Традиционное общество в действии

Отказ девятнадцати ингушских полицейских разгонять протестующих – следствие не особого благородства стражей порядка, а сохранения догосударственных институтов, способных за участие в разгоне протестантов наказать куда сильнее, чем государственные органы накажут за отказ. Речь идет не о казнях или избиениях провинившихся перед обществом, хотя в какой-то ситуации возможно и такое. Есть множество других способов воздействия. Например, одним из самых страшных наказаний в традиционном обществе всегда было изгнание из него. По своей тяжести оно соперничало со смертной казнью, как сейчас пожизненное заключение и по той же самой причине: кто-то считал, что лучше умереть, чем на всю оставшуюся жизнь превратиться в изгоя, кто-то – что изгнанный, в отличие от убитого, имеет шанс на прощение. Случаи такого прощения имели место – в мое время журналисты рассказывали о такой «амнистии» в одном из племен австралийских аборигенов. Племя, переходя с одного места охоты на другое, наткнулось на пожилую пару, в которой старшие опознали соплеменников, изгнанных двадцать с лишним лет назад за кровосмесительство. Юноша и девушка принадлежали к одному роду и не имели права вступать в брак, но сердцу не прикажешь и они нарушили запрет. Все время изгнания они прожили, ни с кем не общаясь, все их дети умерли – вдвоем у них хватало сил на лишь то, чтобы прокормить самих себя, а под старость и на это не осталось, так что к приходу соплеменников они в прямом смысле умирали с голоду. Племя посовещалось и решило простить бедолаг. История, достойная пера Шекспира.

Конечно, Ингушетия – не Австралия и изгнанный из тайпа с голоду не помрет. В крайнем случае, переберется в другой субъект РФ. Но все равно и это, и даже куда более мягкие меры, которые ингушское общество может применить к виновным, куда хуже, чем те, что за неподчинение приказу применит начальство. Начальство всего-навсего выгнало их с работы. Как это не тяжело, а тайп может наказать и тяжелее. Тем более, что заварившаяся каша касается всех тайпов. А потому, если «свои» проявят к провинившимся излишнюю мягкость, это может осложнить их отношения с другими тайпами. А этого никто не хочет. Так что девятнадцать отказников – это победа традиционного общества над государством.

Это не значит, что традиционное ингушское общество идеально. Это даже не значит, что оно лучше государственного. Или, что оно хуже. Это значит только, что в данном случае оно оказалось сильнее. И что оно может управлять собой. Хотите получить пример того, как общество может управлять собой без государства? Посмотрите, что происходит сейчас в Ингушетии.

Если кто-то скажет, что традиционные общественные институты ингушей – это реликт, вчерашний день, пережиток прошлого, то я отвечу, что каменный век уже давно прошел, однако стекло до сих пор режут алмазом. Который является камнем, а не металлом и не пластиком. И что крокодил или целакант – представители современной фауны, хотя крокодил – это даже не динозавр, а архозавр, а целакант – и вовсе представитель кистеперых, полу-рыб, полу-амфибий, живое ископаемое. Когда-то они были типичными представителями биоценозов своих эпох, а теперь – нетипичные представители современного. И если традиционные институты каким-то образом смогли дожить до наших дней, существуют в современном обществе и управляют им, они – уже часть современного общества, а не пережиток исчезнувшего. Значит, они – уже не только явление прошлого, но и явление настоящего. А может быть, и будущего.