«На самом-то деле я никогда не была активной участницей маршей протеста», — говорит Наоми Кляйн, которая является настолько политизированным автором, что даже о том, что беременна своим будущим сыном Тома, узнала в ходе протестов «Оккупируй Уолл-стрит» в парке Зукотти. — Тем не менее, я верю в силу массовых социальных движений — просто сама чувствую себя неудобно в толпе».
И вот в этот знойный летний вечер мы сидим там, где эта привлекательная 44-летняя жительница Торонто чувствует себя комфортно. Мы договорились встретиться в Soos — новомодном малазийском кафе, чтобы поужинать в компании ее друзей, включая высокую и чудаковатую издательницу из Random House Луиз Деннис (племянницу Грэма Грина), авангардного режиссера Джона Грейсона, писательницу Кио Маклир и ее мужа, композитора Дэвида Уолла, который когда-то играл в до сих пор еще популярной альтернативной рок-группе Bourbon Tabernacle Choir. За приятной беседой вино льется рекой, мы поглощаем порции наси-лемак, заказанные мужем Наоми Кляйн, телеведущим и режиссером Ави Льюисом — он просто сама любезность и, похоже, обожает жену. «В наш медовый месяц, — рассказывает мне, улыбаясь, Наоми — я заставила его поехать на потогонные фабрики компании Nike».
Сама Кляйн в весьма приподнятом настроении. А почему бы и нет? Ведь пару дней назад она закончила книгу «Это всё меняет», которую сама называет «книгой о климатических изменениях для людей, которые не читают книг о климатических изменениях». Пока же Наоми может несколько недель отдохнуть, прежде чем на нее набросятся масс-медиа (что повлечет за собой неизбежные споры). Ее книгу опубликуют 16 сентября, причем сразу четыре издательства четырех стран. Это случится за неделю до саммита ООН по климатическим изменениям — события, которое выведет на улицы тысячи демонстрантов, в том числе и саму Наоми Кляйн, поскольку она входит в оргкомитет 350.org — низовую группу, цель которой — создание глобального движения, посвященного проблеме климатических изменений. «Нью-Йорк просто вспыхнет, когда эта книга выйдет», — говорит Наоми.
Как и все предыдущие ее книги, «Это всё меняет» тоже бросает вызов нашим обыденным ценностям. Ее книги No Logo (2000) и «Доктрина шока» (2007) (а Кляйн любит краткие и броские названия) стали не только мировыми бестселлерами, но и ярчайшим событием в мире культуры, раскрывшим читателям глаза на то, что на самом деле происходит в нашем мире.
И если первая из этих книг стала библией движения антиглобалистов, то вторая оказалась достаточно революционным исследованием того, как неолиберальные сторонники свободного рынка используют в своих целях социальные кризисы — как это было в Чили после переворота 1973-го, в посткоммунистической России в 90-х или в послевоенном Ираке (после свержения Саддама Хусейна), — чтобы навязать людям политику шоковой терапии, передать национальные ресурсы в руки богатых и требовать введения мер экономии для обычных граждан.
Она предсказывала, что финансовый кризис (разразившийся в 2008-м) приведет к проведению политики в интересах Уолл-стрит, в то время как простым людям придется надеяться только на себя. Неудивительно, стало быть, что ее работа удостоилась внимания таких ведущих экономистов, как лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц и профессор политической философии Лондонской Школы Экономики Джон Грэй, посвятивших ей рецензии в «Гардиан».
«У Наоми просто настоящий дар видеть суть вещей раньше всех, а затем, через несколько месяцев, это уже становится мейнстримом», — пишет Кэтрин Вайнер, главный редактор «Гардиан», ставшая подругой Наоми после того, как интервью о книге No Logo вылилось у них в целый вечер бурных дискуссий, сдобренных бокалами вина.
Благодаря столь необычайной прозорливости Наоми Кляйн снискала славу звезды мирового уровня, а ее страстные речи вдохновляли как посетителей афинских контркультурных ярмарок, так и повстанцев-сапатистов Чьяпаса. Ее почитателями являются практически все выдающиеся активисты: «Работа Наоми отточила и модернизировала то, что можно в широком смысле охарактеризовать как «Левое», — написала мне как-то Арундати Рой из Дели. А известный шеф-повар «Нома» Рене Редзепи на днях пригласил ее в Копенгаген, чтобы выступить на конференции пищевиков.
Рекламу «Доктрины шока» снимал не абы кто, а режиссер Альфонсо Куарон, и делал это на добровольных началах, поскольку, как он мне сам говорил по телефону из Мексики, «Наоми — она вроде гениального врача, который может диагностировать заболевание, которого еще пока никто не видит». Дизайнер Вивьен Вествуд — сопродюсер кино-версии «Это всё меняет», которую снимают Кляйн и Льюис.
Однако несмотря на всю уже имеющуюся популярность, Кляйн пишет книгу о климатических изменениях — на тему, которую многие (даже левые) избегают. Кляйн признается, что она тоже не очень-то хотела писать эту книгу: «Когда думаешь о чем-то настолько глобальном, это тебя просто подавляет и вгоняет в депрессию», — говорит она.
Тем не менее книге «Это всё меняет» отнюдь не свойственна апокалипсическая безысходность. Возможно, это потому, что Наоми писала ее, когда рядом с ней находился младенец Тома — ее главное личное творение — ребенок, который просто не может не внушать оптимизма. «Книга не о том, о чем все уже и так знают, — говорит сооснователь группы 350.org Билл МакКиббен, «старейшина» авторов, посвятивших себя теме климатических изменений. — Она как раз о том, как складываются все фрагменты головоломки». Кляйн мастерски переходит от анализа того, как крупные корпорации и сама идеология свободного рынка блокируют попытки бороться с климатическими изменениями, к критике многих наших так называемых спасителей (крупных организаций «зеленых», которые на самом деле связаны с нефтяными компаниями; миллиардеров типа Ричарда Брэнсона, которые больше обещают, чем делают). И в итоге она приводит примеры, где люди действуют правильно.
Новая книга Наоми Кляйн «Это всё меняет». © https://twitter.com/TFCbooks
В заключении Кляйн утверждает, что климатический кризис может послужить катализатором великих и позитивных социальных трансформаций. Однако для того, чтобы это все же произошло, должно случиться переформатирование капитализма, который сейчас работает на ископаемых видах топлива, требует бесконечного экономического роста и концентрирует власть в руках 1 процента. «Чтобы решить проблему климатических изменений, — говорит Наоми, — нам потребуется совершенно иная экономическая система».
Поскольку такого рода взгляды ставят Наоми Кляйн на крайне левом фланге по американским (если не мировым) стандартам, то ее легко можно было бы представить в образе типичного радикала — эдакого серьезного, самодовольного праведника, не поддерживающего связей с обычными людьми и отрекшегося от удовольствий. Тем не менее в личном общении Наоми как раз являет собой противоположность подобному типажу — она веселая, приветливая, обычная женщина, которая одевается стильно, но не броско. Как-то на выступлении в Лондоне ее попросили назвать хоть что-нибудь, что ей лично нравится в капитализме, и она не задумываясь ответила: «Туфли».
На следующий день после нашего праздничного ужина я заехал к Кляйн и Льюису в их кирпичный дом в районе проживания миддл-класса в Хай-Парке — здесь живут в основном семейные пары. Мы заходим в скромный такой садик за домом, где как раз появляется муж Наоми — он только что привел с прогулки малыша, рыжеволосого двухлетнего Тома. «Пожарная машинка!» — крикнул мне тут же Тома вместо приветствия. «Могло быть и хуже, — говорит его мама, — иногда он приветствует наших друзей словом «мусоровоз».
Наоми и ее муж видят в этом какую-то тонкую иронию — хотя они борются против зависимости нашего общества от ископаемых видов топлива, их сын буквально одержим машинами — вероятно, это и есть пример победы природы над воспитанием.
«Моя победа уже хотя бы в том, — шутит Наоми, — что когда Тома видит состав с углем, он называет его «грязный поезд». Однако она тут же добавляет: «Но я никогда не буду мешать ему интересоваться машинами — весьма опасно навязывать ребенку мысль, что его предмет восхищения — это неправильно». И она приводит в пример свой личный опыт. Она родилась в Монреале в 1970 году, ее родители были американскими левыми, переехавшими в Канаду из-за войны во Вьетнаме и продолжившими здесь свою прогрессивную деятельность. Ее мать Бонни Шер Кляйн участвовала в создании первой канадской феминистской киностудии, а отец Майкл Кляйн строил инновационные медицинские центры.
«Я была бунтарем в семье, — говорит Наоми, — ребенок 80-х, а это тогда означало ходить в торговые центры». Ее родители такого не одобряли и давали это понять. «Мне казалось, что родители считали, что все, что нравится мне и моим друзьям, — это плохо. Я чувствовала, что меня осуждают». Помня о своем опыте, Наоми не пытается осуждать кого-либо в своих политических работах. «Одна из причин, по которой работы Кляйн так популярны у молодежи — она обращается к молодым отнюдь не свысока», — говорит Вайнер.
Кляйн писала на политические темы и о поп-культуре, когда встретила Авраама Льюиса или Ави — выходца из достаточно известной семьи левых и ведущего MuchMusic — канадского аналога MTV. «До этого я года два была влюблена в Ави, — говорит Наоми. — Я тогда была занудой, а он таким крутым рок-н-рольным парнем». Услышав это, Льюис хихикает: «Думаю, история покажет еще, что на самом деле Наоми тогда специально подстроила нашу встречу. Она ведь явно понимала то, что я по своей глупости понять не мог, а именно, что нам суждено быть вместе».
Из-за их происхождения и популярности пару Кляйн и Льюиса иногда считают представителями своего рода «левацкой аристократии». Сами они считают такое сравнение забавным. Вероятно, правильнее их было бы назвать союзом единомышленников. «Они просто чудесная и веселая пара, — говорит Денис, — с ними всегда приятно рядом находится».
За последние десять лет Наоми ездила в исследовательских целях в Индонезию, Польшу, Шри-Ланку, Новый Орлеан (после урагана «Катрина») и т. д. Ее частые публичные выступления не позволяли подолгу видеться с Льюисом. Наоми Кляйн писала репортажи для Harper’s из Багдада в 2004-м, когда оккупация Ирака переросла в ужасающее кровопролитие. Наоми говорит, что это было самое жуткое место из всех, где ей доводилось бывать.
Именно в этот период Наоми Кляйн резко изменила свое отношение к материнству. Хотя она знала, что Льюис хочет детей и был бы хорошим отцом, ее раздражало, когда люди вокруг спрашивают, когда же она планирует завести ребенка. Как если бы они тем самым требовали от нее прекратить заниматься тем, чем она занималась. «Пока у меня не родился Тома, — говорит она с ухмылкой, — я была одной из тех, кто вообще не интересуется чужими детьми и говорит «не суйте мне своего ребенка». Однако в 38 лет, когда она рекламировала свою «Доктрину шока», один польский журналист спросил ее, планирует ли она завести детей. К собственному удивлению она тогда ответила: «Да, если еще не поздно».
Тогда-то и начался ее трудный путь к рождению Тома. Вскоре им с Льюисом пришлось узнать, что хотеть ребенка и родить — это не одно и то же. В книге «Это всё меняет» она честно рассказывает обо всех трудностях, с которыми ей довелось столкнуться — сначала несколько выкидышей, затем опасная внематочная беременность, скандалы с врачами в том, что она сама называет «фабрикой оплодотворения», где медиков больше интересует статистика, а не здоровье человека. «Я не стала одной из тех женщин, которые говорят: я это сделаю, чего бы мне это ни стоило. И поскольку я как раз тогда работала над книгой, то смогла проследить взаимосвязь между моими собственными ограниченными возможностями и ограниченными возможностями природы».
Ее муж уже стал задумываться над усыновлением, когда внезапно — как раз на акции «Оккупируй Уолл-стрит» — Наоми почувствовала тошноту. Спустя несколько месяцев родился Тома — в июне 2012-го. И это событие существенно изменило ее жизнь. На практике это означало, что она не могла сорваться и улететь куда-нибудь ради новых исследований для своей книги или, скажем, поехать в Испанию к движению «Подемос».
Пока мы прогуливаемся с ней и маленьким Тома по прелестному старому лесу, еще сохранившемуся в Хай-Парке, Наоми говорит: «Когда я представляю, насколько мир изменится к 2050 г., я тут же понимаю, сколько лет будет к тому времени Тома. И мне интересно, какая часть этой природы сохранится, когда моему сыну будет столько же, сколько мне сейчас».
После того как недавно Наоми сообщили страшную новость о состоянии ее здоровья, она стала еще сильнее тревожиться о будущем Тома. Сейчас у нее на шее заметен шрам — у нее диагностировали рак щитовидной железы. «Это лучший вид рака из тех, что бывают», — говорит она, пытаясь приободриться — после того как выйдет книга, ей предстоит еще многое пережить. Однако она отнюдь не напрашивается на жалость — она как раз совсем не хочет обсуждать тему ее болезни публично, поскольку масс-медиа тут же станут акцентировать всё внимание именно на этом, а не на теме ее книги.
«Наоми невероятно вынослива, — говорит ее 26-летняя подруга Маклир. — Она не придает значения своей боли — она может сорваться и заплакать, но не акцентирует на этом внимания. Она все равно встает и идет дальше».
Как-то вечером мы с Кляйн зашли в комнату, где Льюис редактирует фильм по ее книге «Это всё меняет», который рассчитан на тех, кто не читал саму книгу. И книга, и фильм пытаются выдержать баланс между страхом перед надвигающейся катастрофой («Я видела будущее, и оно выглядит так, как Новый Орлеан после урагана «Катрина», — говорит Наоми) и надеждой, которую она дает людям. Наблюдая, как левые проигрывали все битвы на протяжении последних 30 лет, Наоми также крайне разочарована и результатами движения «Оккупируй Уолл-стрит», поэтому у нее нет особых иллюзий по поводу того, что оптимистический сценарий развития событий все же возобладает.
Борьба с климатическими изменениями, утверждает Кляйн, требует гораздо большего, чем введения налогов на углерод без сокращения общего количества выбросов в надежде, что ученые в конце концов придумают какую-нибудь волшебную палочку. А это означает, что человечество должно постепенно отказываться от ископаемых видов топлива (и Кляйн неистово протестует против открытия трубопровода Keystone XL), правительства должны тратить триллионы на возобновляемые источники энергии, корпорации должны отбросить напрочь саму идею о бесконечном экономическом росте, потребители по всему миру должны научиться сдерживать свои желания. Следует прекратить покупать так много всего, а для этого необходимо сначала научиться более не идентифицировать себя с тем, что ты покупаешь.
Хотя подобные идеи сейчас уже не звучат чем-то возмутительным, тем не менее требования предъявляются весьма высокие. Для начала ведь необходимо будет бросить вызов ExxonMobil и другим компаниям, специализирующимся на ископаемом топливе, а это, как утверждает МакКиббен, «самая богатая индустрия из всех, что когда-либо существовали с тех пор, как появились деньги». И Наоми Кляйн, по ее словам, не наблюдает, чтобы наши политические лидеры предпринимали столь решительные шаги. Каков же выход?
Наша единственная надежда, говорит Кляйн, это простые люди, которые должны увидеть, куда движется наш мир, как меняется погода (торнадо уже в Нью-Йорке!) и насколько увеличивается разрыв между элитой и всеми остальными. Поняв это, люди уже сами должны решить, что им с этим делать. Нам всем пора вступить в эпоху общего самопожертвования. «Это как раз один из тех моментов, когда должны пасть барьеры отделяющие простых людей от активистов. Капитализм сумел убедить нас, что мы не заслуживаем спасения. И задача любого активиста, стремящегося к социальному равенству, заключается в том, чтобы создать иной имидж общества и заявить: «Мы способны на большее». Я знаю, что можно всё изменить — я видела это. Я наблюдала такие моменты, когда общество выходит за рамки предписанного сценария».
Я не уверен, что сам видел такое, но хотел бы ей верить.
Мы выходим из кафе, куда зашли выпить по чашечке кофе, ловим такси, которое должно отвезти меня в аэропорт, чтобы самолет доставил меня домой, сжигая по пути еще больше горючего. Такси подъезжает к тротуару, я уже сажусь в него, но она меня обнимает и тихонько говорит: «Я так устала от потерь — нам пора побеждать».
Джон Пауэрс
Источник: Vogue
Перевод: Дмитрий Колесник
Добавить комментарий