Коллапс советской модернизации: К 25-летию раздела "Советского Союза"

25 лет назад, 25 декабря 1991 г. официально прекратил свое существование "Советский Союз". Он был распущен правящими элитами, которые сочли, что дальнейшее сохранение структур "социального государства" противоречит их классовым интересам. Как и почему это произошло? Ответ на этот вопрос -- в публикуемой нами главе из книги историка В. Дамье "Стальной век. Социальная история советского общества".

«Коллапс модернизации»(1)

В начале 1980-х гг. стало уже невозможным не замечать такие острые проблемы, как сокращение темпов экономического роста и все большие расходы (на неудачную войну в Афганистане, начатую в 1979 г., на вооружения – с целью противостоять размещению американских ракет средней данности в Европе и программе военного использования космоса). В восточноевропейских странах, входивших в советский блок, социально-экономические трудности привели к подспудной общественной нестабильности, которая прорвалась наружу в массовом подъеме независимого оппозиционного рабочего движения в Польше в 1980–1981 гг.

Брежнев умер в 1982 г. Сразу после его смерти развернулась ожесточенная борьба за власть между соперничавшими группировками номенклатуры, одни из которых предпо-читали «острожный консерватизм», а другие добивались реформ. Под реформами понимался, не в последнюю очередь, и отказ от «социального компромисса» с трудящимися. Подобный курс предполагал интенсификацию труда и пересмотр ценовой политики, с отменой субсидирования цен на продукты питания. Для того, чтобы заставить людей «лучше работать», у правящих кругов оставалось два способа. Первый означал «завинтить гайки», то есть с помощью жестких или даже драконовских мер насадить «дисциплину» на производстве. Второй – поощрять конкуренцию между самими работниками: стимулировать у трудящихся, измученных постоянной нехваткой товаров, эгоизм, ориентацию на ценности потребления и готовность ради этого дольше и активнее трудиться.

Бывший глава тайной полиции КГБ Ю.В. Андропов, возглавивший партию и советское государство после смерти Брежнева, был сторонником некоторых реформ. Он намеревался «закрутить гайки», ужесточить «дисциплину труда», сократить усилившуюся в предшествующие годы коррупцию и, возможно, пойти на допущение частного предпринимательства в сфере легкой и средней промышленности (2). Но Андропов был тяжело болен и уже в 1984 г. умер. Через год за ним последовал и его преемник -- «консерватор» К.У. Черненко. В марте 1985 г. партию возглавил «андроповец» М.С. Горбачев. Выступая на пленуме ЦК партии в апреле того же года, он провозгласил курс на «ускорение» экономического развития страны. Он заявил о необходимости перейти от «экстенсивного» пути к «интенсивному», к «принципиально новым технологическим системам, к технике последних поколений, дающим высшую эффективность», к перевооружению «всех отраслей народного хозяйства на основе современных достижений науки и техники». Новый рывок намечался, прежде всего, в машиностроении и тяжелой промышленности. Очередная программа модернизации требовала огромных финансовых средств, которых у государства, как вскоре выяснилось, уже не было (3). В начале 1986 г. в докладе на XXVII пар-тийном съезде, а затем в речи перед трудящимися города Тольятти Горбачев объявил о начале фундаментальной «перестройки» советского общества (4). Понимая, что трудящиеся не могут и не хотят идти на «жертвы» ради нового скачка, он дополнил идею «ускорения» лозунгами «демократизации» и «гласности», которые должны были создать у населения иллюзию участия в управлении страной и принятии решений по ключевым вопросам ее развития. Поощрялись общественные дискуссии и обсуждения. По «Закону о государственном предприятии» (1987 г.), на производстве создавались выборные «Советы трудовых коллективов», которые получили право избирать директора (при этом принцип единоначалия сохранялся, и реальная власть по-прежнему оставалась у директора и его администрации). Постепенно были смягчены политические и идеологические ограничения, из лагерей и тюрем освобождались политические заключенные, в печати стали публиковаться статьи с критикой сталинизма и диктатуры.

Стремясь обрести поддержку в обществе, горбачевское руководство решилось пойти по пути использования националистических настроений и предрассудков. В резолюции «О межнациональных отношениях», принятой на XIX партийной конференции в 1988 г., «закономерный рост национального самосознания» получил позитивную оценку (5). Подобная тактика оказалась пагубной, так как привела, в конечном счете, к стремительному росту национализма практически во всех регионах страны. Теперь он существовал не только на «бытовом» уровне или в представлении оппозиционных групп интеллигенции, но получил «законное» право на существование как идеология, которой воспользовалась и значительная часть номенклатуры. Еще в декабре 1986 г. в Казахстане произошли волнения, вызванные отстранением прежнего руководства республики и назначением первым секретарем республиканской компартии неказаха Г.В. Колбина; имелись убитые и раненые. В последующие же годы националистически мотивированные конфликты, подпитываемые ухудшением условий жизни, бедностью и экономическим кризисом, становились все более массовыми и кровавыми: армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха (включая погромы армян в Сумгаите в 1988 г. и Баку в 1990 г.), погромы турок-месхетинцев в Узбекистане (1989 г.), киргизско-узбекские столкновения в Фергане (1990 г.) и др. Сотни тысяч людей вынуждены были бежать из мест своего проживания. Столкнувшись с волной агрессивного национализма, руководство государства оказалось совершенно беспомощным. Непоследовательные и неуклюжие попытки вмешаться в ситуацию лишь подрывали престиж Центра и ухудшали его отношения со всеми конфликтующими сторонами.

Прислушавшись к почти единодушным рекомендациям большинства экономистов, правители страны в конце 1980-х гг. предоставили далеко идущую самостоятельность ведомствам и предприятиям, приступили к приватизации мелкой и средней промышленности (законы «Об индивидуальной трудовой деятельности» 1986 г., о совместных предпри-ятиях с иностранным капиталом 1987 г., «О кооперации» 1988 г., «О предприятиях в СССР» 1990 г.) и начали внедрять рыночные отношения. Предприятия получили возможность определять цены на свою продукцию, произведенную сверх «государственного заказа», и немедленно воспользовались этим для их повышения, а не увеличения производства. Результатом экономических реформ стал нараставший распад хозяйственной системы, усиление эгоизма отдельных регионов, ведомств и предприятий, хаос. Пытаясь сократить расходы, Горбачев попробовал снизить накал противостояния с Западным блоком. Он уменьшил масштабы вмешательства в странах «Третьего мира», распорядился вывести советские войска из Афганистана, сократил армию и призвал ограничить «гонку вооружений». Но это уже не помогало. ВВП сократился в 1990 г. на 2%, а в 1991 г. – по разным подсчетам, на 9-17% (6), промышленное производство падало, резко выросли цены и инфляция. Условия жизни основной массы населения стремительно ухудшались; нарастала нехватка промышленных и продовольственных товаров, в ряде мест были введены талоны на продукты, происходили волнения жителей, недовольных дефицитом. Сопровождавшиеся попытками властей снизить субсидии на цены, эти процессы вызвали растущее недовольство и подъем массовых социальных движений протеста.

Первые протестные выступления носили ярко выраженный антибюрократический характер. Они были сосредоточены преимущественно на проблемах местного развития, в особенности – экологических, которые остро воспринимались общественностью после катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986 г. Возникавшие в городских кварталах, микрорайонах и населенных пунктах группы в защиту окружающей среды нередко выступали инициаторами движения за самоуправление на местах. Собирались общие собрания жителей, на которых избирались комитеты самоуправления, начиная с уровня дома, улицы, квартала и т.д. Основным мотивом служило желание людей самостоятельно решать проблемы жизни и развития территории, независимо от государственной бюрократии и ее интересов. Многие активисты, отмечал исследователь советских и российских гражданских инициатив О. Яницкий, понимали «децентрализацию экономики и политической власти как самодостаточность и даже автаркию. Некоторые из них даже предлагали, чтобы город или отдельный городской район получил полную экономическую самостоятельность с собственной валютой, системами производства, распределения и т.д.» (7). Однако низовым гражданским инициативам так и не удалось выработать альтернативные представления об общественном устройстве на основе системы всеобщего самоуправления, помимо государства и рынка, с выявлением и скоординированным удовлетворением потребностей «снизу». Такие идеи просто не успели развиться в условиях авторитарного режима и идеологической диктата КПСС, когда любые «леворадикальные» идеи беспощадно преследовались, а разработки и традиции мировой социально-революционной мысли были под запретом. Большинство активистов инициатив и даже представителей левых групп не видело альтернативы развитию рыночных отношений, хотя и стремилось максимально «смягчить» их последствия с помощью активной социальной политики (8). Это превратило общественные антибюрократические движения в легкую добычу для «реформистского» крыла номенклатуры. Вскоре после 1990 г. гражданские инициативы стали «засыпать», общие собрания прекратили собираться, а многие активные члены местных комитетов и групп «ушли во власть».

Чем глубже становился экономический кризис, тем больше расходились интересы и устремления отдельных фракций и группировок правящего номенклатурно-бюрократического класса. Крупные, неповоротливые предприятия-монополисты и огромные советские учреждения были заинтересованы не в технических усовершенствованиях, а в сохранении и расширении собственных привилегий. Ведомства, вывозившие за рубеж нефть и газ и добывавшие валюту, всё меньше хотели делиться с остальными отраслями и предприятиями, стремясь оставить вырученные средства у себя. «Сырьевики» были не прочь скинуть со своих плеч балласт в виде «социального государства» и предприятий обрабатывающей промышленности, даже если это в перспективе привело бы к изменению системы в СССР. Напротив, военно-промышленный комплекс (ВПК), целиком зависевший от государственной поддержки, скорее предпочитал сохранить основу сложившихся экономических и политических структур. Но и ВПК, недовольный увеличивающимся отставанием от Запада в области высоких технологий, выступал за реформы.

Падение мировых цен на нефть, «гонка вооружений» и уменьшение доходности советской экономики (а, следовательно, ресурсов для дальнейшего роста могущества и доходов бюрократии как целого) знаменовали собой общий кризис прежнего метода господства. Рост экономических трудностей стимулировал сепаратизм не только у ведомств и государственных компаний, но и у партийных руководителей отдельных республик и территорий. Как вспоминал А.И. Лукьянов, близкий соратник Горбачёва и председатель Верховного совета СССР в 1990 – 1991 гг., местные власти быстро ощутили, «что теперь можно защитить себя от угрозы смещения или произвольных перестановок по воле центра. Средством этой защиты стал лозунг национального суверенитета (...) Республиканский партийный князёк (...), распоясавшийся хозяйственник, прикрываясь заявлениями о защите национальных интересов, могли теперь игнорировать ранее неприступный центр» (9). Республиканские партийные боссы стремились стать полновластными хозяевами на управляемых ими территориях. Наилучшая возможность для этого возникла бы с образованием новых, контролируемых ими государств. Конкурентом бюрократии в борьбе за власть выступила местная интеллигентская верхушка в республиках, привыкшая считать себя «солью земли», «глашатаем и хранителем национальной культуры». Теперь она претендовала на свою долю пирога. В России она поддержала идеологии либерализма или русского национализма (последняя еще с 1970-х гг. пользовалась покровительством части партийной элиты: если в «союзных республиках» националистические тенденции среди интеллиген-ции пресекались и подавлялись, в России русские писатели-националисты из среды т.н. «деревенщиков» легально публиковали свои книги). В других республиках СССР интеллигентские группы учредили разнообразные «народные» фронты и потребовали «национальной независимости». В конце 1980-х гг. стали появляться полулегальные политические группировки, требовавшие отмены однопартийной системы и перехода к представительной демократии.

В попытке остановить развал государства, достичь компромисса с республиканскими и региональными элитами и подкинуть населению «демократический» пряник, правящая верхушка Советского Союза предприняла ряд шагов с тем, чтобы укрепить вертикаль власти. 1 декабря 1988 г. были внесены поправки в конституцию, в соответствии с которыми создавался новый высший орган Съезд народных депутатов, который избирался сроком на пять лет прямым равным и тайным голосованием, заседал один раз в год и играл скорее формальную роль, а текущую парламентскую работу исполнял двухпалатный Верховный Совет СССР, выбранный на съезде. Зато на выборах допускалось выдви-жение оппозиционных и «альтернативных» кандидатов. Обсуждалось введение многопартийной системы. В марте 1990 г. была отменена статья конституции, в которой закреплялась «руководящая и направляющая» роль КПСС; стали создаваться оппозиционные партии. Для повышения авторитета центральной власти был введён официальный пост главы государства – президента. Им стал Горбачёв. В 1991 г. он выдвинул идею заключения нового Союзного договора между республиками.

Первое время среди номенклатурщиков, партийных, государственных и хозяйственных чиновников еще преобладало стремление добиться желательных им перемен без кардинального отказа от системы государственного капитализма. На пленуме ЦК КПСС в июне 1987 г. был поставлен вопрос об общем пересмотре цен, то есть о сокращении или ликвидации государственных субсидий, с помощью которых цены на хлеб и некоторые другие продукты питания поддерживались на сравнительно низком уровне. «К лету 1988 г. слухи о готовящейся реформе цен дошли до населения. Начались протесты, нарушавшие благостную картину пробуждения народа к лучшей жизни и грозившие серьезными социальными волнениями, – признает экономист Е.Г. Ясин. – Коммунисты, ответствен-ные за все прежние деяния и нынешнее тяжелое положение, не могли решиться на непопулярные меры. В итоге М.С. Горбачев, выступая в Мурманске, сообщил, что повышения розничных цен не будет. Оптовые цены отчасти повысили, но в целом план пересмотра цен был сорван» (10).

Министры, отвечавшие за экономические вопросы (вице-премьер Л.И. Абалкин и министр финансов В.С. Павлов) настаивали на ужесточении «финансовой дисциплины», объясняя проблемы ростом денежных доходов населения, который отстает от роста про-изводства и предложения товаров. Они предлагали выйти из кризиса за счет трудящихся. В 1989 г. был введен налог на фонд заработной платы, а в марте 1990 г. глава правительства Н.И. Рыжков огласил экономическую программу, предусматривавшую повышение цен на потребительские товары в среднем в 2 раза, а на хлеб – в 3 раза. Это была война против трудящихся.

Ответом на наступление «сверху» стала волна забастовок, которая не знала себе равных в советской истории. Уже в 1986 – 1987 гг. вспыхивали локальные стачки и трудовые конфликты в различных отраслях (легкой и горной промышленности, строительстве и т.д.) и регионах страны (включая крупные города России, Прибалтику, Закваказье). Новая волна поднялась весной 1989 г.: шахтеры Кузнецкого и Печорского бассейнов добивались повышения зарплаты, установления 6-часового рабочего дня, смещения начальства и признания независимого профсоюза. В июле 1989 г. началась стачка шахтеров Кузбасса, которая быстро распространилась на другие угледобывающие районы (Донбасс, Караганду и др.). Бастующие требовали повышения зарплаты и улучшения условий труда, но вскоре появились и лозунги и иного характера: демократизировать выборы, отменить привилегии партии, чиновников и партийного аппарата и т.д. В то же время, перечень требований, составленный на основе резолюций собраний, отражал дезориентацию шахтерской массы во всем, что выходило за пределы простой защиты своих материальных интересов. В этом «рядовые» горняки прочно полагались на выдвинувшихся «лидеров» и представителей администрации, которые были убежденными сторонниками рыночной экономики и полной хозяйственной самостоятельности регионов и шахт, с самофинансированием, правом устанавливать цены на продукцию и оставлять в своих руках полученную прибыль. Как замечает исследователь шахтерского движения В. Борисов, «как только забастовки вышли за пределы отдельных шахт, местные власти моментально присовокупили свои интересы, осторожно помогая шахтерам и добавляя свои собственные требования к их требованиям. В результате многочисленные жалобы угольщиков были быстро сведены к одному центральному требованию перевода шахт на самофинансирование за счет повышения цен на уголь, хотя это не фигурировало в изначальных требованиях шахтеров» (11). Противоречивость настроений в «низах» можно было обнаружить в одновременно раздававшихся призывах закрыть частные предприятия (т.н. «кооперативы») в сфере медицины и питания, поскольку те, по мнению шахтеров, путем сверхвысоких цен обирали население. Стачка велась вне рамок официальных профсоюзов; она организовывалась стачечными комитетами, которые затем объединились в региональные и межрегиональные структуры (Союз трудящихся Кузбасса, съезды шахтеров и т.д.). После переговоров между региональным забастовочным комитетом Кузбасса и комиссией ЦК КПСС, правительства и официальных профсоюзов был подписан протокол, в котором содержались обещания ввести в области региональный хозрасчет, предоставить предприятиям экономическую и юридическую самостоятельность с правом самостоятельно устанавливать нормы выработки и це-ны, повысить зарплату горнякам, улучшить продовольственное снабжение и т.д. Невыполнение соглашений еще больше сблизило лидеров шахтерских организаций с оппозиционным, «реформаторским» крылом номенклатуры во главе с бывшим руководителем московской партийной организации Б.Н. Ельциным. 11 июля 1990 г., по решению I съезда шахтеров СССР, прошла однодневная «всеобщая» политическая забастовка горняков в поддержку политиков-реформаторов. С аналогичных позиций выступил учрежденный в октябре 1990 г. Независимый профсоюз горняков. Рабочих подвело то же, что и гражданские инициативы: не имея самостоятельного представления об экономической и политической альтернативе, они попали в ловушку «реформаторской» фракции правящей бюрократии (12).

Рабочие забастовки продемонстрировали, что верхушка партии уже не обладает в глазах населения достаточной легитимностью для осуществления мер, которым предстояло вывести экономику из кризиса за счет трудящихся. Все более влиятельные круги номенклатуры стремились теперь не только поделить между собой государственную собственность, которой они до тех пор владели и распоряжались сообща, но и сменить окраску и идеологическое обоснование своего господства. Они объявили себя «демократами», которые порывают с КПСС и всем ее партийно-идеологическим наследием, возложив на них ответственность за все тяготы и ошибки. Это позволяло им предстать в глазах населения совершенно новой силой, оппозиционной и якобы незапятнанной прошлыми преступлениями. В начале 1990 г. эти «реформаторы» сформировали политическую организацию – блок «Демократическая Россия», фактическим лидером которой стал Ельцин. Коалиция добилась успеха на выборах народных депутатов в России; ее представители возглавили муниципалитеты Москвы, Ленинграда и других крупных городов. Ельцин был в мае 1990 г. избран председателем Верховного Совета России, а в июне 1991 г. – российским президентом. Его группа бросила открытый вызов Горбачеву и его окружению.

Программа «демократического» крыла номенклатуры, спустившего «коммунистический флаг», включала установление представительной демократии западного типа и – фактически – переход от государственного капитализма к частному. Это предлагалось осуществить путем приватизации государственной собственности, то есть, ее раздела между номенклатурными группировками и поднявшимися в ходе перестройки частными предпринимателями (некоторые из них сами были выходцами из номенклатуры, в особенности, из официальной молодежной организации – комсомола, другие – представителями криминальных кругов). Хотя формально Ельцин обещал, что в ходе намеченных им реформ уровень жизни населения не снизится (в ответ на вопрос, что будет, если в результате его политике повысятся цены, он заявил: «Тогда я лягу поперек рельсов» (13), но, как известно, своего обещания не выполнил), по существу, его группа запланировала – а после 1991 г. и осуществила – полное уничтожение негласного «социального компромисса» и широкомасштабный демонтаж «социального государства».

Центральное правительство, которое в декабре 1990 г. возглавил В.С. Павлов, официально объявило о намерении совершить переход к рыночной экономике, провело денежную реформу, ограничив возможности обмена купюр, и со 2 апреля 1991 г. в 2 – 3 раза повысило цены на основные потребительские товары. Этими шагами власти лишь еще больше дискредитировали себя в глазах населения.

Ослабевшее и запутавшееся в тисках кризиса руководство было уже не в состоянии удерживать находившиеся под контролем СССР страны Восточной Европы. В конце 1989 г. пали просоветские режимы «коммунистических» партий в Польше, Венгрии, Восточной Германии, Чехословакии, Румынии и Болгарии. В 1990 г. сепаратистские партии победили на выборах в парламенты прибалтийских республик, Грузии, Армении и Молдавии. Экономическое и социальное положение продолжало ухудшаться, союзные и автономные республики, даже отдельные территории объявляли о своём суверенитете и приоритете собственного законодательства над союзным, начались «торговые войны» между отдельными территориями и политическое противостояние мёжду союзными республиками, а также между республиками и центром. 19 августа 1991 г. часть правящих кругов попыталась удержать власть с помощью государственного переворота. В момент, когда Горбачев находился на отдыхе в Крыму, группа высокопоставленных членов правительства во главе с вице-президентом Г.И. Яннаевым, премьер-министром Павловым, председателем КГБ В.А. Крючковым, министром внутренних дел Б.К. Пуго и министром обороны Д.Т. Язовым объявила о введении чрезвычайного положения. Созданный ими «Государственный комитет по чрезвычайному положению» (ГКЧП) «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии» отменил часть конституционных свобод и прав (включая право на забастовки и демонстрации), приостановил деятельность партий, общественных организаций и массовых движений, отменил решения оппозиционных органов, ужесточил дисциплину на производстве. ввел режим «строгой экономии» и цензуру. В то же время, новый орган обязался «поддерживать частное предпринимательство, предоставляя ему необходимые возможности для развития производства и сферы услуг» (14). ГКЧП сообщил, что Горбачев не может выполнять свои обязанности «по состоянию здоровья» (15). Однако попытка переворота не удалась. Ельцин, правительство и Верховный Совет России отказались подчиняться ГКЧП, а лидеры выступления не нашли в себе ни решимости, ни достаточно сил для реальной силовой акции в столице. Уже 21 августа ГКЧП капитулировал. Горбачев вернулся в столицу, изображая себя триумфатором, но быстро обнаружил, что действительная власть уже перешла в руки Ельцина и его окружения. Под их давлением, советский президент вынужден был пойти на роспуск союзных органов власти. Республики Союза одна за другой провозглашали свою независимость: в одних из них пришедшие к власти сепаратисты поспешили воспользоваться кризисом, чтобы окончательно оттолкнуть свой корабль от тонущего имперского линкора, в других партийное начальство уже не желало иметь дело с неспособным обеспечить стабильность Центром, в третьих, более экономически развитых, возобладало намерение прекратить «делиться» богатствами с менее развитыми республиками и регионами (так, Ельцин стремился к образованию конфе-дерации «славянских» республик, без Средней Азии). Постепенно под властью Горбачева остался только Кремль.

8 декабря 1991 г. главы России, Украины и Беларуси Б.Н. Ельцин, Л.М. Кравчук и С.С. Шушкевич встретились на территории Беловежской пущи, подписали соглашение о том, что Советский Союз «как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование» и договорились о создании Содружества Незави-симых Государств (СНГ) (16). Первоначально «три славянских лидера» (это «этническое» обстоятельство, в характерном для ситуации националистическом духе, подчеркивалось в комментариях (17)) не собирались приглашать в новое объединение бедные республики Средней Азии и охваченное конфликтами Закавказье. Но президент Казахстана Н. Назарбаев убедил их изменить свое решение. 21 декабря 1991 г. в Алма-Ате было подписано соглашение о создании СНГ в составе 11 государств – Азербайджана, Армении, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, России, Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана и Украины. «С образованием Содружества Независимых Государств, – указывалось в «Алма-Атинской декларации», – Союз Советских Социалистических Республик прекращает свое существование» (18).

Защитить Советский Союз было уже некому. Его распустила сама правящая номенклатура. Судя по воспоминаниям помощника Горбачева А.С. Черняева, первый и последний советский президент реагировал на свое отстранение от власти с полной беспомощностью. «М.С. наконец должен решиться», – записал Черняев в дневнике 8 декабря, отметив, что он «опять неадекватен». На следующий день «Михаил Сергеевич бушует, заявляет, что он уйдет, пошлет их всех и т.д., «покажет им»». Советники уговорили его «не конфликтовать», а начать переговоры с лидерами республик. Эти консультации закончились безрезультатно. Горбачев то объявлял о намерении созвать Съезд народных депутатов и провести референдум, то делал вид, что ничего не происходит, и он по-прежнему у руля, то поручал написать текст своего «прощального» заявления, то выжидал, ничего не предпринимая и на что-то надеясь (19).

Единственным политиком, который открыто выразил поддержку Горбачеву и призвал его действовать, был президент Чечни генерал Д.М. Дудаев, которого советский президент в ноябре спас от начатого по приказу Ельцина российского вторжения. Выступая 23 декабря 1991 г. в Грозном, он назвал методы создания СНГ незаконными, поскольку новые государства не имеют права распускать Союз. Дудаев призвал Горбачева, «как верховного главнокомандующего», не соглашаться с отстранением от власти, а «приложить все силы и свой высокий международный авторитет для укрепления союза в обновленном качестве». По его словам, Горбачев стал неугоден, поскольку он «действительно демократ», и «чеченский народ, а равно и все горские народы Северного Кавказа» остаются на его стороне (20). Как утверждал российский публицист И.Л. Бунич, президент Чечни называл управляемую им республику «последним уцелевшим (или первым освобожденным) бастионом Советского Союза» и «предлагал Михаилу Горбачеву прибыть в Грозный и оттуда выполнять свои обязанности президента СССР, начав борьбу против московских сепаратистов, изгнавших Горбачева из Кремля» (21). Условием должно было стать признание за Чечней статуса «союзной республики». Однако Горбачев не принял поддержку из Грозного. 25 декабря 1991 г. он зачитал заявление о своей отставке, а развевавшийся над Кремлем советский флаг был спущен.

На месте Советского Союза теперь располагалась вереница более или менее авторитарных государств. Эпоха модели государственного капитализма закончилась. Установившая ее правящая номенклатура теперь отбрасывала ее за ненадобностью, как исчерпавшую свои «задачи». Наступала эпоха частного капитализма в форме, типичной для «пороговых» или «периферийных» капиталистических стран.

Примечания

1. Kurz R. Der Kollaps der Modernisierung. Frankfurt a.M., 1991.

2. Планам реформ Ю.В. Андропова был посвящен «круглый стол» по случаю 95-летия со дня его рождения, организованный в 2009 Вольным экономическим обществом (ВЭО) и прошедший в Московской мэрии. Материалы «круглого стола» см.: Труды ВЭО. Т.121. 2009. №6. С.14 – 105.

3. Горбачев М.С. О созыве очередного XXVII съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и про-ведением. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 23 апреля 1985 // Известия. 1985. 24 апреля. См. также: Полынов М.Ф. М.С. Горбачев: Начало реформаторской деятельности // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana). 2009. №3. С.41–48.

4. Медведев В.А. В команде Горбачева: взгляд изнутри. М., 1994. С.35.

5. Резолюции XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза Приняты 1 июля 1988 года. М., 1988. С.32.

6. Ср.: The Former Soviet Union in Transition. New York, 1993. P.45; Tyers R. Economic Reform in Europe and the former Soviet Union: Implications for international food markets. Washington, 1994. P.22.

7. Яницкий О. Городские экологические инициативы и движения: сравнения Восток – Запад (Заключитель-ный доклад на Европейском семинаре ЮНЕСКО, 21-26 мая 1991 г., Москва, СССР). М., 1991. С.45.

8. Этот факт может подтвердить сам автор, который в конце 1980-х гг. принимал участие в экологических и самоуправленческих движениях и пропагандировал там антиавторитарные идеи общества без централизо-ванного государства и рынка. Подробнее см.: Дамье В.В. Лекция-интервью о неформалах // http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1194790523.html; http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1196321009.html; http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1201070615.html; http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1202493027.html; Грей В. Экосоциалистический манифест // Третий путь. 1989. №8.

9. Лукьянов А. Переворот мнимый и настоящий. М., 1993. С.43.

10. Об этом и ценовой политике горбачевской администрации см.: Ясин Е.Г. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ. М., 2002. С.100–108.

11. Борисов В. Забастовки в угольной промышленности: анализ шахтерского движения за 1989–99 гг. М., 2001. С.99.

12. См. также: С.Ю. Шахтерские забастовки 1989 г. в СССР и некоторые размышления по поводу нынешней ситуации в рабочем движении (и здесь).

13. Видеозапись

14. Правда. 1991. 20 августа.

15. Реальная роль Горбачева в период августовского кризиса 1991 г. до сих пор остается предметом споров. По официальной версии, он был изолирован путчистами в своей летней резиденции и находился под домашним арестом. Однако, по утверждению его бывшего заместителя и председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова, Горбачев знал о планах выступления, но «решил, видимо, выждать, посмотреть, на чьей стороне будет перевес» (Лукьянов А. Указ.соч. С.19). В этом случае он мог надеяться на то, что сможет выступить в роли «спасителя государства» при любом исходе. В пользу данной версии свидетельствует тот факт, что после неудачи переворота, лидеры ГКЧП бежали в крымскую резиденцию Горбачева, вероятно рассчитывая на его заступничество, но были там арестованы. Ельцин давал понять, что происходили «закулисные» маневры, но не уточнил, кто именно принимал в них участие и в чем они состояли. Впрочем, как заявил журналистам после событий сам Горбачев, «я вам все равно не сказал всего. И никогда не скажу всего» (Труд. 1991. 3 сентября). Каким бы ни был расчет президента Советского Союза, дальнейшие события показали, что он, в любом случае просчитался.

16. Информационный вестник Совета глав государств и Совета глав правительств СНГ «Содружество». 1992. №1. С.6.

17. Известия. 1991. 9 декабря.

18. Известия. 1991. 23 декабря.

19. См.: Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника президента СССР. М., 1997.

20. Асуев Ш. Как это было

21. Бунич И.Л. Хроника чеченской бойни и шесть дней в Буденновске. СПб., 1995. С.33.

Из книги: В.В. Дамье. Стальной век: Социальная история советского общества.
Москва: ЛИБРОКОМ, 2013. С.238-248.  

Источник