, что эти действия носят явно провокативный характер, и подошел к людям из этой среды анархистов, антифашистов, которых я знал. Я сказал им, что нет никакого смысла туда идти, давайте лучше пройдем в сторону сцены, потому что если вдруг случится какой-то конфликт, нас-то уж точно задержат в первую очередь. Просто потому что мы привлекали больше внимания, чем основные участники митинга средних лет.
Человека пять-шесть пошли со мной в сторону сцены. В это время кто-то мне позвонил и сказал, что перед сценой выставили оцепление и к ней нельзя подойти. Я пошел посмотреть еще раз, к месту я подошел в 17:54. За Лужковым мостом стояли рамки, а перед ним оцепление полицейских, которые никого не пропускают. Оно состояло из сотрудников, одетых в обычную полицейскую форму. Люди возмущались тем, что на согласованном мероприятии их не пропускают к сцене. Сотрудники полиции при этом не давали никаких объяснений, и сами явно не понимали, зачем их выставили таким образом. Оцепление не просто не позволяло пройти к сцене и продолжить митинг, оно к тому же не давало людям возможности даже просто уйти с мероприятия. Можно было только вернуться в сторону сидячей забастовки — от Лужкова моста до нее не менее 100 метров.
Я вернулся к друзьям, рассказал им про оцепление и предложил все равно отойти подальше от места сидячей забастовки, потому что в тот момент полиция уже стала задерживать отдельных демонстрантов. По пути мы встретили человека, который на этих мероприятиях отвечал за соблюдение безопасности, его фамилия Юдин. Он сказал, что у сцены осталось мало людей, потому что часть из них скопилась у оцепления, и что было бы неплохо пройти к сцене и последить за порядком. В 17:59 мы дошли до этого оцепления, я думал обойти его с правой или с левой стороны, позвав кого-то из организаторов. В тот момент у оцепления была определенная напряженность, люди ругались, что их не пропускают, некоторые пытались протиснуться.
В какой-то момент, примерно в 18 часов с небольшим, я находился перед оцеплением со стороны «Ударник», а за оцеплением в это время возникла давка. Толпа постоянно пыталась пройти то к сцене, то обратно. Было непонятно, что происходит, был хаос. У Лужкова моста вообще не было слышно, что говорят со сцены и к чему там призывают. Задние ряды начали давить на передние, люди стали падать, и я ситуативно дернул одного из полицейских за руку. Впоследствии он оказался потерпевшим Булычевым. Никаких ударов я ему не наносил, просто потянул за руку: перед цепью скопилась толпа народа, люди начали падать, и я оценил эту ситуацию как опасную для людей. Никаких дальнейших действия я не предпринимал.
Через несколько минут, все еще находясь у оцепления, я увидел, как группа полицейских в шлемах и бронежилетах, расталкивая людей, бежит в толпу, чтобы схватить молодого человека, которого я позвал с собой из колонны антифашистов. Они попытались его задержать, повалили на землю, при этом полицейские схватили его за ноги. Эти действия выглядели совершенно немотивированно: ситуация и так была напряженной из-за оцепления, людям не давали принять участие в митинге. Потом полиция внезапно хватает человека и его бьют — сначала показалось, что дубинками, хотя впоследствии на видео я разглядел, что это древко отнятого флага.
В этой ситуации, находясь в пяти метрах от них, я принял решение их разнять. Я подбежал к ближайшему сотруднику полиции и оттащил его за ногу на метр. Никаких намерений применить к нему насилие у меня не было, я просто видел конфликтную ситуацию и нападение на демонстранта. И в сложившейся напряженной обстановке я принял решение их разнять.
Я осознавал, что этот сотрудник полиции находится в форме, но сама сложившаяся обстановка, которая, конечно, носила стрессовый характер, заставила меня поступить подобным образом. Почему сотрудники полиции стали задерживать этого человека, в тот момент мне было непонятно, поскольку я сам не видел, чтобы он совершал какие-то противоправные действия. Я только видел, как в толпу вклиниваются полицейские, добегают до этого человека, хватают его за ноги, он падает, и они начинают его в какой-то очень грубой форме задерживать.
И когда я подбежал и потянул полицейского за ногу, я это сделал не первый — другие люди тоже побежали с разных сторон и стали их разнимать. В тот момент, я точно могу это утверждать, сотрудникам полиции не наносилось никаких ударов, их просто растаскивали в разные стороны. Потом молодой человек, которого они пытались задержать, встал на ноги и побежал в сторону, а один из сотрудников полиции, который по материалам дела нам известен как Ибатулин, начал преследовать этого человека.
От места этого инцидента они убежали в толпу на расстояние примерно 30-40 метров, и, пока Ибатулин преследовал этого человека, я увидел, что несколько демонстрантов действительно подбежали к Ибатулину и стали наносить ему удары. Было нанесено, не менее двух ударов. Сам я в этот момент уже находился на значительном расстоянии от них и от самой этой ситуации.
Именно в том месте, где происходило оттаскивание сотрудника полиции за ногу, никаких ударов ему нанесено не было. Это произошло, когда они уже отбежали в сторону, в толпу — и уже люди, которые в ней находились, совершили эти насильственные действия. То есть получается, что это, можно сказать, не связанные между собой инциденты. В какой-то момент сотрудники полиции остановились, не стали дальше преследовать этого молодого человека, развернулись и ушли куда-то обратно.
Я увидел того человека, которого они преследовали, подошел к нему и спросил, почему вообще произошел этот инцидент. Он ответил, что, по его мнению, это произошло из-за его черной кофты с капюшоном и что, скорее всего, на него просто показал кто-то из оперативных сотрудников — мол, этот человек якобы является провокатором, потому что у него такая одежда. Исходя из этой логики, он снял свою черную кофту и остался в обычной футболке.
После этого мы какое-то время стояли метрах в 30 – 40 от этого оцепления, и в какой-то момент от места сидячей забастовки пошла толпа людей. Среди них были некоторые лидеры оппозиции, в частности, Сергей Удальцов, который говорил, что сейчас начнется митинг, пойдем в сторону сцены. Он пошел в сторону полицейского оцепления, там уже подошел к полицейским начальникам, они, видимо, о чем-то договорились, и людей стали пропускать к сцене, хотя оцепление и не убирали, оставив узкий проход. Мы прошли к сцене примерно в 18:12 или в 18:15 и дальше были у сцены в ожидании митинга. В тот момент на сцене никого еще не было, потом туда прошел Удальцов, но как только он вышел на сцену, его задержали. Потом пришел Навальный, пришел Немцов, и с ними все происходило таким же образом.
Люди пытались выйти на сцену, а их задерживали. Почему это происходит, было непонятно, потому что мы присутствовали на согласованном в законном порядке митинге, и никаких сообщений о том, что митинг остановлен или завершен, мы не слышали. Мы просто стояли около сцены и, когда стало понятно, что никаких мероприятий уже точно не будет, пошли обратно. Сначала мы собирались просто покинуть Болотную площадь и отправиться по своим делам.
Возвращаясь от сцены в сторону «Ударника», мы увидели, что там происходят какие-то непонятные движения людей и решили посмотреть, что же там происходит. Оцепление у Лужкова моста мы прошли где-то в 18:45 – 18:47, где-то в 18:50 мы добрались до того пространства, где сотрудники полиции задерживали участников демонстрации. Почему людей задерживали, было непонятно.
Описывая определенную логику событий, которые там происходили, я хочу отметить, что никакого прорыва полицейского оцепления, выставленного от «Ударника», мы не видели и в принципе не могли видеть, находясь в том месте, где мы находились. Того, что кто-то кидает какие-то камни, какие-то бутылки, что где-то происходят, какие-то конфликты с полицейскими, — не считая того инцидента около Лужкова моста, — мы не видели. То есть для нас все выглядело так: мы подходим к площади, там стоят люди, ОМОН человек по десять забегает в толпу, они кото-то хаотично хватают, кого-то избивают.
Один такой инцидент произошел в непосредственной близости от меня, когда толпа омоновцев побежала в сторону демонстрантов и попыталась кого-то вытащить из колонны. Делали они это абсолютно хаотичным образом, то есть люди стояли спокойно, никто ничего не кричит, ничего не говорит, но они подбегают и задерживают. И вот в один момент, когда омоновцы так набегали на людей, я крикнул им “Что вы творите?!”. И тогда омоновцы переключились с этого человека на меня — меня ударили дубинкой по голове, оттащили от толпы в сторону площади и начали избивать ногами.
В какой-то момент я даже потерял сознание, потом быстро пришел в себя, попытался встать и тут получил еще один удар ногой со спины, после которого у меня произошло рассечение брови, очень сильно пошла кровь. Омоновцы не стали меня задерживать, они набежали, избили ногами, просто бросили посреди площади и дальше ушли обратно за оцепление.
Кто-то помог мне подняться, я встал. Меня отвели в толпу, в толпе оказались люди, у которых с собой были какие-то влажные салфетки, они помогли остановить кровь. После того как мне оказали первую помощь, мы отправились через Лужков мост, около моста я встретил людей, с которыми вместе приехал из Жуковского, и все вместе мы уехали к себе домой. У меня было серьезное рассечение, и когда я обратился в больницу, мне там наложили три шва.
Это – логика событий, которые происходили со мной 6 мая на Болотной площади. После того, как я получил травму, я написал заявление в Следственный комитет о том, что сотрудники полиции применили ко мне силу. Это заявление никто, естественно, рассматривать не стал, там оно где-то умерло, переплывая из одного ведомства в другое. Но тем не менее я написал это заявление, сказал, что вот такие-то события со мной происходили, и я готов дать показания по ним.
Я хотел бы отметить, что в районе Лужкова моста, где произошли два эпизода, которые мне вменяют, с сотрудниками полиции Булычевым и Ибатулиным, никто не кидал никакие камни, никто не кидал никакие бутылки, и других каких-то фактов насилия, которые действительно можно считать насилием, как в случае с Ибатулиным, которому наносились удары, там не было. Там стояло полицейское оцепление, у них возникали единичные конфликты, когда кто-то пытался протиснуться через это оцепление, и все подобные эпизоды на видео есть, поэтому абсолютно понятно, что там происходило. Никаких камней, никаких фаеров, никакой толпы, которая бы учиняла массовые беспорядки, там не было. Только небольшие конфликты, связанные с этим оцеплением.
Опять же, большую часть времени, когда происходил так называемый «прорыв» оцепления у «Ударника», мы находились около сцены и тоже не видели вообще ничего, что описывается в обвинении как массовые беспорядки. Наверное, если бы у меня был умысел на участие в массовых беспорядках, я бы не стоял у сцены, а пошел бы сразу к кинотеатру «Ударник». Я же большую часть времени провел у этой сцены, а потом, когда уже возвращался, было видно, что там летали дубинки и происходит какое-то движение. Я подошел посмотреть и вот, где-то в 18:45 я прошел мимо Лужкова моста и в 18:50 или в 18:55, как только я туда подошел, сразу произошел этот эпизод, когда мне пробили голову. После этого я сразу покинул Болотную площадь.
На данной стадии суда мне добавить нечего. Общую логику событий я рассказал. Свидетелем некоторых моментов, например, того же самого инцидента с применением «насилия» к Ибатулину, была моя подруга Анна Карпова, которую я заявил в качестве свидетеля. Также все свидетели защиты, которых я указал, фактически все это время находились со мной и могут подтвердить то, что я говорю.
Никаких призывов к массовым беспорядкам я не осуществлял, никаких ситуаций, подобных тому что описывают некоторые свидетели обвинения, будто на Болотной площади ко мне подбегают люди в масках и получают от меня какие-то инструкции — это все полный бред, такого не было. Практически все моменты моего нахождения у этого оцепления попали на видео, и там все это видно. Никаких указаний я никому не давал. Тот факт, что к самому Лужкову мосту мы шли друг за другом цепочкой объяснятся тем, что мы находились в толпе. А когда человек находится в толпе, когда перед тобой есть определенное препятствие, то человек, который первым идет, он определяет некий оптимальный путь.
Еще раз хочу повторить, что никаких призывов к массовым беспорядкам, никаких указаний к руководству кем-то я точно не осуществлял. Хоть это и не является предметом моего обвинения, но это фигурирует в некоторых показаниях, поэтому я хотел бы отдельно это отметить.
30.07.14
Добавить комментарий