Дональда Трампа нельзя назвать президентом мечты, но его избрание вполне объяснимо. В этом сошлись лингвист, политический публицист Ноам Хомский и культуролог, философ Славой Жижек. Однако Хомский считает, что это тревожный симптом и такое назначение может привести к новой волне фашизма в мире. А Жижек уверен, что в некоторых случаях выходящая за рамки приличия прямота не так уж плоха, а постоянное стремление к политкорректности может сыграть с обществом злую шутку.
Ноам Хомский о ненависти и страхе
В нашей истории был период около 30 лет, когда рост и развитие экономики не затрагивали большую часть населения, зарплаты большинства стагнировали или даже уменьшались. Происходили значительные изменения по сравнению с прошлыми годами. Можно вспомнить отдельные примеры серьезного противостояния этому процессу, но они все рассеяны, сопротивление не стало всеобщим.
Феномен, который мы видим, — это обобщенный гнев. Взять хотя бы нынешние праймериз, которые интересны не благодаря смысловому посылу, а из-за того, что происходит в принципе. Например, посмотрите на Дональда Трампа: он клоун и правда мог бы работать в цирке. Он получает огромную поддержку от людей, которых злит все на свете. В основном это белые мужчины: рабочий класс, средний класс; бедные белые мужчины, их жены, традиционные семьи. Их все приводит в бешенство, у них все отняли: для них нет экономического роста, который существует для других людей, все институты против них. Они глубоко убеждены, что теряют свою страну, потому что некие обобщенные «они» «отнимают ее у нас».
«К сожалению, картина напоминает кое-что неприятное: Германию не так уж давно»
Эта вера уходит корнями в сильную шовинистическую традицию, которая существует в США. Это страна иммигрантов, но всю дорогу ее жителям пытались создать имидж неиммигрантов. Если мы вспомним революционные годы, то Бенджамин Франклин, одна из главных фигур эпохи американского Просвещения, считал, что нам не следует впускать немцев и шведов, потому что они не англосаксы, как мы. И это продолжается. В XX веке существует миф англосаксонизма: «Мы чистые англосаксы». Если оглядеться вокруг, то это бред, подобного рода вещи — плод воображения. Теперь существует представление, что нас подавляют мусульмане, мексиканцы или китайцы. Каким-то образом они отобрали у нас страну. Это убеждение основано на чем-то объективном вроде того, что белое население скоро станет меньшинством, что бы ни значило «белое» и кем бы ни были люди, которые считают себя таковыми. Ответом на это является обобщенный гнев по отношению ко всему вокруг.
Поэтому каждый раз, когда Трамп делает какое-нибудь мерзкое замечание по поводу кого бы то ни было, его популярность растет, поскольку она основана на ненависти и страхе, и, к сожалению, картина напоминает кое-что неприятное: Германию не так уж давно. Стоит помнить, что в 1920-х в Германии был расцвет западной цивилизации, если говорить об искусстве и науке; ее рассматривали как образцовую демократию. А уже в 1928 году на выборах Гитлер получил около 3% голосов, и она скатилась с вершины западной цивилизации до абсолютного дна человеческой истории всего за десять лет. Я не хочу говорить, что ситуация идентична, но есть сходство. Фактически можно провести аналогию еще кое с чем. Если европейские бюрократы преуспеют в уничтожении Греции, что они пытаются сделать путем унижений, то вы, возможно, увидите, как к власти придет партия неофашистов. Это вполне может произойти.
Славой Жижек о вреде политкорректности
Я знаю, что либеральная элита в США не может не реагировать бурно на победу кого-то вроде Трампа. По ее мнению, здесь мы сталкиваемся с вредными ограничениями, которые создает демократия: вы видите, как просто обольстить глупых обычных людей и так далее. И хотя Ноам Хомский не очень меня любит, я им искренне восхищаюсь и должен признать, что мне нравится его термин. Я думаю, это не только журналистское понятие, но и целая концепция, которую он перенял у американской политической традиции (или даже скорее у большинства правых либералов), — «производство согласия».
Ведь демократия — это не только официальные нормы проведения выборов, демократия — это огромная сеть, на которой выстраивается политический консенсус, множество неписаных правил. Мне кажется, что сейчас для США наступил очень важный момент — момент, когда эта машина для строительства консенсуса сломалась. Такие времена могут быть катастрофой, в такие времена власть может захлестнуть настоящий фашизм, но это могут быть и времена, когда левые (или кто бы ни стал новыми левыми) предложат новые решения. Поэтому моя первая реакция на либеральную элиту, которая заявляет, что глупые работяги и белое отребье голосуют за Трампа, — «Да, но виноваты в этом вы!». Все эти разъяренные люди, которые отдают за него голоса, совершенно точно доказывают, что традиционная машина для производства согласия больше не работает. В слегка вычурных и чрезмерных терминах марксизма можно сказать, что правящая идеология приводит в действие определенные механизмы, чтобы держать людей под контролем, контролировать все возможные отклонения и так далее. Эти механизмы больше не работают. И тут я не просто пессимистичен (в отличие от либералов, для которых Трамп — настоящий дьявол, ужас и так далее), я считаю, что ситуация намного сложнее.
«Это пример политической корректности правящих кругов: вы просто меняете термин на более безобидный»
Конечно, Трамп — почти (но не совсем) протофашистский феномен. Но это потому, что они, либерально-центристское большинство, не справились. Не то чтобы мне хоть чем-то нравился Трамп — он подлец, дрянь и так далее, — но у меня есть одно но. Во-первых, даже если вы придерживаетесь левых взглядов, вы все равно должны искренне им восхищаться. Кое-что ему отлично удалось: он практически единолично уничтожил Республиканскую партию. Я имею в виду, что можно условно выделить два главных направления: христианские фундаменталисты (противники компромисса в партии) и просвещенная в духе либерализма элита большого бизнеса. Обе группы в той или иной степени в ужасе от Трампа. Он вульгарен, но в этой самой вульгарности можно увидеть обычную человеческую низменность и оппортунизм. Сейчас я скажу страшную вещь, но меня больше пугают люди вроде Теда Круза или Рика Санторума восемь лет назад. Трамп — грязный отвратительный человек, но вы правда думаете, что Рик Санторум — вообще человек? Мне кажется, они пришельцы. В них есть что-то монструозное. Это во-первых.
Во-вторых, полное помешательство по поводу Трампа никогда не вызывало у меня доверия. «О, сейчас нам надо объединиться ради того, чтобы остановить Трампа» — ради этого мы пожертвовали Берни Сандерсом, так нас заполучила Хиллари. Хиллари — это не только права ЛГБТ и чуть больше прогрессивности, Хиллари сегодня — это выбор правящих кругов, причем даже правящих кругов времен холодной войны. Знаете ли вы, что многие из окружения Джорджа Буша (Пол Вулфовиц, например) переметнулись к Хиллари? Хиллари — не только голос либеральных представителей власти, она также голос тех, кого можно назвать властью времен холодной войны. В последнее время пропаганда против Трампа играла на вопросе «А можем ли мы доверять этому парню? Он втянет нас в новую мировую войну». Нет, мне гораздо страшнее, что это сделает Хиллари.
И, опять же, я никоим образом не за Трампа. Он олицетворяет то, о чем я говорил, — разрушение общественных ценностей и манер в социуме: та неприличная ситуация, когда ты можешь говорить все, что только пожелаешь. Вещи, которые раньше было невозможно представить на публичных дебатах, сегодня в порядке вещей: открытый расизм и тому подобное. И здесь, по моему мнению, политическая корректность не работает, поскольку политкорректность — это отчаянная мера. Когда общественные моральные нормы, все эти неписаные правила, которые говорят тебе, что можно, а что нельзя, ломаются, политическая корректность пытается управлять напрямую: «необходимо использовать это выражение», «необходимо использовать то выражение» и так далее. Что пугает меня в этом процессе, так это следующее: вы помните, как два или даже три-четыре года назад начались все эти обсуждения по поводу пыток, в частности пыток утоплением? Американская армия сделала тогда кое-что крайне милое: они больше не говорили о пытках, но говорили об «усиленной технике допроса». И для меня это пример политической корректности правящих кругов: вы просто меняете термин на более безобидный. Я без всяких шуток могу представить, что через десять лет изнасилование будут называть — а почему бы и нет? — «усиленной техникой соблазнения».
Эта простая и политически правильная идея, что нужно использовать слова, которые не заденут другого, — я полностью за нее, когда речь идет о тонкостях сексуального самоопределения, которые могут травмировать человека. Но я не думаю, что это какое-то универсальное право — чтобы тебя не называли словом, которое тебе неприятно. Возьмем главу крупной преступной корпорации, которому, может, очень хочется выглядеть гуманистом. Но нет, его необходимо прилюдно называть словами, которые причинят ему боль, и в этом весь смысл — чтобы ему было больно. Мне не нравится эта нарциссическая идея: чувствуешь ли ты себя уязвленным, больно тебе или нет. Это очень неоднозначный вопрос. Конечно, таким образом ты можешь защищать права геев, бороться с исключением представителей ЛГБТ из общества и тому подобными вещами, но тогда что остановит арийцев или других белых людей у власти от того, чтобы сказать: «Простите, ребята, но нам будет больно, если вы будете так на нас нападать»?
Нет, в политике у нас есть настоящие враги. В политике нельзя уважать всех. Политика — это настоящая борьба жизни и смерти.
Добавить комментарий