Издательство «РИПОЛ классик» выпустило сборник интервью Ноама Хомского, — выдающегося американского лингвиста, политического философа и публициста — под названием «Оптимизм вопреки отчаянию». Н. Хомский и его интервьюер С.Д. Полихрониу обсуждают состояние американского общества, проблемы лингвистики и эволюции языка, проблему глобального потепления, внешнюю политика США и оправданность «войны с терроризмом».
В центре обсуждения предложенного интервью, как и во многих других из сборника, оказывается внутренняя политика США. Ноам Хомский и С.Д. Полихрониу выясняют, являются ли США полноценной демократией и можно ли назвать их экономику образцом капиталистической системы. Попутно Н. Хомский поясняет, можно ли сегодня говорить о живой «американской мечте» и что на самом деле скрывается за этим понятием.
С. Д. Полихрониу: Ноам, в ряде своих работ вы ставите под сомнение привычное представление о Соединенных Штатах как архетипической капиталистической экономике. Пожалуйста, объясните.
Ноам Хомский: Смотрите, каждый раз, когда начинается кризис, налогоплательщик призывается к спасению банков и крупных финансовых учреждений. Если бы у нас была реальная капиталистическая экономика, этого не происходило бы. Капиталисты, которые делали рискованные инвестиции и просчитались, были бы ликвидированы. Но богатые и сильные не хотят капиталистической системы. Они хотят управлять государством-нянькой, чтобы в случае беды налогоплательщик спас их. Традиционная фраза — «слишком большие, чтобы обанкротиться».
Несколько лет назад МВФ провел интересное исследование прибыли крупных банков США. По его оценке, большинство из тех, кто обладает большими преимуществами, получает неявный правительственный страховой полис, не только в виде рекомендуемых дотаций, но и в виде доступа к дешевым кредитам и многого другого, в том числе и того, что не учтено в исследовании МВФ, вроде стимулов к проведению рискованных финансовых операций, очень выгодных в краткосрочной перспективе, ведь если что-то пойдет не так, то налогоплательщик всегда готов прийти на помощь. Bloomberg Businessweek оценил скрытые субсидии налогоплательщиков в более чем 80 миллиардов долларов в год.
С. Д. П.: Многое было сказано и написано по поводу экономического неравенства. Экономическое неравенство в современную капиталистическую эпоху очень отличается от того, что было в другие периоды американской истории после отмены рабства?
Н. Х.: Неравенство современного периода является почти беспрецедентным. Если вы посмотрите на общее неравенство, то наше время является одним из худших периодов американской истории. Однако если вы посмотрите более внимательно на неравенство, вы увидите, что оно происходит из-за богатства, которое находится в руках крошечной части населения. В американской истории были периоды, например «позолоченный век» 1920-х и мятежные 1990-е годы, когда происходило нечто подобное. Но нынешний период является необычным, поскольку неравенство происходит из-за сверхбогатства. В буквальном смысле — из-за чуть более 0,1 % сверхбогатых. Это не только крайне несправедливо само по себе, но и представляет собой положение дел, которое имеет разрушительное влияние на демократию и образ приличного общества.
С. Д. П.: Что все это значит с точки зрения американской мечты? Она мертва?
Н. Х.: Смысл «американской мечты» заключался в социальной мобильности. Ты родился в бедной семье, но смог выбраться из нищеты благодаря упорному труду и обеспечить лучшее будущее для своих детей. [Некоторым работникам] удалось найти достойную и высокооплачиваемую работу, купить дом, машину и платить за образование ребенка. Все это рухнуло, и у нас не должно быть слишком много иллюзий о том, когда это было отчасти реально. Сегодня социальная мобильность в США ниже, чем в других богатых обществах.
С. Д. П.: Получается, что в США демократия только на словах?
Н. Х.: США претендуют на то, чтобы быть демократией, но они очевидно стали чем-то вроде плутократии, хотя, по сравнительным критериям, остаются до сих пор открытым и свободным обществом. Но давайте выясним, что такое демократия. При демократии общество оказывает влияние на политику, а правительство приводит в исполнение то, что определено обществом. Правительство США по большей части проводит меры, которые удовлетворяют корпоративным и финансовым интересам. Важно также понимать, что привилегированные и власть имущие слои общества по вполне понятным причинам никогда не любили демократию. Демократия передает власть в руки населения и отнимает ее у них. В действительности привилегированные и властные классы этой страны всегда стремились найти пути ограничения власти, чтобы она не могла быть передана населению, и в этом отношении ничего не изменилось.
С. Д. П.: Концентрация богатства приводит к концентрации власти. Я думаю, это неоспоримый факт. И поскольку капитализм в конечном счете всегда приводит к концентрации богатства, не следует ли отсюда, что капитализм противоречит демократии?
Н. Х.: Концентрация богатства, естественно, приводит к концентрации власти, что, в свою очередь, направляет законодательство в пользу интересов богатых и сильных, тем самым еще больше повышая концентрацию власти и богатства. Различные политические меры, такие как фискальная политика, дерегуляция, и правила корпоративного управления предназначены для усиления концентрации богатства и власти. Это мы и наблюдаем в неолиберальную эпоху. Это замкнутый круг, постоянно прогрессирующий. Государство существует, чтобы обеспечивать безопасность и поддержку интересов привилегированных и могущественных слоев общества, в то время как остальной части населения остается переживать жестокую реальность капитализма. Социализм для богатых, капитализм для бедных.
Так что да, в этом смысле капитализм действительно работает на подрыв демократии. Однако то, что только что было обозначено — порочный круг концентрации власти и богатства, — столь не ново, что было описано еще Адамом Смитом в 1776 году. В своем знаменитом трактате «О богатстве народов» он говорит что в Англии люди, которые руководят обществом — в его дни купцы и владельцы мануфактур, — являются «главными архитекторами политики». И они уверены, что их интересы очень хорошо защищены, однако политика, которую они отстаивают и проводят через правительство по отношению к народу Англии или другим народам, имеет тяжелые последствия.
Не торговцы и владельцы мануфактур сейчас управляют обществом и диктуют политику. На их место пришли финансовые институты и транснациональные корпорации. Сегодня они являются группами, которые Адам Смит назвал хозяевами человечества. И они также следуют отвратительному принципу, который он сформулировал: «Все для себя и ничего для остальных». Они будут проводить политику в своих интересах и во вред всем остальным, потому что капиталистические интересы требуют от них этого. Такова природа системы. И при отсутствии общей народной реакции этим в значительной степени ограничивается все, что вы можете получить.
С. Д. П.: Давайте вернемся к идее американской мечты и поговорим о происхождении американской политической системы. Я думаю, она никогда не была предназначена быть демократической (на самом деле этот термин всегда используется для описания архитектуры американской политической системы, по сути «республиканской», которая сильно отличается от демократии, что хорошо понимали древние римляне), и всегда шла борьба за свободу и демократию снизу, которая продолжается и по сей день. В этом контексте не была ли американская мечта хотя бы частично основана на мифе?
Н. Х.: Конечно. На протяжении всей американской истории мы постоянно встречаемся со столкновением между стремлением к большей свободе и демократии, идущим снизу, и усилиями элиты удержать власть и господство. Она восходит ко временам основания страны, как вы сказали. «Отцы-основатели», даже Джеймс Мэдисон, главный создатель, который был таким же демократом, как и любая другая ведущая политическая фигура тех времен, чувствовал, что в США политическая система должна быть в руках богатых, потому что они являются «более ответственной группой людей». И таким образом, структура формальной конституционной системы передает больше полномочий в руки Сената, который в те времена не избирался. Он состоял из богатых людей, которые, как Мэдисон выразился, проявляли симпатию к обладанию богатством и частной собственностью.
Это становится понятно, когда читаешь дебаты Конституционного Конвента. Как сказал Мэдисон, одна из важнейших задач политического порядка заключается в необходимости «защитить меньшинство богатых от большинства». И у него были аргументы. Если бы все голосовали свободно, говорил он, большинство бедных могли бы собраться вместе и организоваться, чтобы отнять имущество у богатых. Что, добавил он, было бы очевидно несправедливо, поэтому конституционная система должна быть настроена на предотвращение демократии.
Напомним, что и Аристотель говорил нечто подобное в своей «Политике». Из всех политических систем он считает демократию лучшей. Но в подлинной демократии он видел ту же проблему, что и Мэдисон: она заключается в том, что бедные могут организоваться с целью отнять имущество у богатых. Решение, которое он предложил, однако, было в чем-то похоже на социальное государство, ориентированное на сокращение экономического неравенства. Другая альтернатива, к которой стремились «отцы-основатели», — это ослабление демократии.
Так называемая американская мечта всегда была отчасти основана на мифе, а отчасти на реальности. С начала XIX века и вплоть до недавнего времени представители рабочего класса, включая иммигрантов, надеялись на то, что их жизнь в американском обществе станет лучше благодаря упорному труду. И это было частично верно, хотя по большей части не распространялось на афроамериканцев, а женщин коснулось намного позже. Это более не кажется случайностью. Стагнация доходов населения, снижение уровня жизни, запредельный уровень долга и трудности в получении достойно оплачиваемой работы создали ощущение безысходности у многих американцев, которые начали смотреть на прошлое с некоторой ностальгией. В значительной степени этим объясняется рост симпатии к Дональду Трампу и привлекательность среди молодежи взглядов людей вроде Берни Сандерса.
С. Д. П.: После Второй мировой войны и почти до середины 1970-х годов в США двигались в сторону более эгалитарного общества и к большей свободе, несмотря на большое сопротивление и притеснения со стороны элиты и различных государственных учреждений. Что же случилось потом? Почему началось движение назад по сравнению с экономическим развитием послевоенной эпохи, породившее новый социально- экономический порядок, который можно называть неолиберализмом?
Н. Х.: Начиная с 1970-х годов, отчасти из-за экономического кризиса, который разразился в первые годы этого десятилетия, и падения нормы прибыли, а также отчасти из-за идеи, что демократия стала слишком распространенной, огромной, концентрированной и скоординированной, было начато наступление предпринимателей с целью отразить эгалитарные усилия послевоенной эпохи, которые только усилились с течением времени. Сама экономика ступила на путь финансиализации. Финансовые институты стали необычайно распространенными. К 2007 году, незадолго до кризиса, за который они несут немалую ответственность, корпоративная прибыль финансовых учреждений составила рекордные 40 %. Порочная связь между концентрацией капитала и властью усиливалась, а все богатства сосредоточивались в финансовом секторе. Политики, столкнувшиеся с ростом стоимости компаний, были спрятаны еще глубже в карманах богатых покровителей. И политики вознаградили их, приняв меры, благоприятные для Уолл-стрит и других мощных бизнес-игроков. На протяжении этого периода мы вновь встречаемся с формой классовой борьбы, развязанной бизнесом против трудового народа и бедных, наряду с сознательной попыткой отбросить завоевания предыдущих десятилетий.
С. Д. П.: Если Трамп — ныне избранный президент, можно ли считать политическую революцию Берни Сандерса завершенной?
Н. Х.: Это еще предстоит определить нам и другим. «Политическая революция» Сандерса была весьма примечательным явлением. Я, конечно, был удивлен и рад. Но мы должны помнить, что термин «революция» несколько вводит в заблуждение. Сандерс — честный и убежденный сторонник Нового курса. Его политика почти не удивила бы Эйзенхауэра. Тот факт, что он считал ее «радикальной», говорит нам о том, насколько элита в неолиберальный период успела сместиться вправо. У Сандерса было несколько перспективных начинаний, таких как движение за обновление Конгресса и ряд других. Могут и должны предприниматься усилия по созданию подлинно независимой левой партии, которая бы не просто появлялась один раз в четыре года, а работала бы постоянно как с широкими массами населения, так и на электоральном уровне (все, от школьных досок до встреч в законодательных органах штатов) и задействовала бы все возможные способы. Возможностей много, и ставки очень высоки, особенно если мы обратим внимание на две огромные тени, которые нависли над всеми, — ядерная война и экологическая катастрофа, обе зловещие и требующие незамедлительных действий.
Хомский Н. Оптимизм вопреки отчаянию [пер. с англ. Д. С. Дамте]. — М.: РИПОЛ классик, 2018. — 288 с.
Добавить комментарий